Алексей Сухаров
Агнец на убой. Теория Хааста. Новеллы
А потом было то, что Вова вспоминать не любит – правда, оно лезет само, но он как может подавляет эти мысли. Все просто, понятно, и рассуждать тут нечего. Поступил нехорошо, отогнал, не послушал, не принял. Когда понял, что натворил, пошел на попятную – и тогда не послушала и не приняла уже она. В тот самый момент для Вовы, когда он больше всего в ней нуждался, он озвучил самую постыдную, самую жалостливую, самую беззащитную просьбу в своей жизни.
Вова закуривает, покашливает с непривычки и медленно тянет в ротовую полость сизый, горячий дым. На кончике папиросы он теплит надежду, что Аля сейчас придет сюда, на балкон, встанет рядом и слегка облокотится на край. Скажет что-нибудь не в тему, пускай даже о том, как сильно она ненавидит сигаретную вонь. Или просто посмотрит на него своими большущими, слегка печальными глазами.
Но просьба удовлетворена не была.
Вова ждет, и папироса его не торопит. Он ждет знака, маячка, любого символа о том, что он не забыт, что их время с Алей не ушло бесследно, что, несмотря на то, что теперь они порознь, она помнит, она здесь и она рядом. В квартире гаснет свет, а телевизор тихо мямлит повтором дневных событий. С каждой новой секундой и с каждым новым ползком дыма надежда тает, и тает, и тает, каплями оседая во влажном ноябрьском воздухе.
Через семь месяцев Крис переедет к своему жениху, серьезному и приятному на вид молодому человеку, на собственном примере доказав, что маленькая грудь – никакая не помеха личному счастью. Вова не потянет съем двухкомнатной в одного и будет срочно искать новое жилье по приемлемой цене. Тут-то и придет на помощь Вероника, его троюродная сестра.
Табака в папиросе больше нет. Нет и Али. Есть только Вова, балкон и спящие многоэтажки в округе.
3
Темная туча инопланетным кораблем нависает над окном квартиры. В форточку порывами влетает прохладный, приятно пахнущий осенний воздух.
Дениска посапывает, а в его детском сне роем вьются цифры, клетки тетради, знаки сложения и умножения. Вова, простоявший под теплой водой более получаса, никак не может заснуть.
Вероятно, скоро начнется ливень.
Вова непрестанно ворочается, и ни в одном принимаемом телом положении его мысли не находят должного, необходимого для ночного отдыха покоя. Лавиной, волною цунами они обрушиваются на окаменевшие, застывшие, казавшиеся незыблемыми постулаты, выводимые годами.
Вова ложится на спину, закидывает руки за голову и широко открывает глаза, как будто хочет что-то разглядеть в полуночной тьме сентября.
Больше ничего не значит, так ведь?
Вода всегда точит камень.
Но он выживет в этом шторме. Он знает, что справится. Он обязательно справится, ведь справился же однажды.
Точит прямо сейчас, жжет, бьет и сжимает до крика.
А значит, справится и сейчас.
4
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного
Фу
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня
Дождь пошел
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного съеби из моей головы не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного
Пожалуйста
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного прости но нет не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй не оставляй меня одного не оставляй одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного
Не оставляй
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного одного меня не оставляй не оставляй не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не одного оставляй не меня не оставляй не оставляй одного
Меня
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного меня не оставляй меня именно меня да не оставляй не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного нет? не оставляй не оставляй не оставляй не оставь
Одного
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного нет не оставляй не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного сука не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй не не оставляй меня одного не оставляй оставляй меня одного не оставляй не одного не оставляй меня одного оставляй меня одного
#не_оставляй_меня_одного
Не оставляй меня одного меня не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного ты не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного тварь не оставляй меня одного не оставляй меня одног оне оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй блять не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй же меня не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного
Не оставляяяяяяяяяяяяй
Не оставляй меня одного не оставляй меня одного не ост авляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного почему не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одног о не делай этого не оставляй не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного одним не оставляй меня не оставляй меня одного не остав ля й меня од ного не оставляй меня да какого не оставляй меня одного не оставл яй мен я од ного не оставляй меня одного не ос-тав-ляй ме-ня од-но-го не оставляй м еняя одног оне оставляй меня одного не оставляй меня одного
Совсем одного
Не оставляй меня одного не. оставляй. меня. одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного навсегда не оставляй меня одного н е о с т а в л я й м е н я о д н о г о не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй меня одного не оставляй не оставляй не оставляй не оставляй не оставляй не оставляй одного не оставляй меня не оставляй меня не оставляй меня не оставляй меня одного не оставляй меня не оставляй меня одного
Никогда.
