Ана Гратесс
Высота Стекла
Красноглазому не дали насмотреться, его отвлек сильный шум близ аппаратной, где находились ускорители и емкий отсек для сбора сундуков. Синеглазый покинул этот мир и на его место пришла фиолетовоглазая лента. Красноглазый пошел поглядеть на это чудо. Его глазам предстала незабываемая картина: три Розидателя отплясывали вокруг новорожденного фиолета круглыми палками, выставляя свои глаза вперед, как если бы шарики от клубной игры поместили на главные полки магазина.
Ленточки показывали себя по всей своей красе. Как могли распечатывали острый взор, улыбки так и сочились нежным принятием.
– Дааа, мы ведь отличаемся друг от друга только цветом глаз. Не мудрено, что сё является нашим главным достоинством. – Розидатель с красными глазами тоже решил показаться новому члену их команды.
Кривляния и выпячивания продолжались некоторое время, пока фиолетовый новичок все не уяснил и не попробовал сам сделать пару пучнистых движений. Его розовая кожа уже начинала лосниться масляным блеском, подогреваемым серо-кремовыми стенами мерно менявшейся обшивки. И все-таки было в ней какое-то молчаливое очарование, которое коротким рукавом подтирало жижу с вдоволь наевшегося рта. Такова здешняя романтика!
Звезда все ближе подбиралась к поверхности планеты. Но каким медленным это движение казалось наблюдателям снизу. Им казалось, что сверкающее чудо остановилось в иссиня-черном небе, не желая дальше продвигаться. На далеком горизонте уже стало чуть-чуть светлее, то значит скоро придет рассвет. Что же будут делать обе звезды на одной тверди небесной? Выдержит ли Черное Подреберье туманы с неуемным катарсисом Мадам Р? Как раз пришло время навестить ее в последний раз.
Перед невидящим взором раскинулась масштабная красота будущего соцветия Древа. На этой стороне Земляного Рва солнце уже вовсю греет кости, плавным движением перемещаясь с одного глазного яблока на другое. У каменного навершия собралось малое количество гостей, сулящих скорое отдохновение. На их лицах читалась скорбь, смешанная с розовым бальзамом. Церемония погребения ни на миг не приблизила их к завершению своей миссии, зато скинула в пропасть самого отпетого едока. Семейство может спать теперь спокойно – почти все позади. А впереди их ждет вершительница судеб Галактика.
Перед гробом стояли дева-мурена Лилит, перевязанный Наресин Нексус и пара другая синих прихвостней из обслуживающего персонала. Достопамятный преобразователь, на котором так и не удалось достичь миссии, стоял поодаль мрачно-светлой процессии.
– Если бы можно было подойти к саркофагу и рассечь руку, чтобы ее содержимое изливалось прямо в лицо Мадам, то я бы смогла наконец избавиться от гнета голубой флуктуации. – Жалобно сказала Лилит и поглядела на Нексуса, – но мы все понимаем, что сделать этого нельзя, ибо «некрасиво» и «неприлично». А кто, собственно, увидит то? Из нас здесь практически никого, так, чисто семейная стайка обыкновенного мерцания бежит по полю и гложет свою мелочную грезу.
Тело Наресина было завернуто в три слоя особо прочной марли и в такой же слой кожаных ремней. На рту повязка, потому Нексус отвечал на реплики девы-мурены лишь мычанием, смешанным с кряхтением. Ей вроде бы и этого было достаточно, но на свою последнюю речь она захотела-таки внятного ответа. Лилит щелкнула пальцами, давая знак одной из синявок, и указала на рот. Мужчине открыли лицо.
– Ответь на мои слова, дорогой гость.
Мужчина за все последние дни скитаний совершенно выбился из сил и ему хотелось только лечь на горячие камни и уйти вместе с Мадам, что бы все происходящее завершило свой гнусный ход. Но все же, освободившись, пару раз он беззвучно разлепил опухшие губы; а потом, как бы на пробу, исторг короткое стихотворение в одну строчку:
– Дерматина пыль на твоих внутренностях, желают мне оказаться в тебе сию же секунду. – Как только Наресин закончил, он опустил голову и больше ее не поднимал.
