полная версия

Зоя Соколова
Хосе Марти и Мануэль Сангили

Полная версия

В этот же, особенно тяжкий для Марти период, его спасала работа. Он много пишет (в том числе на английском и французском языках). Его статьи и корреспонденции появляются и в аргентинской «La Nacion» и в венесуэльской «La Opinion Nacional». По приезде в Венесуэлу ему удается получить преподавательскую работу в двух столичных колледжах, он читает лекции перед широкой аудиторией, завязывает дружеские отношения с местной интеллигенцией, начинает издание собственной газеты «La Revista Venezolana». Правда успел выпустить всего два номера. На его жизненном пути вновь появился очередной диктатор. Издание кубинского эмигранта не могло не вызвать сразу же недовольство президента Венесуэлы Г. Бланко, генерала, изображавшего из себя либерала, мецената и покровителя наук и искусства, но в жизни и в политике бывшего заурядным диктатором с примитивными взглядами. Газета Марти стала для него тем более нетерпимой, что на ее страницах не только не было материалов, которые воспевали бы «правителя-либерала» и на публикации которых он беззастенчиво и неоднократно настаивал, но и появилась статья-некролог в честь известного в стране гуманиста С.Акоста, который не раз упрекал генерала в узурпации власти и открыто выражал нежелание признавать его режим. Марти во избежание ареста, как он признался, «в спешном порядке» покинул страну и возвратился в Нью-Йорк, хотя и продолжал сотрудничество с каракасской «La Opinion Nacional», на страницах которой он, как писал один из руководителей компартии Кубы Хуан Маринельо, «меньше чем за восемь месяцев дает портреты пятисот с лишним современников, почти всех увековечив в самых характерных чертах»¹⁹¹.

В напряженной жизни Марти не было другого такого плодотворного периода, как время эмигрантской жизни в США, ни по насыщенности его разносторонней деятельности, ни по целеустремленности его действий, ни по стремительности и интенсивности эволюции его жизненных принципов и всего мировоззрения в целом. Все свидетельствует о выдающихся качествах Марти – человека, личности, мыслителя, творца, художника и борца за реализацию выношенных в ходе собственной эволюции идей. Основное место в его творчестве на данном этапе отводится разработке концепции суверенитета Кубы и суверенности в целом латиноамериканского региона в условиях все большего нарастания экспансионистских устремлений Вашингтона.

4.2. Марти познает Соединенные Штаты Америки

Хосе Марти впервые ступил на землю США 3 января 1880 г. по прибытии в Нью-Йорк. Вскоре на страницах нью-йоркского еженедельника «Аур» («Час») появились его «Впечатления об Америке».

«Ни в одной стране мира, где мне довелось побывать, меня ничто по-настоящему не поражало. Здесь же я был поражен. Я приехал сюда в один из тех летних дней, когда лица людей, спешащих по своим делам, чем-то напоминают вулканы, бурлящие источники энергии. … Они все время куда-то спешат, что-то покупают, что-то продают, обливаются потом, работают, чего-то добиваются. Никто из них не останавливается, чтобы спокойно постоять на углу, ни одна дверь не закрывается хоть на минуту, никто не пребывает в бездействии. И я склонился в поклоне и с уважением посмотрел на этот народ. … Одним словом, я попал в страну, где все люди кажутся хозяевами своей судьбы…»¹⁹².

В своем же последнем письме мексиканскому другу Мануэлю Меркадо, датированном 18 мая 1895 г., он напишет: «Я жил в недрах чудовища, и знаю его нутро; в руках моих праща Давида»¹⁹³.

Такой контраст! И всего за пятнадцать лет!

В действительности Марти посвятил этой стране не одну тысячу страниц¹⁹⁴. Хуан Маринельо в год столетия Марти писал: «По общему мнению не существует более точного и полного изображения Соединенных Штатов 1880 – 1895 годов, чем то, которое было дано в многочисленных статьях и исследованиях Хосе Марти, посвященных американской жизни. Его хроника, касающаяся всех аспектов американской действительности, представляет собой лучшую характеристику этого важного этапа в истории Соединенных Штатов. В своих работах, посвященных Соединенным Штатам, Хосе Марти восхищается способностями американского народа и в то же время разоблачает все махинации хищников американского капитализма, который тогда уже управлял всеми действиями вашингтонского правительства»¹⁹⁵.

