– Да. Доброй ночи.
– Bedankt10.
После того, как она удалилась, к Эйи подошёл Лоренс. Этот выглядел совсем плохо, однако на лице читалась какая-то гордость за себя.
– Ларри, ты как? Идти в состоянии?
– Вполне! Всё не так плохо, меня даже не убили, – вымученно пошутил он.
Эйи слегка хлопнул его по плечу.
– А я вот чувствую, будто что-то не так.
– Что именно? – спросил Винтерхальтер непонимающе.
– Да как будто не всё ещё закончилось. Мне кажется, кто-то из них ещё жив и при этом не сбежал.
– Полагаете, он за нами наблюдает?
– Да.
– Но зачем?
– Не знаю.
Немного подумав, Эйи сказал:
– Знаешь, ты останься тут на всякий случай, ненадолго, а я быстренько проверю несколько мест.
– Может, мне пойти с Вами?
Эйи смерил его взглядом.
– Я не буду говорить, что ты еле на ногах стоишь, потому что это не так. Но всё же постой тут.
Лоренсу ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Однако далеко Эйи отойти не успел. Из-за ближайшего куста на него обрушилось подобие ударной волны, возникшей из ниоткуда и так резко, что он даже не успел защититься. Почувствовав страшную боль в голове, он потерял сознание.
Лоренс мгновенно сорвался с места, намереваясь сначала уничтожить злосчастного человека, скрывающегося за кустом, а потом уже попытаться помочь Эйи. Однако пока он бежал, человек сам выдал себя. Из-за куста вышла хрупкая девочка лет десяти, с большими синими глазами и густыми чёрными вьющимися волосами, подстриженными под каре и перехваченными на лбу подобием ленты.
Тут у Винтерхальтера произошел сильнейший за всю его работу в организации когнитивный диссонанс. Да, перед боем его предупреждали о том, что ни о какой жалости не может быть и речи, если представители группировки и прибегают к хитрости, то её важно тут же распознать и пресечь беспощадно, поскольку по-другому с ними нельзя – себе же хуже. Но он как-то не предполагал, что на их стороне может сражаться… ребёнок?
– Стой на месте, иначе сдохнете оба, – громко проговорила девочка.
«Ну, в этом я сомневаюсь», – подумал Лоренс, а вслух сказал:
– Я не собираюсь нападать. Ты можешь уходить – все ваши перебиты. Но если попытаешься что-то сделать, мне придётся это пресечь.
Девочка рассмеялась; Винтерхальтер поёжился.
– Боюсь, пресечь ты это не сможешь, – сказала она, – но я не собираюсь ничего делать, не для того тут осталась.
– А зачем ты это сделала? – он выразительно указал на Эйи, изо всех сил скрывая волнение.
– Испугалась. Он подошёл слишком близко. Перенервничала. А зря. Не так-то это было и сложно.
– Конечно – исподтишка, да ещё и обессиленного человека… Долго он так пролежит?
– Не знаю, может, и не долго. Голова только потом болеть будет.
«По крайней мере, он жив», – облегчённо подумал Лоренс. Затем он спросил:
– Чего тебе нужно?
Девочка ответила вопросом:
– Это правда, что вы работаете на бога?
Вопрос был настолько ошеломляющим и настолько невинным, что Лоренс молчал, как рыба, наверное, с минуту. Наконец ответил:
– Не знаю, – он пожал плечами. – Я всего лишь заместитель заместителя главы организации, и мне никогда ничего не говорят. Если бы у них был устав, это правило, пожалуй, стояло бы под номером 1…
– А мне скажут?
– Не знаю… Ты что, хочешь пойти туда? Не думаю, что это хорошая идея. Знаешь, шла бы ты лучше домой…
– У меня нет дома.
– А родители у тебя есть?
– Какие-то есть, наверное, но я их не знаю.
– Ты давно работаешь на этих… кхм… на эту группировку?
– Недавно. Но мне у них не очень нравится. К тому же, они чуть не убили меня, узнав, что я убила несколько их людей.
– Но зачем?
– Ну надо же мне на ком-то тренироваться. Они даже отпора нормального дать не смогли.
– И как же тебя оставили в живых?
