Зоя Соколова
Хосе Марти и Мануэль Сангили
Ассамблея начала свою работу 24 октября 1898 г. в городке Санта Крус дель Сур провинции Камагуэй. Первое ее заседание открыл президент Сражающейся республики генерал-майор Бартоломе Масо, друг и соратник Карлоса Мануэля де Сеспедеса. После приветствия собравшихся и сообщения о том, что перед республикой стоят теперь новые задачи, он предложил избрать нового президента. Им стало гражданское лицо, юрист Доминго Мендес Капоте, и это обстоятельство как бы символизировало победу революции и переход страны к мирной жизни. Вскоре после этого ассамблея переносит свои заседания ближе к столице: сначала в пригород Гаваны – Эль Кано, затем в Марьянао и, наконец, в столицу, квартал Серро. Ассамблея исходила в своих действиях из того, что она представляет собой новую, революционную власть и считала тем самым вопрос о власти решенным. Основным вопросом на ассамблее стал вопрос о дальнейшей судьбе освободительной армии. Как осуществить ее переход к мирной жизни? Как обеспечить материально солдат, которые за все время войны практически не получали жалованья? – вот два основных вопроса, на которые ассамблея должна была дать ответ в первую очередь. Но при всей их чрезвычайной важности они были производными от главного вопроса: каким образом обеспечить сохранение Освободительной армии как самой организованной силы и как гаранта революционных завоеваний?
Позиция Сангили в сложившейся ситуации не была столь решительной, как того, быть может, требовала, политическая ситуация. Он не разделял убеждений некоторых сторонников передачи всей полноты власти —при уже состоявшейся присяге гражданского лица на пост президента – в руки освободительной армии, хотя полностью был согласен с требованием ее главного командования о немедленном выводе оккупационных войск США из страны. Но и здесь, соглашаясь с необходимостью вывода аннексировавших Кубу сил, Сангили не поддерживал убеждений тех, кто настаивал на продолжении войны вплоть до полного, не ограниченного никакими требованиями избавления страны от иноземного присутствия и провозглашения полной независимости. На этот счет у Сангили, демократа и революционера-либерала, были свои собственные соображения. Он понимал, что реальным гарантом независимости, конечно, является освободительная армия как самая организованная на данный момент сила. Однако, по его убеждению, при слабости – во главе Кубинской революционной партии после гибели Марти остался аннексионист Эстрада Пальма – политического руководства революционным процессом любое властное превалирование армии чревато опасностью учреждения в обществе военной диктатуры. Такую опасность предвидел в свое время, как об этом будет сказано ниже, и Марти, когда вел переговоры с Максимо Гомесом о занятии им поста главнокомандующего. Военная диктатура, как форма правления, теоретически противоречила программным установкам «Манифеста Монтекристи», основанным на требовании уважения демократических принципов формирования политической власти в стране.
Ситуация сложилась до чрезвычайности противоречивой и трудной с точки зрения практической реализации концепции независимости: диктуемая интересами защиты независимости и наиболее, казалось, приемлемая тактика продолжения войны – теперь уже с новым противником – грозила вообще провалом стратегии провозглашения независимости, превращая политический суверенитет в призрачный. Так, реальная практика вступала в конфликт с теорией. Осторожная позиция либерально настроенного демократа взяла верх над решительностью Сангили-революционера. Он не перешел открыто на сторону радикалов, настаивавших на передаче полноты правления страной в руки Освободительной армии, но, разумеется, и не связал себя с их противниками. Отметив высочайшую заслугу освободительной армии в разгроме вооруженных сил Испании и избавлении кубинского народа от колониальной зависимости, Сангили обратил внимание «ассамблеистов» на то, что на данном этапе появился «новый агент решающего влияния» на судьбу Кубы, имея при этом в виду не только то беспрецедентное давление, которое оказывали военно-оккупационные власти США, требуя незамедлительного разоружения и роспуска армии, но и оппортунистическую позицию политического руководства Кубинской революционной партии130.
