Я не смог уснуть, блокнот заворожил меня. Кто это был? Кто оставил все эти послания в виде рисунков? Я сразу понял, что тот, кто рисовал их, не был профессионалом. Каждый лист был живой, не сделанный на заказ.
Мои мысли прервали Леон и Нурлан. Они вошли в квартиру, пока я лежал на кровати, и без моего участия начали что-то раскладывать по своим рюкзакам. Леон сказал, что нужно успеть собрать все припасы до темноты, ночью лучше видно дронов и будет легче уйти, так как наша финальная точка прямо в центре, в пищевом квартале. Их мешки были чем-то заполнены и, мне показалось, немного влажными внизу. Не придав из-за суматохи этому значения, я быстро положил блокнот в свой мешок, и мы вышли из квартиры. В квартале водоснабжения процедура повторилась. Меня посетила мысль, что мы сейчас похожи на туристов, которые случайно забрели в новый мир. На походе к пищевому кварталу начался дождь. Я ни разу его не чувствовал, находясь в тумане. Возможно, это был первый дождь за все время распространения препарата «I2». Я издал звук несколько раз в одном месте, чтобы дать понять, что мне нужно несколько секунд на передышку. Но на самом деле мне просто хотелось прочувствовать момент. В городах никогда не давали много воды. Всегда 10 литров на неделю. Ты мог либо пить, либо охладить любую часть тела на выбор. Еды тоже было мало. Хотя те тюбики с некой жидкостью было сложно назвать едой после того, что я ел у костра в колонии. В очередной квартире Леон и Нурлан мне переложили в рюкзак часть того, что собрали. Всю электронику они оставили в комнате. Там были провода и какие-то устройства, которые я раньше не видел. Леон и Нурлан быстро ушли за продуктами. Я снова остался наедине с блокнотом. Сначала я пролистывал каждую страницу быстро, а после стал разглядывать внимательно, чтобы как можно тщательнее изучить каждый символ. На второй странице был нарисован кричащий человек. На секунду я вспомнил своего монстра в клетке, который ждал меня в моих снах. Но он отличался тем, что кричал не от боли, а от собственного безумия. Третья страница вся была в спонтанных линиях. Они явно были нанесены в порыве ярости. Тот, кто их рисовал, прикладывал много силы. Пока я размышлял о безумии и гневе автора блокнота, вернулись Леон и Нурлан. Они были насквозь мокрые. Они быстро сняли промокшие куртки и положили на кровать, чтобы те немного высохли. Их рюкзаки, грязные и мокрые, были забиты под завязку. Все было взято в производственных складах. Не помню точное названия этих мест. Нам нужно было дождаться, когда кончиться дождь, и идти обратно. Мы сидели на полу и вслушивались в стук дождя. Он заворожил нас, и хотелось говорить шепотом. Будто перебить его стук, невежливо. Мне было интересно, как они нашли эти квартиры, как проникают за припасами и ориентируются без пульта ZENO. Но я ждал, что они мне расскажут обо всем сами. Я лишь спросил, что за устройства они взяли из квартала с электроникой. Нурлан молчал и сильно дрожал. Леон достал из портфеля несколько устройств и показал мне. Одно вырабатывало огонь. Второе свет. Показывая эти инструменты, он лишь сказал, что они взяли только самое необходимое. Когда дождь кончился и мы были готовы идти, вещи все еще были мокрые. Нурлан, надевая свою куртку, стал дрожать еще сильнее. Я, глядя на его состояние, предложил поменяться, пока его куртка не высохнет на мне. Я был сухой и хотел помочь. Он молча и не глядя на меня, поменялся со мной. Его куртка была мне велика, но я не подал вида, что мне было в ней неудобно. На нем моя куртка смотрелась нелепо, особенно это было заметно, когда он надевал рюкзак и его запястья оказались голыми. Мы вышли из квартиры и пошли в сторону колонии. Я предвкушал, как снова увижу все вокруг себя. Я решил, что буду вызываться ходить за припасами каждый раз, когда представится такая возможность. Чтобы еще сильнее ценить возможность видеть. Чтобы я не забыл и не принимал как данность то, что окружает меня за пределами тумана.
