Алексей Сухаров
Агнец на убой. Теория Хааста. Новеллы
– Именно так. Сам себя интервьюировал.
Кузнецов набирается терпения, громко и демонстративно вздыхает, намекая на то, что оно у него не безграничное, и говорит:
– А вот теперь давай с самого начала. С толком и чувством. Всю информацию и почему это важно. Слушаю.
Посмотрев на суровое лицо директора, Виталик понимает, что лучше все же перейти к делу. И переходит:
– Когда этот парень, Хааст, как он себя называет, угодил в больницу после нападения гомофобов, я, – на этом моменте Виталик понижает громкость голоса, – узнал через знакомого врача его адрес и пробрался в его квартиру…
Виталик на секунду притормаживает и смотрит на реакцию начальника, одобряет ли он такие методы или нет, но тот остается абсолютно безучастным к выходке редактора.
– Ну? Продолжай.
– Так вот, пробрался в квартиру, где он живет, и как вы думаете, что я там нашел?
– Не томи.
– Вот что, – Виталик достает из кармана брюк диктофон и кладет его на стол директора. – То, что вы видите в документе, не что иное, как расшифровка всего, что он в этот диктофон наговорил.
Директор берет небольшую паузу на обдумывание.
– Он действительно сам себя опрашивал?
– Да! Что я вам и пытаюсь объяснить с самого начала!
– А зачем?
– В этих своих аудиозаписях он представлял себя состоявшимся супергероем – ну, вроде того. Воображал, что у него берут интервью какие-то корреспонденты, спрашивают про его жизненный путь, как он стал таких крутым и все в таком духе. А еще, может быть, прорабатывал свою речь – у него с ней проблемы. Заколебался расшифровывать.
Александр Петрович наконец-то чует, чем это пахнет, и его уставшее, пропитое лицо медленно, но неизбежно светлеет и обрастает безумной улыбкой.
– Так это типа… визуализирует свой будущий успех?
– Точно!
– Вот придурок!
– Ага!
Кузнецов хлопает в ладоши, потирает их и довольно хохочет:
– Ну ты даешь, Виталя. Красавчик вообще. Ну что ты встал, давай делать! Есть идеи, как это можно поинтересней оформить?
– Есть парочка, конечно, но я хотел у вас поинтересоваться, как у человека гораздо более опытного…
Самое время вернуться к выработанным годами навыкам профессионального подлизы, решает про себя Виталик.
Александр Петрович встает со своего директорского места, залпом добивает кружку чая с коньяком, издает странный, предстарческий звук удовлетворения, огибает стол и по-отечески кладет Виталику ладонь на плечо.
– Думаю, что тут надо… а делай как хочешь, Виталь. Я тебе доверяю. Главное, чтоб мысль была в следующем: дескать, пацан этот ничего собой не представляет – да и не может он собой ничего представлять, если его гомофобы только в путь отмудохали – а навыдумывал себе черти пойми что, имя вычурное взял, супергероем себя представлял, спасителем города, помощником для людей, наивная ерунда. Вырезки из интервью дай, чтоб не пустословить, однако полностью его записи не выкладывай, а то возомнят из него жертву, бедного сироту, Маугли, вот это все – а ему только это и нужно, да и в струю не попадем, сам знаешь. Но эту штуку, – директор кивает на диктофон, – прибереги обязательно. Вдруг потом контекст сменится, а у нас уже все есть – и горяченькое опубликуем, еще один эксклюзив сбацаем. Ты меня понял, Виталь?
– Все понял, Александр Петрович. Сделаю в лучшем виде.
– Настраивайся… на пятницу. Дадим до обеда, а вечером заходи, отметим. Ну все, беги, работа не ждет.
Виталик распахивает дверь кабинета, чуть было не врезается в публикующую что-то прямо на ходу черноволосую Мишель и быстрым, счастливым шагом спешит к кофе-автомату. Он выбирает латте, клацает по кнопке и будто бы видит, как буквы на дисплее автомата складываются в цепкий, желтушный заголовок:
Избитый гомофобами чудак воображал себя супергероем!
Текст за авторством Виталия Васина.
