Андрей Владимирович Фёдоров
Школа
Следующие сорок минут (дело было зимой в заполярье, поэтому уроки были сокращены) он допытывал нас допросом про явки, номера и пароли, ибо тогда такую подлую диверсию могли совершить только мы – натуральные вражеские шпиёны и враги государства. Иногда думал, он кого-то из наших сломает… Но наш брат не сломался! Двойками и родителями в школу верного Родине партизана фашист не напугает! По итогам ни меня, ни Данила никто в тот момент так и не сдал. Даже подключение Тамары Максимовны, а потом к нашему удивлению и директора не помогло. Все молчали как рыбы, получая в ответ на вопросы кровавой гэбни из учительской только с трудом сдерживаемые смешки – лучше на расстрел, чем сдать своих пацанов! Даже когда Пантелеймоныч расспрашивал каждого вечером личным звонком с вопросом, кто это сделал, наш брат не сдавался. Не люди, а кремень монолитный! А я так вообще всё свалил на классы «а», «б», «в» и «г» (мы числились с буковкой «д»). Короче говоря, поступил в лучших традициях «золотого» класса. Не, ну а что? Они в сравнении с нами там все поголовные двоечники, ничего не успевают. Один из них Толик Акиньшин так вообще уже в свои 15 выглядел как алкаш. Чем не кандидат для такого вероломства, как написать гадость на халате учителя?
Но, как вы понимаете, всё тайное всегда становится явным. В итоге спустя две недели через третьих лиц Пантелеймоныч таки узнал, кто написал у него на спине, что он «секси». Подзывает к себе чисто невзначай после урока меня с Данилом и говорит нам:
– Я узнал, что это написали вы…
Мы в отказ идём:
– Да не! Не мы! Да мы… Да ни за что на свете…
– Не спорьте, я знаю. Просто не надо больше так.
И всё. Нам больше за такую шалость ничего не прилетело. Ни розгов по мягкому месту, ни даже отеческого подзатыльника. До сих пор удивляюсь, каким же добряком оказался в итоге наш Пантелеймоныч! А каким запасом нервов обладал! Сам он про своё терпение говорил так:
– Я до этого лекции в хабзайке вёл! Думаете, после них вы меня своими глупостями обидите или напугаете?
Короче говоря, нервов ему было не занимать. Но главный экзамен на профпригодность ему сдать ещё предстояло.
***
Вообще новый 2006 учебный год мы встретили с надеждой на то, что он перетерпится быстрее предыдущего. Зима ещё даже не началась, а уже хотелось побыстрее каникул и летних деньков, тем более, что у нас в заполярье они только начинали подступать только ближе к середине мая, и ждать нужно было целый год.
Но вот очередной классный час в новой четверти. Тамара Максимовна собирает нас на серьёзный разговор. Рядом сидит Пантелеймоныч, тогда только-только устроившийся в школу. Когда все были готовы, она объявляет:
– Если вы не в курсе, то мне работы в школе прибавилось. Класс дальше вести за собой я пока не смогу. Решением моим, другого завуча Екатерины Петровны, с сего дня и до конца 9 класса вашим новым учителем становится Алексей Пантелеймонович… – тот кивает, мол, да это я – на повышение пошёл. А Тамара Максимовна подчеркнула, – учитывая то, что я ему передаю золотой класс, то прошу вас меня не позорить, а показать весь уровень вашего воспитания. Не подведите…
Так нашим классным руководителем и стал учитель трудов, устроившийся в школу всего какую-то неделю назад! Довольны ли мы оказались? С энтузиазмом ли это восприняли наши родители? Нет! Нет! И ещё раз нет! Новость была встречена буквально в штыки и нами, и нашими мамами с папами. Тамару Максимовну, которую все ценили и уважали, так как в то время она хорошо выполняла свои обязанности, на трудовика… Это же какой-то ужас!
Кто не понимает, в чём сыр-бор, тому лучше пояснит мой ещё один одноклассник Максим Бубнов. А он так и сказал, что трудовиков в классные руководители ставят только самым умственно отсталым классам. А мы… Вот таким золотым мы, видимо, были, что нам в управление поставили трудовика!
