Айрин Серпента
Дом там, где твое сердце
Глава 33
Элен-Франсуаз Грандье отступаться не собиралась. Не того склада характера она была, чтобы сдаваться перед ничтожным препятствием. Детство её и юность прошли удивительно благоприятно, родители, люди именитые и состоятельные, никакому капризу любимой дочери не отказывали, просили лишь об одном – составить достойную их партию. Элен-Франсуаз была уже помолвлена с бароном Грандье, на беду свою отправившимся воевать в императорских войсках, поэтому в свои девятнадцать лет не считалась невостребованной, мир всё так же крутился вокруг неё. Барон был нехорош собой и немолод, после дурной болезни, перенесённой в молодости, он едва ли мог продлить свой род наследником. Такое положение очень устраивало Элен-Франсуаз: чем позже вернётся жених из своей армии, тем меньше опасений скандала, невеста давно была не девственной. А светское общество вдруг оживилось – в Париж прибыл на проживание экзотический экземпляр, не меньше чем саудовский король с сыном своим, принцем. Омар Лалие разительно расходился внешностью с представлениями о берберах. Смугл кожей, да, но заметно, что это воздействие палящего солнца, а не природная особенность, под зимним небом Парижа он постепенно светлел. Совершенно белые волосы, ни на каких приёмах он не носил париков. А глаза… в них кипел жар солнца, постоянное желание и страсть. Впервые в жизни Элен-Франсуаз бегала за мужчиной, а не наоборот. Караулила его, подстраивала «случайные» встречи, разве что не позволила бандитам напасть на себя – и то лишь потому, что не была до конца уверена, бросится ли Омар Лалие спасать её. Они сошлись стремительно, как только он узнал о её положении «вечной невесты», отчего можно было не опасаться ответственности. Встречались в гостиницах и на постоялых дворах, прикрывая лицо маской, Элен-Франсуаз сбегала от служанок, сопровождавших её. А когда отгремела Июльская революция, и Луи-Филипп начал награждать своих союзников, домой вернулся опостылевший жених. К тому сроку Элен прочно обосновалась в доме, принадлежащем барону, да и в его состояние успела ручку запустить на правах невесты – но она готова была ради своего аманта на любой скандал. Умолила Омара Лалие о встрече, кинулась на шею своему принцу, а потом и в ноги ему, упрашивая увезти её, сделать своей супругой. А любовник решил иначе, не нужно ему было любви Элен и проблем, связанных с нею. В ту же неделю он покинул Париж, и что оставалось Элен, кроме постылого замужества? Повезло ещё, что боевые раны свели барона в могилу за два года, не пришлось брать греха на душу, травить его. А Омар Лалие вернулся в столицу с супругой. Беленькая, хорошенькая, ещё и моложе её, Элен… отбившая её мужчину. Тут уж все средства хороши.
Надёжный слуга баронессы Грандье был приставлен к входу дворца на Вандом-Пляс отслеживать передвижения мадам Лалие. Именно эта блондиночка была слабым местом Омара, не станет её – желанный плод сам упадёт в руки Элен. Внедрить «уши» в ряды прислуги дворца, увы, не удалось, экономка никого не нанимала. Мадам Лалие выезжала редко, модистка посещала её на дому, а подруг женщина себе в Париже не завела. Напрасно прокараулив удачного шанса почти две недели, Элен перешла в наступление. Она явилась с визитом после полудня, едва стало известно, что Омар Лалие уехал на конезавод, в котором имел свои интересы. Как и следовало ожидать, блондиночка растерялась от такой наглости, не нашла предлога баронессу Грандье не принять. Абсолютно непригодный типаж для высшего света, жалкое создание.
Переходя от доверительного тона к слезам, от хрупких светлых улыбок к жалобам на судьбу, Элен-Франсуаз разыграла для единственной зрительницы целый спектакль. Вершиной мастерства стало застенчивое признание, вырванное из кровоточащей напоказ души.
