Однако при близком знакомстве «кораблик» оказался массивнее, чем виделся издали: длиной метров шестьдесят, а то и больше. Тральщик можно было назвать стройным. Палуба с квадратными надстройками, а над ними большой крест грот-мачты. У корабля имелось прозвище – Амик[9].
Предназначался ТК-338, как и все корабли данного класса, для поиска и уничтожения мин, проводки судов через морские минные поля, а также для постановки активных или оборонительных минных заграждений. Использовался он и для охраны акватории. «Ничего, послужим! Вон, Костика Куртеева сюда же распределили, а он и рад, словно на флагман попал!»
Командир корабля, капитан-лейтенант Шахабов, сорокалетний смуглый здоровяк с шикарными усами на квадратном обветренном лице, поздравил молодёжь с началом настоящей службы. Новички долго запоминали непривычные имя-отчество командира: Назарбек Джамбулатович. Был он родом из Гудермеса; говорил не спеша, с характерным кавказским акцентом. Парни, слушая вполуха дежурные фразы, пытались получше разглядеть боевые награды на парадном кителе их капитана.
А экипаж встретил салаг шутками-прибаутками. После вечерней поверки боцман, черноволосый кучерявый амбал метра два ростом, дунув, что есть мочи в свисток, пророкотал:
– На корабле все движения выполняются только по команде! Отбой, 45 секунд!
Скинув парусиновую робу, тельняшки и бескозырки, молодёжь бросилась на койки. Матросские лежанки, прикреплённые к потолку каюты железными цепями, тут же зашатались во все стороны – хуже, чем при шторме.
– Плохо, товарищи матросы! Бардак здесь неуместен! Будем тренироваться, чтобы все койки раскачивались в такт!
Молодые матросы ещё в учебке привыкли ничему не удивляться. Натянув на носы одеяла, притихли, ожидая развития событий. Но следующая нотация сильно удивила:
– Порядок приказываю поддерживать всегда, даже во сне. Переворачиваться только по моей команде, строем. Один свисток – на правый бок, два свистка – на левый! Вопросы есть?
– Никак нет! – хор молодых голосов разорвал плотный воздух кубрика.
– Отбой! – улыбаясь до ушей, боцман дважды свистнул и, увидев, как салажата дружно завертелись в койках, путаясь на какой бок повернуться, чуть не прыснув от смеха, вывалился в коридор.
– Надо же, – тихо пробурчал постройневший в учебке Якушев, – спать строем; такого, кажись, в уставе нет.
– Вот так корабль, вот так дисциплина, – шепнул Костя с соседней койки.
После нескольких подобных шуточек, вроде тех, когда салажатам приказывают продуть перед приготовлением в пищу мешок рожков, перебрать ведро соли «от червей», или сходить на клотик* за чаем, юмористический настрой старослужащих начал иссякать. Начались суровые флотские будни. Тральщик периодически выходил на задание в прибрежные воды. В акватории болталось немало оставшихся с войны мин – и наших, и японских, и ещё не известно чьих.[10]
Только несведущий человек думает, что все морские мины – на одно лицо. На самом деле это целая вселенная со своим строгим порядком. По одному лишь типу установки морские мины подразделяются на пять больших групп: якорные, донные, плавающие, всплывающие, самонаводящиеся.
И взрываются они по-разному. Контактные мины – при непосредственном соприкосновении с корпусом корабля. Гальваноударные – взрываются при ударе корабля по выступающему из корпуса мины колпаку-рогу. Антенные – срабатывают при соприкосновении корпуса корабля с металлической тросовой антенной (эти обычно применяют против подводных лодок). Неконтактные – при прохождении корабля на определённом расстоянии от воздействия магнитного поля, или на звук корабля. Гидродинамические – реагируют на изменение давления воды от хода цели. Индукционные – срабатывают при изменении напряжённости магнитного поля корабля (эти взрываются только под движущейся целью). А есть ещё и комбинированные, эти сочетают взрыватели разных типов.