А Пантелеймоныч… А что Пантелеймоныч? Он рассуждал просто: партия сказала «надо», комсомол ответил «есть»! У него наверное от радости чуть сердечный приступ не случился, а то как же… Только в школу устроился, всего неделю отработал, кухни даже не узнал, и вот он уже классный руководитель. И раз в его фантазиях наверняка всё ещё советская Родина ему поручила такую важную задачу, к её выполнению он приступил со всей самоотверженностью истинного комсомольца. Почему не коммуниста? А не приняли его в то время, с формулировкой «не заслужил». Он про это сам рассказывал.
И я не просто так использую в тексте все эти советские поговорки, речевые обороты, потому что с самого второго классного часа наши собрания превратились в натуральные партийные съезды КПСС! Когда кто-то выигрывал конкурс или олимпиаду, Пантелеймоныч обязательно заставлял реагировать на это бурными аплодисментами, будто наш пионерский отряд прямиком на Луну отправляют аки Омона Кривомазова. Свои выступления он готовил, как доклады к Верховному Съезду, голосования проводились как в ЦК партии, когда мерзкие, с обрюзгшими рожами дряхлые старикашки все решения принимали голосованием. Но даже если рук набирался целый лес, Пантелеймоныч объявлял:
– Принято едингласно!
– Какое единогласно, если руку подняли из пятнадцати всего три человека?! – возражаем мы.
– Не спорьте!
Но больше всего нас бесили его лекции про толерантность… Если у вас это слово вызывает рвоту где-то если не с 2016, то с 2018 года, то мы на него плевались с 2006 ещё! Если вкратце, о чём они были, то на них Пантелеймоныч объяснял нам, что нужно быть толерантными, как и добрякам тоже важно и нужно учиться и уметь быть добрыми! Вы сейчас наверняка ждёте продолжения мысли, мол, ну нужно… А что дальше? А ничего! Лекции его были до такой степени водяными и бессмысленными, что, казалось, мы тонем на Титанике! А он каждый классный час продолжал нам их читать, думая, что это чертовски важно! Так ему, возможно, и казалось со стороны, но мы теряли каждую неделю 30-45 минут своей жизни, на его бессмысленные лекции, и. клянусь, уже тогда я всей душой это слово ненавидел!
Но сразу в бочку дёгтя добавлю ложку мёда. Главным позитивным моментом в его классном руководстве стало то, что мы чуть ли не каждый месяц собирались на вечерние чаепития, почему-то называемые утренниками, хотя происходили они вечером. На них мы не только пили чай, но и слушали музыку. Девочки приносили диски с канадской певицей Аврил Лавин, а мы – мальчики нагло вытаскивали кассеты с этой попсятиной и включали System Of A Down и Slipknot. В такие вечера и музыка по всей школе звучала, и мы по коридорам бегали как угорелые. Это было реально хорошо.
***
Помимо таких дискотек только для нашего класса (у золотых классов же есть привелегии, а то как же без них) Пантелеймоныч нам ещё организовывал и походы в кино. И если количество анекдотичных ситуаций, как вам кажется, в этом моём рассказе уже переваливает через край, то это только видимая часть айсберга. Теперь пора опускаться на глубину!
В середине первого месяца своего руководства Пантелеймоныч собрал нас всех на очередной классный час. И помимо его привычной и скучной лекции про толерантность, из уст его прозвучала на удивление хорошая идея.
– Так, класс, всё внимание на меня! От некоторых из ваших товарищей поступило очень дельное предложение, что мы совершенно не проводим культурных мероприятий. Например, походов в музеи и в кино. Предлагаю это исправить! Для начала посетим наш кинотеатр!
– А на какой фильм идём? – спросил мой одноклассник Антон Дубинин, с которым мы в начальной школе разыгрывали сценки из Властелина Колец на территории школы. Он вообще был большим киноманом, в своё время потащившим меня на Джеймса Бонда, где впервые в этой роли засветился талантливый Дэниел Крейг, на Обителя Зла с Милой Йовович и на первого Железного Человека с Дауни младшим.
