Айрин Серпента
Дом там, где твое сердце
Глава 27
Возвращение девушки-иностранки домой вызвало всплеск надежд парижской прислуги, что их увольнение состоится не сейчас. Хозяин дома не стал их разочаровывать, распоряжения были уже отданы управляющему. Зато искренне радовалась длинноногая девочка, похожая на жеребёнка. Она говорила без умолку на иностранном языке и всё пыталась повиснуть на шеях приехавших. Марис решительно отодвинул её.
– Рене, с этого момента ты говоришь только по-французски. Следи за своими манерами. Помнится, ты хотела остаться в Париже навсегда.
Мощный намёк дошёл в конце концов и до Ренаты. Та сникла, отошла в сторону. Сестра не бросилась на её защиту, она смирно стояла в кольце рук Мариса и с благожелательным любопытством оглядывалась по сторонам. Повязка на голове, из-под которой торчали коротко остриженные волосы, делала её похожей на мальчика из трущоб. Лиз выглядела странно – и вела себя странно. Она без страха улыбалась Марису – Марису Стронбергу! – и постоянно поглядывала на него.
Хозяин дома пощёлкал пальцами:
– Прошу внимания, месье и медам! Я намерен сделать важное сообщение.
Прислуга переглянулась, шум стих.
– Вы знаете, что мадемуазель Алис, – Лалие крепче обнял девушку перед собой за плечи, – жила в этом доме некоторое время, но её положение оставалось загадкой для вас. Мы… ожидали важного известия, прежде чем сделать оглашение. Ныне же настал час. Госпожа Алис – моя супруга, мы обвенчались перед приездом сюда, и она стала вашей госпожой.
Движением руки он умерил вздохи и восклицания.
– Однако случилась беда. Госпожа Алис пострадала от несчастного случая и забыла своих родных и знакомых. Прошу вас учитывать эту сложность, прислуживая ей. Эжени, – он пальцем поманил экономку, та присела в книксене, – я прошу вас сделать маленькие карточки и пришить их к платью слуг. На карточках написать имя каждого. Мадам не должна испытывать неудобства. А теперь все могут возвращаться к работе.
Мельком Марис заметил Ренату, та забилась в угол и взглядом, полным недоверия, возмущения, следила за ним и за сестрой. Элиза прикрыла глаза, она с каждой минутой сильнее опиралась на него, и было заметно, что силы покидают её.
– Эжени, перенесите вещи госпожи в мои комнаты. Подготовьте постель, мадам надо лечь.
Экономка бросилась по лестнице вверх, а Марис подхватил Элизу на руки.
– Сейчас будем отдыхать, дорогая. Ещё минутку терпения.
– Эй! – настойчиво позвала Рената из своего угла. – Ты хочешь поселить Лизу…
Не поворачивая головы, Стронберг отозвался:
– Подожди меня в кабинете прямо сейчас. Я не бегаю от разговора.
Любимая женщина в свежей рубашке, довольно мурлыкая, свернулась клубком в его постели. Что может быть прекраснее? Купаться в ванне Марис Элизе не позволил, не вполне готовый увидеть её нагой, но влажной тканью горничные тщательно обтёрли её тело, накормили воздушным омлетом и круассаном с чашечкой молока. Потом покинули спальню, возвращая хозяину дома право общения с женой. Время до этого мига он использовал с толком, с сестрой Элизы надо было переговорить.
Рената начала с возмущения.
– Ты сказал неправду, я же знаю! Не было никакого венчания!
Стронберг плотнее закрыл дверь кабинета.
– А вот теперь шведский язык будет уместнее. Значит, так, милое дитя, – он придвинул тяжёлое кресло так, что оно встало напротив дивана, и сел в него, почти уткнувшись носом в нос Ренаты, – ты одна в этом доме знаешь. Венчания действительно не было, но будет, как только я придумаю причину повторного проведения обряда для твоей сестры. Она ударилась головой и не помнит ни тебя, ни меня, ни проклятого Ресья. Я сделаю всё, чтобы она и не вспомнила много-много лет. Пока же я собираюсь жить с Элизой как с женой, надеюсь подарить ей детей и счастье. Преграду в твоём лице, поверь, я преодолею. Ты можешь стать моим союзником, помогать мне и остаться жить здесь – или завтра же отправиться в школу для девочек при монастыре далеко отсюда. Уговаривать и носиться с тобой, Рената, я не буду. Взрослая девушка, думай сама.
