Айрин Серпента
Дом там, где твое сердце
Глава 25
Занимаясь своими парижскими делами, другой нужной суетой, в частности, организовав переезд названного отца с супругами на родину Хусейна Лалие, Марис Стронберг находил в себе выдержку не думать об Элизабетте, не заходить к ней и вообще не строить особых планов. От болтушки Ренаты, крутящейся постоянно возле неё, он волей-неволей узнавал о настроениях Лиз. По реакции на простодушные провокации сестры было понятно, ночное приключение она Марису и Хусейну так и не простила. Ясности в её состояние время тоже пока не внесло. Лиз сидела в своих апартаментах одна, не выходя даже в сад, не разговаривая и с прислугой, и зверела.
– Лиза, послушай, – сестра снова пыталась расшевелить её, – так нельзя. Марис тебе не враг, чтобы ты его так мучила.
– О, уже просто Марис? – лениво удивилась блондинка, лежащая на кровати, со взглядом, устремлённым в потолок.
Рената покраснела, однако взгляд её пояснял – не от смущения, от злости.
– Ты валяешься здесь, как издохшая корова! – закричала сестра. – Мухи ещё не садятся на царицу тухлятины?!
Лиз неприятно хлестнули такие слова. Что, неужели она мылась уже с неделю назад? К ненужному расходу горячей воды, на подогрев которой уходили дорогие дрова, в их деревне относились неодобрительно, но купаться в озере Лиз предпочитала каждый день.
– Ну что тебе надо от меня, ведьма? Ты же знаешь, что мы здесь совсем ненадолго, и нужно только подождать…
Сестра ухитрилась безмерно удивить её в очередной раз. Рената выпятила губки.
– А я не хочу возвращаться домой. Я Мариса попросила, чтобы тут остаться.
– И он? – Лиз приподнялась в ужасе. Страх потерять сестру незнакомой чёрной змеёй куснул в сердце. – Что он ответил?
Рената самодовольно улыбнулась.
– Сказал «да».
Она всего немного слукавила. На самом деле Марис ответил, что ему всё равно.
– Пошла прочь! – Элиза слетела с кровати – огромной, мягкой, упругой, какой у неё не было на родине. Испуганная Рената убежала.
Нетерпеливо дёргая за сонетку, доселе тихая обитательница комнат подняла целую бучу среди слуг. Она потребовала горячей воды, глаженых платьев, помощи с волосами – и была в полной боевой готовности, когда на улицу спустился вечер, мягкими сумерками окутывая дома.
Омар Лалие отдыхал после дневных трудов в своём кабинете. Его он несколько лет назад, после покупки дома, отделал по своему вкусу деревянными панелями и привёз великолепный ковёр. Три огромных арочных окна украсили мягкие серые портьеры, а подоконники переделали, чтобы на них можно было сидеть, подложив подушки под спину и разглядывая движение экипажей на Вандомской площади. Этим прямо сейчас Омар Лалие и занимался. На площади уже зажгли газовые фонари, и такие же, но куда меньшие, фонарики мерцали на козлах проезжающих экипажей. Красиво… Счастливые люди, довольные своей ограниченностью, торопились наносить визиты – а буржуа спешили домой. Париж возрождался после военных тягот. Уже десять лет прошло, как император Наполеон скончался в ссылке на острове Святой Елены, а город только начал оживать от последствий его сражений. Франция всё ещё в ледяном перемирии с монархиями Европы, деловые связи еле теплятся – а ему здесь хорошо. Город как будто помолодел, скинув груз лет, и пахнет не страхом войны, а свободой. Впрочем – Омар усмехнулся – его деньги и репутация экзотического принца позволяют ему быть свободным везде. А заодно и интриговать своей персоной французский двор. Как только начнётся светский сезон, его вновь атакуют приглашениями в Тюильри и Пале-Руаяль. Вновь разговоры не о чём, расшаркивания с придворными, настырные матери, подсовывающие своих юных дочерей…
Бутыль с араком из фиников на столе манила. Хотя бы недолго не думать о столь же юной строптивице в спальне на втором этаже. Вот отец удружил даром… надо думать, Хусейну просто осточертела холодная Швеция, вот он и поторопил события, как смог. Чем кончится ожидание? Элизе ребёнок сейчас совсем ни к чему. Сама ещё дитя, не успела стать женщиной, получить удовольствие от плотской любви…
– Марис.
