Хаттаб уселся на валун рядом с большим пнем старой чинары, заросшим мхом.
Утро нового дня было прекрасным. Небосвод блестел своей голубизной. Желтые пески обрамляли горизонт. Солнечный свет был мягким и ласкающим. Пустыня жила своей жизнью. И в ней не было места для страстей, бушующих в мире людей. Мелкие ящерки выползали согреться на солнышке. Куда-то торопились насекомые, стрекоча крыльями. Пустыня спешила жить, пока солнышко не превратилось в палящее светило, а жар стал невыносимым. Жить, не терзаясь напрасными сомнениями, жить без ложного, глупого страха показаться смешным или наивным, без оглядки на чужое мнение или нравы. Жизнь, где только продление рода имело смысл. Ни власть, ни богатство в этом мире не значили ничего.
Старец улыбнулся. Чей-то тоненький голосок пропищал суровым тоном. Только сейчас Хаттаб заметил маленькую пери в сшитом из лепестков розы коротком платьице с прозрачными стрекозьими крыльями за спиной. Тщетно пытающаяся выбраться из сверкающей на солнце паутины. Шум крыльев и вибрация паутины уже пробудили тарантула в его норе.
– Я бы не посмел смеяться над феей, тем более в таком плачевном положении. Вы позволите вам помочь?
– Пери не нуждаются в помощи смертных. Тем более, если бы не «ваши» головы, я бы никогда не угодила в это дурацкое положение.
Рука Хаттаба замерла на полпути. Тарантул стремительно приближался к увязнувшей в паутине маленькой фее, но она беспечно не замечала грозящую ей опасность. Больше медлить было нельзя. Старец сгреб ладонью маленькую волшебницу. Та еще больше запуталась в липкой паутине. Ее возмущение не знало границ.
– Обляпали беспардонно, испортили новое платье. Зачем нужно было меня хватать. Я не буду исполнять ваши желания, хоть вы тресните.
Хаттаб поставил пери на камень и осмотрел ладонь, кожа вокруг маленьких проколов начала опухать и краснеть. Появились тошнота и головокружение. Старец начал рыться в котомке, не реагируя на ругань спасенной феи.
– Да как смеешь ты игнорировать мои слова, смертный? Я нашлю на тебя адские муки и страшную смерть!
Старик лишь улыбнулся и показал фее ладонь. На красной опухоли уже началось омертвление. Пери, взглянув на рану, тут же обернулась в сторону паутины, на которой, задрав передние лапы, все еще сидел смертельно ядовитый паук. Фея пристально взглянула в карие глаза ученого старца.
– Вы же знаете правила? И не потребуете платы?
– Знаю, о прелестная пери, и не потребую. Я был богат и знаменит, я думал, что изучал мудрость предков. А потратил свое время на сидение взаперти в высокой башне. Лишь тут, в безлюдной пустыне, на склоне лет я понял, что прожил жизнь зря. У меня нет и уже не будет детей. Мне никогда не нянчить внуков. И даже вы, прелестные пери, не властны над временем. Мои друзья гонятся за темным колдуном, пытающимся получить великую силу и уничтожить все живое. А я, старая развалина, лишь волокусь за ними тяжелым якорем, который они никогда не бросят из вежливости и человеколюбия.
Фея внимательно смотрела на Хаттаба.
– Я все еще считал себя молодым и могучим, и только в этом бою понял, насколько я дряхлый. Так что, смерть, наверное, лучшее, чем я могу помочь благородной цели этих людей, отважившихся бросить вызов злу.
– Над временем мы не властны и молодость я уже не верну. Но за мое спасение дарую тебе силу…
Голос пери изменился, а сама она выросла до небес. И вот уже гром прогремел Хаттабу:
– Вырванный волос из бороды любое желание исполнит, но только если оно не отягощено корыстью, завистью, или каким другим смертным грехом! Скажи: «трах тибидох», и заклятие исполнится.
Пери растворилась в воздухе, а по истерзанному жаждой грунту застучали первые крупные капли дождя. Кисть болела так, что судорога сводила все тело, но опухоль на руке спала, а на месте укуса красовался не очень приятный шрам от укуса паука. Ученый ущипнул себя за руку, чтобы проверить, не спит ли он. А когда он открыл глаза, шрам остался на месте, только недовольный тарантул уползал к себе в логово, спасаясь от тяжелых капель проливного дождя.