Наиболее наглядно Соединенные Штаты представлены в «Североамериканских сценах», составивших четыре тома полного собрания сочинений Марти. От пытливых глаз журналиста американская действительность не могла скрыть свои язвы. Но поиск их никак не был самоцелью для активной, настроенной на гуманистический лад мысли Марти. Безгранично его желание видеть счастье вокруг себя. И в очерке «Кони-Айленд» он пишет: «Еще ни одна страна за всю историю человечества не достигала такого сказочного процветания, какого достигли Соединенные Штаты Америки…»; «…еще никогда и нигде на земле народ не казался таким счастливым, хорошо одетым, веселым, бодрым; никогда и нигде не был исполнен такой бьющей через край энергии и занят столь усердным и плодотворным трудом…». Но эти наблюдения он фиксирует под аккомпанемент зарождающейся в его душе тревоги: «Время покажет, сколь глубоки были корни этого цветущего дерева и что прочнее связует народ воедино: общее горе и совместно принесенные жертвы или одинаковое для всех стремление к наживе. Только время покажет не зреют ли в недрах этой гигантской, поразительной страны силы чудовищного зла и разрушения и не очерствела ли, не поддалась ли растлению душа народа, в жизни которого отсутствовало облагораживающее женское начало, этот источник чувства прекрасного и черта, придающая законченность национальному характеру»¹⁹⁶.

Марти встревожен тем, что душа североамериканца «не ведает иных страстей, кроме жажды богатства»¹⁹⁷. И наблюдает он за проявлением этой страсти, как бы пропуская ее через свое мировосприятие и собственную душу. «Нам, латиноамериканцам, – пишет он, – точно так же, как и другим народам, снедает душу демон высоких стремлений; он пробуждает в нас ненасытную жажду идеальной любви и гордой славы; но едва только мы достигнем желанного идеала, едва только, упоенные восторгом, схватим за крылья, словно орла, свою осуществленную грезу, как уже новое беспокойство овладевает нами, и мы загораемся новой честолюбивой мечтой, и новая страсть обуревает нас, вселяя в душу новые неутолимые желания, – мы держим в руках плененного орла, но из него внезапно выпархивает на свободу легкокрылый мотылек и, точно поддразнивая нас, устремляется вперед, – и мы как зачарованные следуем за его капризным полетом»¹⁹⁸. Заканчивает он эту мысль раздумьями о том, что заброшенному сюда судьбой латиноамериканцу «страшно становится…в этой стране, громадной – и нищей духом»¹⁹⁹.

Образ его жизни в этой стране был таков, что ему приходилось постоянно иметь дело с американской бюрократией, решая многие проблемы то как исполняющему обязанности консулов Аргентины Парагвая и Уругвая, то как представителю различных общественно-политических организаций латиноамериканских стран, то как делегату на Межамериканской валютной конференции. И всюду он сталкивался с политической практикой американских чиновников и государственных деятелей, с решениями конгресса и заявлениями президентов. Он стал свидетелем избирательных кампаний и волнения индейцев, таможенных битв и трагических событий в Чикаго, когда были отправлены на казнь рабочие, вина которых не была доказана. Для США это была переломная эпоха перехода американского капитализма к империализму.

Необходимость решения общественно-политических проблем, связанных с его официальными должностями, превращается в объект его повседневных забот, вынуждает к общению с политическими деятелями, заставляет вникать в особенности политической жизни. У него были основания для обобщающего вывода, к которому он приходит в статье «Таможенная битва»: «Политика – священнодействие, если она подчиняется великим интересам отечества или стремлениям высокой души… Но когда политика превращается в ремесло, она становится подлостью»²⁰⁰. Ему все чаще приходится убеждаться в том, что «в Соединенных Штатах депутат конгресса, как правило, покорный раб тех богатейших компаний, которые своим решительным и мощным воздействием обеспечивают его успех на выборах»²⁰¹.

