Алексей Федорович Лесников
Кикимора
Заколдованная деревня
Барсик озабоченно прислушивался к возгласам из деревни. После обеда предложил Митьке:
– Пойдём поглядим, что там творится…
Митька ощутил гордость и благодарность. Мудрый старый пёс говорил с ним, с молодым несмышлёным котом, как с равным.
Вдвоём обежали всю деревню, не пропустив ни одного двора. В каждом что-нибудь было неладно. Умершие деревья и кусты, порванные мячи и волейбольные сетки, сломанные велосипеды, разбитые помидорные теплички, поваленные заборы, автомобили со спущенными шинами. И везде росли мухоморы.
Мальчишки словно одичали – то и дело дрались. Девочки обзывались, вырывая друг у друга кукол. Взрослые громко бранились.
Домашние животные: кошки, собаки, курицы, гуси, утки, овцы, козы – потерянно бродили по пыльным улицам. Их всех повыгоняли из домов. Славный маленький поросёнок настойчиво тыкался розовым пятачком в щель под деревянной калиткой. С другой стороны калитки крохотная девчушка с алыми щёчками отгоняла его прутиком.
– Уходи-уходи, свинюка, кому сказала! – твердила она.
Над всей деревней, над крышами домов, касаясь печных труб, тянулся лёгкий туман. Несмотря на то, что ярко светило солнце и стояла жара.
Возвратились к Барсику во двор.
– Плохо дело, очень плохо… – тяжело выдохнув, проговорил Барсик. Взглянул на Митьку так, словно тот был виноват в случившемся. – Очень шустрой оказалась твоя Хозяюшка. Кроме нашего двора успела побывать везде. Отравила все колодцы.
Митька невольно смутился.
– Она не моя… Я её не знаю. Я ведь здесь недавно… – попытался оправдаться он.
Барсик будто не услышал, пребывал в глубокой задумчивости.
– Кто же она такая? – беспечно поинтересовалась успокоившаяся Белка. Она лежала на боку, высунув язык. Щенки, уткнувшись ей в живот, сосали молоко.
Барсик долго не отвечал.
– Уверенно сказать не могу, – заговорил, наконец, он медленно, – потому что никогда не видел. Но думаю, это – Кикимора. На самом деле её мало кто видел, больше слышали. Мне рассказывал о ней предыдущий пёс моего хозяина, а ему ещё кто-то, а тому ещё кто-то… Она живёт в лесу. Когда появляется, то приносит с собой сожаление, тоску, пустоту и забвение. Теперь она пожаловала к нам. Её надо обязательно изловить. Если её не остановить, деревня погибнет… Все люди пили из колодцев отравленную воду и стали злыми. Выгнали всех своих домашних животных… Что будет дальше – не знаю…
– Как нам её найти? – спросила Белка. – Я за своих щенков и за Вовку ей пятки покусаю. Обязательно покусаю!
– Кикимора побывала во всех дворах, не была только в нашем. Может не успела, а может не решилась: у хозяина была бессонница, он несколько раз ночью выходил на улицу, подолгу бродил, кряхтел – кости ломило. Сейчас полегчало, надеюсь, уснёт. Думаю, Кикимора придёт сегодня ночью, чтобы отравить последний колодец. Мы устроим засаду и схватим её, – поделился Барсик своим планом.
Подумав, Митька спросил:
– А что мы будем делать с ней, когда поймаем?
– Пятки покусаем, я же говорю! – Белка воинственно оскалила мелкие зубы.
Барсик промолчал. Он, видимо, тоже не знал, как следует поступить со злодейкой.
– Надо позвать всех в засаду, собак и кошек, чтобы она точно не убежала! – осенила Митьку идея.
Барсик в сомнении покачал головой:
– Можем спугнуть. Вдруг она окажется очень хитрой и осторожной? Почует неладное – и не придёт. Хватит тебя, меня и кусачей Белки.
– Я схожу к Девочке, – сказал Митька, – посмотрю…
– Сходи, – кивнул Барсик. Посоветовал: – Под руку не попадайся… – Размышляя сам с собой, пробормотал: – Телефон, у неё телефон. И эти мухоморы…
Стремительно перебежав улицу, Митька через забор скрытно прыгнул в огород. Укрылся за перевёрнутой садовой тачкой.