Куртка Нурлана почти высохла, но мы все еще были в городе J, и я не хотел останавливаться, чтобы отдать ее ему. Рюкзаки были тяжелыми, и я из-за этого быстро уставал. У меня, наверное, ранее никогда не было таких физических нагрузок. Когда я в очередной раз попросил отдыха, на мой звук пришел Леон. Он сказал, что мы не можем так часто останавливаться. Он повторил, что нам нужно уйти до рассвета. Я попросил дать мне несколько минут. Склонив голову и опершись на колени, я пытался отдышаться. Я практически не видел Леона, но я чувствовал, как он стоит рядом, чтобы поторопить меня. Раздался крик. Он был громкий и скорбящий. Я уже слышал такой раньше перед тем, как уйти из города F. Это было, когда я в первый раз встретил F80. Эти стоны, эта мольба – такое может быть лишь от того, когда тебя разрывает изнутри и тебе этого мало. Когда тебе хочется чувствовать еще больше. Я знаю, я испытывал что-то подобное. Но не из-за чьего-то касания, а когда сам причинял себе страдания, которые мне напоминали о том, что я живой. Я резко встал и пошел в сторону, откуда раздавались звуки. Леон шепотом сказал, что Нурлан касается кого-то. Наверняка это вышло случайно, так как нам нужно было срочно уходить. Мне показалось, что я увидел крохотную точку не больше звезды, наподобие тех, которые были на небе за пределами города. Но она становилась все больше, она приближалась. Я воскликнул, что это дрон! Леон сразу же начал кричать. Леон кричал и, видимо, шел на звук стонов, которые не прекращались. Резко все затихло, и я услышал звуки сканирования и отчет ZENO. Похоже, что сначала он отсканировал Леона, потому что отчет был связан с ним. Он произнес: «Смотритель F80. Принадлежность к городу не известна». Следующим был Нурлан, раздался звук сканирования. Я замер, услышав звук ошибки. После повторного сканирования дрон произнес: «Не опознано, опасность, причинение вреда человеку!». Дрон видел перед собой неведомое существо, которое касается человека города J. Я замер в ужасе. Мне казалось, что этот миг длится вечность. В глазах у меня потемнело, и начали подкашиваться ноги. Но последующий звук заставил меня мгновенно забыть о собственном состоянии. Я слышал хруст костей Нурлана. Когда ZENO убивает, он проливает минимум крови и ты не успеваешь закричать, если он сдавливает тебя целиком. Услышав Леона, как он кричит, чтобы я бежал, я, забыв о портфеле, побежал. Я начал замечать огни ZENO. Их становилось все больше вокруг. Сначала было несколько огней, которые следовали за мной по бокам. Но спустя мгновение они окружили нас, Леон и я остановились. Я тяжело дышал и практически не слышал, что говорил Леон. Все было понятно без слов – ZENO убьет нас. Это высокоразвитый искусственный интеллект, который умеет ориентироваться в фактах. Нурлан, неопознанный объект, который навредил, по его мнению, жителю города. Леон находится не в своем городе и внутри центра событий, причем начал побег. Огни приближались, словно рой пчел. Я закрыл глаза, представляя костер. Я вспоминал все, что видел в последнее время. На моем лице проступила улыбка. В этот момент я понял: я готов умереть ради одного дня за пределами нового мира. Мои размышления прервал чей-то пинок плечом. Это был не Леон, я ничего не почувствовал! Еще один, а потом снова. Я открыл глаза и увидел силуэты людей. Их было много, и, когда они касались меня, они замирали. Те, кто коснулся меня первыми и были ближе ко мне, улыбались. Другие начинали плакать или истерично кричать. Людей вокруг нас становилось все больше. Я понял, что все идут по своим рабочим местам. Мы не заметили рассвета, пока убегали. Дроны беспорядочно кружили вокруг толпы, для ZENO это был самый ужасный сценарий. В этот раз я крикнул Леону, что нужно бежать, и, пробираясь через толпу и цепляя всех, кто был у нас на пути, пробуждая чувства у всех подряд, мы выбрались из корпуса и быстро побежали из города. Я не чувствовал усталости, страх переполнял меня. Я думал лишь о том, что нужно бежать как можно дальше. Бежать, пока не закончится туман этого города.