У Марти собственные критерии оценки личности депутата. «На испанском языке, – пишет он, – получение денег за незаконное использование своего служебного положения называется взяточничеством. Депутат, избираемый страной для того, чтобы он защищал ее интересы, не имеет права служить частным компаниям и во всех случаях должен действовать, сообразуясь только с интересами страны, избравшей его своим представителем и платящей ему жалованье… Депутат, получающий деньги или ценности от компании в награду за тайную поддержку, которую он оказывает ей, используя свое влияние, свое положение человека, облеченного общественным доверием, фактически продается этой компании»²⁰². Разбирая скандал о взяточничестве, в котором был замешан президент Гарфильд, Марти пишет, что компания «платила депутатам и сенаторам за проведение в конгрессе выгодных ей законов, за расхищение земель и фондов, охранять которые эти депутаты и сенаторы были обязаны и за что они получали от народа жалованье; наконец, за разбазаривание путем законодательных актов национального достояния и, что еще хуже, – за кражу самого драгоценного сокровища: законных прав народа». Вердикт Марти: «Лица, на которых возложена обязанность охранять права, земли, казну и будущее республики, торгуют общественным достоянием, извращает истину, подрывает будущее всей страны»²⁰³.

Марти внимательно следит за внутриполитической борьбой вокруг вопроса о реализации закона «О гражданской службе», принятого в 1883 г. в целях борьбы с продажным чиновничеством, изучает общественное мнение. В статье «Соединенные Штаты Америки» он приводит слова популярного оратора Джорджа Кэртиса: «Стяжатели-демократы не лучше стяжателей-республиканцев: должности следует давать лишь тому, кто их достоин, а человек может занимать пост лишь до той поры, пока остается достойным его; получать повышение достоин лишь тот, кто заслужил это своей работой. Лучше создать касту опытных чиновников, чем развращать народ надеждой на выгодную должность, словно на выигрыш в лотерее». В своих выводах он идет дальше американского журналиста и подчеркивает: «Политическая лотерея разрушает самые корни нации. Раздача должностей – это проказа. Тот, кто живет надеждой на должность, шатается без дела и становится таким же бременем для общества, как бродяга.

Это помешавшиеся на должностях маньяки – «трусы, бегущие от жизни, трутни в улье, нищие в белых рубашках, черви, грызущие дерево свободы»²⁰⁴.

Первые признаки настороженности в отношении внешней политики США возникают у Марти с появлением в печати в 1885 г. серии статей историка Джона Фиске под девизом «Предопределенная судьба». В одной из них говорилось: «Делу, начатому англосаксонской расой с колонизации Северной Америки, суждено продолжаться, пока все страны на земном шаре, которые до сих пор еще не приобщились к цивилизации, не станут английскими по языку, религии, политическим обычаям и в значительной мере по крови»²⁰⁵.

В это самое время Марти публикует в буэнос-айресской газете «Насьон» статью «Морской министр Уитни. Политика нападения», в которой впервые объектом своей открытой критики делает внешнюю политику США, характеризует ее как агрессивную. Истоки агрессии он видит во вторжении финансовых дельцов в политику и продажности политиков. «В политике, – пишет он, – есть свои кулачные бойцы. Привычка действовать кулаками проникает в душу народа и накладывает на нее отпечаток. Есть в Соединенных Штатах буйные и бесцеремонные люди, привыкшие класть ноги на стол, люди с толстой мощной и наглой речью, быстрые на расправу. Эти люди – воплощение грубой силы и невероятной удачи, они из рудокопов стали набобами, а потом и сенаторами. Эти коротконогие циклопы с налитым кровью лицом, бычьей шеей и здоровенными кулаками; эти проходимцы, толстобрюхие детища гигантской эпохи, извечные свинопасы, ублюдки, рожденные от случайных отцов, потомки алчных и ожесточенных поколений, – очутившись на земле, которая может удовлетворить их желания, становятся ненасытными; злобные и мстительные, они до отказа набивают свои карманы, купаются в золоте, наживают богатства, о котором тщетно мечтали многие поколения рабов, солдат и лакеев». Марти не жалеет красок, создавая облик захватчиков чужого «Они все на один лад: всегда щеголяют в крахмальной манишке с брильянтовыми запонками, всегда чванливы, грубы, отвратительны. Сенаторы посещают их с черного хода, министры наведываются к ним в ночное время. Они ворочают миллионами – это частные банкиры»²⁰⁶.

По Марти, «это шайка преступников». «Эти люди, – пишет он, – изучают все возможности внешней политики, все, даже самые проблематичные и невероятные комбинации внутренней политики, они всегда умеют найти нужный ход. Одно неукротимое желание постоянно приводит в движение эту чудовищную машину: заграбастать все, что попадается под руку, землю, деньги субсидии, гуано Перу, северные штаты Мексики.