– Ха-ха, а оказалось, что среди тех, на ком я тренировалась, были и ваши. Тогда меня научили их различать и попросили впредь «специализироваться исключительно на них».
Тут до Лоренса дошло, что он, кажется, нашёл того «террориста». И теперь он просто не мог оставить её тут; с другой стороны, не натворила бы она чего-нибудь, приведи он её в организацию…
– Мне нужно видеть главу организации, – сказала девочка так настойчиво и уверенно, будто это было в порядке вещей.
– Зачем? Тебе не удастся её убить, поверь.
– Какой ты глупый! Мне и не нужно её убивать, мне просто нужно убедиться, что слухи верны, и тогда я буду работать с вами.
– С какого перепуга я должен тебе верить…
– Но тебе же всё равно каким-то образом нужно привести меня туда, разве нет? – её глаза хитро сверкнули. – Вам ведь наверняка было интересно, кто убивал ваших людей, наверняка вас мучил этот вопрос, я слышала о том, что у вас даже были переговоры по этому поводу.
– Ну да… Чёрт, ну и что мне делать? – он настолько устал, что мозг не соображал.
Он сел на кусок наполовину вырванного пня и обхватил голову руками.
– Позови кого-нибудь для подстраховки, чтобы я точно не смогла причинить никакого вреда, – подсказала девочка снисходительным тоном, улыбаясь.
– И то верно… Хотя, подожди. Все уже разошлись, да и какой смысл эксплуатировать уставших людей.
– Ты достал меня уже! Просто отведи меня туда и всё!!!
Затем, в сторону:
– А ещё элитой называются…
Однако Лоренс расслышал.
– Элитой? Действительно?
– Ну, не совсем так, это мой вывод. Нам вечно говорят, что вы снобы и лицемеры, и поэтому пощады вам давать нельзя.
«Вот у нас главный сноб, и тот без сознания лежит», – подумал Винтерхальтер, а вслух сказал:
– Надо же, забавно. Последнее требование я и сам неоднократно слышал. Ну да ладно, не будем об этом, – быстро проговорил он.
– Так ты отведёшь меня туда или как?
Лоренс долго смотрел в её глаза своим уставшим, полупустым взглядом, затем решил – «будь что будет». Во всяком случае, в организации смогут себя защитить.
– Чего уж там… Всё равно ведь не отвяжешься.
– Это верно.
Немного погодя девочка спросила:
– А с этим что делать будем? Всё ещё лежит.
Она подошла к Эйи и присела на корточки. Осторожно взяв прядь волос, стала её рассматривать.
– Эй, а ну кыш оттуда! – возмутился Винтерхальтер. – Думаешь, всё можно? Тебя правилам приличия учили хоть где-нибудь?
– Чего?.. – переспросила она, уронив прядь.
– А… Ладно, забудь. В общем, не принято трогать посторонних людей без их согласия, ещё и когда они без сознания валяются, понятно?
– Как правило, людям после встречи со мной уже всё равно, трогают их или нет, – невозмутимо ответила девочка.
Лоренс тяжело вздохнул. Теперь он особенно остро ощущал какое-то подобие чувства вины, или вернее, ответственности. По сути, виноват он не был. Но если бы он тогда пошёл с Эйи, то может, успел бы отразить эту волну… Как-то неудобно вышло. Ну да ладно теперь.
Ещё раз вздохнув, он подошёл к лежащему, взвалил себе на закорки и кивнул девочке.
В помещении находились четверо. Глава организации сидела напротив новоприбывшей «террористки» (её, как оказалось, звали Хэзел), задавая кое-какие вопросы, но больше думая и разглядывая её; сбоку сидел Эйи, недовольно болтая ногой, лежавшей на второй ноге, всем своим видом показывая раздражение; позади стоял Лоренс, слегка облокотившись о подоконник.
Как выяснилось, Хэзел действительно хотела перейти в организацию – по крайней мере, так она продолжала говорить. Но проблема заключалась в том, что нельзя было узнать наверняка, сколько правды содержится в её словах: эта девочка была полностью «непроницаема». Предпринимать какие-либо меры глава организации опасалась – поведение могло быть крайне непредсказуемо. Хэзел хоть и говорила доброжелательно, но в глазах ещё светилась вражда и даже какой-то страх.
