Алинда Ивлева
Мама Таня 1:0
Регина, стоя у окна, с замиранием сердца вглядывалась через кремовый тюль в удаляющиеся по направлению к Кирпичке две фигуры. Долговязая плечистая сына с копной волос цвета льна, отливающих на осеннем солнце как медовый нектар, и располневшая, поменьше, майора. Когда они скрылись из виду, женщина быстро завернула пистолет в платок, потом в целлофан, и запихнула в жестяную банку из-под муки. Переодевшись в домашнюю одежду, позвонила в трамвайный парк начальнику. Сказалась больной, театрально кашляя в трубку. Регина Сергеевна без промедления помыла овощи для оливье и поставила их вариться в кастрюле. Сама продолжила готовить угощения к возвращению дорогого гостя. Бубнило любимое отцово радио, канал Маяк, от которого она никак не могла отказаться. Диктор баритоном поделился городскими новостями и перешёл к криминальным. Вполуха женщина прослушала кого убили, посадили, задержали, и вдруг слух выхватил из монотонной речи знакомый номер трамвая. Из трамвая номер 40, где она работала кондуктором, выволокли мужчину. Кинули на скамейке. Пассажиры предположили, что это наркоман из-за рвотных масс на одежде. Умирающего вовремя обнаружили. Им оказался сотрудник милиции, которому стало плохо, и его вовремя доставили в больницу благодаря неравнодушным людям. Он ещё жив, но в коме.
«Ужас, что делается, и это на моем маршруте, куда мир катится?», – Регина возмущённо стукнула по столу ладонью. ⠀
Усманов и Сергей миновали посёлок с новыми застройками, и очутились в старом квартале. С него и зародилось село Маковицы. Как принято было в былые времена – сразу поставили деревянную церквушку с маковкой, которую издалека было видно приезжим. Она стояла на взгорье, в низине когда-то журчала речка, от которой остался уставший ручеек. Старожилы говорили, что маковка церковная – символ всегда горящей свечи, освещающей пламенной молитвой путь. Отсюда и название Маковицы. В войну фашисты сожгли церквушку, после извергов остались несколько бараков и одна постройка из шлакоблоков для офицеров. Все избы пожгли и сравняли танками с землёй. Позже село росло и развивалось. Построили Кирпичный завод, потому что земля Маковиц богата голубой глиной. Появилась работа, поехали люди, село стало провинциальным городком.
– Ого, да у вас здесь полно увеселительных заведений, дружище! – присвистнул Усманов, окинув два сохранившихся и просевших деревянных барака, которые давно прогуливают похороны в костре бродяг. – Здесь живут карлики?
– Не, дядь Родик, мы их называем орки, вон, один выполз на охоту, – Сергей усмехнулся. На выложенную дорожку бетонными плитами выполз косматый красноносый тип неопределенного пола, с помятым лицом, в женском фланелевом халате.
– Орк, – засмеялся Родион и его усы пустились в пляс над верхней губой. – Не знаю, что это значит, но ему идёт. Или ей? – майор окликнул орка. – Прошу прощения, гражданочка! Человек ускорился, оглядываясь, то и дело спотыкаясь о заросшие травой стыки между плитами. – Один вопрос, уважаемая! Стоять, милиция! – Усманов пустился вдогонку, шумно заглатывая воздух.
– Стою, стою, – у синеносой дамы оказался соломенный бас. – А че я сделал? Это все Людка с подружайкой своей. Беспризорной. Шляются, где не попадя. Приличным людЯм жить мешают. Оно высморкалось, прижав палец к ноздре и вытерло нос об рукав халата. ⠀
Сергей и майор одновременно поморщились.
– Серёга, есть фото подружки? – у Родиона напряглось лицо будто кто-то невидимый надел пластмассовую маску, так что ни одной эмоции нельзя было прочитать.
– Есть, одна, – Сергей протянул телефон майору.
– Ух ты, какой экранчик, прям кинотеатр, – оценил милиционер сотовый и развернул к орку изображение. – Она?
– Она, она, ей же в нашей квартире администрация выделила комнату. Так не живётся ей по-человечески. Шляется, и дочку нашенскую с пути сбила.
– Как говоришь, не послышалось? По-человечески? А, ну да… а че она детдомовская, сирота?