Агнец на убой
Нет, ну ты только представь, а?
Меня выбрали агнцем на заклание!
Они подошли к загону, долго высматривали и вслух рассуждали, а потом один, бородатый и в застиранной рубашке, кивнул на меня и сказал: “Вот этого”. Я чуть травой не поперхнулся. Другие принялись важно поддакивать: “Ой, какой холеный, упитанный, нежный, самый раз для ритуала. Берем его”. Быстренько меня поймали, затолкали в тележку и увезли. Я даже сообразить ничего толком не успел.
Возможно, для обычного агнца это даже честь, но для меня это, мягко говоря, большая проблема. Спросишь, почему? А очень просто: я – не агнец. Я – волк. Да-да, тот самый, в овечьей шкуре. Именно по этой, если порассуждать, очевидной причине, я и не могу быть жертвенным агнцем. Жертвенным – теоретически, да, хотя мне очень бы этого не хотелось, но вот агнцем – совсем нет. Хоть ты убейся.
Стою сейчас в углу какого-то сарая, а мой колышек вбит в землю. Рядом ходит здоровый мужик, рубит мясо и вешает куски на крючья. Мне его бояться нечего: если он тронет жертвенного агнца, то будет растерзан в мгновение ока – такие уж тут порядки. Скорее всего, они просто оставили меня под его присмотром – до начала ритуала. Их дурацкие религиозные мероприятия никогда не начинаются утром, поэтому у меня есть еще достаточно времени на обдумывание ситуации. Может, даже на план побега.
Нет, я ни о чем не жалею. Быть волком в овечьей шкуре – отличная тактика. Свои минусы, конечно, имеются – в течение дня нужно уверенно притворятся агнцем и делать всякую несусветную овечью мерзость, пастись, например. Другими словами, выбрали бы меня агнцем на заклание или нет, травой я бы поперхнулся в любом случае. Но это того стоит: как только наступает ночь, а в деревне зажигают факелы, чтоб не наступать на вываленные прямо из окон нечистоты, я аккуратно, бесшумно душу свою соседку-овцу и утаскиваю ее в ближайшие кусты. Жру столько, сколько влезет, под оглушающий храп пастуха, а по шее достанется ему, когда не досчитаются поголовья.
А самое-то главное – не надо рисковать и подставлять свою тощую, голодную задницу под ружейные выстрелы и спущенных с цепи собак, как это делают мои коллеги-волки. В сущности, именно из-за того, что я – волк в овечьей шкуре, моя задница как раз не тощая и не голодная, а совершенно наоборот. Что, впрочем, приметили и сегодняшние деловые гости нашего загона – и теперь я стою здесь, в углу какого-то сарая, и украдкой облизываюсь на жирные куски говядины, свисающие с крючьев. Мечтать не вредно. Даже на краю гибели.