Внезапно вошла Ита. Она ела леденец на палочке – красивый, разных цветов. Внимание девочки как-то мгновенно переключилось на конфету. Она продолжала говорить начатую фразу, но глазами неотрывно следила за Итой. Та довольно улыбнулась и спросила:
– Хочешь?
Хэзел поколебалась.
– А ты кто? – спросила она недоверчиво.
– Я – что-то вроде нейтральной стороны, – рассмеялась Ита. – Раздаю леденцы даже тем, кто своим плохим поведением их не заслуживает.
На этих словах она достала из кармана ещё один.
– Дай сюда! – не выдержала девочка и выхватила конфету у неё из рук.
Провозившись с разрыванием упаковки, она вгрызлась в карамель своими острыми белыми зубками.
– Смотри, зубы не сломай, – улыбнулась Ита. – Ты что, леденцов на палочке ни разу не ела…
Хэзел проворчала что-то в ответ, а когда была съедена примерно половина, медленно повалилась на кресло, на котором сидела.
– Не благодарите, – сказала Ита. – Это на полтора-два часа, можете спокойно лезть ей в башку. – Лоренс, а ты не хочешь? У меня этих конфет ещё много.
– Нет, спасибо, – он кашлянул.
– Да не бойся ты, остальные нормальные. Я же как-то ем.
– Не люблю сладкое, – он отвернулся.
Тут Эйи не выдержал:
– Зато я люблю!!! – он резко встал с дивана и, совсем как Хэзел, выхватил леденец из руки Иты.
Поблагодарив за помощь, глава организации хотела было приступить, но её прервал голос Эйи:
– Под трибунал бы тебя, Ита…
Это всё, что он успел сказать, прежде чем отключиться.
Ита рассмеялась, глава организации закатила глаза: «Детский сад, честное слово», Лоренс как-то особенно тяжело вздохнул.
Вечером того же дня все трое – за исключением Иты и Хэзел – собрались в той же комнате, решая, что делать с девочкой.
– У меня ещё ни разу не было подобных случаев, – сказала глава организации. – Обычно обращаются взрослые, а этой вот-вот 11 будет, даже школьного образования не получила… И в детский дом ведь не сдашь – натворит дел и сбежит.
– Полагаю, – начал Лоренс, – что следовало бы действительно оставить её в организации; если бы кто-то согласился её удочерить…
– Да, мне тоже это кажется наиболее разумным. Других вариантов, что с ней делать, я не вижу.
Тут Эйи подошёл к главе организации и что-то быстро шепнул ей на ухо, с трудом подавляя смех. Её лицо мгновенно приобрело преувеличенно-сердитое выражение; со словами «это тебя я на органы сдам» она дала ему пощёчину, слегка задев кожу ногтями. Прокричав сквозь смех «оно того стоило», Эйи выбежал из помещения.
Глядя на изумлённое лицо Винтерхальтера, она сказала:
– Не обращай внимания, это он так развлекается. Пока не получит свой «подарок», не успокоится.
– И часто он так делает?..
– Не очень, только при эмоциональном перенапряжении. Но ты такое с ним делать не вздумай, – добавила она со смехом, – без руки останешься.
– Да знаете, сколько у меня уже было поводов…
Она сочувственно похлопала Лоренса по плечу.
Как обычно, после подобных событий всем участникам давался длинный выходной для восстановления. В один из этих дней Эйи и Лоренс встретились по просьбе последнего.
– Мне нужно с Вами поговорить, – начал он.
– Да?
Лоренс собрался, выдохнул и сказал:
– Если Вы не сделаете что-нибудь с «рядами смерти», я…
– Что? – Эйи смотрел заинтересовано и с улыбкой.
– … я всё-таки расскажу об этом главе организации.
Повисла тишина.
– Причина? – поинтересовался Эйи мгновенно переменившимся тоном, заставившем Винтерхальтера внутренне вздрогнуть.
– Мне кажется, причина очевидна. Вы даёте людям непосильные задания, хотите от них то, что они заведомо не смогут выполнить. А также… – он лихорадочно вспоминал, что ещё хотел сказать; все аргументы как-то выветрились из головы. – А также, они могли бы много чего добиться, выжив! Они могли бы изменить своё мнение, у них было будущее! Это, выражаясь Вашими понятиями, – он кашлянул, – растрата ресурса.