Именно на мексиканские штаты и нацелилась в настоящее время камарилья; в прекращении выплаты взносов по субсидиям американским железнодорожным компаниям, о котором недавно объявила Мексика, она хочет найти повод для разжигания в Соединенных Штатах недовольства и непомерных аппетитов, свойственных ей самой, хочет натравить на соседей, говорящих на испанском языке… Она облыжно обвиняет Мексику в измене и союзе с англичанами. Не проходит и дня, чтобы она с дьявольским упорством не подбросила еще одно полено в костер раздоров».

«Кто они? – задается вопросом Марти – Банкиры? Нет, бандиты – вот их настоящее имя!»²⁰⁷.

На такой драматичной ноте заканчивает он свою статью, которая была опубликована 4 октября 1885 г. в буэнос-айресской «Насьон».

Мысль Марти работает напряженно. 18 сентября 1886 г. в той же газете публикуется его статья «Мексика и Соединенные Штаты». В ней он восстанавливает историю захвата Соединенными Штатами двух третей территории Мексики в 1848 г., когда США, воспользовавшись занятостью правительств стран Европы расправой над революциями 1848 – 1849 гг., вторглись на территорию Техаса, и она, как пишет Марти, «навсегда осталась в их руках»²⁰⁸. Чистой случайностью считает Марти то, что Мексике в середине 80-х годов удалось избежать нового вторжения, которое подготовил северный сосед, пустив в ход клевету и ложь на уровне конгресса. «На какой тонкой нитке висит судьба несчастного, обескровленного, но вызывающего восхищение мексиканского народа! О нет! Нельзя сочувствовать хищному зверю!»²⁰⁹.

Вряд ли можно найти более глубокое и вместе с тем столь художественное описание празднования сотой годовщины американской конституции. как это сделал Марти, сосредоточив контуры всей политики США за столетие в небольшого объема статье от 11 мая 1889 г. Рассказал он и об открытии мраморной арки в Нью-Йорке, не преминув, однако, привести слова епископа, произнесенные по этому случаю: «Страшитесь, чтобы поклонение роскоши и нечестность в политике не обратили вас еще через сто лет в нацию червей»²¹⁰.

Но всего через месяц, 13 июня 1889 г. его мысль прикована к «иностранной политике дяди Сэма». Читая заполонившие американскую прессу статьи о Гаити, Санто-Доминго, Самоа и Беринговом проливе. Марти задумывается о более существенном, на его взгляд. «Создается впечатление, – пишет он, – будто некоторые беспокойные элементы в Вашингтоне пытаются через печать прощупать, как отнесется общественное мнение к выдвинутой ими оригинальной теории, согласно которой территория всего американского континента, равно как и моря, его омывающие, суть естественные владения Соединенных Штатов, а вся Америка с ее землями и водами должна отныне и навеки смиренно поступить под опеку этой державы»²¹¹.

Марти отмечает, что на Берлинской конференции²¹² Соединенным Штатам было дано понять, что они не смогут по своему усмотрению хозяйничать в Западном полушарии. Он констатирует: «Главным результатом Берлинской конференции, где Соединенные Штаты тщетно пытались добиться от крупнейших торговых государств Европы признания за собой если не права на окончательное поглощение слаборазвитых стран Западного полушария, то хотя бы особых преимуществ на их эксплуатацию и опеку над ними, … явилось провозглашение принципа, признание которого означало бы, что отныне проникновение Соединенных Штатов в страны американского континента уже не будет единоличным и что те из великих держав, чьи интересы в названном районе окажутся столь же значительными, как и интересы Соединенных Штатов, получат равное с ними право на эксплуатацию богатств и влияние в этих странах, поставленных таким образом под серьезную угрозу»²¹³.

Так, эта международная конференция своими решениями объективно вносит существенную корректировку в концепцию завоевания Кубой национальной независимости: стране предстоит «двойное» освобождение – от колониализм Испании и грядущей зависимости от Соединенных Штатов. Пожалуй, раньше всех на Кубе это понял Марти. Тема предотвращения всеми доступными средствами этой опасной для Кубы перспективы становится определяющей в его публицистике, начиная со второй половины 80-х годов. И как это было всегда, Марти исследует складывающуюся ситуацию посредством своей эпистолярной публицистики, которая в его творческом наследии играет, образно говоря, «разведывательную» роль. Его письма лицам, мнением которых он дорожит, дают ему возможность апробировать свои наблюдения над новыми общественно-политическими явлениями, найти соратников, а нередко и мобилизовать силы на оказание сопротивления.

