Алек Янц
Хвост
«Я в полном порядке».
Бывают такие дни, когда понимаешь – уже ничто не может остановить тебя.
МЫШЬ: Доктор, а Ян правда бывший наркоман?
Она специально выбрала это слово, чтобы у него была возможность снять с себя ответственность. Может сказать, что это было до него, что он наоборот вытащил – Мышь проверит всему.
А ещё лучше пусть скажет, что это неправда.
ДОКТОР: он сам рассказал?
Эх. Значит, все-таки.
МЫШЬ: нет. И если это секрет, не отвечайте.
ДОКТОР: не то чтобы секрет. Но Ян эту тему не любит.
МЫШЬ: ну еще бы. Ну, сейчас-то он уже не?
ДОКТОР: а если бы да, твоё мнение о нём бы изменилось?
Хах, забавно. Мышь ждала, что добрый Доктор будет защищать подопечного или обвинять его в безалаберности. Но его, кажется, больше волновало её мнение, чем честь Яна.
МЫШЬ: если честно, не знаю. Наверное, просто начала бы осторожнее к нему относиться. Хотя мне советовали вообще с ним контакты разорвать…
ДОКТОР: не стоит. Ян ценит вашу дружбу. К тому же, он давно бросил и обещал к этой дряни больше не притрагиваться.
МЫШЬ: ммм…
ДОКТОР: подробностей ждёшь? Мало того, что сейчас? :)
Смотрит в душу.
МЫШЬ: обожаю вас.
ДОКТОР: он был в плохой компании. Как всегда в таких случаях, знаешь? Копнуть – и не поймёшь, кто был первым, кто начал всё это, кто виноват. И чем глубже смотришь, тем меньше видишь ужасных маргиналов, и больше – детей, которых слишком мало любили в детстве, и они нашли любовь в наркотиках, алкоголе и подворотнях.
Боже, он, как всегда, добр ко всём, даже к тем, кто не заслуживает.
МЫШЬ: Яна тоже недолюбили?
ДОКТОР: он рос с дядей. Кажется, ты встречалась с ним? Не слишком приятный человек, особенно на первый взгляд:( Выбор у мальчика был невелик: либо уподобиться ему, либо бунтовать. А вспыльчивым молодым людям, увы, знаком лишь один способ бунта – против всего на свете.
ДОКТОР: Яну, правда, было слишком сложно. Образ жизни столкнулся с принципами чистоплотного хвоста, и это родило боль. В семнадцать он попал ко мне с попыткой самоубийства. Совсем мальчик, с кожей, пахнущей чистотой, и анализами, по которым проще сказать, чего в крови нет, чем есть. Не организм – помойка.
МЫШЬ: а к вам – это куда?
ДОКТОР: в психстационар, Мышь. И в первую же встречу он откусил кусок моего халата:)
Забавно. Про это Ян тоже рассказывал. Только остальные детали как-то упомянуть забыл.
МЫШЬ: кошмар.
ДОКТОР: не скажу, что всё получилось сразу. Когда мы выписались, я его ещё несколько раз отлавливал по заброшкам. Но это были уже отзвуки былого ужаса. Мой мальчик почти в порядке.
МЫШЬ: вы очень добрый, Док.
ДОКТОР: сейчас он абсолютно чист, гарантирую. Мы постоянно ходим сдавать анализы.
Какой же он крутооооой!
МЫШЬ: вы просто ангел.
ДОКТОР: я просто не осуждаю:) Цитируя одну старую сказку: все взрослые когда-то были детьми. Но что случилось?..
МЫШЬ: я знаю! Все были одинаковыми – хорошими. А потом научились плохому.
У взрослых.
ДОКТОР: ты умница, Мышь.
Ещё бы! Ведь теперь в этом была её цель. Цель, которой отвечали и тетрадь хороших дел, и браслет – всё теперь работало на одну мысль. Мысль, рожденную из боли и любви гения – ангела, заточенного в теле красавчика врача. Мышь просветлилась. Мышь постигла. Мышь обрела Его мудрость, и теперь собиралась стать верной последовательницей и ученицей.
Даже вчера всё было ещё не так прозрачно. Мышь наивно думала: раз ты в Джунглях, то априори знаешь больше простого человека. Но вечером они играли в ту игру, где нужно пить, если тебе подходит озвученная причина переживаний – по аналогии с «я никогда не» они назвали её «я всегда, когда». И когда среди приевшихся уже «общественный транспорт» и «косые взгляды» прозвучало её «боюсь разочаровать родителей», выпили все, кроме Актриски. А потом и она, хмыкнув, выпила тоже.