Дедушка занимался починкой колодца. Но делал это вяло, без желания.
– Внученька, – устало попросил он Девочку, – принеси мне, пожалуйста, из мастерской самую большую стамеску. Знаешь, что это такое?
Девочка лежала в гамаке. Хмыкнула презрительно.
– Знаю. Сам принеси! – грубо ответила она. – И вообще, надоел ты мне дед вместе с бабулей. Вчера целый день: то морковку полей, то огурцы подвяжи, то мусор выкини, сделай то, принеси это, пятое – десятое. Домой хочу, в город!
Дедушка медленно распрямился. Потерянными глазами огляделся вокруг. Похолодевший Митька увидел, что щёки у него тоже красного, очень красного цвета.
– Мне что больше всех надо?! – вдруг воскликнул дедушка обиженно. Бросил на землю ножовку, сдёрнул перчатки, швырнул их. – Горбатишься-горбатишься целыми днями, спасибо никто не скажет. Одни придирки да претензии! Мне тоже надоело! Пропади всё пропадом, тьфу! – Он плюнул в сердцах, зашагал сердито к дому.
Дома, опустившись в любимое кресло, нажал кнопку включения на пульте телевизора. Но телевизор не показывал. Дедушка яростно давил на кнопки, переключая каналы, но везде была одна рябь.
В комнату заглянула бабушка. Щёки у неё тоже алели румянцем.
– Ну вот, расселся среди бела дня! – недовольно проворчала она. – Колодец поправил?
– Не поправил и не буду! – крикнул дедушка, вскакивая.
– Ах так? Вот и отлично! – Бабушка бросила поварёшку на стол. Поварёшка зазвенела, ударилась о кружку, кружка разбилась. – А я не буду готовить обед! Ешьте, что хотите! Всю жизнь на кухне! Надоело! И не кричи на меня, не повышай голос!
– Да и не надо, пожалуйста! Не готовь! – выпалил дедушка.
Он вдруг заметил что-то за окном, выглянул в окошко: на траве вверх тормашками лежала сорванная телевизионная антенна.
– Всё одно к одному… – зло процедил сквозь зубы дедушка.
Выбежал из дома, прошёл в мастерскую, открыл висевший на стене пыльный шкафчик, к которому не прикасался бог знает сколько времени. Бережно достал из него деревянную модель парусника, поставил на верстак.
В молодости дедушка мечтал стать моряком или хотя бы речником, плавать по рекам. Тогда же начал собирать модель парусника. Но море было далеко, за три тысячи километров, а ближайшая большая река не так далеко, но тоже – за тысячу. Почему-то так случилось (дедушка никогда не рассказывал об этом), но он не поехал поступать ни в морское, ни в речное училища. А модель не достроил.
И вот теперь он смотрел на прекрасный парусник, и слёзы обиды и сожаления подступали к его глазам.
Ближе всех к гамаку, в котором лежала Девочка, рос молодой кустик крыжовника. Митька пулей метнулся за него, притаился, смотрел сквозь ветки. Уже чуял недоброе.
Девочка внезапно села в гамаке. Маленькое Митькино сердце скатилась в подушечки лап. Щёки у Девочки полыхали алым пламенем, а голова раздулась, как у Вовки. На лице блуждала загадочная, пугающая улыбка. Но самым ужасным было даже не это. Митька вдруг сообразил, что Девочкины руки и ноги стали тёмными, почти чёрными. Всмотревшись до боли в глазах, он понял, что это – шерсть. Руки и ноги Девочки покрывала шёрстка, точно как у Хозяюшки-кикиморы, только в отличие от неё, ещё очень короткая, щетинкой.
Девочка встала, вытянула в руке смартфон как раз в сторону крыжовного куста. На экране смартфона кривлялся, корча рожицы, отвратительный мухоморчик. Листья куста затрепетали, лёгкое прохладное дуновение коснулось Митькиного носа. Девочка смотрела невидящими глазами.
В ужасе Митька рванул прочь. Словно птица, вспорхнул над высоким забором, даже сам не заметил как. Бежал долго, не разбирая дороги, пока не опомнился. Воротился к Барсику во двор. Рассказал об увиденном.
Барсик, казалось, внутренне заволновался ещё сильней, но виду не показал. Лёг, положив морду на лапы.
– Что же делать? – спросил в конец отчаявшийся Митька.