Что касается путей предотвращения перспективы, грозящей Кубе катастрофой – навсегда лишиться надежд на обретение независимости, – Марти считает необходимым начать борьбу с аннексионизмом, как идейно-политическим течением, которому подвержена часть политической элиты Кубы и рассадником которого является неустойчивая кубинская диаспора в США.

4.3. Аннексионизм – угроза независимости Кубы

Утвержденный на Берлинской конференции принцип «равных прав» на проникновение развитых стран Европы и Соединенных Штатов в Южную Америку наводит Марти на размышления о стремительно приближающейся вероятности аннексии Кубы со стороны Соединенных Штатов. Открытое письмо Марти журналисту Рикардо Родригесу Отеро от 16 мая 1886 г. следует считать его первым публицистическим выступлением против аннексии Кубы Соединенными Штатами. Главная идея этого письма: необходимость идейной борьбы с аннексионизмом, как политическим течением в общественной мысли Кубы. Для Марти важно вскрыть предпосылки аннексионистских настроений, которым удалось укорениться в кубинском обществе после поражения в Десятилетней войне и неудачи в «малой войне»²¹⁴. Свое письмо он начинает с критики тезиса об аннексии США, как способе освобождения от мадридской зависимости, и с выявления признаков его несостоятельности, обусловленной рядом внутренних и внешних факторов.

«Лишь тот, кто не знает нашей страны или Соединенных Штатов, – пишет он, – лишь тот, кто не знаком с законами возникновения и развития народов, может, руководствуясь честными побуждениями, выбрать подобное решение вопроса. Так могут думать еще и те, кто любит Соединенные Штаты больше, чем Кубу. Но тот, кто жил в Соединенных Штатах, воздавая должное в этой стране всему, что достойно уважения, изучая ее характерные особенности, вникая в самую суть ее проблем, видя, как политика здесь постепенно все больше подчиняется бизнесу, и убеждаясь воочию в правильности выводов многих своих предшественников относительно действующих объективных и очень сложных тенденций развития этой страны, – тот думает о возможной аннексии только с болью в сердце. Эта мысль никак не может утешить его. Только так может относиться к этой проблеме человек, знающий, что, за исключением лишь нескольких благородных по характеру деятелей, эта страна всегда относилась к Кубе как к лакомому кусочку, единственным недостатком которой, с точки зрения американцев, являются сами жители острова. Американцы считают кубинцев мятежным, легкомысленным и достойным презрения народом…

Аннексии Кубы Соединенными Штатами не может желать тот, кто хорошо знает также, что периодически возникающие в американской печати кампании, которые, казалось, могли бы помочь нам – и на первый взгляд как будто и помогают, – на самом деле, как и вспышки шовинизма в Испании, служат преходящим интересам тех или иных политических партий. Под предлогом необходимости приобрести у Испании наш остров или вступить из-за него в войну эти партии стремятся всего лишь, например, помешать конгрессу принять проект закона о снижении таможенных пошлин, что якобы необходимо для сохранения в государственном бюджете на случай непредвиденных обстоятельств резервных фондов. Те, кто питает к родине огромную любовь, сравнимую, пожалуй, лишь с корнями дерева, которые удерживают это дерево наперекор всем бурям или сгнивают в земле, если буре удастся вырвать его, относятся к идее аннексии не с чувством радости, а лишь с болью в сердце. Аннексия может привести только к тому, что Куба истечет кровью, борясь за интересы своего ловкого соседа, который наложит затем на нашу землю свои руки, враждебные руки, руки бесстыжие и эгоистичные»²¹⁵.

Этому письму предшествовал ряд событий из жизни Марти, которые обязывали его публицистическую мысль на поиски реальных путей борьбы за независимость в условиях нового витка идейной борьбы, водоразделом которой в кубинском обществе становятся активные попытки реанимации идеи аннексии. Задачи консолидации общественных сил диктовали Марти необходимость более тесного общения с лидерами Десятилетней войны, которые, в свою очередь, были склонны к авантюрным действиям. Марти в тревоге. Это видно из его письма Максимо Гомесу от 20 июля 1882 г., где он пишет, что народ «готов снова понять невозможность политики примирения и необходимость насильственной революции», но, – подчеркивает он, – нельзя форсировать ее начало, а «надо направлять ее в нужное русло, организовать ее; нельзя вовлекать страну вопреки ее желанию в преждевременную войну, однако необходимо все подготовить к тому моменту, когда страна почувствует, что она уже набралась сил для ведения войны»²¹⁶.