– Почему ты задумалась? – спросила Мышь.
– А я и так их каждый день разочаровываю. Думала, уже не боюсь. А сейчас поняла, что не. Это хреначит.
– Но ты же такая красивая! И в кино снимаешься. И в театре играешь. Разве этого мало?
– Сериалы для тупых, театр для отбитых, – Актриска пожала плечами, – они вообще хотели, чтоб я в мед пошла.
– Так ты им назло на актёрский поступила?
– Да нет. Меня с детства по театральным кружкам таскали.
– Ну?
– Что – ну?
– Не видишь противоречия?
– Хм, – она вильнула хвостом, узким и хлёстким, – если честно, нет.
Так Мышь и поняла – абсолютно всё поняла. Они не видят! Знают, что больно, каждый день смотрят на чужие хвосты, сталкиваются с ними своими – но причину злости, боли, отчаяния не замечают в упор!
Сейчас они здесь, в Джунглях, на свободе, в безопасности – но лишь потому что каждому из них в определённый момент несказанно повезло. Доктор подобрал их с обочины жизни, принял в семью и теперь учил жить. Но мудрости его (хотя бы малой части) достигли пока немногие. Мышь. Может, Ян. Повариха, плюс-минус.
Доктор любил всех своих прикормышей, но его было слишком мало, чтобы каждому в рот вложить плод истины. Он не мог спасти каждого – как вода не может напоить каждого страждущего сама. Страждущий должен прийти. Должен захотеть этой жизни – сама жизнь захотеть не может.
Доктор и был этой жизнью. В воздухе и небе, в земле, в траве, в каплях дождя, в запахе листвы – он был силой, мудростью, величием. Он был… волшебным озером, испив из которого, можно исцелиться от любой болезни.
Но прежде это озеро нужно найти. А воду ещё нужно догадаться испить – сама она не вольётся в рот.
Маленькая Мышь вот нашла. Испила. Стало лучше. Не до конца – одного раза всё же мало, чтобы исцелить всё раны. Но она собиралась вырыть рядом норку, поселиться там и зазывать к Его водам заблудившихся в Джунглях путников. Мышь собиралась дать шанс каждому из них – шанс измениться, стать лучше, избавиться от обидной клички, которой наградил жестокий мир, и оставить только имя.
Да, перед ними стояла цель, кажущаяся невыполнимой – но Мышь знала, что они справятся. Вместе. Ведь он сам выбрал ее. Он сам подавал эти знаки, он говорил полунамеками, он хотел, чтобы она поняла, он не хотел быть больше один – и он хочет ее. Видеть. Своей ученицей.
МЫШЬ: с чего начать, мой Доктор?
Другой бы спросил, какого черта и что она вообще имеет в виду, но Доктор уже всё знал. Ведь это он натолкнул ее на эту мысль. Ведь он больше, чем человек.
ДОКТОР: м? Знаешь, прозвучит оч банально, но мне кажется, в любой ситуации всегда надо начинать с себя:)
Истина! Мышь подчеркнула жирной чертой все предыдущие записи, где были «хорошие дела» и глупые мечтёнки. Нет, скушать вкусняшку и обыграть Яна – это, конечно, здорово, но хватит. Теперь у нее были настоящие мечты и цели:
И ниже – список людей, которым она должна помочь. Длинный такой. Из всех, кого в Джунглях мало-мальски знала. И чётки она распустила, надев на пустую верёвочку новую бусину, большую, прозрачную и пока единственную – но содержащую в себе крупицу мудрости, которой с ней только что поделились.
Другой бы испугался. Но Мышь теперь единолично обладала знанием, которым должна была поделиться со всеми вокруг – и это делало отступление невозможным.
Доктор был ослепительно-зеркальным водопадом – свежим и неукротимым. Он был… Источником. В его мудрости были жизнь, смыслы, причины продолжать и бороться, и те путники, которым повезет отыскать эти воды в глубинах Джунглей, больше никогда не почувствуют жажды – и боли. Но тропы к Источнику зарыты в земле, пути к нему сложны и путаны – вот зачем нужна Мышь. Ей предстояло стать ручьями, раскинувшими водную паутинку во все стороны света. Она должна приманивать на запах воды, издалека вести к Истине. В этом ее цель. В этом – ее предназначение.
