Александр Чивилев
Пустотa
– Не страшно, у нас их ещё семь штук есть, – улыбнувшись, сказал я. – Кстати, слышала новости?
– Про инцидент с «Трампом»? Да, слышала. Идиоты. Что американцы, что те, кто их атаковал. Особенно если это были и впрямь наши, как думает Егор. Знаешь, что меня больше всего беспокоит? – Она посмотрела на меня. – Что вся эта дребедень доходит и до нас. У нас тут международный экипаж…
– Хочешь сказать, что это может плохо повлиять на отношения внутри команды? – спросил я.
– Не то что бы повлиять … – Она задумалась – Но нервозности это может добавить. К тому же вы с Риком военные…
– Бывшие военные, – поправил я её. – Я его знаю достаточно давно, он, конечно, патриот и всё такое, но он не настолько глуп, чтобы смешивать политику с личными отношениями. Я не думаю, что с ним будут какие-то проблемы, да и вообще с кем бы то ни было. В конце концов, мы тут все в одной лодке.
– Хорошо, если так, – сказала Дарья. – Ладно, пойду.
– Давай.
Она покинула мостик, и я остался один на один с приборами и пестрящей звёздами чернотой космоса за окном.
***
Шел шестой час моей смены, я сидел на мостике с планшетом в руках и писал пост. Да-да! Руководство посчитало отличной идеей заставить нас с Дарьей пару раз в неделю писать этакие отчёты с фотографиями или видео о ходе нашей экспедиции, которые впоследствии выкладывались на страницы социальных сетей. Дескать, «ради удовлетворения общественного интереса» и всё такое. Будучи старшей по должности, Даша целиком взвалила данную почётную обязанность на меня, мотивируя это тем, что я изначально был назначен главным документалистом нашей миссии. Все мои возражения на тему того, что я вообще-то фотограф (ну, в крайнем случае видеограф) и занятие всем этим писательством мне совершенно чуждо, категорично отклонялись.
И вот сейчас я глядел в бесконечную звёздную черноту за панорамным окном мостика, и собирался с мыслями, прикидывая, о чём же мне рассказать людям в этот раз.
– Ну-с, поехали, – сказал я себе и застучал по сенсорной клавиатуре планшета.
«Привет, земляне! Сегодня 365-й день нашего пол ёта, а значит, прошёл ровно год с того момента, как наш корабль впервые включил свой двигатель! На этой неделе мы пролетели орбиту Юпитера. Данное безусловно важное событие было отмечено нами поеданием пары кексов, которые мы по этому случаю испекли…»
– «Кексы»… какие, к чёрту, кексы? – подумал я. – У нас тут космический полёт или кулинарное шоу?
Зажав «Backspace», я начал было стирать написанное, но внезапно остановился: «А о чём тогда ещё писать? О суровых космических буднях? В тридцать пятый раз подряд? Нет уж, пускай в этот раз будет что-то легкомысленное, несерьёзное. Тем паче что не так уж часто мы подобной ерундой занимаемся.
Я восстановил сообщение, быстро отыскал и приложил к нему несколько фотографий, на которых была запечатлена Даша, колдующая над духовкой в процессе приготовления тех самых кексов.
«Ну вот, теперь можно и про серьёзные дела писать».
Я вновь застучал по клавишам:
«…Конечно, как всегда, у нас полно работы. Например, позавчера мы пронеслись всего в каких-то пяти тысячах километров от одного из троянских астероидов Юпитера, Патрокла. Возможно, кому-то из вас покажется, что пять тысяч – это огромное расстояние, и он будет прав, если речь идёт о Земле, но здесь, в космосе, совершенно другие масштабы, и с учётом их можно сказать, что мы пролетели практически впритирку. Разумеется, наши учёные (я имею в виду настоящих, тех, что на Земле, а не этих лентяев, что бессовестно дрыхнут сейчас в капсулах гибернации) не могли пройти мимо такой шикарной возможности поизучать этот космический булыжник. Так что нам вместе с командиром Климовой пришлось немного побыть астрономами и понаблюдать за ним с помощью бортовых телескопов корабля. Камушек этот оказался и впрямь достаточно интересным. Любопытно в нем прежде всего то, что он представляет собой не единое целое, а состоит из двух практически одинаковых по размеру астероидов (122 и 112 км в диаметре), связанных друг с другом узами гравитации и вращающихся вокруг общего центра масс. Всего мы отщёлкали несколько сотен снимков в самых разных диапазонах, начиная с оптического и заканчивая инфракрасным, а ещё просканировали его нашим лидаром и радаром. Что ж, хочется верить, что собранная нами информация и впрямь окажется полезной…»
Я задумчиво почесал подбородок, думая, о чём бы ещё написать.