* * *
Олекша двигался вперед по широкому проходу в монолите камня. Судя по поверхности туннеля и его профилю, он был нерукотворный. Создавалось впечатление, будто весенний ручеек вымыл его в глыбе льда. «Хотя откуда здесь столько воды?» Олекша мотнул головой, отгоняя ненужные мысли и, протянув меч перед собой, шагнул вглубь, освещая высоко поднятым факелом пространство вокруг. Рукоять меча удобно лежала в ладони, согревая душу странным теплом. Олекше все чаще хотелось держать его в руках. И все реже – убирать в ножны. А в моменты боя этот клинок дарит ощущение всемогущества. Северянин поймал себя на мысли, что ему хочется убивать. Нравится смотреть, как страх и боль пляшут в глазах сраженных врагов. И, ужаснувшись этому, спрятал клинок в ножны. Шаг за шагом ученик звездочета все глубже спускался по покатому проходу внутрь горы. Наконец туннель расширился, образовав широкую залу, украшенную свисающими сталактитами. По краям валялись шкуры и подушки, образующие лежбища дэвов. В дальнем углу за плетнем блеяла пара баранов. Но даже запах гниющего сена и навоза не могли перебить вонь от лежанок дэвов. В центре пещеры стоял, сложенный из людских черепов, алтарь – то ли богу, то ли демону. Перед ним, на базальтовой плите виднелись следы гари и пепла. Скорее всего это место служило для каких-то религиозных костров. Стены залы были украшены грубыми и странными рисунками, изображающими гигантскую горящую воронку с танцующими хвостато-рогатыми фигурами вокруг.
Олекша, рассматривая незамысловатые фрески, не сразу заметил в дальнем углу плотное скопление кристаллов. Сталактитово-сталагмитовую пасть, весьма напоминающую челюсть гигантского дракона, запирала плетеная калитка. Толщина некоторых составляющих ее веток превосходила толщину руки взрослого мужчины. А в пасти сидела нагая девушка с иссиня-черными волосами и крупными глазами цвета ночи.
Молодое тело отличалось почти идеальной фигурой. Достаточно широкие бедра девушки обещали легкие роды и большую семью. Красивая упругая грудь гарантировала здоровье будущим детям. Лоснящийся блеск волос, ниспадающих на белоснежные плечи, очаровывал не хуже гипноза. Небольшие розовые соски нежными бутонами украшали ее груди. Девушка спала или дремала, прислонившись головой к одному из сталагмитов.
Олекша не смог оторвать взгляда от девушки, хоть и понимал, что так откровенно пялиться на незнакомку в лучшем случае неэтично. Но поделать с собой ничего не мог. Он просто застыл, словно живой памятник, с высоко поднятой над головой рукой с факелом, завороженный невиданной красотой, и лишь пламя потрескивало, пожирая сухую древесину нехитрого источника света.
– Олекша, ты в порядке?
Окрик Ульфрика разбудил девушку: она вздрогнула и сжалась в комок, отскочив в дальний угол клетки, а Олекша выронил факел, едва не спалив себе шевелюру. Давид, увидев обнаженную девушку, стянул с себя халат и, стараясь не смотреть на наготу Юлдуз, протянул его ей.
– Кто вы? И где демоны?
Ульфрик толкнул русича в плечо, заставляя его отвернуться от девушки.
– Нас послал ваш отец. Ну а демонов сразил этот невежа, заставивший вас покраснеть.
Лангольер склонился к уху русича.
– Твой меч проклят. Он отравляет твою душу. Твоя аура темнеет. Он поглощает твою душу в обмен на твои победы. Нам, безусловно, предстоит немало сражений, но я не хотел бы наблюдать за тем, как демоны начнут рвать тебя на части. Не обнажай палаш без необходимости.
Шепот рыцаря подтверждал самые страшные догадки Олекши о том, что меч пытается завладеть им, превратить его в поставщика человеческих душ. Но ему сейчас было не до этого: что-то в образе плененной дочери песков запало ему в душу. Он готов был пожертвовать всем и даже самой бессмертной душой, чтобы заслужить прощение этой юной девы.
– Как ты думаешь, она на меня сильно злится? – спросил Олекша.
Ульфрик недоуменно поднял правую бровь.
– Ты чего? Она благодарна тебе. Ты ведь сокрушитель дэвов. Ее спаситель.