Марти в этом письме дает резко отрицательную характеристику «довольно значительной группе чрезмерно осторожных и достаточно высокомерных лиц, ненавидящих испанское господство, но в то же время трусливых настолько, чтобы рисковать личным благополучием, выступая с оружием в руках. Эти люди, поддерживаемые теми, кто хотел бы воспользоваться благами свободы, не оплатив их кровью, – горячие сторонники аннексии Кубы Соединенными Штатами²¹⁷.

Между тем идею продолжения войны за независимость, которая обсуждалась по прибытии в Нью-Йорк 9 августа 1884 г. Максимо Гомеса и Антонио Масео, Марти не поддержал. Замысел этих двух лидеров, которые покрыли себя славой в Десятилетнюю войну и которые, по словам кубинского поэта Роберто Фернандеса Ретамара, «символизировали растущий радикализм», для Марти был неприемлем. Их политическая позиция, воспринятая Марти как склонность к каудильизму²¹⁸, насторожила его. «Он, – пишет автор, – понимает, что Гомес, объяснявший поражение в Десятилетней войне тем, что страной управляли нерешительные гражданские власти, ратует за военное правительство. Марти решает отказаться от своих планов, боясь, что это может привести к установлению в стране одного из вариантов диктатуры, подобно тем, которые он видел в других странах Латинской Америки»²¹⁹.

Однако, нежелание поддержать в тот момент Гомеса и Масео вовсе не означало ни принципиального отказа Марти от необходимости продолжения войны за независимость, ни полного разрыва с его прославившимися в Десятилетней войне «оппонентами». Для Марти, как теоретика национально-освободительной революции, изгнание из страны Испании не было самоцелью. Вовлечение народных масс в эту революцию – а только при этом условии возможна была победа – адекватно должно было соответствовать, по его мнению, защите их интересов и удовлетворению их социально-экономических требований.

20 октября 1884 г. со словами «генерал и друг» Марти письменно обращается к М. Гомесу. Это письмо вызывает тем больший интерес, что в нем дается изложение концепции войны за независимость. «Я, – пишет он, – не окажу ни малейшего содействия делу, начатому с целью установить на моей родине режим деспотической диктатуры личности, еще более позорный и пагубный для моей страны, чем политическое бесправие, от которого она страдает сейчас»²²⁰.

Марти уточняет свои позиции: «Я стою за войну, начатую во исполнение воли страны, в согласии с теми, кому дороги ее интересы, в братском союзе со всеми основными силами народа. О такой войне я писал вам три года тому назад и получил от вас воодушевивший меня ответ. Поэтому я и пришел к вам, полагая, что именно такую войну вы намерены возглавить. Такой войне я отдам всю душу, ибо она спасет мой народ. Но из разговоров с вами я понял, что имеется в виду совсем иное: авантюра, умело начатая в благоприятный момент, когда личные цели вождей могут быть отождествлены с великими идеями, прикрывающими эти цели; компания, задуманная в личных интересах, где патриотизму, основной движущей силе, будет оказано лишь самое необходимое и порой весьма скудное уважение, подсказанное хитрым расчетом, желанием привлечь на свою сторону людей, которые могут быть полезны в том или ином отношении; карьера полководца, хотя бы он и одерживал победы, хотя бы он и был славным, великим и даже честным человеком; военные действия, где с самого начала, с первых подготовительных работ, не будет видно признаков, показывающих, что они задуманы как благородное служение народу, что это не попытка деспота силой оружия захватить власть, а общенародное, искреннее, открыто провозглашенное движение, преследующее единственную цель – обеспечить стране, заранее благодарной своим защитникам, демократические свободы. Какими бы силами я ни располагал – все равно я никогда не окажу поддержки авантюре, войне, начатой из низменных побуждений и чреватой опасными последствиями»²²¹.

