Залидара Романова
Ростки под гнётом
Но Елена не могла остановиться. Где-то в глубине зала должна была быть правда, которую скрывали веками. Где-то среди этих книг должна была быть хоть одна, которая пролила бы свет на вопросы, которые не давали княгине уснуть уже много лет: почему магическая энергия в Меридиане находится в дефиците? Почему некоторые люди могут колдовать без использования элементов, а другие нет? Почему помещикам земель Меридиана нельзя обладать магическими способностями, и почему это является угрозой короне?
Едва сомнение закралось в мысли княгини, как в глубине библиотеки, где тени становились гуще, а воздух плотнее, раздался голос. Хриплый, натруженный, он звучал так, словно его обладатель прожил не одну жизнь, и каждая из них оставила отпечаток на его душе.
– В каком году было заключено дипломатическое соглашение между княгиней Рейной и генералом Алтусом? – раздалось сквозь тишину, густую, как старое вино.
Елена замерла. Голос, словно нитями, притянул её внимание. Она вслушивалась, затаив дыхание, стараясь разобрать каждую интонацию. Почти сразу ему ответил другой, совершенно иной голос – звонкий, детский, но полный недовольства и скуки:
– Э-э-э… Не помню.
Любопытство, как острый шип, кольнуло её. Кто мог находиться здесь, в сердце этой древней библиотеки, кроме неё? Елена медленно двинулась вперёд, стараясь ступать бесшумно. Тени от её свечи плавно скользили по стенам и переплётам, будто оживляя их. Она обошла несколько стеллажей. Каждый уголок, каждый ряд книг казался дышащим, наблюдавшим за помещицей. Тусклый свет, доносившийся из дальней части библиотеки, постепенно становился ярче, пока княгиня не приблизилась к нише, скрытой между двумя массивными колоннами.
Там свет от свечей был мягким и золотистым, но всё равно недостаточным, чтобы разогнать мрак, притаившийся в углах. На простом деревянном стуле, обтянутом тёмной кожей, сидел пожилой Просветитель. Его мантия песочного цвета, украшенная потускневшей золотой вышивкой, свисала с плеч, как тяжёлый плащ, скрывая почти всё тело. Капюшон глубокими складками закрывал лицо, оставляя лишь тень и проблеск седых волос, тонких и редких, словно серебряные нити.
Его руки, с узловатыми пальцами, сложенные перед ним, казались застывшими в вековой молитве. Лицо, покрытое морщинами, пряталось в полумраке, но даже так Елена могла различить в его чертах усталость, которая приходила лишь к тем, кто видел слишком много.
Рядом с ним, на низком стуле, сидела девочка лет семи. Её вьющиеся чёрные волосы, обрамлявшие миловидное личико, были украшены крошечной диадемкой, изящной и тонкой, словно созданной для куклы. Она покачивалась на стуле, раскачивая ножки в воздухе, и в её движениях читалось явное раздражение. Взгляд её глаз, тёмных и глубоких, был устремлён куда-то вниз, как у человека, чей разум далеко отсюда.
– А где Дерилор? – вдруг спросила девочка. Её голос стал тише, серьёзнее, и в нём зазвучала лёгкая печаль. – Я не видела его с тех пор, как мы попрощались с дедушкой…
Вопрос маленькой царевны, невинный и хрупкий, словно громом разорвал неподвижный воздух. Просветитель вздрогнул, его голова резко поднялась, а глаза, блеснувшие из-под густой тени капюшона, устремились в пространство ниши. Настороженный взгляд старца, полный скрытой тревоги, обшаривал каждый уголок, каждый стеллаж, будто в этом древнем хранилище знаний могли появиться враги.
Елена, стоявшая в нескольких шагах от них, почувствовала, как её тело превращается в камень. Она едва дышала, спрятавшись за высоким стеллажом, который казался не просто укрытием, а стеной. Сердце билось так громко и яростно, что, казалось, его звук мог прорезать тишину, и просветитель уличил бы присутствие княгини. Рука её судорожно сжала подсвечник, и в этот миг горячий воск, расплавленный до состояния кипящего масла, брызнул на пальцы. Жгучая боль вспыхнула в ладони. На миг её плечи вздрогнули, но Елена подавила рвущийся вскрик, лишь крепче сжав зубы. Свеча задрожала, а затем погасла. Теперь княгиню окружила кромешная тьма. Чёрный мрак обволакивал её, сжимал в своих липких объятиях, лишая не только света, но и уюта, который он обычно приносил.