16
“… и вот вы понимаете, насколько мне обидно теперь? Я никому ничего плохого же не сделал, а они со мной так поступили. Я же помогать хотел, особенности свои использовать, униникальность свою как существа такого, что вроде и человек, но и Хааст, орел, то есть, как Отец мой, не настоящий, а, ну, тот, кто воспитал, в общем. Хорошо же звучит, знаете, что вот и летать я умею, и сил в руках и ногах много, чтоб защищать да спасать, но почему им это не понравилось, не надо было? Признаюсь, конечно, что и славы хотел, как супергерои из фильмов, но ведь там все они славу свою получают, разве не так? Любят их люди и ценят, не все, конечно, и не всегда, и очень сложно им иногда бывает, но ведь обидно-то мне не поэтому. А потому, что мне не дали даже героем себя проявить! Вот только представьте, спас от ограбления – а меня в полицию вместе с преступниками и забрали, раздели там, слов плохих наговорили, полдня в клетке продержали, пока не разобрались, и ведь не поблагодарили даже, да еще и к психиатру отправить хотели. Разве так поступают, с супергероями или нет, но с теми, кто прав и помочь хотел? И это самое простое еще, дальше-то хуже стало: в педерасты меня записали, а я даже и слова такого не знал, теперь-то понимаю, конечно, что оно означает, но почему записали-то? Потому, что костюм носил, как у супергероев из фильмов! Взъелись на меня, дескать, костюм мой оттого, что я с самцами, мужчинами, то есть, люблю время проводить, ну, в том смысле самом, а я ведь никогда и не думал об этом, и не помышлял, так сказать. Вот и подловили, избили так, что в больнице три месяца, все лето, в гипсу пролежал, зашивали даже, вот и шрамы остались. Чем я перед ними виноват? И как будто этого мало было: в квартиру, что я за последние деньги снимал, пробрались журналисты, все вещи вверх дном перерыли, записи мои нашли и на потеху публике выставили, посмешище из меня сделали. Теперь меня никто всерьез воспринимать не будет, сразу эту публикакацию вспоминать начнут. По-хорошему, в суд на них за это подавать надо… но не за этим я здесь, не для того пришел! Я хотел людям помогать, добро делать, со злом бороться, но зло побеждает, а люди именно его и поддерживают! Понимаете, как это обидно, когда ты к лучшему стремишься, хочешь полезным быть, понтециал свой, или как его там, использовать, а никому не нужно это, все против только! Понимаете? Понимаете?”
– Понимаю, – кивая головой, отвечает Бомж.
Они, Бомж и Хааст, сидят на ступеньках на пути к набережной. Отсюда открывается замечательный вид на воду, мост и лесной массив за рекой. Вечер, порывистый ветерок и пожелтевшие, отмирающие листья, парашютиками спускающиеся на ступеньки.
Хааст, променявший свое трико на простую, скромную футболку и спортивные штаны, после реплики Бомжа затих, погрузившись в собственные мысли. Легкий перьевой покров на руках и шее, нынче такой же понурый, как и листва на деревьях, защищает его от ветра и осенней прохлады. Ему приходилось бывать в значительно более суровых погодных условиях, размышляет Бомж, спасаясь только тем, что даровала ему природа. Но вот теперь он столкнулся с самыми жесткими условиями – социальными. Есть ли у него способности к преодолению их?
Бомж оглядывается на собственную поношенную куртку, о чем-то задумавшись. Затем бросает беглый взгляд на Хааста. Тот, по-прежнему молчаливый, с печалью смотрит вдаль, за реку, и с этого ракурса его профиль действительно напоминает орлиный. Бомж снова оборачивается на куртку. Спустя пару секунд мыслительного процесса, видимо, договорившись с самим собой, он одобрительно взмахивает рукой и сует ладонь в карман. В приглушенном осеннем свете появляется та самая чекушечка с красной крышечкой.
Бомж, чуть надавив, откручивает крышку и прислоняет нос к горлышку. Насладившись ароматом любимой водки, он протягивает бутылку Хаасту:
– На вот. Выпей.
Сегодня она нужна пареньку гораздо больше, чем мне, думает про себя Бомж.
– Выпей да успокойся.