И чем яснее Мышь осознавала это, тем сильнее – и спокойнее – становилась эта злость.
И чем лучше Мышь осознавала, на что это чувство направлено, тем спокойнее становился и сам хвост. В пятницу вечером Мышь без страха взяла его обеими руками, встряхнула и внятно объяснила, что они теперь будут делать и как жить – чтобы в субботу проснуться без привычной тяжести в груди. Они выспались, оба, ведь теперь Мыши не нужно было бороться с ним за каждую секунду сна, а ему – нагонять кошмары. Мышь даже снова взялась за чек-лист, еженедельно рассылаемый всём обителям Джунглей упорным Доктором, и – о, как это было приятно осознавать, что большую часть пунктов не приходится больше делать через силу.
«Позаботиться о хвосте» – это она и так делала каждый день: подпиливала, подтачивала, мазала, старательно полировала, и с гордостью собирала каждую отвалившуюся чешуйку в ящик стола. Дыр не оставалось – под старой, грубой, больной хвост сам потихоньку отращивал новую, мягкую, но крепкую, и когда приходило время, избавлялся от ненужного больше нароста. И, конечно, в этом мазь тоже помогала, но Мышь уже знала – главная причина в том, что у них появилась цель, появилось назначение этой новой броне.
«Позволить себе наслаждаться жизнью» – теперь, когда цель была ясна, это было легко.
«Попробовать понять себя» – о, и это было безумно приятно: не осуждать собственные решения.
МЫШЬ: написала матери, что не вернусь. Хватит с меня её тирании.
КРИКУНЬЯ: ух тЫ МЫШЬ ТЫ ТАКАЯ МОЛОДЕЦ!!!?!
ОБНИМАТЕЛЬ: крутяк! Ты теперь типа независимая? Будешь жить в Джунглях?
ПОВАРИХА: будешь мне на кухне помогать;))
ТОЛСТУШКА: и всё? Ты написала, почему? Мне кажется, это не очень хорошая идея. Она же будет волноваться. А если решит тебя искать? Сбегать без предупреждения – плохо, Мышь.
Кто-то понимал её, кто-то завидовал, но Мышь ждала не их похвалы – вовсе нет. Ей нужен был тот, кто откликнется на журчанье ручья, для кого её поступок станет причиной заволноваться.
КОСТЮМЧИК: а мне кажется, смелый поступок. Я бы тоже хотел сбежать от всего и запереться здесь. Но у меня работа. Плюс семью поднимать.
Попался! Мышь сразу написала ему в личку, что всё будет хорошо и «всё наладится, костюмчик!!», а потом нашла вживую – почти сразу, со второй двери, ведь Джунгли всегда приводят тебя туда, где ты должен быть. Вместе с Обнимателем они мучили приставку, на пару проходя какую-то игру с кучей сложных решений. Наблюдать за ними было забавно: Обниматель принимал решения спонтанно и чаще выбирал самый первый вариант, а Костюмчик мучился и метался, пытаясь предугадать последствия, из-за чего перед каждым выбором их хвосты сцеплялись, как змеи.
Когда Мышь попросилась к ним, они не сказали «нет». Но хвосты, только что решавшие судьбу виртуального героя, точно так же свились в клубок, пытаясь задушить друг друга.
– Конечно, давай, – Обниматель рывком подвинулся, спихивая с края дивана тарелки и чью-то недоигранную настолку, – блин! Щас подберу.
Костюмчик вставать не спешил.
– Она на двоих. Хотя… в принципе, я уже пойду.
– Не хочешь играть? – спросила Мышь.
– Хочу, просто… я ещё не ел. И вообще, для глаз вредно столько… я сыну тоже так долго не разрешаю.
– А тебе многое разрешали?
– Кто?
– А кто может тебе хоть что-то запретить?
Здесь и сейчас – они этого не ожидали. Но не то чтобы не были готовы – в Джунглях такое происходило постоянно. Можно было прерваться посреди ужина и с кем хочешь заговорить о смысле жизни или о том, как тебе в детстве не разрешали есть колбасу – собеседник найдется, а кто не хочет – кто не готов сейчас – слушать, может сказать прямо. Слушать не заставят. Говорить важней.
– Фарида может. Думает, что может. Устроила мне в пятницу скандал. Я поэтому сюда приехал.
