Алекс Эдельвайс
Дефект
Тут сзади тебе на плечо мягко ложится чья-то рука. После увиденного она кажется спасением – ты отчаянно хватаешься за неё, боясь упустить. Затем оборачиваешься – в тумане плохо видно, кто её владелец; но знакомый силуэт внушает доверие – единственное и неповторимое, не зависящее ни от чего; ты кидаешься на шею этому человеку в надежде на спасение. Чувствуешь рукой густые волнистые волосы, не веришь в то, что смог дотронуться до чего-то высшего и всегда недосягаемого. А потом… потом ты слышишь смех, и этот смех, кажется, можно было бы узнать по прошествии многих жизней – в ужасе отпрыгивая от силуэта, оказавшегося Гэретом, падаешь в траву и сворачиваешься в надежде, что тебя не заметят.
Тщетно. Тебя резко поднимают на ноги, захватывают рукой шею так, что не можешь двинуться. А горящие тела никуда не пропали, они здесь, перед глазами.
– Разве не этого ты хотел? – спрашивает насмешливый голос.
– Нет!!! – почти срываешься на крик. – Я просто хочу, чтобы они исчезли!
– А может ты сам тогда… исчезнешь, а?
Сон кончается смехом; его раскаты ещё долго отдаются в голове.
***
Несколько лет ушло на строительство храма – технологии имперцев позволяли возводить постройки за сравнительно короткие сроки.
Когда он был закончен, Рэтт, видясь с Эйи в последний раз, после небольших колебаний протянул тому свёрток.
– Откроете дома, если Вам не сложно, – проговорил он быстро, как-то грустно улыбаясь.
Эйи только вопросительно на него посмотрел, а потом как-то подозрительно.
– Превеликая Вечность, да не переживайте Вы так! – засмеялся имперец. – Это просто небольшой прощальный подарок. С Вами было очень приятно работать.
Эйи и в голову бы не пришло, что это не сарказм. Если бы в следующий момент он не посмотрел в глаза архитектору. Удивительно сияющие и невинные, они чем-то даже напоминали глаза Лайи.
«Ну что ж, по крайней мере, мне попался нужный человек».
Эйи улыбнулся и поблагодарил за свёрток.
А когда он пришёл домой и открыл его, по телу прошло такое знакомое ощущение, испытываемое при потрясениях. На него смотрел он сам – очевидно, Рэтт успел досконально изучить каждую его черту, пока они обсуждали проекты, сидя за неизменным столиком.
Лицо было задумчивым, повернутым немного в сторону. Несмотря на привычку Рэтта изображать черты несколько строже, Эйи поразили глаза. В них была какая-то целеустремлённость и непреклонность, и в то же время оттенок безысходности, а если присмотреться, можно было уловить дымку боли.
«Да, он действительно хороший художник».
Рука лежала чуть ниже плеча, где-то у ключицы – видимо, эта постоянная привычка Эйи настолько бросалась в глаза, что Рэтт запечатлел его именно в такой позе. К тому же вскидывание руки к плечу – при этом локоть должен быть почти перпендикулярен телу – является жестом приветствия высших чинов в армии.
«Всё-таки я рад, что храм проектировал именно он».
***
Теперь Эйи много времени проводил в храме, частенько оставаясь там и на ночь – в стенах этого здания его не мучили кошмары.
– Ты что, там поселиться решил? – спросил как-то Лайи.
– Нет; мне там спокойно. К тому же… – Эйи нервно облизнул губы и отвёл взгляд. – Несмотря на то, что я всё время чувствую Её присутствие, никогда ещё я не ощущал себя таким покинутым. За это время я понял, что можно только выполнять волю высших сил, но не просить о чём-либо…
– Она так и не являлась тебе во сне?
Эйи отрицательно помотал опущенной головой.
– Может, это потому, что тебе больше не требуется Её покровительство? – спросил Лайи тихо.
– В том-то и дело, что требуется! – резко отчеканил Эйи.