Марти одновременно сообщает о своем нежелании распутывать интриги, которые плетет окружение Гомеса, желая оторвать его от тех, кто к нему относится с искренней любовью. Марти было известно, что среди этих интриганов есть и сторонники аннексии. Из этого письма видно, что Марти дороги великие идеи и слово, зовущее на битву.

16 декабря 1887 г. Марти адресует двум генералам – Максимо Гомесу и Рафаэлю Родригесу – письмо, в котором делится своими мыслями о тактике идейной борьбы в защиту планов войны за независимость, излагает основы, на которых, как он пишет, «должны зиждиться наши слова и дела». Среди пяти основных принципов, изложенных им, следует выделить, на мой взгляд, два его наиболее актуальные на тот момент требования: во-первых, «объединить на основе демократии и равенства всю эмиграции»; во-вторых, «не допустить того, чтобы пропаганда идеи аннексионистов ослабила бы силы сторонников революции»²²².

Это письмо как бы завершает полный горечи этап в жизни Марти, когда он на три года отошел от непосредственной подготовки войны за независимость и занялся литературной деятельностью. В связи с этим Р. Фернандес Ретамар пишет: «Вплоть до 1887 года Марти практически не участвует в подготовке войны за независимость, а без него дело не двигается»²²³.

Этому письму предшествовало одно важное для Марти событие – публичное выступление перед своими соотечественниками 10 октября 1887 г. Так была заложена традиция: ежегодно отмечать день 10 октября, день начала первой национально-освободительной революции. Его поистине пламенная речь была посвящена в защиту свободы Кубы и необходимости борьбы за перспективу увидеть Кубу Республикой. Закончил он ее словами: «Пусть бодрствует наша родина без насильников над ее судьбой! Пусть восторжествует свобода, которой она достойна!»²²⁴.

1889-й год для Марти был годом особо активных выступлений в защиту своей родины и своих соотечественников. Активность имела под собой серьезную основу: во-первых, назначением на осень этого года созыва первой панамериканской конференции; во-вторых, появлением в американской печати в течение одной недели двух антикубинских по содержанию статей. 16 марта филадельфийская газета «Мэнюфекчурер» опубликовала статью под провокационным названием «Нужна ли нам Куба?», а 20 марта нью-йоркская «Ивнинг пост» сочувственно перепечатала эту статью, дав ей другое название – «Мнение протекционистов относительно аннексии Кубы».

Обе статьи Марти воспринял как публичное оскорбление Кубы и кубинцев и 21 марта отправил письмо на имя главного редактора. 25 марта под названием «В защиту Кубы» это письмо было опубликовано.

Напомнив, что «сейчас не время обсуждать вопрос об аннексии Кубы», Марти пишет: «Ни один честный кубинец, находящийся в стране, где отрицают способности кубинцев, где оскорбляют их лучшие чувства и презирают их национальную самобытность, не позволит унизить себя, относиться к себе как морально зачумленному только в силу удельного веса его родины. Однако есть кубинцы, движимые достойного уважения чувствами, горячей любовью к прогрессу и свободе, но не уверенные в своих возможностях при лучших политических условиях и, к сожалению, не знающие истории и стремлений к аннексии Кубы, которые желали бы видеть наш остров тесно связанным с Соединенными Штатами. Однако кубинцы, участвовавшие в войне и многому научившиеся в изгнании, – а их гораздо больше, – не желают аннексии Кубы Соединенными Штатами. Трудом своих рук и своим разумом эти кубинцы создали в самом сердце враждебно настроенного к ним народа очаг добродетели и чистоты. Применяя только свои получившие признание способности, эти кубинцы – ученые и коммерсанты, импресарио и инженеры, учителя и адвокаты, артисты и журналисты, ораторы и поэты, то есть люди с живым умом и исключительной активностью, к которым всегда и везде будут относиться с уважением, как только оценят по достоинству их качества, – несмотря на недостаточную подготовленность, основали город трудящихся там, где до их появления в Соединенных Штатах существовал лишь пустынный островок с несколькими хижинами²²⁵. Эти кубинцы не нуждаются в аннексии. Они восхищаются этой страной, самой величественной из тех, что были созданы свободой. Но они же не доверяют здесь темным силам, которые, словно черви, проникли в плоть и кровь этой необыкновенной республики и уже начали свою разрушительную работу. Эти темные силы объявили героев этой страны своими героями; они считают, что высшей доблестью истории человечества явится окончательная победа Североамериканского союза над всем миром»(10).