Было ли это чистой случайностью? Ну, то есть, могли бы они выбрать на эту роль другого агнца, а не меня? Пожалуй, да, но в этом виноват я сам. Можно было не напяливать на себя такую классную, белоснежную овечью шкуру, а ограничиться, например, темной и свалявшейся, как той, что я вчера содрал со своей очередной жертвы и повесил в кустах сушиться – на всякий случай. А еще можно было бы не кушать так много и не выглядеть так аппетитно. С другой стороны, такую классную, белоснежную шкуру я выбрал именно для конспирации, надо признать, более чем успешной, раз меня до сих пор не раскусили, а сесть у кормушки и не наесться… ну, это уж точно не совпадает с моим волчьим характером. Поэтому имеем то, что имеем: я теперь – агнец на заклание. Будучи на самом деле волком, пусть и в овечьей шкуре. Какой абсурд.
Вот сейчас я пытаюсь выдрать колышек из земли, пока напевающий басом мясник вышел во двор за молоком, и думаю, что, вообще-то, ничего у них не получится. Более того, это совершенно невыгодно ни для одной из сторон. Давай-ка порассуждаем логически: им нужен агнец на заклание, но если они меня зарежут на своем покрытом плесенью алтаре, то получат не жертвенного агнца, а жертвенного волка. Таким образом, выбрав меня, они сами испортят себе ритуал. Почему быть жертвенным животным – плохая идея для меня самого, полагаю, пояснять не надо. Я хочу быть волком, и уже не принципиально, в овечьей шкуре или нет, причем волком живым, а не волком мертвым. Но все к этому идет, поэтому действовать нужно незамедлительно. Только вот как, если колышек вбит намертво?
Заклание, так они это называют. Выберут же слово. С точки зрения жертвы, их ритуалы – это никакое не заклание. Уж поверь мне, я занимаюсь убийством животных всю свою жизнь, но вот нам, волкам, в отличие от людей, никогда и в голову не приходило находить под свою кровавую деятельность всяческие эвфемизмы. Задрать, задушить, выпустить кишки – прямо, просто, понятно и честно. А тут – заклание. Нет уж, ребята, это не заклание, это – убой. И то, что вы убиваете отдельных избранных на алтаре и в мантиях, а не в сараях, подобных этому, никоим образом этот факт не отменяет.
Думается мне, что сегодня мой обман раскроется в любом случае, разница лишь в том, будет ли распорото мое ненасытное брюхо перед толпой верующих или нет. Даже если нет, то мои шансы на выживание, откровенно говоря, не очень большие, и становятся все меньше с тиканьем часов. Поэтому мне нужно признаться сразу. Прямо здесь, в этом сарае. Напевающий басом мясник возвращается к своему рабочему месту, выдергивает из деревяшки топорик и разворачивается к туше. Немного проблеявшись, я решаю сыграть на элементе неожиданности:
– Псс, псс. Мужик!
– А?
– Слышишь меня?
– Ну?
– Знаешь, тут такое дело. Я ведь на самом деле не агнец, а волк. В овечьей шкуре который. Прикинь?
– Да-да, – басит мясник, орудуя топориком для мяса.
– Что “да-да”? Волк я, говорю, не агнец. Вам агнец нужен, на заклание, а я – волк. Понимаешь, нет?
– Ага.
– И что, тебе на это все равно? Наплевать? Я тебе говорю, что я – волк, для ритуала не подхожу, а ты вот сейчас от меня об этом узнаешь и никак не реагируешь? Так?
– Все так, – подтверждает мясник, напевая под нос.
– А не лучше ли тебе меня отпустить, а самому взять из загона нормального, настоящего агнца? Тогда и ритуал состоится как надо, и к тебе претензий не будет. А я в лес убегу и больше никогда-никогда ваших овец драть не буду. Ну, что скажешь?
Мясник вонзает топорик обратно в деревяшку, подходит ко мне и, изобразив гримасу, наклоняется прямо к моей морде:
– Мне такую чушь каждый второй агнец плетет. Мол, я на самом деле волк, да в овечьей шкуре. Я на жертвоприношение не подхожу, я вам все испорчу, отпустите меня, пожалуйста, возьмите другого. И как ты думаешь, что случилось? Ничего не случилось, все на заклание и пошли. И оказались никакими не волками, а самыми обычными овцами. Так что закрой свою блеялку и не мешай работать.
