bannerbannerbanner
полная версияВысота Стекла

Ана Гратесс
Высота Стекла

Полная версия

Крейцер разом обмяк, приняв данное ему умиротворение за вполне резонный подарок. Его сухие губы беззвучно шевелились, словно бы он рассказывал некую историю, предназначенную только для мертвецкой пустоты. К мужчине подошел Миста. Он извлек из объемной серьги, что отягощала его правое ухо, клочок пурпурной сваленной шерсти. Промокнул получившийся шарик собственной слюной, расплющил двумя пальцами и помазал этим диском основание носа мужчины, а также его сухие, растрескавшиеся губы.

Двое лагуномолодцев в молчании наблюдали за потерпевшим. Вдруг хриплый голос прорезался из темноты забытья, и стало слышно, как Крейцер глухо перебирал разные окончания: «… нин, тва, ве, ро, ов, тр, ын…».

– Он проглатывает слова! – Воскликнула Диана, собирая руки в кольцо. – Нужно сделать шейное растирание, пока его сознательное движение находится в полудреме. – Девушка возложила свои руки на шею мужчины и принялась мягко разминать его упругую глотку.

Парой раз за массаж Ян выдыхал мутные, замученные слова, но их значение оставалось загадкой и для Дианы, и для Мисты, который с напряженным лицом внимательно наблюдал за происходящим, стараясь не упустить ни одной крохи из спасательной миссии.

Голос помраченного Крейцера снова затих, а потом обрел осмысленные нотки. Теперь его губы уверенно выплевывали целые предложения: «Фери много может рассказать, ваша песня – не очки на глазах, а только мешанина потерянных образов детства. Моя дочь, Мерцелла, параболой выгнулась из-за грубого Оранжа и мелочности сих властителей. Если бы я мог пронестись через громады тысячелетий по эллипсу эх-Юпитера, то я бы расколол сердцевину Башни на мелкие кусочки. И Настоящее никогда бы не увидело Свет».

Глава четвертая

– Деревянное недоразумение седьмого же слоновьего пота! Нексус, как тебя угораздило не только профукать беднягу Крейцера, но и вляпаться на оранжском же средстве передвижения в одиноко стоящее оранжевое дерево? – Один из Глав раскатывал желеподобными телесами на манер тучного облака, извлекая слова из тонкой щелочки, которые находились в надбровных складках лица.

Нексус оказался в очень светлой и просторной зале, в самой середине стоял одинокий стол со стулом, а впереди, протяжным полукругом расположились Главы, а по всему периметру огромных пространств залы мигали и щелкали камеры. Прямой эфир упруго высвечивал лицо мужчины.

– Присаживайся, уважаемый столбец. Можешь принять в знак особой признательности то, что мы не заставили приходить тебя голым и твою голову не покрывает красный набалдашник из мягкого велюра. Все-таки старые заслуги чего-то да стоят! – Сказал Второй Глава и заливисто рассмеялся, стреляя яркими молниями вокруг себя и уносясь в дебри веселящего душу делирия.

Оранжский глава сел за стол, на его поверхности лежали тонкие листы белой бумаги и бардовая авторучка.

Уверенным, громким голосом Третий Глава дал старт процессу:

– Перед нашим чутким вниманием предстал глава местного департамента по безопасности Наресин Нексус. Его промахи навлекли на наше славное достояние, Башню, множество кривых зеркал перетолков и проклятий из народных масс. Люди словно одним махом разуверились в силе нашей власти. Видимо, градус кипения достиг наивысшей точки. От господина Наресина Нексуса мы требуем внимательного участия в данном процессе и самое главное, Правды! – Высказал, даже выплюнул в воздух Третий Глава и требухой затрясся в своем мягком ложе; потом принялся выхлопывать собственные полу-руки полу-требы в подобии оваций.

Остальные последовали его примеру. Просторный зал означился громовыми рукоплесканиями.

В этот участливый момент в светлую залу вошли четверо хранителей. Гипнотизирующими пассами они приблизились к стеклянным стенам и просочились в гладкую структуру Башни, сливаясь с его величественными объемами. Смея наблюдать за сим преображением мужчину прошибло холодным потом. Он вдруг почувствовал, что вся уверенность и силы начали покидать его мудреное тело. Наресину вдруг надоел весь этот диковинный фарс, и он взорвался оправдывающей тирадой:

– Я вот уже триста лет хромаю на две ноги, и всегда исполнял предписанный мне долг главы штаба Оранжа. То, что произошло – неслыханная дерзость, я не спорю. Яна Крейцера мы слижем с лица планеты длинным языком правосудия, будьте уверены. Но машина и моя невнимательность – это просто дело несчастного случая, поймите же, я при том практически не при чем!