Я не помню, сколько мы бежали. Все произошло слишком быстро. Несмотря на то, что мы покинули туман, Леон не останавливался. Я еще какое-то время пытался бежать за ним, но адреналин закончился, и я упал. Я закрыл ладонями лицо и пытался не заплакать от усталости, смерти Нурлана и ощущения того, что он умер из-за меня. Это я дал ему свою куртку! Это я останавливался, чтобы передохнуть. На смену скорби пришел гнев. Сколько себя помню, я всегда покорно соглашался с обстоятельствами, в которых оказывался. Что бы со мной ни происходило, я смотрел на это сквозь стену, которую сам же и воздвиг. Мне это помогло выжить, когда все вокруг пылало, я отстранился, и меня никто не трогал. В городе F я принял тот факт, что стал смотрителем, и решил, что таковы обстоятельства. Проходя мимо пустых глаз каждый день, я даже не задумывался, что каждый взгляд, который больше ничего не выражает, имеет мою причастность. Я резко поднялся. Леон сидел в 10 метрах от меня и пытался отдышаться. Я быстро подошел к нему и сказал, что смерть Нурлана произошла по моей вине. Когда я упал по пути в город J, я стер свой QR-код. ZENO не смог отсканировать его и убил Нурлана. Леон ничего не ответил. Я пытался докричаться до него, я хотел, чтобы кто-то назвал меня сволочью, почувствовать чью-то злобу в отношении себя, хотел наказания или изгнания. Но он просто слушал, как я называю себя убийцей. Я сел напротив него в надежде, что мой взгляд заставит его говорить со мной.
«Ты не понимаешь, мы потеряли всю еду. Я чудом унес свой рюкзак, но твой и рюкзак Нурлана мы потеряли».
«Нурлан умер!»
«И ЧТО? А МЫ ЖИВЫ! Нам нужны припасы, чтобы жить дальше!»
Когда Леон закричал о том, что ему наплевать на жизнь Нурлана, я не знал, что ему ответить. Неужели я один чувствовал скорбь? Леон сказал, что, хоть города и устроены отдельно друг от друга, все сложнее, чем может показаться. Есть семь городов с простыми названиями: A,B,C,D,I,F,J, есть те, кто управляет им. Вернее, поддерживает функционирование города. В моем городе это F. Она часть ZENO, которая хоть и человек, но с вживленным чипом. Все города поддерживают коммуникацию для сбора данных об угрозах, стабильности вымирания и прочего. Нам туда нельзя, потому что скоро все города будут на повышенном уровне надзора. Но главный город А собирает все данные и принимает решения. У нас есть около 2 недель, прежде чем все данные туда поступят и он тоже станет неприступной крепостью. Идти туда примерно 9-10 дней и еще полдня, чтобы собрать все необходимое.
Я сказал, что мы пойдем туда и вернем хотя бы часть припасов. Хоть мне и было тяжело, но я решил, что обязан это сделать. Я больше не буду прятаться или отстраняться от окружающего.
Мы пошли, как только отдохнули. Я начал сомневаться в Леоне. Если ему наплевать на Нурлана, то какое ему дело до остальных? Ему важна лишь своя жизнь. Мне надо было принять, что существуют города и такие, как он. Но я был уверен, что в колонии не все, как Леон. Я чувствовал доброту в этих людях, они не показались мне такими же жестокими или бесчувственными, как Леон. Именно это я видел в нем, когда зашла речь о гибели Нурлана. Сложно поверить, что в мире, в котором тех, кто может что-либо почувствовать, остались единицы, но еще сложнее поверить в то, что такие, как Леон, зная обо всем происходящем, могут вести себя, как в старом мире.