Затем его взгляд затуманился, стал отсутствующим; уже тише он продолжил:
– Я говорил это много раз, но… когда ты ни то, ни другое, тебе нужен хоть какой-то ориентир. Она была моим ориентиром…
Как-то вечером, когда краски храма начинали потихоньку тускнеть, а косые лучи создавали ощущение, будто здание наполнено дымкой, Эйи вошёл туда, уже, как обычно, без надежды на внимание, и не спеша направился в сторону отображающегося на стене Её изображения.
На мгновение один из лучей, наполнявших храм, засиял особенно сильно, ударив в глаза – ничего не видно, только свет и туман. Эйи прикрыл лицо рукой и прошёл дальше, сквозь луч. И тут же замер на месте, дёрнувшись.
На вершине ступеней стоял Гэрет.
«Да оставь же ты меня уже в покое…» – Эйи сжал кулаки; к горлу подступил комок.
– В чём дело? Разве не меня ты звал? – голос эхом отдавался в сводах.
– Не тебя!!! – прокричал Эйи.
– Я в этом сомневаюсь, – сказал Гэрет со смехом.
Эйи в отчаянии попытался отшвырнуть того подальше от стены, однако атака попросту ушла в пустоту. Тогда он побежал по направлению к Гэрету, и, когда их разделяло буквально несколько сантиметров, фигура мгновенно исчезла в огненном столпе; Эйи еле-еле успел отскочить назад. Огонь был таким ярким, что в глазах потемнело. А впрочем, причина была ещё и в том, что в следующий момент сознание покинуло Эйи.
– Эйи, Эйи!!! – кто-то тряс его за плечо; голос был очень знакомый, и будто бы такое уже когда-то было, но доносился он пока что издалека…
Эйи открыл глаза. Обстановка и освещение в храме были теми же, что и до обморока – будто пролежал он всего секунду.
Посмотрев в сторону, откуда исходил голос, Эйи узнал Этрэ, или, вернее, как его звали теперь – Этэа. Имя было почти созвучно названию яркого сиренево-фиолетового цветка, растущего обычно у священных пещер.
– Эйи, что случилось? Всё в порядке? Тебе нужна помощь? Я думал, что ты умер!
– Да нет, пока ещё не умер… – отсутствующе усмехнулся тот.
– Я вошёл, – продолжил Этэа, – и вижу тебя здесь, лежащего, ты и не дышал будто, но пульс вроде есть… Частенько захожу сюда рано утром… – добавил он, как бы оправдываясь.
– Рано утром?
Только сейчас Эйи понял, что еле-еле начинало светать. Значит, он опять пролежал тут всю ночь, прямо у подножия ступеней.
– Спасибо за участие, Этэа, – проговорил Эйи. – Думаю, мне пора идти.
Сделав прощальный жест, Этэа грустно посмотрел ему вслед.
Глава 2. Вслед за прошлым – в будущее
Mein Odem neigt dem Ende zu
Und ich, ich streich' in aller Ruh
Die letzten Augenblicke fort -
Die Sicht so klar aufs Ufer dort.
Des Lebens Glanz Momente
Rinnen mir durch meine Hände,
Doch ich weiß, dass eines Morgens
Wieder neues Leben sprießt. 9
Schwarzer Engel „Abschied“
Kalt wie Eis, der Mensch 10 schneeweiß,
Der Winter war so schön.
Ich wollt' nur noch ein einz'ges Mal,
Die Schönheit seiner Pracht noch seh'n. 11
Schwarzer Engel "Wintertod"
По столице носилась радостная суета; повсюду на улицах были развешаны красные и оранжевые флажки и ленты; фасады высоких белых остроконечных зданий были украшены национальными флагами. Несмотря на то, что повсюду, как и обычно, стояла тишина – нарушало её разве что журчание фонтанов – атмосфера волнительного ожидания витала в воздухе вместе с порывами ветра, треплющими флажки и развевающими ленты.
С определённой регулярностью между государством народа Эа и Империей проводилось подобие военных соревнований. Изначальной целью было обеспечение и поддержание конкурентоспособности недавно появившейся армии – собственно, данная задача осталась неизменной, – однако потом это переросло в общую для двух народов традицию. Если на начальных этапах соревнования могли таковыми называться с натяжкой и носили по большей части экзаменационный характер – имперцы, разумеется, участвовали в тренировке армии, – то позже появился настоящий азарт: произошло это с развитием уникальных для Эа техник и приобретением собственных, прочно закрепившихся навыков на основе имевшихся и, конечно же, имперских.