Есть мины, что срабатывают при первом же обнаружении цели. Но есть и так называемые «кратные» мины, они взрываются после заданного числа обнаружений (чтоб взорвать более важный корабль, идущий в середине конвоя)
Есть мины неуправляемые и управляемые. А управляют ими либо с берега по проводам, либо с проходящего корабля (как правило, акустическим сигналом).
Есть мины обычные, что поражают любые обнаруженные цели, и «избирательные» – эти способны распознавать и поражать цели заданных характеристик.
Так же разнятся мины и по типу заряда, он может быть самым разным.
И устанавливают мины тоже по-разному. Надводными кораблями – минными заградителями. С подводных лодок (через торпедные аппараты, из специальных внутренних отсеков и из внешних прицепных контейнеров). С самолётов бросают. Не говоря о противодесантных минах, что устанавливают вручную с берега на небольшой глубине.
И вот всю эту минную науку осваивали ребята теперь на практике. Тут надо понимать, что противник не стоял на месте – морские мины постоянно совершенствовались и в увеличении мощности заряда, и в создании новых типов взрывателей, и в повышении устойчивости к тралению. Вспомнилось Витьке, как шутил во время войны начальник заводской телефонки Климук: «Электрик ошибается два раза в жизни».
Но то была лишь шутка. А вот теперь прав на ошибку уже не осталось…
Есть несколько главных способов борьбы с минами. В самых экстренных случаях, в боевой обстановке, пускают в ход корабли-прорыватели минных заграждений – своего рода суда-камикадзе, они вызывают срабатывание мин собственным присутствием.
Обнаруженную мину можно также уничтожить в месте постановки подрывным зарядом – «заминировать мину». Такой заряд устанавливают боевые пловцы, аквалангисты.
Но главное, классическое средство борьбы с морскими минами всех времён и народов – корабль-тральщик, использующий контактные и неконтактные тралы, поисковые противоминные приборы и другие средства. Неконтактный трал, создав определённые физические поля, вызывает срабатывание взрывателей мины. Трал контактного типа перерезает минреп[11], а всплывшая на поверхность мина расстреливается.
Но хоть и работали тральщики почти без продыха, а нет-нет, да и случался очередной подрыв какого-нибудь неосторожного судёнышка на шальной мине. И тогда взрыв гулким эхом минувшей войны разносился над заливом Петра Великого.
Международная обстановка складывалась непростая. Лишь два года прошло, как закончилась война нашей великой Победой. Но самураи, превращённые своим бывшим главным врагом – Америкой в верных вассалов, вновь начинали поднимать горячие головы. Провокаций, молчаливо одобряемых заокеанским хозяином, со стороны Японии хватало. Совсем рядом, в Китае вовсю полыхала гражданская война, и армии коммунистов под руководством товарища Мао Цзедуна было ещё очень далеко до победы над проамериканскими войсками Гоминьдана во главе с Чан Кайши. Пахло порохом и в соседней Корее, разделённой на зоны влияния СССР и США.
Однажды видели матросы, как с приспущенным флагом заходит на рейд Владивостока наш гидрографический корабль «Советский вымпел». Его только что обстреляли в заливе Посьет. Командир тральщика, капитан-лейтенант Шахабов, стоя на мостике, крепко сжимал рукоятку кортика. Он, играя желваками, провожал взглядом наш обстрелянный корабль. Приспущенный флаг означал: есть погибшие.
Сторожевые катера и подлодки, стоящие на брандвахте у входа в бухту Золотой Рог, с трудом справлялись с нашествием незваных гостей, шпионящих у наших берегов. Когда нервы не выдерживали, доходило и до прямого контакта бортами, лишь бы выдворить из нашей акватории напиравшие, словно саранча, иностранные субмарины.
Время от времени приходили сообщения о пропавших без вести судах и рыбацких шхунах. Замполит Ласкин – симпатичный светловолосый, голубоглазый старший лейтенант, сам повоевавший с фрицами в Баренцевом море, ежедневно на занятиях призывал к усилению бдительности. Но юным морякам казалось: перестраховывается. Куда уж каким-то жукам-япошкам на великий и могучий Советский Союз рыпаться?! Замполит же неустанно твердил: накануне войны с Германией такое же шапкозакидательское настроение царило, чем враг и воспользовался, и вон оно как всё вышло!
