Александр Чивилев
Пустотa
Я стянул наушники, пробежавшись руками по переключателям, перевёл систему управления кораблем в дежурное состояние.
– Реакторы переведены в холостой режим, – доложила за моей спиной Жаклин, – Ого, это было странно!
– Что-то не так? – поинтересовалась Даша.
– Только что скакнуло давление в первом контуре левого реактора. Внезапно поднялось на одну единицу и затем снова вернулось в норму, так быстро, что автоматика даже никак не среагировала.
– Нам стоит этого опасаться? – спросил со своего места Харрис.
Жаклин покачала головой.
– Пока не знаю. Вроде бы сейчас все параметры в полном порядке, я не вижу никаких отклонений ни в работе насосов, ни в чём бы то ни было ещё. Реактор функционирует совершенно нормально.
– Нужно проверить логи системы управления, – сказала Даша. – Если такие скачки повторяются регулярно, это может быть признаком неисправности.
Проблемы с реакторами были уделом наших инженеров и меня мало касались, так что я скинул с себя ремни и взмыл с кресла.
– Ладно, пойду. Удачи разобраться вам тут со всем, – покидая мостик, сказал я.
Я направился в жилую секцию. Пролетев знакомым путём через осевой коридор к центральному отсеку первой центрифуги, я нырнул в радиальный тоннель, на выходе из которого встретил Барбьери и Нортона.
– Привет, – поздоровался со мной планетолог.
– Ну здравствуй, – смущенно ответил я. Похоже, что они меня тут специально ждали. – А вы чего тут?
– Слушай, Фёдор, надо поговорить, – сказал Нортон. Он явно чувствовал себя неловко, так же как и я.
– О чём?
– Не здесь, – Барбьери оглянулся, словно опасаясь, будто кто-то может нас подслушивать.
Я тоже осмотрелся, коридор, в котором мы стояли, был совершенно пуст.
– Лучше идёмте ко мне, – предложил метеоролог.
Я согласился, и мы втроём проследовали в его каюту. Зайдя внутрь последним, Барбьери закрыл за собой дверь. Крошечное помещение, ничем не отличавшееся от моей и любой другой жилой комнаты, для нас троих было явно тесным. Я встал около окна, Эдвард присел на свою кровать, а Макс так и остался у двери.
– Ну и? Что за секретность? – с деланой непринуждённостью спросил я.
– Мы бы хотели поговорить с тобой об Уилле. Ты не заметил, что в последнее время он ведёт себя как-то странно? – спросил Барбьери.
– Да, думаю, это многие заметили, – осторожно ответил я.
– С Андерсоном творится что-то не то, – медленно проговорил Нортон. – Вчера у нас с ним была запланирована калибровка спектрометра, он должен был помогать мне, но не явился, я пытался вызвать его по внутренней связи, но так и не достучался, а когда мы с Максом пошли его искать, то обнаружили в отсеке гидропоники среди грядок. Он сказал, что следил за работой системы орошения, якобы с ней какие-то проблемы.
– Да, вот только она совершенно исправна, – добавил Барбьери. – Я потом специально интересовался у Климовой. За последнее время никаких отклонений в поливе растений не было.
– Чёрт… даже не знаю, что сказать, – проговорил я. «Похоже, у профессора серьезные проблемы», – пронеслась в голове мысль.
– А сегодня я встретил его в столовой, – продолжал тем временем Нортон, – спросил у него насчет нашего орбитального зонда, «Аякса», поинтересовался, когда мы будем его запускать.
– И?
– Он просто отмахнулся от меня, ответив в стиле «решайте, дескать, сами». Представляешь? Решайте, говорит, сами! Что это за херня?
– Раньше он себя так не вёл, – сказал Барбьери. – Я знаю Уильяма Андерсона уже без малого четыре года, всё это время он был ответственным человеком, лидером. У него каждая минута была распланирована. Тот, старый Андерсон не пропустил бы калибровку спектрометра, не отказался бы от решения о запуске зонда и не сделал бы много ещё чего странного.
– Слушайте, парни, я понимаю ваше беспокойство. Меня и самого это волнует, – сказал я, нисколько не соврав. – Но почему вы всё это обсуждаете со мной? Не с Климовой, не с кем-то другим, думаете, я знаю больше вас?