Каждый раз перед этими соревнованиями Эйи переживал невероятно. И чем дальше, тем больше. Если в начале было очевидно, какая сторона победит, то со временем интрига возрастала. Однако народу Эа ещё ни разу не удавалось выиграть окончательно. И дело было даже не в недостаточных навыках, а в стратегическом мышлении, с которым имперцы чуть ли не появлялись на свет.
Это, пожалуй, был единственный период, когда большинству хотелось поскорее избавиться от Эйи, который бегал, как ужаленный, с многочисленными проверками и смотрами. В это время он часто общался с военными наедине – причём мог внезапно заговорить с кем угодно, вне зависимости от звания. Видя это чуть ли не болезненное воодушевление, люди старались особо ни о чём не распространяться. Однако бывали и исключения.
Как-то непосредственно накануне соревнований к Эйи подошла небольшая группа довольно молодых, но способных – судя по знакам отличия – людей. Один из них вышел вперёд, поприветствовал и спросил разрешения обратиться. После того, как Эйи кивнул, тот начал говорить, поставив первого в довольно затруднительное положение своей речью на родном языке – привыкнув, что в правительстве все общаются на международном, Эйи лихорадочно пытался придумать, как выкрутиться.
– Если честно, мы давно хотели решить кое-какой вопрос, и ждали момента, когда можно было бы поговорить именно с Вами, – начал тот человек.
Эйи хотел, конечно, спросить, почему они не могли передать это через кого-нибудь другого – но, увы, способа, как оправданно избежать реплик на своём языке, он пока не нашёл. Поэтому ничего не оставалось, кроме как очень, очень многозначительно кивнуть.
– Это касается боевой подготовки армии, – продолжил тот, – а точнее, тех, кто её проводит, – человек посмотрел Эйи в глаза.
Тут Эйи бы вздрогнул, но делать этого нельзя было; поэтому дёрнулся лишь глаз.
– А теперь не поймите меня неправильно; мне, точнее нам, давно было интересно, почему нас тренируют имперцы. Насколько я знаю, наши люди уже имеют достаточную квалификацию.
«О, как же я тебя понимаю!» – подумал Эйи, тут же спохватившись; однако лицо того человека никак не поменяло выражения, а в глазах был тот же вопрос, приправленный волнением.
А ещё Эйи подумал о том, что теперь-то он имеет полное право ответить на международном – он, конечно, пока не знал ничьих намерений, но обязан был показать, что якобы находится на нейтральной стороне.
– Могу я узнать причину такого вопроса, а точнее – что вас конкретно не устраивает в имперцах? Это может помочь улучшить ситуацию, – прибавил он быстро, на всякий случай смягчая реплику.
Какое-то время человек смотрел на него оценивающе, а затем сказал:
– Тут есть две причины: одна практическая, другая более абстрактная.
– Выкладывайте обе.
– Хорошо. Начну с практической – а именно, с их методов. Многие периодически жалуются на то, что они слишком жёсткие. Имперцы применяют такие способы, которые хороши для них самих, но для нас – не вполне.
– Позвольте здесь Вас прервать, – сказал Эйи. – Могли бы Вы привести пример? Дело в том, что мы, вообще-то, программу вместе с ними разрабатывали, обсуждая все детали с учётом различий в психологии.
Человек немного замялся, затем сказал:
– Ну, к примеру, они заставляют выкладываться на полную, до такой степени, чтобы сил не осталось совсем. Некоторые падают в обморок, – добавил он с надеждой в глазах.
– Но потом-то они восстанавливаются, так ведь? – спросил Эйи.
– Да, конечно. Но…
– В таком случае не вижу почвы для претензии. Такие методы способствуют наиболее полному раскрытию потенциала личности, а потеря сознания – нормальное, хотя и не очень распространённое явление во время совершенствования навыков использования энергии для разрушения. Но может, Вы хотели что-то ещё добавить? Не применяют имперцы насилие по отношению к вам?
Человек даже глаза округлил.
– Нет, что Вы…
– Может, унижают как-то?
– Вы говорите странные вещи!
