Алина Горделли
Ты, я и море
Ее тревожные мысли были прерваны появлением Беатрис и Джорджа Ростронов буквально за пять минут до прихода поезда. «Пунктуальность у них в крови, что ли?» – подумалось Эдит с легким раздражением. Ее сердце забилось, когда, пыхтя и отдуваясь паром, Блэкпулский поезд наконец-то остановился на перроне.
Дверцы купе первого класса распахнулись, и на перрон легко спрыгнул Артур. Он собрался было развернуть складную железную лесенку, как с возгласом «Лови меня!» из купе выпрыгнула Минни прямо в объятия мужа и повисла у него на шее. Оба расхохотались, и Артур закружил жену в воздухе, прежде чем осторожно поставить ее на перрон. У Эдит перехватило дух от экстравагантной выходки дочери, но та уже повернулась к встречавшим с таким откровенным выражением счастья на сияющем лице, что Эдит мгновенно простила ей все. Каким-то образом ей удалось первой подбежать к молодоженам и расцеловать дочь. Потом она нежно обняла улыбающегося Артура и прошептала ему на ухо одно единственное слово: «спасибо!».
Артур растерялся. Ему хотелось возразить, объяснить, что это именно ему так сильно повезло в жизни, но он понял Эдит, понял и то, что сейчас было не время и не место рассыпаться во взаимных любезностях.
Дома у Стоттертов молодоженов ожидал сюрприз – праздничный обед в их честь.
Все Ростроны, включая папу Джеймса, были в сборе. На торжество смогли приехать почти все братья и сестры Минни. Самое почетное место, конечно же, заняли Макс с Клементиной. Мэгги пришла с сыном, Элинор – с дочерью-подростком: ее муж был уже очень плох. Обе сидели притихшие, каждая грустила о своем. Брауны, зато, были в полном составе, как всегда весьма довольные жизнью. Минни с радостью заметила Элис и Дэна, пристроившихся у краешка стола и с благодарностью посмотрела на мать. Та кивнула ей с легкой улыбкой.
Оказалось, что Джеймс с Ричардом, за время отсутствия новобрачных, подружились не на шутку и даже обсуждали перспективы открытия общего дела, так как оба хорошо разбирались в химии. Макс посоветовал им обратить внимание на новые красители, и они уже несколько вечеров обсуждали перспективы такого предприятия за неизменным стаканчиком Бургундского. Эдит вначале с подозрением наблюдала за регулярными возлияниями отцов семейств, но, заметив, что Джеймс пьет немного и положительно влияет на Ричарда, успокоилась.
Так как новый дом Минни с Артуром был еще не готов к принятию жильцов, молодоженам отвели две смежные гостевые комнаты на втором этаже у Стоттертов. Комнаты эти оказались прямо над спальней минниных родителей, о чем она и поведала мужу перед праздничным обедом.
– Ух, нам бы не забыть вести себя … поаккуратнее ночью, – шепнул ей на ухо Артур.
Минни хихикнула и приложила палец к губам.
Обед проходил весело. Кухарка Стоттертов, с помощью двух поденщиц, явно превзошла саму себя. К концу торжества Эдит планировала внести грандиозный торт-безе, выпеченный в форме подковы. Разговор оживленно переходил от погоды (как же обойтись без обсуждения погоды в Англии!) к политике, ценам на продукты, бизнесу, парижской моде.
Однако оказалось, что вовлечь молодоженов в беседу, кроме двух-трех ничего не значащих междометий, было не так-то легко, настолько они были поглощены друг другом. Артур и Минни, под шумок общей беседы, шептались и пересмеивались о чем-то своем, только им ведомом.
Желая вытащить их из панциря, которым они себя окружили, Эдит стала расспрашивать молодоженов о Блэкпуле, который она не раз посещала в молодости. К счастью, она начала с кафедрального собора Св. Иоанна, в котором молодожены бывали несколько раз, и да, они гуляли по Променаду. Но на этом их удача закончилась. Минут через пять выяснилось, что Минни с Артуром не были почти нигде – ни в Эмпайр Театре, ни в Гранд Павильоне, ни в Зимнем саде, ни в дюжине еще других самых важных достопримечательностей Блэкпула, которые Эдит смогла припомнить. Артур несколько виновато отрицательного качал головой, а оттенок щек Минни, по мере допроса, постепенно переходил от светло розового до пунцового. Краем глаза Эдит заметила, как улыбаются украдкой Элис и Клементина, а ее муж даже два раза крякнул, но она все не могла остановиться:
– Как, вы не посетили знаменитый Испанский зал?!
––
– И даже не были в Ратуше?!
––
– И в Колизеуме?!