Призрак
1
Эта история случилась со мной, когда я был очень одинок, если быть точнее, я никогда не был так одинок, как в те времена. Нет, я не был болен, меня не бросали близкие и не увольнял с работы начальник – просто в какой-то момент я оказался на периферии жизни, ушел в себя и закрыл дверь для всех доселе родственных душ. Я принимал телефонные звонки, сухо на них отвечал и клал трубку; я бродил по городу, кишащему жителями, и меня не покидало ощущение, что я иду по пустым, осиротевшим улицам и площадям; я выполнял свои обязанности, не обмолвившись с коллегами ни единой фразой за целый день; словом, меня охватило внутреннее забытье, и я не мог найти себе место среди, казалось бы, знакомых людей и в знакомой обстановке. Впрочем, в этом было нечто романтическое, и, хотя такое состояние несколько пугало меня, я им упивался. Иногда мне даже казалось, что я абстрагировался от окружающей действительности, взлетел, воспарил над суетным миром – и вот-вот постигну высшее знание.
Все раньше и раньше включали уличное освещение, горожане радовались первому снегу и легким морозцам, румянящим щеки, готовились к праздникам и жили в ожидании теплой и мягкой зимы. Для меня же день сменялся ночью, а ночь сменялась днем по одному хлопку ресниц, но с другой стороны – время тянулось бесконечно медленно, и каждый вечер я бесцельно просиживал перед компьютером, изнывая от усталости и скуки, разогревал в микроволновой печи дешевые полуфабрикаты, поглощал их перед экраном и не мог заставить себя что-либо изменить, при этом на что-то надеясь, вероятно, на чудо. Каким оно должно было быть, это чудо, или хотя бы на что оно могло быть похоже, я не имел ни малейшего понятия. Поначалу мне поступали предложения от товарищей и коллег сходить в кино, бильярд, на спортивное состязание или попросту загулять, но я отклонял их, ссылаясь на занятость; на самом деле, они мне были неинтересны. Позже обо мне уже никто не вспоминал, я добился своего и превратился в истинного одиночку – страшный, но обладающий особым шармом статус.
Вот тут-то я и заметил странные вещи, которые начали происходить в моей крохотной квартирке.
Я на ночь закрывал дверь в ванную, а наутро она оказывалась нараспашку открытой, и от воды в чайнике шел пар. Я насторожился: не может ли быть такого, что я страдаю лунатизмом? Или моя память выкидывает со мной шутки, и я на самом деле сам открывал дверь и щелкал на кнопку чайника минутой назад?
Но еще через несколько дней дали о себе знать совсем уж жуткие явления. Как только я ложился в кровать, компьютер сам по себе выходил из спящего режима, а на кухне пищала микроволновая печь. Я молился о том, чтобы полтергейст (я не находил этому другого объяснения) меня не тронул, и быстрее старался заснуть, чтобы ничего не слышать и не видеть. Мне казалось, что я тронусь умом. При свете дня я вспоминал ужасы ночи как кошмарный сон, но как только осенне-зимнее солнце отправлялось на отдых, атмосфера в моей крохотной квартирке накалялась, и я с дрожью в коленях ожидал наступления полуночи.
Но однажды полуночи ждать не пришлось.
В ванной комнате забарабанила вода. В моей грудной клетке забарабанило сердце.
Кто-то включил душ. И мне это точно не послышалось. Необходимо все выяснить здесь и сейчас.
Я набрался смелости и встал перед дверью в ванную. Меня колотило. Заглянуть в душ означало заглянуть в лицо собственному страху. И увидеть на этом лице я мог абсолютно что угодно.
Я медленно открыл дверь ванной. Вода с характерным шумом била по кафелю. То, что предстало перед моими глазами, я вряд ли буду способен когда-либо забыть.
Окутываемая каплями воды и поднимающимся паром, под душем стояла молодая, статная, призрачная девушка. Мелкими движениями пальцев она расправляла вьющиеся призрачные локоны. Я мог видеть ее саму и ее блистательные формы благодаря стекающей по ее спектральному телу воде.
Она обернулась ко мне и содрогнулась. Тут же прикрыла стыдливые места призрачными руками.
Мы стояли несколько секунд и пялились друг на друга. А потом я сказал:
– Извини, – и вышел из ванной.