– Тогда не скрывается ли за Вашей жалобой на жёсткие методы уязвлённая гордость, и не кроется ли проблема не в поведении имперцев, а в их происхождении?
Человек совсем засмущался.
– Говорите прямо, чего увиливать, – продолжил Эйи. – Я же не ставлю это Вам в вину.
– Собственно, более абстрактную причину Вы уже сам назвали…
– И она, я так понимаю, единственная, – Эйи улыбнулся краем губ.
– Если Вам так угодно, – пожал плечами собеседник.
– Мне – нет («Хотя это и наглая ложь»). Я так понимаю, Вы только начали?
Тут человек взял себя в руки, выпрямился и твёрдо сказал:
– Господин Верховный Главнокомандующий, мы искренне считаем, что армия – это личное дело каждого государства, и в данном случае имперцы попросту вмешиваются в это дело. Более того, нам больно видеть то, что другими они неосознанно рассматриваются в качестве эталона. Так не может долго продолжаться; пока они – ориентир, ни о каком национальном самосознании и уж тем более ни о какой победе на тех же соревнованиях не может быть и речи. Надеюсь, Вы понимаете, о чём я…
«Превеликая Вечность, иди выступай в правительстве!» – подумал Эйи, а вслух сказал:
– Я очень хорошо понимаю, о чём Вы. И это заставляет меня по-настоящему беспокоиться. А теперь послушайте внимательно, – он сделал небольшую паузу. – Подобно тому, как имперцы заставляют вас тратить все силы до единой во имя достижения лучших результатов в дальнейшем, так и мы пытаемся взять от них всё самое лучшее до последней капли, чтобы быть уверенными в полноценности той почвы, на которой будет строиться наша собственная судьба. Ваши чувства мне понятны – в Вас говорит патриотизм, а не неприязнь; это похвально. Так направьте же свою энергию на совершенствование, а не разжигание сомнений. Можете быть уверены: вы далеко не первые, кто ставит этот вопрос ребром. Также можете знать наверняка, что время, когда Вы не увидите в армии ни единого имперца, настанет, и настанет скоро; не торопите процесс. Это не ваша прерогатива. Я это говорю не для того, чтобы поставить Вас на место, а потому, что разделяю Ваши чувства и, так же, как и Вы, хочу наилучшего для своей страны. Надеюсь, Вы понимаете, о чём я? – Эйи посмотрел собеседнику в глаза.
Тот подумал, затем кивнул.
– И ещё кое-что, – продолжил Эйи. – Мы ведь не просто так проводим эти соревнования. Пока мы проигрываем имперцам, нам есть чему поучиться у них. В случае нашей победы в их помощи больше не будет надобности.
Человек смотрел на Эйи очень, очень внимательно. Последний сказал:
– Я надеюсь, что ответил на ваш вопрос.
– Итак, можешь меня поздравить. Сегодня я предал свои же убеждения во имя общего блага, – сказал Эйи Лайи, устало падая на подобие дивана и запрокидывая голову.
Они в последнее время жили вместе по причине того, что в старом доме Эйи уж очень часто стали мучить кошмары, а своими постоянными ночёвками в храме он, по словам Лайи, отпугивал посетителей. Учитывая то, что дом был большой и весь день они проводили вне его, проблем не возникало.
В ответ на утверждение Лайи посмотрел на Эйи вопросительно.
– Ко мне обратились люди, которые были недовольны наличием имперцев в нашей армии. Я их благополучно обломал. Как тебе такое, м-м?
Во взгляде Лайи появился оттенок уважения.
– И где ты только их нашёл… – удивленно спросил он.
– Знаешь, за всю свою жизнь я понял, что у меня есть поразительный дар – не я нахожу единомышленников, а единомышленники находят меня, – он усмехнулся.
«Какой он необычно весёлый в последнее время», – подумал Лайи.
– Полагаю, теперь следует присматривать за ними? – спросил он.
– Без надобности, – отмахнулся Эйи. – Я таких типов насквозь вижу; к тому же они вовсе не глупы. Тот явно не ставит самолюбие выше интересов страны; просто стоило ему появиться на свет чуть позже.
– И всё-таки…
– Подожди до окончания соревнований.
