Андрей Астахов
Кто он?
Впервые в жизни Лика вдруг по-настоящему осознала, как глубоко проросла в него корнями. Как сложно ей было довериться и открыться ему полностью, покорить свою строптивую сущность, почувствовать, что можно быть хрупкой маленькой девочкой, которую любят и которую никогда не оставят, позволить заботиться… А в ответ получить некролог на итальянском о том, что где-то в стране пушистых пиний, где им было так хорошо вдвоём, его такое жаркое и любимое тело теперь лежит холодным, лишённым чуткой души, оставив ей лишь яркие воспоминания, несбывшиеся мечты и хрупкое сердечко, которое тихо-тихо билось внутри неё.
«Никогда не говори “Никогда”», – нашёптывал дождь сквозь зияющую холодом пустоту.
«Нет, я не верю. Это неправда, – пульсировало в голове. – Этого не может случиться с нами. Не сейчас. Может быть, когда-нибудь, через тысячу лет, мы умрём от старости где-то в тихом уютном шале на юге Франции, но не сейчас, когда всё только начинается и весь мир у твоих ног, и столько возможностей и открытий впереди».
Ледяной дождь нещадно бил по щекам, приводя в чувство и возвращая в реальность бледную хрупкую девушку.
– Анжела, садись в машину! Ты вся промокла!
Лика услышала резкий голос Макса, лучшего друга её мужа, ещё одной кровавой полосой резанув по истерзанному сердцу. Раньше она терпеть не могла, когда её называли Анжелой, а теперь ей было всё равно.
– Иди ко всем чертям! Видеть тебя не хочу! – прокричала она ему в лицо, глотая слёзы. – И не называй меня так, – прошептала Лика, которой больше не было.
Как птица феникс возрождается, жарким огнём сжигая прошлое и оставляя после себя лишь пепел воспоминаний, так и вселенское горе в один миг выжгло внутри неё всю её суть, оставив только пустую оболочку. «Пусть будет Анжела», – подумала Лика. Новое имя, олицетворяющее всё то, что она не любила раньше. Может, так ей удастся не сойти с ума и жить дальше ради того, кто сейчас в ней.
Анжелика села в машину, комкая в нервных руках официальную бумагу с рекомендацией встать на учёт к гинекологу по месту жительства, подтверждающую, что теперь она самая настоящая беременная женщина. Слёзы капали на газетную вырезку миланского провинциального издания, которую накануне ей вручил Макс Филимонов. На слегка желтоватой бумаге чёрным итальянским языком было написано, что в предгорьях Милана произошла автокатастрофа, в которой пострадал гражданин России Алексей Витальевич Сапожников, чёрный Lamborghini которого сорвался с обрыва и превратился в груду металлолома. Пострадавший с тяжелейшими травмами, несовместимыми с жизнью, доставлен в местную больницу.
Макс рассказал, что ему позвонили ночью из консульства в Италии, так как его номер был указан у Алекса как экстренный. Он помчался к нему, но не успел. К его приезду Алекс уже умер. Врачи ничего не смогли сделать. Пока власти оформляют все необходимые документы на его транспортировку в родной город, Макс вернулся, чтобы поддержать Анжелику.
Металлический запаянный ящик с останками Алекса доставили через две недели в аэропорт его родного города. Его встречала небольшая делегация родных и друзей. Одетые во все чёрное, они печальным пятном выделялись в потоке радостных или усталых пассажиров, наводнивших аэропорт, которые шарахались от них в стороны, как бы не желая принимать на себя даже частичку их горя.
Все хлопоты по доставке останков домой взял на себя Макс. Он ещё раз летал в Италию и оплатил все необходимые расходы. Вернувшись домой, Макс ни на минуту не отходил от потемневшей и скрюченной судорогами внутренней боли Анжелики, держал её за руку, прижимая к себе во время очередного приступа горьких рыданий.