Между тем требование роспуска армии вызвало на форуме ветеранов революции негодование. Максимо Гомес, как главнокомандующий и как один из официальных авторов «Манифеста Монтекристи», в своем коротком выступлении заявил, что он не желает безмолвно терпеть наносимые армии оскорбления, сообщил о глубоком сожалении по поводу готовности руководства ассамблеи поставить на обсуждение вопрос о разоружении и роспуске освободительной армии, «которая передала ей революционную власть». Заявив о своем возмущении всем происходящим на ассамблее и, прежде всего, ее неспособностью защитить и отстоять добытые армией завоевания, выразил публичное презрение ассамблее и незамедлительно, высоко и угрожающе подняв свою боевую шпагу, покинул зал заседаний со словами: «Рядовые кубинцы меня поймут! Я иду к ним!» И действительно в тот же вечер он выступил перед жителями Гаваны, внимательно следившими за работой ассамблеи.
Установившееся в стране своеобразное двоевластие: с одной стороны, власть США в лице военного губернатора, с другой, – Ассамблеи представителей революции, приобретало все более конфликтный характер. Перейти в решительное противоборство не рисковала ни одна из властей. Наконец, на ассамблее после более чем двухнедельных бесплодных дебатов, 10 ноября 1898 г. было принято компромиссное решение о сформировании комиссии из числа участников ассамблеи и делегировании ее в Соединенные Штаты для встречи с президентом США Мак-Кинли. В обязанности комиссии вменялось получить от правительства США официальные гарантии относительно сохранения независимости Кубы и решения вопроса о безотлагательном выделении обещанных 7 млн. долл. освободительной армии за оказанную войскам США боевую помощь в разгроме частей испанской армии в ходе операции по овладению восточной провинцией. Назначению главой делегации Каликсто Гарсиа, бывшего командующего восточным корпусом освободительной армии придавался и символический смысл. Именно из его рук американский генерал Шафтер получил ключи от Сантьяго-де-Куба, последнего оплота испанцев на Кубе. Мануэль Сангили был включен в состав делегации в качестве заместителя Каликсто Гарсиа.
Первое, что дали понять официальной делегации Кубы по прибытии ее в США в начале декабря 1898 г., это то, что статус делегации был понижен до уровня «группы революционеров», заинтересованных во встрече с политиками и военными США. Вашингтон учел, что признание делегации в качестве официальной автоматически означало бы признание ассамблеи действующим органом власти. Планами США не было предусмотрено признание какой бы то ни было иной, кроме как своей, власти на Кубе. Президент США отказал Каликсто Гарсиа в аудиенции. Это было равносильно нанесению публичного оскорбления. Кубинской делегации было предложено встретиться в неофициальной (преподнесено было как «дружеской») обстановке с личным представителем президента США, так сказать, срочно сформированной собственной делегацией президента США в лице Роберто П. Портера. Каликсто Гарсиа от встречи с ним отказался, но членам своей делегации предложил в ходе встречи обсудить интересующие кубинскую сторону вопросы. Естественно, вопрос о гарантиях независимости Кубы со стороны США отпал сам собой – не тот уровень представительства со стороны США. Косвенно он все же был поднят Сангили, обратившего внимание Портера на абсурдность ситуации, когда страна, изгнавшая своего угнетателя в лице Испании, поставлена перед фактом невозможности перехода к мирной жизни из-за сохранения на ее территории двух, противостоящих друг другу, армий: с одной стороны, освободительной армии Кубы, а с другой – войск США, не покидающих остров, хотя испано-американская война закончена131.
Был еще один фактор. вносивший неопределенность в поведение переговаривающихся сторон: не была завершена работа Парижской мирной конференции, где с 1 октября 1898 г. шло обсуждение итогов испано-американской войны и вопроса о статусе Кубы после ухода Испании. Сангили попытался прояснить ситуацию с выплатой обещанных денег. Но ответом на это было заявление Портера, что речь может идти только о 3 млн. долл., но никак не о 7, поскольку, как отметил представитель президента, «таково решение конгресса Соединенных Штатов». Причем, условием выплаты является полное разоружение армии посредством скупки американцами всего оружия и незамедлительный ее роспуск132.