Лайи кивнул. Затем он посмотрел на Эйи и понял, что тот чуть ли не трясётся вслед за глазом.
– Эйи, успокойся. Правильнее, чем ты, поступить было нельзя.
– Да, я знаю.
Пауза.
– Я абсолютно спокоен. Мне только нужно на немножечко выйти.
– Я там таблетки на столе оставил…
– Спасибо, я уже.
– И всё равно?
– Лари12, неужели ты думаешь, что существуют таблетки от национализма?
Не дождавшись ответа, Эйи расхохотался и выбежал из дома.
«Ну, теперь есть два варианта, – думал Лайи, – храм или эио-ом. Судя по тому, какой он нервный, скорее, второе».
Лайи не ошибся – всю ночь Эйи пролетал на эио-ом (на разных, разумеется), к утру вернувшись, как обычно, очень спокойным и равнодушным.
***
Да, этот год был и правда не таким, как все. И самым знаменательным событием стала победа народа Эа на соревнованиях.
По правде говоря, до этого Эйи чувствовал приближение чего-то. И по мере того, как это что-то приближалось, все больше непонятного спокойствия разливалось по телу. Да, он нервничал и ненавидел имперцев, как и обычно, если не сильнее – развивалось это в геометрической прогрессии – но это всё сопровождалось появившимся невесть откуда внутренним безразличием к собственной участи.
Когда они победили, Эйи буквально вздохнул с облегчением. Несмотря на то, что его переполняли разного рода эмоции, какой-то странный покой вышел на первый план. И ещё кое-что.
– Теперь, по крайней мере, моя теория полноценна и законченна, – сказал он Лайи.
– Какая теория?.. – непонимающе спросил тот.
– Об изначальном превосходстве нас над имперцами. Можешь почитать, как закончу – а сделаю я это сегодня; заодно проверишь на наличие ошибок. Я имею в виду, орфографических и грамматических, – с улыбкой пояснил Эйи.
«Можно было и не добавлять. Как можно выискивать отдельные ошибки в том, что в целом является ошибкой…» – подумал Лайи. Затем он спохватился.
– Ошибок? Но, Эйи…
– Послушай, если я не могу говорить, то писать мне ничто не мешает. Естественно, я сделал это на родном языке.
– Я прочту, – сказал Лайи тихо.
***
А однажды утром Эйи не вернулся домой после ночи отсутствия. Обычно он приходил с первыми лучами или ещё до восхода; в этот раз рассвет был в самом разгаре, а его всё не было. Движимый невесть откуда взявшимся волнением, Лайи поднялся с кровати.
Проходя мимо небольшого столика, он заметил на нём письмо. Пробежавшись по нему глазами, Лайи быстро сложил его в несколько раз, оделся и вылетел из дома.
Эйи отпустил эио-ом и закончил подъём на гору самостоятельно. Шёл он, не переставая улыбаться; поднявшись, с наслаждением подставил лицо ветру. «Какой же красивый рассвет…» – подумал он, обернувшись. Затем он повернулся назад, к обрыву, и достал капсулу, которая теперь лежала, слегка переливаясь, на его ладони.
Увидев вдалеке Эйи, стоящего на краю отвесной скалы, Лайи хотел было кинуться к нему. Однако он почему-то остановился, вылез из летательного аппарата и какое-то время смотрел на одинокую фигуру. Потом он вспомнил, что так и не прочитал письмо.
«Помнишь, на суде я сказал Гэрету, что рад тому, что новый мир будет избавлен от таких, как он?» – начиналось оно. Конечно, Лайи помнил. «И, наверное, странно, что после этих слов я так долго жил. Однако мне просто важно было убедиться в том, что подобного кошмара больше не повторится. Ну и ещё кое-что. Я всё же тщетно пытался стать частью вас». На слове «вас» Лайи вздрогнул и чуть было не уронил слезу.
– Несмотря на то, что мне так и не удалось отождествить себя с вами… – сказал Эйи тихо, смотря на капсулу. – Я…
Тут он прервался. Внезапно он понял, что говорит на имперском.
Вообще-то, Эйи планировал без слёз. Но тут он просто сорвался; они потекли по щекам, падая на ладонь.