– У меня есть несколько вариантов! – отвечал Пантелеймоныч, и начинает перечислять. Всех премьер осени 2006 года и не припомню, но точно осталось в памяти, что в нашем кинотеатре некоторые премьеры крутились по два и даже три месяца в редких случая, поэтому всех предложенных вариантов не припомню, но в то время точно шёл фильм «Парфюмер. История одного убийцы» Тома Тыквера. Его то он и предложил, – … Также есть российский фильм «Меченосец». А ещё у нас показывают «Парфимер. История одного убийцы». Название, конечно, жутковатое, но специально позвонил в кинотеатр спросить, можно ли его смотреть школьникам. Там сказали, что по возрасту подходит!
– О! – воскликнул Антон, – Парфюмер! Идём на него!
– Нет! – возразил я, – давайте лучше на Меченосца! – я тогда любил боевики и супергероику, поэтому не хотел идти на фильм с каким-то странным названием и постером с лежавшей вниз головой рыжеволосой женщиной. Как потом оказалось, «Меченосец» оказался унылой посредственностью, но тогда название внушало оптимизм.
– Вот иди сам на Меченосца, а мы пойдём на Парфюмера! – возразил мне Антон.
– Давайте проголосуем! – по классике предложил Пантелеймоныч, – кто за Меченосца? – поднял руку только я, – кто за Парфюмера? – подняли руки одиннадцать человек из пятнадцати и плюс Пантелеймоныч, сразу объявивший после этого со всей торжественностью, – принято единогласно!
«Вот это демократия во всей красе…» – подумал я.
Так мы и пошли на Парфюмера. На самом деле, глядя на то время взглядом сегодняшним, из всех премьер сентября и первой половины октября 2006 года картина Тома Тыквера выглядела одной из самых интересных. Бонд с Крейгом и «Отступники» Скорсезе выйдут только ближе к зиме, да и у нас их не показывали, а пока лучшим вариантом на самом деле действительно был Парфюмер. Тем более в нашем кинотеатре «Полярный», закрывавшемся в 2004 году из-за долгов и открывшимся в 2006 новым владельцем, сделавшим в зале ремонт, поставившем новые кресла и закупившем машину для производства попкорна. Не сходить в новый зал было грешно, а премьер было мало. Вот и пошли мы на самый лучший из вариантов на то время.
Собрались всем классом во главе с Пантелеймонычем у входа и вошли в новый кинозал. Ощущения были незабываемые! Сразу бросался аромат солёного попкорна, настолько вкусный, что я до сих пор его обожаю жрать вёдрами во время похода в кино. Потом запомнился свет ярких ламп, чуть ли не слепивших тебя после тёмного коридора в сторону кинозала. А звук! М-м… Мы, стоя у входа до начала сеанса, слышали, как громыхали колонки! В маленьких залах торговых центров в больших городах такого ощущения нет, ибо чувствуя дрожь от колонок во время показа предыдущего фильма, ты прямо таки предвкушал что-то эпичное, что будут показывать на экране. Короче, нашему маленькому моногороду на задворках империи этот кинотеатр был настоящим подарком. Далее мы с друзьями усаживаемся в мягкие кресла, берём в руки попкорн и ждём…
И вот после кучи трейлеров начинают показывать Парфюмера. Несмотря на то, что фильм не оказался прям такой туфтой, как я о нём думал, смотреть его не прям чтобы было интересно. До момента с титьками!
Не, ну а вы как думали? Что нам в наши 13 лет будет интересно в скучной драме с примесью триллера и детектива? Конечно же, когда на экране показали первую обнажённую жертву (в тот момент ещё живую) Жан-Батиста Гренуя, то у нас отвисли челюсти. Мы в то время только-только начали украдкой, пока родителей дома нет, смотреть порно, передаваемое друг другу по рукам на компакт-дисках, и для нас вся эта тема с голой женской грудью, конечно, была в новинку. А тут во время культурного мероприятия всем классом. И ладно… Один раз показали, чёрт с ним. В «Бриллиантовой Руке» или в «Зеркале» Тарковского обнажённая женская спина и то соблазнительней смотрелась!
