– Мы уже практически прибыли в Лагуну, дорогая, тебе лучше лишний раз не шевелиться. Регенерация клеток после подобных преобразований занимает от двух до пяти суток. Тебе очень повезло, что на борту лучшая аппаратура и доктора. Они поднимут твое мерцание за один день. – Говорила женщина в белом и нежно поглаживала блестящие локоны Глорис.
Та была замотана в тонкие хлопковые покрывала, сковывающие все движения. Девушка медленно отходила от наркоза и плавно возвращалась к тем событиям, которые и привели ее в лоно Звезды. А было ли это средство передвижения на самом деле Звездой? Тут мигали лапочки и всюду висели экраны, показывающие некие символы и диаграммы. Туман в голове понемногу рассеивался.
Мальчик-Остров, хныкающие желания, пастушки, кровавое убийство охранителей, мощный свет приближающейся Звезды, радость и боль… Непередаваемая радость и такая же непередаваемая боль. «Я вышла из тела мальчика. А как я в нем вообще очутилась? Персиковое облако перед глазами. Пространство. Синева и Лагуна…»
– Не утруждай себя ненужными думами, лучше поспи, так быстрее восстанавливаются силы, ты же это знаешь, не так ли? Все придет к тебе, нужно только испытать Время. – Стальной блеск в глазах женщины показался Глорис напоминанием к чему-то, но к чему?
– Plumaus grumi atem. – Руки в серебристых перчатках простерлись над завернутым телом девушки, выписывая осторожные магнетические пассы.
Хранительница в этот момент почувствовала непреодолимую сонливость. Серебро продолжало движение над ней, пока сознание окончательно не сгустилось в тот же туман, из которого недавно вышло.
По связи межпространственных вертунов, на замаскированный Корабль прибыло чудо огуречного тела. Фери. Застывшее течение его жизненности нисколько не колыхалось ни стремительными движениями Корабля, ни какими бы то ни было потоками восприятия. Само Время застыло в этом теле и она, эта плотно сгрудившаяся материя, являла собой уникальный памятник невероятному стечению обстоятельств. В народе сей наплыв обыкновенно называли Цефей Три. Почему? Ноги тянутся слишком далеко и подобраться теперь к первоисточнику не представляется возможным.
Костюм из белого корфунгуса, серебро в глазах, такое же свечение на покрове кожи, статность, уверенность в собственных силах и непобедимое ощущение справедливости – все это умещалось в женщине, бывшей когда-то кофейной труженицей. Теперь она внимательно следила за мерным дыханием Глорис, этой хранительницы с Высоты Стекла.
В мыслях женщины мелькал интерес с хорошо прикрытой завистью. Действительно ли было нечто в этой девушке, чему можно было завидовать? Ведь Мадам Р обладала всем тем, что возвышает ее перед простым людом: и властью, и богатством, и собственной формой бытия, имя которой Лагуна.
Это покажется удивительным, но было нечто, чем не обладала ни она, и ни одно сознательное существо вообще по всему Черному Подреберью. Это застывшая молодость и сила вечной души, подаренная Глорис в качестве ее первого задокументированного Прыжка. Нет, девушка не прыгала сама, она внимательно наблюдала за счастливчиком, которому выпала такая сногсшибательная возможность навсегда расправиться с мирским течением жизни, перейдя в другой. Именно в этот момент в хранительнице и проснулись ростки фантастичности.
«Застывшая молодость» – давала обладающему ей безграничный временной и пространственный маневр, нужный для того, чтобы сцепить обе параллели в единое полотно никогда не угасающего мира.
«Сила вечной души» – превозносила наблюдателя над видимой космичностью всеобщего покоя тел. Сила превосходила собой практически все мирские загруженности обыкновенного сознания и давала обладателю подобной души возможность парить в невидимых никому сферах из счастья и любви. В подобном состоянии вся Вселенная и все последующие за ней эманации материи приобретают форму механизма, который играючи попискивает на ладони.