Похороны проходили на следующий день. В элитной части одного из кладбищ города собралась огромная толпа людей, желающих проводить Алекса в последний путь. С яркими пятнами живых красных и белых цветов, прижатых к чёрной одежде, они действительно горевали по ушедшему человеку, и можно было заметить их влажные глаза.
Церемония прошла как положено, со всеми ритуалами, присущими похоронам православного христианина. Богатый гроб из чёрного дерева опустили в могилу. Все гости, выстроившись в цепочку, бросили по кому земли на крышку гроба, образовав печальный набат, и поехали поминать.
Горе не отпускало Анжелику. Единственным стимулом для продолжения её вмиг опустевшей жизни был такой желанный ребёнок, которого она носила под сердцем и сделала смыслом своей жизни.
Беременность протекала без осложнений. Нужно сказать, что ребёнок очень стойко перенёс все её страдания, как будто малыш, которого они так долго ждали, однажды зародившись в ней, словно копия своего отца, вцепился в жизнь своими крохотными ручками и теперь ни за что не хотел её отпускать. Все вокруг ей твердили: «Ешь ради ребёнка, спи ради ребёнка, живи в конце концов ради ребёнка». Так потихонечку вся её жизнь стала «ради ребёнка».
Поминки проходили в ресторане клуба «Пирамида», который Женёк предоставил совершенно бесплатно. Хотя Алекс там уже не работал, все его очень хорошо помнили, любили и скорбели вместе с овдовевшей матерью-одиночкой. Этот горький статус закрепился теперь за ней и сопровождал незримой чёрной вуалью.
Анжелика жила как автомат, погружённая в тотальное равнодушие. Она впервые столкнулась с потребностью считать деньги на жизнь. Они с Алексом всегда жили на широкую ногу, не считая того, что тратили. После смерти муж оставил большую квартиру в центре города, в которой она сейчас жила, небольшой и стремительно убывающий её стараниями счёт в банке и новый бизнес по экспорту продуктов питания и алкоголя из Европы. Также имелись несколько машин и небольшой текущий кредит, который он брал на развитие нового бизнеса.
Пока денег на привычную жизнь хватало, но приходилось думать о будущем. Анжелика хоть и имела высшее психологическое образование, но по профессии не проработала ни дня. Она привыкла регулярно ходить в самый престижный фитнес-клуб, носить модную одежду, посещать дорогие рестораны и кафе. Отвыкать от такой роскошной жизни стало для неё настоящим препятствием, и помощи ждать было неоткуда.
Мать Анжелики после недавней и скоропостижной смерти отца сама нуждалась в поддержке и утешении. Анжелика пыталась работать на дому, но родная страна удивила её мизерностью зарплаты. Проработав неделю, с утра до вечера обзванивая потенциальных клиентов для одной фирмы, и получив несколько сотен рублей, которых едва хватило на кофе с десертом в любимом кафе, она в сердцах обозвала работодателя жадным скрягой и осталась без работы с болями в спине от постоянного сидения.
Материальная помощь и эмоциональная поддержка пришли, откуда она никак не ждала.
К ней в гости стал регулярно наведываться Макс, каждый раз скрашивая её тоскливое одиночество букетом любимых роз и конвертом с деньгами, оставленным перед уходом в прихожей. Он никогда ничего не просил от неё взамен, искренне предлагая твёрдое мужское плечо, которого ей так не хватало.
Приближалось время родов. Август в этом году выдался очень жарким. Макс тем временем договорился с единственной в городе частной клиникой, которая подобрала нужных специалистов по городским больницам. Они посещали Анжелику, перебравшуюся в просторную белую палату, с завидной регулярностью.
С появлением Макса в её жизни она престала заботиться о бытовых и финансовых вопросах. Мать и подруги наперебой заверяли её, что он это делает не для неё, а ради лучшего друга, и только сама Анжелика с сомнением поглядывала на Макса, иногда замечая его глаза, каждый раз вспыхивающие безумной похотью, когда она неловким движением открывала сокровенные части тела под домашним халатиком, с трудом запахивающимся на огромным животе.