Служба морская – не сахар, особенно в походах. Благо, что в отличие от учебного отряда, кормили на кораблях по-настоящему. А с рыбой вообще проблем не знали. На юте всегда стояла открытая бочка с горбушей или сельдью – ешь, сколько влезет. Так что брюшко Володьки Якушева постепенно вновь приобрело форму пушечного ядра.
Работы на тральщик столько навалилось, что Витьке некогда было даже побеспокоиться об отсутствии тренировок. Вылетело как-то из головы. Между тем чемпионат флота приближался. В один прекрасный день худой длинный лейтёха со странной фамилией Сорвиголова, переведённый недавно с торпедного катера на должность старпома, зачитал приказ командира дивизиона тральщиков об оставлении его, Витьки, на берегу сроком на месяц. Зайдя в кубрик проститься, увидал Витёк, как Костя Куртеев старательно прилаживает за подкладку брюк булавочку.
– Это ещё зачем?
– На всякий пожарный. Я как-то в детстве Боровое переплывал, и вот прям посерёд озера такая судорога ногу схватила – мама не горюй! Чуть не утоп. Вот. А от судороги первое средство – иголкой уколоть. Так что пусть будет, по морям ходим, всякое может случиться.
– Не болтай, а то сглазишь, – Витька поджал губы.
– На-ко лучше и тебе, вот – Костя протянул другану булавочку. – Надеюсь, не пригодится.
Покумекав чуток, Витёк, хоть и оставался на берегу, последовал совету.
С белой завистью провожал юный боксёр сослуживцев, уходящих в море на очередное задание. Долго смотрел с пирса вслед кораблю. На сей раз тральщику предстоял довольно большой по его меркам переход в район Курильской гряды. Настоящий поход, о котором так мечтал Витька! Однако, возобновив тренировки, парень позабыл обо всём. Бедный мешок с опилками, подвешенный в коридоре казармы! Сколько же Витькиных ударов пришлось ему пережить! Не повезло и штабному мичману, любителю бокса, предложившему услуги спарринг-партнёра. Не раз его лопатки врезались в истёртый пол спортуголка, и мичман давно уж пожалел о затее повысить собственную квалификацию до первого разряда.
В самый разгар подготовки, когда до соревнований оставалось всего ничего, и не выдержал, сойдя с дистанции, раздербаненный, порвавшийся мешок, да и мичман, отутюженный в очередной раз Витькой, отказался наотрез выступать в роли боксёрской груши, пришли тревожные вести: их тральщик пропал. Связь утеряна, и больше суток судьба экипажа пропавшего корабля оставалась загадкой. К месту исчезновения направили находящиеся в том квадрате суда береговой охраны, а в Находке и Сов. Гавани принялись по скорому готовить большие корабли к тщательному поиску. Ждали улучшения погоды, чтоб подключить авиацию. Но не понадобилось. К всеобщей радости ТК-338 вышел на связь. Вернувшись через пару дней, Костя рассказывал другу о случившемся:
– Много дней мы тралили у Кунашира, а затем в проливе Лаперуза. На ночь уходили на якорную стоянку к острову Монерон. Вот. Однажды во время сильного шторма оба двигателя тральщика вышли из строя. Как назло, и рация с утра барахлила. Мощный ветер погнал корабль к острову Хоккайдо. До территориальных вод Японии оставалось рукой подать. Вот. Смотрим, их катера к нам вышли. Командир приказал готовиться к бою.
– Да ну! Правда?
– А то? Пушки, пулемёты зарядили, но чехлами закрыли. Мы, мол, не воевать идём, а так, заблудились. А сами стоим наготове, чтобы чуть что, сразу к оружию кинуться. Вот. Подошли япошки на двух катерах, давай круги наматывать. Смотрят на нас так воинственно, хмурятся.
– Прям-таки видел их?
– Как тебя сейчас! В десяти метрах от нашего борта крутились. Глазюки узеньки, на макушках зюйдвестки все от дождя мокрые, всё зыркают, зыркают. Вот. Я уж думал, сейчас что-то будет! Но обошлось, слава Богу; мотористы – молодцы, сумели в последний момент один движок запустить, вот. Так и пошли потихонечку.