– Глорис… Ты сама не понимаешь, каким сокровищем обладаешь. – Сказала Мадам Р, закуривая цветочного табаку через тонкий мундштук. – Но нам это на руку. Мы преобразим твою сущность, выжав из нее этот золотистый сок и поставим его на службу по-настоящему сильных личностей. – Женщина снова начала поглаживать вихрящиеся локоны лежащей девушки. – То будет совершено на благо всех нас, дорогая! А пока ты отсыпаешься, мои умельцы займутся Фери!
Пока Звезда летела в Лагунью пасть, Глорис снились яркие сновиденческие картины. Магнетические пассы помогли протолкнуть восприятие девушки в глубокие слои сумеречного тумана. Хранительница обнаружила себя стоящей перед жерлом вулкана, из которого понемногу валил фиолетовый дымок. Она видела, как нечто продвигается из вулканической отдышки. Фиолетового дыма становилось все больше, и девушка смотрела на жерло, пока позволяла видимость. Это нечто теперь выливалось потоком, заслоняя все чувственные клеточки ощущений сновидицы.
– Это ведь не лава в ее привычном виде. – Голос хранительницы не был похож на тот, к которому она привыкла в своей обычной жизни. – Это розово-оранжевая упругая жижа, напоминающая концентрат из Высоты, которым мы пичкаем Прыгунов перед тем, как те упадут в земляные недра, навсегда распрощавшись с бденствующим светом.
Жижа все выходила и выходила, уже не было видно ни одного свободного клочка небес – все заполонил фиолетовый дым. Глорис сделалось грустно. Ей казалось, что ее разом покинуло все нагромождение мира.
– Прямо как в реальности. Один раз оступишься не там, где «нужно» и все пропадает и перед взором, и перед сердцем. – Девушка ощущала острый приступ одиночества. – Может мне упасть в жерло, это же сон? И я проснусь в старом-новом качестве, все также буду призрачно робеть перед Фери, и ненавидеть Башню за это вечное заточение.
На данных словах оранжевая жижа обратилась к Глорис:
– Обычный переход, дева, не кипишуй за зря. Еще немного осталось.
Хранительнице не показалось странным, что с ней говорит вулканическая порода, ведь это сонливая мара. Девушка спросила, – Сколько еще будет этих переходов? Куда еще дальше? Я хочу обратно!
– Стоит только ступить однажды на Путь и тебя уже не отпустит никогда.
– Было бы кому отпускать! Это же космос, ему на нас до лампочки. Мы существуем словно тени чего-то великого. А где это самое великое? Те, кто достигал просветленности, не могут ничего толком объяснить, потому что «слов для такого не существует». Бра!
В окружающем воздухе ощущалась ирония или ее та нежная часть, которая, по обыкновению, заставляет мягко повернуть назад ступающего на собственное горло.
– Ты все знаешь, все внутри тебя. Но я боюсь, как бы это осознание не стало последним в твоей жизни. – Молвила вулканическая порода.
– Ну да, я же скоро проснусь, вот и вся «жизнь».
– На пространственном судне, на котором сейчас находится твое тело, происходят недобрые вещи. Та, женщина, которая показывала тебе радушие, есть потерявшая собственную душу наживица. Она и ее подруга хотят прибрать к своим клешням твое внутреннее великолепие.
Впервые за все время извержения возник запах серы, который порядочно ударил в ноздри Глорис, да так, что та пошатнулась, чуть не упав в кипящее жерло.
– И что мне делать? Я закутана в материю, ноги-руки связаны, не пошевельнуться. Только и остается что кино смотреть, прям как сейчас.
– Не нужно язвить, от твоего же решения зависит твоя дальнейшая жизнь. – Жижа освободила некоторое пространство между собой, небом и девушкой, как бы желая показать той некий фокус. – Смотри перед собой, Глорис! Видишь этот просвет в небесах? Он существует сейчас только потому, что я захотел показать тебе один трюк. Интересно?