Признаюсь, он вывел меня из себя:
– И как часто ты, баран, с овцами-то общаешься?
Мясник недовольно ухмыляется. Видно, что я его сильно задел.
– А ты самая острая на язык овца на моей памяти. Но это ненадолго. Вы, агнцы, только для жертв и годитесь. Тупоголовые твари. Вечерком тебя, как и всех остальных до этого, выпотрошат во имя Богов. Жаль только, что сделаю это не я.
Знаешь, я так вжился в роль, что на секунду даже собирался отстаивать честь оскорбленных овец, но вовремя опомнился и перешел к обыкновенным, безотказно работающим ругательствам:
– Иди нюхай вымя, баран!
Мясник, тем временем, без особых усилий выдрал мой колышек из земли, достал клетку, затолкал меня внутрь, запер на ключ и вернулся к своим растерзанным коровам, по-прежнему напевая басом. Гнида.
Настроение у меня, конечно, тут же испортилось. Что с этим упрямым мясником не так? Я ему прямо и честно говорю: волк я, а не агнец, а он, вместо того, чтобы проверить, огрызается и сквернословит. Собрался бы, ну, за шкуру меня дернуть, а я бы его за рукав и схватил – и будь что будет, дважды за вечер еще никогда и никого не убивали. Кроме того, я до глубины души поражен наглостью овец. Это ж надо: они-то, оказывается, только кажутся такими беззащитными, милыми и хорошими, а когда потребуется, лгут и притворяются похлеще прочих. Волки они, ну ты только представь, а? Чтоб избежать своей жертвенной смерти, идут на такую откровенную, бессовестную ложь!
Если выберусь отсюда живым, обязательно разорву парочку агнцев в клочья – попросту из чувства мести за такую неловкую ситуацию.
В деревне уже темнело, когда в сарай ввалился один, бородатый, но на сей раз в рясе, и, не тратя время на приветствия, обратился к мяснику:
– Ну, готово?
– Готово, – ответил мясник.
– Все с ним хорошо?
– Говорит, что не агнец, а волк. В овечьей шкуре.
Бородатый и в рясе невесело усмехнулся:
– Что ж, как обычно.
Он подошел, наклонился и заглянул прямо сквозь прутья клетки мне в глаза.
– Волк, говоришь?
– Волк.
– В овечьей шкуре который?
– В ней.
– И на заклание тебя никак нельзя, правильно?
– Правильно.
– Ну-ну, – бородатый в рясе многозначительно подытожил и коротко скомандовал мяснику:
– Неси.
И вот, снова наплевав на логику и банальную предосторожность, потащили меня по темным и вонючим улочкам деревни в свою религиозную постройку. Нет, честно тебе говорю, мне даже не интересно, как это место на их языке называется. Там меня спустили по длинной лестнице куда-то в подвал, пронесли вдоль десятка лавок в два ряда, достали из клетки и усадили на плесневелый алтарь.
– Ноги подогни. Ноги. Вот так. Сиди и не рыпайся.
Два бугая встали рядом со мной во избежание неприятностей, а остальные служители принялись оформлять подвал к жертвоприношению. Повсюду зажгли свечи, насыпали ароматных трав и постелили ковры. Пространство вокруг быстро обрастало жутью и таинственностью, и мне, сидючи на алтаре верхом, стало совсем некомфортно. Варианты для побега стремительно исчезали в огнях свечей и кружащих голову запахах.
Подоспевшие на ритуал прихожане огибали комнату полукругом, останавливаясь подле меня, бросали на алтарь горсть крупы и слегка кивали, после чего усаживались на свои места, укрыв головы капюшонами. Двигались они ужасно медленно, а было их много, поэтому процесс затянулся и откровенно утомил меня и двух здоровяков поблизости. Последней в очереди шла какая-то солидная дама, вся в белом: она встала напротив меня, улыбаясь, и, честно говоря, из всей толпы была единственной, кто внушал определенное доверие.