«…А ещё мы третьего дня высадили новый урожай перцев в нашей гидропонике. Удивительно, если честно, в жизни бы не подумал, что стану когда-то заниматься садоводством, да ещё и в миллиарде километров от дома. Забавная штука получается: шёл в космонавты, а стал агрономом. Совсем как тот несчастный парень, что два года выращивал картоху на Марсе. Хотя стоп, он же по образованию был ботаником!
Конечно, как всегда, не обходится без мелких неисправностей: снова барахлит водяной насос в жилом секторе. Спецы из «Юнайтед Аэроспейс» прислали нам подробную инструкцию на целых двадцать страниц о том, как её привести в порядок. Будем разбираться с ней на следующей неделе, надеюсь, теперь мы сможем её окончательно починить, потому как прошлые попытки, очевидно, не увенчались успехом. В целом подобные бытовые неприятности скорее развлекают нас, скрашивая однообразные будни полёта, нежели доставляют какие бы то ни было проблемы. Самое главное, что наши основные системы исправны: реакторы питают нас энергией, мы не сбились с курса, есть связь с Землёй и капсулы гибернации, от которых зависят жизни наших товарищей, работают без нареканий».
Я вновь прервался и долго-долго смотрел в окно, собираясь с мыслями. Тысячи немигающих звёзд глядели на меня оттуда, из бесконечных глубин, царящей за бортом «Армстронга» пустоты. Они были всюду, куда бы я ни направил взгляд… Так много, что просто невозможно сосчитать…
Я сделал отступ, как бы отделяя эту часть сообщения от остального, и, вздохнув, продолжил:
«…Знаете, каждый день я не перестаю думать о том, как далеко мы зашли. Сейчас мы удалились от дома почти на миллиард километров. Просто непостижимо! С такого расстояния Солнце выглядит крошечной сияющей точкой, а Землю без телескопа или, в крайнем случае, хорошего фотообъектива вовсе не разглядеть. Честно говоря, когда я представляю отделяющую нас от человеческого мира пустоту, мне становится страшно. Мы так далеко! Но ещё больший страх я чувствую, когда смотрю на звёзды! Тысячи, миллиарды звёзд, рассыпанных на умопомрачительном расстоянии друг от друга! И ведь вокруг многих из них существуют миры, столь далёкие от нас, что мы и представить не можем! Вряд ли Галилей, глядя на Юпитер в свой древний телескоп, вообще мог подумать о том, что люди смогут добраться до него. Но вот мы пересекли его орбиту, и это даже не конечная станция нашего маршрута! Через каких-то пять месяцев мы окажемся возле Сатурна, тринадцать представителей Homo Sapiens в крошечной алюминиевой скорлупке! Мы будем первыми, кто невооружённым глазом увидит его кольца, мы будем первыми, кто ступит на поверхность Титана. И все это спустя каких-то полтысячи лет с момента, когда человек впервые воздел к небу зрительную трубу, задаваясь вопросом «А что там?» Если б кто-то в Средние века сказал, что люди будут жить на Луне и путешествовать к другим планетам, его бы подняли на смех и, вероятно, сожгли бы на костре, обвинив в ереси. Всё-таки надо признать, что наша цивилизация проделала большой путь за эти пять сотен лет. Со времён самого зарождения человечества мы неустанно шли вперёд, движимые любопытством и жаждой познания, осваивали новые земли, открывали для себя новые законы нашего мира. Иногда мы оступались и падали, откатываясь в своём развитии назад, и это были тёмные времена. Но даже в самые мрачные века оставались энтузиасты, раздвигавшие границы человеческого познания. И наша миссия стала закономерным итогом всего этого. Вот теперь я смотрю на окружающие нас звёзды и думаю: раз уж мы забрались так далеко, то что будет потом? Что будет спустя пятьдесят, сто, двести лет после нас? Достигнем ли мы когда-нибудь всех этих миров, и если да, то что ждёт нас там? Или, может быть, «кто»? У меня нет ответов на эти вопросы, мне просто не дано их знать. Я лишь маленький человек, один из миллионов чокнутых психов, помогающих человечеству делать всё новые и новые шаги на пути прогресса. Я такой не первый и, думается мне, далеко не последний. То, в чём я участвую сейчас, весь наш полёт, ещё каких-то два десятилетия назад было лишь мечтой в головах учёных и инженеров, но теперь он реален, а значит, и всё остальное, все наши грёзы о будущем среди этих бесчисленных звёзд тоже в один прекрасный день могут стать реальностью. Нужно лишь продолжать идти вперёд».