––
Эдит перевела дух, и только тут обратила внимание, что улыбаются уже почти все присутствующие. Но у нее все-таки вырвалось:
– Так чем же вы там занимались целые два месяца?!
Раздались приглушенные смешки, Эдит взглянула на дочь, – и покрылась пунцовыми пятнами ей под стать.
– Ой, что-то на кухне подгорает! – промямлила она и выбежала из столовой, подальше от плохо подавляемых смешков.
Ричард поспешно подхватил бокал с шампанским и сунул второй в руки Джеймсу.
– За молодоженов!
И мучительное смущение Минни было поглощено бурным потоком поздравлений и пожеланий.
В суматохе никто не заметил, как смертельно бледная изможденная Мэгги выскользнула из-за стола, и вернулась минут через двадцать, оживленная, с лихорадочным блеском в глазах.
После торта с чаем, орешков и засахаренных фруктов, все общество переместилось в залу, где дети устроили импромпту концерт в честь молодоженов. Эйлин, дочь Элинор, прилежно отбарабанила на рояле один из вальсов Шопена, девочки Лиззи, премило пританцовывая, спели пару ланкаширских народных песенок. Вдруг, откуда-то из глубины комнаты понуро выдвинулся сын Мэгги Берти со скрипкой в руках. Подтолкнув ссутулившегося сына поближе к середине комнаты, Мэгги объявила с неуместным вызовом:
– Берти сыграет вам «Элегию» Листа.
Резко повернувшись, она внезапно обратилась прямо к Артуру:
– Франц Лист – это австрийский композитор, – и Мэгги добавила снисходительно, – надеюсь, вам не покажется скучным.
Минни задохнулась от негодования и подалась вперед, по комнате прошелся глухой шепот, но Артур спокойно взял жену за руку.
– Венгерский, – тихо, но четко произнес он.
– Как?! Что?! – всполошилась Мэгги
– Ференц Лист – венгр, и в его творчестве часто прослеживаются мадъярские народные мелодии, – продолжил Артур мягко, но Берти уже начал играть.
Играл он недурно, хотя все время смотрел в пол и было заметно, что всеобщее внимание ему в тягость. Элегия Листа, одно из самых скорбных его произведений, навело уныние на всех присутствующих, кроме Ричарда, который мирно посапывал, удобно устроившись в кресле.
Когда Берти закончил, раздались жидкие хлопки, и мальчик, все так же глядя в пол, покраснел до корней волос. Мэгги застыла в каком-то трансе, и он не знал, что делать дальше.
Внезапно, легко поднявшись с диванчика, на котором сидели они с Минни, Артур быстро подошел к Берти и пожал ему руку.
– Вы прекрасно играете, молодой человек. У вас большой талант. За «Элегию» обычно берутся только опытные исполнители, ее надо выстрадать.
Берти поднял на него большие, темные как у матери, скорбные глаза, и Артур осекся.
Он легонько сжал плечо мальчику:
– Занимайтесь музыкой, это ваше призвание, – и добавил уже глуше, – музыка станет вашим прибежищем, вашей крепостью и источником силы. Она поможет вам выстоять.
Лицо Берти прояснилось, и он неуверенно, но благодарно улыбнулся моряку в ответ.
– Вы мне не одолжите вашу скрипку? – неожиданно спросил Артур.
Берти удивленно протянул ему скрипку и, чуть замешкавшись, смычок.
Артур бережно взял скрипку в руки, медленно провел ладонью по темно-вишневому корпусу, и, внезапно, решительным движением установил ее на левом плече, слегка прижав подбородком. Длинные пальцы ловко обхватили инструмент.
В комнате воцарилась мертвая тишина, все неосознанно подались вперед, затаив дыхание, как будто ожидали, что этот странный моряк прямо сейчас извлечет из скрипки пресловутого зайца. Проснувшийся Ричард смотрел на новоиспеченного зятя выпучив глаза и раскрыв рот, а на губах Джеймса Рострона заиграла ироничная улыбка.
Артур невозмутимо объявил:
– В честь моей жены – небольшой отрывок из второго концерта Паганини. Только уж не обессудьте – я давно не репетировал.
Чуть прикрыв глаза, Артур бережно приложил к скрипке смычок, и волшебные звуки одного из самых сложных произведений великого скрипача, казалось, полились из нее без особого усилия.
Минни слышала от мужа, что он умеет играть на скрипке, но и представить себе не могла, что играет он так здорово! Профессиональный музыкант, конечно же, уловил бы изъяны в технике игры морского офицера, но для любителя его исполнение было виртуозным. Особенно подкупало то, с каким упоением он играл, как нежно касался струн скрипки смычок.