Камеры снимали Нексуса, отдельно акцентируя внимание на его способной к стеклянной певучести глотке. По стенам Башни расползлось охранительное движение, и Главы, почувствовав это, во все стороны стали метать длинные тонкие грозы.

Сидящей за одиноким столом мужчина отрешенно поглядел за спины тучных Глав, в громадное панорамное окно, и его взору предстало удивительное цветное действо: на горизонте между небом и оранжевой землей возникла тонкая полоска фиолетового воздушного образования. Она не была настолько далека, что ее силуэт расплывался с землей, нет, но и близко эта формация тоже не подплывала. Где-то на отдалении фиолетовый горизонт бугрился и сжимался-разжимался в такт биению сердца Нексуса.

– Наресин, ваша доблесть сыграла с вами злую шутку, – говорил Третий Глава. – Через две недели вы должны привести Яна Крейцера сюда, в Высоту Башни и вместе с тем дать подробный отчет обо всем произошедшем. Если по истечению данного времени меченный не переступит порог нашей великолепной Башни, мы заставим ваш фиолетовый Горизонт пылать синим огнем.

Грозы снова засверкали, вся зала теперь освещалась электрическим разрядами, посылаемыми Главами. Стены тоже дрожали, а камеры выхватывали любой писк и треск, записывая увлекательное кино.

До Нексуса наконец дошли слова Главы, и он встрепенулся. «Так значит это образование вызвали Главы? Дело действительно серьезное…». Оранжский глава знал, что значит «пылать синим огнем», в их реалиях то являлось тотальным уничтожением без права на какую-либо «загробную» жизнь.

– А сейчас танцуйте, уважаемый! Люди со всей оконечности Черного Подреберья хотят посмотреть на ваше умение двигать телами! Это будет ваша расплата за разбитое средство передвижения и покореженное оранжевое дерево!

Теперь тонкие грозы Глав стали извиваться еще активнее, показывая тем, что тучные сущи находятся в предвкушающим возбуждении.

Из прозрачных стен полилась легкая деревянная музыка. Ее такт напоминал старые провинциальные развалины родной когда-то Нексусу деревни под Оранжем. Всосавшиеся в гладкий стан Башни хранители начали волнообразное движение, заставив тем самым понестись верхние и нижние полы Высоты в светящееся рандеву. Все вокруг трепетало, предаваясь скорому танцу, светилось редкими огнями. Нексус закрыл глаза и потек в трясины полуразвалившейся юношеской памяти.

По туннелям из серых бетонных плит Ян Крейцер разматывал свою новую жизнь. Двое людей из Лагуны, Диана и Миста С, разглядывали его вздувшееся тело, словно он был не человек вовсе, а круглая кружка с цветными вставками. Мужчине казалось, что он вспомнил свое далекое параллельное бытие и клялся, что поможет утрясти Время так, как тому следует быть утрясенным. Еще, взволнованный Крейцер захотел прибрать к себе цвет волос Мисты С, но тот пригрозил, что достанет пушку и просто прихлопнет очнувшегося чудака, если он не успокоится.

– Моя вещь – не ваша заслуга, кофейные зернышки, – кряхтел им Ян. – Время следует наказать, но перед тем нужно предупредить моих друзей, что застыли льдом внутри Башенной прелести. Ночь не должна делать из нас рабов! – Прорычал Мужчина и с грохотом перевернул металлическую каталку, взбив сухую грязь с пылью.

– Послушай, Крейцер, тебе бы взять себя в руки, а не то твоя энергетическая активность выйдет из-под контроля, часы сломаются и всех нас разом обнаружат! – Говорила Диана, наливаясь красным оттенком раздражения. – Не нужно губить собственную красоту и нас, мы желает тебе только добра!

Ян с изумлением вперил свой взгляд на девушку, словно не веря ни глазам, ни ушам. Он собирался было разразиться какой-то особенно эмоциональной тирадой, но Миста ладонью ему показал знак «Стоп». И Крейцер потупился, успокаиваясь. Происходило что-то странное, контроль становился все тоньше и слабже, все это действо грозилось вылиться в смешной и грустный кавардак. Миста С обратился к мужчине:

– Наверно, ты хотел сказать, что Диана похожа на твою Мерцеллу. – Ян согласно закивал, а парень продолжил, – Это так, мы специально выбрали подобный аватар, чтобы взять твое нутро под контроль, ибо нам известно, что ты сильно тяготеешь к воспоминаниям о своей дорогой дочери.