– Алис, милая Алис, вы не можете не знать, как мечтает наш дорогой Омар о наследнике…
Светловолосую женщину явственно передёрнуло.
– Насколько я знаю, вашим дорогим он был довольно далёкое время назад.
– Ах! – баронесса всплеснула руками, страдальчески и вместе с тем понимающе улыбнулась. – Разве он мог сказать вам!
– Сказать что? – мадам Лалие прищурилась.
– Наша любовь выдержала испытание временем, – залепетала баронесса Грандье. – Когда мы встретились в тот вечер, у графини де Лери, мы оба поняли, что чувства не угасли. А теперь, когда стало известно, что я в состоянии подарить Омару дитя…
Алис Лалие, разом обмякнув, повалилась в кресло.
– Подарить… дитя…
– Неужели именно мне, драгоценная Элен-Франсуаз? – мужской голос от входа в малую гостиную прямо-таки истекал сарказмом.
Баронесса Грандье взвизгнула, с не приставшей даме её круга поспешностью вскочила на ноги. Ах, негодяй! Отчего он так рано вернулся? Один из друзей Элен-Франсуаз обязался задержать Лалие на конезаводе дотемна.
– Лошадь захромала, – со сладкой улыбочкой пояснил на незаданный вопрос Омар. – А я вдруг почувствовал недоброе. Voila! Значит, супруга моя мешает планам второй Жозефины Богарне?
– Мне пора ехать, – пробормотала Элен-Франсуаз. Поспешила к выходу, там её Омар Лалие и перехватил.
– Нет-нет, неужели на самой интересной новости вы оставите нас сгорающими от любопытства? Чьё же дитя зреет в вашем плодоносном чреве, любезная баронесса?
– Оставьте меня!
Мельком взглянув на смертельно бледную жену, Омар схватил баронессу Грандье за руку.
– К чему эти сказки, Элен? Какая цель преследовалась?
– Я—тебя—верну! – прошипела в лицо ему брошенная любовница, брызгая слюной. – И выйду за тебя замуж!
– Люблю сражения с открытыми картами, – мужчина так оттолкнул её, что Элен Грандье повалилась на пол. Другая на месте Алис Лалие бросилась бы гостье на помощь, а та только таращилась на лицо мужа расширенными глазами. Дурочка, что с неё возьмёшь! Но следовало прежде подумать о собственном спасении.
– Алис, милая, – Омар Лалие остановился в двух шагах от поверженной интриганки. – Перед тобой не редкий, увы, в высшем свете зверь: потаскуха беспринципная и безмозглая. Я на такую не польстился бы и на необитаемом острове.
Супруга что-то ответила ему на незнакомом языке. Элен-Франсуаз Грандье для неё больше не существовало. От её слов Омар Лалие встревожился:
– Что значит – тебе не интересно? Нет, так дело не пойдёт. Элен! Немедленно и прямо сейчас – всю правду! Если вдруг по вине вашего буйного воображения пошатнётся мой брак, пощады не ждите.
Не рискуя подняться с пола, та глянула дикими глазами. Алис Лалие махнула рукой:
– Да поняла я уже всё, этой сбрехать – как собаке под забор нагадить, – выражения были красочными, Элен таких отродясь не слыхивала. – Но где гарантия, что не придёт следующая? Слишком уж лакомая добыча вы, мой господин.
Омар Лалие расцвел в неосторожной улыбке:
– Люби меня крепче, чтобы не пришла.
– Тот, кто привык к толпе женщин, одной не удовлетворится.
Супруги стояли у окна, Омар Лалие прижимался грудью к спине жены. На звук хлопнувшей двери даже не обернулись – и так было понятно, что при малейшей оказии незадачливая баронесса Грандье сбежит.
– Не дави на меня, Стронберг, – Элиза сердито фыркнула. – Я думаю.
Муж встревожился.