– Вы ровесники?
– Почти.
– Тебе нравятся её родители?
– Это тут при чем?
– Может, она скандалит, потому что её так научили?
Костюмчик задумался. Даже Обниматель перестал пытаться воскресить чужую партию в настолке – поднял голову, глядя на друга задумчиво.
– Ты сказал, что не можешь остаться, – продолжила Мышь, с тихо закипающим ликованием глядя, как хвост Костюмчика начинает нетерпеливо подрагивать. Он понял всё раньше хозяина, – почему нет?
– Я несу ответственность.
– Я тоже несу. За себя, за учёбу. За брата. Но всех, кому должна, я послала. И знаете, что? Хвост мне больше не вредит.
– Но ты его лечишь?
– Пока да – но это ненадолго. Скоро мы с ним окончательно помиримся. И жизнь наладится.
О да. Теперь они смотрели с завистью. Отлично, так и нужно, если хотят добиться того же, что и она.
– Я вам покажу, как бороться. С ними. С теми, кто научил вас быть такими, какими вам не хочется. Понимаете?
Один не понял. Зато второй – точно да. И когда хвост потянулся в сторону следующей двери, Мышь устремилась за ним, оставляя их думать и решать. Сегодня ей нужно было указать путь к Источнику еще нескольким целям – о, она больше ни дня не собиралась проводить без цели! Она каждый день будет доказывать Источнику, что он не зря выбрал её. И все зёрна, что он заложил в души жителей его Джунглей, под её водами расцветут, как тропический лес.
МЫШЬ: ребята, я вас всех люблю и готова выслушать! Если не с кем поговорить, найдите меня!
ЯН: ого, кто-то метит на место Дока? ;)
ИСТОЧНИК: перестань, Ян. Я действительно не могу быть рядом с каждым из вас постоянно. Как бы сильно этого не хотел.
ЯН: для этого тебе бы пришлось клонироваться.
ЯН: Хммм… … ..неплохая идея.
ЯН: можно мне сразу парочку Докторов на дом? ;)
ПОВАРИХА: мальчики, валите в личку.
– Привет, – Мышь заглянула в читальню не случайно: Актриска предупреждала всех, что будет здесь до поздней ночи, – репетируешь?
– Текст учу, – трудно было сказать, кто выглядел раздражённее, она или Нуря, ползающая вокруг кресла и пытающаяся всеми собачьими силами избавиться от носков на крошечных мохнатых лапах. Но носки – еще полбеды: добрые люди нацепили на дрожащую тварь вязаный комплект.
– Теперь она не замёрзнет, даже если бункер заметет буря, – жизнерадостно заявляла всем проходящим Толстушка, надевая на животное сначала свитер, затем носки, а затем еще вязаные трусы, – мы все окоченеем и умрём, а она будет жить, масюсенька!
Судя по морде Нури, подобная перспектива её не то, что не радовала – она уже предвкушала, какой устроит пир из их окоченелых тел. Ноги Мыши она уже опробовала, и не раз – вот, ещё одна обозленная на весь мир жертва. Жертва воспитания этих выродков, называющих себя «поколением»!
– Интересно?
– Ага. Очень. Завтра спектакль, но я об этом узнала только вчера, а слова этот мудак прислал только что.
– Почему так? – Мышь, если честно, понятия не имела, как у них там всё устроено, – только сейчас дописали?
– Да конечно. Чехова. Угу. Он просто забыл меня предупредить.
– Ы. У вас это нормально?
– Для него – да. Он же считает, что мне ни учить ничего, ни играть не надо, только рожей в софитах светить.
– Но ты же правда красивая.
– И? Это всё, что во мне есть? Серьёзно?!
Её хвост метнулся к Мыши, но та отвела его своим – обвилась вокруг него, как змея вокруг добычи. Хвост у Актриски очень длинный и мягкий – таким, даже если захочешь, синяка не оставишь. Другое дело – обвиться вокруг шеи и толкнуть вперед, чтобы сама затянула удавку покрепче. Да, она сама продолжает идти по выбранному ими пути, она сама не отказывается от назначенной роли, но она ведь не только Актриска – она…Мириам.
– Не всё. Ещё ты чуткая, отзывчивая и наверняка хорошо играешь. А твой режиссёр мудак, и тебя не заслужил. Сколько ему лет?
– Какая разница?
– Не поверишь, насколько это важно.