– Угу, – хмыкнул пропойца.
– Знал? – просверлил взглядом майор парня. Сергей покачал головой, опустив глаза. – Где тусят они? – майор просканировал халат в жирных пятнах и вперился в бесцветные глаза мужчины.
– Ну?
– Знамо где, на Кирпичке, – прошепелявил алкаш. ⠀
В этот момент раздался звонок на сотовый майора.
– Понял, принял. Барона взял? Тогда давай лучше к клубу. Отбой, – Усманов убрал трубку в карман. – Дружище, вот что я тебе скажу, – Родион замолчал, – ладно, я тебе не отец, парень совершеннолетний, сам разберёшься, но мой совет, забудь эту девочку. Чую большую подставу. Короче, иди на Кирпичку, походи там вокруг, а мы с товарищем поищем матрешек и сразу к тебе. Понял?
– Понял, я справлюсь, не переживайте.
– Ты лучше переживай. Наделал делов, – майор отмахнулся, поправил кепку и ускорился навстречу сослуживцу. ⠀
Сергей пролез в выбоину словно от снаряда в бетонном заборе, окружавшем развалины кирпичного завода. Пустые глазницы с ресницами из молодой поросли забытого людьми здания пялились на парня. Вся территория вокруг заросла кустарником. Тропинок к заводу не было.
– Танч, Тань, – крикнул Сергей. Огляделся, тишина. Вспорхнула птица. – Танч, это я, Сергей, – он ещё раз осмотрел здание. В одном из окон без стекла, на третьем этаже, он заметил её.
Девушка в болоньевой куртке и вязаной шапке, сдвинутой на глаза, сидела, обнимая кошку. Смотрела в его сторону.
– Поднимайся. Или боишься?
– Повода не давал так думать. Щас, – Сергей раздвинул кусты.
Пока он продирался сквозь строй колючих стражей шиповника и боярышника, кивающих багряными шлемами, принцесса исчезла в окне. Исцарапанной ладонью в ошметках паутины Сергей прикрыл глаза от солнца и оглядел кирпичное здание с замысловатыми граффити на стенах. Из глубины заброшки послышалось пение, голос – колокольчик удалялся, долетел лишь ускользающий припев: «Засыпай, у меня на руках засыпай…потерянный ра-ай». ⠀
Возле трехэтажной бывшей фабрики с погибшими пристройками вокруг растительности не было. Поэтому чётко видна была утоптанная тропинка вокруг кирпичного пенсионера. Сергей рванул справа, вспомнив поговорку друга «налево ходят только ляди» и пожалел. Чуть не угодил в открытый люк. Тропинка резко оборвалась у изгороди дикой акации. Парень замешкался. «Ну не в люк же она сигает?». Окна первого этажа заколочены досками и фанерой. Железные листы, прячущие главные вход, заварены. Сергей никак не мог разгадать ребус. Пока не увидел с левой стороны здания отодвигающуюся доску в окне первого этажа. Из образовавшегося отверстия вылезла с деловым видом плешивая Флюшка и сиганула в кусты. Сергей подбежал к лазу и дернул со всей силы доску. Щель не позволяла пролезть, даже если получится запрыгнуть. За досками – ржавая решётка. «Что за хрень?». ⠀
Неожиданно сверху прилетел камешек.
– Эй, ну че, интеллекта не хватает или сил? – Таня высунула кудрявую голову из окна последнего этажа. Солнечные блики танцевали по завиткам Танькиных волос цвета жженой карамели и напоминали кремовое безе. Сергей почувствовал жуткий спазм, в животе заурчало. Он вспомнил, что со вчерашнего не ел. Татьяна захихикала, довольная своей шуткой. – Это потерянный рай, для таких как я. Чужим здесь не место.
– Я чужой, значит?
– А время покажет. Чужие здесь и не смогут. Ты вначале попади, – Татьяна хохотнула. – Слабо?
– Тоже мне Рапунцель, – рассердился не на шутку парень. – У меня разговор серьёзный, а ты все в игры играешь.
– Говори тогда. ⠀
Сергей со злости рванул ржавую решетку на окне, сковывающая цепь ставни, забренчала как кандалы на галерных рабах.
– Ствол твой мама нашла! – выкрикнул он.
– Мой? С чего бы?