– Вас уж обыскались.
– Да, попался эсминец навстречу, предлагали на буксир взять. Но командир наш, сам знаешь – гордый, отказался. Предпочёл пусть на одном движке, еле-еле, а самому дойти. Вот.
После похода ребята изменились, это сразу бросалось в глаза. Вроде бы те же, ан нет, серьёзными стали, сосредоточенными. И на политинформациях теперь не зевали, а ловили каждое слово скупых сообщений о международной обстановке и новых происках империалистов.
Происшествие с кораблём вскоре вытеснило из Витькиной головы событие долгожданное. Начинался чемпионат Тихоокеанского флота по боксу. Во Владивосток съехались сильнейшие мастера кожаной перчатки со всего восточного побережья СССР. В полулёгкой весовой категории, где выступал Витёк, конкуренция не особо пугала. Большинство боксёров в трёх лёгких категориях, прозванных образно: вес пера, вес мухи, вес петуха – составляла молодёжь, Витькины сверстники. В средних же и тяжёлых весах боксировали в основном отъевшиеся на казённых харчах старослужащие и офицеры.
Но прямо накануне соревнований дошла до Витьки досадная новость: в их категории выступит многократный чемпион Приморского края, чемпион ЦДСО «Крылья Советов», призёр множества самых разных соревнований и обладатель кучи всяческих кубков, любимец местной публики, уроженец Владивостока, капитан ВВС Игнат Середа. Витёк читал в газете «Советское Приморье» заметку о достижениях этого боксёра, собравшегося закончить спортивную карьеру. Видел на фото волевое лицо спортсмена, смуглое и широкоскулое. Но никак не предполагал паренёк, что судьба может свести их на ринге.
Почему лётчик принимает участие в чемпионате флота, осталось для Витьки невыясненным вопросом. Может, его эскадрилья относится к морской авиации? Но, скорее всего, кто-то из начальства решил так помочь своему любимцу – болельщиков у Середы на всех уровнях хватало. Капитану было уже хорошо за тридцать, и он перед уходом из большого спорта, очевидно, желал поставить выступлением на этих соревнованиях жирную точку, положив в свою копилку и звание чемпиона ТОФ. Витёк, уступавший Игнату Середе по титулам, опыту и прочим параметрам, всё же не робел, хотя единственным (да и то весьма спорным) преимуществом паренька являлась молодость. Витьке предстояло провести несколько боёв, о возможной встрече с капитаном на ринге он старался раньше времени не думать.
Бои проходили в центральном парке под открытым небом. Осень уже подкрасила листья деревьев в ярко-жёлтый цвет. Стояло бархатное бабье лето. Приморские пляжи манили возможностью закрыть купальный сезон, но сотни зевак предпочитали водным процедурам настоящее мужское зрелище. Витёк не ожидал, что так легко справится с соперниками. Все они оказались зелёными новичками. Кое-кто, занимаясь до службы в секциях при заводах или колхозах, и ринг-то настоящий здесь только впервые увидел.
И вот последний, или, как часто говорят в среде военных, крайний день чемпионата. В финале полулёгкой весовой категории, как и ожидалось, матрос Витька должен драться с грозным капитаном Середой. Паренёк, конечно, заранее понаблюдал за соперником – как тот крушил, орудуя в основном прямыми ударами, своих оппонентов в предыдущих боях. Классно боксирует, нечего сказать; да и публика встречала именитого земляка на ура! Пожалуй, это, да ещё отсутствие достойных соперников, как заметил Витька, несколько расслабило капитана.
А Витёк – не лыком шит. И хоть тянуло парня показать на ринге сразу всё, что умеет, но неимоверным усилием воли он сдерживался, позволяя себе побеждать слабых соперников лишь с самым минимальным преимуществом. Главный же козырь, секретное оружие, коронную комбинацию – нырок под прямой удар соперника и короткий хук справа – приберегал для решающей встречи.