– Она заметила, как я на нее пялился, и, по-моему, разозлилась.
– Она больше разозлилась бы, если бы ты посмел не пялиться. Она красивая. Ты юн, силен и смел. Это нормально.
Олекша почесал затылок.
– Хватит там шушукаться. Помогите сломать кристаллы, дверь заперта. Без ключа не открыть.
Ульфрик толкнул Олекшу.
– Иди доделывай свою работу, освободитель. А я пойду поищу себе что-нибудь среди барахла этих черепахообразных. Жалко клеймор. Он со мной еще с Иерусалима. Подарок за верную службу Храму гроба Господня.
Юноша опустил голову и, не смея поднять глаз на красавицу, двинулся к клетке, а Ульфрик принялся копаться в куче даров, сложенных у подножия алтаря.
* * *
Гроза за пределами пещеры разошлась не на шутку. Глядя на этот проливной дождь, Олекша вспоминал рассказы Улугбея о Великом наводнении. Объем, низвергающейся с небес воды, не оставлял сомнений в правдивости этих рассказов. Где-то вдали ещё грохотала гроза, но молний видно не было. Юлдуз умело развела огонь. Пламя весело плясало, согревая пещеру своим жаром. Курдючное сало шкворчало в котле. Хаттаб разделывал мясо. Странно, но запах обжаренного лука с курдюком вдруг наполнили промозглые камни пещеры домашним уютом. Северянин не отрывал глаз от красавицы, любуясь ее грацией и красотой. Ульфрик копался в куче золота и самоцветов, водруженной перед алтарем.
– Хаттаб, может, ты объяснишь? Ну на кой этим черепахообразным столько золота? Для чего они копили эти богатства? Ведь они даже не догадывались об истинной стоимости этих сокровищ.
Ученый закинул мясо в казан и принялся помешивать его там.
– Золото – это металл дьявола. Оно хранит в себе его сущность. А будучи существами не совсем из мира сего, они пытаются через него восстановить связь с Князем тьмы. И чем больше злата, тем сильнее его присутствие, а как следствие – сильнее и его слуги. Хотя, возможно, они просто, как сороки, любят все, что блестит.
Укутанная в халат Давида Юлдуз отправила в казан нарезанную морковь. И вытащила из-под медного казана пару головешек.
– Юлдуз, смотрите, что тут нашлось, – позвал Ульфрик, вытаскивая из-под монет большой тюк с одеждой.
– Негоже такой красавице разгуливать в старом халате.
Мужчины сгрудились у костра с казаном, пока девушка примеряла наряды в дальнем и темном углу пещеры.
– Предлагаю набить кошели монетами. Дорога нам предстоит дальняя, могут возникнуть непредвиденные расходы. Да и доспехи не помешают, – начал с серьезным видом Ульфрик.
Но Олекша перебил его:
– Лишнее золото привлечет недобрые взгляды и зависть. Много брать смысла нет, лишняя тяжесть. А вот вы, Давид, потеряли все в том злосчастном переходе. Вы с нами волею случая, и вам не надлежит сражаться с некромантом. Вы можете взять свою долю и вернуться к прежней жизни.
– Только глупец поменяет верных друзей на золото. Вы не отвернулись от меня, когда я был разорен, и я не брошу вас ради кучи золота, пусть даже такой огромной. Тем более, скорее всего, Хаттаб прав, это золото проклято и притягивает лишь зло и беды. Сколько мне осталось жить? И я не хочу провести этот остаток, глядя, как лизоблюды и воры растаскивают мое добро. Золото притягивает проходимцев и плутов. А они в свою очередь отталкивают от вас людей, которым дороги вы или которые дороги вам, занимая их место, пытаясь отхватить кусок пожирнее. Нет, если позволите, я останусь с вами до победы.
– Хаттаб, этого золота хватит, чтобы построить минарет к самой луне.
– Если бы мои услуги были нужны падишаху Шахристана, меня бы с вами не было. Это путешествие на многое открыло мне глаза. И я тоже хотел бы воочию увидеть, чем все это закончится.
– Но это смертельно опасно. Наш путь труден, а враг силен.
– Тем более надо равнять козыри, я с вами.