– Чертов скот. – Мурене творчество друга не понравилось, и она принялась расстегивать рукав, желая оголить предплечье. – Толку от тебя никакого! – С чувством превосходства Лилит отверзла на руке небольшую прореху, через которую можно было наблюдать голубоватые вены. Одну из вен дева перебила чем-то блестящим, и голубая кровь тонкой струйкой полилась на белые одежды Мадам Р.
– Как же прекрасно, когда подруга принимает твои особенные поздравления и молча смотрит на священную жидкость, которая принимается обвивать ее тело!
Голубоватая кровь мерцала на солнечном свете жемчужным блеском и скапливалась у лежащей в каменном саркофаге женщины на плоском животе. В образовавшейся лужице поблескивало разреженное солнце, казалось, даже, что его теплая лучистость одобряет экстравагантный поступок девы-мурены. Один лишь камень казался лишенным всяких чувств. Лилит смотрела на свое художество, и душа ее радовалась. Она обратилась к Нексусу:
– Как бы там ни было, Наресин, я прощаю все твои промахи и даже могу попытаться восстановить тебя в должности. Оранж в моих цепких пальцах.
Все тем же завороженным взором она окинула окружающий ландшафт и удовлетворенно вздохнула.
Мужчина все также стоял с опущенной головой. Жаркий тропический ветер смешно колыхал остатки его волосяного покрова, тряпки в области груди были влажными от слюны, а все тело мелко подрагивало, словно замёрзши.
Прислужники-синявки искоса поглядывали то на Нексуса то на Лилит, и казалось, что одного, что вторую, они одинаково опасались. Дева-мурена уже отошла от каменного ложа и застегивала рукав, когда на крытой стоянке, недалеко от преобразователя, стал гудеть-дудеть какой-то шум. Женщина тут же приказала проверить источник шума:
– Так, один из синяков, живо туда, поглядите что там происходит!
Мурена как-то по-особенному сладко глянула на Нексуса, желая от того живого участия в здешнем спектакле.
– Дремота моих дней, – она подошла к мужчине, хватая того за жидкий загривок. – Посмотри на свою деву! – Лилит принялась внимательно рассматривать помятую долгим странствием физиономию Наресина.
Глоток свежей воды означился у него на лице. Мужчина так же, как и его оппонентка, стал смотреть той в глаза. Верно было бы подметить, что зачиналась далекая вспышка, конец которой означится только за последней гранью мироздания.
Губы сцепились в страстном поцелуе, а солнечный диск, глумливо наблюдавший за происходящим, скрылся во внезапном наплыве облаков. Где-то на другой оконечности Земляного Рва синие стражи расхлебывают ошибку в расчете, а Ребро, крепко повязанное с планетарной жизнью, намечает поворот на восточную сторону звездных небес.
Галактика тоже желала отдыха и от Высоты, и от Стеклянного блеска, но если бы она взяла на себя смелость показать всем круг от бублика, то мировой цивилизации и след бы простыл. Кто это понимает, тот работает на благо всего Космоса, что бы тот никогда не гасил собственный свет.
Синявка, посланная поглядеть что случилось на забзикавшем пространстве, прибежала всполошенная, вся мокрая от пота и страха. Она выдернула обоих из их романтический сцепки и принялась сбивчиво рассказывать:
– Там некие существа разворошили остров, где некогда покоился наш преобразователь! – Она схватилась за голову. – Как хорошо, что утром мы его переставили на другое место, а то бы остались без средства передвижения!
По нахмуренному лицу Лилит было понятно, что такой расклад ей не по нраву.
– Нам нужно убираться отсюда, пока эти «сущи» не вознамерились слопать нас. Я пока закрою дверь за Мадам, а вы, синие морды, подберите Наресина и выставьте его тело за третье сидение, которое рядом с моим. Я скоро буду. – Отослав зижделей по делам, дева-мурена снова подошла к недвижимому саркофагу.