Минни распирало от гордости, а на глаза, почему-то навернулись слезы. Она не очень-то хорошо знала этот концерт, но тут Артур перешел к третьей части – знаменитой веселой Кампанелле, которую Минни, в свое время, разучивала на рояле.
Прежде чем она успела сообразить, что делает, ноги сами понесли ее к инструменту и, быстренько устроившись у рояля, Минни верно уловила такт и стала ловко аккомпанировать мужу. Артур повернулся к роялю, его брови вздернулись в удивлении, а глаза загорелись озорством. Бравурную Кампанеллу они сыграли вдвоем с таким задором и настроением, что закончили под бурные апплодисменты. Артур приобнял раскрасневшуюся счастливую Минни за талию и резко, по-военному, склонил голову в благодарности.
Минни была в восторге от триумфа мужа. И тут Артур выдал финальный аккорд, а, по-простецки, можно было бы сказать, что отправил всех в нокдаун. Отдавая скрипку Берти, он заметил, как бы невзначай:
– Прекрасный инструмент! Небольшого размера, темно-вишневого цвета, скорее всего сработана последователями скрипичных дел мастера Гварнери.
– Верно, так и есть, – в растерянности пробормотала Мэгги.
Гости взирали на моряка в ошеломлении.
Но последнее слово в тот вечер все-таки осталось за Ричардом.
– Вот чем они занимались там целых два месяца, – подмигнул он Эдит, – репетировали! А ты говоришь! – и, весело посмеиваясь, они с Джеймсом отправились опрокинуть стаканчик бургундского за Паганини, ну и еще один за Гварнери, так уж и быть!
Последующие несколько недель прошли у молодоженов в хлопотах по ремонту и устройству их «волшебного замка». Погода стояла хорошая, почти что летняя, хоть и в английском стиле, до самой середины ноября. Минни с Артуром исчезали после завтрака и пропадали в своем новом доме до самого обеда. Дэна зафрахтовали реконструировать сад по эскизам Минни. Перестройкой комнат и обустройством интеръера, по зарисовкам той же Минни, руководили Ростроны, две сестры и два брата Артура, которые передвигались слаженной белобрысой стайкой.
Вообще, как-то само собой получилось, что во главе всего строительства оказалась Минни. Неожиданно у нее проклюнулся талант к черчению и карандашным зарисовкам и недюжинная способность руководить и рабочими, и родственниками. При деле оказались и Эдит с Элис, и Лиззи и, конечно же, Макс с Клементиной, вкусу которой Минни очень доверяла и часто с ней советовалась. Несколько раз даже появилась Мэгги, хотя было не совсем понятно, с какой целью. Может быть ей хотелось хоть ненадолго окунуться в атмосферу счастливой веселой суеты.
Артур почти не вмешивался, с удовольствием наблюдая, как Минни задорным мячиком скачет из сада в дом и обратно, мелькает то на первом, то на втором этаже, а иногда и в мезонине, отдавая распоряжения, посылая рабочих и подручных налево и направо. Сам он оставался на подхвате, если нужно было посоветоваться, заняться каким-нибудь сложным механизмом или инженерной конструкцией, как то водопроводом или электропроводкой, которая все еще была достаточно в новинку.
Вечерами же, немного подуставшие, но довольные, Минни с Артуром, в сопровождении молодежи, отправлялись на концерты, танцы, в оперу, или же проводили тихие вечера за беседой и шахматами у Стоттертов.
Но эта шумная насыщенная деятельность неожиданно подошла к резкому концу.
Артур и Минни все еще занимали две комнаты над спальней Стоттертов. Эдит так привыкла слышать перед сном веселое щебетание дочери наверху, которому вторил тихий баритон зятя, что у нее сердце сжималось от мысли, что скоро все это закончится и они съедут в свой любимый «замок». Утешало только то, что до него было всего минут пятнадцать умеренной ходьбы.
В ту ночь Эдит что-то не спалось, и, как часто бывает, она, под монотонный храп Ричарда, лениво перебирала в уме события последних дней. Минни так увлечена своим домом, бедняжка здорово устает. Целых два или, может, три дня, она даже к завтраку не спускалась. Уж не приболела ли? – вдруг спохватилась Эдит. Да нет, вроде бы отобедала она с аппетитом, да и на концерте они вчера были, вернулись довольные. Все-таки, что-то ее беспокоило, и Эдит ворочалась с бока на бок.
Не успел забрезжить рассвет, как наверху быстро и приглушенно заговорили. Миннин голос увещевал и упрашивал, голос Артура казался взволнованным. Потом тихо скрипнула и затворилась дверь, на лестнице послышались быстрые, почти бесшумные шаги. Схватив домашний халат, Эдит успела выскочить в прихожую. Артур, на ходу надевая сюртук, колдовал над дверными замками.