– Валяй, фокусник!
В прорехе образовался проектор, который тянул картинку прямо на голубое небо. В этой картинке материализовался образ лежащей хранительницы, над которой склонилась курящая женщина в белом. В ее руках находился не только мундштук, но и некий прибор, которым та водила по закутанному телу. «Сбор информации?» – подумалось девушке, и она тут же вперила внимательный взор на картинку.
Теперь на приборе высвечивались проценты и цифры: 65% сила души, 35% свет молодости.
Женщина, которая производила осмотр, казалась счастливой, и даже сверх того. Она выбросила курительную трубочку и обняла недвижимую хранительницу. Блестели слезы на ее глазах, а преисполненный надеждой голос трепетал над телом:
– Мы станем самыми могущественными правителями всей планетарной системы! Ты – наш бриллиант, и вечность в наших руках. Спасибо Космосу за такой подарок! – И говорившая упала на колени в приступе экстаза.
Она вознесла руки к невидимым небесам и принялась выплевывать ртом загадочные слова:
– Gemino brature mugis! Optem perceus mragura!
На этом проекция прекратилась. Жижа молчаливо притаилась, ожидая вердикта Глорис. А та выглядела растерянной, и было заметно, что в ее внутренностях борются противоречия, готовые разорвать страдающее сознание. Оцепенение длилось не долго и вскоре девушка означила свое мнение по поводу увиденного.
– Махать-не перемахать эту бестию… Кто эта женщина?
– Мадам Р, главная по Лагуне и практически уже владелица всего мирового океана.
– С Лагуной понятно, а на кой черт ей весь океан? С этих слез ведь не взойдешь в будущую светимость, это просто безымянная мощь и материя. Больше ничего.
Вулканическая жижа ехидно булькнула, сказав:
– Ан нет, не просто материя и не просто мощь без названия. Видно, что вашей группе не преподавали историю появления Стекла.
Девушка на этом моменте возмутилась:
– Да как это не преподавали, я ведь хранительница, я все знаю про Высоту!
– Да что же? А тебе известно, что стекло, обычное стекло вышло из слезной воды и смеси минерала?
– Конечно, это школьный уровень.
– И также известно, что Стекло, из которого состоит Высота, вышло из космических слез старца, который создал и продолжает питать наш мировой океан? Но теперь это уже не его слезы, а преобразованная слезная жидкость всех живущих на Земле существ.
На несколько мгновений девушка задумалась, но все-таки выдала ответ, хоть и не совсем уверенным голосом:
– Про старца я знала, а вот про такую «легенду» о происхождения Стекла – нет. – Глорис выказывала теперь недоверие. – А не дуришь ты мне голову, а, вулкан?
– Ну что вы, милая! И не вулкан я, а малиново-персиковый джем.
– Ну надо же, это все меняет! – Всплеснула руками девушка.
Молчание развернулось лицом к героям. Хранительница обдумывала легенду, которую ей поведал джем, а ягодно-фруктовая сласть ожидала реплики своей гостьи.
«Если бы Стекло на самом деле существовало только потому, что плакал один старик, значит тот вложил в него свою душу. Если так, то становится понятна метаморфоза с Временем и остальным. Так как Башня, по сути, является осколком чужого сознания, то из этого следует, что она может, в какой-то степени, обладать самосознанием. А уже это самосознание, при определенных обстоятельствах, выливается на внешний мир и происходит Пам-парам – Стекло начинает влиять на окружающую реальность. Время…»
– Время, которое вас вышвырнуло из привычной колеи продукт Высоты! – Джем на этой фразе выдал еще больше фиолетового дыма, Глорис поперхнулась, и ее дальнейшая мысль оказалась оборванной.
– Да я уже поняла это. Что ж, твоя легенда вполне может называться гранью реальности, но есть одни нюанс.
– Какой же, дитя мое?