Крышка-дверь была вшита в камень задолго до того, как туда возложили бездыханное тело. Нужно было провести короткий ритуал: сказать пару варварских словечек и начертить в воздухе трапецию.
Дева медлила, она не хотела делать все впопыхах, нарушая погребальную церемонию, хоть та и была немноголюдна и вовсе без камер. И все же. На душе у Лилит расцветали пионы, маковки желтоперые, а чистая родниковая вода омывала ее фигуристый стан, унося за собой все мысленные склоки и помрачения памяти.
– Подруга, – дева наклонилась к лицу женщины, – моя милая Мадам Р, я всегда буду лелеять тебя в своем сердце, словно ты мое дитя, а моя утроба твоя колыбель. Хоть я и склочная натура временами, но стержень мой крепок и непоколебим в делах, которые требуют тяжелой руки. – Мурена коротко поцеловала бледные губы Мадам и выпрямилась.
– Осталось последнее, что требуется сделать, моя красота. А именно – нагрести побольше звездного ветра в эти края! – На этих словах церемония сомкнула каменные челюсти.
– Devitae mortem draketel via solve opus! – Крышка сдвинулась во внутренних ножнах гроба. Лилит начертила в воздухе трапецию. Воздух зашипел серебристыми искорками и Мадам Р, отнесенная на загреб мировой судьбы, теперь уже навсегда лишилась дневного света. Саркофаг – все. Длинный путь – только начался. Ребро встает в сторону приподнятого края Востока. Аксель!
Глава двенадцатая
Высота Стекла. Высота Сердечной мышцы. Высота крикливого утра по вечерам у телевизионных чревовещателей. Домашняя птица. День за днем гремит цепочка диковинных волнений. Глорис и Фери бденстсовали пролетая сквозь долгие и мутные минуты радостного отчаяния. Их небо снова сделалось черным, то значит они преодолели смертельные пустоты синевы. Необъятной казалась картина галактических пиршеств. Мерцавшие облака пары крепко закрыли свой взор. Внутри стало разворачиваться кручение покруче, чем у домашней звездной группы.
Из мелко поблескивающей невесомой взвеси вылуплялись матерчатые основания будущих тел. Яйцеобразное столпотворение крупно потрагивало, намечая в себе живительный шарик с драгоценными внутренностями. Под человеческим часом и днем из небытия появлялись первые отростки слаженного сознания. Глорис и Фери захотели быть вместе на ментальном уровне. Яйцеобразная плотность все обрастала материей, готовя в себе физический коктейль из плоти и крови. Как красива слагалась эта песня. Настоящая музыка космического сновидения!
Наверняка, Вселенная, в своей громаде, ложась спать, видит в образном кино зачинающиеся миры и гулкими взрывами возносит их на парапет в глубоком Запределье, чтобы и действительность могла коснуться их своим нежным поцелуем. Для подобного создаются виртуальные реальности и сказки с хорошим окончанием, а для Горис и Фери это видение стало правдой. Каждый из них по-своему наслаждался искусными видами, которые в изобилии предоставляла им Вселенская Матерь.
Глобальное сновидение поддернуло свой хвост, чтобы в очередной раз возложить его в свою же пасть. И вертится иллюзорное колесо, крутится мировая ось, подгибая под себя все испытуемые сознательные колышки мысленного потока. Люди мреют под глазурью небес, желая стать чем-то большим, чем они есть.
Желая напитка сладкого, вымащиваешь свою дорогу прямо под палящим пеклом золотой звезды. Желая чего-то сверх себя, ты двигаешься вперед, вступая на зыбкое поле общемирового сна. Его веретено сплетает свою извечную нить, мгновение за мгновением раздаривая чувство полного контроля за происходящим.