Елена, стиснула кулак, где всё ещё оставались следы воска. Тишина вновь окутала зал, но теперь она была иной. Это было не привычное библиотечное молчание, наполненное шорохом страниц и редкими шагами. Это безмолвие было тяжёлым, как грозовое облако перед бурей.
Княгиня вслушивалась, превращаясь в слух, забывая о боли в пальцах, о темноте вокруг. Просветитель поднял голову, обвёл нишу взглядом, выискивавшим ненужных гостей.
Затаив дыхание, она ждала, что же произойдёт дальше, готовая услышать шёпот, крик или вопрос, который мог бы раскрыть её присутствие. Но вместо этого библиотека вновь погрузилась в зловещее, настороженное молчание.
– Никогда не задавай этих вопросов, Асенья. Поняла меня? – голос Просветителя прозвучал резко, отрезав любые протесты. Усталость, до этого сквозившая в его тоне, куда-то исчезла, уступив место чему-то иному. Тревога. Слово это, как колокольный звон, прозвучало в голове Елены, и она напряглась, чтобы не упустить ни одной интонации. – Ты – будущая Царица.
Едва он закончил, девчушка, сидевшая перед ним, дёрнулась так резко, что кресло заскрипело.
– Но я хочу знать, где мой старший брат! Я хочу его увидеть! Отпусти меня! – тон девочки был звонким и дерзким, но в нём звучало отчаяние. Она была похожа на маленькую птичку, что билась в клетке, отчаянно желая вырваться.
Елена прищурилась, пытаясь получше разглядеть их сквозь пыльный ряд свитков. Девочка с диадемкой на тёмных, вьющихся волосах резко дёрнула плечом, пытаясь освободиться от невидимых оков дисциплины. Но старец не дрогнул.
Он лишь медленно придвинул её стул обратно к столу, на котором хаотично лежали свитки, карты и пергаменты. Деревянные ножки кресла протяжно скрипнули по полу.
– Асенья, – произнёс он, всё так же невозмутимо, но его взгляд блеснул из-под тяжёлого капюшона. – Ты не выйдешь отсюда, пока не ответишь на мои вопросы.
Девочка выпрямилась, будто готовясь к новой атаке, но старик продолжил:
– Ты ведь не учила то, что я сказал.
Его голос вновь стал монотонным, тягучим, как капли дождя на крыше. Елене даже на мгновение захотелось зевнуть, настолько усыпляюще действовала эта манера речи. Она заметила, как царевна опустила плечи и отвернулась от старца, разочарованная.
Просветитель вновь задал вопрос:
– В каком году было заключено важное соглашение между княгиней Рейной и генералом Алтусом?
Девочка шумно вздохнула, бросив на старика взгляд, полный юношеской дерзости.
– Зачем мне это нужно? – резко ответила она. – Я что, без этого не стану Царицей?!
Елена, спрятавшаяся за стеллажом, невольно улыбнулась. Эта искренность, лишённая политической вуали, казалась почти освежающей. Но её улыбка быстро угасла, когда Просветитель, не моргнув глазом, ответил:
– Станешь, – сказал он так, будто бросил камень в воду, и его слова раскатились эхом по тишине. – Но необходимо знать историю своей страны, чтобы быть хорошей Царицей, а не только просиживать своё место!
Его тон был непоколебимым, как каменная плита, но в нём не было злости, лишь строгость, подпитанная знанием и опытом.
– Двадцать пять лет назад, в двести пятнадцатом году от создания Меридиана, генерал Алтус прибыл в Западные Земли с миротворческой миссией. Его приняла княгиня Рейна, – голос старика наполнился глубокой важностью, словно он сам вновь переживал те события. – И они подписали соглашение о взаимной помощи Запада, Юга и Севера. Тогда княжества нуждались в ресурсах, и этот союз помог им восстановить силы.