– Если Стекло обладает сознанием, то зачем ему мы, хранители? По такой логике, оно само может принимать решения за свое самообеспечение. Получается, что мы обыкновенные глаза, уши, рот. Почти как микроб, но полезный микроб. Управления наши руки и глаза касаются только при сложных ситуациях, когда действительно требуется очень ответственное и четкое решение, а во всем остальном система имеет автоматизированный лад.
Джем помедлил с вопросом, как бы жуя информационный пласт. Вертя его и пробуя с разных сторон, он морщился и колыхался. «Сейчас он напоминает простецкий суп. Густой суп. В котором застыли ошметки малины и маленькие кусочки персика».
Наконец он выдал ответ:
– Быть может ему было так удобно. Ну, знаешь, это как жить с прислугой, которая тебе и еду приготовит, и полы вымоет. А почему произошла та чудовищная помрачительность, или, если позволите, акт сопротивления? Наверняка сей бунт означает, что Высоте что-то сильно пришлось не по душе. Ну, это первый вариант. Есть еще второй.
Глорис неопределенно хмыкнула, повертела головой туда-сюда, словно бы нащупывая зрительно-логическое основание, а потом вымолвила:
– Теперь давай про второй вариант.
Она взяла в руки некоторое количество упругого джема и принялась им играться: то сжимая, то подбрасывая вверх, а потом ловя обеими ладонями.
Цветастый джем откашлялся, глядя на деву и ее незамысловатые движения, и продолжил:
– Сумрак помнит, чья голова летела вниз, когда Лагуна отвернулась от своей привычной эклиптики. Башня в том давнем и далеком деле выступила негласным третейским судьей и Лагуне все сошло с рук. Мадам Р имела особый пакт к предотвращению насильственных действий, но не успела добраться до места суда, а потому ее документ вовремя не дошел до желаемого адресата и… боль, разочарование, перемещение в пространстве. – Вымолвив это, желе мечтательно поглядел вверх, где клубы фиолетового дыма полностью закрыли небесные глади.
– Я про эту историю и не слыхивала никогда! – В удивлении воскликнула Гло.
– И не нужно! Главное тут надо уяснить, что стороны медали разъединились. Таким образом прекратилось существование и самой медали. Смысл исчез!
– Тааааак, ладно. – Вымолвила хранительница. – А что на счет «желаемого» адресата? Этим адресатом был Абсолют, да?
– Нет. В том деле Мадам Р потерпела фиаско, но зато с течением времени ей удалось подмять под себя практически всю морскую волну. Так она стала главной не только в Лагуне, но и в океанических движениях.
– А с Башней она решила свести счеты таким весьма экстравагантным образом. Если океан слёз в ее владениях, то и старец какой-то гранью тоже, а там недалеко добраться и до Высоты Стекла! – Девушка была явно довольна этой смелой догадкой.
Она отпустила джем и вместо него взяла в руки свои великолепные локоны, намереваясь покрутить ими хорошенько.
– Глорис, только без этого жеста, прошу, иначе датчики обнаружат тебя!
Локоны являлись для хранительницы чем-то вроде победного знамени. В моменты, когда она довольствовалась собой, ее пальцы неизменно тянулись к бесконечным волосяным лентам и крутили, наматывали на себя чувство красочного превосходства.
– И да, на счет всей этой истории, ты в правильном направлении думаешь. Мои поздравления!
– Будто для такой как я, подобное логическое заключение является чем-то невероятным. Не обижай хранительницу, ягодка!
– Не просто ягодка, а ягодно-фруктовый джем!
Девушка посмеялась и хотела было рассказать об одном человеке, который был, и остается, дорогим сердцу путешественником, но здесь иллюзия сна начала себя странно вести. Упругость желе прибегла к видоизменению и вместо пурпурной сласти по пространству стала вылупляться человеческая рожа. Ее вид был неопрятен, неприятен привыкшему к красоте восприятию, но что было поделать – внешний мир неприлично наступал на пятки. Мадам Р каким-то образом заметила отсутствие Глорис и теперь занималась тем, что грубо тянула ее обратно, в янтарные комнаты Корабля.