Макс нагнал работяг, и в её квартире появился чудесный детский уголок с кроватью-качалкой, пеленальным столиком и огромным количеством игрушек.
Родные и знакомые надарили огромное количество ползунков, пелёнок и другой детской одежды, которые Макс убрал в шкаф, заявив, что ребёнок его лучшего друга будет носить только самое лучшее. Они поехали по детским магазинам и накупили огромный ворох всего этого «самого лучшего».
Анжелика гнала от себя мысли о необходимости вернуть Максу долг за заботу, заменяя их радостными ожиданиями предстоящего события. И вот оно случилось. В середине августа она после непродолжительных мучений родила здорового мальчика весом три килограмма пятьсот граммов, которого назвала Алёшей. Так в её жизнь вернулась любовь к мужчине, и этот маленький мужчина орал сутки напролёт. Врачи, наблюдающие за ребёнком, заявляли, что он полностью здоров и его крики – это, в одном случае, желание есть, в другом – спать, а в третьем – тесные пелёнки.
Мама переехала к Анжелике. Вдвоём они справлялись с капризным мальчишкой.
Макс приезжал каждый день на пару часов, брал на руки ребёнка и укачивал, давая отдых измождённым женщинам, которые тут же засыпали в обнимку на большой кровати.
Ребёнок рос (врачи были правы: со временем он перестал кричать), шустро ползал по своей кроватке и полу, смешно совал в рот всё, до чего дотягивались его жадные ручки, и гулил на своём, только ему понятном языке.
Анжелика млела от счастья. После трёх месяцев кормления у неё закончилось молоко. Ребёнка стали кормить смесью, постепенно добавляя в его рацион разные пюрешки. Мама Лики уехала к себе домой. И вот тогда Макс пришёл с бутылкой вина, очередным букетом роз, которыми была заставлена вся квартира, и признался, что Анжелика ему очень нравится ещё со времени первого знакомства, он готов признать её ребёнка как своего и предложил жить вместе, чтобы ей было легче. В ответ она накричала на него и прогнала вон, вытолкав силой за дверь.
Окружающий мир вернувшегося было благополучия рухнул в одночасье. Интуиция её не обманула, и теперь она с ужасом ждала, что Макс потребует от неё в качестве долга за свою помощь. Говорят, вода камень точит, так и Макс точил её закаменевшее сердце своими признаниями, являясь каждый день с букетом белых роз.
Сначала Анжелика не пускала его даже на порог, и он оставлял цветы на коврике перед дверью, а она находила их, когда выносила мусор и выходила на прогулку. Потом возникло желание поговорить и объяснить этому тупоголовому человеку, почему она не хочет всего этого слышать.
Первый раз, когда она пустила Макса домой, он хотел приготовить ей вкусный ужин в благодарность за возможность поговорить, но, открыв холодильник, пришёл в ужас от его содержимого: там была пара баночек йогурта. Макс, поставив цветы в вазу, сбегал в магазин, купил два огромных пакета с продуктами, забил ими холодильник, накормил Анжелику вкусным ужином, а перед уходом оставил на столике в прихожей крупную сумму денег, заявив, что это для ребёнка.
Она снова пустила его в свою жизнь, уговорив себя, что у неё нет другого выбора и Макс точно лучше, чем одиночество и незнакомый мужик, тем более что он не торопил её с переходом отношений в горизонтальную плоскость.
Спустя полгода таких платонических отношений Макс как-то раз пришёл слегка пьяный и, с порога сверкнув похотливым взглядом, обнял Анжелику, потянулся губами за поцелуем и был нерешительно ею отстранён. Пока Макс накрывал на стол и открывал вино, Анжелика покормила и уложила спать ребёнка. Они сели за стол. Это был первый бокал вина со времени начала её беременности, и Анжелика, выпив немного, безбожно напилась.