Я внимательно перечитал написанное и, удовлетворившись результатом, нажал кнопку «Отправить». Мое сообщение через компьютер системы связи и пятиметровую параболическую антенну устремилось к Земле. Пройдёт ещё без малого час, прежде чем импульсы радиоволн достигнут приёмников в центре управления полётом. Далее сообщение передадут в пресс-службу «Ю-Эй-Си», где его, возможно, слегка подправит редактор, после чего от моего имени выложит в сеть на обозрение сотням миллионов людей. Чёрт, похоже, я так скоро стану настоящей интернет звездой!
Я глянул на часы, они показывали ровно 18:00 по Гринвичу. Как раз время, когда мы должны были принимать ответную передачу от Центра управления полётом. Ввиду большого расстояния прямая связь была невозможна, поэтому четыре раза в сутки строго по графику: в полночь, шесть утра, полдень и шесть вечера – мы получали с Земли информационные пакеты. Обычно в них содержались личные письма, подборка свежих новостей, сообщения и инструкции от наземного персонала миссии. Кроме того, мы с Дашей для собственного развлечения могли заказывать кое-какие журналы, книги и фильмы. Разумеется, вся эта информация тщательнейшим образом фильтровалась, содержимое писем внимательно просматривалось, ни о какой тайне личной переписки и речи не шло. Весь этот тотальный контроль нужен был для того, чтобы не допустить до нас какой-либо негативной информации, способной вызвать ненужный стресс. Психологи на Земле сильно переживали за наше эмоциональное состояние, и, принимая во внимание то, где мы сейчас находились, делали они это вполне обоснованно. Любое лишнее волнение на таком удалении от дома могло отрицательным образом сказаться на нашей миссии.
Я приблизился к монитору системы связи. «Принимается инфопакет», – светилось сообщение. Пришлось подождать несколько минут – передача данных на такое колоссальное расстояние дело совсем не быстрое. Наконец компьютер сообщил об окончании загрузки. Я мельком глянул на объём полученного файла – 18,76 Гб. Открыл его и быстро просмотрел содержимое, всё как всегда: почта, новости, дежурное сообщение из Центра управления в стиле «Мы следим за телеметрией, она показывает, что у вас всё хорошо». Также в пакете присутствовал архив с новым программным обеспечением для некоторых наших систем. Я мельком просмотрел инструкцию по установке и начал накатывать обновление. Пока ставился софт, решил глянуть новостные заголовки: «Британские учёные открыли секрет бессмертия!», «Новый шаг на пути к созданию искусственного интеллекта? Программа Sunny отвечает на вопросы», «Миссия Прометей: один год вдали от Земли. Что ждёт наших астронавтов?», «Разочарование столетия! Океаны Европы мертвы!», «Новый этап в освоении Луны: закончено строительство третьей пищевой фермы в колонии Кларк»… И всё в таком духе. Уже которую неделю мы с Дашей замечали полное отсутствие новостей на политическую или экономическую тематику. Это могло означать только две вещи: либо на Земле сейчас полное затишье, либо новости такие отвратные, что ЦУП просто не хочет их нам передавать. Честно говоря, первый вариант представлялся менее вероятным.