Тоненький силуэт в юбке «колокольчиком» замер в проёме двери. Редкий гость, как по заказу! Элиза явно не ожидала, что в кабинете не будет гореть свет, и растерялась. Она не находила хозяина кабинета, а вот он преотлично видел её благодаря свету газовых рожков в коридоре.
– Я здесь, – слезать с подоконника Марис не собирался. Она пришла к нему вряд ли со светским визитом, вот и пусть терпит отсутствие манер. Если крестьянка Лиз вообще знает об их существовании.
Элиза двинулась на голос. Пять неуверенных шагов, и вновь замерла в растерянности.
– Ну где ты? Хотя бы говори, чтобы я знала направление!
– Что тебя привело? Неужели поделишься новостью?
Лиз покраснела в темноте, догадавшись, о чём он спрашивает.
– Мне пока нечего сказать.
Марис зевнул – и погромче, чтобы она поняла, насколько ему неинтересна и раздражительна данная тема.
– Ну тогда возвращайся к себе и жди дальше.
Лиз напряглась.
– Нет.
– Нет? – Марис предельно удивился. Давненько ему никто не противоречил. Соскочив с подоконника, он в три шага оказался прижатым к тоненькой, упрямой, отчаянно одинокой фигурке в бальном платье. Ей, видимо, горничная не сказала, что так парижские дамы одеваются только на выезд. А может, одевалась с помощью Ренаты…
– Я буду рад, если ты передумала насчёт платонического характера нашего ожидания.
Злое сопение в темноте – и неожиданное:
– Я пришла поговорить о сестре!
– О малютке Рене? Что о ней говорить? – он чувствовал – Элиза злилась. Вот только отчего?
– Зачем ты даёшь Ренате надежду? Зачем обещаешь оставить её при себе? – девушка гневно шипела. – Неужели не понимаешь того, что глупышка уже влюблена в тебя?
Бесконечное удивление Мариса вылилось в циничный смех:
– Вот как! Приятно.
– Чего тебе приятно, дурак?! – вскрикнула Элиза. – Как ты не понимаешь, Рената – ребёнок ещё, юная девочка…
– Две юные девочки лучше, чем одна… Ай! – ощущение ногтей, впивающихся в щёку, Марису не понравилось. Но и сбежать Лиз Линтрем он не позволил. Их отношения пора было двигать с мёртвой точки. Только куда, если ласку она не ценит, на заботу шипит дикой кошкой, и только хамство будит её.
– Ты. Не прикоснёшься. К моей. Сестре.
– А и ничего подобного, – Марис не стал объяснять, что не видит в малолетней Ренате ничего завлекательного. – Я здесь хозяин. Захочу – прикоснусь. Но лучше бы я прикоснулся к тебе.
С этим Марис тянуть не стал. Задрав сзади пышные юбки, он сжал округлые ягодицы ладонями и усадил Элизу на подоконник. Курс на упрощение дамских нарядов в парижской моде последних лет оказался весьма кстати. Руки нащупали край чулок… и всё. Панталон Элиза не носила.
К такому Марис оказался не готов. Оба замерли истуканами, тяжело дыша. Неужели сейчас это случится, и она узнает… Стронберг отступил назад, выпуская стиснутые в пальцах оборки, Лиз с трудом удержалась от проклятия, которое этот мог понять неверно.
Марис не поднимал взгляда выше разглаживаемой им юбки. Голос его звучал напряжённо:
– Так что, Лиз, принесёшь себя в жертву вместо Ренаты?