2
Смущенный, я облокотился на компьютерный стол и нервно вдыхал, готовясь к серьезному разговору. Ожидание было невыносимым, лоб покрылся испариной. Вода по-прежнему колотила по кафелю, я в уме подсчитывал, каких размеров коммунальные счета мне придут в следующем месяце, но тревожить призрака еще раз выглядело не самой лучшей затеей. Наконец, дверь приоткрылась, а из ванной комнаты вылетело полотенце на высоте чуть ниже моего роста. Полотенце съеживалось и распрямлялось в различных положениях.
Я произнес короткий глухой звук, как будто хотел откашляться, в попытке привлечь внимание призрака.
Полотенце прекратило двигаться, и я почувствовал, как на меня вопросительно уставилась пустота.
– Извини, конечно, но могла бы ты не хозяйничать в моей квартире?
Воздух передо мной заколебался в движениях.
– Я не знаю, как ты тут оказалась и кто ты вообще такая, но почему бы тебе не поискать какое-нибудь другое место для жизни? Я не люблю компании, особенно если меня об этом никто не спрашивает и не предупреждает.
Когда я вспоминаю этот диалог, я решительно не понимаю, что заставило меня общаться с очевидно потусторонним существом в таком духе.
– Оставь меня в покое, если можешь. Я бы не хотел, чтобы меня в моем собственном доме что-нибудь пугало.
Полотенце принялось метаться по комнате, и меня обдавало легким, свежим, мокрым ветерком.
– Пожалуйста, уходи.
Только сейчас я сообразил, что призрак что-то ищет. На крышке стола появилась авторучка, а секундой позже – лист бумаги. Авторучка взмыла в воздух, щелкнула и вертикально опустилась на чистый лист. Плавно, аккуратно вибрируя в воздухе, ручка выводила на бумаге какую-то фразу. Кажется, призрачная девушка закончила писать, положила авторучку на место и придвинула ко мне лист. На нем было выведено вполне человеческим почерком:
– Мне некуда идти.
Я оказался еще в большем замешательстве, чем был до этого. А я, хотелось бы напомнить, только что встретил призрака в ванной комнате своей квартиры.
– Ты не можешь говорить?
Лист бумаги уплыл от меня в сторону полотенца. Снова вверх взметнула ручка и уже знакомыми вибрациями оповещала о продолжении столь странного диалога.
– Нет, кажется, это ты не можешь меня слышать.
Не могу сказать, что это не пробудило во мне любопытства. Тем не менее, я бы предпочел избавиться от присутствия призрачного существа как можно скорее.
– Еще раз извини, но я не могу позволить тебе здесь остаться.
Ручка постучала в лист бумаги напротив фразы “Мне некуда идти”.
– Быть может, ты способна перебраться, я не знаю, в какую-нибудь другую квартиру?
Ручка и лист продолжали общение:
– Это невозможно. Я не буду ночевать на улице. И вообще-то, мне разрешили здесь остаться.
– Кто разрешил?
Бумага ответила мне:
– Хозяева этой квартиры.
Пожалуй, это гораздо хуже, чем встреча с призраком.
– Но ведь именно я являюсь хозяином этой квартиры!
Вы когда-нибудь узнавали от привидения, что более не считаетесь собственником какого-либо имущества?
– Нет, этой квартирой владеет семейная пара, мужчина и женщина средних лет. Они меня тоже не предупреждали, что здесь кто-то живет.
Не самые хорошие новости на ночь глядя.
– Так, подожди, – на меня внезапно навалилась усталость. – Как давно ты здесь живешь? Где ты спишь? Чем ты питаешься? И… кто ты вообще?
На этот раз ручка танцевала в воздухе гораздо дольше обычного.
– Меня зовут Вика, я работаю администратором в салоне красоты неподалеку. Я лишилась жилья, и эта семейная пара решила мне помочь. Я прихожу с работы очень поздно. Живу здесь больше недели. Готовлю на кухне или разогреваю готовое в микроволновке. Сплю на этой кровати.
– На ЭТОЙ кровати???
Вибрации в воздухе усилились, ручка затанцевала беспокойно.
– Ты ТОЖЕ на ней спишь?????
Неловко.