Дело за малым: уничтожить Высоту, чтобы она низвергалась до своего обыкновенного состояния. Чтобы она смогла вернуться в слезную колыбель старца и все видимое перестало довлеть над глазом и сердцем сердобольных тружеников нового мира. А он придет, верно, он уже где-то шепчется под закутком ногтевой пластинки или в кружке с чаем, или у кого-то в носу. Или же прямо сейчас несется в родительскую планетарную систему, сбивая собой железные метеоры, слизывая мощными порывами ветра ледяные шапки с полюсов. Под колпаком настоящего зиждется эта Истина, неуловимая долгие и долгие эоны.
«Под колпаком шествие продолжается и будет продолжать себя в течении долгих миллиардов лет. Все это похоже на нечто невообразимое, игрушечное даже. Сказочное. Материя идет вперед, а сумрак делается все гуще и гуще. Временами приходят тревожные ощущения, что конца этому нет и не будет никогда. Придет лишь чувство тотального распада, мнемоническая память расщепится на две части, эти части еще на две и так далее. То получится число равное числу нейронных путей бесконечного супермозга. Именно так. Драксель!».
Сгущения околосветовой материи достигли пика, а животворное в космических кругляшах подперло близкую к ним звездную систему. Глорис толкнулась первая, после нее зашевелился Фери. От них до родной планеты оставалось тридцать тысяч световых лет. А это много или мало в поражающим дух соцветии галактического домашнего рукава? Ответом послужит:
– Мне нужно достичь победы в рукопашном бою. Мне нужно изловить мышиное царство. Мне нужно встретится с Мадам А, ибо она расскажет суть происходящего. Мне нужнннноооо… – Гипнозный слог перешел в протяжное мычание. Глорис медленно просыпалась, потаенная в соке приятной истомы.
В ее движке заканчивался срок спокойной грезы, и внутренние матрицы начали приходить в движение, разворачивая нервную структуру к своему пробуждению. Черный космос молчаливо наблюдал за диворождением, а близкая к ним звездная система грустно собирала остатки сбитых детей. Мощный не то взрыв, не то поглощение с последующим схлопыванием заставило очнуться и Фери. Его форма медленнее поддавалась трансформации, от чего общая миссия оказалась затянутой в тонкую, длинную трубочку.
– Звезды знают, что нам нужно. Планеты подходят и кланяются, набивая шишки о «каменный» пол. Материя трещит и нехотя поворачивается в замочных скважинах. Все это похоже на неуютный бал, где играет странная музыка, а гости прибывают в диковинных костюмах, от чего в глазах рябит от красок. От красок отходят иголочки, впиваются в ноздри… Розовая жидкость вытекает на губы, спускаясь к подбородку, сдвигает тонкие волоски и пропадает в нигде. В никуда… – Огуречный рассол, вырабатываемый животворным кругляшом, пришелся очень кстати. Фери смог ненадолго расчехлить мозговое вещество, чтобы вымолвить пару слов.
Движение продолжалось, присыпаемое сахарной крошкой и сиропом из ежевики. Блинчики в глазах крутятся, набирая махи, пылевые облака делаются все более прозрачными и тонкими.
«Только здесь и сейчас происходит неслыханное действо: кулинария всемирного масштаба стучится в двери каждого способного сознания! Спешите забросить свои повседневные дела; делайте бутерброды, наливайте вкусного напитка и быстрее неситесь со всех ног к пространственному вещателю. Сеанс абсолютно бесплатный. Поторопитесь, количество мест ограниченно!»
То начиналось еженедельное шоу под названием «Кулинария с Фо». На тонких газовых экранах пестрела цветастая заставка, а главный ведущий задорно приплясывал в такт льющей из динамиков мелодии. Все это действительно заставляло бросить дела насущные и застыть перед волшебной трансляцией. Мерцали огоньки, в пустотных пространствах расцветали поля из ароматных блинчиков. Все кричало: «Забудь про все, пока я тут!» Забудь!
Когда музыка и общая звуковая какофония стихла Мистер Фо прилег на импровизированный ярко-зеленый газон. В его руке находилась катушка, а в зубах провертывалась тонкая зубочистка. От ведущего исходила добрая упругая аура, готовая зарядить своей мощью бессчетное количество дорогих зрителей.