Ученые переглянулись.
– Слушай, Фёдор, – потеребив ус, сказал Барбьери. – Я не хочу, чтобы всё это выглядело как какой-то наезд, будто мы заперли тебя тут в комнате и пытаем, но это ведь всё началось с тебя.
– В смысле? – Я скрестил руки на груди.
– Пару недель назад, когда мы готовились к замеру плотности колец, ты вызвал его на мостик, и он потом не вернулся, а пошёл в свою каюту. И на следующий день ходил словно пришибленный.
Я ненадолго замялся, пытаясь выдумать ответ, они это явно заметили.
– Андерсон тогда велел мне пересчитать обратный полёт, просил оптимизировать его по времени. Собственно, я просто представил ему результаты, – соврал я.
– На мостике? – спросил Нортон. – То есть ты не мог подождать окончания эксперимента или, скажем, сам прийти с планшетом к нам в обсерваторию?
– Мне нужно было продемонстрировать ему всё там, планшет просто не имеет такого широкого функционала, чтобы досконально, полностью отображать навигационные данные, – продолжал врать я. – К тому же, как выяснилось, у нас нет возможности ускорить возвращение, не избавившись от лишней массы, например «Дедала» и, возможно, части другого оборудования. Так что я хотел посоветоваться с ним насчёт этого всего. Чёрт, – я развёл руками, – говорю вам, я не знаю, что с ним стряслось! Точнее, знаю не больше вашего.
Барбьери устало потер переносицу. Нортон откинулся на кровати, упёршись спиной в переборку, заложив руки за голову. Он внимательно, изучающе смотрел на меня. Клянусь, если бы меня сейчас подключили к полиграфу, все его индикаторы моментально вспыхнули бы красным. Хотя, пожалуй, этого и не требовалось. Я с детства не умел врать и явно не справлялся с этим и сейчас.
– Есть у меня чувство, что добром это всё не кончится, – тихо проговорил Нортон.
– Надо что-то решать с этим. Надо поговорить с ним в открытую, – предложил Барбьери.
– Будет непросто. Учитывая, что он в последнее время почти ни с кем не общается, – заметил я.
– Возможно, – согласился Барбьери. – А возможно, нам стоит просто подождать, и он придёт в норму сам.
– Сомневаюсь. – Я покачал головой. – Пожалуй, я попробую поговорить с ним, попытаюсь понять, что его тревожит.
– Сделай это, Фёдор, – глядя на меня, сказал Нортон. – Уилл нужен нам.
– Знаете, – прервал повисшую на несколько секунд тишину Барбьери, – в случае, если всё станет плохо, мы ведь в любой момент можем поместить его в капсулу. Можем ведь, да? – Он вопросительно посмотрел на меня.
– Да. – Я кивнул. – Но мне бы крайне не хотелось этого делать.
Я покинул каюту метеоролога и направился в свою, в противоположном конце спального отсека. Зайдя к себе, я первым делом скинул комбинезон и отправился в душ. Горячая вода слегка отдавала химией – остатками реагентов, добавлявшихся для очистки и дезинфекции. Такова была цена за полностью закрытый цикл водоснабжения. Я смотрел, как она медленно, словно бы нехотя струилась по телу, собиралась крупными каплями на кончиках пальцев и неохотно срывалась вниз. В условиях пониженного тяготения вода текла совсем иначе, чем на Земле. Вообще сниженная сила тяжести давала много любопытных эффектов: так, например, за прошедшие почти два года с момента отлёта мой рост увеличился на добрых полтора сантиметра просто из-за того, что на меня больше не давила гравитация огромной планеты, а лишь жалкие 0,3g в центрифуге, да и то не круглые сутки, с перерывами. Впрочем, эффект увеличения роста был временным. Как только мы вернемся на Землю, позвоночник сожмётся обратно буквально за неделю…
Только мы не вернёмся.
Я закрыл воду и вышел из душевой, обтёрся. Устроился на кровати и выдвинул консоль мультимедийной системы. Надо было сообщить о нашем разговоре с ребятами Дарье. Я нашел её имя среди других и запустил голосовой вызов.