Елена прижалась к стеллажу, вслушиваясь в каждое слово. Имя матери, упомянутое так случайно, больно кольнуло. Она невольно напряглась, будто хотела выбежать и потребовать ответа, но вместо этого осталась в тени, прячась.
Просветитель снова обратил свой взгляд на девочку.
– А теперь, пред Отцом и Матерью, покажи мне, что ты не совсем глупа, как о тебе говорят. Ответь мне: в каком году окончилась Великая Война и как именно?
Его голос был строг, но за этой строгостью скрывалась неподдельная забота, как будто он действительно хотел, чтобы девочка выросла не просто Царицей, но кем-то большим.
Асенья тяжело вздохнула и отчеканила выученные из книг слова:
– В первые Великие Годы с даты создания Меридиана оставшиеся племена в западной части совершили вероломное нападение на Столицу. К ним присоединился первый помещик Запада. Царь Селий прибегнул тогда к магии и сжег владения племен в назидание остальным Князьям. Магического потенциала было потрачено столь много, что энергию никто не может восстановить до сих пор. Победа ознаменовалась полноценным присоединением Запада к Меридиану, а также подписанием первым князем запада капитуляции, которую принял Царь Селий.
– Видишь? Ты умная дева, не только запомнила даты, но и рассказала мне о самом важном событии в нашем Государстве! Что тебе стоит запомнить дату дипломатического соглашения? – хлопнул в ладони седовласый Просветитель.
Княгиня, сдерживая дыхание, осторожно поставила подсвечник на ближайшую полку. Её пальцы дрожали. Губы помещицы приоткрылись, но ни звука не сорвалось. На побелевшем лице отражались удивление и негодование. Её зелёные глаза, обычно спокойные, расширились, словно пытались вобрать в себя весь поток мыслей и воспоминаний, нахлынувший внезапной волной.
Елена чувствовала, как внутренний вихрь пробудил давно забытые образы. Воспоминание возникло в её сознании ярко, почти осязаемо, как будто кто-то неожиданно распахнул дверь в прошлое. Тот день, двадцать пять лет назад…
***
На земле Меридиана развернулась братоубийственная война. По одну сторону баррикад находились Северные и Южные части государства во главе с помещиками Крессеном и Квентином, приверженцами старого порядка патриархата. По другую сторону – Чёрный легион – армия повстанцев, истинных свободолюбивых выходцев Запада, не желавших подчиняться законам, что пытались продвинуть враги, потворствовавшие диктатуре.
Цепочка событий, которые привели к гражданской войне, началась во время инцидента в Капитолии, когда Княгиня Рейна выплеснула уготованное для нее отравленное вино в лицо одному из находившихся в тот момент в тронном зале. Кислота, содержавшаяся в напитке, тотчас начала разъедать кожу человека. По огромному залу царского замка прокатились истошные вопли. Придворная слуга, приставленная к Рейне помещиком Крессеном, стала жертвой своего же хозяина.
Царь Меридиана Ланн, известный на тот момент своим миролюбием и лояльным отношением к Княгине Рейне, поспособствовал тому, чтобы она вернулась домой цела и невредима. Однако, помещик Севера счел оскорблением данный поступок, а самого Царя в тайне обвинял в государственной измене. И позднее, именно Крессен поспособствует тому, чтобы здоровье Царя ухудшилось, и на престол взошел его сын, Эгрон, разделяющий взгляды помещиков Севера и Юга…
– Госпожа, враг у ворот! Солдаты юга и севера движутся сюда! – по тронному залу Чёрного замка пронесся крик Эсмиры – служанки, что собирала цветы в небольшом саду внутреннего двора.
Рейна, верно, вздрогнула внутри, однако показывать своего волнения княгиня Запада не спешила. Белокурая дева обвела взглядом своих слуг и взглянула на шкуру саблезуба, лежавшую пред ее ногами. Шерсть зверя отливала серебром в лучах утреннего солнца. Она знала, что рано или поздно за нею явятся разъяренные помещики. Вопрос был лишь в том – когда.