С подписанием 10 декабря 1898 г. Парижского мирного договора Испания лишалась своих прав на Кубу. Куба объявлялась независимым государством. Однако, США заявили о неприемлемости для них вывода войск, что на практике означало установление протектората над Кубой. Об этом решении США и было доложено кубинской «группе революционеров». Сердце Каликсто Гарсиа не выдержало всех издевательств, и он скоропостижно скончался от инфаркта. Став непосредственным свидетелем всей этой трагедии, Сангили посчитал верхом цинизма проявление подчеркнуто изысканных почестей в отношении сраженного не на поле битвы генерала Освободительной армии. Для отправки на родину Каликсто Гарсиа были выделены военный корабль и почетный эскорт. Причем, столь оперативно, что оставшимся членам этой миссии не дали возможности завершить обсуждение ряда нерешенных практических проблем.
В этой обстановке Томас Эстрада Пальма стал форсировать демонтаж всех структур, созданных Марти для руководства революцией. В газете «Patria» от 21 декабря последовало сообщение о ликвидации главного детища Марти – Кубинской революционной партии. 31 декабря 1898 г. вышел последний, 522-й номер газеты «Patria». Аннексионист Эстрада Пальма торопится выполнить все инструкции военных властей на Кубе, уничтожает все, что напоминает о революционной деятельности Марти по завоеванию независимости Кубы.
Ассамблея представителей революции предпринимает как бы встречные шаги по сопротивлению происходящему: меняет место своей резиденции, переместившись в рабочий квартал Гаваны – Серро, по возвращении делегации из США отказывается утвердить отчет Сангили о результатах переговоров, объявляет о своей готовности к мобилизации своих рядов для борьбы с США. Но в стране пока еще нет силы, которая была бы готова рискнуть на разгон ассамблеи, как высшего органа революционной власти. Однако, деятельность ассамблеи не в состоянии дать ни желаемых плодов, ни хотя бы какого-либо эффекта. Кроме того, все более призрачной выглядит перспектива достижения политического единства между самими «представителями революции». Главнокомандующий Максимо Гомес теперь ищет возможности компромисса, чтобы хоть как-то материально поддержать солдат, выплатив им жалованье, резервирует с этой целью для себя сепаратные переговоры с Портером в надежде получить хотя бы обещанные 3 млн. долларов (это в среднем 75 долларов на солдата) и решить вопрос о дальнейшей судьбе освободительной армии. Сама же армия, сыгравшая решающую роль в освобождении страны от колониальной зависимости, осознает, что оказалась обманутой политическим руководством революции и все более деморализуется. После 1 января 1899 г., когда США официально оповестили ассамблею об установлении военно-оккупационной власти на Кубе, вся деятельность ассамблеи ограничивается ничего не дающими пикировками с Вашингтоном. В итоге 4 апреля 1899 г. Ассамблея представителей революции, полностью растратив революционный и исчерпав политический потенциал, вообще сходит с арены политической жизни как не сумевшая состояться высшая революционная власть. Соединенные Штаты, заранее выпестовавшие, по выражению Сангили «новых агентов влияния» и сформировавшие себе опору из сторонников аннексии, лишили Кубу завоеванной независимости.
Интересно в связи со всем этим привести мнение сына Сангили, Мануэля Сангили и Аристи о факте противостояния и разногласиях, возникших между Максимо Гомесом и, как он пишет, «Ассамблеей в Серро» по вопросу о роспуске освободительной армии, завершившемся фактическим уничтожением армии и ликвидацией самой ассамблеи. Он пишет: «Это решение большинства участников ассамблеи было востребовано историческим и политическим моментом и возложенной ими на себя обязанностью выполнить свой официальный и патриотический долг, но для всех них, вместе взятых, и каждого в отдельности, и в особенности для моего отца, фигура Максимо Гомеса продолжала оставаться во все времена эталоном достоинства, твердости и гениальности»133.