– Слушаю, – раздался из динамиков знакомый голос.
– Не отвлекаю? – спросил я.
– Нет, не сильно, я тут считала ресурс наших воздушных и водных фильтров. Похоже, нам хватит их ещё лет на пять, если начнем экономить прямо сейчас.
– Готовишься к худшему?
– В нашей нынешней ситуации лучше быть готовыми ко всему, – вздохнула она.
– Это точно. – Согласился я. – Ты сейчас одна?
– Да, а ты что, хочешь составить мне кампанию?
– Нет. Слушай, я тут встретил Барбьери и Нортона. Они беспокоятся за Андерсона. Говорят, в последнее время он, как бы это выразиться… чудит.
– Резонно. Нужно быть идиотом или слепым, чтобы не заметить, что с ним что-то не так. Честно говоря, я тоже беспокоюсь за него.
– Это не всё. Они спрашивали меня о том, что произошло тогда на мостике, когда я вызвал вас.
– Чёрт. И что ты сказал?
– Соврал, конечно же. Но, похоже, не слишком убедительно. Я сказал, что якобы докладывал результаты расчетов траекторий обратного полёта. В общем, непохоже, что они в это особо поверили.
– Плохо.
– Да. Боюсь, теперь и они знают, что мы что-то скрываем. Или подозревают, по крайней мере.
– Теперь слухи поползут среди экипажа с утроенной силой, – вздохнула она. – Хотя, учитывая поведение Андерсона, чего-то подобного стоило ожидать в ближайшее время.
– А что думаешь насчёт Вильямсона?
– Непроницаем и невозмутим, как обычно, ты же сам его каждый день видишь. Этот парень всегда такой замкнутый, трудно понять, что у него в голове.
– У него ведь, кажется, тоже семья, – вспомнил я.
– Да, жена и дочка трёх лет. В любом случае он мне кажется сейчас более уравновешенным, чем Андерсон.
– Ну, так и что будем делать? – спросил я.
– Ждать, смотреть, как будет развиваться ситуация, пытаться подстраиваться. Другого нам пока не дано.
– Возможно, как-то стоит подготовить людей к правде?
– Как ты это себе представляешь? – спросила она. – К тому же связи с домом нет уже несколько месяцев, я думаю, в душе все и так уже готовы к чему угодно. Но всё же чем позже они об этом узнают, тем лучше для всех нас. Пока у людей есть надежда, они будут работать, но забери её, и сколько из них станут как Уилл? Каковы тогда будут наши шансы вернуться?
– Я не спорю с тобой, но вот так сидеть и ждать развития событий… так не пойдёт. Нужно наладить общение с Андерсоном, иначе могут начаться проблемы. Я хочу с ним поговорить.
– Хорошо. Да, это хорошая идея, – согласилась Даша.
В нашем разговоре повисла пауза.
– Хочешь обсудить что-то ещё? – спросила она.
– Нет.
– Ладно, тогда мне надо работать.
– Давай, увидимся позже.
Я отключился.
Одевшись, я вышел в коридор и направился к каюте профессора. С каждым днем он всё глубже и глубже уходил в себя, и это грозило весьма тяжёлыми последствиями для его психики. Нужно было с ним поговорить, поддержать его как-то. Но вот как это сделать? Признаться, я никогда не был силён по части подобных разговоров. Что сказать человеку, находящемуся в депрессии? Разве могут вообще слова в таком случае кому-то помочь? Когда мне было пятнадцать, умерла моя мама. Я очень сильно переживал это, помню, в день похорон ко мне подходили родные и близкие, и каждый считал своим долгом сказать что-то, как-то меня поддержать. Я, конечно, вежливо кивал им, благодарил, хотя на самом деле их слова не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Всё, чего мне хотелось в тот день, это чтобы моя мама была жива, и их соболезнования никак не могли помочь мне в этом. Все эти слова были совершенно бесполезны! С тех пор я старался избегать выражать свое сочувствие кому-либо. Мне всегда казалось, что лучше дать человеку самому пережить свое горе, нежели лезть к нему с глупыми, бесполезными словами.