– Спать, – помолчав, ответил старый пёс, – сейчас нужно немножко поспать. А то ночью задремлем и прозеваем Кикимору.
Митьке спать совсем не хотелось. Но делать было нечего. Тем более что Белка в будке сладко, как ни в чём не бывало, посапывала вместе со щенками. Митька лёг, повозился немного. И к своему удивлению, видимо, пришибленный всеми обрушившимися на него переживаниями, погрузился в тревожный, вязкий сон, словно в трясину.
Проснулись они одновременно: Митька и Белка. Барсик уже не спал. Может, он вообще не спал.
Белка сказала:
– Пойду погуляю. Схожу к себе…
Гуляла она недолго. Вернулась задумчивая, с округлившимися от удивления глазами.
– Вовка совсем превратился в мухомор. Голова стала, как шляпка у гриба, лицо красное. Не узнать. Руки толстые, ноги толстые, словно чурбачки. Ходит вокруг моей будки, плачет. Говорить разучился – мычит. Увидел меня, побежал ко мне, упал – еле поднялся.
Митька вскочил.
– Я тоже схожу… – заторопился он.
Перебегая улицу, обратил внимание на то, что туман, ранее тянувшийся вверху лёгкой дымкой, теперь стал гуще – накрывая дома, опускался к земле. Солнце, клонившееся к закату, казалось сквозь него тусклым и зловещим.
А во двор Барсика туман почему-то не заползал.
В деревне воцарилась тишина. Люди перестали ругаться и кричать. Даже животные притихли. Овцы не блеяли, куры не кудахтали – молчаливые, испуганные они тихо топтались возле своих ворот.
Митька снова скрытно перемахнул забор.
Девочки в гамаке не оказалось. Заглянул в мастерскую, на верстаке одиноко красовалась модель парусника.
Заметил, что дверь в дом отворена. Прислушался. Тенью скользнул в се́нки. К счастью, дверь в горницу тоже была приоткрыта. Заглянув украдкой, юркнул незаметно под диван.
Три человека-мухомора молча сидели за пустым обеденным столом у окошек. Головы превратились в грибные шляпки, руки и ноги стали толстыми чурбачками, точно как рассказывала Белка.
Бабушка брала неуклюжими распухшими пальцами со стола фотографии, близко подносила их к глазам, плакала – слёзы капали на старые чёрно-белые фотокарточки.
Всё это выглядело настолько необыкновенно и грустно, что Митька решил больше сильно не остерегаться. Вряд ли неповоротливые люди-мухоморы будут способны за ним быстро погнаться или метко чем-нибудь кинуть.
Легонько вспрыгнул он на кухонную полочку за бабушкиной спиной, даже не уронил ничего. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
Дедушка просто, словно одервенев, сидел молча. Девочка бессмысленно тыкала пальцем, похожим на варёную сосиску, в смартфон на столе. Смартфон вообще был выключен.
Митька разглядел, что на фотографии, которую дрожащей рукой держала бабушка, была заснята красивая девушка в праздничном платье. Девушка стояла на сцене, видимо, играла в каком-то спектакле. В юности бабушка мечтала стать актрисой, занималась в школьном драматическом кружке. После школы поступала в театральный институт, но не прошла по конкурсу. А на следующий год не решилась поступать и всю жизнь проработала на хлебокомбинате. Митька смутно догадывался, что девушка на фотографии – это бабушка в молодости.
Перестав тыкать в телефон пальцем-сосиской, Девочка хотела что-то сказать, но не сумела. Из её рта вышел только невнятный, жалобный звук, похожий на мычанье.
Митька вздрогнул, словно от боли, но вдруг заметил, что руки у Девочки больше не покрыты шерстью. Хотя они и растолстели безобразно, но кожа была чистой и белой, как раньше.
Решив, что это добрый знак, Митька обрадовался.
– Ага, не смогла, злая Какимора… Не так уж сильно твоё колдовство! – сказал он себе.
Мягко спрыгнув на пол, поспешил к друзьям рассказать об увиденном.
Выслушав его внимательно, мудрый старый Барсик произнёс слова, которые молодой кот не совсем понял:
– Люди – они странные… Многие из них слабы. Они сами по себе стараются стать мухоморами, забывая свои мечты, отказываясь от своего дара, заполняя свою жизнь пустяковыми, ненужными заботами. А сейчас, когда явилось большое зло… они совсем не могут противиться. Все пили воду, отравленную сожалением, тоской и безнадёжностью…
– А моя Девочка? – не сдавался Митька. – Она ведь не покрылась шерстью?