Разговор прервала Юлдуз, наконец осмелившаяся выйти к освободителям в найденном наряде. Тонкая кольчуга облегала ее фигуру, словно рыбья чешуя. Монисто из больших серебряных монет закрывало грудь девушки, усиливая это сходство. Сталь наколенников гармонично оттеняла белизну кожи девушки. Широкий пояс с металлическими клепками обнимал стан Юлдуз широкой полосой. Из-за пояса торчал кривой кинжал. Небольшой, но тугой лук из рогов горных архаров свисал в набедренном колчане вместе с десятком тростниковых стрел. Красный платок, повязанный на голову, и кожаные сандалии дополняли ее наряд. Халат Давида Юлдуз повязала через плечо на манер плаща.
Ульфрик что-то пробубнил про умение пользоваться луком. С грацией серны, Юлдуз выхватила лук и выпустила две стрелы в щит над головой рыцаря. Впившись в дерево, стрелы еще долго вибрировали от негодования, словно просясь обратно в колчан.
– Я охотилась на сайгаков с братьями. Так что стрелять я умею.
Голос девушки звенел весенним ручейком.
– Что-то не так? —засмущалась девушка, обратив внимание на не сводящего с нее глаз юношу.
– Да нет. Все так. Просто…– Олекша перевел дух: – Вы такая красивая, а я не могу налюбоваться вами, я… – русич осекся, подбирая слова для своих чувств и эмоций, а они, как назло, все разом повылетали из головы под взглядом глаз цвета ночи.
– И не побоишься позора сватать пленницу дэвов?– в голосе девушки звучали боль и надежда.
– Вдруг я дэвами порченая и вот-вот рожу тебе не то дитя, не то зверушку? Или попрекать всю жизнь станешь? – Юлдуз сунула лук обратно в колчан.
– Я не трофей, я любви хочу. И чтобы, как в стихах. И чтобы потом с ним всю жизнь до последнего вздоха.
– Да я…, да ты только шанс дай… я тебе. Да я жизнь за тебя отдам…
– И в жены возьмешь, и калым заплатишь?
Олекша повернулся к Хаттабу и Давиду.
Иудей развел руками.
– А чего ждать? Нравится, так женись. Она вон, смотри какая.
– Можно тогда я попрошу вас быть моими сватами и попросить у старосты руки Юлдуз?
– Э…э…э, так не пойдет. А как же свидания под луной? Клятвы в верности? Вздохи, поцелуи? – возразил Ульфрик. – Вдруг это всего лишь мимолетная страсть? Любовь надо проверить временем и расстоянием.
– Согласно обычаям, семья невесты имеет право дать влюбленным время проверить чувства, а самим подумать. Обычно этот процесс занимает пару-тройку месяцев, —пришел на выручку Хаттаб.
– Так долго? – удивился расстроившийся северянин.
– Ну, это делается для соблюдения престижа и чести семьи, чтобы не подумали, что они готовы отдать дочь первому встречному. А к тому времени мы и некроманта сокрушим и свадьбу отгуляем.
– Ого, вот это поворот, – вставил Ульфрик. —Ну тогда пусть золото дэвов станет нашим калымом. Только уговор: пусть сами его вывозят. Все согласны?
Олекша покраснел, как помидор. А старики закивали головами.
– «Горько!» пора кричать? – добавил рыцарь.
– Да брось ты, дело молодое, еще нацелуются, – парировал Хаттаб.
– Любовь дело такое, стерпится слюбится, главное, чтобы уважали друг друга, – добавил Давид.
Третья стрела ударила в щит.
– Я еще не согласилась.
Олекша поднял взгляд на Юлдуз. И тут же утонул в ее бездонных, безумно красивых глазах.
– А согласишься?
Девушка не отвела взгляд.
– Так ты пока еще и не спросил.
Молодых прервал тревожный возглас Хаттаба, вспомнившего про жарящееся в казане мясо.