Однако в случае с Андерсоном я должен был что-то предпринять. Его психическое состояние не могло не вызывать беспокойства, особенно в свете того, что мы находились в полной изоляции в полутора миллиардах километров от дома. Хуже всего было то, что Уилл не являлся рядовым участником нашей экспедиции – от его поведения и его решений зависело слишком многое, и если этот человек потеряет контроль над собой, то кто знает, во что для всех нас это может вылиться?
Подойдя к двери его каюты, я тихонько постучался.
– Уилл, вы у себя? – Ответа не было.
Дёрнув ручку, я убедился, что дверь заперта. Открыть её у меня не было возможности, для этого нужен был особый, командирский ключ, который мне по рангу иметь было не положено.
Я достал планшет и попытался вызвать Андерсона по голосовой связи, однако он не отвечал. Выругавшись, я снова позвонил Даше.
– Да, Федь, – ответила она.
– Слушай, я тут торчу у каюты Уилла, и было бы здорово попасть внутрь. Я звонил ему, но он не берёт трубку, так что я подумал, может быть, ты откроешь для меня дверь?
– Считаешь, он там заперся у себя? – спросила она.
– Не знаю, – честно признался я. – Корабль большой, боюсь, он может быть вообще где угодно.
– Ну… так, может, ты поищешь его, прежде чем ломиться к нему в комнату?
– Для начала я всё-таки хотел бы заглянуть к нему в каюту. Даже если его там нет, возможно, её осмотр позволит нам понять, что именно сейчас происходит у него в голове.
– Хорошо, сейчас буду. – Она отключилась.
Через пару минут я увидел, как из зева радиального перехода показалась парочка знакомых изящных ножек. Спустившись вниз, Даша подошла ко мне, спросила:
– Уверен, что нам стоит это делать?
– Да, открывай.
Девушка сняла с шеи карту и поднесла её к считывателю. Коротко пикнув и подмигнув нам зелёным светодиодом, замок на двери открылся.
– Уилл, вы там? Нам надо поговорить, – постучавшись, спросила она. Как и мне, ей никто не ответил.
Командир осторожно отодвинула дверь в сторону, нашему взгляду открылось маленькое помещение, аналогичное по размеру и убранству апартаментам Даши. Андерсона здесь не было. Мы вошли, и я закрыл дверь.
– Ну и кавардак! – воскликнул я, оглядывая царивший вокруг беспорядок.
Вещи профессора были разбросаны по всей комнате: одежда, книги, нижнее бельё – всё это валялось теперь на полу.
– Это совсем на него не похоже, – разглядывая весь этот бедлам, произнёс я.
– Да, Андерсон всегда был чистюлей, – согласилась со мной Даша. – Всё это больше походит на твою каюту. – Она улыбнулась, бросив на меня мимолётный взгляд.
– Я, конечно, тот ещё неряха, но всё же не н столько… – изучая раскиданные по рабочему столу бумаги, ответил я. – Эй, взгляни-ка! – Я продемонстрировал Даше одну из них.
Она приняла у меня из рук лист формата А4, весь исписанный математическими символами.
– Похоже на какой-то баллистический расчёт, – изучив записи, произнесла девушка. – Да, это расчёт траектории полёта к Сатурну, но не нашего, смотри, – она ткнула пальцем, – характеристики отправной орбиты совсем другие. Я не знаю, что это за миссия, но она должна была стартовать не с Земли. Наклонение, долгота восходящего узла, эксцентриситет… Это больше похоже на орбиту какого-то астероида. Ни чёрта не понимаю! – Она вернула листок мне.
– Это не почерк Андерсона, – вновь осмотрев бумагу, сказал я. – Эти записи были сделаны кем-то другим.
– Что всё это значит? – Даша растерянно посмотрела на меня.
Я положил листок обратно, навёл на него камеру своего планшета и сделал снимок.
– Потом изучу это всё на досуге, – пояснил я.
Остальные документы, лежавшие на столе, никаких вопросов не вызывали, так как имели то или иное отношение к нашей миссии. Поворошив всю эту кипу бумаг, я обнаружил похороненный под ней персональный планшет. Взяв устройство, я провёл пальцем по экрану, разблокировав его.
– Эй, мне кажется это уже лишнее, – запротестовала командир.