Финальные бои! Витькины коленки с утра слегка трясутся. Духовой оркестр на открытой эстраде парка исполняет бодрые мелодии. Погожий воскресный денёк, собравший на зрелище тысячи горожан, радует тёплым солнышком. У ринга яблоку негде упасть. Многие зрители держат в руках плакаты и цветы. Просмотрев нарисованные лозунги, обомлевший Витька стирает со лба капельки пота. Все транспаранты – в поддержку его соперника, коренного приморца Игната Середы, в победе которого, похоже, никто не сомневается. Пышные букеты, ясное дело, предназначены ему же.
Первый бой в наилегчайшей весе. Три раунда пролетают, как одно мгновение. Затем легчайшая категория. Бой так же скоротечен. И вот уже рефери вызывает Витьку. Оробевший паренёк, не глядя по сторонам, поднимается ступеньками в зловещей тишине. Пролезая на ринг, чуть путается в канатах, вокруг раздаются ехидные смешки:
– Куда ему, неумёхе?!
– Спорю, до гонга не доживёт!
Обидные реплики чуть раззадоривают Витьку, с высоты ринга оглядывает он громадную толпу. И тут над парком разрастается, словно шум приближающегося поезда, невообразимый гул. Тысячи глоток разными голосами, от детского до стариковского, слившимися в один сумасшедший хор, приветствуют появление кумира.
– Игнат Середа! – объявляет через громкоговоритель ведущий, и голос его тонет в овациях и криках. Вздымаются руки зрителей. Тексты плакатов безжалостны: «СЕРЕДА – ЧЕМПИОН!»; «СЕРЕДА ПОБЕДИТ!»; «ДАЁШЬ НОКАУТ В ПЕРВОМ РАУНДЕ!» Болельщики готовы осыпать цветами степенно шествующего земляка ещё до начала боя. Так бы и случилось, помедли рефери ещё немного.
Но поединок начат. Первый раунд, как учил тренер в кировской школе «Динамо» – разведка боем. К удивлению Витьки, именитый соперник лезет напролом – очевидно рассчитывает оправдать ожидания поклонников. От невероятного зрительского напора и мощного наступления соперника Витёк, несколько растерявшись, упускает хорошую возможность для контратаки. Сам же получает довольно мощный прямой правой в челюсть, благо кулак Середы достаёт Витьку на отходе и поэтому удар несколько смазан. Зрители же ревут так, будто на этом всё и кончится.
А капитан, дыша как буйвол, всё напирает, его кулаки мельтешат в миллиметрах от Витькиного носа. Парню, отходя из угла в угол, удаётся как-то уворачиваться, и лишь немногие знатоки из зрителей видят, что это не просто отступление, а, вполне возможно, искусная игра. Гонг, еле пробившись сквозь крик толпы, останавливает наступательный порыв Середы. Что ж, блицкриг не получился, продолжение через минуту! Капитан, приветствуя толпу, победно поднятым правым кулаком, гордо направляется к канатам. Витёк же, спеша в свой угол, умудряется наступить на развязавшийся шнурок. Споткнувшийся паренёк, не удержав равновесия, падает на одно колено, чем вызывает очередную вспышку хохота, впрочем, быстро тонущую в оглушительном скандировании:
– Се-ре-да – чем-пи-он! Се-ре-да – чем-пи-он!
Многотысячная толпа скандирует чётко, как один огромный рот, эффект – сногсшибательный. Плакаты, букеты, возбуждённые лица, ухмыляющийся соперник смотрит в упор.
Витёк опускает глаза. Он видит пыль на полу. Маленькая серая пылинка перед ним. «Смогу ли?» «Пылинка, вероятно, упавшая с чьей-то подошвы – была ли она здесь вчера? Возможно». Вчера не возник повод так тщательно разглядывать пол. «Нужна мне эта победа?» «А завтра? Останется ли она, эта пылинка, завтра? Нет, завтра и ринг разберут, и пылинки не будет, ничего не будет… Ничего?». Витька поднимает глаза. «Небо будет всегда!» Сквозь крики и шум звучит гонг. «Да!» Пора.