– Знаешь что, Вика, – сказал я с вызовом в голосе. – Это моя кровать, и я буду на ней спать, что бы ни случилось.
Я ляпнулся на свое ложе. Полотенце улетело обратно в ванную комнату. Я со всей силы зажмурил глаза и постарался силой вернуться в реальность, на случай, если все происходящее со мной – дурной сон или галлюцинация. Но нет.
Когда я разлепил глаза, передо мной висел лист бумаги. Новая надпись на нем гласила:
– Это и моя кровать тоже!
Я глубоко и шумно вздохнул.
– Ладно.
И в тот же момент почувствовал, как пустота выключила свет в комнате, перепрыгнула меня и прогнула кровать.
Я отвернулся от нее, пододвинулся поближе к краю и лег на бок. Очевидно, что я долго не мог уснуть и старался не двигаться. Я прислушивался, принюхивался и пытался понять, по-прежнему ли, в воздухе позади меня, кто-то находится.
Хорошо еще, что она не храпит, подумалось мне.
А может, и храпит.
Просто я не могу этого слышать.
3
Проснулся я на удивление свежим. Вода в чайнике была горячей, дверь в ванную оказалась открытой. По всей видимости, призрачная девушка уже ушла на работу в салон красоты неподалеку. Пока я пил кофе, мне пришла в голову мысль, что я все еще жив и здоров – потустороннее существо не убило меня, пока я спал, даже несмотря на то, что вчера я выгонял его из дома. Я отметил про себя, что призрак вполне дружелюбен, хоть и упрям. А еще – и это чувство напугало меня до мурашек – мне подумалось, что нет ничего плохого в том, что со мной поживет кто-то еще. Пускай призрак, но все-таки… девушка?
Одиночество не всегда означает полное отсутствие людей рядом. Одиночество может означать и отсутствие нужных, интересных, правильных людей поблизости.
Я закончил рабочий день, по обыкновению не обмолвившись ни единой фразой с коллегами. По пути домой я вдруг подумал, что неплохо бы выяснить, какая же это семейная пара овладела правами на мою крохотную квартирку, да еще и разрешает в ней жить незнакомым мне призракам. Но я тут же отмел эту мысль: во-первых, если мне начнут задавать вопросы, то что я отвечу? Извините, но моя невидимая квартирантка сказала мне, что некие люди распоряжаются моей недвижимостью на правах собственников? Во-вторых, если и вправду окажется, что я, совершенно ничего об этом не зная, больше не являюсь законным владельцем жилплощади, то это явно не сыграет мне на руку, а я сейчас абсолютно не готов к судебным тяжбам. Что ж, пусть все останется так, как есть – по крайней мере, на какое-то время. Да и есть ли у меня повод верить словам призрачной девушки, даже если она не демонстрирует злых намерений?
Дома меня ждал сюрприз.
На столе стояли тарелки с рисом, жареной курочкой, салатом и фруктами – вполне реальные. Рядом, на обороте листа бумаги, что вчера использовался для спиритического диалога, было написано:
– Я сегодня отпросилась пораньше, чтобы приготовить тебе ужин. Спасибо, что не выгнал меня вчера (хотя я бы и не ушла). Вика.
Признаться, я был очень удивлен такому вниманию.
– Вика, ты здесь?
Спустя несколько секунд что-то забрало лист бумаги из моих рук.
– Да?
– Спасибо тебе. У меня давно не было такого плотного ужина.
Я принялся за еду. Невероятно вкусно. Я так долго ел полуфабрикаты, разогреваемые в микроволновой печи, что совершенно позабыл вкус настоящей, домашней пищи.
Внезапно меня осенило:
– Вика, я не вижу тебя потому, что ты… раздета?
Пустота вокруг меня засуетилась. Спустя минуту я прочитал новое сообщение от призрачной девушки:
– Ты меня еще и НЕ ВИДИШЬ? И что ты имеешь в виду под “раздета”???
Вероятно, она даже и предположить не может, что является призраком, невидимым и неслышимым существом, застрявшем в междумирье. Вероятно, по этой же причине она продолжает ходить на работу и верит в то, что какие-то добрые люди позволили ей жить в их (то есть, моей) квартире. И ей, конечно же, неизвестно о том, что, будучи призраком, она имеет определенные преимущества и способности.