Силы не были равными. Численность Черного легиона и противоборствующих ему солдат сначала была одинакова. Но если враг уже оказался почти у ворот замка, значит, Генерал Пейт был убит, и два отряда уже отдали свои жизни. Придворные слуги ждали от нее решения. Лязг мечей становился все отчетливее, все громче, а боевые возгласы, сотрясавшие воздух, заставляли Эсмиру вздрагивать каждый раз, как она слышала победные крики. Угловатое лицо служанки, обычно смуглое от поцелуев солнца, вмиг обрело серый оттенок страха, а в темных глазах девушки Княгиня увидела тревогу. Рейна спокойно привстала со своего трона и направилась в сторону главных ворот.
– Госпожа, – воззвала к княгине Эсмира, цепко ухватившись тонкими пальцами за невесомую броню, что Рейна носила чаще платьев.
– Спустись в катакомбы, – Рейна остановилась и спокойно обратилась к деве, едва касаясь ладонью ее щеки. – Постучи три раза и выжди. Тебе ответят. Затем стукни еще один раз.
Как бы княгиня ни желала проломить броню каждого вражеского солдата и выбросить северян с южанами за главные ворота, словно непотребный скот, она понимала, что одна не сможет справиться. Единственное, что осталось в её силах – воззвать к Шепоту. Какова бы ни была цена.
– Я согласен биться! – заявил долговязый юноша в кузнецкой одежде, стоявший у ворот. В руке его покоился самодельный меч, готовый в любой момент отправиться в грудь неприятелю. Но сам он дрожал, точно осиновый лист на ветру. Большими светлыми глазами он решительно смотрел на свою Госпожу, готовый в любой момент сорваться с места и побежать навстречу вражеским копьям.
– Это очень ценно, Хейдрал, но позаботься о Елене. Она моя наследница, и должна выжить в случае, если мы проиграем, – произнесла Рейна и направилась в сторону ворот. Еще сидя на троне, до нее доносился лязг мечей и боевой клич солдат. Еще сидя на троне, она слышала, как враг ворвался на территорию её земли, громогласно скандируя «Сдавайся, Западная дрянь!» и отчеканивая свой шаг. Отбивая множественные набеги и атаки со стороны недружественных частей Меридиана, она была уверена, что выиграет и эту битву, но готова была к любому ее исходу.
Лязг стали становился громче, едва Рейна шагнула за пределы Чёрного замка. Перед её глазами развернулась картина ожесточённой битвы: сотни солдат сражались на главной площади, превращённой в поле боя. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь серую завесу дыма, блестели на окровавленных лезвиях и доспехах. Грохот щитов, вопли раненых и боевые кличи сливались в хаотичную симфонию войны.
Но Черный Легион, оставшийся без своего генерала Пейта, едва сдерживал натиск. Северяне, сильные и безжалостные, прорвали стену из щитов. Среди них мелькали солдаты Юга, их лица были искажены гримасами ярости. Они устремились прямо к Рейне, сжимая в руках окровавленные мечи.
Княгиня стояла у массивных деревянных ворот, её взгляд оставался холодным и непроницаемым. Она спокойно вытянула руку и вытащила оружие из ножен, его лезвие блеснуло в свете умирающего дня.
– Никак сама Белая Волчица сдаётся в плен? – раздался хриплый, издевательский голос.
Перед ней оказался Генерал Алтус, высокий и широкоплечий, с рыжими, всклокоченными волосами, спадавшими на лицо. Его улыбка была сальной, а глаза горели безумием. Он слегка вдавил острие меча в шею Рейны, и тонкая багровая дорожка заструилась по её коже.
– Почётно будет видеть, как легенда Запада падёт передо мной, – проговорил он, жадно глядя на каплю крови, стекающую по его клинку.
Но Рейна была невозмутима.
– И смерти нет почётней той, что ты принять готов за пращуров своих, за храмы своих богов, – её голос звучал твёрдо, а глаза вспыхнули гневом.
Словно хищница, княгиня резко вывернулась, ухватившись за локоть врага. Хруст костей и дикий крик генерала сопровождали её движение. Алтус пошатнулся, а его оружие тут же оказалось в руках Рейны.