Наресин казался глубоко изумленным и хотел задать вопрос, но парень снова показал ему знак, чтобы тот обождал.

– Ничего личного, просто уловка восприятия, которая поможет нам держать твою сущь в узде! – Заключил Миста С и довольно щелкнул своим красным носом.

Крейцерская тушка опустила руки и ошарашено села на огрызок скамьи. Он задал вопрос, который интересовал его с самого начала:

– Вы кто, певуны?

Магики Лагуны кратко поведали о себе и свой миссии, которая заключалась в безопасной доставке Яна в оранжерею Розовой Длани, где того подключат к цветочному источнику питания, и, произведя все необходимые приготовления перед этим, начнут процесс расщепления Крейцерской натуры на четыре равные части.

Первая останется здесь и будет блюсти порядок Башни Оранжа, ибо как тамошние хранители, да и Главы тоже, потихоньку выходят из строя. Вторая часть отправится в параллельный мир и разогнет плотное Время, освободив тем самым пространство от преступного застоя. Двое других примут облик неизвестности, скосят обе Вселенные на манер резного газона, а тот примет упорядоченный вид, отбросив лишнее. И эти две могущественные неизвестности соберут остатки вещества и замесят ими крем, которым напишут самую великолепную картину в истории всего достославного Вдохновения.

Говоря все это, напарники из Лагуны выглядели довольными и даже сказать счастливыми. Их лица были озарены светом важной миссии и знания о ее успешном завершении.

 

– Ваш план похож на кусок вонючей требухи, – сказал Крейцер, зажал одну ноздрю и смачно сморкнулся прямо на бардовый ботинок Мисты С, который стоял рядом с ним. Мужчина в злобе начал плеваться на лагуномолодцев:

– Больные ублюдки, нетореные сортирные отверстия, крикуны невидимого отродья!

Лагуномолодцы ожидали такой реакции и Диана, решив выступить дипломатической стороной принялась успокаивать крикуна:

– Мы не спасатели, это так, но наша миссия важна для поддержания мира, пойми! Главы нашей Башни слишком поглощены удовлетворением собственных разнузданных потребностей, а департамент Оранжа превратился в гнилой овощ, способный только на невнимательную музыкальность. И это даже не смешно: данные факты вскоре расслоят шов у матери нашей космической! Никак нельзя, чтобы такой важный персонаж как ты, Крейцер, придавался эгоистическим порывам. Это вредно для тебя же самого и для той структуры, которая сияет в тебе!

А Миста С, который был не то чтобы против всех этих миротворческих отношений, но он знал методы силового давления и отрезвления, которые действовали лучше и решил испробовать оное на смутьяне. Парень приблизился к мужчине, быстро замахнулся и ударил того в его розовую физиономию. Лицо Крейцера замотало в алую вату. Он такого никак не ожидал.

– Все началось с вас! С вашей Высоты Стекла. И только поэтому Туча Слез, через четыреста тысяч лет, уничтожила вашу же цивилизацию. Из-за этого произойдет коллапс волновой функции и все смахнется в урну на радость Хаосу! – Выпалила Диана. – Мы хотим мирного неба над головой и порядка!

Горькие всхлипы наполнили бетонный тоннель, эхом отдаваясь от камня. Лагуномолодцы в волнении поглядели друг на друга.

– Похоже, я перестарался… – Сказал Миста С; он одновременно выглядел и виноватым, и решительным. – В общем, собирайте тела в кучу, нам пора отправляться. – Ирокезных дел мастер подошел к Яну и утешающе погладил того по плечу, говоря:

– Я не хотел причинять тебе боль, но ты нас тоже пойми, мы не можем работать с вертящимися волчками, одного из которых ты изображал.

Зеленоволосый присел на корточки, указательным пальцем левой руки начертил на пыльном бетоне знак шестиконечной звезды. Достал из нагрудного кармана куртки металлический щелчок, любовно поцеловал его и водрузил сие блестящее очарование в центр звезды.

– Всем нам одновременно нужно будет дотронуться до гексаграммы и четким голосом произнести магическое «Паралам Малам Цефу Ари», а после крепко зажмурить глаза. – Начал инструктировать Миста С. – Нас перенесет на пространственную остановку близ оранжереи. Это абсолютно безопасное место. Небесная легкость будет вмещать нас в себя, пока мы предаемся ментальному и физическому расщеплению. После того как первые частицы наших тел очутятся на ровной поверхности остановки, весь наш привычный стан одним махом будет собран вновь.