Он выдержал некоторую паузу, чтобы наконец начать свой приветственный монолог и раскрыть суть сегодняшнего эфира.
– Дорого – не значит – помрачительно для кошелька. – В следующее мгновение мужчина распластался по траве, а камера вслед за ним взмыла вверх, показывая красивое стройное тело во всей его красе.
– Дорого – значит – доступно! – Невидимый глазу зрительный зал взорвался густыми аплодисментами.
Мистер Фо теперь встал на ноги и уверенным, даже стремительным шагом подошел к розово-желтой стойке, за которой стояла девушка приятной наружности, на чьей шее в свете софитов поблескивала золотая гексаграмма. Платье девушки – кофейного оттенка, а волосы и глаза были практически одного цвета – карамельно-коричневого. Она выражала собой добродушное гостеприимство, словно вот-вот в ее богато украшенный дом нагрянут сказочные гости.
– Поприветствуем Мадам А, которая прибыла в нашу славную студию с близкой к нам звездной системы Церера. Ее, Мадам, оккультные труды взыграли в сердцах многих ищущих древних знаний неуемным интересом и нескрываемым трепетом. Глубинные старатели всех мастей как один говорят об этом, о Мадам А, даровании: «Весть просочилась в нашу область стройным рядом. С небес посыпались бриллианты с гипнотическими сапфирами. Мы просто ошалели при такой-то вящей красоте!». – Фо широко улыбался, а софиты мерцали, подсвечивая гостью.
Невидимый зал снова взорвался энергичными аплодисментами, а кое-кто принялся выкрикивать: «мы тебя любим», которое практически тонуло в общем дружественном гомоне.
От комплиментов ее достославию девушка еще краше расцвела и чуть ближе подошла к стойке. Таким обозом ее блестящая гексаграмма почти что вываливалась вперед, затеняя желто-розовую стойку. Мадам А помахала рукой.
– Всех нас конечно же интересует информация из первых уст о недавнем происшествии в пустотной синеве. Нет нужны растолковывать зрителям, что это такое, ибо каждый космический странник так или иначе хоть раз в жизни сталкивался с этой смертоносной градацией. Память на всю оставшуюся жизнь! – Фо повернулся к девушке, – расскажите, любезная, как вам удалось провести вокруг пальцев Розовую Длань? Ведь ее натура кипящая, хоть и кажется лиловым цветком!
Мадам А лучезарно улыбнулась ведущему, а потом и зрителям и начала говорить:
– Понадобилось всего то один сундук с волшбой, да живое яблоко. Все остальное сделали Назидатели, с моей легкой руки превратившиеся в Розидателей. – Лицо Мадам взяли крупный планом, от чего ее потемневшие глаза стали еще более притягательны, а ноздри раздулись на манер воздушных шаров, из которых с яростью вырывался горячий, пламенный воздух.
– Теперь клочки не будут рабами искусственного вымачивания творческих токов. – Гостья ударила кулаком по столу, – Вдохновение не для того создано, чтобы его священную натуру использовали таким варварским образом! Свободу Грозе! Свободу Грозовым облакам, свободу их художественной натуре!
Зал вместе с девой в коричневом принялся скандировать громовое «Свободу Грозе». Ведущий отошел за камеры и с довольным лицом наблюдал за происходящим. Его менеджер, так же находившийся за кадром, тоже улыбался и показывал большой палец, а потом принялся руками и пальцами складывать цифирные значки, отображающие рейтинг передачи. Крупная десятка с плюсом! Невероятно!
Пока Мистер Фо подсчитывал в уме скорую прибыль, Мадам А уже вышла из-за стойки, призывно поднимая руки, задавая тем самым темп скандированию. Она тоже была довольна собой. Сей приход в студию станет реальным началом ее Назидательной карьеры. Она подогнет под себя Розовую Длань, выбросит из ее внутренностей проклятые центрифуги, и вместо них приведет под волнистую крышу научителей с толстыми книгами, которые будут Назидать способные умы к будущим открытиям. А они обязательно случатся, в этом Мадам А была уверена железобетонно.