Её тело ничего не чувствовало, когда её бархатистую кожу покрывали слюнявые поцелуи, как соскользнул халатик и грубые пальцы начали тискать и мять её совершенное тело, быстро восстановившее былую форму после родов. А мозг отключился, когда нелюбимый человек овладел ею на кухонном диванчике, зажимая ей рот потной ладонью, чтобы она не закричала в оргазме, которого она не испытывала.
Италия. 2013 год
Была сильная гроза, погода разбушевалась не на шутку, алые пучки молний за открытым окном больничного комплекса пронизывали небо до самой земли. Первый порыв ветра принёс с собой в открытое окно палаты запах озона, сильный грохот от грозовых разрядов и первые капли дождя. Мужчина, до этой минуты неподвижно лежавший на большой кровати, неожиданно открыл глаза. Осмотрев всё вокруг себя, он подвигал пальцами рук, вызвав интенсивное пиканье какого-то медицинского аппарата, стоящего рядом с кроватью. Окружающая картина ему показалась смутно знакомой. Голова, руки и ноги двигались, боли не было. Он лежал в просторной светлой палате, на стене висел плоский телевизор. Огромная кровать занимала центр палаты. Справа за закрытыми тканевыми жалюзи, свисающими от потолка до пола, видимо, была стеклянная стена с дверью, слева у открытого окна стоял стол с бумагами, которые слегка растрепал ветер, и вазой с неизвестными ему цветами. В углу, рядом с окном, стояло гостевое кресло, где, свернувшись калачиком, спала девушка.
Она была точной копией венгерской цыганки как на одной из картин его любимого художника. Стройная хранительница его спокойствия с тяжёлой выдающейся грудью прижимала длинные ноги с худыми коленками к округлому подбородку. Девушка была одета в облегающие джинсы, короткую футболку, туго обтянувшую её грудь. Она лежала, окутанная облаком длинных чёрных как смоль кудрявых волос, разметавшихся крупными кольцами по её смуглой коже. Светлые кроссовки она скинула на пол, открывая ему изящные лодыжки и маленькие ступни с красивым алым педикюром на пальчиках.
Осмотревшись, мужчина вдруг понял, что не знает, кто он такой, где находится и как сюда попал. Он совершенно точно мог назвать всё, что видел вокруг, но не мог вспомнить своего имени и каких-либо фактов, связанных с ним лично. Он смотрел на белый потолок, сжимаясь внутри от животного ужаса, и пытался вспомнить хоть что-то, но его память была похожа на бесконечное поле, внутри которого была зияющая чёрная пустота.
То ли громкое пиканье приборов потревожило чуткий сон девушки, то ли хлопающая на сильном ветру створка окна, но она вскочила, закрыла окно и обернулась на кровать. В его открытых серых глазах отразилось миловидное лицо, покрытое красивым загаром, с огромными тёмными, почти чёрными оливковыми глазами, обрамлёнными длинными пушистыми загибающимися к кончикам ресницами. Её глаза становились всё больше от понимания, что этот сильный мужчина на больничной койке смотрит прямо на неё.
Девушка босиком выбежала через стеклянную дверь и подняла в коридоре переполох, который моментально переместился в его палату. К нему подходили какие-то люди в медицинских комбинезонах, трогали его, стучали, покалывали иголками и записывали показания приборов. Они улыбались, поздравляли его, говорили, что это чудо и теперь всё будет очень хорошо. Мужчина понимал их, улыбался и кивал им в ответ.
Эта атмосфера всеобщего ликования и радости передалась и ему. Он перестал бояться, ослабленный неизвестной ему болезнью организм стремительно терял силы, а мозг засыпал. Перед закрывающимися глазами был смутный образ цыганки, со счастливой улыбкой стоящей напротив его кровати. Этот образ сливался с другим – улыбающаяся незнакомка с яркими фиалковыми глазами. Этот образ отозвался в душе чем-то невероятно тёплым и родным. «Наверное, это моя любимая», – подумал он и отправился в объятия Морфея, а больное подсознание коварно подменило лица, оставив только чувство.