Но тут фильм подошёл к своему финалу, и мы просто изумились. Кто не в курсе сюжета Парфюмера, в конце Гренуй таки создаёт секретный аромат, способный сводить людей с ума. Им он пользуется, чтобы избежать собственной казни, размахивает платочком с духами, и толпа, собравшаяся посмотреть на казнь маньяка, вдруг устроила массовую оргию, где показали, наверное, все виды любви – в том числе и те, за которые сегодня Роскомнадзор блокирует всё подряд, не дай Бог детки станут 404-тыми.
И вот мы в свои 13 лет смотрели, как каждый в той толпе на экране предавался плотским утехам, не стесняясь абсолютно ничего, будто бы порнуху смотрели! Да у нас челюсти отвисли при просмотре этого дикого трэша! У мальчиков так точно, а девочки смущённо улыбались, когда переглядывались друг с другом. А Пантелеймоныч… А что Пантелеймоныч? Он сидел без движения с каменным лицом, без эмоций, без движений, очевидно, шокированный происходящим пуще нас. Вероятно, кто-то на его месте бы схватил нас за шкирку и вытащил бы силком из зала, но он всё-таки старался быть вежливым, интеллигентным. А таким вовсе не к лицу срывать просмотр фильма другим зрителям. О том, что случись, если бы кто-то из учеников про поход на Парфюмера рассказал родителям, он почему-то тогда не задумывался. Возможно, потому что шок от увиденного был слишком сильный…
Как вышли из кинотеатра, начали обсуждать фильм, благо было что друг другу рассказать. Следом зал покидает Пантелеймоныч, глупо улыбается и подытоживает:
– Срамота какая-то! Специально же звонил в кинотеатр, спрашивал, можно ли на фильм до 18 лет… Мне сказали, можно! А тут дикость какая-то…
– Да ладно, нам понравилось! – хихикаем мы.
– Ах вы разгильдяи! – улыбается Пантелеймоныч, и по классике грозит нам указательным пальцем. На следующий классный час зарёкся нас на такое кино более не водить.
Новый поход в кино у нас состоялся уже весной следующего календарного года на «300 Спартанцев» Зака Снайдера. И что бы вы думали? Ему снова говорят, что на фильм можно приходить детям, а там на экране опять двадцать пять – голые сиськи, процесс совокупления мужчины и женщины во всех дозволенных в эротике подробностях, позах и прочая срамота. К тому же туда прибавились отрубленные головы, да руки с ногами, и всё в фирменном снайдеровском слоу-мо, чтобы зритель не забывал, что смотрит не порно и не дикость типа «Калигулы» с Малькомом Макдауэлом, а экранизацию подвига спартанцев в Фермопильском сражении! И снова Пантелеймоныч выходит из кинозала, зарекаясь, что больше на такую срамоту нас не поведёт.
И больше с тех пор в кино он нас вообще больше никогда не водил…
***
Кому неочевидно, для того уточню, что классное руководство у Пантелеймоныча, как бы тот ни старался, никак не клеилось, хотя он пытался всеми силами. Класс его не слушался, потому что он буквально уже за два месяца своих классных часов с лекциями про толерантность уже всех нас откровенно достал, а однокашники с параллели за классрука-трудовика наш класс откровенно высмеивали. К тому же со временем оказалось, что Пантелеймоныч совершенно не чистил зубы, и каждый раз, как начинал на нас дышать во время разговора (а он любил приближаться к ученикам как можно ближе, обсуждая личные вопросы), от этой вони у него изо рта начинало натурально тошнить. Короче, мы были на пределе.
Посему с каждым новым классным часом нарушения дисциплины становились всё сильнее. Мы откровенно плевали на соблюдение правил на его уроках и внеклассных занятиях, нагло прогуливая классные часы, жертвуя при этом двойками в дневник за поведение. Он их не стеснялся ставить и нашим девочкам отличницам, также откровенно уставшим от всего этого Пантелеймоновского цирка.