Сангили, всегда с высоким доверием относившийся к публицистическому слову, пытается в столь драматичный момент душевных переживаний, в напряженной и обреченной, как ему начинало казаться, на поражение его политической мысли и публицистического слова, делает попытку обрести для себя и своих соратников постоянную трибуну: становится редактором двух газет – «Patria y Libertad» («Родина и свобода») в 1898 и «La Discucion» («Дискуссия») в 1899 г. Однако, попытка таким образом взять реванш с целью оказать воздействие на ход событий в стране не могла внести принципиально сколь-либо значимых перемен ни в атмосферу политической жизни общества, ни в ход идейной и идеологической борьбы, ни тем более в душевный мир самого Сангили. Исследователи обратили внимание на то, что с приходом Сангили в газету «Дискусьон» стали в большом количестве появляться статьи и другие материалы без подписи, но очень похожие по стилю, темпераменту и содержанию на статьи Сангили134. Насколько случайно это явление, сказать не берутся и сами кубинские исследователи. Но вряд ли это было лишь следствием разочарования Сангили в силе и искренности собственного публицистического слова, к которому он относился столь бережно и которое всегда служило делу борьбы за суверенитет родины. Он оставался верным и своему характеру мамби, начинал все отчетливее осознавать необходимость изменения, быть может, тактики в дальнейшей борьбе. Символично, что 24 сентября 1899 г. он выступил с проникновенной, страстной речью на открытии патриотического клуба «Каликсто Гарсиа», созданного как дань уважения к памяти выдающегося генерала освободительной армии. И речь его была посвящена боевому соратнику и другу, бескомпромиссному борцу за независимость Кубы – мулату, генерал-майору Антонио Масео, погибшему в сражении при Сан-Педро 7 декабря 1896 г.
В своем выступлении Сангили воспел в Масео борца с колониальным насилием, бескомпромиссного сторонника упразднения рабства, защитника справедливости и права народа на независимость, воина, мечтавшего о возрождении и процветании своей родины. Закончил он свою речь вопросом, обращенным, быть может, не столько к слушателям, сколько к самому себе. Этот вопрос можно сравнить лишь со вздохом оскорбленного и обманутого в своих лучших ожиданиях созидателя: «если не иметь сегодня энергии для того, чтобы создать родину и реализовать справедливость, то для чего и почему мир проливает столько горьких слез, отражая в каждой их капле сияние божественного предназначения?»135.
3.5. Сангили – публицист и государственный деятель
В период между завершением войны за независимость и официальным провозглашением Кубы республикой (1898 – 1902 гг.) публицистическая мысль Сангили была сконцентрирована только на одном: как обеспечить Кубе правовую защиту ее независимости. Вплотную эта проблема была связана с так называемой «поправкой Платта», которая была принята конгрессом США 2 марта 1901 г. при обсуждении «кубинского вопроса» и предназначалась учредительному собранию Кубы на предмет ее включения в конституцию Кубы, над составлением которой работала специальная комиссия, куда входил и М. Сангили. Он отдавал себе отчет в том, «поправка Платта» и есть тот механизм, с помощью которого США навязывают Кубе «власть изощренных судейских крючков»136.
В том, что эта поправка попирала независимость Кубы, можно убедиться, если обратиться к ее тексту, зафиксировавшему регламент и принципы взаимоотношений США и Кубы:
«1. Правительство Кубы никогда не заключит ни с какой иностранной державой или державами никакого договора или иного соглашения, который мог бы ущемить или имел бы целью ущемить независимость Кубы или каким-то образом предоставлял бы право или позволял бы какой-либо иностранной державе или державам завладеть территорией или установить контроль над какой бы то ни было частью острова путем колонизации, в военных или военно-морских целях либо иным способом.
2. Правительство. Кубы не допустит и не возьмет на себя никакого государственного долга, при котором по покрытии текущих расходов правительства обычные доходы острова окажутся недостаточными для выплаты процентов и окончательного его погашения.
3. Правительство Кубы соглашается с тем, что Соединенные Штаты могут воспользоваться правом интервенции для охраны кубинской независимости, поддержания компетентного правительства, способного защищать жизнь, собственность и свободу личности, и для выполнения возложенных на Соединенные Штаты Парижским договором обязательств в отношении Кубы, которые надлежит теперь взять на себя и выполнять правительству Кубы.
4. Все акты Соединенных Штатов на Кубе, осуществленные во время военной оккупации, будут одобрены и признаны имеющими силу, и все права, законно приобретенные на основе этих актов, подлежат соблюдению и охране.