Мы шли молча. Я все время думал о словах Леона. То, что он не сожалел о смерти Нурлана, но переживал за всю колонию, формировало во мне противоречивое мнение о нем. Я помню, мы изучали такое поведение в школе. Кажется, это называется «метод Хомо эректуса», этот термин был введен в конце 21 века. Такие идеи были популярны в далеком прошлом, они были направлены на выживание большинства ценой меньшинства. Но, как было указано в учебниках, такая борьба со злом лишь порождает новое зло, заменяющее старое. В таком цикле люди жили долгое время, пока не была разработана новая концепция в начале 22 века – «Выжить должны все!». Но и она провалилась. Все начали делиться на группы. Большинство делало вид, что они меньшинство, а меньшинство старалось угодить всем сразу, но у них ничего не выходило, потому что, когда поддерживали одних, оскорбились другие, и так далее. Так мы изобрели новый цикличный процесс, который успешно прервали препаратами «I» и «I2». Я начинал погружаться в себя из-за долгой дороги и отсутствия общения. Будто я снова патрулировал свой участок в городе F. Но свежий воздух делал мои мысли не такими расплывчатыми, теперь я могу ясно мыслить и формировать точное мнение обо всем происходящем. Я должен стать другим. Я сдержу обещание, которое дал себе. Теперь у меня есть выбор. Я могу вернуться в город, продолжать быть смотрителем и медленно, но безопасно угаснуть в дезориентации мыслей и в пространстве, или же я могу остаться среди света и людей, которые, как и я, ценят возможность видеть каждый свой шаг, ощущать ветер и греться у костра.
Я устал, но не подавал вида. Я боялся, что, если я попрошу перерыва, Леон вспомнит, по чьей вине все произошло. Или, может быть, я сам не хотел вспоминать этого. Ведь Леон чувствует, а значит, у него есть причины, которые позволяют ему не давать «I2» взять верх над собой. Мы шли через сплошные поля. Деревьев почти не было. Когда начало темнеть, Леон сказал, что нужно найти место, где мы сможем переночевать, желательно с дровами, чтобы развести костер и согреться. Уже практически ничего не было видно, и мне начало казаться, что мы так ничего и не найдем. Леон остановился и, приглядевшись, увидел небольшой островок с деревьями. Направившись к нему, мы заметили что-то вдалеке.
Это был небольшой огонек. Он мелькал практически незаметно, видимо, его заслоняли деревья. Мы присели на корточки и начали всматриваться. Леон шептал, что хозяин костра может быть не такой приветливый. Не все, кто решает выбраться из города, ищет доброты и света. Возможно, это какой-то смотритель, который хочет держаться особняком. А если его покой нарушить, то кто знает, что он может сделать. Но мы очень устали. У нас было немного еды, какие-то провода и очень много воды. Все это нес Леон в своем рюкзаке. Мы заметили мужскую фигуру. Кто-то грелся у костра, укутанный в большое количество вещей, которые укрывали его с ног до головы. Он, видимо, что-то готовил на костре, потому что запах доносился очень соблазнительный. Что-то похожее было в нашем лагере. Как только я его учуял, сразу перестал здраво мыслить. Годы на химических продуктах давали о себе знать. Я посматривал на Леона в надежде, что он встанет и мы пойдем к костру в расчете, что нас не прогонят. Но он внимательно всматривался в этого мужчину, будто искал подвох. Перед нами был пожилой человек, который просто грелся у костра. Он выглядел безобидным. Я решил что пора стать более решительным. Пора начать говорить первым: «Пойдем, я думаю нам ничего не угрожает».
Леон, подождав несколько мгновений, встал, давая понять, что готов рискнуть.