– Что случилось?! Куда это вы на ночь глядя?!
Артур обернулся.
– Ах, не хотел вас беспокоить, – с досадой проговорил он, – не получилось! Минни нездоровится, я хочу привести доктора, – добавил он.
– В чем дело?! Что с ней?! – Эдит разволновалась не на шутку. – Что-то серьезное, что даже нельзя подождать до утра?
Артуру, наконец, удалось отворить все засовы.
– Нет, я не буду ждать до утра, миссис Стоттерт, хоть она меня об этом и просила. – голос у него дрогнул. – Моя Минни, может быть серьезно больна! Надо срочно бежать за врачом! – возбужденно затараторил Артур. – Уже три дня подряд каждое утро ее так тошнит, что она только через пару часов приходит в себя! Исхудала даже! Она все отнекивалась, мол это только по утрам, наверняка все от скисшего молока, которое она любит пить на ночь, ведь в течение дня она чувствует себя хорошо. Так вот, вчера она это злополучное молоко не выпила, а сейчас у нее все равно начался сильный приступ тошноты с рвотой. Бедняжка наверняка отравилась, – так я побегу! – Артур остановился и взглянул на умолкнувшую Эдит.
Та мягко улыбалась.
Ошеломленный, Артур смотрел на нее, ничего не понимая.
– Не надо никуда бежать, – все так же с улыбкой, ласково проговорила Эдит и, подойдя поближе, взяла зятя под руку, это утреннее недомогание, она в положении, Артур! У меня было то же самое, особенно на двоих старших.
Артур продолжал все так же остолбенело смотреть на Эдит, но уже через несколько секунд он мчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Куда было Эдит за ним угнаться!
– Минни! – завопил Артур на весь дом, совсем забыв, что еще даже не рассвело, и врываясь в их спальню, – Минни! У нас будет ребенок! – И, бросившись к кровати, он так сильно обнял жену, что она чуть на задохнулась.
Хватаясь за бок и тяжело дыша, в комнату, наконец-то, ввалилась Эдит и объяснила дочери причину ее недомогания.
Отвечая на горячие поцелуи мужа и всхлипывая от счастья, Минни проговорила:
– И всегда тебе, Ушастик, надо всех во всем опередить! Это ведь мне полагалось тебе сказать, а не наоборот!
В последующие несколько дней педантизм Артура Рострона положительно вышел из берегов.
Он ходил за Минни буквально по пятам, не разрешал поднимать ничего, превышающее вес томика стихов, укутывал ее в многочисленные шали, подхватывал под руку, когда она спускалась по лестнице, и даже зачем-то прислушивался к ее дыханию ночью. Минни отбивалась, дразнила его занудой и даже, шутя, грозилась развестись, – все было напрасно.
К счастью, приглашенному вскоре семейному врачу Стоттертов удалось успокоить будущего папашу и даже убедить его, что Минни необходимы физические упражнения, прогулки, нормальный образ жизни, и что вообще она здоровая молодая женщина. Под плохо скрываемое хихиканье Минни Артур старательно запечатлел все советы врача в маленькой записной книжечке и, наконец, успокоился.
Молодожены перешли в «волшебный замок» за две недели до отплытия Артура в Южную Африку. Новоселье приурочили к двадцатипятилетию Минни и весело отпраздновали оба события. Ближе к полуночи, когда гости разъехались, Минни и Артур, уставшие, но счастливые, присели на старинные качели в той части сада, которую они решили оставить нетронутой. Было свежо, и они как тогда, три месяца назад, укрылись под его теплым флотским сюртуком. Артур обнял жену за талию, а Минни положила голову ему на плечо. Качели тихо поскрипывали, безоблачное небо мигало мириадами звезд.
– Помнишь, Минни, именно здесь мы первый раз поцеловались…
– И расколдовали волшебный замок…
– Теперь он наш с тобой!
– Милый, пусть эти качели станут той самой линией, где наши вселенные всегда будут соприкасаться!
Артур посмотрел на жену с любопытством:
– Как это?
– Каждый вечер, ровно в шесть, я буду сидеть на этих качелях и мысленно разговаривать с тобой, рассказывать тебе, как прошел день. Где бы ты ни находился, я буду рядом с тобой.
– А я, – подхватил Артур, – именно в это время буду думать о тебе, вернее о вас, – добавил он с нежностью. – Как ты прекрасно придумала, Минни, любимая!
– Мы будем тебя ждать, Артур, – прошептала Минни и добавила, упрямо вздернув носик. – У нас никогда не будет расставаний, только встречи!
Много-много встреч!