Женщина в отчаянии закрыла глаза. Попросить его, что ли? А может, просто убить, чтобы не мучился?
– Стронберг! – она не на шутку вспылила. Спрыгнула с подоконника, вызывающе качая бёдрами, прошла к двери. И обернулась, чтобы нанести coupe de grȃce оттуда. – Ты… идиот!
Глядя на исчезающую в коридоре девушку, Марис не смог с ней не согласиться.
Глава 26
В доме царил переполох. Бегали слуги, домоправительница, охрана – и было этих людей так много, что глава дома никак не мог понять, где же они все были ночью, когда требовалось их внимание? В гневе он был страшен.
– Виновных уволю! – рычал Омар Лалие. – И половину невиновных – тоже! Какой от вас прок, если не можете устеречь девчонку?! Все вон, с глаз моих!
Прошла беспокойная ночь, а серым сумрачным утром обнаружилось, что дальняя, хотя и не кровная, родственница господина сбежала. Ну, или была украдена прямо из опочивальни. Хотя в это Омар Лалие не верил. Разумеется, маленькая стерва сбежала сама. С ней уже могло произойти что угодно, она же города не знает, пойдёт с первым встречным, пообещавшим ей убежище. Ни денег, ни драгоценностей, ни даже смены одежды Элиза не взяла. Куда там, чтобы думать, ведь нужен мозг!
Один он никак не обшарит за короткое время трущобы, а с каждым часом всё растёт вероятность обнаружить в каком-то разрушенном доме, попросту на помойке её истерзанное, многократно изнасилованное тело. Что за дура… Жаль, что бесценный Керим уехал вместе с Хусейном. Придётся подключать полицию.
Префект I округа Парижа примчался к именитому горожанину, едва не опередив курьера, доставившего ему записку от Омара Лалие. Андре Тейлан действовал умно и оперативно, так что уже к вечеру все жандармы города были оповещены о розысках и необходимости смотреть во все глаза и слушать всеми ушами, которые у них оставались после лет доблестной службы на благо Франции.
Бригадный генерал Тейлан заверил Лалие, что для обнаружения его родственницы делается всё возможное; однако сердце Мариса требовало и невозможного. Переодевшись и загримировав лицо, молодой человек отправлялся, вооружённый кинжалами, в трущобы, рыскал там сутками, расспрашивал, угрожал, подкупал. Светловолосую девушку не видели. За розыск Алис Линтрэ, так он окрестил Элизу, была обещана награда, вызвавшая с десяток ложных опознаний. Последнюю – ободранную, слегка безумную блондинку – привели её же родители, отлично знающие, что потерянной девушкой их дочь не была. Жажда золота оказалась сильнее здравого смысла. Мать девушки ещё с час ругалась на площади перед дворцом, когда их выставили из него, и проклинала Омара Лалие, пока жандармы не подхватили её ласково под локотки и не унесли в направлении глухой чёрной кареты.
А спустя восемь дней один из полицейских информаторов наконец заслужил свою награду.
Как только, двигаясь черепашьим шагом по иерархической лестнице, в результате ловкачества и подсидок, полицейский достигал звания капитана, ему выделялся отдельный кабинет, по размерам не превышающий собачью конуру, в здании участка. Но даже собственный кабинет с окном не радовал сегодня капитана Дени Филиппа. Ведь это же шило в заднице, а не работа! Своих дел по расследованию убийств невпроворот, а комиссар Тейлан как будто озверел, свалив на его отдел ещё и бродяг-опиумистов, несколько краж и один то ли несчастный случай, то ли покушение на убийство. Объяснение одно – с наступлением весны преступники активизируются, а полицейские, напротив, торопятся разбежаться по отгулам. По этой причине и приходится перегонять дела из одного подразделения в другое или переводить сотрудников, но ни одного из своих ребят капитан Филипп не отдал, пригрозив в противном случае столичному городу Парижу всеми десятью бедствиями египетскими. Они там, наверху, похоже, полагают, что убийцы сжалятся над бедственным положением полицейских и перестанут убивать на то время, пока защитники закона носятся, словно борзые, в поисках воров и насильников, и негодяев, оскорбивших ругательствами слух невинных старушек. Нельзя же так просто растащить отдел убийств и требовать, чтобы показатель раскрываемости оставался прежним!