– Это не мои понятия, Лоренс.
– Тем не менее, порой Вы ведёте себя так, будто и Ваши тоже. Вы не пробовали вещать им с трибуны, что они все сдохнут – пошли бы они тогда на это, а?!
Тут Эйи рассмеялся. Успокоившись, он ответил:
– Пробовал, Ларри, пробовал, – несколько секунд он просто смотрел на переменившееся лицо Винтерхальтера, а потом продолжил. – Мы вместе с одним человеком проводили подобие эксперимента – интересно было понять психологию этих фанатиков. Я вышел и прямо им сказал, что они все умрут, что это не игрушки, что их возможности расходятся со стремлениями, и так далее, и тому подобное, и в общем, ребята, я вас предупредил. Видел бы ты их изменяющиеся лица. Мало того, что они восприняли это как вызов – у них ни на секунду не возникло мысли о том, что можно отказаться от своих намерений – так ещё и стали обвинять меня в малодушии.
Он многозначительно посмотрел на Лоренса. Тот ответил:
– А если вообще, ничего… не говорить?..
– Но они ожидают, что ты что-нибудь им скажешь. Да и вообще, должны же они увидеть своё руководство в лицо хоть раз. Без явного авторитета они тоже, знаешь ли, опасны бывают.
– Но… почему так?
– Пойми, Ларри. Им по любому нужно растратить энергию. Эти люди, может, всю жизнь посвятили своему фанатизму; ты что, хочешь их разочаровывать? Я не говорю, что в других условиях они были бы такими же. Нет. Но мы все здесь в конкретных условиях, которые вполне определённо на нас влияют; они сами выбрали для себя этот путь. Лучше будет, если они будут заниматься экстремистской деятельностью? Или может, пополнять ряды той группировки? А ещё лучше будет, Ларри, если после каждого сражения мы будем терять действительно важных людей, которые годами совершенствовали свои навыки, и явно не для того, чтобы случайно погибнуть раньше времени от рук каких-то подонков!
– Вы говорите…
– Я говорю о многих. Да зачем далеко ходить – о тебе, об Ите, о множестве людей, которых ты пока не знаешь, но которые представляют огромную ценность для будущего.
Винтерхальтер помолчал, а затем сказал, как бы извиняясь:
– Вы не говорили мне раньше об этом эксперименте, да и вообще об этом всём… Я не мог догадаться сам…
– Да ничего, Ларри. Это хорошо, что ты задаёшься такими вопросами и что ты возражаешь. Я много о чём тебе сразу не говорю в том числе и потому, что мне нужно, чтобы ты обладал критическим мышлением.
– Что ж, пока что всё идёт успешно, – Лоренс нервно усмехнулся. – Только после каждого проявления этого критического мышления Вы разговариваете со мной так, будто хотите убить на месте.
– Я просто не люблю критику в отношении себя, – Эйи натянуто улыбнулся. – Ах да, и спасибо, что напомнил. Я как раз хотел купить себе новую ленточку.
В другие несколько дней они сняли небольшой дом в отдалённой альпийской деревне – Эйи давно просил Лоренса научить его стрелять. А узнав, что Винтерхальтер неплохо ездит верхом, тот теперь приставал ещё и с этим.
В один из вечеров Эйи сидел на подоконнике у открытого окна и сушил волосы; Лоренс делал какие-то наброски карандашом.
– По правде говоря, – сказал вдруг Эйи, – меня часто посещает мысль о том, чтобы закончить всю эту вражду разом. Я имею в виду… мы могли бы заключить договор с той группировкой, что-то вроде примирения с принятием их условий. Когда все их планы были бы приведены в исполнение, мы могли бы просто медленно уничтожить их всех изнутри, а затем и обычных людей. По-моему, было бы проще…
Винтерхальтер отложил рисование, и, немного подумав, сказал:
– А Вам не приходило в голову, что за всё то время, пока люди работали бы на нас, большая часть привыкла бы и просто отказалась бы менять положение?