– Слушай, мы и так уже влезли в каюту и копаемся в его вещах! – возразил я. – Что такого в том, что я посмотрю его планшет?
– Но там же личные файлы!
– Вот именно! – воскликнул я, глядя на подругу. – Возможно, они дадут нам ключ к пониманию того, как ему помочь!
Первое, что я увидел на экране, – уведомление о пропущенном вызове. Звонившим являлся некий Фёдор Фролов. Смахнув пальцем сообщение, я сразу же оказался в разделе «Фото и видео», который, видимо, был открыт Андерсеном ранее. С планшета на меня смотрели дети профессора: смуглый, темноглазый старший сын Тоби и его младшая сестра, светловолосая и голубоглазая Скай. На этом снимке ребятам было где-то лет двенадцать и десять соответственно.
«Моему сыну сейчас четырнадцать, и, когда я вернусь, он станет уже взрослым», – вспомнил я слова Андерсена, произнесённые им в ходе одного из интервью незадолго до отлёта.
Я стал листать снимки: вот Уилл с детьми и женой где-то на отдыхе, вот они жарят мясо на заднем дворе своего дома, вот снимок с какого-то дня рождения. Попалось мне также и видео: короткий сорокасекундный ролик, в котором дочь профессора играет на лужайке с собакой.
Даша всё это время стояла рядом, так же, как и я, изучая фотографии. Наконец она не выдержала и забрала у меня планшет. Аккуратно положила его на стол.
– Хватит, Федь, – сказала она, кладя его обратно. – Мне кажется, всё и так понятно.
– Как думаешь, они могли выжить? – глядя на девайс, спросил я.
– Они из Сан-Франциско, – после долгой паузы ответила напарница. – Очень крупный город… очень крупный промышленный узел. Обычно такие находятся в списке первоочередных целей для удара.
Я кивнул.
Мы продолжили молча осматривать каюту начальника экспедиции.
– Федь, – Даша стояла возле кровати профессора, я приблизился к ней.
На развороченной постели виднелись следы крови.
– Чёрт, – выругался я.
– Похоже, дело совсем плохо. – Она с тревогой посмотрела на меня.
– Он же не… он… ведь не того самого? – Я провёл пальцем возле шеи, испуганно глядя на подругу.
– Надо найти его, – сказала она.
– Ванная! – высказал я страшную догадку.
Мы синхронно бросились к двери, ведущей в санузел, я рванул её в сторону, готовясь к худшему. Внутри было пусто. Унитаз, душевая кабина и небольшая стальная раковина, профессора здесь не было. Но откуда, чёрт возьми, взялась кровь? Осмотрев помещение более внимательно, я, кажется, начал понимать, что к чему: небольшое зеркальце, висевшее над умывальником, было разбито, его осколки валялись на полу, на котором также виднелись и засохшие капли крови. При этом ниша с индивидуальной аптечкой была открыта, а сама аптечка распечатана.
– Он просто разбил зеркало. – Я облегчённо выдохнул. – Просто разбил чёртово зеркало, и всё! Никаких попыток суицида.
Я сел на корточки, уперевшись спиной в стену. Даша присела рядом со мной и стала внимательно изучать осколки стекла на полу.
– Всё равно мы должны найти его, – сказала она, крутя в руках крупный, сантиметров пять длиной, треугольный кусок стекла со следами крови. – Даже если он ещё не … не навредил себе, возможно, он уже близок к этому.
Мы вышли из каюты профессора, и Даша, воспользовавшись своим ключом, вновь закрыла дверь на замок.
– Окей, сделаем так – я возьму на себя переднюю центрифугу: кают-компанию, кухню, спортзал и склад. Ты, – она глянула на меня, – осмотришь заднюю: лабораторию, обсерваторию, медотсек и так далее. Первым делом загляни в медотсек, возможно, Уилл пошёл к Ямагути, чтобы тот обработал его порезы.
– Хорошо. – Я кивнул. – Если не найдём его в кольцевых отсеках, встретимся в стыковочном хабе и вместе осмотрим «Дедал», второй склад и криогенный отсек.
На этом мы разошлись. Я двинулся в сторону кормы ко второй центрифуге. По пути осмотрел теплицу, обнаружил в ней Ингрид Ларсен и Джейсона Ву – наших гидролога и геолога. Ребята были заняты сбором урожая огурцов.