– Вроде в прошлом году юбилей… да, точняк. Ещё сказал, что на полвека я ему должна наконец отсосать.
Вот всё снова и сложилось.
– Сраный старпёр. Тебе надо с ним порвать.
Ее хвост дёрнулся, но Мышь не отпустила, только обвилась сильней. Ещё бы. Правда причиняет боль.
– Ага, щас! Он мой единственный шанс хоть чего-то добиться!
Нурька запищала и забилась под диван – вспомнила, видимо, как на неё орал Примат. Память сильна, страх, вбитый ими, силен – но они сильнее. Мышь притянула Актриску к себе за хвост, чтобы посмотреть в затравленные глаза человека, давно блуждающего по Джунглям в поисках Источника, но до сих пор находящего лишь лужи и болота.
– Разве?
Кто знает, может, Актриска могла стать врачом. Или поваром. Или учителем. Кем угодно, если бы ей дали шанс.
– Поверь мне, это они заставляют нас думать, что всё так.
МАТЬ: что значит, не вернёшься? Это как понимать?
Не чувствуя никаких сожалений, Мышь удалила сообщение. Письмо нужно было читать, Мать – и не ври, что Мелкий его не передал. Там всё подробно расписано: и про тебя, и про отца, и про брата, и про деда, который до самой смерти трахал ей мозги, что бабы тупые и им нужно стараться больше, чем мужикам. Поздно теперь. Потеряли вы свой источник гордости – замучили, и он сбежал.
– Мышондель, ты ок? – сегодня Мышь помогала Поварихе готовить. Еще помогала Толстушке разносить чай и вкусняшки. Ещё – убираться. Помогала заботиться о хвостах. Помогала играть и вести игры. Она стала частью этого мира так быстро, как долго не могла стать частью того, где правило поколение тиранов. А здесь не было правителя. Даже Доктор (хотя ничто здесь не происходило без оглядки на него) только наблюдал и помогал – не правил. И Мыши нравилась эта лёгкая анархия с примесью коммунизма.
– Как никогда лучше. Правда-правда. Сегодня даже не стала подрезать чешую – так мне хорошо. Думаю, реально останусь здесь.
– А Клетка?
– Не знаю. Может, брошу. Всё равно там делать нечего – рассадник измученных хвостов.
Повариха перевернула омлет из десяти яиц.
– Я тоже бросила. Потом вернулась и всё равно закончила.
– И в скольких местах он у тебя сломан?
Повариха хмыкнула. Она-то знает. Среди всех ей, бунтарской душе, чаще всего приходилось сталкиваться с несправедливостью.
– Подай соль, пожалуйста. И послушай, хорошо?
– Конечно?
– Не надо к Актриске лучше лезть сейчас. Рил. Док её только подлечил. Это нелегко.
– Я знаю. Я помогаю.
– Не надо. Неосторожным словом можно растравить хвост, и он будет такой силы… – Повариха помолчала. Мышь помнила, как после ссоры с Цыганом она ударила себя ножом. Да. Она знает, о чем говорит, – не надо, короч. Не с ней. Док её уже пять лет лечит.
Пять?! Да что тут делать пять лет?! Всё сочувствие выветрилось, как дым в распахнутое окно – да ладно! Ядовитая капля набухла на кончике хвоста, и Мышь поймала её в ладонь – ей кажется, или дело не в том, насколько кому-то трудно, а в том, что этому кому-то просто лень разбираться в себе? Спихнули всё на её бедный Источник – давай, помогай, лечи нас! А сами?..! Мышь ведь не мнила себя какой-то уж совсем особенной, вовсе нет! Она обычный человек, такой же, как всё вокруг – так почему всё эти взрослые люди просто не возьмут себя в руки и не начнут решать свои проблемы? Непонятно!
Но она, конечно, пообещала Поварихе не лезть. Лишь бы не провоцировать чужие хвосты. Да-да.
– Не могу смотреть в зеркало. Кажется, будто там застряну. Пять.
– Когда просыпаюсь, щипаю себя, надеясь, что ничего не почувствую. Надеюсь, что это сон или смерть. Четыре.
– Не, это за два зайдёт. Тоже пять. Тшш, Мышь идет.
Мышь шла мимо, но остановилась и взглянула на их кружок сверху вниз, прямо в виноватые лица:
– Кто выигрывает?
– Извини, пожалуйста. Это…
– Меня не трогает.