По плану у меня сегодня запланирован осмотр «Дедала». Сорокаметровый челнок был пришвартован к одному из четырёх радиальных стыковочных узлов в центральной части корабля, сразу позади второго гравитационного кольца. Согласно расписанию его системы проверялись раз в месяц, и сейчас как раз подходил срок очередной ревизии. Я покинул мостик и направился в сторону кормы. Отсеки на моём пути были совершенно пустынны, лишь шум вентиляторов да гул электромоторов центрифуг нарушали тишину впавшего в спячку корабля. Мы с Дашей уже давно привыкли к этому царящему вокруг нас забвению. Конечно, в первые пару месяцев было тяжело: тишина и одиночество, помноженные на осознание колоссального расстояния, отделявшего нас от человеческого мира, сильно давили на психику, но постоянный контакт с Землёй, письма от родных, сообщения из ЦУПа поддерживали нас. Кроме того, стоит отдать должное психологам, подбиравшим состав нашей миссии, они не зря ели свой хлеб. За все время полёта у нас не возникло ни одного сколько-нибудь серьёзного конфликта. Мы чувствовали себя невероятно комфортно в обществе друг друга. Время от времени, пользуясь нашим уединением, мы устраивали свидания. Первое из них случилось примерно на четвёртой неделе полёта. Как-то, подойдя к Даше, я взял и просто предложил ей совместный романтический ужин (для меня это вообще-то был скорее завтрак). К назначенному времени приглушил свет в кают-компании, накрыл и кое-как из подручных материалов украсил стол. Разумеется, еда была не слишком изысканной – у нас попросту не было на борту такого разнообразия продуктов, чтобы готовить что-то эдакое. К тому же мои кулинарные навыки всегда оставляли желать лучшего, так что всё, на что меня хватило, – картофельное пюре с гуляшом. Мы надели наши лучшие выходные наряды. Нет, то были не смокинг и вечернее платье, а всего-навсего простецкие майки-шорты (уж всё изящнее повседневных рабочих комбинезонов). Даша даже сделала соответствующие обстановке романтического свидания макияж и причёску, впервые за всё время со старта миссии распустив свои обычно собранные в косу медно-рыжие волосы. И мы просто сидели и болтали, так, как это делали бы обычные земные мужчина и женщина, сидя где-нибудь в уютном ресторане на берегу моря.
Нет, мы, разумеется, не съехались в одну каюту просто в силу того, что конструкция и размеры жилых помещений не слишком способствовали совместному проживанию. Каждый из нас остался в своей каморке, что, впрочем, не особо мешало нам в моменты интимной близости, ведь в нашем распоряжении был огромный корабль с целой кучей разнообразных отсеков, в некоторых из них даже царила невесомость, что позволяло нам проводить весьма любопытные сексуальные эксперименты.
Пролетая через отсек гидропоники, я заметил хвост медных волос, промелькнувший среди зелени листвы. Развернувшись, я прокрался сквозь ряды висячих грядок и тихонько приблизился к Даше со спины. Она собирала созревшие помидоры в специальный сетчатый мешок, совершенно не подозревая о моём присутствии. Я обхватил руками её талию и мягко прикусил за ухо:
– Ам!
– Чёрт, чтоб тебя! – вскрикнула она от неожиданности.
Удовлетворённый своей проделкой, я засмеялся.
Она легонько стукнула меня в грудь.
– Чего ржёшь? Ты меня чуть до смерти не напугал!
– Ты что не спишь-то? – спросил я, подхватывая уплывающий в невесомости выроненный ею томат.
– Не знаю, бессонница у меня! – сказала она сердито. – А если ты ещё и будешь ко мне постоянно так подкрадываться, то я вообще глаз сомкнуть не смогу и чокнусь на почве недосыпа.