Она приставила кинжал к его шее, её взгляд был ледяным, а голос – тихим, но убийственным:
– Готов ли ты принять её, солдат?
Княгиня не дрогнула. Одним быстрым движением она вонзила клинок в его горло. Багровый поток хлынул из раны, забрызгав её лицо. Алтус захрипел, его глаза закатились, и он рухнул на землю, как подрубленное дерево.
Битва продолжалась, словно разъярённая буря, что разрывает небеса и рушит горы. Клинки блестели молниями, а земля под ногами воинов пропитывалась кровью, становясь скользкой, как лёд. Каждый удар оружия эхом отдавался в груди, гулким и зловещим напоминанием о смертельной игре, что велась на площади перед Чёрным замком.
Рейна стояла в самом сердце этого хаоса, грациозная и смертельно опасная, как хищница. Её движения были точными и быстрыми, словно волна, разбивающаяся о скалы. Один взмах меча – и противник падал, не успев осознать, что смертельный удар настиг его. Каждый её шаг был танцем, каждый выпад – искусством, отточенным годами тренировок.
Солдаты Северян и Южан окружали её, их клинки сверкали, как хищные зубы, готовые разорвать добычу. Но ни один не достиг её. Она уклонялась, будто предугадывая каждый удар, а её меч выискивал слабые места в доспехах врагов, оставляя за собой лишь багровые линии ран.
– За честь! За совесть! За веру! – внезапно раздался боевой клич, сильный, как рёв грома.
Рейна подняла голову. На фоне холмов, обрамлённых кроваво-красным закатом, она увидела черных всадников, мчавшихся галопом. Остатки Черного Легиона, истощённые и израненные, спешили на помощь своей Владычице. Их черные доспехи блестели, покрытые пылью и кровью, но в их сердцах горела решимость.
Однако их было слишком мало. Едва ли они могли переломить ход этой жестокой битвы. И тогда…
Земля под ногами Рейны и её врагов вдруг содрогнулась, как будто пробудился древний зверь. Лёгкий шёпот прокатился по полю, становясь всё громче и яснее, заполняя воздух мистической энергией. Деревья склонились к земле, их кроны закачались, будто кланяясь неведомой силе.
Из глубин Чёрного замка вырвалась волна. Она пронеслась по площади, словно гнев древних богов, сметая всё на своём пути. Северяне и Южане, кто стоял с оружием в руках, вдруг замерли. Их лица исказились от ужаса, а потом они падали один за другим, хватаясь за головы. В их глазах отражались голоса, что звучали прямо в их сознании, сжигая разум.
Рейна стояла, поражённая зрелищем. Её дыхание было частым и глубоким, но она не дрогнула. Волна прошла мимо неё, не причиняя вреда. Она почувствовала, как невидимая сила обняла её и защитила, словно сама земля признала в ней свою хозяйку. Черный замок остался нетронутым. Его стены стояли гордо, и ни один камень не обрушился.
Рейна запрокинула голову к небесам, её лицо освещалось лучами, пробивающимися сквозь рваные облака. Её глаза сияли торжеством.
– За честь! За совесть! За веру! – громко прокричала она, и её голос эхом отозвался по опустевшей площади.
Её клич подхватили уцелевшие солдаты Черного Легиона. Их голоса слились в единый рёв, их мечи поднялись к небу, блестя в лучах заката. А потом, один за другим, они опустили оружие, вонзая клинки в землю. Это был древний обряд Запада, символизировавший конец битвы, знак того, что земля снова свободна.
Рейна, тяжело дыша, обвела взглядом поле боя. Её светлые волосы, спутанные и грязные, прилипли к лицу, но она стояла, как воплощение триумфа. Её плечи, хоть и тяжёлые от усталости, были прямыми, а на губах играла едва заметная улыбка. Силы Отца и Матери были на её стороне. Она чувствовала их присутствие, как тепло на своей коже. Они благословили её победу.
Вернувшись в покои, княгиня чувствовала, как усталость тяжёлым грузом легла на плечи. Она была грязна, в крови врагов и собственной, но её движения оставались уверенными. Сняв доспехи, она осталась в простой синей рубашке. Её мокрые от пота и грязи волосы липли к лицу.