– Ты действительно думаешь, что такое возможно?.. – спросил Эйи с сомнением. – Я об этом как-то не подумал. Ни один из тех, кого я знаю, не способен на такое…
– Что ж, адекватные всегда остаются, но меньшинству будет очень трудно что-либо изменить.
Какое-то время они просидели в молчании – слышались только шелестение карандаша о бумагу, звук расчёски, натыкавшейся на спутанные волосы, и позвякивание колокольчиков на шеях у коров, пасшихся неподалеку.
Тут Эйи спросил, улыбаясь:
– А что, Ларри, ты по-любому пошёл бы за мной, что бы я не предпринял?
Лоренс снова отложил лист. Он взял со стоящей рядом тумбочки забытый хозяином дома флакон с распылителем для опрыскивания цветов, подошёл к Эйи и брызнул в него водой несколько раз. Тот стремительно соскочил с подоконника, прыгая и отфыркиваясь:
– Зачем ты это сделал?!
– Я пошёл за Вами даже в этот ад, Вы думаете, у меня есть выбор?
– Выбор всегда есть, он у тебя и тогда-то был, разве нет?
На это Винтерхальтер снова распылил на него воду; Эйи не выдержал и выпрыгнул в окно – первый этаж, а до двери бежать долго. Лоренс прыгнул за ним, не выпуская из рук флакон.
– Ты не можешь избавиться от всех своих проблем таким образом! – кричал на бегу Эйи сквозь смех. – А вот и не догонишь, я всё равно быстрее!
Солнце уже зашло за горы. В сумерках по полю бежали две фигуры.
So many days we've spent together,
Trying to get ahead with our dreams.
Now we have come to the goal forgotten,
Hurting within left us torn.
[…]
I won't give up, we'll fight to win,
To move along from where we'd been,
I'll sing this song for you again.
I'm looking up around the bend -
We're so much stronger than before,
Our fraying edges on the mend.
Epica “Our Destiny”
Inhale the strength to play,
Blow barricades away.
This universe implodes,
Reality unloads.
Find yourself a thousand worlds,
Pick the one that suits you most.
Will a choice put you at ease?
Than grab your chance to slay the beast.
Keep searching for your destiny,
And you will find all that will set you free.
Keep moving onwards endlessly
To evolve and become one,
One piece.
Epica “Ascension – Dream State Armageddon”
Много воды утекло с момента первого боя Винтерхальтера; за это время ему довелось побывать на многих заданиях. Отношения с начальством, кажется, налаживались – он научился понимать Эйи с полуслова; они чаще стали проводить время вместе, и тот наконец более-менее научился стрелять. Он ещё прицепился с просьбой научить его немецкому – «всегда хотел, но не доводилось» – и вскоре между собой они уже говорили по большей части на этом языке – утверждение Эйи о том, что он схватывает всё на лету, оказалось не лишённым смысла.
Этим утром солнце взошло, как обычно. Мёртвое, безразличное. Выкатилось красным шаром из-за горизонта и осветило собой такой же мёртвый и безразличный мир.
Глава организации сидела в сквере у фонтана, на её густые распущенные волосы то и дело ложились падающие сверху с дерева лепестки цветов.
– Вам нехорошо? – спросил стоящий рядом Эйи. – Вы выглядите так, будто что-то случилось. Что-то ужасное.
Она улыбнулась.
– Да нет, Эйи. Я даже не знаю, как это расценивать. Но мы, оказывается, сражаемся против призрака.
Эйи насторожился.
– Что вы хотите сказать?
– Создатель этого мира мёртв.
Повисла тишина. На фоне был слышен чей-то смех и говор проходивших людей; мимо пролетела пара бабочек. Эйи ошарашенно спросил:
– Но… разве такое бывает?..
– Мне тоже казалось, что нет.
– Но как они тогда… существуют?
– Похоже, по инерции. Знаешь, когда закрутили что-то, и оно не может остановиться. И продолжает вертеться в беспорядке, выживая, как может…
– Вы хотите сказать, он… просто кинул их всех?
– Выходит, что так.
– И давно…?
– Очень давно, Эйи.
– Но это же… неправильно…
Теперь Эйи сидел на камне, обхватив руками голову.
– Выходит… это всё зря было?