Капитан бросается в атаку, нанося боковые: левой, правой. Мимо. Прямой правой в голову. Витёк ныряет под кулак и, вынырнув чуть сбоку от провалившегося соперника, вложив всего себя в удар, бьёт коротким правым хуком в левый висок Середы. Того аж разворачивает спиной к Витьке. Капитан медленно оседает на колени, его руки опускаются по швам и он валится носом в пыльный пол ринга. «Вот так!»
Воцарившаяся тишина режет уши. Всё как во сне. Зрители опускают руки. Нет плакатов, не видно цветов. Шок. Расплывшегося капитана медики тычут в нос ватой с нашатырём. Рефери поднимает Витькину руку. Новый чемпион Тихоокеанского флота спускается с ринга. Побледневшие зрители расступаются, освобождая дорогу новому кумиру, какая-то белокурая девчушка протягивает первый в Витькиной жизни букет. Робкие хлопки перерастают в овацию. Радость победы вытесняет все мысли из головы. Забытое небо провожает уходящего в раздевалку боксёра, а пылинка на ринге лежит рядом с поверженным соперником…
Вскоре стал Витёк личностью знаменитой. Сослуживцы гордились, что их товарищ – чемпион. Офицеры здоровались за руку, давали парню поблажки, отпускали в увольнение чаще других. В газетах печатали заметки с фотографиями. Старшинские лычки украсили Витькины погоны. Парень быстро освоил новую роль. Привилегии оправдывал тем, что «так положено», да и для тренировок нужно.
Как-то под вечер, вернувшись на корабль с одной такой «тренировки», заключавшейся в купании на городском пляже и заигрывании с местными девчатами, увидал чемпион земляка своего Костю. Тот заканчивал драить палубу, готовясь сдавать наряд. Налетели сослуживцы, в основном старших призывов – расспросить, что да как. Витёк обстоятельно поздоровался со всеми за руку. Растерявшийся Костя, стоявший последним, машинально протянул другу мокрую ладонь. Но земляк и не подумал её пожать, лишь бросил, брезгливо поморщившись:
– Иди-ка, вымой сперва палубу, затем руки с мылом, тогда и тяни.
Покрасневший Костя под хохот старослужащих, взяв тряпку, продолжил уборку. Больше он к бывшему другу не подходил.
Зима подкралась незаметно. Как часто бывает в прибрежных городах, осень, долго баловавшая бархатным сезоном, решила своеобразно пошутить. Спать ложились – стояло бабье лето, а проснулись – зима, самая настоящая зима, снеговиков впору лепить.
Работы у тральщика поубавилось, а свободное время использовал Витёк для подготовки к всесоюзному первенству ВМФ. В конце следующего лета в Киеве собирались выяснить отношения сильнейшие представители всех флотов и флотилий СССР. И всё же, когда замполит решил провести историко-патриотическую экскурсию по береговым укреплениям времён русско-японской войны, Витька не стал отказываться. Нужно немного развеяться, не боксом единым жив человек!
Кутаясь в бушлаты, они долго бродили по заброшенному промёрзшему форту, башенные батареи которого представляли собой целый подземный город. Под трёхметровой толщей бетона находились этажи помещений: снарядные и зарядные погреба, комнаты офицеров, казармы личного состава, лазарет, столовая, камбуз… Наконец, кульминация – проход через казематы, устроенные внутри скалы. Замполит предупредил:
– В казематах темно, двигаться гуськом, держась друг за друга, в сторону – ни шагу!
Топот матросских башмаков гулким эхом разносился по мрачным чертогам грозных укреплений, когда-то надёжно защищавших береговые рубежи. Тьма стояла – хоть глаз коли. В Витьке, идущим последним, взыграла вдруг гордость. Он отпустился. «А чего это Ласкин выдумал – в сторону ступить нельзя? Мы не из пугливых!» Шаг влево, ещё. Каменный пол словно выскочил из-под ног, и Витька улетел вниз метров с шести. Хлобыстнулся на спину так, что на миг сознание потерял. Лежал не в силах не только слово молвить, кончиками пальцев пошевелить не мог. Хлопок этот услышали, но на вопрос замполита:
– Все на месте?