С родителями у него тоже не ладилось. И если мои его не просто терпели, но он к тому же хорошо общался с отцом, то родители отличниц всё время руководства над нашим классом Штаны, готовы были против него уже бунт поднимать, до такой степени он всех раздражал.
Ещё больше он капал на мозги тем родителям учеников, которые любили носить модные в то время после фильма «Гарри Поттер и Кубок Огня» причёски с длинными волосами как у Гарри и Рона. А кто не смотрел, тому будет понятнее, если вспомнят стили причёсок у ранних Rolling Stones, Kinks или Битлов. Вот такие же относительно длинные волосы стали носить и многие наши одноклассники. Те же Антон Дубинин с Ильёй Москвиным и Максимом Бубновым такие носили.
Пантелеймоныч как трудовик, разумеется, понимал, что такие длинные волосы не соответствуют технике безопасности при работе за станком, поэтому исписал дневники пацанов требованиями к родителям подстричь своих детей, а если те не хотят, то заставить их носить на уроках специальные береты трудовиков (знакомы внешне, думаю, всем). Они же в свою очередь в дневнике писали ему в ответ, что не будут этого делать, потому что причёски у них модные, а берет пусть носит сам. К слову, со мной таких проблем не было поначалу, так как до девятого класса отец заставлял меня стричься под троечку. Но уже в последний год перед десятым классом я, отрастив волосы почти до плеч, тоже с этими претензиями столкнулся, правда уже не так сильно, потому что трудовик по этому поводу больше особо и не спорил, так как в седьмом и восьмом классе войну с родителями и учениками по поводу стрижки с треском проиграл, в итоге так и не заставив тех выполнять его требования.
В этой ситуации можно винить только и только Пантелеймоныча. И нет, не за то, что он справедливо указывал родителям, что волосы их чад могли попасть в крутящиеся механизмы станков, а потом те на своей шкуре бы почувствовали, как индейцы в фильмах про ковбоев снимали скальпы с ещё живых своих жертв. Нормальный учитель пойдёт к директору жаловаться, ибо травма ученика – его ответственность, а ему на требования техники безопасности родители и их детки в ответ чуть ли не в рожу плюют. Тебе же потом штрафы платить, если не в тюрьму садиться, не дай Бог ученик тяжёлую травму получит. Так если родители не внимают требованиям, иди к директору и требуй выполнения своих требований через него, либо отказывайся вести уроки с учениками, которые правила техники безопасности нарушают!
Пантелеймоныч же в отличие от той же нашей учительницы русского Лилии Александровны, державшей в ежовых рукавицах не только учеников, но и их родителей, был слабохарактерным и предпочёл спустить всё на тормоза в надежде на авось, понимая, что на его требования откровенно плюют. И ему хотя бы повезло, так как за все годы его работы трудовиком, травм не получил никто из нас. А если бы, да кабы? А скольким трудовикам в лицо родители плюют по всей России до сих пор, потом предъявляя учителю, что тот их кровинушку от травм не уберёг?
***
Но хоть трагедий при нём не было, а его откровенная бесхребетность в пору нашим классным руководителем сыграла с ним в один момент злую шутку.
То был март 2007, конец третьей четверти, когда каждый уже чуял приближение весны, а потому был гиперактивным. Пантелеймоныч устроил очередной классный час, где продолжил нам в 150-ый раз рассказывать о том, какая же это прекрасная штука – толерантность, и тут мы просто не выдержали…
На самом деле разогреваться начали ещё до классного часа и при этом спонтанно, став дурачиться на перемене. Мы с тремя моими одноклассниками, с которыми я тесно общался в то время, сидели на задних партах и хотели, чтобы девчонки, сидевшие спереди, обратили на нас внимание. Но ничего не получалось. Тогда я вырываю из тетради листок, сворачиваю его в самолётик и кидаю в сторону девчонок. Одной из них он попадает в затылок. Мы сидим и хохочем, а те начинаются плакаться, мол, прекратите, мальчики! Как вам не стыдно! Пусть таким… Далеко не самым лучшим образом, но своего мы добились. А это значит, что нужно делать? Правильно! Кидаться в них самолётиками и дальше!