На широком княжеском ложе, среди мягких шёлковых простыней, покоился свиток. Рядом с ним, будто случайно оброненный, лежал цветок белоснежной лилии. Едва заметное движение воздуха заставило лепестки вздрогнуть, и нежный, чуть горьковатый аромат наполнил покои, мягко окутав их тонким, призрачным шлейфом.
Рейна замерла на пороге, её взгляд задержался на цветке. Лилии. Она всегда любила их – символ чистоты, благородства… и, как говорили старые женщины, символ печали.
Белая Волчица протянула руку и взяла свиток. Тёмные пятна крови, засохшие на её пальцах, грозили оставить следы на пергаменте, но было уже поздно думать об этом. Княгиня знала почерк, открывшийся перед глазами. Размашистый, нервный, будто скачущий по поверхности бумаги.
Рейна вчитывалась, замерев. Её пальцы сжались вокруг пергамента.
«Ты говорила, что нет никакого Предназначения. Но Шепот считает иначе. Я не в силах этому противиться. Знай, что это не моя прихоть. Предназначение для любого Шепчущего – его Владыка. Перст судьбы коснулся меня в тот момент, когда я преклонил перед тобой колено. Моя жизнь всецело зависит от твоей судьбы.»
Княгиня без колебаний бросила пергамент в пламя. Письма от этого адресата, который был ей так знаком, она не держала у себя – это нарушало законы. Однако, в момент, когда огонь охватил пергамент, и тот начал искриться и таять, на губах её появилась таинственная, едва заметная улыбка. Она держала в руках белоснежный цветок, тихо проводя лепестками по своим губам, словно наслаждаясь моментом.
Вдруг дверь распахнулась, и в опочивальню вбежала маленькая княжна. Её светлые кудри развевались, а глаза, полные страха, сверкали зелёным огнём. Её шаги были быстрыми, а сердце било в груди с такой силой, как будто она была готова вскочить на бегу. Рейна, увидев дочь, мгновенно распахнула свои объятия. Она опустилась на одно колено, крепко прижимая малышку к своему сердцу и поглаживая окровавленными пальцами по светлым волосам.
– Все закончилось, моя девочка. Всё хорошо, – прошептала княгиня, словно заверяя её, что мир больше не таил в себе угроз.
– Я так испугалась, матушка! – прошептала маленькая Елена, её глаза затуманились от слёз. – Они кричали так громко! Я видела, как солдаты дрались! Я видела, как ты дралась! Ты могла погибнуть!
Маленькая княжна сжала кулачки и вжалась в синюю рубашку матери. Рейна, не в силах сдержать чувство боли и любви, прижала её ещё крепче.
– Всё хорошо. Ты ведь была с Хейдралом? – улыбнулась дочери княгиня, обхватив ладонями ангельское личико, на котором видны были мокрые дорожки слез.
– Да, матушка!
– А он никогда не даст тебя в обиду. – продолжала Рейна, её голос стал чуть более уверенным, когда она заметила молодого воителя, стоявшего в дверях. Он был весь в пыли и крови, рубашка его была порвана, а волосы взъерошены. Но Рейна не могла сдержать улыбку, глядя на него.
– Сильно сопротивлялась?
– Госпожа, да она дралась, как самый яростный зверь во всей округе! – крикнул Хейдрал, потирая локоть, на котором остались ссадины. – А еще… Воздух затрясся, когда она завопила, смотря на то, как Вы деретесь. Клянусь Отцом и Матерью, меня отбросило от нее, я спиной в стену вписался!
С губ помещицы в одночасье слетела улыбка. Рейна напряглась так, что её сердце, казалось, остановилось. Слова юного воина о том, как воздух сотрясался от крика Елены, вызвали в ней всплеск тревоги. Она едва подавила свой страх. Хейдрал, даже не осознавая того, вскользь упомянул магию, и для Рейны это было на грани того, что ей ни за что нельзя было допустить.