Мужчина проснулся от весёлого щебетания птиц за открытым окном. Открыв глаза, он увидел, что погода прекрасная. Светило яркое южное солнце, дул тёплый ветерок, а в кресле сидела вчерашняя цыганка, которой он улыбнулся и прошептал:
– Привет.
Девушка посмотрела на него влажными от выступивших слёз глазами. Затем пересела из кресла на край его кровати, взяла его большую руку своими маленькими ладошками и прошептала в ответ:
– Привет.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом он сказал:
– Я ничего не помню. Как меня зовут, как тебя зовут, как я здесь оказался.
Девушка улыбнулась, освободила свои ладошки из его руки, вытерла тыльной стороной уголки глаз, смахивая слезинки, потом встала и отошла к окну, продемонстрировав ему водопад роскошных кудрявых волос, разбивающийся об округлые ягодицы и стройные ноги, обтянутые тесными джинсами. Послышался её вначале неуверенный, а затем обретающий силу голос:
– Тебя зовут Алекс. Ты русский. Мы познакомились с тобой по дороге в Милан. Катались на машинах. Потом начался дождь. Я чуть не разбилась, а ты меня спас.
На последних словах девушка стремительно обернулась и посмотрела на него такими ярко горящими глазами, что ему стало не по себе.
Девушка продолжила, глядя на него:
– Это было полгода назад. Тебя достали из машины и полумёртвого привезли в ближайшую клинику, где ты умер.
Тут она смутилась.
– Ну не совсем умер, а на несколько минут. Потом тебя ввели в медикаментозную кому, и я попросила перевезти тебя сюда, в Тоскану, в клинику моей семьи. Меня, кстати, зовут Анджела Висконти, графиня Лонате Поццоло, – сказала девушка, гордо вскинув вверх круглый подбородок, – но друзья зовут меня Энджи.
Алекс улыбнулся и спросил:
– Так как же мне тебя называть: ваше величество, ваше высочество или просто Энджи?
Девушка рассмеялась и ответила, что он необразованный чурбан, так обращаются только к королевским особам.
Алекс задавал много вопросов, но Энджи настояла, чтобы он сначала поел. Потом они проговорили до момента, пока его мозг, перегруженный новой информацией, не сбежал в сон.
Так проходили дни. Алекс просыпался, видел Энджи, они разговаривали. Он стал сортировать воспоминания. Выяснилось, что он не помнит ничего, что было связано лично с ним, всё остальное вспоминалось легко и прочно засело у него в голове. На вопрос Алекса о родственниках Энджи ответила, что совсем ничего про него не знает, кроме того, что было написано в паспорте. Когда он был в клинике скорой помощи, к нему приезжал друг, которого вызвали из консульства, он сказал, что Алекс круглый сирота и у него в России никого нет. Он оставил свой номер телефона, если вдруг Алекс очнётся, но этот номер сейчас у Энджи дома.
Алекс успокоился и активно боролся со слабостью, желая поскорее встать на ноги, позвонить своему другу и заполнить наконец зияющую в нём пустоту. Врачи давали обнадёживающий прогноз, что память, скорее всего, вернётся, нужно только подтолкнуть её, подстегнуть визитами в знакомые места, разговорами со знакомыми людьми, чем ему и предстояло заняться сразу после выписки из больницы, которую запланировали через неделю.
Энджи любезно предложила пожить первое время у неё в родовом доме Висконти в Милане. Дом был вместительным, а её родители очень хотели с ним познакомиться и как-то отблагодарить спасителя их единственной и горячо любимой дочери.
Время, проведённое в беседах в палате, сильно сблизило Алекса с Энджи. На данный момент это был единственный знакомый и близкий ему человек. Конечно, он не стал ей отказывать и после выписки перебрался в её дом.