– Ты из него палила, могла человека убить, тебе все равно?
– Я испугалась. Испугалась, дурак, за тебя, – Таня исчезла из окна.
– Менты все равно тебя будут искать, я предупредить пришёл, а ты… за кого ты испугалась? Ты и пяти минут не думала ни о ком, кроме себя, – Сергей с досадой тряхнул решетку будто яблоню. Запустил пятерню в густую пшеничную шевелюру, взъерошил волосы, и быстро зашагал к кустам у ограды. Не оглядываясь.
– Стой, Серёга, стой, ну, извини. Я впущу и мы поговорим. Ну, одну загадку отгадай. Ты не чужой, но и не свой, ведь так? А это мой дом. Мои правила. И это ты ко мне пришёл. ⠀
Сергей нехотя оглянулся и поднял голову на голос из окна. Кремовое безе волос уже искрилось на солнце со второго этажа Кирпички.
– Давай свою загадку, Рапунцель, – Сергей был раздражен и заинтригован одновременно. «Хочешь уйти и не можешь, никогда не думал, что это возможно».
– Сидит девушка, а вы не можете сесть на её место, даже если она встанет и уйдёт. Где она сидит? Отгадаешь, спущусь. Нет – значит, мне и не надо знать то, что ты хочешь сказать.
– Так это легко, пф-ф, в такси она сидит! Спускайся, – довольный парень раскинул руки, расплывшись в довольной улыбке.
– В другой раз, не угадал, но у тебя есть ещё две попытки, так и быть, – Таня уселась на подоконник, свесив ноги. Флюшка, нагулявшись, прошмыгнула в заколоченное окно. Сергея все больше распирало любопытство, где этот чёртов вход. Дело принципа – найти его. Он медленно двинулся в сторону левого крыла здания, сминая полынь и цепляясь штанами за репейник. ⠀ Неожиданно позади что-то зашуршало. Сергей резко обернулся и краем глаза заметил парнишку. С целлофановым пакетом, полным хрустящих жестянок. Мальчонка проворно юркнул в открытый люк. И исчез в клоаке канализаций.
– Батон, предатель, – зазвенел Танькин голосок. И девушка исчезла из виду. Через несколько минут металлические ворота клацнули и распахнули объятия в заброшку. Посреди огромного холла, который когда -то был складом, судя по запаху аммиака и глиняной взвеси, стояла Таня.
В своей излюбленной болоньевой куртке, болтающейся на плечах. В чёрных лосинах и высоких ботинках на шнуровке, отчего издалека напоминала солдата Джейн. Она будто приготовилась принять бой и вот-вот из-за спины достанет автомат.
– Если б не Батон, не пустила тебя. Ну, заходи, – Таня направилась к воротам, чтоб закрыть. Батон, малец лет девяти, хрипло засмеялся. И сквозанул к лестничному пролету с правой стороны холла.
– Я сам закрою. Неужели ты здесь живёшь?
– Неужели, в самом деле, все сгорели карусели? – Таня картинно закатила глаза и театральным жестом прикрыла их ладонью. – Пойдём за мной, маменькин сынок. ⠀
Где-то в сердце завода застонали протяжно и волнующе «Ангелы» Моранди.
– Громче, Батончик, – Танька взлетела в прыжке, словно вспорхнувшая из гнезда на скале ласточка.
«То ли балерина, то ли сумасшедшая. По ходу я уже ни дня не смогу без вот этого всего!», – Сергей почувствовал, как упорхнули с ее танцем остатки его разума. Осталось восхищение и.…вожделение.
Его Таня, порхающая бабочка, шуршащая болоньевыми разноцветными крыльями, будто не испытывала земного притяжения вовсе. На миг парню показались картинки -слайды при взмахе её тонких рук. Взмах левой – искрящееся озеро, обнятое серебристыми ивами. Взмах правой – лебеди плывут по тихой глади. Наваждение. Музыка резко стихла. Он тряхнул головой и заметил, что танцовщица исчезла с импровизированной сцены. Парень устремился вслед ещё слышным удаляющимся шагам. Нагнал Таню в коридоре третьего этажа. Сергей нагнал девушку, болонь шелестела, громоздкие ботинки её скрипели, но походка была все такой же парящей. Парень сверлил взглядом её ровные, обтянутые лосинами ноги. Очарованный, плелся за прелестницей. Со стороны могло показаться, что скажи ему сейчас Татьяна прыгнуть с крыши, вниз головой, прыгнет. Он не заметил, как прошёл облезлый коридор, воняющий кошками, до конца. Спустился по узкой лестнице с крошащимися бетонными ступенями. И провалился в затхлость полуподвального помещения, заглотившего его как мошку в зловонное нутро.