Сознание хранительницы оказалось выдернутым, и только короткое «плыви по течению» эхом отдавалось в ее многострадальной голове. Она уже ощущала ту, ставшую уже такой непривычной, за время, проведенное возле вулканического жерла во свободе, обездвиженность. Свой взор девушка возжелала оставить как можно дольше закрытым. Вдруг эта мучительница от нее отстанет, когда заметит ее незаинтересованность и безразличие. Возьмет и растворится как сахар в чайном напитке.
Но тут Глорис поняла, что сё вряд ли случится и решилась-таки покориться движению обстоятельств. Голос желе из глубины славных грез вещал ей – «плыви по течению».
Перед ней оказалась пустота. Номер. Девушка думала, что встретится с Мадам Р и ее разъяренной физиономией, но нет. В импровизированной палате было пусто. Слышался только треск космических лучей, а за иллюминаторами плыла синева, разрезаемая редкими черными полосками. «Наверно, очень высокая скорость хода, раз все кажется таким плавным…».
Тело теперь казалось удивительно легким, с него будто бы соскользнула плотность, а с нею и тяжесть. Глорис понимала, что легко сможет выйти из обездвиживающих «пеленок». Она маятником покрутила корпусом и ткань и правда слетела с нее. «Я снова могу двигаться», – девушке было приятно ощущать вновь пришедшую свободу.
Она села на кушетку, и стала оглядываться по сторонам. В стеклах все так же плыла густая пустотность. Стены комнаты, где Глорис коротала время, медленно меняли карамельный оттенок на бежевый, потом снова возвращаясь на привычный круг. Аппараты, дугой выставленные перед кушеткой, состояли в идеальном порядке.
Между экранами, показывающими информацию о системе жизнеобеспечения, высился металлический столик, на котором находились очень тонкие и длинные трубки, в которых, словно в ножнах, лежали еще более тонкие иглы. От каждой иглы шел проводок ведущий к механизму, напоминающему дюймовую квадратную коробочку. На этом квадратике поблескивали маленькие точки огоньков, красного и зеленого цвета. Сбоку золотыми буквами высвечивалась надпись «Tsefeu-11».
Что значило это название, Глорис не имела понятия, но вот информация о назначении данного аппарата девушке была немного известна. Такой «мозго-видик» находился в Высоте на нижнем этаже, где они вчетвером, когда-то очень давно, так по крайней мере ощущалось, записывали свой смех, который собирались направить против Грозы.
«Как же много утекло и времени, и событий с того момента. Хочется слезу пустить, да не могу, будто бы всю влагу из меня выбрали», – девушка нашла себя в меланхоличном настроении. Не считая мару сна, с ней такого давно не случалось. Обычно хранители не подвергаются ностальгическим воспоминаниям, это было вшито в их восприятие как понятия о существовании дня и ночи.
«Моя форма странно влияет на мое сознание, в частности на эмоциональную сферу. Нужно уже встать с этого чертового ложа и пройтись по космолету. Посмотреть, что да как, может еще что-нибудь интересного обнаружу». Все это доходило до осознания весьма мутными путями, ниточками растягиваясь в причудливые вертуны, обставляя внешнюю материю на манер розовых садов. «Каких еще розовых садов?» Извините! Не садов, а мягкой ирреальности, что только пригубляет маленький глоток чарующего пития Откровения.
Глорис встала, и нечто ей показалось странным, появилось ощущение будто почву из-под ног заменили на вату. Она поглядела вниз, а ног действительно не оказалось, только светящаяся натура млела где-то в придатке под крохотным мозжечком. «Хорошо, ладно, я превратилась в нечто похожее на млечного призрака, или на сгущенную мысль».