Дени Филипп заворчал, перебирая стопку картонных папок, за ночь объявившуюся на его столе. Потом крикнул в раскрытую щель двери:
– Патрисия, зайди ко мне!
Девчонка-сирота, разносящая по отделу бумаги и время от времени моющая полы, влетела быстрее мухи, словно ждала зова. И затрещала прямо с порога:
– Вы уже знаете, да, да, мсье капитан? Я знаю, что такое всегда происходит в книжках, но чтобы в жизни – никогда! Правда, мсье капитан, как вы думаете?
Ответа Дени Филиппа, к счастью, не требовалось, Патрисия только перевела дыхание и застрекотала снова. Она строила гипотезы, искала им подтверждения и отказывалась от них, а сбитый с толку потоком шума капитан никак не мог уяснить, из-за чего стоит такой крик.
– Патрисия! – наконец рявкнул он.
Помощница замолчала и посмотрела на начальника, ангельски хлопая ресницами.
– Да, мсье капитан?
– Что-слу-чи-лось? – раздельно, по слогам, чтобы вопрос осел в её пустую голову, поинтересовался Филипп.
Патрисия даже задохнулась от удивления:
– Как, вы не знаете, мсье капитан? Вас же с утра разыскивает комиссар Тейлан, а вчера сюда приходили детективы и…
– Сделай глубокий вдох, Патрисия, – скомандовал Дени Филипп, опираясь обеими ладонями о стол. Девчонка послушно выполнила его распоряжение. Она выглядела такой прелестной и юной, и даже чуточку умной – пока не открывала рот.
– Хорошо. А теперь рассказывай по порядку, медленно и подробно. Но без комментариев! – поспешно добавил шеф.
Девушка помолчала, собираясь с мыслями. Лицо её сделалось очень сосредоточенным.
– Она – его подружка, капитан! – наконец изложила, как ей казалось, самую суть Патрисия.
На минуту Дени Филипп засомневался в целесообразности дальнейших вопросов. Скорее всего, Патрисия опять целый вечер фантазировала о принцах.
– Кто «она»? – стараясь говорить как можно мягче, уточнил он.
– Девушка, – на редкость понятно ответила Патрисия, – которая потеряла память.
– Подожди. Ты говоришь о девице, которую нашли на окраине Булонского леса без малейшего представления, кто она такая?
– Ну да. Её дело поступило к нам позавчера, помните?
– Угу, – сердито буркнул капитан. – Ничего там не понятно. То ли наезд, то ли не наезд, а может, несчастный случай. Свидетелей нет, девчонка ни черта не помнит. Шишка на голове, синяки по всему телу – и совершенно пустая голова. Так, говоришь, отыскались её родственники?
– Опекун, – делая огромные глаза, зашипела Патрисия.
– Перестань на меня шипеть, – Дени Филипп вытер капельки слюны, попавшие на его лицо, и брезгливо отодвинулся. – Что в нём такого особенного, в этом опекуне?
– Вы же не знаете, кто он!
– Ну?
– Омар Лалие, – трагически закатила глаза Патрисия, прижимая руки к груди. Капитан Филипп с интересом посмотрел в этом направлении, пока информация достигала его сознания.
– Лалие! – Дени Филипп невольно подскочил. – Тот самый бедуин в чалме, который несколько лет назад купил принадлежавший герцогине N. дворец на Вандомской площади и не показывает носа из него? Говорят, у него там хрустальные потолки, а вся мебель из золота, и посуда из коллекции русских царей…
– А по дому ходят павлины и бегают ручные леопарды, – с мечтательным видом подхватила Патрисия. – В стены вставлены драгоценные камни…
Шеф опомнился первым. Он стукнул кулаком по столу:
– Хватит пороть чушь, Патрисия! Драгоценные камни в стенах, надо же… Нам не должно быть никакого дела до мсье Лалие, за исключением того, что он заберёт свою подопечную домой, и городу не придётся больше платить за её пребывание в лечебнице.