Расщепилась последняя оболочка яйца-кругляша, тело Глорис вывалилось из-под черных ребер. Все померкло еще более густым мраком, словно космическую темноту помножили на десять. Несмотря на непроглядную тьму в сознании мелькали немыслимые картины, и они вертелись перед взором фееричными веерами, которые отлично бы приняли на денную службу необуддисты.
Музыка расплывалась под раскрашенным небом, руки-ноги вздрагивали от тварных касаний, все казалось диким сном и приведением. Рядом дышало такое же горячее тело, из которого вырывалось теплое, родное дыхание. Глаза видели перед собой лишь мутное отражение себя. Понемногу, отходя от больного тумана, органы чувств приходили в рабочее состояние.
Сперва прощупалась смесь из мелкой гальки с песком, потом к ноздрям прибился кроткий аромат апельсиновой корки, а потом глаза увидали лилово-розовую прелесть высокого неба. Память возвращалась восприятию короткими рывками, она как бы сама себя порционно выталкивала наружу, чтобы не сбить только что очухавшееся основание. А основа должна быть крепкой, для той миссии на которую сподобились два хранителя.
Старый город Павильон Мяса. Где-то под свежими прозрачностями Башни важно расхаживала Сульфия Аурумис. Никакой дряни и гадости еще не взошло с полей отчаянной битвы за власть. Самого поля еще не существовало. Горис с Фери договорились, что примут другое обличье, чтобы их передвижению и действиям не мешали ни физиогномические сканеры, ни цепкие на внимание синие сполошители. Все должно пройти гладко. Высота придет на помощь своим союзникам, чем хранители займутся в недалеком будущем. Примут вид глашатаев правил, воткнутся в стеклянное великолепие и уже изнутри произведут качественный переворот. Все кажется простым, но так ли это будет, когда за исполнение плана возьмутся обновленные головы?
Время текло медленно, обвивало крепчающие сосуды далеких путешественников. Когда тела уже могли самостоятельно приподниматься, а глаза впечатываться в горизонт, с того момента было понятно, что преобразование наконец завершилось. Материя могла воспрять! Первой на ноги встала Глорис и ее немного шатало, так как галька с песком вовсе не были устойчивой поверхностью. Стопы немного скользили по камням, источая пот, было очень жарко.
Девушка огляделась, недалеко от них мерно колыхалось море. «Значит то, на чем мы лежали, есть пляж. Странно, что я не слышала морской прибой, воды ведь рядом». Девушка посмотрела теперь на распластанного Фери, он вовсе не был похож на себя прежнего, словно рядом с ней все это время тихо бденствовал чужак-пришелец. «Я тоже другая. Наверняка он тоже бы подивился, если бы меня увидал».
Фери, очевидно, дорога далась куда сложнее, чем его напарнице. Он то и дело проваливался в чудные видения, посылаемые неуемным космосом, который принимал сё пространное кручение за дрейфующий океан умерщвленного «китобоя». Когда сознание умирает в физическом теле, оно отсекается от земного присутствия и воспаряет прямо во вселенскую колыбель, испытывая при этом великолепие такого масштаба, энергетической мощи которого хватит на зачинание новой звездной системы.
«Быть может, и наша Вселенная создана подобным образом? Некто настолько восхитился открывшейся ему свободе, что сам того не зная воссоздал, при помощи собственных нейронных сетей, целый мир. Этот некто, по обыкновению, именуется Богом. В современном же прочтении, таким обозначением нарекают всю формацию всего. Бог – это все. Все – это Бог. Истина!»
Девушка влюбленным взором окидывала место, где им предстояла работа. Она ощущала себя так, словно ей выпал второй шанс на новую жизнь и тут никак нельзя было наступать на старые грабли.