Девушка была легка на подъем, и с великой простотой поплыла прочь из своей палаты-комнаты дальше, по меняющим цвет стенам и полам. «Синева стала будто бы гуще», – заметила про себя хранительница. У нее появилось очень прилипчивое чувство дежавю. Маленькая картинка замаячила на горизонте событий, разрастаясь в большой и объемный образ. Глорис втянуло туда со всей ее невесомостью.
«Большой Звезде дан был кусок голубоватой материи. Волхвы сказали ей – Делай с этим палантином что вздумается, а мы уйдем, чтобы не нарушать Вдохновение, и чуть позже навестим тебя и посмотрим на то, что получилось!
Звезда приблизилась к материи, мягко дотронулась до нее, покрутилась вокруг голубоватой пришелицы несколько раз, осматривая ту со всех сторон, как бы примеряясь к будущим движениям. Идея пришла к Светимости довольно быстро, не успели Волхвы даже за чай присесть, как создание было готово и маняще поблескивало в свете своей Звезды, дожидаясь на золотой подстилке вердикта сверху.
Что ж, они пришли и диво тех взяло за жабры. Задыхаться стали Волхвы, не в силах что-либо внятное произнести по поводу Создания. Так и пали от удушья, застыв с выражением дикого изумления. Что же они увидели на золотом постаменте? Высокое ваяние истинного мастера, нисходящую от неба до земли полупрозрачную громаду Слезы. Голубая материя кристаллизовалась, явив во свет изящное искусство. Звезда жадно смотрела на нее, желая, чтобы эта вдохновенная красота навсегда осталась с ней. Но также в ее звездной душе всклокотали желания показать сестрице своей, что блюла порядок в солнечной системе, сё чудное-сказочное-негаданное. Звезда развела считалочку и ей выпала «участь» к далекому путешествию.
Светимость отправилась в полет к Земле, держа при себе и Слезу и золотую подставку. Подлетающую к планете вечного воскресенья Звезду заметил старец. И какое же изумление его взяло, когда он увидал у той Слезное Создание. Но так как жабр у него не было, то незачем было и умирать от удушья. Он только всхлипывать принялся, показывая тонким сморщенным пальцем на подходящую к парапету катастрофу. Нужно было предпринимать решительные действия, и старец взял в руки со стеклянного стола свой ценный трофей, который ему достался в битве над Цефей-1.
То была миниатюрная фигурка Башни из прозрачного кристалла наивысшей пробы, подкрашенная в основании изумрудной и серебряной краской. Он мощно замахнулся увесистым трофеем и бросил его в летящую Звезду, целясь в голубоватое свечение. Награда достигла улыбающейся Светимости и выбила из ее притяжения Слезу. Та отдалась на милость стремительному падению в земную атмосферу.
«Лазурное к лазурному, слезное к слезному», – шептал старец, наблюдая за падением искусства. Звезда застыла и встала как вкопанная, не смея пошевелить собой и хоть как-то предотвратить губительное действо. Слеза упала прямо в море, которому только предстояло стать океаном, и скрылась в его водах, навсегда лишаясь родительского света собственного Создателя.
Звезда в расстроенных чувствах решила унестись куда взор падет и стремительно понеслась прочь. А старец смотрел на море, и грустная радость начала топить его сердце, словно бы не он что-то с чем-то совершил, а с ним самим нечто сделали. И это нечто было так красиво и так жутко. В глазах у него скапливалась жидкость, готовая вот-вот сорваться в полет за своей сестрой. «Пускай оно плывет себе куда вздумается», – на этих словах слеза заскользила по щеке старца и в прощальном жесте блеснула мерцающим светом, напоминавшем ту кристалличность, что была в фигурке Башни. Слеза упала на Землю. Старец улыбнулся. Так появилась Высота Стекла».
Синева обступала девушку со всех сторон, ей вовсе не было страшно, скорее наоборот, она чувствовала себя настойчивым солдатиком небесных войск. Но воевать нужно было прежде всего со своей памятью. Память показала Глорис картину далекого прошлого, когда была создана ее матерь и отец в одном флаконе. Ее не интересовало куда пропала Мадам Р и все остальное окружение, состоящее из стен, трубок и стекол многочисленных иллюминаторов. Все это не имело никакого значения, она ощущала данное знание всем своим существом.