– Если ты сойдёшь с ума, по инструкции я должен буду упаковать тебя в морозилку. На самом деле это всё мой хитрый, коварный план по захвату корабля!
– Хочешь захватить корабль? – усмехнулась она. – Ну валяй, только что ты будешь с ним делать?
– Ну, это я ещё не решил, хотя, думаю, у меня будет куча свободного времени. Не знаю, может быть, сделаю гравитационный маневр у Сатурна и отправлю нас к какой-нибудь звезде. Я тут как раз приметил одну, по моим расчётам, мы сможем до неё добраться всего-то чрез пару десятков тысяч лет.
– Только задолго до этого у нас кончится ядерное топливо и питательный раствор для капсул. Так что к твоей звезде мы долетим в виде тринадцати древних высохших мумий.
Я улыбнулся.
– Ну зато мы будем первыми людьми, добравшимися до другой системы.
– Ага, первыми трупами людей, – парировала она. И, перейдя на серьёзный тон, спросила: – Ты куда, на «Дедал»?
– Да, сегодня по плану проверка.
– Пойду с тобой, все равно у меня сна ни в одном глазу.
Даша закрепила мешок с овощами на трубке системы орошения, и мы вместе отправились к челноку.
– Есть какие-то новости с Земли? – спросила она по пути.
– Ничего особенного, всё как обычно. Прислали кучу статей про космос, науку, светскую жизнь и прочую дребедень.
– И давай угадаю, опять ни слова о том, что творится в мире?
Я кивнул.
– Как думаешь, там правда всё так плохо?
– Не знаю, – ответил я, – последняя новость о международных отношениях, что я читал, была о том, как наши разместили в Мексике пачку оперативно-тактических ракет, а Штаты ответили тем, что заставили турок блокировать Босфор и перекинули к ним на базу Инджирлик пару эскадрилий беспилотных бомбардировщиков. Это было два месяца назад, вряд ли что-то изменилось в лучшую сторону с тех пор.
Дойдя до стыковочного модуля, мы подплыли к одному из четырёх радиальных люков, соединявшему главный корабль с «Дедалом». Я открыл его и втянул себя внутрь, пройдя через короткий переходной тоннель, оказался внутри челнока.
Сейчас, когда мы всё ещё находились вдали от цели нашей миссии, челнок был законсервирован и практически полностью обесточен. Проплыв сквозь неосвещённый пассажирский отсек, мы оказались в кабине пилотов. По размеру она не шла ни в какое сравнение с мостиком «Армстронга», была намного меньше, теснее и напоминала скорее кабину самолета (коим «Дедал» отчасти и являлся). Пара кресел с сайдстиками по бокам, в центре – консоль управления двигателями, спереди – приборная панель, усеянная множеством кнопок и дисплеев. Поверх панели – проектор индикатора лобового стекла. Я устроился в левом кресле и щёлкнул тумблером над головой, вспыхнули контрольные лампы, извещающие о включении питания. Быстро пробежался пальцами по кнопкам, включая систем челнока: главный компьютер, навигация, двигатели, управление и так далее. Дарья устроилась в кресло по правую руку от меня и занялась запуском реакторов шаттла. Они были меньше и гораздо слабее тех, что питали «Армстронг». Вообще главной функцией ядерной силовой установки челнока было отнюдь не снабжение его электричеством, она была частью двух турбореактивных моторов шаттла. В целом они сильно походили на обычные движки какого-нибудь авиалайнера, главным отличием было то, что они должны были работать в лишённой кислорода атмосфере «Титана», поэтому традиционная схема с топливом, распыляемым в камере сгорания, и воздухом, использовавшимся в роли окислителя, тут совершенно не годилась. Инженеры «Юнайтед Аэроспейс» откопали столетние проекты ядерных турбореактивных двигателей. Эти штуки строились и испытывались в США в пятидесятых – шестидесятых годах двадцатого века, однако так и не нашли применения на Земле, оказавшись чересчур дорогими, громоздкими и неэкологичными. Они не требовали топлива для работы, а вместо обычной камеры сгорания для разогрева воздуха там использовались миниатюрные ядерные реакторы. Втягиваясь