– Извините, пожалуйста, – обратился я к ней, как к последней своей надежде – так стыдно говорить, но…
– Да? – ответила она с понимающим и сочувствующим видом.
– Я ведь не агнец. Я – волк. В овечьей шкуре который. А меня на заклание хотят. Неправильно это все. Не должен я тут быть. Понимаете?
Она, по всей видимости, не сильно удивилась, однако наклонилась совсем близко, нежно погладила мою морду и прошептала прямо в ухо:
– Ну, ничего-ничего. Ты справишься.
С твоего позволения, я оставлю это без комментариев.
К этому шло весь день. Я сделал все, что мог, чтобы это предотвратить, однако меня никто не услышал и слышать не захотел.
Мрачный, небольшого роста служитель принимает, стоя на коленях, ритуальный нож от бородатого в рясе; толпа прихожан поднимается со своих мест на лавочках и возносит руки к потолку, закатив глаза; служитель с ножом хватает меня за голову и бормочет себе под нос какую-то бессвязную молитву; его голос, с каждым новым словом, набирает силу, и теперь все прихожане вторят его ритуальной бессмыслице; он уже гремит как гром, ревет медведем, нож в его руке гуляет как кабацкая девица, так и грозя ворваться мне в брюхо – я, может, и не самый большой специалист по ритуалам, но наверняка могу тебе сказать, что где-то здесь должна быть кульминация сего мероприятия.
Но я ее, к своему счастью, не дождался.
Моя волчья пасть намертво вцепилась в руку мрачного служителя с ножом, а он орет благим матом, пытаясь меня оттолкнуть. Прихожане, мгновение назад погруженные в транс, откатывают глаза обратно в реальность и видят кровавую борьбу животного с человеком, а также сползающую с алтаря овечью шкуру.
– Волк! Это волк!
Паника. Давка. Обычное дело, когда хищник и людская компания оказываются слишком близко друг к другу.
Лучший момент для побега.
Я разжимаю челюсть и отпускаю руку мрачного служителя, оставляя его истекать кровью, а затем бросаюсь в толпу, подгоняя задержавшихся и сея как можно больше хаоса вокруг себя.
– Волк! Какой кошмар!
– Кто бы мог подумать! – кричит бородатый в рясе.
– Что же это творится-то!
– Не может быть! Волк! – мясник спасается бегством, визжа как девчонка.
– Аааааааааааа!
Клянусь тебе, это самые баранистые бараны из всех, что я встречал на своем веку.
Прыгаю прямо по головам в капюшонах, обгоняя двух здоровяков и солидную даму в белом, для пущего страха скалюсь, рычу и щелкаю зубами, и все для того, чтобы первым выскочить из подвала на воздух. Волны криков, причитаний и истерик несут меня по направлению к лесу; я слышу свист, выстрелы и лай собак со всех сторон: облава быстра, но я хитрее. Самый короткий путь на свободу – через загон с овцами. Факелы, порох и стук копыт не оставляют мне выбора, и я уже прекрасно понимаю, что мне придется прятаться. Я пулей влетаю в кусты у загона и поджимаю хвост, надеясь обмануть погоню, и тут замечаю припрятанную мной темную и свалявшуюся овечью шкуру, снятую вчера с очередной жертвы. Мне требуется всего секунда на принятие решения.
Погоня проходит мимо. Собаки ищут след, жалобно скуля. Запыхавшиеся служители недоуменно останавливаются у загона. Какое-то время они обсуждают произошедшее, а затем возвращаются к своим баранам:
– Другого надо брать, что тут думать.
– Ну давай. Какого?
Служители размахивают факелом, осматривая загон и мирно дремлющих агнцев. Долго думают и вслух рассуждают. Показывают на меня.
– Вот этого.
– Да, холеный, упитанный, нежный, самый раз для ритуала. Шкура только страшная. Но это ничего. Берем его.
Быстренько меня поймали, затолкали в тележку и увезли.
Нет, ну ты только представь, а?