– Нет, не зря. Просто нам можно было не осторожничать и не растягивать это.
– Вы хотите сказать… – в глазах Эйи блеснула надежда.
– Да. Полагаю, следует закончить это.
Однако закончить это не удалось. Несколько дней спустя враждебной группировкой была объявлена война. Никто не понял, совпадение ли это было, знали ли они вообще обо всём – но им явно не терпелось поскорее обрести мировое господство.
– Я вообще не вижу смысла в этой войне. Что за бред! На глазах у людей разворачивать эту бойню? – глава организации сидела, приложив руку к лицу.
– Но нам, я так понимаю, мало что остаётся.
– Что ж, я думала над тем, что нам остаётся. Меньше всего мне хотелось бы начинать это всё.
– Ну Вы же понимаете, что на переговоры они не пойдут, – улыбнулся Эйи.
– Понимаю.
– Послушайте, Ваши чувства мне ясны. Но у нас есть все шансы на победу.
– Да ты осознаёшь, насколько это глупо?
– Осознаю. Но у нас все их терпеть не могут, боюсь, они бы не разделили Ваших чувств…
Она глубоко вздохнула.
– Что ты намереваешься делать?
– Я считаю, нам следует по-быстрому с ними разобраться.
– По-быстрому… Это хорошо бы…
– Немыслимо! – возмущался Эйи. – На что они надеются? Они же просто привлекут ненужное внимание! Да и шансов у них нет…
– Я бы так смело это не утверждал, – осторожно сказал Лоренс. – Никогда не стоит недооценивать врага.
– Да я тебя умоляю… Устраивают какой-то цирк.
– Вряд ли они устраивали бы это просто так. Они же тоже не совсем поехавшие. Стало быть, у них есть какой-то план. Я ведь правильно понимаю, что в случае победы они рассчитывают сделать людей своими рабами?
– Ага. Ну это ты у Иты спроси, она больше знает. Думаю, если постараемся, удастся справиться с ними за несколько недель.
Но нет, за несколько недель справиться не удалось. И у этого, впрочем, были причины. Во-первых, люди организации не успели проанализировать внезапно нагрянувшее событие и теперь не вполне понимали смысл дальнейшей борьбы. Да, группировка была помехой полному уничтожению, но есть ли разница теперь? Многие были не прочь попросту покинуть это место. Разлад и неопределённость не могли противостоять той уверенной ярости, тому самодовольному отчаянию, исходившим от людей группировки. Казалось, Винтерхальтер был прав и у них действительно был серьёзный план, который, впрочем, выяснить пока что не удавалось.
Эйи порядком надоело выслушивать неутешительные доклады почти что ежедневно; это всё походило на какой-то бредовый сон. Этого попросту не могло происходить – но это происходило.
Ясно было одно – если они продолжат одерживать победу за победой, всё закончится весьма плачевно. С этим что-то надо было делать.
Длинный чёрный стол отливал под лампами холодными голубоватыми бликами. Все места были заняты; люди сидели сосредоточенно, кто-то с отсутствующим выражением, кто-то с еле-еле читающимся отчаянием на лице, кто-то был напряжён. Все без исключения держали спины прямо, как штыки, будто предчувствуя, что что-то должно произойти.
Эйи медленно прошёл к своему месту во главе стола; сзади шёл Лоренс. Вид его хоть и был непроницаемым, но всё же читалась какая-то подавленность. Дойдя до своего места, Эйи глубоко вздохнул, окинул всех взглядом, прокашлялся и начал:
– Итак, я пришёл сюда сказать, что вы все… идиоты.
Вся фраза была произнесена медленно, но последнее слово – ещё медленнее, чем остальные, и было выделено интонационно. Он снова окинул взглядом присутствующих. На лицах появилось негодование, пока ещё всё-таки тщетно скрываемое; пара-тройка людей смотрела сочувственно.
Если первая фраза была сказана спокойно, то продолжил он уже в резко приподнятом тоне, так, что остальные невольно вздрогнули. Выражение лица Винтерхальтера было каменным.
– Вы что вообще себе позволяете, а? Я спрашиваю – что вы себе позволяете?! У меня слов подходящих нет, да у кого бы они нашлись, эти слова, когда элита ведёт себя хуже псов из группировки!