через воздухозаборник, как и в обычном реактивном двигателе, воздух проходил через несколько ступеней компрессора, после чего поступал в раскалённую активную зону, разогревался там, затем, расширяясь, проходил сквозь лопатки турбины и в конце концов выбрасывался из сопла, создавая реактивную тягу. Фонила вся эта система просто нещадно, но инженеры корпорации сумели её доработать, снабдив теплообменником и пустив поток воздуха в обход радиоактивного сердечника. Эффективность двигателей немного упала, но зато выхлоп стал даже чище, чем у традиционных турбореактивных моторов, работавших на керосине. Отсутствие необходимости в топливе делало эти движки идеальными для полётов в плотной бескислородной атмосфере Титана, что и склонило выбор инженеров в их пользу. Всего «Дедал» имел два таких мотора, упрятанных под обшивку в корневых частях крыла. В обычном режиме они могли обеспечить горизонтальный полёт на высоте до сорока километров, а при приближении к поверхности открывались створки нижних сопел, и поток воздуха перенаправлялся под брюхо, обеспечивая тем самым возможность вертикального взлёта и посадки. Также для полёта на больших высотах и в вакууме шаттл имел традиционные ракетные двигатели, работавшие на кислороде и метане.
В целом «Дедал» по внешнему виду напоминал обычный земной челнок, он имел короткие дельтовидные крылья и двойное V-образное хвостовое оперение. Правда, в отличие от своих «земных» собратьев для взлёта с Титана ему не требовались колоссальные ракетные ускорители, а благодаря низкой силе тяжести и, как следствие, невысокой орбитальной скорости его корпус не подвергался большим термическим нагрузкам при входе в атмосферу. Всё это вкупе с возможностью добычи топлива прямо из метановых морей делало «Дедал» идеальным транспортом для Титана, позволяя ему взлетать и садиться на этот спутник Сатурна практически неограниченное число раз.
Вдвоём мы быстро пробежались по проверочному чек-листу, убедившись, что челнок в полном порядке. Закончив работу, Дарья отправилась заниматься своими делами, до начала её дежурства оставалось ещё несколько часов, я же двинулся обратно на мостик отбывать остаток своей вахты.
Часть 2. Катастрофа
– С добрым утром, док! Как спалось?
Корабельный врач и по совместительству инженер системы гибернации медленно открыл глаза, почесал лоб
– Ну как, уже долетели? – сонным голосом спросил Юхиро Ямагути.
– Почти, до Сатурна ещё четыре недели пути, – сказал я.
– Да… – Он слабо улыбнулся. – Я и забыл, что мы должны просыпаться раньше…
Он закрыл глаза.
– Эй, док! – Я потряс его за плечо. – Юхиро! Не спать!
Он вновь очнулся. Я отстегнул ремни и помог ему выбраться из капсулы.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался я.
– Холодно… Ужасно хочу пить, есть и спать…Нормально для такой долгой гибернации. Как остальной экипаж?
– Просыпаются, мы разбудили вас одним из первых.
Я вручил Ямагути одеяло и направился к следующей капсуле, доктор остался растерянно висеть около своего ложемента. Даша тем временем помогала выбраться из оков криогенного морфея Трофимову. Я подплыл к капсуле гидролога нашей экспедиции, Ингрид Ларсен. Проверил показания биомонитора – рановато, пусть ещё минут пятнадцать полежит. Следующим оказался Уильям Андерсон – а вот его уже можно было вытаскивать. Я прикоснулся к сенсорной панели управления, дав компьютеру команду к началу финальной стадии пробуждения. Повинуясь собственной программе, система через подключенные к венам трубки, ввела в организм несколько кубиков кофеина и адреналина. На мониторе я наблюдал, как медленно восстанавливались биологические показатели: частота пульса и дыхания, температура тела, мозговая активность и так далее. Освещённое бело-голубым светом лицо профессора выглядело словно маска мумии. Постепенно, по мере возвращения к жизни, оно стало обретать естественные, человеческие цвета.