Было бы глупо ее разочаровывать, подумал я. Было бы жестоко рассказать ей о том, что она, по всей видимости, умерла и не знает об этом. То, что ее не видят и не слышат человеческие создания мира сего. То, что ее родители, знакомые и друзья считают ее (и не без основания) погибшей. То, что ей, скорее всего, вовсе не обязательно спать, есть, пить, принимать душ и, уж тем более, работать.
– Я не могу видеть тебя. Вчера я понимал, где ты находишься, по полотенцу на твоей голове. В душе ты была без одежды, и я подумал, что ты и вышла из него тоже обнаженной.
Уже привычная вибрация ручки над листом бумаги.
– Нет, я была в халате.
Отлично. Мало того, что я не вижу самого призрака, я не могу видеть и его гардероб тоже.
Пока я обдумывал полученную информацию, ручка продолжила:
– Значит, я могу корчить тебе рожи и показывать всякие жесты, а ты не увидишь?
Похоже, призрак начинает осознавать свои преимущества и способности.
– Лучше не стоит, Вика. Подожди, а почему я могу видеть твое полотенце, но не вижу твой халат?
Ответ был быстрым:
– Это не мое полотенце.
– Но и не мое тоже!
– Я нашла его в этой квартире.
Мне пришла в голову идея. Я подошел к шкафу и достал из него свою легкую осеннюю куртку. Повесил в пространстве и сказал в пустоту:
– Ну-ка примерь.
Я отпустил куртку сразу, как только почувствовал, что ее легко потянули в сторону.
Перед моими глазами одежда приняла форму верхней части ее тела. Моя идея сработала: куртка не спешила растворяться в пространстве, как, по моему предположению, это случалось с другими ее вещами.
Призрак направился к листу бумаги:
– Это очень странно ощущается.
– Я бы хотел попросить тебя носить ее некоторое время. Так я буду понимать, где ты находишься. И при этом ты все еще можешь корчить мне рожи.
Куртка развеселилась.
– Надеюсь, тебе не будет в ней слишком жарко.
– Пока все нормально, спасибо.
Я наконец-то сел доедать. Курочка успела немного остыть.
– А ты не голодна?
– Я поела до твоего прихода.
Повисла пауза. Я видел, как призрак в куртке сел на диван и, вероятно, наблюдал за моей трапезой.
– А ты не хочешь фильм посмотреть?
Куртка с дивана задорно помахала рукавом. От этого жеста на моей душе почему-то стало тепло.
– Я тогда попкорн разогрею.
Вскоре я вернулся к призраку с полным контейнером снеков и уселся на диван рядом с курткой. Вика уже щелкала пультом от телевизора и остановила свой выбор на какой-то легкой комедии. Я видел, как попкорн, который она проглатывала, спускался в ее невидимый желудок и через какое-то время растворялся в нем. Вика много жестикулировала, а я отпускал шутливые комментарии по поводу происходящего в фильме, и нам, кажется, было здорово вместе.
Когда мы легли спать, я не отворачивался от нее, не прижимался к краю, не прислушивался и не принюхивался. Я чувствовал себя уверенно и спокойно.
4
Эта неделя была замечательной.
Каждый вечер мы с Викой, покончив со своими делами, вместе ужинали, отдыхали, грызли попкорн и смотрели фильмы по телевизору. Удивительно, но теперь меня совершенно не беспокоил тот факт, что она – призрак. Я нашел в ней то, чего не находил ни в одном из живущих, из плоти и крови, существ – и был ей за это очень благодарен. Большая удача – встретить кого-либо, кого ты будешь понимать без слов (в нашем случае – в самом, что ни на есть, прямом смысле) и с кем так невероятно легко и просто быть рядом. Мы чудесно ужились друг с другом в минимальные сроки. Я был крайне доволен сложившейся ситуацией, но вскоре мне стало очевидно, что я хотел бы большего.