Родители встречали их в роскошном саду, окружавшем трёхэтажный особняк в пригороде Милана. Папа синьор Лукино Висконти, названный так в честь своего знаменитого родственника, был очень представительным мужчиной. Высокий, с ухоженными седыми волосами, тоненькой полоской усиков, шейным платком и строгим костюмом, он имел вид истинного аристократа. Мама Энджи графиня Катерина Чиконья, вышедшая встречать их в белоснежном брючном костюме, была невысокой худенькой блондинкой с холёными руками, хотя небольшие морщины на аристократическом лице выдавали её возраст. Видимо, Энджи была поздней дочерью.
Встреча была по-итальянски эмоциональной. Встречающие сначала обняли и поцеловали в обе щеки дочь, а потом и её спасителя. После чего их проводили в дом, где закатили грандиозный торжественный обед в честь Алекса, который усиленно пытался вспомнить, был ли у него опыт трапезы, где на столе лежало столько разных приборов. Но его переживания были напрасны. Как только приносили какое-то блюдо, он безошибочно брал нужные приборы и обращался с ними аккуратно, чем вызвал одобрительные взгляды Энджи, сидящей напротив него.
После сытного обеда Энджи ушла с мамой наверх – готовить комнату для гостя, а Алекс остался беседовать с синьором Лукино, который предложил ароматную сигарету и немного крепкого алкоголя. Алекс вежливо отказался, так как был уверен, что не курит, а алкоголь ему не рекомендовали пить врачи, чтобы не угнетать восстановительные функции мозга. Алекс честно рассказал, что ничего не помнит о том, что было до того, как он очнулся в клинике, и поблагодарил сеньора Лукино за помощь, оказанную в лечении. Потом они обсудили его дальнейшие планы: позвонить другу в Россию, поездить по Италии в поисках каких-то знакомых мест или людей, которые помогут ему вспомнить жизнь до аварии. Синьор Лукино пообещал ему всячески содействовать в реализации его планов, в свою очередь, поблагодарил Алекса за спасение его любимой и единственной дочери. Просил не стесняться и пользоваться всем немаленьким имуществом и состоянием семьи Висконти.
Затем синьор Лукино рассказал историю знакомства с графиней. Как оказалось, они познакомились, полюбили друг друга и поженились, когда ему было уже за сорок, а Катерине за тридцать. Энджи действительно была поздним ребёнком, а после её рождения врачи запретили Катерине рожать. Их дочь – единственная продолжательница рода Висконти, поэтому вся семья возлагает надежды на её выбор будущего мужа. После этих слов синьор Лукино многозначительно посмотрел на Алекса, который честно признался, что Энджи ему очень нравится, но дальше взаимной симпатии дело пока не зашло.
Алекс погостил в доме Висконти три дня, а потом, измученный неутолимым желанием поскорее узнать всё о себе, набрал номер телефона, написанный от руки синими чернилами на торжественно выданном ему клочке бумаги в клетку. По ту сторону невидимой линии, теряющейся на необозримых просторах России, абонент был недоступен. Тогда он позвонил в российское консульство в Италии, но там сказали, что у них для связи есть только этот номер. Они обещали отправить запрос в МИД, чтобы узнать больше подробностей, но на обратный ответ потребуется около месяца.
Последующие звонки на таинственный номер русского друга заканчивались тем же результатом. Тогда Алекс написал большое сообщение на этот номер с просьбой перезвонить по номеру отправителя, как абонент будет иметь возможность. Чтобы не терять время ожидания ответа из консульства, Алекс решил поездить по Италии в поиске знакомых мест и людей. Энджи вызвалась его сопровождать. Её ничего не удерживало дома, университет она окончила, получив прекрасное образование искусствоведа, и теперь при желании даже могла проводить экскурсии по многочисленным художественным галереям Италии и Ватикана. Но такого желания она не испытывала – родовитое семейство Висконти могло обеспечить и её, и детей, и внуков на много поколений вперёд.
Своей машины у Алекса не было, а за руль красного Ferrari F12berlinetta Энджи после аварии больше не садилась, поэтому они для путешествия взяли из семейного гаража небольшой двухместный Alfa Romeo чёрного цвета, идеально подходящий для спокойного путешествия вдвоём.