– Не надо тебе этим заниматься. Выводы делаешь самые непредсказуемые.
– К примеру?
– Начинаешь думать, что подлый злодей насильно свернул тебя с райской дорожки. Где-то там ждал Ресья с нимбом на голове…
– Ждал и ждёт. Андрес не из тех, кто предаёт любимую женщину.
– Очнись! – Марис пощёлкал пальцами. – Достаточно делать из него святого. Твой Ресья – ничем не примечательный деревенский мужик!
Лиз ожидаемо вспылила. Она терпеть не могла покушений на свои ценности.
– Мужик. А я – баба, крестьянская баба! И место мне там, на земле, в деревне! Что за дурацкая прихоть – вытащить дрессированную обезьянку в парижский свет? И детей у нас нет, потому что в неволе звери не плодятся! Уверена, от Андреса я была бы уже вторым тяжела, самое меньшее.
Муж отшатнулся. Зажмурившись и раздавая оплеухи наугад, она ткнула в самое больное. Тишина звенела и давила. Развернувшись, чеканным шагом Марис покинул гостиную. Ночевать в супружескую спальню он не пришёл.
Глава 34
Следующим утром она спала на удивление долго и крепко, а проснувшись ближе к одиннадцати, почувствовала себя прекрасно отдохнувшей. Постель со стороны Мариса была примятой, но самого мужа нигде не видно, что позволило ей радоваться хорошему дню ещё десять минут, пока Лиз одевалась.
Белль подала ей завтрак на террасу. О местопребывании Мариса горничная знала только то, что на рассвете мсье Лалие уехал. Лиз отнеслась к новости легкомысленно, пожав плечами в ответ: мало ли что могло взбрести в голову этому безумцу? После лёгкого завтрака из овсяных хлопьев с фруктовым пюре Элиза спустилась вниз, в библиотеку, разыскивая дворецкого. Лоран находился внутри комнаты, наблюдая, как молоденькая служанка протирает толстые тома книг.
– Лоран! – пальцем хозяйка поманила к себе дворецкого.
Слуга подошёл быстро, но без угодливости. Время от времени Элиза задавалась вопросом, а что же думает Лоран о них, его нанимателях; но узнать истину было невозможно.
– Доброе утро, мадам.
– Bon matin, Laurent, – нетерпеливо взмахнула рукой Элиза. – Утро слишком хорошее, чтобы сидеть дома. Попросите Жерара подготовить экипаж к выезду.
Дворецкий по непонятной ей причине колебался.
– Выйди, – наконец, обращаясь к служанке, он указал головой на дверь.
Девушка поспешно спустилась с лестницы, сделала книксен перед Элизой и покинула библиотеку.
– Зачем вы разводите такую таинственность, Лоран? – Элиза нахмурилась. – Что особенного в моём распоряжении? Поеду на прогулку и в шляпный салон. Что, Жерар просит расчёта?
– Нет, мадам. Дело в том, что вам запрещено покидать дом.
– Что? – Элиза не сразу поняла, о чём он толкует. – Что значит «запрещено»? Кем запрещено?
– Господином Лалие. До его возвращения вы не должны покидать дом ни на минуту. Инструкции на этот счёт совершенно определённые.
Элиза задохнулась от негодования, ещё даже не осознавая до конца, что происходит.
– Но это же насилие! Я обращусь к жандармам…
– Мсье Лалие – ваш супруг, мадам. И он платит прислуге жалование, – двумя предложениями разъяснил ситуацию Лоран.
– Другими словами, – холодно проговорила Элиза, – ни от кого в этом доме помощи и поддержки я не дождусь.
У дворецкого был такой вид, словно он с трудом удерживается от философского пожатия плечами.
– Если вам будет угодно, мадам.
– Что мне будет угодно, что?! – закричала Элиза. – Мне угодно никогда не встречать это чудовище, вашего хозяина, мне угодно прожить жизнь по-другому и с другим!..