5. Правительство Кубы будет осуществлять и в меру необходимости расширять уже разработанные и другие обоюдно согласованные планы оздоровления населенных пунктов острова во избежание распространения эпидемических инфекционных заболеваний, защищая тем самым народ и торговлю Кубы, а также торговлю и население южных портов Соединенных Штатов.
6. Остров Пинос исключается из пределов границ Кубы, определенных конституцией; вопрос о его принадлежности остается открытым до будущего договора.
7. В целях создания условий для охраны Соединенными Штатами независимости Кубы и защиты ее народа, а также для собственной обороны правительство Кубы продаст или сдаст в аренду Соединенным Штатам необходимые земли для угольных складов и морских стоянок в отдельных определенных пунктах, местоположение которых будет согласовано с президентом Соединенных Штатов.
8. Для большей безопасности в будущем правительство Кубы включит предыдущие установления в постоянный договор с Соединенными Штатами»137.
Из этих требований следовало, что Куба ставится перед фактом лишения независимости и политического суверенитета, а также отторжения части территории. Причем, для гарантии принятия этих ультимативных требований военный губернатор Вуд позаботился о создании и соответствующего органа. По приказу № 301 главной квартиры на Кубе от 25 июля 1900 г. были проведены всеобщие выборы депутатов учредительного собрания и предписано место и время его созыва: «город Гавана, 12 часов дня первого понедельника ноября 1900 г.».
На заседании таким вычурным образом созванного учредительного собрания выступил соратник Марти Хуан Гуальберто Гомес с докладом, известным как «Ответ военному губернатору Вуду»138. В задачи настоящей работы не входит его рассмотрение. Но оценка «поправки Платта», содержащаяся в этом документе, заслуживает того, чтобы обратить на нее внимание, потому что она оказала непосредственное влияние на развитие политической мысли, а следовательно, и публицистики Мануэля Сангили. «Соединенные Штаты, – говорится в докладе, – открыто провозглашают свое право на постоянное осуществление актов господства, юрисдикции и верховной власти в нашей стране, и мы, вынуждаемые твердостью их намерения и их могуществом, оказываемся перед постыдным выбором: либо покорно признать Соединенные Штаты нашим сюзереном, либо согласиться на продолжение их военной оккупации, давно уже ставшей незаконной, опасной и неприемлемой для кубинцев по многим причинам»139.
Известно, что авторство критики тезиса о «поддержке компетентного правительства» (третий пункт «поправки Платта») принадлежит Мануэлю Сангили. Из нее явствует, что концепция независимости и суверенитета уточняется Сангили с учетом беспрецедентности сложившейся в политической жизни Кубы ситуации.
«Превыше всякого человеческого разумения допустить совместимость подобных притязаний с принципом независимости и суверенитета Кубы. Если уж Соединенным Штатам подобает определять, какое кубинское правительство заслуживает звание годного, а какое нет; если уж за Соединенными Штатами закрепляется право интервенции для поддержки годного, по их мнению, кубинского правительства и, следовательно, для борьбы с негодным, то речь идет тогда не о волеизъявлении нашего народа, а о воле правительства Соединенных Штатов. Последнему в таком случае на деле и по закону будет предоставлено руководство внутренней жизнью острова. Смогут выжить лишь те кубинские правительства, которые будут располагать поддержкой и благоволением Соединенных Штатов. Совершенно ясно, что при подобном положении дел у нас будут исключительно немощные и жалкие правительства, ни на что не годные с момента образования, усердно стремящиеся заручиться одобрением американских властей, а не защищать интересы Кубы и служить им. Одним словом, у нас будет фикция правительства, и вскоре мы убедимся, что лучше вообще не иметь своего правительства , официально и открыто подчиняться Вашингтону, а не дискредитированным кубинским чиновникам – послушному орудию в руках чужеземной и безответственной державы»140.
В процессе работы комиссии с документами о взаимоотношениях США и Кубы внимание Сангили привлекла переписка Эстрада Пальмы с министром иностранных дел правительственного совета Сражающейся республики Куба. В ходе ознакомления с этой перепиской у Сангили возникло подозрение о кубинских истоках «поправки Платта» и он решил провести, говоря современным языком, «независимое журналистское расследование».