Обед выдался на славу. Впервые за несколько недель можно было никуда не спешить. Олекша пристроился на уступе перед входом в пещеру. Ритм дождя и сладкий запах свежей земли умиротворяли – особенно на сытый желудок, до отвала набитый не какой-то кашей, а отборной бараниной. Надо отдать должное Хаттабу. Готовил он отменно. Земля уже насытилась небесной влагой, и капли не впитывались мгновенно, а соединялись друг с другом, становясь больше и больше. И вот уже вся поверхность гранитной плиты усыпана родинками капель, сверкающими в раскатах грозы драгоценными самоцветами, пока, наконец, одна из них не становилась достаточно большой, чтобы преодолеть притяжение и отправиться в путь. И все вокруг, словно завороженные ее примером, устремляются за ней. Встречая себе подобных, они становятся все больше и сильнее, и вот уже небольшой ручеек тонкой струйкой несет свои воды вдаль бескрайних просторов мира. Бежит смело, без страха перед грядущими преградами, объединяя все новых и новых последователей. И вот уже ручейку не надо огибать мелкие камушки, он смело движется вперед, прокладывая русло и сметая преграды. Пусть небольшие, пусть мелкие. Но целеустремленность помогает растить мощь, а настойчивость – достигать успеха. Струйка воды, сбежавшая с валуна, уже превратилась в ручей, захвативший и увлекший за собой достаточно большую хворостинку. И вот уже бывшее препятствие безвольно болтается во власти вчерашних капель.
– Я не помешаю? Хаттаб-ака просил принести вам добавки.
Юлдуз протянула Олекше тарелку с большим куском мяса.
– Ты сама-то ела?
– Нет еще, сначала надо накормить мужчин.
– Я не голоден, сделай одолжение, покушай со мной.
Юлдуз села рядышком на валун, звеня чуть большеватой кольчугой, поставив чашку на колени.
– А правда, что вы сразили всех дэвов?
– Во-первых, давай на ты, а то чувствую себя старой калошей. А во-вторых, почему ты спросила?
– Я думала, Ульфрик смеется надо мной, он выглядит таким могучим и воинственным.
– А я нет?
– Ты сильный, но добрый. И совсем не похож на убийцу чудовищ. Ты скорее защитник. Когда ты рядом, мне почему-то очень спокойно.
– Ты ешь давай, остынет, будет невкусно.
Юлдуз впилась в мясо белоснежными зубами.
– Дэвов сразил не я, а чары на моем палаше. Иногда кажется, что у этого клинка есть душа, и эта душа алчет крови. Он словно сам бьется в бою, мне остаётся только держать рукоять. Возможно, что клинок поглощает души поверженных врагов. И каждая из них делает его еще сильнее. А я – всего лишь носитель.
– А можно я взгляну на этот меч?
Олекша растегнул перевязь и протянул Юлдуз палаш.
Но девушка не прикоснулась к оружию.
– Ты такой наивный. Чистый, как летнее небо. Ты совсем не боишься людей. А если я – злобный дэв под ликом девушки?
– Дэвы не могут быть такими красивыми.
Девушка пристально взглянула на юношу. Олекша не отвел глаз.
– Ты смелый до безрассудства, Зло многолико и коварно. А люди алчны.
– Доброты в людях не меньше, просто злым жить проще. Да и от судьбы не уйти.
– Ты веришь в предназначение?
– Я верю в любовь с первого взгляда.
Щеки Юлдуз залились румянцем.
– А у вас… у тебя большой гарем?
– Я освобожденный раб. Улугбей, мой приемный отец, выкупил меня у работорговцев. И воспитал как сына. У меня нет ни статуса, ни денег, ни сана, я – лишь подмастерье звездочета в Агробе. Так что я тот еще жених.
– А я – приемная дочь пастуха. Заводчика верблюдов. И все, что я знаю про звезды, это то, что Полярная звезда всегда указывает на север. И туда ходить нельзя. Там Дарвоза – врата ада. Оттуда вся эта мерзость типа дэвов и расползается.
– Врата ада?
– Они самые, гигантская полыхающая воронка без дна, кишащая дьявольскими отродьями.
– Отчего же твари все окрестности не заполонили?
– Говорят, когда они открылись, из Мерва вышла рать огромная, во главе с шахом Унгузом. Великая сеча там была.
Девушка самозабвенно рассказывала о великой битве, а Олекша старался запомнить каждую черточку ее лица и каждый изгиб ее тела. Он слышал каждую нотку в ее настроении. Ему хотелось, чтобы время остановилось и не нужно было никуда идти, а все отведенные Богом часы на этой бренной земле смотреть в ее глаза цвета ночи.
– Но демоны обманом заманили войска шаха в ловушку. Перед смертью Унгуз воззвал к Творцу, и тот дал ему силу расколоть земную твердь. Так образовалась впадина. Ее так зовут Унгузской. За нее демонам хода нет. А если следовать по этому разлому на восток, то можно выйти к Узбою. Селению скифов. А оттуда и до великой Хазарии рукой подать.