– Извините, мадам, – дворецкий смотрел поверх головы хозяйки, совсем не тронутый её истерикой.
– За что? – Элиза махнула рукой. – Вы ни в чём не виноваты. Я только не понимаю, Лоран, за что вы меня так ненавидите.
– Я, мадам? – Лоран удивлённо приподнял брови. – Мсье Лалие нанял меня не для того, чтобы любить или ненавидеть вас, а для того, чтобы быть к вашим услугам. И мне крайне неприятно ограничивать вашу свободу, мадам.
– А мою свободу, Лоран, не так легко ограничить, – Элиза в упор смотрела в глаза дворецкого. Ей показалось, что где-то там, в тёмной глубине, мелькнула искорка понимания.
– На этот случай, мадам, мне приданы самые широкие полномочия.
Лиз промолчала в ответ на это весьма дерзкое замечание. В мыслях она была уже далеко. В течение двух часов Лиз продолжала обдумывать свой план, а в половине третьего, когда слуги, по её сведениям, собирались в кухне для совместного принятия пищи, хозяйка дома уже бродила по саду, сужающимися кругами обходя маленькую дверь в стене. Обычно этот вход использовали слуги и поставщики продуктов. Мадам Лалие огляделась по сторонам, коснулась ручки двери и начала медленно поворачивать её, придерживая рукой висящий над дверью колокольчик. Щель к свободе становилась всё шире, шире, почти достаточной для того, чтобы Элиза могла пройти в неё…
– Прогулки на свежем воздухе вам противопоказаны, мадам. Не угодно ли вернуться в дом? – Лоран кротко улыбался ей из увитой плющом летней беседки.
Колокольчик выскользнул из онемевших пальцев Элизы и громко звякнул. Дворецкий уже стоял рядом, заботливо придерживая дверь.
– Позвольте помочь вам закрыть дверь, мадам, это для вас может быть утомительно.
Пойманная на месте преступления, Элиза только скрипнула зубами и покорно вернулась, конвоируемая дворецким, в дом. На следующий день она пыталась бежать дважды – переодевшись в платье Белль и предложив кучеру Жерару деньги. Гнусный Жерар с улыбкой взял подкуп и немедленно отнёс его Лорану. Ровно через двадцать четыре часа он был повышен в звании до личного стража мадам. Лоран Буассе, не считаясь с расходами – гнев господина обойдётся ему дороже, нанял троих охранников для мадам. На одного из этих громил и наткнулась Элиза утром девятнадцатого ноября, открыв дверь своей спальни.
– Bon matin, madame, – высокий мускулистый мужчина, сидя на стуле, спокойно смотрел на неё. – Меня зовут Дидье Шуан, я ваш новый сопровождающий.
Лиз с отвращением захлопнула дверь перед его носом.
К исходу декабря идея состязания в хитроумности с тремя охранниками, постоянно находящимися настороже, Элизе наскучила. Ей не удавалось придумать ничего, чтобы обмануть этих троих – Дидье, Жерара и Ахмета. Ахмет вообще не говорил по-французски, турецким языком Элиза не владела, да и запас арабских слов у неё сводился к минимуму. Хотя даже самый тупой тюремщик понял бы сочетание слов «не смотреть», «бежать» и «бакшиш» вместе с тугим мешочком, зажатым в руке хозяйки; но Ахмет не поддавался, умело притворяясь глухонемым или бормоча что-то по-турецки. Элиза подозревала, что этот темнокожий здоровяк был прислан лично Марисом присматривать за ней. Когда наступил 1834 год, и миновала половина января, она перестала надеяться на скорое возвращение мужа. К этому времени Элиза не выходила даже в сад больше двух месяцев.
Полгода назад Рената поступила во французскую школу при женском монастыре и поселилась там же в пансионе. Её привозили в дом на Вандом-Пляс один раз в неделю на два часа, которые она проводила с Элизой. Но передать просьбу о помощи с младшей сестрой Элиза не могла – ей просто некому было её передавать. Ни друзей, ни всего лишь знакомых в Париже у неё не было, Марис всегда строго следил за этим.