Первым местом, куда они отправились, был, конечно, Рим, ведь там начинаются и заканчиваются все дороги Италии. Они остановились в центре города в семейном доме, окна которого выходили на площадь Республики, где они, сидя на балконе, наблюдали за потоками туристов и машин, которые огибали центральное кольцо площади. Рим вызывал у Алекса противоречивые чувства: с одной стороны, он тут точно бывал и город ему нравился, с другой – было чувство щемящей тоски, как будто он утратил нечто неразделимое с ним. Представьте, что у вас отняли руку, но вы помните, как жили с ней раньше, а теперь её нет. Вот что-то похожее испытывал Алекс, когда они гуляли с Энджи, держась за руки, по узким улочкам древнего города, стояли возле знаменитых фонтанов, кушали в многочисленных семейных ресторанчиках, коих Энджи знала бесконечное множество.
На одной из площадей Алекс услышал русскую речь и неожиданно понял, что понимает каждое слово. Он обрадовался, подошёл к ним, поздоровался, расспросил, откуда они, надолго ли приехали, перекидываясь с незнакомыми людьми ничего не значащими фразами и смакуя на языке слова родного ему языка.
После этого разговора Алекса каждую ночь стал мучить один и тот же кошмар. Ему снилась девушка, в которую он был безумно влюблён, но не видел её лица. Она со смехом убегала за угол дома, а когда он подбегал к ней, она или исчезала, и он не мог её найти, или с ней что-то случалось, и он ничем не мог помочь и понимал, что так будет каждый раз.
Это его бессилие повлиять на ситуацию вызывало в Алексе непреодолимое чувство паники. Он просыпался в холодном поту, а иногда своими стонами будил Энджи, которая приходила в его комнату и сидела с ним, держа его за руку, пока он снова не засыпал беспокойным сном.
Однажды вечером, когда Алекс только заснул, Энджи пришла к нему в комнату, одетая в короткую маечку и шортики. Забралась под одеяло, прижавшись своим пышным бюстом к его спине и обхватив его руками, стала стеречь его сон.
Но сна в ту ночь у них не получилось. Алекс повернулся к ней, проснувшись, измученный видениями, путая сон с явью, и стал говорить Энджи, как она ему нужна и как он боится её потерять, а она впилась своими сочными губами в его рот, перевернула его на спину и уселась сверху, скинула лёгкую маечку, выпуская на свободу увесистую грудь, и стала покрывать его тело жаркими поцелуями, вызывая у него стоны удовольствия. Алекс тоже не остался в стороне. Перевернув девушку на спину, стал искать своими горящими губами самые чувственные места на её теле, вызывая ответные стоны, потом довёл до взаимного экстаза плавными, протяжными движениями своего сильного тела.
После этой ночи они стали засыпать и просыпаться вместе, каждую ночь познавая тела и души друг друга.
Кошмары стали отпускать Алекса. Он подумал, что ему не хватало этого чувства всепоглощающей страсти для полной картины воспоминаний об этом городе, может быть, у него здесь случилась первая любовь или он приезжал сюда с любимой девушкой.
Алекс много времени проводил у телефона, проверяя, не появился ли абонент загадочного номера и компьютера, как ищейка, выискивая следы своего прошлого в интернете. Вы не поверите, как мало знает заграничный интернет о России и её гражданах. Забивая свою фамилию в строку поиска, он всякий раз натыкался только на политические новости, которые всегда скатывались к информации о том, чем занимается и что замышляет президент его страны. Не найдя информации о гражданине Сапожникове, Алекс стал искать упоминания об автоаварии в пригороде Милана и нашёл информационное сообщение из местной газеты о его гибели.
«Видимо, я действительно жил совершенно один. Если бы я кому-то был дорог в прошлой жизни, меня бы давно уже нашли», – решил для себя Алекс, захлопнув крышку ноутбука. Его неугомонная натура требовала активности. Алекс выяснил, что совсем не умеет бездельничать, и через неделю прогулок по Риму начал выспрашивать у Энджи, чем занимается её семья и чем он может быть полезен. Поведал, что не хочет сидеть на чьём-то содержании.