– Я ищу Андерсона, не знаете, где он? – спросил я, пролетая мимо них.
– Нет, я его вообще со вчерашнего вечера не видел, – ответил Ву.
Пролетев гидропонику, я оказался в осевом отсеке кормового гравитационного кольца. Сходу занырнув в один из радиальных переходов и спустившись по лестнице, я оказался в вотчине нашего корабельного врача, Юхиро Ямагути. Пройдясь по залитым ярким светом помещениям, я обнаружил доктора в одном из кабинетов. Он расставлял какие-то склянки в большом, серебристом холодильнике.
– Док, – позвал я.
Он обернулся ко мне.
– О, Фёдор! Здравствуй! – Ямагути улыбнулся. – Чем могу помочь? Тебя что-то беспокоит?
– Нет, если вы про моё здоровье, то у меня всё прекрасно. Я ищу Андерсона, он не заглядывал к вам случайно?
– Да, он был здесь где-то с час назад. Приходил за медицинской помощью.
– С ним что-то случилось?
– Да, он здорово порезал руку, – ответил врач. – Мне даже пришлось наложить пару швов.
– Как же он умудрился? – спросил я, делая вид, будто не в курсе произошедшего.
– Сказал, что неудачно ухватился за что-то в невесомости. А в чём, собственно, дело?
– Ни в чём, просто мне нужно кое-что обсудить с ним, а он не отвечает на мои звонки, – ответил я. – Вы не знаете, где он сейчас?
– Нет, – Ямагути отрицательно покачал головой.
– Ладно, пойду гляну, может быть, он в обсерватории. – Я направился к выходу.
– Фёдор! – окликнул меня врач.
Я развернулся и посмотрел на него.
– Скажите, Фёдор… Вы не замечали, что Уилл стал вести себя в последнее время… – Ямагути замялся, – стал вести себя как-то странно?
Я задумался, размышляя над тем, что ему ответить.
– Нет, ничего такого я не замечал, – соврал я. – Ну разве что… он стал каким-то… неразговорчивым, что ли.
– Мне кажется, его гложет что-то, но я никак не могу понять что. Я попытался расспросить его об этом сегодня, но он отмахнулся от меня и ничего не сказал. С ним явно что-то происходит, и мне это совершенно не нравится.
Я молча кивнул.
– Может быть, это как-то связано с потерей связи? – продолжил врач. – Знаете, многие из нас переживают, что не могут связаться с семьями.
– Я понял вас, доктор, – сухо ответил я. – Спасибо, что поделились со мной своим беспокойством относительно Уилла. Я присмотрюсь к нему.
«Чёрт, теперь ещё и Ямагути начинает что-то подозревать», – покидая медицинский отсек, мрачно подумал я.
Ситуация начинала постепенно выходить из-под контроля, нужно было срочно принять какие-то меры, вразумить Андерсона, привести его в чувство. В противном случае последствия могли оказаться самые непредсказуемые. Конечно, если профессор станет совсем плох, мы уложим его в капсулу и усыпим, однако это был крайний вариант, и мне категорически не хотелось бы прибегать к нему.
Поднявшись наверх, в осевую часть корабля, я нырнул в соседний переход, который вёл в секцию, где располагалась обсерватория. Спустившись по лестнице, я оказался в просторном отсеке, сплошь заставленном компьютерами и различным научными приборами непонятного мне назначения. Именно из этой комнаты производилось управление всеми астрономическими инструментами корабля. Кроме того, отсюда же посылались команды нашим автоматическим зондам, таким как «Ахиллес».
Я двинулся вдоль рядов аппаратуры, выискивая взглядом Андерсона. Профессор обнаружился в дальнем конце отсека, он сидел спиной ко мне за терминалом управления главным телескопом, сосредоточенно глядя в экран.
Достав из кармана планшет, я отправил Даше короткое текстовое сообщение: «Нашёл его. Обсерватория».
«Сейчас буду», – пришёл через несколько секунд ответ.
– Уилл, – позвал я.
– А, Фролов, – он повернулся ко мне.
Я огляделся вокруг, дабы убедиться, что мы одни.