Мадам Лалие перепробовала двадцать шесть способов освободиться. Треть из них была связана с причинением вреда себе в надежде, что после попытки самоубийства или при симуляции смертельной болезни её перевезут в госпиталь, откуда сбежать намного проще. Однако Лоран Буассе, «имеющий неограниченные полномочия», каждый раз угадывал её игру, и постепенно Элизу всё более одолевала апатия. А зачем вообще что-то пытаться сделать, если ничего от этого не меняется? Чисто автоматически она попробовала ещё соблазнить Дидье, который, казалось, был к ней неравнодушен. Охранник с интересом отозвался на её заигрывание, но к следующему дежурству Лоран провёл с ним «воспитательную работу», и с тех пор Дидье шарахался даже от тени мадам Лалие. О Марисе по-прежнему было известно только то, что он находится в Алжире в компании своего отца.
С ноября минуло четыре месяца, и в Париж робко заглядывала весна. Вандом-Пляс была скучной и серой, парижане, ёжась от холода, не прогуливались, а пробегали по ней, свистел ветер. Потеряв всякую надежду когда-нибудь выйти из этого дома, Элиза приобрела взамен привычку целыми днями смотреть в окно, положив подбородок на подоконник. Белль всерьёз беспокоилась за её душевное здоровье. Элизу перестала интересовать даже сестра, и Рената приезжала всё реже.
Омар Лалие вернулся в Париж без всякого предупреждения, неожиданно, в день, когда тучи разошлись и выглянуло первое солнце. После обеда, к которому Лиз отнеслась без интереса – это стало её привычным состоянием в последнее время, внизу в доме захлопали двери, раздались оживлённые голоса. В спальню Элизы ворвалась молоденькая взволнованная служанка:
– Мадам, господин, ваш муж, приехал!
Элиза повернула в сторону девушки голову, заморгала, будто от яркого света. Муж? Когда-то это слово ассоциировалось у неё с кем-то знакомым. Муж… она попыталась припомнить черты этого человека, но безуспешно. И Лиз снова погрузилась в дремотное состояние.
В кабинете хозяина дома тем временем негромко беседовали двое мужчин.
– И как давно это продолжается?
– Около полутора месяцев, мсье Омар. Мадам совершенно перестала бороться. Она не отказывается от еды, но ест очень мало. Сильно сбавила в весе. Не интересуется успехами мадемуазель Рене.
Марис озабоченно хмурился, перебирая перья в подставке на столе. За четыре месяца, проведённых в жарком климате, его кожа значительно потемнела, а светлые волосы стали почти белоснежными. Резче обозначились черты лица, глаза немного запали. Марис тоже похудел.
– Плохо, очень плохо, – двумя пальцами он поднёс изящно сделанный кораблик к глазам. – Мне не хотелось возвращаться, по правде говоря. У нас с мадам перед отъездом возникли определённые сложности.
– Я понимаю, мсье, – Лоран деликатно отвёл глаза в сторону. Марис криво усмехнулся.
– Разумеется, понимаешь. Женщины – это всегда одни и те же проблемы. Ты любишь, она не любит, и так далее.
– Да, мсье, полностью с вами согласен.
От сочувствия дворецкого Марису легче не стало.
– Если бы я знал, что всё так повернётся, я не уехал бы так надолго. Впрочем, достаточно, Лоран. Я поднимусь к мадам.
Марис вошёл в спальню без стука, но Элиза не выразила возмущения. Жена вообще не отреагировала на вторжение в комнату, где находилась она сама. Элиза продолжала смотреть в окно, подпирая подбородок руками.
– Любовь моя, – неестественно ласковым голосом – ему самому не понравилось, как это прозвучало, позвал он. – Я вернулся.