– Это невыносимо; да будь он проклят, этот язык! – в отчаянии проговорил он, быстрым движением положив капсулу в рот.
«Пойми, я не хочу, чтобы это прекрасное место было адом для меня, и уж тем более не хочу делать его адом для других. Я исполнил свой долг – вдохновил народ, который считаю своим, на восстание. На этом моя миссия закончена; я и без того достаточно тянул».
Теперь оставалось только раскусить капсулу.
– Пусть я и не принадлежу к вашему народу полностью, – начал Эйи снова, глубоко после этого вдохнув, выдохнув и с зажмуренными глазами сжав зубы на капсуле, проглотив содержимое, – я до конца буду предан вам, и буду счастлив жить здесь вновь!!!
Последние слова растворились во всхлипе; в глазах начало темнеть, а ноги подкосились. Он упал на колени, уже не сдерживая слёз.
«Я умираю, но не сдаюсь в своих убеждениях, – читал Лайи. – И это не потому, что я не хочу. Я пытался. Но это часть меня». Следующая строчка начиналась с нового абзаца. «Ты прекрасный человек, без тебя бы ничего не получилось – да ты и сам знаешь. Спасибо тебе за всё, и прости, что пришлось иметь дело со мной. Я рад, что ты нашёл своё место, и желаю тебе прожить счастливую и полную смысла жизнь». На этом моменте Лайи горько усмехнулся.
Спустя время искры в глазах заплясали сильнее, а по телу распространилась сковывающая слабость; Эйи упал на траву лицом вверх, раскинув руки в стороны.
«Эйи – “рассветная звезда”. Когда светило восходит, ты исчезаешь».
Вскоре вместо неба перед глазами у Эйи осталась лишь чёрная пустота. Однако он ещё дышал; он чувствовал землю под собой, хоть и не мог двинуться; стало страшно.
Тут из пустоты возникла фигура Её. Эйи ничего не почувствовал – это было похоже на реалистичную куклу, пустое изображение, не более того. Затем Её черты стали потихоньку изменяться, и Эйи даже не заметил, на каком этапе вместо Неё перед ним появился Гэрет. Однако нельзя было невольно не вздрогнуть. Внезапно кожа Гэрета стала медленно слезать, начиная с лица. Волосы стремительно начали терять цвет и выпрямляться, и вот они уже стали полностью белыми и прямыми. А на месте обнажённых мышц появилась кожа, такая же белая, как и волосы, и вот уже на Эйи воззрилась пара чёрных глаз.
Он даже не обращал внимания на ужас, захвативший всё его агонизирующее сознание. Только сейчас Эйи понял, что, вообще-то, Гэрет не был похож на Неё внешне. Откуда же взялась эта ассоциация?.. В голове возникла мысль, из которой стремительными темпами развилось понимание – и это понимание с трудом можно было облечь в слова.
«Создатель – это в том числе тот, кто полностью владеет всеми версиями себя. Это значит, что ему ничего не стоит взять вариант из любой жизни и переместить во времени и пространстве, делая его при этом относительно независимым. Гэрет работал в лаборатории; я был экспериментом. Её экспериментом под надзором Гэрета как одной из версий Неё давным-давно».
Затем по телу прошла такая судорога, что все видения исчезли. Захотелось вдохнуть – но не получилось. Земли уже тоже не чувствовалось. Зато с неба стал падать будто бы огненный дождь – его колкие горячие капли втыкались в тело, и вот оно уже растворилось в них; на него будто бы обрушился звездопад. Наконец не ощущалось уже ничего.
Последним, что увидел Эйи, было Её лицо и распростёртые руки, окружённые ослепительным сиянием, которому, впрочем, нечего было ослеплять.
Дочитав, Лайи ещё долго смотрел на лежащую вдалеке фигуру. Он успел отметить, что в письме, как и в злосчастном трактате, не было ни единой ошибки.
Затем он как-то неосознанно приложил правую руку к левому плечу и опустил голову. Плакал он беззвучно; слёзы лились ручьем, капая одна за другой на траву.
«Ты и вправду думал, что я не пойду за тобой?»
Лайи грустно усмехнулся, достал бластер и выстрелил себе в голову.