– Мы это не серьёзно, правда. Всё знают, что можно хоть сто причин набрать, всё равно Доктор будет решать, резать его или нет.
– Оно того не стоит, – она была здесь совсем недавно, но уже пережила много больше, чем большинство их них, – реально. Слишком ужасное чувство. Лучше разобраться иначе.
– А как?
МЫШЬ: А как, Источник? Поделись мудростью. Я уже поняла, что дело не в хвосте, что он не виноват и всё такое, но если не отрезать его – то как? Он же мучает.
МЫШЬ: и да. Извините, пожалуйста, за тот случай. Я, наверное, жутко вас напугала.
ИСТОЧНИК: да.
ИСТОЧНИК: но всё хорошо, ты же поправилась! Только это важно.
ИСТОЧНИК: как – вопрос очень важный. Ведь он правда причиняет много страданий. Я понимаю, почему многие находят столько причин, чтобы избавиться.
ИСТОЧНИК: Ты ж не думаешь, что я не знаю, в какие вы игры играете? ;)
МЫШЬ: я не играю. Я в другие.
ИСТОЧНИК: я правда был бы рад найти простой и быстрый способ помочь помириться с хвостом и жить долго и счастливо. Но, к сожалению, быстро никогда не получается. Увы, надо работать:)
Что ж, значит, Мышь будет первой в его опыте. Она беззлобно щелкнула по тому месту, где уже начала отрастать новая чешуя.
ИСТОЧНИК: пока что самый надёжный способ – забота и внимание. Мы осторожно исправляем то, что уже произошло: подпиливаем острые края, вычёсываем колтуны, лечим раны. В твоём случае наращиваем новую чешую вместо старой, тяжёлой и больной. А попутно стараемся исправить в жизни то, что довело хвост до такого состояния.
МЫШЬ: а что случится, когда исправим? Мы что-то почувствуем?
ИСТОЧНИК: Да, Мышка. Что жизнь прекрасна:) веришь, что такое возможно?
Еще бы! Как не поверить истине? Ее прекрасный Источник пока не знает, но Мышь смогла то, чего не смогли другие – ее жизнь уже прекрасна.
– Я подумал, что ты сказала. Наверное, ты права. Я в принципе никогда не жил той жизнью, которую хочу, – он обедал раньше, но пришел во второй раз, чтобы поговорить с ней, – всё для матери. «Женись – но не на той, которая тебе нравится, а на моей. А теперь внуков мне родите!» Я толком и не жил. Только слышал, что всё делаю не так, что мать знает лучше всех, что я такой…
– Неблагодарный.
Он остался стоять над ней, сидящей за столом, но его хвост лёг на её руку, доверчиво – как на руку Источника ложился её собственный. Он хотел, чтобы его погладили. Выслушали. Сказали, что он не один, и встали на его сторону, как никогда не делали взрослые.
– Мы вообще жениться не хотели, но нам сказали, что мы должны.
– Мне тоже всё время говорили, что я обязана либо перевернуть мир, либо нарожать кучу детей, чтобы помочь стране восстановиться, – сейчас их слушали все в едальне, и Мышь надеялась, что не одному Костюмчику этот разговор поможет.
– Но мы ведь не должны! – он был старше её, но сейчас казался ребёнком, заглядывающим в глаза в поисках ответов, – это… наша же жизнь!
– Вот-вот. И мы её живём. Я вот не вернусь туда, где меня мучают, а останусь здесь и начну сначала. Как сама захочу.
– Ты молодец. Правда. А я, боюсь, не смогу…
Обниматель, слушающий их разговор с другого конца стола, рывком встал, бросился к нему и обнял так крепко, что Мышь услышала, как заскрипел наглаженный костюм. На фоне друга женатик казался совсем мелким. Будто огромная псина зарыла в свой бок крошечного ежа.
– Ты сможешь! Мышь же смогла? И мы сможем!
– Мне уже из Клетки написали, спрашивали, приду ли – они там видео снимают, я должна речь читать – и знаете, что я сказала? «Хватит. Больше я не вернусь!»
– Я, кстати, не говорила? Я же в Клетке речь должна читать на камеру, восхвалять их подвиги и всё такое. Типа, как лучшая ученица. Но знаете, что? Пусть сами себе жопу лижут. Я не вернусь.
– И всех подведешь?
Мышь удивлённо повернулась к Толстушке.