– Вы знаете путь в Хазарию?
– Дед водил верблюдов на ее базары, но в последние годы то ли защита ослабла, то ли демоны стали сильнее, а может, просто нашли где-то брешь, лазейку, но караваны стали пропадать один за одним. Путь из Хазарии в Мерв зачах.
– Так путь все-таки есть?
– Был. Но пока Дарвоза распахнуты, дороги на плато Устюрт нет. Идем вовнутрь, а то тут сыро. Можно простудиться. Ночи в песках холодные.
* * *
Дождь шел не переставая. Целый день и весь вечер. Благо черепахообразные собрали в пещере большой запас дров. Хотя где они умудрились найти столько древесины в песках осталось загадкой. Огонь весело плясал на почерневших поленьях. Компания коротала вечер за рассказами небылиц. На сытый желудок нет ничего приятнее чем утопать в глазах красавицы, слушая удивительные истории под треск костра. Вдруг Ульфрик вскочил на ноги, обнажив саблю.
– Ты чего? – спросил северянин, поднимаясь и беря в руки перевязь с проклятым клинком.
– Грядет что-то темное и могущественное.
Рыцарь напряженно вглядывался в темноту проема.
– Все за костер, – рявкнул лангольер.
Олекша шагнул за пламя, положив руку на эфес, но клинка не обнажил.
Давид, вытащив саблю из ножен, подняв с пола круглый стальной щит, встал за спинами Олекши и Ульфрика. Юлдуз положила стрелу на тетиву. А Хаттаб тайком выдернул волос из бороды, прижавшись спиной к каменной глыбе. Между проемом прохода и горсткой людей горел ярким пламенем костер, освещая весь грот.
– Оно приближается, – прошептал лангольер. Его лоб покрылся испариной, а руки крепче сжали гулябадский клинок.
– Столь чудовищной силы я не чувствовал никогда. Возможно, это темный колдун. Бейте сразу, не раздумывая. Свет костра помешает ему ударить прицельно. У нас есть шанс.
Олекша обнажил палаш, а Юлдуз натянула тетиву. Шорох усилился, заскрежетал хитин по камню. Пол при входе вдруг потемнел, и в пещеру вошла высокая блондинка с роскошной грудью и широкими бедрами. Волосы ниспадали на плечи гостье. А глаза сверкали странным огнем.
– Вы звали, я явилась… – начала женщина, но увидев отряд, остановилась. – У нас тут гости? Или воришки? Вечер обещает стать веселым.
Гостья по-хозяйски начала осматривать людей сквозь пламя огня.
– Мужчины, – ухмылка расползлась на ее милом лице. – А куда делись старые хозяева этой берлоги? —Женщина изящно изогнулась, демонстрируя героям свои прелести и срамные места. – У нас намечалась одна довольно занимательная сделка и небольшая пирушка. Я голодна и устала с дороги. Неужто среди вас нет ни одного настоящего кавалера, который выйдет из огненного кольца и предложит девушке сесть? Дорога от Дарвоза была долгой.
Мужчины, как по команде, шагнули вперед. Но вдруг начали спорить, кто вправе ухаживать за гостьей. Конфликт разрастался, и вот, забыв про все на свете, мужчины почти вцепились в друг в друга. Полилась брань, сжались кулаки. Смех ночной гостьи лишь подливал масло в огонь разбушевавшихся страстей. Юлдуз, отбросив лук, со всего маха влепила пощечину Олекше и тут же впилась в его уста поцелуем. Звон оплеухи колоколом прозвучал среди пещеры, возвращая героям разум. Пелена чар опала, обнаженная красавица исчезла, а вместо нее среди каменного зала, шурша хитином, щелкала челюстями огромная сколопендра. Бросок насекомого был стремительным. Русич обнял Юлдуз и закрыл её от жевал сколопендры спиной. А Давид умудрился закрыть их обоих стальным щитом. Хаттаб порвал волос. Монстр замер. Кривой гулябадский скимитар отсек массивную голову огромного насекомого. Сколопендра рухнула на гранитный пол, извиваясь в конвульсиях. Давид вскрикнул от боли, рухнув на колени. Тяжелая голова чудовища, намертво сцепленная со щитом челюстями, пробившими щит, неестественно вывернула ему руку. Раздался хруст, и рука иудея повисла безвольной плетью. Олекша распрямился, нехотя отпуская Юлдуз из объятий. Она была так близко. Её щека касалась его щеки. Теплая, нежная. Русич поймал себя на мысли, что готов укрыть девушку от всех напастей мира, лишь бы иметь возможность обнять её еще раз. Юлдуз медлила, словно сама хотела подольше побыть в объятиях славянина.