– Она ведь совсем не красивая, – продолжала вслух размышлять Патрисия, дёргая куцый хвостик волос. – Так, ничего особенного. К тому же, говорят, она иностранка…
В дверь без стука вошёл полицейский сержант, таща за собой грязный мешок и стопку бумаг.
– Шеф, док прислал свои выводы насчёт парнишки, выловленного в Сене. Говорит, что это утопление. А ещё вас разыскивает комиссар Тейлан. Он был просто в бешенстве, что вы не доложили о найденной девушке…
Патрисия ойкнула.
– …и уже на пути сюда сам. Должен скоро приехать.
Под окнами участка кучер прикрикнул на лошадей.
– Ага, приехал, – с удовлетворением констатировал сержант. – Ну, так что с отчётом дока? Может, мне…
– Положи сюда, – двумя движениями Дени Филипп расчистил место для отчёта на углу своего стола самым простым способом – скинув другие папки на пол.
За дверью кабинета грохотали шаги, тяжёлые, словно поступь Господа Бога в Судный день. Андре Тейлан, префект округа, ни с кем из присутствовавших в кабинете здороваться не стал, а только рявкнул, глядя в упор на капитана:
– Дело государственной важности, Филипп. Поедете со мной, в моей коляске. И соберите все бумаги по делу Алис Линтрэ. Даже черновики, чтобы и следа не осталось.
Капитан моргнул только два раза, усваивая незнакомое имя, а потом повернулся к подчинённым и сам начал командовать. В результате документы были собраны в рекордные сроки – десять минут. А на двенадцатой минуте отборная четвёрка коней вылетела за ограду полицейского участка.
Перед старинным зданием госпиталя стояла роскошная коляска с открытым верхом. Высокие обода колёс говорили об отличных рессорах, делающих движение по булыжным мостовым почти неощутимым. Сидения широкие, все покрыты мехами, дверцы коляски украшены позолотой, лесенка из блестящего чёрного дерева. Вокруг коляски – четверо верховых, их тела целиком и даже лица закрыты плотной тканью, блестят только решительные глаза да сталь изогнутых клинков за поясами. Кучер на высоком облучке одет лишь в ливрею и плащ с опушкой, но вышколен не хуже этих бравых ребят. Взгляд цепкий, внимательный, губы сжаты, и по всему видно – в случае опасности за хозяина жизнь отдаст.
Единственный пассажир коляски – о чудо! – совсем не похож на своё сопровождение. Блондин, длинные волосы сзади собраны в косу, тёмные глаза, суровые неулыбчивые губы. На пальцах рук переливается каскад драгоценных камней – ну точно берберский принц! А сам одет в светлый европейский костюм – узкие панталоны, глянцевые сапоги, сюртук с еле заметной вышивкой. Шейный платок цвета голубиного яйца повязан так туго, что мужчина даже не двигает головой. Рядом на сидении валяется цилиндр, а ветер силён, но волосы пассажира коляски в полном порядке, лицо бесстрастно, взгляд устремлён перед собой.
Когда коляска Тейлана влетает на площадь перед госпиталем, декорации, частью которых является и ожидающий экипаж, приходят в движение. Спешиваются двое верховых из охраны – они пойдут с господином внутрь, соскакивает с приступка кучер, согнувшись в поклоне пополам, открывает дверь.
Дени Филипп никак не мог вырваться из ощущения околдованности. Перед его глазами разворачивалась сказка из жизни принцев и королей. Некоторую претензию вызывало отсутствие джинна. И язык общения – французский. А разговор начался сразу, как комиссар Тейлан и господин Лалие сблизились.