Барсик вздохнул:
– Это очень-очень хорошо. Твоя Девочка просто молодец. Она оказалась очень сильной, чтобы не пойти по пути зла. Но, увы, не настолько, чтобы не стать маленьким мухоморчиком.
– А о чём она сожалеет? Она ещё маленькая и ни в чём не виновата. Ей не о чем жалеть. Я вот не жалею.
Барсик с отеческой лаской посмотрел на наивного кота, ответил задумчиво:
– Ты – это ты… А человеческое сердце с малых лет наполняется трусостью и ленью. Трусость и лень мешают человеку исполнить свою большую мечту. Когда заветная мечта не исполняется, приходят сожаление, тоска и пустота. У кого как. Колдовство Кикиморы беспощадно и ужасно: оно отнимает у человека надежду на достижение того главного, ради чего, как он верит, ему была дарована жизнь. Конечно, на многих людей, которые стремятся следовать своей мечте, колдовство Кикиморы не подействует. Я не знаю в чём виновата и о чём сожалеет твоя Девочка, но, видимо, что-то есть. Ты просто очень хороший кот и сильно любишь свою маленькую хозяйку… Так и должно быть.
Митька подумал: люди трусят, а он-то ведь тоже совсем не храбрый кот, как дрожал в кусте ирги…
Засада на Кикимору
Тусклое оранжевое солнце погрузилось за край земли.
Огромная тяжёлая ночь придавила несчастную деревню.
Всё живое точно умерло.
Люди-мухоморы, как замороженные, молчком сидели в домах, ни в одном окошке не горел свет. Выгнанные животные беззвучно лежали на улице под заборами. Даже в ближних окрестностях повисла гнетущая тишина. Лягушки на болоте не квакали, лесные птицы умолкли. Ветер совсем стих – листья на деревьях даже не трепетали.
Но туман за забором Барсикова огорода косматыми комками шевелился, словно живой. Он поднимался в высоту вокруг огорода, образуя как бы стенки гигантского колодца. Вверху колодца на чистом небе мерцали звёзды.
Барсик надеялся правильно: его хозяин ещё в сумерках, поудивлявшись на столь необыкновенный туман, отправился спать.
Заранее договорились, кто где будет прятаться.
Ближе всех к колодцу между старой чугунной ванной и смородиновым кустом – Барсик. Он был главным ловцом Кикиморы. Остальные на подхвате.
Митька хоронился с другой стороны и немного подальше – в малиннике.
Белка – сбоку, у летней беседки за молодыми, но уже разлапистыми понизу ёлочками. Она, похоже, не совсем понимала, что значит сидеть в засаде. То и дело шебуршилась, пару раз чихнула. Бродила за ёлочками и кажется пыталась разрывать землю.
Барсик тоже не сидел совершенно бесшумно. Время от времени он почему-то возился – ветки смородинового куста предательски вздрагивали.
Тихонько разминая затёкшие лапы, невидимый ночной охотник сердился на своих бестолковых друзей. «Эх, всё-таки собаки – не кошки: так всё дело можно испортить!» – досадовал он.
Наконец, Белка угомонилась, может задремала. Ну и слава богу, без неё справимся. Барсик бы не уснул, с беспокойством подумал Митька. Потому что смородиновый куст перестал вздрагивать.
Внезапно, каким-то шестым кошачьим чувством он ощутил у себя над головой чужое присутствие. Перестал дышать, поднял глаза.
По забору, ловко цепляясь ручками-ножками, бежал Блуждающий огонёк. Про него-то я и забыл, укорил себя Митька. Огонёк явно был послан на разведку. Скатился с забора в траву, пошмыгал туда-сюда, покрутился возле колодца. К счастью, разведчик из него оказался никудышный: в укромные места, где можно спрятаться, он даже не подумал заглянуть.
– Хозяюшка-хозяюшка, лезь сюда! – звонко позвал он на весь огород. – Никого-никого нет. Спят они. Я говорил, а ты боялась-боялась.
На плоской крыше беседки, там, где пряталась Белка, появилась Кикимора.