Я начал ловить себя на мысли, что только мне могло так страшно не повезти: я познакомился (причем так глупо!) с лучшим созданием в жизни, приятным и преданным другом и идеально подходящим мне субъектом противоположного пола, но это создание, друг и субъект – мертвая, призрачная девушка, растворившийся в воздухе спиритический след, потусторонние остатки некогда живого организма. Я хотел бы слышать ее звонкий голос и глохнуть от ее искреннего, живого смеха – но не могу услышать даже ее храп. Я хотел бы видеть ее, в застиранной “домашке” или вечернем платье, в сапогах или кедах, с макияжем или без, утром и вечером, в одежде и обнаженной – но я не могу даже точно сказать, где именно она сейчас находится. Я хотел бы расправлять ее вьющиеся локоны, касаться ее восхитительных форм и обнимать ее за талию – без боязни расправлять, касаться и обнимать пустой воздух вокруг себя. С каждым днем эти мысли росли, пухли в моей голове, но мне ничего не оставалось делать, кроме как вприпрыжку бежать в свою крохотную квартирку, как только стрелки часов указывали на заветные числа окончания рабочего дня.
Но сегодня я поторопился не домой, а в ювелирную лавку. Заставлять Вику ходить в моей легкой осенней куртке по дому только для того, чтобы различать ее в пустоте, мне показалось совершенно негуманно, поэтому я решился заказать кулон. Бесконтактная выдача, оплата по карте. Я приоткрыл коробку. Кулон выглядел великолепно, значительно лучше, чем на странице заказа. Крупный. Блестящий. Дорогое украшение для дорогого партнера.
Судя по приятным запахам готовящийся еды, призрак вернулся раньше меня.
– Вика, ты дома?
Дверца шкафа приоткрылась, и с вешалки сползла моя легкая осенняя куртка.
– Положи обратно. Она больше не пригодится.
Дверца захлопнулась, прищемив рукав куртки. Ручка воспарила над листом бумаги.
– Привет. Что ты имеешь в виду?
Если поначалу я оценивал эту покупку исключительно как удобный и яркий механизм нахождения Вики в пространстве, то теперь я смотрел на кулон как на средство выражения своей глубокой признательности девушке-призраку. И я готов продемонстрировать эту признательность прямо сейчас.
– Подойди ко мне.
Меня трясет от волнения. Стараюсь этого не показывать. Достаю коробочку и вынимаю кулон.
– Это тебе.
Пустота касается кулона. Пустота касается моих пальцев.
– Так я смогу видеть тебя без куртки. А еще это потому, что ты мне очень нравишься. Спасибо, что появилась в моей жизни.
Кулон уплыл к листу бумаги.
– Я примерю?
– Конечно. Я бы хотел сам, но не уверен, что смогу.
Кулон повисает в воздухе и застывает в районе ее призрачной груди. Крупный. Блестящий. Я смотрю на него, не отрываясь.
– Большое спасибо. Ты тоже мне нравишься. И так гораздо удобнее.
Я чувствую давящую теплоту. Из меня вырывается:
– Может, вина? Любишь вино?
Невыносимые секунды ожидания. Кулон слегка качается из стороны в сторону.
– Давай. Я как раз доделаю ужин.
– Я быстро.
Хлопаю дверью. Одеваюсь на ходу. Несусь сквозь метель дымящимся локомотивом изнеможения. Вино. Лучшее из того, что есть. Бесконтактная выдача, оплата по карте. Рассекаю сыплющийся снег жаром желания. Один, два, три, четыре пролета наверх.
На столе два бокала. Кулон расставляет тарелки с салатом, рисом и курочкой.
– Я здесь.
Слюна стеклом застревает в горле.
– Как раз вовремя. Садись.
Откупориваю бутылку. Вино бьется в бокалы нетерпеливыми волнами.
– Ну, выпьем. За нас.
Левитирующий в воздухе бокал с легким звоном стучится в мой. Вино медленно перетекает через край в ее невидимый, призрачный пищевод.
Ручка взмывает в воздух.
– Ты в порядке?
Жадно пялюсь в растворяющийся в желудке Вики алкогольный напиток.
– Не знаю, наверное. А что?
Тарелка с салатом гуляет в моих руках.
– Выглядишь бледнее обычного.
– Правда? А я думал, что наоборот, сильно раскраснелся.
– Ха-ха, нет, совсем нет.
Курочка. Еще вина.
Ручка продолжает:
– У меня, кстати, завтра выходной. В нашем салоне отключают воду на весь день, поэтому мы не работаем.