– Нет ошибки? – восточный вельможа прожёг парижанина тёмным взглядом. Тейлан занервничал, скрыл это чувство за сжатыми губами.
– Вероятность небольшая. Мы искали по описанию, портрета ведь нет.
Лалие неожиданно ухмыльнулся.
– Если всё кончится благополучно – по воле Аллаха, сразу же посажу Алис позировать. Кто сейчас из рисовальщиков в чести?
Тейлан был светским человеком, и подобным вопросом его не смутить.
– Эжен Делакруа? – немного подумал. – Он в моде нынче, но, пожалуй, нет. Рисует он странно и больше склоняется к батальным сценам. О, знаю! – щелчок пальцами. – Орас Верне! Говорят, он сейчас заканчивает портрет дочери – и будет премилое зрелище. Но деньгами, как и все слуги искусства, не богат.
Омар Лалие поднял вверх указательный палец, кучер порылся в своём плаще и, пока Андре Тейлан пялился на это зрелище – грамотный слуга! – написал на извлечённой бумажке «Орас Верне». Почтительный наклон головы не позволял сомневаться, что памятка будет непременно передана секретарю господина, как только они вернутся во дворец.
– Пойдём, Тейлан.
– Не боишься?
Дени Филипп невольно позавидовал комиссару, обращающему к великому человеку на «ты». Хотя… каждому петуху – свой шесток.
Чуть двинув голову, Омар Лалие немигающе уставился на Тейлана.
– Чего?
– Ну… а вдруг это не она?
Лалие удивлённо моргнул. Его явно обескуражил этот вопрос.
– А что изменится от промедления? Не она – так не она, продолжим поиски.
Voila, массовая расправа в случае полицейской ошибки откладывалась! Капитан Филипп приободрился. И даже придержал высокому начальству дверь.
У девушки, потерявшей память в результате столкновения с экипажем на окраине Булонского леса, ещё не окультуренного для прогулок, хотя шаги в этом направлении предпринимались, он уже был. На второй день после того, как сердобольные парижане, обнаружившие девушку на дороге, доставили её в госпиталь, отделу Дени Филиппа пришлось начать расследование. Оно, впрочем, не дало результатов – свидетелей происшествия не было, девушка не помнила ничего, и единственной её возможной судьбой было остаться после выздоровления при госпитале в качестве санитарки. Ну да, хорошенькая, хоть и тощая, в синяках и бинтах, но таких красоток возле кафе и на бульварах Парижа пруд пруди. Выглядела девчонка довольно свеженькой, а вот девственницей, по словам эскулапа, не была. Значит, совсем недавно приставлена к работе… И тут такая новость, подопечная самого Омара Лалие! Филипп цинично хмыкнул: где подопечная, там и любовница. Сбежала от него, небось. Да какой самоубийца задаст этот вопрос восточному принцу?
Мрачноватая компания миновала приёмный покой, но никто их не остановил – то ли вид телохранителей был достаточно угрожающим, то ли посыльный комиссара полиции заранее обеспечил им «почётный коридор».
– Палата на третьем этаже, – ни к кому конкретно не обращаясь, обронил Тейлан у подножия лестницы.
Они вошли в палату гуртом, за исключением телохранителей, которым Лалие взмахом руки приказал оставаться за дверью. Такой визит без предупреждения и даже без стука, конечно, нарушал все установленные правила приличия; но молодая женщина, лежавшая на постели поверх серого одеяла, только лениво повернула голову, рассматривая их. Её волосы были коротко острижены, на голове красовалась толстая марлевая повязка.
– Bon jour, mademoiselle, – вежливо поздоровался капитан.
Андре Тейлан удивлённо, но без раздражения глянул на подчинённого и последовал его примеру. Однако он назвал пациентку полным именем, не сомневаясь в значении утвердительного кивка Омара.