Вначале неуверенно, затем всё громче звучали во мраке голоса:
– Да, все, вроде… Все, все.
Вскоре шаги удалились и голоса смолкли. Витёк лежал, проклиная тот миг, когда нарушил приказ. Наконец, чуть отдышавшись, он смог перевернуться на живот. Ныла отшибленная спина. Попробовал подняться – и дикая боль разорвала изнутри правую пятку. Пришлось двигаться ползком. Стиснув зубы, испытывал Витька на собственной шкуре то, что пережил, пробираясь к своим, сбитый лётчик Мересьев из прочитанной в учебке «Повести о настоящем человеке». Лишь к вечеру продрогший и одуревший от боли Витёк добрался до казармы, где хватившиеся пропажи командиры уже собирали на его поиски отряд. Чудом спасшегося матроса тут же отправили на командирском газике в гарнизонный госпиталь.
– Перелом ноги, обмороженные руки, множественные ушибы и воспаление лёгких. И это только основные диагнозы, – сокрушался на осмотре седовласый начальник госпиталя с тремя звёздами на погонах. – Ну, и букетик!
При слове «букетик» Витька с грустью вспомнил душистые цветы, подаренные симпатичной девушкой после победы на ринге.
– Товарищ капитан первого ранга, мне к первенству всесоюзному готовиться нужно; как бы поскорей выздороветь?
– Эхе-хе, товарищ старшина второй статьи! На полгодика о спорте можете забыть, это как минимум, если всё обойдётся.
Вот тебе и раз! Витёк загрустил. «И что меня понесло на эту дурацкую экскурсию? Нет, что меня понесло в сторону от тропы? Ведь ясно же замполит приказывал!» Парень поднял перебинтованную правую руку и долго пялился на неё, вспоминая, как не пожал протянутую ладонь земляка, да ещё и унизил того перед всеми. «Вот за что мне это наказание! Бог-то всё видит, поделом мне. Буду знать теперь, как зазнаваться».
Витька, опустив руку, уставился в окошко. Нечасто вспоминал он о Боге; по правде сказать, совсем редко – за всю жизнь можно по пальцам пересчитать, только когда очень уж прижимало. А когда отпускало – сразу забывал; а при случае мог и острую шуточку отпустить на счёт «опиума для народа». Сквозь низкие свинцовые облака пробивался тоненький солнечный лучик. «Нужно будет обязательно попросить прощения у Кости и больше подобных гадостей не творить. Зазнался – получай». Из задумчивого состояния вывела заглянувшая сделать очередной укол смуглянка, кареглазая медсестра.
– Правду говорят, вы – настоящий чемпион?
– Ну, да, – чуть покраснел парень. – Есть такое дело.
– А я сегодня дежурю… Может, вечером расскажете о ваших победах? – чуть дрожащим голоском пролепетала сестричка.
Загорелые руки её тоже слегка дрожали, оттого укол вышел достаточно болезненным. Но чемпион не подал виду. «Стесняется! – весело думал он. – А она, вообще-то, ничего!» Вслух же ответил:
– Нет-нет! Что вы? Не могу! Никак не могу я… отказать красивой девушке! Ждите после отбоя.
Витьку выписали из госпиталя лишь месяца через три. Уже распустились листочки, когда вернулся он на тральщик после «капремонта», как новенький. Старшина обрадовал увесистой пачкой открыток и писем:
– На-кось, держи. Скоро поклонницы тебя совсем одолеют. Ежели кажной отвечать, надобно спецписаря заводить!
Довольный Витька, развязав тугую бечёвку, принялся за послания. Чем дольше читал будоражащие девчачьи признания и скупые на похвалы, но искренние каракули от мальчишек, тем сильнее зрела решимость – во что бы то ни стало скорее восстановить форму для продолжения спортивной карьеры. Физнагрузку доктор на полгода запретил. Но парень не собирался ждать так долго, планировал в июне начать тренировки, тогда ещё оставался шанс попасть на первенство ВМФ СССР. Как ни в чём не бывало, вновь общались они с Костей. Про извинения Витёк как-то забыл; да ничего, земляк и так простил.