Лилово-розовые небеса открылись взору Фери, когда тот пробыл в замешательстве недолгие несколько дней. Глорис в это время уже вовсю продвигалась в насущном для них деле. Читала информационные бюллетени, отгоняла непрошенных тварей синей наружности, внимательно всматривалась в горизонт, где светлые воды моря смешивались с невесомостью неба.
– Для мистера Фери нежданно увидеть окно в прорехе тверди небесной!
Хранитель повернулся к Глорис и стал смотреть на нее. Долго глядел он, будто бы перед ним был совершенно другой человек. Так-то оно и было на самом деле, но только внешне. Внутренняя структура психики осталась той же самой. Парень спросил:
– А можно поподробнее, Гло?
Она засмеялась, тряся указательным пальцем, этим жестом предупреждая следующую шутку Фери. А тот и не собирался шутить. Новая оболочка хранительницы напоминала собой громкий всплеск водяного пара, смешенного с клубничным цветом. «Посмотреть бы на такое диво через очки-напоминатели: то было бы отличным развлечением… Но нет, не стоит отвлекаться», – думал Фери, отмахиваясь от ненужных мыслей.
Девушка тем временем принялась объяснять свою реплику:
– Перефразируя: я сказала о том, что в небесах над нами на короткое время образовалась прореха, через которую можно было наблюдать темный мусс внешнего космоса.
– Мы точно попали туда, куда нам нужно?
– Абсолютно. Пока мы лежали, приходя в себя, мимо нас, знаешь, сновали всякие твари и другие сознательные сущности. Так вот, некоторые из них во весь голос причитали о Сульфии и новой Высоте. Якобы наша Аурумис взяла невиданную ранее планку.
Хранитель почесал голову, – планку в литературе или настоящую планку?
Глорис бросила в него песок с галькой.
– Ну какой же ты иногда деготь, Фери! Наверняка те проходимцы говорили о Стекле или о литературе. Но в данное время это почти одно и тоже. – Хранительница подмигнула напарнику, – ты пока приходи в норму, а я поразбираю бумажки всякие. Потом нам нужно будет провести вылазку или прогулочный променад, дабы осмотреться.
Фери откинулся на импровизированную лежанку, вперил взгляд в небесную «твердь». Там снова образовывалась прореха-дыра, но на сей раз она была огромной, много больше той, которая проплывала в высоте до этого. Хранитель выбросил из головы все мысли, и закрыв все пути к внешнему миру, отдался созерцанию.
Сквозь данное окно на город ниспадали зеленоватые лучистости, причудливо преломляемые под лиловым цветом далекой выси. А по черному, испещренному звездными точками пространству, сновали преобразователи старых моделей. Они тоже были похожи на мигающие точки, но от звезд их отличал дымный шлейф, который вырабатывался торсионными трубами. Завораживающее зрелище.
Прореха медленно заволачивалась атмосферой, и все снова приходило в обыденный вид. Солнце находилось где-то сзади, потому взору не мешала его яркая и очень теплая светимость. Фери поднял руку и принялся разглядывать теперь ее. «Кожа человеческая, без огурцовых пупырок, цвет усредненный беж, клонящийся в карамельный крен. Хорошо было бы найти отражательную поверхность. Интересно, что за лицо внутренние структуры намалевали?» – Думал парень, некоторое время рассматривая свою кожу.
Напарница бухнула на ткань, на которой сидела, увесистую пачку бумажек и устало вздохнула. Она правда казалась словно выжатой, хотя они совсем недавно прибыли в новое место с новыми телами. Это казалось странным.
– Гло, ты выглядишь так, будто все время до моего пробуждения ты то и дело что занималась разгрузкой тяжеловесных панелей на стройке.
– Состав здешнего воздуха чуть отличается от того, к которому мы приучились в нашем мире. Думаю, эти симптомы скоро пройдут, как органы привыкнут. Тебя это также, наверняка, ждет впереди, поэтому для подобного случая я раздобыла маленькую вещичку, – на этих словах Глорис вытащила из плетеной сумки пузырек с синей жидкостью.