С мгновенной решимостью и холодным спокойствием, княгиня прижала дочь к себе, обхватив её голову окровавленными пальцами, словно защищая её от окружающего мира. Её глаза, как два изумрудных огня, мгновенно метнулись в сторону молодого воина, проникая в его душу, заставляя его почувствовать, как тяжёлое молчание окружало их.
– Я не удивлена, что она сопротивлялась, – произнесла Рейна сдержанно, стараясь скрыть внутренние страхи. Она была уставшей, но её голос звучал осторожно и уверенно, как будто не было ничего важнее её воли. – Ведь это моя дочь…
Она замедлила дыхание, погладив малышку по спине, и продолжила. Медленно и осторожно, как если бы каждое слово было оружием, с которым нужно обращаться очень деликатно.
– Но это не её рук дело. Мне пришлось прибегнуть к помощи, и, возможно, тебя это немного задело. Прошу за то прощения.
Её глаза, полные тревоги, не оставляли сомнений: Хейдрал не должен был продолжать разговор о магии.
***
Лишь после того дня, в двести пятнадцатом году от создания Меридиана, когда войска Юга и Севера были разбиты силой Шёпота – могучей тайной, раскрытой лишь элитным шпионам Чёрного Замка – между землями Меридиана смогло наступить долгожданное перемирие. Этот день стал поворотным, но лишь потому, что на поле битвы победу одержал Запад. О помощи, о союзах речи не шло. Все, что было заключено после, это лишь хрупкое мировое соглашение, которое держалось на острие ножа, балансируя между ненавистью и недоверием.
Чёрный легион
Жар от печи лениво прогревал холодный каменный пол, заполняя кухню мягким, уютным теплом. Пламя, скрытое за массивной чугунной дверцей, потрескивало, облизывая сочные куски баранины, что медленно томились на огне. Аромат подрумянившегося мяса был настолько густым и насыщенным, что, казалось, мог пробраться в самые потаённые уголки замка, выманивая из них не только голодную прислугу, но и саму княжескую знать – прямо к дубовому столу. Массивному, что за ним с лёгкостью мог бы разместиться целый отряд из двух дюжин закалённых в битвах воинов.
Янка, сноровисто орудуя деревянной ложкой, посыпала мясо травами – сушёными, ароматными, собранными прямо во внутреннем дворе замка. Каждое утро эти травы приносил ей сын – темноволосый мальчишка с озорными глазами. Завёрнутые стебли он заботливо укладывал в большой белый платок. Байеку недавно исполнилось шесть, но он уже был непоседлив, как дикий ветер. В отличие от сверстников, которых с трудом можно было оттащить от материной юбки, его и воз из шести лошадей не удержал бы на месте. Он исчезал, как только солнце поднималось над башнями, и целыми днями исследовал запутанные коридоры, скрытые лестницы и тёмные галереи, превращая древний замок в собственное королевство приключений.
В одно такое приключение он однажды и попал, наткнувшись на княгиню Елену в то время, пока она выходила из подземелий, в которые – естественно – сыну кухарки вход был строго-настрого запрещен. Байек подумал, что княгиня попала в беду, заметив на ее руке глубокий порез, из которого струйкой сочилась кровь. Но сама дева даже не всхлипнула, не расплакалась, а лишь кинула на мальчишку холодный взгляд своих изумрудных глаз, мерцавших при приглушенном свете факелов. Ох и получил же он тогда от матери мокрым полотенцем, да по причинному месту. Потом еще долго-долго всё саднило. Янка, натаскавшаяся на кухне тяжелых котлов, не смогла сдержать свою силу. И долго отчитывала сына, почти до самого утра. Во-первых, за то, что ночью выбежал из покоев, а во-вторых, за то, что захотел проникнуть в то место, куда дорога для всех, кроме княгини, заказана. С тех пор Байек продолжил свои исследования замка где угодно, кроме подземелий, решив оставить их на потом.
«Однажды я обязательно туда проберусь! И никто ничего мне не скажет!» – думалось мальчишке всякий раз, как взгляд его небесно-голубых глаз падал на черную железную дверь в самом углу приемного зала, которую никто и никогда, как ему казалось, не замечал. На ней были высечены странные символы, а вместо ручки там ютилась лишь замочная скважина. Скрывался проход в подземелья за расписным гобеленом, на котором застыла в полете Жар-птица. Казалось, вот-вот, и она вынырнет из шпалеры, да взмоет ввысь, разобьет круглый витраж прямо над княжеским троном, и улетит вдаль.