Он сделал небольшую паузу, затем продолжил:
– Что с вами со всеми происходит? Вы не в состоянии справиться с кучкой ублюдков?! Как же вы раньше с ними справлялись, я вас спрашиваю? Во всех ваших докладах я не вижу ни одной объективной причины, по которой вы бы не смогли победить, ни од-ной! Отсюда я делаю вывод, что у вас просто способности отсохли, или же вы с этими заодно, ну другого объяснения я просто не вижу!
Один человек резко встал, кинул на Эйи бешеный взгляд и проговорил сдавленным голосом:
– Если Вы пришли сюда нас оскорблять, я этого не потерплю. Следите за словами…
Он не успел договорить, потому что в следующий момент его чуть приподняло за глотку и отбросило к ближайшей стене. Кажется, от удара он потерял сознание.
– Не нужно меня перебивать. Это у вас ещё ко мне претензии?!
Люди насторожились; кто-то порывался было тоже встать, но в итоге сдержался. Негодование и презрение стали уже не скрываемыми; про себя Эйи это с удовлетворением отметил. Однако также он видел, что большинство уловило волну и теперь с интересом ждёт продолжения. Он внутренне усмехнулся.
– Вы, те, кого я считал лучшими, внезапно превратились в подонков, которые не в состоянии справиться с какими-то отбросами, просто шелухой, которая мешает на пути, неужели для вас это теперь проблема?!
После небольшой паузы, сделав большой вдох и сверкнув глазами, он продолжил:
– Скажите, пожалуйста, я когда-нибудь до этого повышал на вас голос?
Он приподнял бровь и в тишине ожидал ответа; его, однако, не последовало – люди не знали, как себя вести. Тогда он спросил громче, хлопнув от раздражения по столу:
– Орал я на вас до этого или нет?! Что, уже ответить не в состоянии?
Какая-то женщина ответила твёрдым голосом:
– Нет, не орали. И не вижу смысла орать сейчас. Ситуацию это не исправит.
Эйи посмотрел на неё яростно, но замечание проигнорировал.
– Верно, не орал. И уверен, это сказал бы каждый из вас, если б вы не проглотили все свои языки. Я мало того, что никогда на вас не орал – считаю это самим собой разумеющимся – но и старался всячески поощрять вас, а уж вспомнить про то, как я забочусь о вашем благополучии во время боя – заботился, точнее… Вы правда совсем ничего не понимаете? Ничего?..
Он посмотрел на всех даже каким-то растерянным, но многозначительным взглядом.
– Это всё, конец игры в войнушку. Закончилось то замечательное время, когда мы – я имею в виду в теории – имели хоть какое-то право на поражение. Сейчас – всё. Я настоятельно призываю вас. Те, кто до сих пор играет в игры, кто до сих пор не воспринимает это всерьёз, кто до сих пор дерётся для развлечения, а не насмерть – покиньте наши ряды. Даже если это будет большинство. Я не хочу продолжать этот позор. Либо сдавайтесь – он резко повысил голос – и дайте всему миру увидеть, какое вы ничтожество, неспособное делать что-либо не ради собственной выгоды, – люди посжимали кулаки; казалось, ещё немного, и кто-то снова заговорит, – либо сражайтесь в полную силу, так, чтобы на кону были жизнь и смерть – сейчас иного для вас быть не может! Я не буду говорить драться до последнего, поскольку если вы всё-таки соберётесь, вам не придётся проигрывать. Слышите? Я обращаюсь к тем, кто выберет остаться. Я не знаю, какой процент из присутствующих это решит. И, повторюсь – всё так же никто никого не заставляет воевать. Просто раз уж решили, то делайте это достойно. Не хотите – свободны; не пнёте себя сами, вас, опять же, выпинывать не будут. У нас не такие методы – зачем нужно насилие, ха-ха. Вы же не бараны все тут!
Он запрокинул голову и нервно рассмеялся.
– Так вот, я отвлёкся. Те, кто решит остаться и сражаться уже по-серьёзному – можете даже не предполагать возможное поражение. Конечно, я, скорее всего, сейчас говорю в пустоту, но… Вы не можете проиграть.
Он обвёл всех взглядом и сверкнул глазами.