Митька подумал: лишь бы Белка спала крепко. Если она проснётся раньше времени, то всё испортит. Зря всё-таки взяли её в засаду.
Но Белка не проснулась, и Кикимора её не обнаружила. Села на край крыши, спрыгнула вниз. Приземлилась неудачно, повалилась в траву, взвизгнула. Поднялась, потирая ногу. Прихрамывая, заковыляла к колодцу.
– Видишь-видишь, совсем никого! – радовался Огонёк.
– Да, замолчи же ты! Тараторишь, одно и то же… – злясь, оборвала она его. Морщилась от боли, видимо, сильно потянула ногу.
– Ты всегда меня обижаешь! – надулся Огонёк.
Кикимора открыла крышку колодца.
Митька выбрался из малины, приготовился к стремительному броску. Где же Барсик? Почему он медлит? Неужели он в самом деле уснул? Наверное, днём всё-таки не спал.
Кикимора достала из сумки бутылочку, стала откручивать крышку.
Митька рванулся вперёд. Но на полпути замедлил бег, потом вообще остановился. Потому что из-за смородинового куста появился Барсик. Нет, Барсик не бросился стремглав к Кикиморе, чтобы схватить её. Наоборот, он шёл медленно и нерешительно, подошёл совсем близко. Кикимора не заметила его, стояла к нему боком, почти спиной. Наконец, открутила крышечку.
– Валентинка? – неуверенно произнёс Барсик. – Это ты?
Вздрогнув, Кикимора замерла. Когтистая рука разжалась – бутылочка полетела в колодец.
Очень, очень медленно она повернулась к Барсику.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Валентинка, ты помнишь меня? Я был твоим щенком. Очень давно. Ты называла меня Диком, – голос Барсика прерывался от волнения.
Круглые глаза Кикиморы совсем округлились, рот приоткрылся в удивлении. Словно во сне, она медленно приблизилась к нему. Протянула мохнатую руку – рука тихо дрожала. Легонько коснулась Барсиковой головы.
– Ты правда Дик? Ты живой… – не веря, прошептала она и, кажется, улыбнулась.
Блуждающий огонёк, озадаченный таким странным поведением своей хозяйки и поэтому немного растерявшийся, пришёл в себя. Звенящим голоском забил тревогу:
– Ай-ай, Хозяюшка здесь ловушка! Смотри, сколько их много! Они окружают, убежим скорее!
Митька сообразил, Огонёк заметил и его.
Кикимора будто очнулась, затравленно оглянулась. Увидела замершего невдалеке кота. Попятилась от Барсика, вынула свой телефон.
– Валентинка, брось его… – умоляюще проговорил Барсик, делая к ней шаг.
Голубой мертвящий свет от экрана осветил Барсика. Лапы у него дрогнули, не в силах устоять, он повалился на землю.
– Валентинка, не… – голос оборвался на полуслове. Судорога пробежала по телу старого пса, глаза закрылись.
От веранды со скоростью пушечного ядра неслась Белка. На пути у неё скакал Блуждающий огонёк. Налетев на него, яростная Белка прикусила его, но тут же выплюнула: обожглась. Разинув пасть и заскулив, завертелась на месте. Завыл и укушенный Блуждающий огонёк: он был просто потрясён случившимся.
Метнувшись чёрной молнией, Митька вскочил Кикиморе на загривок. Кошачьи когти, всё равно что острые иглы, сквозь одежду впились в мохнатую шкуру. Кикимора вскрикнула, свободной рукой ухватила кота, отшвырнула в сторону. Все кошки всегда приземляются на лапы. Через мгновение Митька был готов к бою.
Но сражение уже оказалось выигранным.
Кикимора, прихрамывая, покидала поле битвы. За ней с плачем скакал раненый Огонёк.
– Хозяюшка, она меня укусила, подожди-подожди меня! – всхлипывая, звал он.
Кикимора бежала к забору, где заросшие высокой травой были сложены старые битые кирпичи. Забравшись на них, перевалилась через забор. Шлёпнулась с другой стороны, снова вскрикнула. Блуждающий огонёк прыгнул следом.
Митька подскочил к лежащему Барсику. Тот не в силах был открыть глаза.
– Сплоховал я… – еле слышно выговорил он непослушным языком. – Если не боишься, ступай за ней: надо узнать, где она живёт. Только будь осторожен…