– Похоже на цвет той синевы, в чьей пустотной пасти мы встретились. – Парень взял пузырек и стал его вертеть, пристально вглядываясь в поблескивающий синий. – Что это?
– Торговец драгоценностями!
– Что?
– Вечерний напиток по случаю нашего воссоединения, – Глорис снова подмигнула. – Одна его капля, добавленная в обычное питие, придаст сил и на ровных несколько часов одарит великолепным тонусом, при котором будут не страшны практически любые передряги.
– Какое чудачество неслыханное. – Фери все рассматривал волшебную жидкость. – Где взяла?
– У торговца драгоценностями говорю же. Денег у меня не было, зато я рассказала ему одну увлекательную историю, и он знак благодарности дал мне эту красоту, сказав при этом, что «только золото солнца может оживить мертвецкое лицо». – Глорис наматывала на руки круголя тонкой нити, не переставая говорить. – Пока что, смысл данного изречения для меня есть малая загадка, но жидкость я уже успела опробовать. Недалеко как три дня назад добавила капельку синевы в чай и прыгала и прыгала по пляжу, не в силах остановиться. Пробежала около пятнадцати километров и вовсе не устала!
– Чтож, я тоже как-нибудь опробую тонизирующего напитка.
Моток ниток, что лежал возле хранительницы, был завернуты в бумажный пакет. Глорис вертела нитями в поисках какой-то почти что невидимой глазу зазубрины, думая задним числом. Она совершала что-то вроде медитации, понял хранитель, внимательно наблюдавший за подругой. Видимо под данной гранью находился некий приветливый предмет, и парень решил не спрашивать о сем.
Через небольшой промежуток времени девушка завершила свое занятие и уставилась в горизонт, где яркие, теплые краски светились на манер лампочек. Слишком неправдоподобной казалась эта красота. Фери слушал море и к нему начала подступать некая апатичность. Ему сие пришлось совсем не по нраву.
– Милая Гло, давай пройдемся по близлежащим кварталам. Что-то на меня тоска начала накатывать. Плеск волн действует как-то угнетающе. – Вымолвил чуть побледневший Фери.
– А ты сможешь переставлять конечности в такт своему дыханию?
– Думаю, да. В любом случае, ты же меня поддержишь, если что пойдет не так, верно? – Спросил просиявший парень.
– Конечно, дружище ты мой ненаглядный!
Клубилась нега, плывя не знамо куда, ложились на песок длинные тени. Солнце приходило к закату. Все это напоминало собой недавнее странствие по глубинам вселенской жизненности. Слово само собой рассказывало длинные истории. Сперва Фери слушал Глорис, потом уже она вела ухом, а друг захватывал воздуха и несся по пустынным землям, просеивая песок и вековечную пыль. Некоторым вещам Гло не верила, но стоило ей заглянуть за свою спину, как все вставало на места.
Золотая звезда уже скрылась за горизонтом, а друзья все шагали вперед. Пляжные зонтики и маленькие лачужки остались позади, а приквартальные дома стали вырастать ввысь. Теперь лилово-розовое небо подпирали не взгляды прохожих, а небоскребы. Во времена «их» Павильона Мяса, кроме Высоты Стекла не было высоток, а здесь смотрите-ка…
– Могу догадаться, о чем ты думаешь, дорогой друг. Как только Высота будет крепчать, эти высотки начнут стирать с лица земли. – Предвосхитив вопрос вымолвила Глорис. Положа руку на грудь, она продолжила: – ведь священно Стекло нашего сердца! Мы его глашатаи и все мысли направлены только на улучшение лика нашей Башни!
– Хорошо в голову впечаталось, не правда ли? – Спросил повеселевший Фери.
– Практически намертво! Так и стоит перед глазами преподавательница с палочкой в руке и шлепает ею по деревянной столешнице, говоря все эти словеса. Мы были детьми, на нас такое конечно же произвело впечатление. Повторялась данная процедура ежедневно в течении нескольких лет. Эх, промыватели! – Притопнула ногой девушка, ввинчивая взгляд в синеющее небо.