Начинает он с изучения писем Эстрада Пальмы как полномочного представителя Сражающейся республики Куба в США. В одном из них, отправленном из Нью-Йорка 1 февраля 1898 г. майору Андресу Морено де ла Торре, занимавшему пост министра иностранных дел в правительственном совете Сражающейся республики, Эстрада Пальма писал: «Я думаю, что ноты, которые я еженедельно посылаю президенту (Мак-Кинли. – Авт.) сильно влияют на его настроение. Все они направлены на то, чтобы американское правительство тем или иным способом выступило как гарант внутреннего мира в нашей стране, чтобы таким образом Республика Куба внушала иностранным капиталистам достаточное доверие и они чувствовали бы уверенность, покупая наши ценные бумаги и своими деньгами содействуя развитию нашей промышленности и коммунального хозяйства»141.
Комментируя данное письмо, Сангили пишет: «Не будет ни натяжкой, ни преувеличением утверждать, что в этой переписке господин Эстрада Пальма подсказал американскому правительству политику в отношении Кубы, весьма похожую на ту, которая впоследствии получила свое воплощение в «поправке Платта»: в этих еженедельных нотах вырисовывается нечто, что можно считать зародышем этой поправки»142.
Э. Роиг де Леучсенринг, продолживший изучение данного вопроса после смерти Сангили, на основе полученных им необходимых копий всей переписки, включая и письмо, комментируемое Сангили, приходит к убеждению о правоте Сангили как первого историографа «поправки Платта». Ученый пишет: «Этим подтверждается и дополняется сказанное Сангили. Становится доказанным фактом, что приведенные им слова Эстрада Пальмы были не преходящей идеей, осенившей однажды дона Томаса, а продуманной, твердой и неизменной политикой, последовательно проводившейся им в качестве главы кубинской делегации в Нью-Йорке»143
Роиг де Леучсенринг установил также и то, что накануне написания письма, цитируемого Сангили, Эстрада Пальма в послании президенту Патриотической лиги Гаваны, владельцу крупных сахарных плантаций Перфекто Лакосте (псевдоним Рене де Маримона) предлагает организовать массовую акцию протеста против автономистов. Он пишет: «Поведение кубинцев, которые сейчас поддерживают испанское господство на острове особенно преступно в связи с тем, что уже закончен, как я могу Вас заверить, умело подготовленный вашингтонским правительством план установления мира на Кубе на основе независимости с моральной гарантией со стороны Соединенных Штатов. План призван обеспечить мир и порядок, содействовать вложениям американских капиталов во всякого рода предприятия на острове и развивать между обеими странами взаимную торговлю, которая упрочит внутреннее благоденствие нашей родины. Я не преувеличиваю и не создаю себе иллюзий. Вопрос о Кубе в том, что касается Соединенных Штатов, уже достиг своей крайней остроты. Мне совершенно очевидно, что президент питает к нам самые благородные чувства, признавая наш героизм в борьбе за независимость и желая, чтобы по ее упрочении эта независимость была благотворной для нас. Есть один, известный президенту, способ, при помощи которого правительство Соединенных Штатов, абсолютно не нуждаясь в аннексии, будет иметь косвенное участие в делах Республики Кубы; это послужит насаждению нравственности в управлении нашим хозяйством и вызовет доверие капиталистов к нам, чтобы они могли одолжить нам свои деньги. Мне не нужно говорить яснее: достаточно того, что я сказал, чтобы Вы и остальные соотечественники хорошо поняли, какой вред в подобных критических обстоятельствах могут принести нам преступные интриги, которые плетет секретарь… генерал-капитанства при пособничестве министров Бланко»144.
Если вернуться к приведенному выше письму Бриксизна и сравнить его с данным письмом Т. Э. Пальмы, то нет сомнений, что «одним, известным президенту способом» было как раз объявление войны Испании. Нет сомнений также и в другом: Э. Пальма был оповещен о планах США, хотя до начала испано-американской войны оставалось почти три месяца, но уже был создан спецназ для захвата Кубы. Наконец, зловещ сам по себе тот факт, что ничтожна разница во времени отправки обоих писем – всего один месяц.