Спина жены даже не дрогнула. За окном, видимо, происходило что-то интересующее её несравнимо больше.
Подойдя вплотную к сидящей женщине, Марис посмотрел через её плечо на абсолютно пустую, будто вымершую улицу.
– Элизабетта! – громко проговорил он возле левого уха женщины. Та вздрогнула, ненадолго выныривая из своего сна.
– А? Кто здесь?
– Элиза, – мягче, растягивая гласные, будто лаская этим именем свой рот, повторил Марис. Положив руки жене на плечи, он поднял блондинку со стула и повернул её к себе лицом. Модная в прошлом сезоне одежда висела на Элизе самым печальным образом.
– Дорогая, давай прокатимся в парк, в город…
– В город? – Элиза невероятно оживилась. – В город… – глаза её потухли, и в них вернулось выражение тоскливого смирения. – Но мне нельзя. Когда-то давно мне запретили выходить из дома.
– Этот запрет больше не действителен, дорогая, – Марис погладил Элизу, словно ребёнка, по голове. – Я не хотел, чтобы ты убежала, пока меня не было, и потерялась. Тебя могли обидеть.
Элиза сощурилась, что-то припоминая.
– Ты запер меня в этом доме, да? Ты! – Лиз завизжала, будто раненая ведьма, её глаза впервые за полтора месяца полыхнули живым огнём.
Марис отпрянул очень вовремя, иначе на его лицо обрушилась 6ы вся мощь женских когтей.
– Это ты! Ты! – бушевала Элиза. От недавней летаргии не осталось и воспоминания. Одним только словом «ты», произнося его то по-французски, то по-шведски, женщина ухитрялась выразить всю меру переполняющего её бешенства. – C'est tu! Du!
Она немного подумала, прежде чем перейти на арабский:
– Anta! – и добавила с сияющей улыбкой своё новое достижение – слово, выученное после отъезда Мариса. – Anta hауаvаn!
Муж ещё отступил подальше под таким натиском. Будучи натуральной блондинкой от природы, Лиз умудрялась сочетать в себе темперамент всех темноволосых и рыжих женщин мира.
– Согласен, я чудовище, – Марис примирительно поднял руки. – Самый кошмарный монстр, когда-либо появлявшийся на свет за всю историю человечества. Но зато – посмотри сама – ты живёшь. На щеках у тебя снова румянец, глаза светятся…
– Ах, так это была терапия! – Лиз отвернулась от него. – Спасибо, доктор.
– Пожалуйста, – вежливо ответил Марис. – Теперь ты успокоилась и готова поговорить?
– Да, – Лиз с размаху упала в мягкое кресло. – Почему ты сделал меня пленницей этого дома?
– Потому, – Марис ответил ей широкой неискренней улыбкой, – потому что мне надо было уехать, и я ничуть не верил, что, вернувшись, застану тебя ещё здесь. Если помнишь, накануне ты упорствовала в своём желании уехать к Андресу Ресья.
– Не помню, – равнодушно отозвалась Элиза. – Давно это было… если не приснилось мне вообще.
– Прелестный сон! – разозлился Марис. – Интересно, что именно тебе снилось, когда ты выражала желание иметь детей от Андреса Ресья?!
– Я это сделала? – Элиза выглядела искренне удивлённой. – И из-за этого ты так взбесился – больше чем на четыре месяца? Какие глупости! – она пожала плечами.
– Глупости или нет, – Марис с трудом сдерживался, – но я всегда помнил, кто моя жена, и не звал тебя ни Рейхан, ни каким другим именем…
– А ты попробуй, – лицо молодой женщины окаменело, подбородок упрямо выдвинулся вперёд. – Я не упрекну, не бойся. Только для того, чтобы во всех мужчинах видеть одного-единственного, надо любить этого единственного всем сердцем.
– Понятно, – с отвращением пробормотал Марис. – Возврата к нормальной супружеской жизни мне не ждать.