Он оказался совсем стариком, но вполне активным и с ясным умом. Вначале он испугался нас, но мы объяснили, что сбежали из города и хотим согреться. Старик продолжал недоверчиво поглядывать на нас. Леон рассказал, как мы очутились у его костра, и наши истории были похожи. Он ушел из города один, по своей воле и без подсказок, как это было со мной. Он сказал, что собрал все, что мог, и ушел куда глаза глядят, пока туман не рассеялся. Раньше он был хирургом, а знания в охоте и приобретенные навыки выживания помогали ему какое-то время. До распространения «I2» он вел активную жизнь, он будто готовился к чему-то подобному, что произошло с нами. Он сказал, что трудно было заметить, как все рушится с неконтролируемой скоростью. Я задумался о его словах. Ведь все и правда было очевидно, но многие этого не замечали или верили, что любые поступки человечества сойдут им с рук. Старика звали Максим, как и меня. Он сразу назвал свое имя, что удивило меня. Видимо, он находился в городе совсем не долго. Он сказал, что вначале он укрывался в своем бункере, но там не было необходимой системы фильтрации, как в домах, которые построили именно для таких, как я. Он вышел и сначала подумал, что это ядерная пыль, но его нашел ZENO. Старик рассказал нам, что всю жизнь страдал от депрессии, он так к ней привык, что, когда все случилось, для него это не было шоком или негативным событием. Каждый день он готовился к худшему и не испытывал ничего позитивного. Это ему помогало в работе хирурга, а потом помогло легко справиться с принятием катастрофы. Он сказал, что со временем животных и растений становилось все меньше. А сейчас они и вовсе пропали. Лишь поля и очень редкие островки деревьев. Костер можно разжечь и с помощью инструментов, которые создают в городе. Этот инструмент выглядит как гладкая, черная фигура, которая управляется вручную. Но, чтобы завладеть им, нужно забраться в технический сектор и умело его выкрасть. Наш новый друг был не таким. Он не из тех, кто ворует или вредит кому-то. Как мне показалось, этот старик был тем, кто всегда придет на помощь другому, даже если придется пожертвовать своими интересами. Но не для того, чтобы об этом кто-то узнал и похвалил, а именно искренняя жертва ради другого. Мне это понравилось. Я давно не встречал подобных людей. Хотя, если посмотреть, я и вовсе встречал не так много людей, с которыми можно поговорить.
Меня клонило в сон. Но мне было интересно слушать его рассказы. Он тоже давно не встречал никого и, видимо, поэтому говорил без устали, прерываясь лишь, чтобы предложить нам еду или воду. У него было самодельное устройство, на котором что-то жарилось. Еда не левитировала, она просто была воткнута в палку. Хоть я и не хотел забирать у этого несчастного старика еду, которой явно было не много, я согласился. Я был очень голоден. Леон и вовсе сразу же потянулся к костру и руками разделил между нами все, что было. Он почему-то произнес: «Интересно, какое по ощущению», после чего начал отламывать маленькие кусочки и есть. Я неумело вгрызался в кусок мяса и глотал практически не жуя. Мне сразу же стало очень грустно. Я пообещал, что мы принесем ему немного еды из города. Еще старик попросил заживляющей мази, которая мгновенно затягивает раны. С каждым проглоченным куском мяса мне становилось все тоскливее. Не знаю, дело было в истории этого пожилого человека или в том, что приходится терпеть оставшимся людям, которые не поддались препарату «I2»… Последствия нашего прошлого мира начали встречаться на каждом шагу, даже вне города. Возможно, это и есть выживание. И, хоть я и пообещал себе стать сильнее, эта тоска меня. Я решил, что утром мне станет легче. Я лег и постарался поскорее уснуть под разговоры Леона и Максима. Они о чем-то говорили, и я слышал лишь отрывки из их разговора. Что-то о том, что означает «я», и стоит ли дарить себя себе.