Глаза не сразу привыкли к темноте, по спине побежал холодок, шевеля волоски на затылке. Вытянул руку. Услышав звонкий смех, шорохи, чирканье спички по коробку, наткнулся на кудрявые жёсткие волосы. Точно проволока. Тут же в нос ударил чадящий запах парафина, Сергей закашлялся, отстранившись:
– Мелкая, эти шуточки забавляют только тебя, – парень изобразил недовольство в голосе. В этот момент Таня подняла вверх трепыхающуюся толстую свечку на металлической тарелке и осветила лицо гостя.
– Добро пожаловать! – девушка поставила источник света на столик. Сергей быстро осмотрелся.
– Ого, да у тебя тут антикварная лавка. Ты бабка – процентщица? Бойся, бабка, я Раскольников, – молодой человек, предполагая, что удачно пошутил, состроил гримасу: будто поперхнулся лимоном. Нахмурил брови, и двинулся на Таню, выставив руки вперед. – Кто я, тварь дрожащая или право имею? – Таня с хохотом проворно заскочила на колченогую табуретку, став с Сергеем одного роста. Она колыхалась, как канатоходец, на стульчике. Пытаясь удержать равновесие. Куртки на Тане уже не было. Парень выхватил взглядом её высокую округлую грудь без белья под топом. Дыхание зашлось.
Таня покачнулась на стульчике, словно девочка на шаре. Сердце его уже бомбило глухими взрывами внизу. В паху болезненно ломило и распирало. Сергей еле сдерживался, чтоб не сорваться. Губы пересохли, в этот момент он был рад, что в комнатушке полумрак. Глаза наверняка выдали бы в нем маньяка. В этот момент лохматый стульчик тоже возбудился. Застонал, выдохнул жёстко, с хрустом рухнул обессиленно на пол. Сергей успел схватить Таню и прижал с такой силой, будто от этого зависела её жизнь. Проказница шепнула на ухо:
– А ты знаешь, что Раскольников террорист. Самый что ни на есть. ⠀
Кровь снизу резко вернулась в мозг Сергея. Шелест её голоса был приятен, мурашки поползли по бёдрам и животу. Сердце теперь колошматилось в груди. В янтаре её глаз плясало пламя свечи отблесками – чертиками.
– Ты о чем? – чужим голосом прохрипел, не выпуская девушку из рук. Она попыталась вырваться, хихикая, он вдохнул запах её волос. Закружилась голова. И он решился. Попытался поцеловать, дерзко кинулся губами к её, как коршун за добычей. Таня выгнула шею назад. Потом будто желе вытекла из его рук. Он не сразу понял, как она проделала этот трюк.
– Никогда не делай так, понял? И я терпеть не могу Достоевского.
– Ну ты что? Обиделась? Ну, прости, так вышло… – он попытался удержать её. Таня схватила свечку со стола, резко выставила её перед собой, освещая безумное выражение лица гостя. И закричала:
– Я ненавижу террористов, ненавижу, – глаза её налились ненавистью. Лицо исказилось болью. Его Таня дрожала.
– Иди сюда, я тебе не враг, – Сергей растерялся, но чувствовал, что сейчас он ей нужен. ⠀
Таня поставила свечку, медленно подошла к пластиковой этажерке, заставленной всякими безделушками. Зажгла ещё свечи. В помещении стало светлее, тут он заметил на стенах ковры. Потертые, и не очень, овальные тряпичные панно и шерстяные, с узорами. Она подошла к красному ковру, пестреющему голубыми ромбиками и жёлтыми зигзагами, и отогнула уголок. Сергей касался взглядом её изящных пальцев. Скользил по чёрной майке, обнимающей спину, упругой попе. Неожиданно на запястье Тани он увидел шрамы и перекрывающую их корявую татуировку.