Парень посмотрел на часы, еще раз мысленно покрутил ситуацию, и оставшись всем довольным, сказал, – если вы готовы, то начинаем!

Металлический щелчок, являвшийся маячком, за который зацепится психический план, и пыльная гексаграмма засветились призрачным мягким сиянием, озаряя лица трех будущих путников, когда все они одновременно дотронулись до нарисованной звезды. Слова сами по себе начали движение из расслабленных сознаний, но Ян притупил интуитивный ток, и нарочно смучил магическую формулу «Паралам Малам Цефу Ари», произнеся вместо нее «Парапам Трапам Пичу Оню». Ибо он вовсе не собирался следовать четкому плану непонятно каких лагуномолодцев из непонятно какой Лагуны.

Его начавшее искриться и трещать тело медленно превращалось в суп из темной энергии, смешанной с сукровицей мутноватого сока Оранжа. Физический Дом на ножках был вынужден покинуть свое привычное обиталище, приняв в себя громоздкую сущность Яна Крейцера. Пространственный покров Дианы и Мисты С улетучился в три счета, когда мужчина, уже находясь в забытьи, взглянул на них. Перекошенные, подверженные неуемному кручению лица растворились в так и не прозвучавшем крике.

Розовое облако тела Яна с чудовищной скоростью воспарило в области доселе невиданные, негаданные. В туманной сфере близ белоснежной звезды явилась кроткая Мерцелла, которая со всей возможной нежностью в душе приветствовала своего родного отца. Он хотел было направиться к ней, но ток заклинания был неумолим и понес его безбрежное облако дальше, топя все воспринимаемое в нечетком вращении космических масс.

«Мне бы стать однажды бабочкой с желтыми крылами, я бы рассекал просторы цветочных лугов, лакомясь славным нектаром. Никакого Оранжа и Высоты Стекла, никакой четверки и безумных всадников. Я бы отыскал Мерцеллу, пускай под другим именем и наружностью, я бы наблюдал как она нежится в сочной траве своего космического расцвета. Испытать родительские чувства хоть раз в жизни – стать навсегда прикованным к звездному небосводу. Вот и сейчас меня несет не знамо куда. Вышине лучше знать, ибо она незримыми нитями соединена с общечеловеческим подсознанием, который вмещает в себя весь свет и всю тьму».

Им всем лучше знать, это так. В океанах, под сознанием, вызываются к шевелению самые ясные из очей древней и молодой созидательной знати. Губит породу не внезапная случка с нечистокровным телом и грязненькой душонкой, губит промедление, понятно каким образом втиснувшееся в человеческое бытие, заполонив собой ясное небо красоты, и изгнав давно позабытое чувство счастья.

На руках Яна Крейцера много крови, в миру он был добивателем при деревянной шкатулке, которую выносили на площадки перед домами провинившихся, чтобы музыкальными струнами умерщвлять неразумных «детей».

Если кто-то однажды обнаружит такую шкатулку у себя на крыльце, то пускай просто внемлет голосу успокоения, сядет в мягкое кресло и закроет глаза, ведь избежать подобной расправы невозможно. Музыка разъединит животворные структуры, превратив их в вязкую кашу, а после, выплюнет переваренные остатки в безвременные туманы небытия. А если музыкальная волна пришлась не в состоянии смыть провинившихся, то именно здесь и находит свое «занятие» Крейцер.

«Теперь это все кажется неправдой, неважностью, глупой отсрочкой перед концом времен. Жизнь наматывает наши тела как вилка наматывает расплавленный сыр со спагетти. И когда моток становится жирным и сочным, то кладет его себе в рот и с удовольствием съедает. Но теперь я свободен от всей этой ненужности. Мое облако никогда не найдет материального пристанища. Наверняка, вскоре я забуду себя и все исчезнет. И хочу этого и одновременно с тем страшусь. Да прибудет со мной Космос», – пространные думы навещали расщепленного, пока тот плыл в пучины неизвестности.

Ян забывался на какое-то время, проваливаясь в сон без сновидений и находил свое розовое облако, когда просыпался от внезапных космических налетов ветра, но потом снова проваливался в густое ничего, теряя остатки всяческой ориентации. Пространство не щадило никого, кому волей случая удавалось в него попасть. «Космос похож на дыру или на ощущение всасывающего вакуума, которое появляется в те редкие моменты, когда ты червем замираешь у кромки урагана своей собственной души».

Крейцера все более относило в области «не впечатления», за которыми находилась только смертоносная синева. Он уже не думал «подвергнется ли он ее уничтожающим течениям или в силу своей рассредоточенности спасется», он просто отдался на волю случая.