– Ты же, Вить, на телефонке в войну работал?
– Ну, было дело – когда в кузнице надорвался – на лёгкий труд переходил. Но я там недолго – в токаря ушёл, а что?
– Да работала там у вас красавица одна на коммутаторе…
– Варя?! – перебил другана Витька. – Так убили её на фронте.
– А из дому пишут, что жива вот, – Костя внимательно разглядывал башмаки. – Ранена была – верно, но, вот говорят, жива.
– Её на Филейке видели?
– Не-а, написали, мол, уехала в Сибирь. Или на Байкал. Слухи, конечно…
Витька долго молчал, вспоминая прощальный танец с красавицей Варей, перед её уходом на фронт. Вспоминал и нежные девичьи руки у себя на плечах, и мимолётное сладкое прикосновение к холмикам груди, а вот о чём тогда говорили – не помнил.
На плановых занятиях замполит вещал:
– Сложная международная обстановка усугубилась новым ЧП. Пропал наш советский сухогруз «Карпаты», ещё в начале апреля вышедший из Ленинграда во Владивосток. Приблизительно две недели как, находясь где-то между Сингапуром и Филиппинами, корабль перестал выходить на связь. С тех пор все попытки обнаружить судно не дали результата. Не первая пропажа советского корабля вызывает серьёзную озабоченность правительства, всего нашего народа и лично товарища Сталина. Что могло произойти? Крушение из-за шторма, подрыв на мине, пиратский захват, а может какое-то новое секретное оружие империалистов? Версий много, но ни одна пока не подтвердилась. На поиски по маршруту пропавшего сухогруза из Ленинграда послано научно-исследовательское судно «Красный Херсонес». Само собой, там не только учёные на борту…
Замполит, сделав многозначительную паузу, оглядел притихший экипаж. И, хорошенько высморкавшись, уже менее официальным тоном продолжил:
– Не знаю, можно ли найти таким способом сухогруз. Следов-то на воде не остаётся. Да и сектор поиска огромный – от Малайзии до Японии. Но попытка – не пытка. Сдаётся мне, что и наши учёные не пальцем деланы, не так просто именно это судно послано. Значит, есть на «Херсонесе» этом какая-то секретная аппаратура… Ну а наша задача – усилить бдительность. Корабли пропадают, не шутка! Тем более, рядом самураи. А мы хоть и народ-победитель, но расслабляться на боевом посту нам Родина права не давала!
Капризная приморская весна окутывала побережье свежестью утренних часов. Днём же влажный воздух прогревался, заставляя потеть одетых ещё довольно тепло горожан.
В последний день мая матросов собрали в клубе на концерт. Но вначале – лекция на тему «Наука и религия». Лектор, пожилой, интеллигентный с виду профессор-очкарик из Новосибирска, долго и убедительно рассказывал о всяческих человеческих заблуждениях. Говорил интересно, с огоньком. Приводил наглядные примеры, а где-то с шутками-прибаутками понятным матросам языком высмеивал антинаучные религиозные байки:
– Некоторые малограмотные, в основном пожилые граждане, утверждают, что где-то на небе есть бог. Ну, и где же он, позвольте спросить? Может на облаке сидит? Хе-хе!
Лектор, подмигнув залу, состроил глупую рожу. Поднёс ладонь к бровям и уставился в потолок, словно высматривая там кого-то:
– Ау! Есть там кто-нибудь?
В зале раздался дружный смех.
– Нет там никого! Хе-хе! Наши лётчики выше облаков летают и никакого бога не видели!
Такая живая манера пришлась ребятам по душе, не то что заунывное вещание замполита. На лицах у всех, от рядовых матросов до старших офицеров, сияли улыбки. Лишь командир тральщика Шахабов сидел отрешённо, полуприкрыв глаза, да часто посматривая на часы, наверное, думал о чём-то более важном, остальные слушали внимательно. Слушал, посмеиваясь, и Витёк. Он, глянув на сидящего рядом Костю, ткнул того локтем в бок. Земляк насупился и весёленького настроения толпы не разделял.