Наконец индикаторы на панели управления вспыхнули зелёным, щёлкнули замки, и крышка капсулы плавно отползла в сторону. Я отцепил установленные на теле биометрические датчики, аккуратно вынул из вен иглы инфузионной системы, снял с лица дыхательную маску. Андерсон тихо застонал, неуклюжим движением протёр глаза, открыл их и несколько секунд рассеяно смотрел на меня.
– Пора вставать, профессор, – сказал я.
– Где… Где я? – хриплым голосом прошептал он.
– Вы на борту космического корабля «Нил Армстронг», мы летим к Сатурну… Вы помните меня?
Он отрицательно покачал головой.
– Вы помните, как вас зовут? – спросил я.
–У… У… Уи…– Он морщил лоб, отчаянно напрягая память. – Уилл. Да, меня… меня зовут Уилл.
– Посткриогенная диссоциированная амнезия, – раздался за моей спиной голос Ямагути. – Придёт в себя через пару часов.
Я согласно кивнул.
– Юхиро, можете позаботиться о нём, пока не очухается?
– Да, конечно, – зевая, ответил доктор.
– Хорошо, Уилл, – сказал я, вновь обращаясь к профессору, – давайте я сейчас помогу вам выбраться отсюда, после чего вот этот господин, – я указал на Ямагути, – проводит вас в медицинский отсек.
Я отстегнул удерживающие ремни, Андерсон неуклюже выплыл наружу. Ямагути помог ему ухватиться за ближайший поручень.
– Мы в космосе? – спросил профессор.
– Да.
Он провёл рукой по лицу, разминая заспанные глаза.
– Кажется… кажется, я начинаю вспоминать.
– Не волнуйтесь, память вернётся через несколько часов, – заверил его Ямагути. – А сейчас следуйте за мной, только осторожно.
Они вместе отправились в направлении медотсека, мы же с Дарьей продолжили будить экипаж.
Уже через час все были на ногах и сидели в кают-компании, попивая кофе.
– Так сколько нам ещё лететь? – зябко кутаясь в фольгированное одеяло, спросила химик Катрин Розенберг.
– Чуть меньше месяца. Но если быть точнее, – я сверился с планшетом, – двадцать восемь дней, семнадцать часов и шесть минут.
– Его уже видно? Я имею в виду Сатурн, – поинтересовался планетолог Максимильян Барбьери.
– Да, но пока только в виде очень яркой звезды. Хотя, если достать хороший бинокль, думаю, можно было бы рассмотреть и кольца.
– Чёрт бы побрал эти ваши капсулы…– проговорил медленно приходящий в себя Андерсон. – Врагу не пожелаешь. Скажите, док, это нормально, что мне сейчас так паршиво?
– Исследования показывают, что с возрастом организм тяжелее переносит введение сомнамбулогенных препаратов, – ответил Ямагути. – Сейчас ваше тело как раз выводит их остатки, то, что вы испытываете, можно назвать своего рода криогенным похмельем.
– Слушайте, вы ведь не сильно меня моложе, Юхиро. Какая у нас разница в возрасте? Лет пять? Не так уж много, но при всём при этом вы выглядите живчиком, а я чувствую себя как будто после недельной попойки.
– Ну, многое решает ещё индивидуальная переносимость…
– Получается вроде как с алкоголем: кто-то может пить литрами и потом прекрасно себя чувствовать с утра, а кто-то склеивается с одной бутылки пива, – усмехнувшись, заметил Трофимов.
– Да, только вещества, которые вводятся в организм в процессе криогенного сна, не оказывают на него такого разрушающего воздействия, как этиловый спирт, – сказал Ямагути.
На какое-то время в помещении воцарилось молчание, все были заняты своими мыслями.
– Интересно, а кто-то видел сны? – спросила Жаклин Кусто, прервав застоявшуюся тишину. – Мне, кажется, снилось что-то, но я никак не могу вспомнить, что именно.
– Мне снился холод. Но недолго, потом это прошло, – сухо ответил Мейс Вильямсон.