Зыбкая почва в Оранжских землях не идет ни в какое сравнение с этими непомерными пустотами и той глубокой чернотой, окружавшей все. Они кажутся недвижимыми странниками, заснувшими монстрами невыразимого ужаса. Это темнота смотрит внутрь каждого, когда сознание пытается разогнуть свое сердце после очередного удара извне. Душа рядится в одежды из красного и белого потока, призывно виляя разросшимися морщинами, в чьих секретных трещинах виднеются слабые проблески чего-то деятельно-мирного. Это мудрость, объедки былой активности, густо заросшей пылью.

«Мне бы стать однажды… подобием настоящего человека, я бы смазал с лица Времени его мерзкую ухмылку. Я бы рассказал трем недоразумениям, в чем состояла их ошибка». – Проснулся Ян после очередного падения в темноту. – «Вдохновение для светлых голов, для небесных созданий, способных к чистым основам незамутненной любви».

Облачное тело Крейцера преодолело «Непомнящий рубеж», находившийся между космосом и синью, и сознание мужчины отключилось. Тот перешел во владение синевы.

Бродить по свету, принимать внутрь настойку из оранжевых сполохов искусственной радости – наилучшая ипостась для досточтимых особ, для сваленной мимоходным грехом развлеченческой цивилизации. Лучшее средство от хандры – сальто через жесткие перила Высоты Стекла. Прыжок в темные недра Земли – это смелость, это олицетворение любви ко свободе.

«Понимаешь, Ян, твое сознание способно вытащить на свет целое Невозможное. Понимаешь всю прелесть своего положения, мрачная ты голова?» – мыслило нечто, остатком оседая на кружке с чаем.

Ширк-ширк, триумф-марафет, книги падают с четверичных полок.

Находясь в подобии забытья, Глорис смотрела на развернувшуюся перед ее взором светящуюся ленту, которая состояла из различных кадров. Двигалась только она, эта лента, а все остальное застыло на манер льдистой паузы.

«Фери уже давно должен был вернуться, а его все нет и нет», – проносилось в сознании девушки. – «Наверно, Время тому еще не пришло», – заключила она, глядя на кино перед собой. А кадры все двигались, показывая на чудное завывание некоего Нексуса.

Каждый кадр был подписан и потому как движение ленты было очень протяженным в пространстве, то не составляло труда читать эти надписи. «Как смешно изогнулся его рот в немом крике» – подметила Глорис, глядя на пришельца в объедках синей тоски. Девушка не замечала, как стала распадаться на тонкие нити какого-то шелкового недоразумения.

Весь трагизм состоял в том, что ее волей постепенно завладевал «чужак». Ее субличность прорастала на манер древка, все более оплетая корнями ее привычное житие-мысли и натуру. А на экране один за другим следовали страшные раскадровки некой туманной бани, которая с особой жестокостью применилась к некой тучной мафии. Показывалось мелочное помрачение Оранжа, который выступал в фильме толи в роли горького фрукта, толи в образе пожухлого цветка.

«Если бы я могла войти в эти бесконечные киноленты, то я бы спасла и тот мир и, возможно, этот», – думала девушка, перебирая блондинистыми локонами. Требовалось порядочное усилие, чтобы подвинуть свое, ставшее легчайшим ветерком, тело к светящейся в танце ленте. Субличность практически уже полностью завладела Глорис, и ее прошлая ипостась, выражавшаяся в эгоистических порывах желаний и безразличии, оказалась задвинутой на дальний план.

«Если друг-вокруг однажды смог такое провернуть и подобным образом создал нашу видимую вселенную, то и я смогу развернуться в черную дыру, чтобы все поглотить, а потом изрыгнуть переваренные соки прямо на ладони Всевышнему. Он бы точно подивился такой смелости. Его любимая дочь смогла переступить далеко за себя! Это вам не сигать с Высоты Стекла, хотя некоторым и кажется, что в сим действе заключена неимоверная священность, способная привести к глобальному преобразованию».

Глорис напитывалась новой для нее ролью, приобретая железную уверенность к будущим действам.

Через все тянулся танец музыкальной гармоники, посредством чьей формы и пришли лагуномолодцы, чтобы прибрать в обратный путь и Крейцера. И вот теперь они уносились в крученные перепети по направлению к обители Розовой Длани, но одни. Их ожидали лиловые поля цветов и аромат дивного леса. Секрет тамошней магии не в предметах, а в вере, с которой славный практик несет свое мироВарение дальше, озаряя тем самым восхитительный мир вокруг.

Рейтинг@Mail.ru