– Это Алис, – проговорил одновременно тот. На загорелом лице мелькнула сложная смесь выражений: гнев, страсть, облегчение. Омар Лалие шагнул вперёд, девушка сползла с кровати и сделала то же самое. Оба замерли, рассматривая друг друга.
А потом восточный господин открыл рот и заговорил на языке, которого Дени Филипп отродясь не слышал.
– God dag, Eliza. Jag beklagar det inträffade. Hur känner du er?3
Девушка слушала его, не перебивая, но поза её при этом была такой напряжённой, словно её парализовало. Омар Лалие смотрел на красивую блондинку, ожидая ответа. Девушка неловко кашлянула, с мольбой огляделась вокруг и наконец заговорила. По-французски.
– Э… прошу извинить меня, господа, но кто-нибудь из вас понял, что сказал этот человек?
Неизвестно, кто испытал больший шок при этом её вопросе – Омар Лалие или прочие посетители. Уверенность в том, что женщина является подопечной Лалие, была так велика, и вот…
– Элиза, – тихо спросил загорелый блондин, – ты не понимаешь по-шведски?
Девушка смущённо глянула на него:
– А я должна понимать? Прошу прощения. Мне сказали, что я выгляжу как француженка, только говорю необычно. Я не француженка?
Не многие люди могли похвастаться, что видели Омара Лалие в растерянности, однако участникам нынешнего спектакля это удалось. Андре Тейлан осторожно постучал своего спутника по плечу.
– Ммм… Омар, я говорил тебе, что у найденной девушки есть проблемы…
Тот вздохнул.
– Я не обратил внимания. Слова – это одно, а когда видишь такое…
Девушка гневно нахмурилась.
– Я вам, господа, не ТАКОЕ. Так что спасибо за милый визит, было очень приятно и так далее…
Лалие вновь повернулся к пациентке госпиталя, и внезапно Дени Филипп понял – комиссар Тейлан говорил господину Лалие, да только тот не поверил. Он был уверен, что девушка притворяется. Ведь кто её знает, эту память – если и вправду потеряла, вернётся же когда-нибудь? Так почему не от грозного вида опекуна? А так девушка миленькая, помнит, как есть, как ходить и вести себя. Неизвестно, грамотная ли, книг и газет ей пока не приносили. Не та персона была, чтобы заботиться. И в отдельную палату перевели вот только сейчас, дабы не шокировать высокого гостя видом и запахами общей, на двенадцать женских коек.
Девушка продолжала вопросительно разглядывать посетителей, однако Марис заметил, что она морщится всё чаще, подносит руку ко лбу. Похоже, обостряется головная боль. Не было больше времени на раздумья.
– Да, господа, это моя жена.
Тейлан и Филипп, а следом за ними и пациентка, лишились дара речи.
– Как жена?! – возопил Тейлан. – Ты говорил, что…
– Той информации, что я дал, было достаточно для поисков, – отрезал восточный вельможа. – Тем не менее, Алис Линтрэ Лалие – моя жена.
Девушка легла на койку. Опершись подбородком на валик подушки, с интересом смотрела на темнокожего блондина.
– Что вы думаете об этом, мадам? – не без вызова обратился к ней прямо Марис.
Та выпятила губки.
– А мне почём знать? Если вы – злой человек, то плохо, нет – хорошо. А почему вы узнали меня не сразу?
Омар Лалие оторопел.
– Что значит «не сразу»?
– Если вы долго искали меня и счастливы видеть, где слёзы умиления?
Мужчина поднял ладони вверх.
– Со слезами это не ко мне. Слезами вас обольёт сестра, она очень переживала, – он продолжал пристально наблюдать за пострадавшей девушкой. Был уверен – вот-вот она выдаст себя.
– У меня сестра есть? – Алис просияла. – Маленькая?
– Подросток. Вы помните, как её зовут?
Девушка посмотрела на посетителя с жалостью, словно бы он, не она, был пациентом богоугодного учреждения.