«Плыви по течению».
– Я отпускаю себя, пускай пространство ведет меня куда ему заблагорассудится. Теперь уже музыкальность строит губки, а я под невесомостью прилягу и отдохну.
И как только Глорис отпустила себя, ее начало куда-то тянуть, в некое соцветие супового набора, который обычно находится в области подреберья. Из синевы стали проступать цветные сполохи воздушной материи, и она, в легкую видоизменяясь с одного психоделического кадра на другой, приобретала то вид разношерстной компании под окнами родного дома, то превращалась в лица давно истлевших врагов. И здесь, пробираясь сквозь скалящиеся морды появился очень яркий клочок света, принявший светить прямо в сердце бесплотной Глорис.
Она ощутила давление в глазах и в голове, словно бы нечто хотело пробраться к ее восприятию. Хранительница постаралась расслабиться, отпустила вожжи восприятия и тут же чей-то голос нежно запел:
– Дорогая, привет! Как долго я тебя ждал здесь, бденствуя в синей безмерности. Все препятствия я устранил, теперь нам никто не помешает провести очень важный разговор. Он очень важен, Глорис. От него зависит действительно многое, наверно, вся жизнедеятельность наблюдателей и вселенной находится сейчас в наших с тобой руках. – Голос принадлежал Фери, девушка это с первых слов поняла, она была рада, но ее насторожила эта смелая прямота и некоторая наивность вещавшего.
В ее голове промелькнуло: «А не моя ли эта собственная проекция? Теперь я существую во вневременном пространстве, тут возможна любая идейная флуктуация… «Плыви по течению» пока что придется отложить ненадолго». Глорис решила продавить Фери парой вопросов. Там будет ясно настоящий он или воображаемый.
– Смелое заявление. Как ты можешь утверждать, что горстка бестелесных сущностей может сдвинуть нечто огромное, по размерам сопоставимым со всем миром?
– Все что вокруг нас – создаем мы своими мысленными токами.
– Тогда почему бы нам не отравится в райский сад Эдема и не замуровать себя на небесах, среди золоченой листвы? Почему вся эта белиберда вокруг происходит с нами сейчас?
– У некоторых вещей свои законы, также и здесь. То, что мы видим сейчас – вшитая проекция синевы, на которую наложено мое и твое восприятие.
– Хорошо. Расскажи, что ты знаешь про Высоту Стекла, будь любезен. И пуская это будут не набившие оскомину привычные объяснения, которые впаривают всему молодняку на этапе его взросления, а твои собственные заключения и выводы.
Повисло молчание, голос и образ Фери расплывались подобно пылевому облаку. Он глядел куда-то в сторону, пытаясь надавить на некие видные ему одному педали, но у него не получалось. Внутренние токи замигали, выдавая в пространство фиолетовый газ, казалось, образ вот-вот взорвется, разлетится на части или отслоится на отдельные фракции. Смотрелось и ощущалось это забавно. Глорис выжидала. Ее друг, если бы он был настоящим, так бы и в жизни себя вел.
Наконец Фери дошел до памятной грани, и его личная версия поплыла по синей пустоте:
– Машина для убийств. Я всегда ее подобным образом воспринимал и очень боялся, если кто-то узнает об этом. О моем взгляде на Высоту. – Облако насупилось, сжимаясь в плотный шарик. – Никогда! Никогда не было к ней священного трепета, только страх, смешанный с глубоким чувством отвращения. Может поэтому Время так взвинтилось на меня и всех нас. Мне кажется, что каждый из нас четырех, думал что-то свое о Стекле и оно вовсе не было хорошим. Ибо мы видели эту махину изнутри, а все те, кто Прыгал, и воздавал ей дары – как правило были вне ее стенок. Эх… если бы можно было повернуть вечность в другую степь. – Шарик вновь стал облаком; он мерцал на манер звездной светимости, но как-то совсем тускло, словно бы из него вытянули добрый кусок души или вынули энергетическую батарейку.