– Прости за пощечину, – тихо прошептала она.
– Спасибо, что спасла нас и за поцелуй.
Юлдуз залилась румянцем.
– Олекша, помоги стащить щит. У Давида сломана рука.
Хаттаб с Ульфриком безуспешно пытались высвободить руку торговца из плена. Взявшись с двух сторон, рыцарь и ученик звездочета подняли голову чудовища, Хаттаб держал поврежденную руку, а Юлдуз срезала толстые кожаные тесемки, удерживающие щит на руке. Давид белый, как простыня, тихонько стонал.
– Держись друг. До Теджена придется потерпеть. Там я смогу сварить тебе обезболивающего зелья.
– Я потерплю…
Олеша наклонился к торговцу.
– Вот и я тебе сгодился, – прошептал Давид, стиснув от дикой боли зубы. – Только вот опростоволосился немного.
– Хаттаб что-нибудь обязательно придумает. Ты держись. И спасибо.
– Это тебе спасибо. Что на старости лет подарил мне смысл жизни.
– Давайте спать, – скомандовал Ульфрик.– Негоже в потемках среди песков шастать. После дождя зыбучие особо опасны. А на рассвете уходим. Пока сюда еще какая нечисть не заявилась. Золото и правда, видать, проклято. Олекша – первый на часах. Мало ли кого сюда нелегкая принесет.
Русич схватил перевязь с палашом и двинулся к выходу.
Ночь была звездной. Тяжелые грозовые тучи исчезли, отметав на землю весь запас небесной влаги. Олекша снова уселся на облюбованный ранее валун. Близкая погибель и объятия девушки еще бурлили кровь. Поцелуй Юлдуз не шел из головы. Губы жаждали вновь испить эту сладость. А сердце бешено колотилось. Звезды снова сияли над головой звездочета, но сейчас его мысли принадлежали другой звездочке. За спиной раздался шорох. Олекша вскочил.
– Тсссс… это я.
Олекша чуть не затанцевал от счастья.
– Ты пришла…
– Конечно, разве можно тебе дозор доверять? Вон как на сколопендру таращился.
– Я не могу забыть твой поцелуй, он все еще жжет мне губы и пьянит, словно вино.
– Я не знала, как помочь. Прости меня, я…
Северянин шагнул к девушке.
– Ты спасла мне жизнь. И ты, самая красивая девушка на всем свете.
Юлдуз покраснела.
– Ты, наверное, это всем говоришь?
– Вообще-то нет, ты первая, и первая, кто меня поцеловала.
– Ты шутишь? Такой богатырь и без девушки.
– Я всегда говорю серьезно. Я даже в зеркале себе не улыбаюсь, потому как серьезный всегда.
– А про свадьбу тоже серьезно?
– Очень. Я не знаю, что случилось, но с того момента, как увидел тебя, не могу насмотреться. Хочу слышать твое дыхание. Иметь возможность дотронуться до тебя. Защитить. Прийти на помощь. Ты, наверное, песчаная колдунья, что отнимает волю мужчин взглядом прекрасных глаз цвета ночи.
– Отчим не отдаст меня тебе. Он хочет выдать меня за какого-то торгаша из Мерва. Тот обещал ему три серебряных дирхема в калым.
– В пещере куча золота. Возьми себе всю мою долю если надо.
– Дело не в золоте. У меня впечатление, что отчим сильно боится этого человека. Ходят слухи, что торгаш связан с бедами, обрушившимся на поселок, и богатством старосты. Да и со смертью моих братьев не все чисто. Я боюсь этого купца.
– Я не отдам тебя никому. Да будут звезды небесные свидетелями моей клятвы. И пусть небо рухнет мне на голову, если я позволю кому-нибудь обидеть тебя…
Страстный поцелуй прервал пылкую речь юноши, а халат слетел с хрупких плеч Юлдуз, обнажая белоснежную кожу. Олекша нежно обнял девушку.
А желтоглазая луна в звездном небе сплетала сердца влюбленных прочным узлом, секрет которого был известен только ей.