Задрожало в экстазе пламя цвета апельсиновой шпинели, страстно поглощающее оплывшие восковые остатки на блюдце. В тесной каморке вдруг стало душно и неуютно. Две свечки дрогнули будто от ворвавшегося сквозняка и помещение захватила в полон полутьма. Хриплый детский голос прервал тугую, напряженную тишину:
– Мам Тань, я на охоту! – Батон просунул голову в приоткрытую дверь.
– Батончик, сейчас я договорю с пришельцем, и решим. Подожди, – лохматая голова послушно исчезла.
– Батон? Мама? Что это вообще за клички такие? Кто ты вообще такая? Ему же лет десять, и ты его мама? – Сергей был растерян и обескуражен.
Таня снова чиркнула спичкой и подпалила новые свечки, которые достала из-за полога. В комнатушке стало еще светлее, краем глаза Сергей заметил фото в рамке на деревянном поддоне. Его Таня использовала как стеллаж. Девушка молча смотрела сквозь танцующее пламя свечи на фото. Не поворачиваясь к Сергею.
– Это мои родители, – она вздохнула. – А это то, что помогает мне выживать, – Таня повернулась и поднесла огарок к запястью. Сергей отчётливо увидел цифры на прозрачной коже. Шрамы, поверх иссиня-черные цифры. 7.08.1997. ⠀ Он резко почувствовал, как сдавило грудь невидимыми огромными пассатижами. В голове промчались кадры жизненной хроники воспоминаний. Рыдающая мама. Кому-то звонит и орёт в трубку дед. Его обрывочные фразы: «поднять всех», «что значит ни следа», «это невозможно». Дед прижимает мать к себе и гладит по голове как ребёнка. Приговаривая:
– Региночка, найдется, ласточка моя, вернётся.
А потом один день печальнее другого. Вот и сейчас ком в горле, душат слезы, как и в тот вечер. 7.08.1997. Когда отец впервые не вернулся после работы домой. Не вернулся он и спустя месяц. И годы. Исчез без следа. Взяв себя в руки, Сергей притянул Таню к себе, приобняв за плечи. Она успела поставить свечу на столик, та осветила ее янтарные кошачьи глаза. Девушка сначала уперлась ручками в его пресс, почувствовав силу и защиту, прикоснувшись к его спортивному телу, инстинктивно прижалась. Завернувшись в его объятия как в плед.
– Что за шифр на твоей руке?
– В тот день их не стало. Говорят, теракт. Раз и все.
– Я не верю вообще в совпадения. Писец, знаешь, там дядя Родик ищет гильзы. Он поможет нам. Я не дам тебя в обиду. Веришь? Откуда у тебя этот долбаный пистолет? Скажи, как есть, – Таня подняла голову, взгляды их встретились. Сергей уже знал – эта девочка его судьба.
– Мне кажется для чего -то нас свела судьба, когда я встретила твою маму в трамвае. Почти год ведь прошёл. Я ездила от кольца до кольца. Некуда было идти. Вышла из детдома. Выделили комнату на Первомайке в бараке. Зашла в подъезд и нога провалилась между сгнивших досок. А оттуда крыса. Шмыгнула, отбежала и смотрит на меня. Будто я ни к себе иду домой. А к ней. Людка – свидетель, соседка, я пыталась жить в той конкуре. Как человек. Но там это невозможно. Невозможно! Есть дома ещё, где туалет на улице. Душ на кухне, за шторкой, но ванной нет. Нет ванной, понимаешь? Резиновый грязный ковёр на кафеле, который, мне кажется, войну пережил. Вот там сосед, бывший зэк, и подловил меня. Мразь, ненавижу, ненавижу, – Таня принялась стучать кулачком по мощной груди друга. Он гладил её непослушные волосы. Молчал. Что тут скажешь? Таню прорвало, она, рыдая и содрогаясь всем телом, рассказала, что решила отомстить. Но насильник пропал. В милиции посмеялись и сказали, типа, знаем вас, детдомовских. Это от кого ещё людей защищать – надо разобраться. А этот урод стукачом был у них, я потом узнала. Не знаю, что случилось. Этот гад пропал после этого. А на днях появился. На улице столкнулись. А он лыбится, узнал. И я решилась. Мент уснул в трамвае, у него смотрю кобура расстёгнута. Я и подрезала. Встречу и рука не дрогнет. Пристрелю.