– Я только сейчас узнала о её существовании. Почему вы меня допрашиваете? Не рады, что вообще нашлась? Так я не прошу ничего… муж.
Остальные посетители, было заметно, ощущают только неловкость. Смягчая её, в палату вошла сестра милосердия, собираясь сменить повязки. Тейлан, Филипп и Лалие вышли в коридор. Пробормотав о необходимости поговорить с доктором, Омар Лалие отправился в ординаторскую. Дени Филипп повернулся к комиссару.
– Что теперь будет с ней?
Начальник дёрнул плечом. И не стал указывать на нарушение подчинённым субординации.
– Да ничего. Омар её увезёт. Я лично рад, что всё закончилось.
– Но как мы можем позволить просто забрать девушку? У него нет никаких доказательств, и она его не узнаёт…
Тейлан уставился на капитана выпученными глазами.
– Совсем ума лишился, юнец? Ты про кого это говоришь?! Составляй доклад про опознание и все бумаги лично привезёшь мне! Если хоть одна живая душа узнает, что здесь было, отправлю улицы патрулировать!!!
Сестра милосердия из числа монахинь кротким, хотя и железным голосом указала комиссару на недопустимость повышения тона; а когда тот отделался от неё, Дени Филиппа и след простыл. Помявшись, Тейлан направился на розыски Омара и лечащего врача Алис Лалие. Когда он несмело поскрёбся в дверь ординаторской, врач как раз заканчивал благодарить посетителя за щедрое жертвование на нужды больницы. Восточный гость глянул в сторону Тейлана, но, видимо, посчитал его не опаснее стен и мебели.
– Какие повреждения Алис получила при столкновении? Вы считаете, это не было нападением? Мне сказали, она лежала в луже крови.
Доктор пожал плечами.
– Булонский лес – не слишком посещаемое место. Если наезд имел целью погубить мадам, то почему карета не остановилась и её не… простите, – он глянул на лицо расспрашивающего. – Профессиональная чёрствость. И в луже крови мадам лежала, скорее всего, в воображении людей. Небольшой раной на виске всё ограничилось. Сотрясение мозгового вещества – разумеется, следствием которого и стало отсутствие воспоминаний о собственной личности и предшествовавших событиях.
– А ребёнок? – тихо уточнил Лалие. – Она потеряла его?
Доктор безмерно удивился.
– Ребёнок? Но мадам не была в положении. Её тело отреагировало на потрясение… приходом дамских недомоганий, это так. Но дитя не было.
Мужчина закрыл на миг глаза, он испытал облегчение. Однако доктор и Тейлан забеспокоились.
– Омар, с тобой всё в порядке?
– Мсье Лалие, может, нюхательную соль?
Омар грубо оттолкнул их обоих:
– С ума сошли? Я не баба. Мсье, мы можем забирать мадам?
– Если обещаете показать её врачу при появлении тревожащих признаков – головного кружения, странных движений, тошноты, то почему нет? Она сейчас здесь под наблюдением, но в лечении уже нет нужды.
Тейлан и Лалие вернулись в палату пациентки. Точнее, комиссара новоиспечённый супруг попросил задержаться в коридоре.
Девушка в марлевом тюрбане лежала на койке и грустно наблюдала за его возвращением.
– Что будет теперь?
Обретённый ею муж нерешительно остановился возле кровати. Он бы и сел, но не было приглашения со стороны Элизы.
– Bebis, я не желаю тебе горя или зла…
– Что значит это слово? – заинтересовалась девушка. Под глазами у неё ещё не прошли заметные синяки, и лицо осунулось, но она всё-таки выглядела жизнерадостной и восхищённой каждой минутой открытия мира.
Марис не удержался. Лёгким касанием провёл по её щеке. И Элиза не отшатнулась.
– Моя маленькая девочка. Моя… любимая.
Возражений не последовало. Девушка даже закрыла глаза. Слабая улыбка изогнула её губы.
– А может, – мечтательно проговорила она, – не такое уж оно и плохое, моё будущее?