– Мама, я принес, – гордо произнес мальчишка, поднося кухарке белоснежный сверток, в котором сегодня оказалось больше трав, чем когда-либо. И ожидал, конечно же, похвалы. – Я все-все-все собрал! А почему так много нужно было собрать?
Янка, круглолицая, ловкая, с вечно закатанными рукавами, подхватила платок и, аккуратно развязывая узел, вытянула из него душистые стебли. Крепкие пальцы привычно перебрали свежие листья, прежде чем развесить их над печью, где уже потрескивал огонь.
– Сегодня будет пир, – пояснила она, не отрываясь от дела. – Генерал Хейдрал возвращается из похода.
Байек ахнул. Восторг в его глазах вспыхнул, как пламя в очаге. Мальчишка всегда с замиранием сердца смотрел на то, как генерал въезжал на своем черном, как ночь, коне прямиком в главные ворота замка после своих военных походов. Пышная грива скакуна отливала при свете солнца холодом, а если приезжал Хейдрал в ночь – то словно верхом на тени шествовал он по выложенной камнем дороге прямиком к замку, где, непременно, встречали его княгиня Елена, князь Еферий и супруга генерала.
Точно назойливая мошка, начал мальчишка кружить вокруг матери, да хлопать ладошами по шершавой поверхности стола.
– А как скоро он возвращается? А где он был в этот раз? А куда он ездил?
– Байек! – хлопнув полотенцем по столу, Янка посмотрела пристально на сына, вложив в свой взгляд всю серьезность, на которую только оказалась способна, и следом тут же улыбнулась. – Сам все и узнаешь. Князь обо всем объявит, как только сапог генерала коснется площади. Он вернется после полудня.
Все оставшееся до прибытия генерала время Байек словно не находил себе места. Ему не сиделось спокойно: он крутился вокруг матери, успел подпалить бедро кабана на вертеле, чем немало разозлил Янку. Кухарка, не терпевшая беспорядка на своей территории, прогнала его прочь, предварительно отшлёпав мокрым полотенцем. Поглаживая обиженное место на своих потёртых тряпичных штанах, мальчик побрел к своему тайному убежищу – воротам, ведущим в Западный дворец.
Сын кухарки знал этот путь так хорошо, что мог бы проделать его даже с завязанными глазами. Не раз и не два он карабкался на крышу над часовыми, преодолевая путь с лёгкостью уличного кота, но каждый раз это ощущалось как приключение. Мальчишка упёрся босыми ступнями в грубый, тёплый от солнца камень и потянулся вверх, нащупывая пальцами знакомые выступы. Каменная кладка, старая, потрескавшаяся, но надёжная, словно сама предлагала ему опору, помогая продвигаться выше. Он подался вперёд, перебрасывая вес на руки, и с силой подтянулся, чувствуя, как натуживаются худые, но крепкие мышцы.
Выше, ещё выше.
Пальцы нащупали выступ – небольшой, едва заметный, но мальчишка знал о нём. Байек залез на него, прислонился спиной к стене и, удерживая равновесие, нащупал ногами следующую опору. Сердце билось быстро, но не от страха – от восторга. Наконец, он дотянулся до толстой лианы, оплетающей стену. Она была прохладной и влажной под ладонями, но держалась крепко. Байек обхватил её обеими руками и, уперевшись ногами в стену, взмыл вверх, словно сорвавшийся стрелой с натянутой тетивы.
Осталось лишь последнее усилие.
Он вытянул руку, ухватился за карниз, подтянулся и, лёгким рывком, перекинул своё худощавое тельце на крышу. Чёрная черепица встретила его привычным скользким блеском, но сорванец уже умел балансировать, знал, где опасно оступиться, а где можно устроиться поудобнее. Он выпрямился, стоя теперь над часовыми, невидимый для них, и взглянул на горизонт.