И мы продолжили. Иногда те летели не в ту сторону, в какую нам было нужно, и под перекрёстный огонь попадали другие наши одноклассники. Также вскоре оказалось, что тратить целый лист бумаги на один самолётик накладно, поэтому мы стали сворачивать небольшие кусочки бумаги в комочки и продолжили кидаться уже ими.
И тут заходит Пантелеймоныч, да давай свою лекцию про толерантность читать (ещё одной проблемой у него было то, что он свою байду не рассказывал, а читал с листка, потому представьте, как тяжело его было слушать), а мы ему тут своими шалостями всё срываем. Разумеется, он просил нас остановиться, но это эффекта не возымело. Мы продолжали кидаться, и более того, к нам начали присоединяться остальные одноклассники. Пантелеймоныч продолжал что-то там говорить, стараясь не обращать внимание на происходящее. Но он зря это сделал. Стало только хуже, потому что спустя десять минут весь класс, даже включая отличниц, всегда старавшихся быть послушными паиньками и подлизами, начал кидаться друг в друга бумажками. Короче, устроили мы всем классом настоящую битву. Почти как снежками, только бумажками.
Пантелеймоныч, когда понял, что потерял над классом контроль, сделал то, что ему только и оставалось – пошёл за Тамарой Максимовной, ибо только она могла нас усмирить.
Как раз к его уходу прозвенел звонок, и мы продолжили бумажную битву уже с новой силой, к чему прибавились также побегушки и приставания к одноклассницам. В кабинете царил настоящий хаос, анархия! Мы развлекались как могли, а проходящие мимо нашего кабинета буквально сторонились происходящего, лишь бы не задели. Странно, что всю мебель мы там тогда не поломали и стёкла не побили. В этом повезло.
Наши же приставания к девочкам превратились в настоящие догонялки, где те от нас просто убегали чуть ли не в страхе. Так одна из одноклассниц Надя Алексеева во время догонялок сбежала из класса. Мой тогдашний приятель Андрей Волчак, увидев это, заявил мне:
– Я кое-что придумал…
– Что? – полюбопытствовал я.
– Короче, я сейчас с мокрой тряпкой для доски встаю у двери. Когда Надька зайдёт в класс, дай мне сигнал, а я забрызгаю её!
У меня глаза загорелись огнём от этой шалости.
– Давай! – соглашаюсь я.
Встаём на своих позициях. Дрюня притаился около двери в кабинет, я встал напротив, чтобы увидеть, кто зайдёт. Дверь открывается, заходит Максим Бубнов. Я даю Андрею сигнал, чтобы тот стоял смирно. Следом дверь открывается снова, а за ней… Кто бы вы думали? Тамара Максимовна! Я начинаю смеяться и пытаюсь сказать Дрюне, чтобы тот остановился, но через смех не могу. Он эти мои телодвижения посчитал сигналом к действию.
И вот Тамара Максимовна перед входом в класс, а перед ней мокрой тряпкой трясут, и все брызги прямо в лицо. Она сморщилась вся, будто съела лимон, покраснела как помидор, только и пытается рукой прикрыться. А я стараюсь найти в себе силы и сказать Андрею: «Стой!» – но ситуация была столь нелепая и забавная, что я буквально по полу покатился от смеха, стараясь предупредить его между вздохами. Всё было тщетно. Остановился он только тогда, когда Тамара Максимовна что есть мочи воскликнула:
– Да сколько это ещё будет продолжаться?!
У Дрюни от изумления челюсть отвисла! У него, наверное, вся жизнь перед глазами пролетела, как понял, какими последствиями для него это может закончиться. Он резким движением откидывает тряпку в раковину и неловко и скромно, будто пингвин, отходит к своей парте, стараясь сделать с помощью языка тела вид, будто бы это сделал кто-то другой.