– Тем более, сила на нашей стороне. Как и правда. По крайней мере, так было…
Он опустил голову; повисла пауза. Один из сидящих спросил, уверенным, хоть и подрагивающим голосом:
– А могу я узнать, почему Вы взяли на себя полномочия главы организации?
Эйи прищурился.
– Простите, что? Вы это о каких таких полномочиях?
– Высшего командования, – человек всё ещё смотрел твёрдо.
– А с каких это пор главе организации надлежит командовать армией в экстренной ситуации?
– Ну…
– А с каких это пор она должна разбираться с тем, с чем вы разобраться не в состоянии?
– Но…
– С каких пор она должна этим заниматься, м-м? Слушай внимательно. Мне она дала право на всю эту чепуху. И так было всегда. А в тебе, я так понимаю, заговорили страх и желание воспользоваться чужими силами?
– Не то что бы… – человек уже жалел, что начал.
– Или же… Ты считаешь, что я плохой руководитель, только потому, что вы не в состоянии нормально выполнять свою работу?
– Я просто…
– Ладно уж, договаривай.
– Хотел убедиться, что Ваши действия правомочны.
Эйи вздохнул и медленно приложил руку к лицу. Затем так же медленно отнял её и тихо сказал:
– И на этих людях держится вся организация… И жизни этих людей я изо всех сил сохранял для этого момента…
Он стоял, опёршись о стол, смотря в его чёрную непроницаемую поверхность. Тут сквозь тишину пробился отчаянный голос:
– А кто может знать наверняка, сохраняли Вы наши жизни или же заботились о собственной шкуре?
Это сказал какой-то довольно молодой человек; очевидно, ему хотелось как-то ответить на оскорбления. Остальные посмотрели на него неодобрительно – в его словах не было смысла, к тому же часть особо проницательных людей уже с интересом ожидала развязки.
Эйи резко поднял прямое, спокойное лицо.
– Подойди.
Человек поколебался, однако затем быстро встал и агрессивной, подпрыгивающей походкой приблизился к Эйи. Они пару секунд смотрели друг другу в глаза; затем Эйи размахнулся и дал ему пощёчину, так, что тот пошатнулся.
– И тебе ещё наглости хватает мне такое говорить. Да ты же сам ко мне приползал, когда у тебя силы кончились, ты думаешь, я вас не запоминаю?
Оправляясь и потирая щёку, человек, кажется, раздумывал, ответить ли ему чем-то. Затем он всё-таки решил не отвечать – не очень хотелось занять место лежащего у стены, который, кстати, очнулся и теперь непонимающе озирался по сторонам. Кинув на него мимолётный взгляд, Эйи внутренне вздохнул с облегчением.
– Может, кто-то ещё считает, что я спасал собственную шкуру?
Никто так не считал; все смотрели либо прямо перед собой, либо на Эйи; напряжённая тишина отражала малейший шорох и даже хруст пальцев Винтерхальтера на заднем плане, который решил, что если уберёт руки за спину, то можно хрустеть спокойно.
– Больше желающих высказаться или задать вопросы нет? – спросил Эйи, оглядывая всех, горько улыбаясь.
Тишина была гробовая. «Хрусть».
– Знаете, теперь даже не представляю, что с вами делать… Не то чтобы я пришёл сюда с какими-либо надеждами, но всё ещё хуже, чем я думал… Вы не неспособны, вы просто не хотите. Пожалуй, я.. – он сделал паузу. – Я не в состоянии командовать… этим…
Он снова уронил лицо в ладонь, постояв так какое-то время, затем резко поднял голову, посмотрел на всех твёрдым взглядом и сказал:
– Я складываю с себя полномочия Главнокомандующего. Делайте что хотите.
По помещению прошёлся взволнованный шепоток. Многие пытались разглядеть за Эйи лицо Лоренса, чтобы хоть как-то уловить обстановку – он был непроницаем: лицо каменное, будто выточенное, в почти неподвижных глазах отражаются холодные блики.
Руки Эйи после этих слов беспомощно повисли; он, казалось, собирался развернуться и уйти, но на повороте вдруг закрыл рукой лицо и опёрся другой о стол. Плечи его слегка затряслись.