Энджи рассказала, что у её семьи есть много разных интересов. По маминой линии им принадлежит сеть аптек и клиник по всей Италии, в одной из которых Алекс и очнулся. Но главная гордость семьи Висконти – это родовое поместье с самыми знаменитыми виноградниками солнечной Тосканы, из плодов которых её отец делает лучшее вино Италии. Поместье располагалось в самом сердце Тосканы – старинном местечке под названием Монтальчино.
Девушка предложила съездить туда и посмотреть, Алекс с удовольствием согласился. Быстро собрав вещи, они отправились осматривать владения семейства Висконти. От Рима до поместья было не более трёх часов езды. Погода в августе была жаркая, дождя не намечалось, и они, откинув крышу своего автомобиля, любовались видами зелёных холмов. Придорожные пинии, нависали над ними на тонких кривых коричневых ножках словно большие грибы, держа высоко над землёй свои плоские зелёные головы.
Время в дороге за разговорами пролетело незаметно. Они остановились заправиться в большом комплексе. Энджи купила кофе навынос, большую свежеиспечённую булку, нарезку салями, черри, помыла их тут же в туалете, а потом по дороге отрывала по кусочку от хрустящей булки и кормила Алекса, жадно раскрывающего рот как голодный птенец. Энджи следом за кусочком булки отправляла в его рот сначала маленький сочный помидор, а затем и кусочек пряной колбасы, не забывая и про себя. Получился очень вкусный и весёлый перекус, и они решили сделать его традиционным.
Путь к коммуне поражал разнообразными пейзажами. Сначала они проезжали мимо бесконечных зелёных виноградников и оливковых рощ, которые окружали высокие плоские холмы с приютившимися на них посёлками, церквями и даже целыми городками, окружёнными каменными стенами. Дорога к виноградным плантациям вообще напоминал картину из счастливого сна, когда вы сворачиваете с идеального асфальтового покрытия на грунтовую дорогу красного цвета от обилия глины (именно эта глина наделяет тосканские вина неповторимым вкусом). Потом неспеша едете, оставляя за собой небольшой пыльный хвост вдоль оливковых рощ, сквозь которые видны холмы, покрытые коричнево-зелёными виноградниками. А впереди вас ждёт большой особняк из белого камня, на котором построен весь Рим.
Если закрыть на минуту глаза и перенестись на собственной машине времени на тысячелетия назад, то сразу ощущаешь себя патрицием в белой тоге, управляющим тройкой белогривых красавцев, запряжённых в позолоченную колесницу, несущих тебя от шумной суеты столицы всего мира к спокойствию и тишине загородной виллы. Тишиной тут, конечно, не пахло. Вокруг дороги переругивались собаки, недалеко на полях работал небольшой трактор, чуть дальше мычали коровы и кукарекал петух. Настоящая деревенская идиллия, вдруг открывшая Алексу картину-воспоминание: мальчик держит за руку мужчину, они идут по разбитой грунтовой дороге, мальчик несёт ведёрко с червями, а его отец – удочки и пакет, в котором плещется первая рыба, пойманная мальчиком, а мальчику так хорошо и радостно на душе.
Эта радость немедленно передалась и Алексу, ведь это он вспомнил, как первый раз ходил с отцом на рыбалку. Он не сдержался и что есть силы закричал по-русски, распугав своими воплями всех собак в округе:
– Ура!
Поместье поразило Алекса. Во-первых, на его территории не было ни одного нового строения, все здания пришли из старой эпохи и использовались по назначению, определённому много лет назад. Это было удивительно, ведь предки никогда не видели трактора. Они проектировали конюшню (или сарай), высота которой была рассчитана на человека верхом на лошади и точно совпадала с высотой современного трактора, поэтому даже под современную технику, без которой в фермерстве никак не обойтись, ничего нового сроить не стали.