На девушку эта короткая речь произвела впечатление. Она казалась искренней, обычно с такими вещами не юлят. Плюс сама Глорис думала и чувствовала иначе, значит это не есть проекция ее разума. Все вставало на свои места. Она ласково обратилась к блекло светившемуся облаку:
– Друг, Фери, мы не можем изменить реальность, но мы можем поменять к ней отношение. Как следует подумай об этих словах, пропусти их через себя. А теперь давай к сути вопроса. Точнее, к сути твоего предложения. Ты сказал, что в наших руках будущее всего мира?
– Вселенная начала раскалываться на части, и это будет нечто похуже, чем просто уничтожение, это будет извечное скитание в синих марах, наподобие этой. Только в нашем случае мы знаем, что можем вернуться назад, а Там совершить возвращение уже будет невозможно.
– Почему Вселенная раскалывается? С чего ей вдруг умирать, все идет так «как должно быть», по плану и прочим мирозданческим вещам.
– А с того, что чаша весов человеческой дури сильно накренила баланс, и он попросту исчез. Это как с часами: когда ты убираешь все нижние цифирные обозначения – остаются только верхние, только они и будут восприниматься, но стрелки все равно будут захватывать и пустотные области, иначе они просто не дойдут до «оставшихся в живых». Здесь нечто похожее происходит.
Существа, обладающие сознанием и Люди слишком много о себе мнят, совершают кошмарные вещи, которым просто не должно быть места в этом мире. Но ход стрелок не остановить, хотя некоторые из существ, которые поняли, что находятся в опасности, пытаются предотвратить всемирный раскол. Но что они могут? Провести коллективную медитацию? Попробовать создать еще одну Высоту, чья мощь поможет дать отсрочку?
– Слушай, Фери, а почему бы нам на наплевать на все это? Густым таким плевком смоем думы об апокалипсисе и продолжим жить. Уничтожится тот мир и черт с ним. Вот мы сейчас плывем с тобой в этой синеве, и разве это «негатив»? Разве нам с тобой плохо? Мы можем принимать любую форму. Вот смотри на меня:
Бесплотная рассредоточенность девушки начала собираться в шарообразный пучок, а тот, после недолгих приготовлений стал вытягиваться и расширяться. Глорис принимала форму Мадам Р, как она ее запомнила. И через пару синих мгновений в пустоте плыло уже не бесформенное сознание, а вполне себе материальная женщина. Довольным голосом, в котором слышались стальные нотки девушка заговорила:
– И так до бесконечности, друг! Зачем нам спасать идиотов и дураков, пускай они дальше молятся на Стекло и «сильных мира сего». У нас с тобой есть уникальный по своей мощи карт-бланш, ибо мы знаем, что произойдет в будущем, а все они, на земляных рвах и мясах – нет. Мы можем подложить крутую свинью под сидения и Лагуны, и Оранжа, и Павильона! – Мадам Р–Глорис зашлась в приступе размашистого смеха; она будто бы вняла той роли, что собою вылепила.
Облачный странник, Фери, смотрел на подругу с чувством грусти, он все не терял надежды образумить подругу.
– Не все же дураки, Гло, на Земле есть и хорошие существа. Давай подумаем о них и о том будущем, которое мы реально можем состряпать. Это в наших силах, Гло!
Тело Мадам выписывало в синеве замысловатые па, и кружилось под одной только известной ей мелодии. Восприятие девушки словно бы ушло внутрь себя и теперь на все остальное решительно не обращало внимания.
«Вот она иллюзия «отвержения». Мне про нее говорили однажды, но в живую я такое никогда не наблюдал. И точно не со своей близкой душой». Фери это начинало надоедать, и он тоже решил принять иной облик, таким образом желая обратить внимание Глорис на себя, на его слова.