Роиг де Леучсенринг пришел к убеждению, что интуиция Сангили подсказала ему верный ключ к разгадке связанной с Э. Пальмой «тайны» появления на политической арене «поправки Платта» как фактора лишения Кубы суверенитета и независимости. Свидетельствовали об этом и обнаруженные среди личных бумаг Э. Пальмы документы, подтверждающие его связи с маклером нью-йоркской биржи Самуэлем Дженни, обещавшим ему «поддержку Вашингтона» после изгнания с Кубы Испании. В частности, речь идет о некоем контракте на сумму 37,5 млн. долл.145.
Таким образом, проницательность политика и мыслителя, которой в высшей степени обладал Сангили как публицист и государственный деятель, помогла прояснить ситуацию со столь настойчивым навязыванием «поправки Платта»: преступный сговор коррумпированных кубинских политиков с финансовой олигархией США состоялся за спиной кубинского народа.
Мысль о предательстве первого президента Кубы не давала Сангили покоя всю оставшуюся жизнь. Измена Э. Пальмы делу мамби оскорбляла его, так как изменник не раз «козырял» публично своим участием в освободительной борьбе со времен первой революционной войны, стала источником постоянных, не покидавших его тревожных дум о драматичности судьбы кубинского народа. Этим состоянием, наверное, можно объяснить и название одной из его последних публицистических статей – «Тревоги души кубинца. Рефлексии о «поправке Платта»146.
Эту статью он отдает еженедельнику «El Figaro», одной из своих любимых газет, сотрудничество с которой он начинал почти за сорок лет до этого и которая пользовалась широкой популярностью в обществе с первых дней своего выхода в свет. Это была спортивная и одновременно литературная газета, как бы символизирующая справедливость и красноречивость латинского изречения: «здоровый дух в здоровом теле». Духовное и физическое здоровье народа прежде всего – как бы было девизом этой газеты. Она в самые трудные для правдивого слова годы псевдореспублики сумела оградить себя от необходимости тиражирования лжи, исходившей из уст промышлявших политикой «борцов» за «новую» Кубу, весьма деятельных, конкурирующих между собой и все более пресмыкающихся перед Соединенными Штатами с одной лишь целью: набить карманы, открыть счета в банке.
Эта статья Сангили воспринимается одновременно и как исповедь, и как заповедь, и как воззвание семидесятичетырехлетнего мамби к грядущим поколениям о необходимости помнить об истоках драмы освободительной борьбы, когда учредительное собрание под дулом пушек проголосовало, за принятие «поправки Платта», лишившей народ независимости. Сангили с болью осознает, что необходимость принятия «поправки Платта» для него окончательно прояснилась после того, как учредительное собрание отвергло его предложение о самороспуске для проведения новых выборов. Его расчет на возможность в ходе выборов нового учредительного собрания провести всенародное обсуждение вопроса о принятии «поправки Платта» не оправдал надежд. Расстановка политических сил на учредительном собрании была не в пользу задуманных планов Сангили.
В этой ситуации он решает свою позицию по вопросу о «поправке Платта» выразить публично в интервью газете «La Discucion». Этот поступок можно расценить, с моей точки зрения, только как факт победы в Сангили публициста, который дорожит своим словом, а отнюдь не политика и государственного деятеля, если вообще правомерно расщеплять эту на редкость цельную личность. Известность его в обществе и авторитет были основаны именно на таком восприятии его личности. Интервью было напечатано 21 марта 1901 г. на первой полосе газеты под крупным заголовком: «Мнение Мануэля Сангили. Важнейшее интервью. Трансцендентальные147 декларации»148.
Давая оценку позиции Сангили по вопросу о «поправке Платта», Роиг де Леучсенринг писал: «Мануэль Сангили, революционер, неустанно боровшийся пером и мечом за свободу Кубы, считал, что поправку следует рассматривать широко и либерально, учитывая реальность совершившихся фактов, участие Соединенных Штатов в войне с Испанией, их абсолютное господство на острове, на которое кубинцы согласились, и обязательства, взятые США перед всем миром»149.
Содержание этого интервью имеет неизмеримо большое значение для понимания кризисного состояния самосознания Сангили в тот драматичный момент не только истории Кубы, но и его личной судьбы, когда любая его позиция могла поставить под сомнение его репутацию как политика, государственного деятеля и, вне сомнения, как публициста.