– Уилл, нам надо поговорить, – сказал я, подходя ближе.
– Иди сюда, Фёдор, я хочу показать тебе кое-что. – Он поманил меня забинтованной рукой.
Приблизившись и встав рядом с ним, я посмотрел на монитор.
– Гляди! Это наша Земля, – сказал Андерсон, указывая на белое размытое пятно в центре экрана. – А вот и Луна, – произнёс он, слегка отдалив изображение так, что на нём появилась ещё одна белая точка меньшего размера. – Здорово, правда?
– Уилл, это… – начал было я.
– Жаль что мы так далеко, с такого расстояния плохо видно детали, – прервал он меня, разглядывая изображение.
– Что у вас с рукой? – спросил я, глядя на его перебинтованную правую кисть.
– А? – Андерсон удивлённо посмотрел на меня, затем на свою подбитую конечность. – А, это. Так, ерунда. Немного не рассчитал скорость на повороте, когда пролетал через теплицу.
Разговаривая с профессором, я не услышал, как сзади подошла Даша. Коснувшись моего плеча, она спросила:
– Здесь больше никого нет? Мы одни?
– Похоже на то, – кивнул я.
– Окей, тогда, если вы не против, я закрою этот отсек, чтоб нас никто не подслушал.
Достав свой планшет, она ввела команду. Послышалось пневматическое шипение, и герметичная дверь в дальнем от нас конце обсерватории захлопнулась.
– Уилл. – Она внимательно смотрела на профессора. – Как вы себя чувствуете?
Он молчал.
– Я знаю, что вам сейчас тяжело, признаться, мне и самой хреново. Мои родители, моя сестра остались там, и… и я понятия не имею, что с ними сейчас…
– Я имею, – тихо ответил Андерсон. – С вероятностью девяносто девять процентов твои родители и сестра мертвы. – Его глаза мрачно смотрели на Дашу. – Или умрут в ближайшее время.
– Профессор… – начал было я.
– Помолчи, пожалуйста, – оборвал он меня. – Лучше взгляните оба сюда. – Андерсон указал рукой на монитор. – Что вы видите?
– Землю? – Сказала Даша.
– Да. – Андерсон кивнул. – Данное изображение получено буквально только что, пятнадцать минут назад. Это оптический спектр, здесь плохо видно, но, судя по всему, планета покрыта плотным слоем облачности. Но это не столь существенно, более существенно другое. – Он нажал несколько кнопок на клавиатуре, переключив изображение. – Вот картинка в инфракрасном спектре. Судя по ней, средняя температура на Земле сейчас составляет одиннадцать с половиной градусов Цельсия, а это на четыре градуса ниже нормы. И на целых три десятых градуса ниже результатов, полученных мною полторы недели назад. Планета остывает. – Андерсон жёстко посмотрел на нас. – И очень быстро.
– И что… это значит? – растерянно спросил я.
Уилл взглянул на меня как на полного идиота.
– Это значит, что в скором времени там наступит новый ледниковый период, – начал разжёвывать он. – Ядерные взрывы и возникшие из-за них пожары подняли в атмосферу огромное количество сажи. В основном это частицы диаметром в пару микрон. Достигнув стратосферы, эта дрянь разлетелась по всему миру и теперь блокирует солнечный свет. Полагаю, если динамика не изменится, к концу года глобальная температура на планете упадёт градусов на двенадцать-тринадцать, а в отдельных регионах, может быть, и на все тридцать – сорок. Огромные территории к северу и югу от экватора покроются ледниками. В вашей России, даже в летние месяцы, средняя температура не будет превышать ноля градусов. В Америке из-за того, что она расположена южнее, будет несколько теплее, но не сильно. От такого резкого изменения климата растительный и животный мир Северного и Южного полушария погибнет, сельское хозяйство будет уничтожено, начнется глобальный голод.
– Постойте, но что насчёт экватора? Африка, Центральная Америка, Индия… там ведь… там ведь будет тепло? – с надеждой в голосе спросил я.