– И что? Я им ничего не должна.
– Это неправильно. И безответственно.
Костюмчик поджал губы, надел наушники и отошёл. Ну прекрасно. И зачем?
– Хватит с меня ответственности. На всю жизнь по горло хватило.
– Какой? Учиться и помогать родителям, которые тебя воспитали?
«Что у тебя за проблемы? Хорошо учиться?» – точно таким же голосом спрашивала Бывшая, кажется, даже не задумываясь о том, как это повлияет на Мышь.
Хвост вскинулся – почуял запах конфликта. Но Мышь затолкала его обратно под стол и переключила внимание на тарелку с супом. С провокаторами надо так, их надо не слушать.
– Забавно, кстати. У меня школьный чат разрывается. Спорят, кто там прав в этом конфликте, ну, который про Забор. И в инете, как не зайду, только про это. А тут так спокойно. Ни одного спора не слышала.
С провокаторами надо так, надо показать, что они никому здесь вообще не интересны.
– Ещё бы ты слышала, – Повариха поставила на стол кастрюлю свежесваренного компота, – Доктор против политики, а значит, Джунгли тоже.
Какой же он мудрый!
– А Ян говорил, что здесь беспокойно, и не разрешил Источнику остаться.
– Для него – да, беспокойно. Нефиг ему тут с нами возиться, пусть дома с Яном возится.
– Точно! Политика!! – Крикунья громко уронила ложку в тарелку, переполошив всех соседей по столу, – где Цыган-то, Толстушк???? Его там ещё не посадили?!!
– Честно? Я понятия не имею, – она не отрывала взгляда от Мыши, но нет, она на это не ответит, неа, – вроде собирался на какую-то сходку. Только для эмигрантов-бунтарей в каком-то там глубоком поколении.
– Фуууу!! Ужас!!!!
Остальной стол тоже как-то среагировал, но Мыши, если честно, было пофигу – и на Цыгана, и на политику. Ее больше волновали припавшие к ручью мудрости Костюмчик и Обниматель. Они почти спасены. Скоро она приведёт их к Источнику, и они будут бороться вместе.
– А где Актриска?
– На диете, – отозвалась Повариха, разом помрачнев, – и в оральне. Я потом ей обед принесу.
Ничего страшного. Иногда нужно пройти через сопротивление, чтобы победа была слаще. Иногда нужно помучиться, чтобы больше никогда не страдать. Если бы они знали, как Мышь сдерживается, чтобы не открыть им сейчас всю истину – разом, одновременно! Вскрыть всю подноготную: про хвосты, про Источник, про тайную борьбу поколений, про то, что только это имеет значение, про то, что им так повезло оказаться на нужной стороне, где есть Мышь и Док… но у Мыши, если честно, сейчас просто не хватило бы сил, чтобы спасти всех. Ведь каждого нужно выслушать и принять, в каждую проблему – вникнуть, каждому – помочь найти имя… пусть лучше по очереди. Пусть сначала те, кто уже готов. Она встала, пожелала всем приятного аппетита, забрала ближайшие грязные тарелки и ушла за холодильник, к раковине. Но не успела Мышь намылить губку, как в и без того небольшое пространство втиснулась тушка Толстушки с кастрюлей и чашками.
– Помочь?
Для того, кто хотел лишь осудить, она была чересчур настойчивой. Вывод напрашивался один: не в осуждении было дело и не в Клетке. Толстушка пыталась привлечь её внимание, прямо как Мышь – внимание Источника: показывая, что среди всех мыслит иначе. Да, Мышь такое делала, она это признаёт – и что? Она просто хотела, чтобы он заметил её и начал говорить первым – а сейчас Толстушка того же хотела от нее, хотела, чтобы выслушали. И несмотря на то, что у Мыши сейчас было не то, чтобы много сил, она согласилась пойти за Толстушкой в говорильню, когда та попросила. Друзьям надо помогать.
Она щелкнула чайником, и осталась стоять, хотя говорильня специально была оборудована для долгих бесед: тут тебе и столик, и кресла, и подушки – ничего острого, ничего опасного, ничего, что заставило бы перейти от словесных аргументов к действенным. Мышь села и приготовилась слушать. У неё уже было несколько идей, откуда у подруги взялась такая боязнь толпы – помимо того, что эти дебилы-родители однажды умудрились потерять её в супермаркете.
– Ты правда не собираешься возвращаться?