Я проснулся достаточно бодрым. Все время я мучился от кошмаров и бессонницы, но этим утром я не помнил, что мне снилось. Наконец я не просыпаюсь в поту и с ужасом на лице от увиденного в собственных снах. Я лежал и глядел на небо сквозь ветви деревьев. Я вспоминал, как в первый раз вышел из города F. Мне понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя и отчетливо увидеть солнечный свет. В моей квартире есть искусственный свет солнца для поддержания в организме витамина D. Но этот свет не сравниться с тем, что я видел сейчас. Видеть – это, пожалуй, то, что мне все время было нужно. Я встал, услышав возню Леона. Он уже собирался. Мне нечего было делать, и я просто оглядывался вокруг. Я рассматривал место нашего ночлега и еще спящего старика. Он был по-прежнему укутан в большое количество тряпок. Но, оглядывая его, я заметил то, что он, возможно, так тщательно скрывал от нас. У него не было ног. Они начинались с колен. Его колени выглядели как обрубки, которые соскребали очень аккуратно. По моему телу пробежал резкий холод. Даже не из-за увиденного – я не понимал, как он может выжить, не имея возможности ходить. Леон несильно ударил меня рюкзаком и сказал, что нам пора. Я хотел разбудить старика и сказать, что мы обязательно вернемся с едой для него, возможно, у нас получится взять его с собой в лагерь. Но не стал, я не хотел обнадеживать его. Я не был уверен, что мы вообще выживем. Город А по рассказам показался мне очень опасным. Я попросил Леона повернуться ко мне спиной, чтобы я смог оставить немного еды. Леон сначала упирался, он говорил, что нам ее еле хватит на двоих, но я настоял. Я возмущенно шептал, стиснув зубы, что мы обязаны помочь ему. Я оставил то, до чего смог дотянуться в рюкзаке, и мы пошли дальше. Сейчас я хотел знать все детали, и мой спутник мне их расскажет! Теперь я расспрашивал его без остановки о том, как мы попадем в город, как мы будем добираться и, что не менее важно, как мы покинем город. Сначала Леон отвечал мне вяло и без подробностей. Но чем дольше я его спрашивал, тем сильнее он увлекался разговором. Мне показалось, что он восхищался этим городом.
Все города расположены в линии, только находятся они на больших расстояниях друг от друга. Помимо центра ZENO, в нем также есть транспорт Zen-Tes, на котором передвигаются группами смотрители города А. Если мы выкрадем один из таких, мы сможем собрать много еды и быстро добраться до нашей колонии. Но город кишит дронами. Особенно опасен центр, там находится производство дронов ZENO.
Я слушал Леона и решал небольшие подзадачи. Мы не попытаемся выкрасть один из Zen-Tes-ов – мы точно его возьмем. Когда мы выберемся из города, мы заедем за стариком, который не сможет выжить без нас. В остальном мне придется следовать за Леоном, однако, если будет выбор между мной и провизией, мой спутник, конечно, с легкостью меня бросит. Леон сказал, что мы будем двигаться ровно вдоль городов, и на пути, возможно, мы будем встречать колонии, в которых он бывал. Он явно очень давно ушел из нашего города. Я попытался расспросить у него о его работе смотрителем, но эту тему он избегал.
Он точно побывал в каждом городе, включая город А. Если мы разговаривали, то только о городах или о том, что в них происходит. Возможно, так даже лучше. Я не хотел узнать его с хорошей стороны. Я не хотел довериться ему, как Нурлан, чтобы потом смотреть в его безразличные глаза, пока меня перемалывает дрон. Еще подростком я осознал, что нет ни плохих людей, ни хороших. Есть человек как единица, которая должна принимать решения исходя из своего опыта. Человек должен стараться быть лучше, даже если ему этого не хочется. Но то, что я переживаю сейчас, вводит меня в растерянность по отношению к своим суждениям. Видимо, есть совершенные поступки, моральные, которые определяют тебя на всю оставшуюся жизнь. И я думаю, что Леон когда-то совершил такой поступок, после которого у него нет пути назад. Теперь у него нет ни сочувствия, ни симпатии к человеку как к отдельной единице. Есть лишь убеждения, о которых мне не до конца известно.