– После всего, что ты сделал? Ты смеёшься?
– Я, откровенно говоря, рассчитывал на это. Ты не передумаешь, дорогая?
– Подожди, Марис, – Элиза встала, – я чего-то не понимаю. Ты уверен, что я тебе изменяю, ты знаешь, что я тебя не люблю; но всё равно хочешь оставаться моим мужем и иметь супружеские отношения?
– Я трахнуть тебя хочу, – муж, не отрываясь, смотрел на её ноги.
– Хоти, сколько тебе вздумается, – Элиза натянуто засмеялась, стараясь не показать, что покороблена его грубостью. – Но ведь насилие – не твой стиль. А я буду отказывать тебе в близких отношениях до тех пор, пока ты не согласишься на развод.
– Ясно, – Марис не дал ей почувствовать вкус победы. – Другими словами, если я обещаю развестись, ты разрешишь мне делать с твоим телом всё, что я захочу. И так долго, как я захочу. Своего рода награда…
– Нет! – Элиза выглядела возмущённой. – Ты перевираешь мои слова. После развода закон запретит тебе дотрагиваться до меня.
– Да неужели? – передразнил её Марис. – Твои глупые законы пишут не для богатых людей, которые ничего не боятся, а для обывателей. Закон не помешал мне удерживать тебя в Швеции, не помешает и уложить в постель, когда я захочу. Так что не будем даже усложнять себе жизнь разводом.
– С тобой бесполезно спорить, – Элиза разочарованно отвернулась.
– И не спорь.
Они вовсе не выглядели как люди, достигшие компромисса. Марис с минуту смотрел на жену – обожаемую и желанную, несмотря на завихрения в её голове, последний раз что-то обдумывая. Приняв решение, он взял со стола чёрную бархатную коробочку для драгоценностей, принесённую с собой.
– Я привёз тебе подарок, – небрежно проговорил он, впиваясь взглядом в лицо жены. – Так, крохотную безделушку.
Он знал, что Лиз неравнодушна к драгоценностям – слишком мало красивых вещей было у неё в детстве. Жена не обманула его ожиданий, с жадностью заглянув в коробочку.
Крупный голубой камень размером с перепелиное яйцо невинно лежал на подушечке внутри и сверкал всеми гранями, отражая электрический свет в комнате.
Бросив один только взгляд на этот камень, Элиза ощутила внутри себя такой ужас, что волосы зашевелились у неё на затылке. Камень был так прекрасен, что красота его кружила голову и ослепляла. Ужас, который испытывала Элиза при виде камня, не мог быть сильнее, даже если в комнате находился бы сам Сатана. Вся поглощённая этим чувством, Лиз даже не замечала, как внимательно наблюдает за ней муж.
– Этот аметист хранился в нашей семье на протяжении пяти поколений. Не бойся, возьми его в руку, ощути его власть… – двумя пальцами Марис снял драгоценный камень с его бархатного ложа и опустил в раскрытую ладонь Лиз.
Женщина устремила на него такой беспомощный, растерянный и одновременно брезгливый взгляд, будто он подсунул ей дохлую лягушку. Было заметно, что ощущения разрывают её на части. Она сама не понимала, что именно и почему она чувствует; зато знал Марис. Этим сияющим голубым аметистом воспользовался Хусейн, чтобы загипнотизировать ее в первый раз.
С криком отвращения Элиза разжала пальцы и уронила камень на ковёр.
– Я… я ненавижу его, – потрясённо пробормотала она. – Это плохой камень.
Скрывая своё разочарование, Марис подобрал аметист и спрятал его обратно в коробочку. Шанс, что при виде предмета, которым её уже гипнотизировали, Элиза впадёт в транс, был невелик, но следовало проверить и его, прежде чем прибегать к наркотикам. Сегодня вечером он использует вытяжку тайного растения, чтобы подчинить её своей воле раз и навсегда.