Тамара Максимовна врывается в класс и кричит:
– А ну успокоились быстро!!!
Мы резко умолкаем и садимся за парты.
Далее уже было не смешно. Она минут двадцать нас отчитывала за то, что мы Пантелеймонычу урок сорвали, и никакие уже наши аргументы про то, что он трудовик, не работали. Буквальными криками, называя нас умственно-отсталыми, Тамара Максимовна требовала в классе дисциплины, тут же назначила дату родительского собрания и напомнила всем про хвосты по учёбе.
Короче, за акцию гражданского неповиновения получили мы тогда по всей строгости школьного закона…
***
А потом мы привыкли. Привыкли к неуклюжести и слабохарактерности Пантелеймоныча, привыкли к его лекциям, и до самого девятого класса тот остался нашим классным руководителем. Да, по большей части у нас вошло в привычку прогуливать классные часы, но мы привыкли… И он привык тоже.
Про то, как я его унизил с халатом, он даже и не вспоминал потом. Наоборот, когда возникла неприятная ситуация с учительницей английского Натальей Ильиничной, заставлявшей меня на уроках сидеть без обуви, именно он тогда и стал посредником между мной с родителями и учительницей, поспособствовав завершению конфликта в нашу пользу.
При всей своей мягкости и нерешительности он всё-таки обладал ещё и добротой удивительной к тем, за кого был в ответе, стараясь по возможности во всех конфликтах встать на нашу сторону, поддержать нас на всех конкурсах и соревнованиях, куда мог прийти, устраивал утренники, а также походы на природу. Пусть и неуклюже, но он хотя бы старался что-то делать, а ведь это уже немало!
Выпустив наш класс, он в итоге из школы уволился. Пантелеймоныч и до этого то не был хорошим учителем, ведь до нас он преподавал в хабзайке. А потом, видимо, понял, что заставлять юношей ПТУшных считать дроби и степени без калькулятора – это одно, а с детей и отроков глаз не спускать, лишь бы не сломали себе ничего – уже другое.
Да и если он был честным с самим собой, то ещё с момента нашего бунта понял, что с классным руководством не справится. Тамара Максимовна была опытнее. Она нас по именам звала, ведь знала с самого первого класса каждого. Пантелеймоныч же имя моей одноклассницы Нины Артищенко даже запомнить не мог, называя её Наталкой, отчего та от него чуть ли не в слезах убегала, лишь бы не тот раздражал (с учётом того, что Нину вывести из себя традиционно было проще простого). Что уж говорить о том, как он родителей учеников из себя выводил. У нас же класс золотой был – родители детей в подавляющем большинстве своём мещане – средний класс с большими зарплатами от 50 тысяч и выше, что по меркам тех лет довольно много (а мы – их дети с соответствующим самолюбием и самомнением), а Пантелеймоныч на их фоне нищим дурачком и простачком смотрелся, у которого даже денег на новую оправу для очков нету. Потому с самого седьмого и по девятый класс Тамара Максимовна негласно продолжала оставаться нашим классным руководителем, принимая ключевые решения.
А Пантелеймоныч… А что Пантелеймоныч? Последний раз я его видел в 2012 году, когда уже в универе учился, а он из школы ушёл. Тогда же вспомнил нашу старую забаву принижать его авторитет, стараясь поздороваться с ним за руку. И он, наконец, пожал мне! Как своему! Как взрослому! Не забыв при этом сказать фирменное:
– Ах, ты разгильдяй! – и машет указательным пальцем перед лицом.
А потом уехал в Белоруссию, и след его там окончательно простыл.
Мораль же сей басни такова, что классу, что считается золотым, назначать в классные руководители трудовика – не к добру. Приведёт это и к скандалам, и к смешным нелепостям и даже к самому настоящему школьному бунту, где вместо камней использовались кусочки бумаги от тетрадок. Не хочешь, чтобы этого произошло – назначай классным того, кто умеет и может, а не того, кто только пришёл, амбиций имеет массу, а по факту на такую ответственную работу претендовать не мог.