– Ага.
– А родители?
– Мне плевать на них.
– Так нельзя.
О, дорогая. Это ты колеблешься. Это ты злишься, но не можешь себе в этом признаться. «Не проецируй свои проблемы на других», как говорит Источник.
– Они меня мучают.
– Они же тебе жизнь дали. Воспитали! Крышу над головой… нет, Мышь, так нельзя.
Что-то внутри скрючилось от боли и ощетинилось – как ёж, уколотый ножом в открытое пузико. Но это не нож – это хвост тыкнулся в грудь. Помолчи, глупый.
– Я об этой жизни не просила.
– А Мелкий? – Толстушка достала чашку из шкафа и со звоном поставила на стол, – о нём ты подумала? Если они такие плохие, как ты его на них бросишь? Или на брата тебе тоже плевать?
Ну…не плевать. Как оказалось, совсем не. Мышь испытывала что-то странное в отношении Мелкого, какую-то неясную грубую нежность и желание защитить его от этого дерьма. Было это что-то материнское или Мышь просто не хотела, чтобы другие повторяли её судьбу – сейчас (пока) она просто старалась не думать. Мелкий ещё мелкий. Время есть.
– Нельзя так делать, Мышь. И вечно жить тут нельзя. Надо работать. А работы без образования не будет. Надо учиться.
– Надо то, надо это… придумаю что-нибудь!
Толстушка рывком сняла с подставки ещё не докипевший чайник и плеснула кипятком в чашку.
– Ты ребёнок. Ты пока от родителей зависишь. Ты живёшь у них, на их деньги, у них твои документы, твой брат и твоя квартира. У тебя без них нет ничего. Ты зависима.
Мышь перевела взгляд с её покрасневшего толстого лица на пушистый хвост, беспокойно молотящий по ногам и столу. Нет, всё не так – и Толстушка сама знала это. Мышь не слышала в её словах сопротивления самой борьбе – слышала лишь сомнения в том, победят ли они. Может, поэтому никто, кроме тех, к кому она сама пошла на встречу, не торопятся пока делиться с ней проблемами? Они не верят. Не верят, что она действительно готова со всем порвать. Они сомневаются, что она способна стать борцом, способна быть, как Источник. Что ж. Мышь докажет.
– Я тебя услышала, Толстушка. Я зависима.
Она вздохнула.
– Чай будешь?
– Ну-ну. Да ну. Да ладно тебе. Переживем. Мы же знаем, что правы, значит, нас не сломить!
Дрожащий хвост резанул по ладони, но спиленный край не оставил следа.
– Смотри, какие у нас бусинки. Знаешь, почему они тёплые? Потому что Он в нас верит. Были бы они тёплые, если бы не верил?
Хвост перехватил её руку, перекатывающую две прозрачные капли, но Мышь вырвалась рывком. Ничего, он просто ещё не понял, что они едут не сдаваться, а побеждать. Источник будет ими гордиться. Его сверкающие чистые воды накроют с головой, его тёплая улыбка растворит в себе, его руки, его губы, его мудрость… Он знает всё, знает каждый её поступок, знает каждое чувство – он всё предугадал. Если Мышь делает что-то – это потому что он её направил. Он мудрец, он гений, а она лишь выполняет его волю.
Поэтому они всё делают правильно.
МЫШЬ: а я помогла нескольким ребятам, представляете? Мы с ними поговорили, и им стало легче. Скоро ещё Толстушке помогу, а пока еду домой, разбираться с проблемками. Но вы и так это знаете, да?;) вы знали, что я вернусь. Вы всё знаете.
Пока Источник был не в сети, но Мышь уже представляла, как он прочтёт это, и как воды его засверкают ярче – для тех напуганных путников, что она привела к нему.
МЫШЬ: я должна стать независимой от них. Тогда смогу, как вы. Куда угодно и что угодно.
Когда она выходила из Вонючего Корабля, хвост вцепился в поручень.
– Уймись! – Мышь дёрнулась и зашипела: маленький ты сучонок, ты…! Так. Тшш. Она спокойна. Она не злится на себя – нет причин. Только на семью, существование которой вынудило её возвращаться в сраное Село.
Недалеко от дома стало хуже. Одна из совсем свежих чешуек, не успевшая, видимо, закрепиться, отвалилась прямо на ладонь. Мышь грубо смахнула выступившую каплю крови. Тупица.