– Да, – глядя на меня, ответил Андерсон. – Положительная температура сохранится в зоне примерно между тридцатыми параллелями северной и южной широты, однако едва ли это поможет живущим там. Из-за аэрозольной взвеси в атмосфере количество осадков на планете сократится процентов на сорок – пятьдесят, возникнет засуха, и плодородность почвы многократно упадёт. Так что все эти территории, расположенные возле экватора, едва ли смогут прокормить даже своё собственное население, не считая тех, кто ломанётся туда с севера и юга, спасаясь от холода.
– И как долго это, по-вашему, продлится? – спросила Даша.
– Пока вся поднятая взрывами дрянь не осядет обратно. Сколько это займёт? – Профессор пожал плечами. – Не знаю. Трудно сказать. Может быть, десять лет, может, двадцать. В любом случае человеческая цивилизация этого не переживёт. И это я ещё не говорю о том, что вся поверхность планеты: почва, вода – всё будет отравлено радиоактивной пылью. Так что даже если людей не убьёт голод, это сделает радиация.
Повисла тяжелая тишина, мы стояли, глядя в пустоту, думая обо всём сказанном Андерсеном.
– Я всегда думала, что ядерная зима – это лишь теория, – прервала молчание Даша. – Страшилка от экологов и пацифистов.
– До сегодняшнего дня это так и было. Но наши политики провели прекрасный научный эксперимент, и теперь данная теория подтверждается фактами, – саркастически ответил Андерсон.
– Вот дерьмо… – только и смог выдохнуть я.
– Так что твоя семья, – профессор жёстко глядел на Дашу, – моя семья, его семья, – он ткнул пальцем в меня, – все они мертвы.
Между нами вновь повисла тишина. Я вдруг вспомнил о своих друзьях, о пенсионере-отце, о моей двоюродной сестре Лизе, которая вышла замуж незадолго до нашего отлёта и у которой где-то с полгода назад родился сын. Трудно было поверить, что их больше нет. Может быть, конечно, кто-то из моих знакомых и близких выжил, но, судя по предсказанию Уилла, это было лишь временным явлением.
Забавно получилось, мы с Дашей пришли к Андерсону, чтобы поддержать его, помочь ему справиться с его депрессией, а вышло всё наоборот. Если до сего момента у меня была хоть малая надежда на то, что человечество сможет оправиться после случившейся Катастрофы, то теперь и она угасла.
– Они мертвы, – после пары минут скорбного молчания произнесла Даша. – Наши семьи, наши близкие мертвы, Уилл, это так. Но ведь мы ещё живы. Мы живы, а значит должны бороться.
Андерсон мрачно смотрел на неё, скрестив на груди руки.
– Мы должны бороться, нельзя сдаваться, понимаете? – продолжала она. – У нас есть шанс, нужно только… только не впадать в отчаяние.
– К чему это всё? – прервал он её. – К чему весь этот мотивационный спич?
– Просто… я просто хотела сказать, что… – стушевалась она.
– Мы пришли, потому что мы волнуемся за вас, – прямо сказал я. – Вы отдалились от экипажа, практически не появляетесь на публике, ни с кем не общаетесь. Вы перестали исполнять свои обязанности как наш руководитель, и это тревожит людей. Команда обеспокоена вашим поведением, они начинают задавать неудобные вопросы, и это дестабилизирует обстановку внутри коллектива.
– Уилл, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, каково вам, но… – начала было Даша.
– Понимаете? – Андерсон встал со своего места и подошёл к ней. – Как вы можете меня понимать, у вас ведь нет своих детей? – казал он, глядя на неё в упор. – Вы так молоды, у вас нет семьи, вся ваша жизнь посвящена лишь космосу! Как вы можете меня понять?
Профессор яростно прошёлся туда-сюда по отсеку.
– Моя семья мертва! – В его голосе кипело отчаяние. – Мои дети, всё, ради чего, я существовал, для чего я работал, теперь погибло! У меня больше нет ничего! Нет будущего! Понимаете вы это? – Он метнул в нас с Дашей гневный взгляд. – Я каждый день просыпаюсь с утра и не понимаю, ради чего. Для чего мне подниматься с постели, идти куда-то, что-то делать. Какой в этом всём теперь смысл?
Андерсон подошел к окну и, оперевшись на него рукой, задумчиво уставился куда-то в чёрную бездну за бортом.