Вот так.
Counter Strike
Какой педагог есть хороший? Сложный вопрос, правда? Проще ответить, пересекаются ли две параллельные прямые. И то, смотря, какую геометрию изучаешь. А тут скорее вопрос наук гуманитарных, поэтому и вариантов ответа там будет огромное множество. Вроде бы ответить на него со своей колокольни просто, как и на многие. Хороший учитель, например, математики – это тот, кто скажет детям, что 2+2=4, и других ответов быть не может. Вы же не хотите, чтобы ваш ребёнок думал, что 2+2=3 или 5… А с другой стороны в интернете можно найти кучу примеров решений что 2+2=5! Да, это классический пример софизма в математике, но плох ли тот учитель, что сможет толково объяснить, что это такое и как математический софизм в жизни применить?
Но только лишь знание своего предмета и способность объяснить материал нужны хорошему педагогу? Разумеется, нет! Критериев на самом деле много: способный учитель должен и дисциплину поддержать, и конфликт пресечь, и подтянуть хотя бы чуть-чуть неуспевающего. Из своего личного опыта я этот список дополню ещё двумя критериями. Хороший педагог, во-первых, должен вселять в учеников уверенность в их силах и способностях, а не надеяться, что если он преподаёт предмет элите школы, то они как-нибудь сами на хорошие оценки да и выйдут. А, во-вторых, уделять время не только личным амбициям, но и работе.
И, как вы уже догадались, попался мне далеко не самый лучший учитель… Но обо всём по порядку.
***
Наш учитель математики – Тамара Максимовна считалась одним из самых способных педагогов школы. Так уж выходило, что из под её пера выходили т. н. «золотые» классы, в которых все ученики так или иначе добивались сравнительно больших успехов в жизни. Олигархом или президентом, конечно, никто не стал, но большие политики муниципального уровня, некогда учившиеся в таких классах нашей школы, потом к нам в класс приходили и рассказывали, какая Тамара Максимовна хорошая учительница, и как хорошо, что мы попали именно к ней.
Самое удивительное было то, как с самого первого класса она работала в тандеме с нашей первой учительницей Елизаветой Петровной Соколовой. Они не просто вместе сотрудничали, а буквально передавали друг другу классы как эстафетную палочку. Сначала первая выделяет среди учеников тех, кто более или менее способный, а Тамара Максимовна уже решала, кто продолжит с ней учёбу. Так наш класс в своё время покинула пара учеников – не дотягивали до общего уровня остальных.
А среди нас в свою очередь, перешедших в пятый класс, не было каких-то учеников заметно слабых. Все были или хорошисты, или отличники, а круглых двоечников или троечников из люмпенов у нас вообще не было, тогда как остальные классы с параллели были ими забиты. Вот из нас Тамара Максимовна «золотой» класс и делала.
Среди родителей она пользовалась уважением и авторитетом, притом ещё до школы. Только вдумайтесь, в течение всего августа перед зачислением в первый класс они с Соколовой сознательно ходили по квартирам будущих своих учеников, общаясь лично и с детьми и с их родителями! Потом также отличались активной работой и воспитанием в течение школьных лет. Правда, лично я не заметил этого, но большинство родителей были довольны. Что уж говорить, если в своё время именно она убедила большинство родителей оставить в качестве педагога по русскому и литературе Поскупову Лилию Александровну, несмотря на протесты многих родителей и почти всех учеников. В общем, запас доверия к Тамаре Максимовне был невероятный.
От себя вкратце добавлю, что для меня она как педагог ничего хорошего не сделала. До сих пор не могу ей простить того, что она всерьёз не разбиралась с теми, кто в школе занимался буллингом в отношении меня, хотя вроде бы должна была. Но тут ещё большой вопрос, что бы она смогла сделать? Не каждому же подзатыльник давай, кто выбросит в мусорное ведро мои учебники или поколотит в углу на перемене! Впрочем, за последнее можно в худшем случае и уголовку, знаете ли…