– Во время гибернации человеческий мозг практически полностью отключается, – сказал Ямагути. – Мы можем видеть сновидения лишь в короткие промежутки, когда активность нейронов высока. Обычно это непосредственно после помещения в капсулу и незадолго до пробуждения.
Я вдруг почувствовал вибрацию в кармане своего комбинезона. Это был мой планшет. Как и почти все электронные устройства на борту, он был подключён к информационной сети корабля, и мы нередко пользовались ими для коммуникации.
На экране светилась иконка входящего вызова. «Дарья Климова» – прочитал я имя абонента. Ну ещё бы, неудивительно, учитывая, что все остальные члены экипажа сидят передо мной. Я нажал на кнопку приёма, открывая голосовой канал.
– Слушаю.
– Ты сильно занят? – спросила она.
– Сижу с ребятами, а что?
– Зайди на мостик на минутку, надо поговорить с глазу на глаз.
Это было необычно, судя по голосу, Дарья явно была чем-то встревожена, я незамедлительно отправился к ней, гадая по пути, что могло стать причиной её беспокойства.
– Что случилось? – спросил я, влетая в тёмную просторную рубку корабля.
Дарья висела возле панели системы связи.
– Похоже, у нас проблемы с антеннами, причём как с главной, так и с резервными. Никак не могу понять, в чём дело… время уже двадцать минут после полуночи, а мы до сих пор не получили инфопакет от ЦУПа.
– Ты проверяла настройки, может, что-то сбилось?
– Нет, приёмник работает как надо: частота, кодировка – всё совпадает, но сигнала как будто просто не было.
Я посмотрел в её обеспокоенное лицо.
– Невозможно, этого не может быть, чтобы ЦУП пропустил сеанс связи, да ещё и не предупредив нас заранее! – Я почесал затылок. – Быть может, проблемы с ориентацией антенн?
– Я уже проверяла, они смотрят точно на Землю, отклонений нет.
– Это все очень странно, – задумчиво проговорил я. ЦУП ни за что бы не пропустил сеанс, даже если у них какие-то проблемы, коммуникационные системы многократно дублированы, в крайнем случае, они бы связались с нами по резервному каналу. Я думаю, проблему надо искать в нашем оборудовании, это однозначно.
– Согласна, странно только, что программа самодиагностики не обнаружила неисправность.
– Как думаешь, в чём может быть беда?
Дарья вздохнула.
– Не знаю, может быть, антенны барахлят, может быть, что-то с приёмником… или с софтом, да черт его знает. Причин может быть навалом, нужно разбираться… Сейчас надо первым делом сообщить им, что мы пропустили их передачу.
– Нужно подключить Мейса. Он же у нас спец по связи, раз уж он проснулся, пусть занимается своими прямыми обязанностями.
Она отрицательно покачала головой.
– Пока не вижу смысла, он только вылез из капсулы, мозги наверняка ещё не встали на место. И вообще, думаю, не стоит говорить экипажу о наших проблемах, пока они ещё толком не очухались от заморозки. Переключимся в аварийный режим, отправим в ЦУП сообщение о неполадках и будем ждать следующего сеанса в шесть утра.
– Ну а что, если мы и в шесть утра не примем сигнал?
Дарья закусила губу и мрачно посмотрела в сторону.
– Тогда уже будем думать, что делать…Ладно, иди спать, – сказала она. – Я ещё прогоню кое-какие тесты, поиграюсь с настройками приёмника, в конце концов, может быть просто проблема с софтом, какой-нибудь баг в ПО…
***
– Что значит «нет связи»? – недоумевающе спросил Андерсон.
Мы с Дарьей неловко переглянулись.
– То и значит. – Я неловко развёл руками, – Мы не принимаем сигнал с Земли, пропустили уже второй сеанс за сутки.
– Второй? – Он вопросительно посмотрел на нас. – Но почему не сообщили сразу?
– Не хотелось волновать людей после пробуждения, к тому же была надежда, что к утру связь восстановится и все прояснится, – потирая шею, ответил я.
Профессор задумчиво закусил дужку очков.