– Почему не сказала раньше? Я бы тоже взял отгул.
Без ответа. Хрупкое касание бокалов.
Призрак закусывает.
– Было бы здорово провести весь день вместе.
Вино дает свой эффект. Эффект исключительной решимости и отчаянной смелости.
Я резко встаю. Ориентируюсь на кулон. Хватаю воздух там, где должна быть Вика. Горячо касаюсь губами пустоту. Похоже, что это ее нос. Вино в голове приказывает не сдаваться так просто и не дать загубить момент собственным смущением. Полшага уже сделано. Отступать будет еще сложнее.
Опускаюсь чуть ниже. Похоже, что это ее губы. Да, точно губы. Спустя несколько неловких касаний, они начинают двигаться в такт моим. Двигаются долго, нежно и сладко.
Отскакиваю в сторону, как будто меня ударило током. Кровь кипит, а сердце стремится наружу. Я не выдержу. Я так не могу.
– Я так не могу.
Я представил, что сегодня ночью, всего через пару часов после этого замечательного ужина, вина-обольстителя и чудесного поцелуя, мне предстоит, как и в предыдущие дни, лечь с Викой, этой девушкой, которую, черт подери, угораздило быть не человеком, а призраком, в одну кровать – и я знаю, что не сдержусь. Я не могу этого допустить. Я очень хочу. Но не могу.
– Извини.
Мне нельзя здесь оставаться.
– Я пойду.
Хлопаю дверью. Одеваюсь на ходу. Бегу по лестнице вниз. Возможно, Вика что-то кричит мне вдогонку – но я не могу этого слышать.
Остыв, я замечаю себя, уныло скитающегося в ночи по улицам города. Метель обвивает меня подобно белой, пушистой змее. Ветер меланхолично завывает и прерывисто обжигает мое лицо. Вокзал тихо спит, проводив в дальний путь последний на сегодня состав.
На площади никого. Присаживаюсь на запорошенную снегом скамейку. Ратуша привлекательно горит красными, желтыми и зелеными огоньками. Неоновые вывески магазинов, кинотеатров и музеев отражаются в мелких, парящих снежинках и слепят глаза.
Я совсем не чувствую холода.
5
Один, два, три, четыре пролета наверх. Аккуратно протискиваюсь в свою крохотную квартирку. Нарастающее гудение закипающего чайника. Дверь в ванную нараспашку открыта.
Она уже проснулась.
Я медленно, будто нехотя, подхожу к кухне. Вижу, как кулон наливает кипяток в кружку.
– Доброе утро.
Без ответа.
– Вика?
Кулон заваривает чай и садится за стол.
– Вика, ты меня слышишь?
Чай в кружке обдувается ее дыханием, а затем небольшой теплой порцией заползает в рот.
– Я понимаю, у тебя есть причины так себя вести, но все же, ответь мне.
Кусок бутерброда скользит по омытой чаем пустоте сверху вниз.
– Пожалуйста.
Абсолютное, жестокое игнорирование.
– Вика?
Беспечный, тихий завтрак девушки-призрака.
– ВИКА!
Ноль реакции. Я начинаю выходить из себя.
Бросаюсь к выходу. Хлопаю дверью. Несусь сквозь метель кипящим фонтаном злости прямиком на работу. Вино. Чертово вино все испортило. Рассекаю сыплющийся снег жаром негодования. Влетаю в офис и грузно падаю на диван напротив кулера, закрываю лицо руками. Мысли смерчем кружатся в голове.
Надо как следует отдышаться. Наливаю воду в пластиковый стаканчик и залпом ее выпиваю. Слышу под ногами подозрительный плеск. Двое проходящих мимо коллег в недоумении смотрят на лужу под моими ботинками.
– Все в порядке, парни. Просто не выспался.
Коллеги расходятся по кабинетам, тревожно оглядываясь.
Усаживаюсь на свое рабочее место. Не могу сконцентрироваться на простейших задачах. Смерч в голове усиливается. Пространство вокруг плывет и сжимается. Гул в ушах нарастает и становится невыносимым. Похоже, что сегодня – тот самый день, когда нужно обмолвиться с коллегами хотя бы единой фразой.