Сестра Лиз решала недолго:
– В школу я хочу, но чтобы в Париже и возвращаться домой на праздники. И если Элизу будут звать Алис Лалие, то моё имя пусть будет Рене. И потом ты найдёшь мне мужа.
Девчонка была очаровательна в своей продажности, и Марис лишь улыбался, сдаваясь на все её условия.
Десять минут спустя он появился в дверях спальни, да там и остался надолго, любуясь спящей девушкой. Элиза Линтрем в его постели… исполнение его мечты. И что его так зацепило в этой капризной, не слишком образованной крестьянской девчонке? Его, который укладывал на своё ложе дам высшего света. Грамотно разыгранная карта недоступности. А впрочем, была ли особенная разница между селянкой и герцогиней? Заносчивости Элизы могло хватить на весь высший свет. Герцогиня была бы благодарна за предложение руки и сердца от человека, которым он стал, а вот крестьянке не угоден, поди же!
Хорошенькая… нет, просто красавица даже с бинтом на голове, из-под которого топорщатся отрастающие белые прядки. Любимая… желанная… Как различить желание и любовь? Нет, свою жизнь за Элизу он бы точно не отдал. А вот за их детей… Совсем скоро придёт время поработать над этим вопросом.
Девушка шевельнулась, с досадой на его медлительность вздохнула во сне. Во сне ли? Ресницы чуть-чуть дрожали, губки старались сдержать лукавую улыбку.
Марис не двигался, ожидая.
– Ну, что смотришь? – рывком откинув покрывало, Элиза села. Консервативная рубашка, в которую её обрядили, скрывала тело надёжнее монашеского обета. Впрочем… Марис помнил. Помнил тело до последнего изгиба, попку, бёдра, грудь, и рассчитывал очень скоро обнажить его. Скрывать подобные прелести – свинство и эгоизм.
– Смотрю на своё.
Элиза ожидаемо взметнулась. Она могла лишиться памяти, но не характера.
– На мне есть твои печати?
– Могу расписаться, где укажешь, – любезно предложил Марис.
– Ах, мой остроумный супруг! – Элиза прищурилась. – Присядь-ка рядом, – она похлопала по кровати, – да расскажи о себе.
– О себе? Не о тебе?
– Себя я потихоньку сама узнаю. Был ли ты добр ко мне? Любишь ли, заботишься?
– Легче о дикой крапиве позаботиться, чем о тебе!
Лиз удовлетворённо улыбнулась.
– Ну вот, а говорил – ангел и любовь всей жизни.
– Ведьма ты, – совершенно искренне отозвался мужчина. – Однако я послушен воле богов. Раз уж Аллаху было угодно назначить тебя мне в возлюбленные, буду смиренно нести кару и груз.
Любимая женщина выразительно провела ногтями по одежде на его груди. Невольно Марис улыбнулся. Чертовка! Она раздражает его, подобно компрессу с ядом мавританской ехидны, и исцеляет от тоски, сожалений, меланхолии. До сожалений ли, когда не знаешь, на каком шаге и под какой ногой рванёт эта соблазнительная бомба!
– Я люблю тебя.
Женщина услышала лишь сказанное. «Никогда не отпущу» она научится угадывать только потом, сейчас же она довольно улыбалась.
– Твоё состояние позволит доказать свою любовь?
– Моё – позволит, – с расстановкой произнёс Марис. Стёр кошачью улыбку предвкушения строгим, – твоё – нет. Сейчас время набираться сил, выздоравливать, отдыхать. Ложись и спи. Я приду позже.
Глава 28
Утром Алис Лалие проснулась не вполне удовлетворённой. Муж ночью только обнимал её, примостив подбородок в изгибе её плеча – надо признать, обнимал со всей ответственностью, будто сторожевой пёс, охраняющий свою будку. Под утро его хватка расслабилась, Алис откатилась в сторону и теперь из-под ресниц украдкой рассматривала неожиданно обретённого спутника жизни. Светловолосый, и волосы длинные, заплетённые сзади в косичку. Другие мужчины, с которыми он приходил в госпиталь, носили на головах пышно завитые парики, но Омар Лалие, видимо, этой моды не одобрял. Желая окончательно убедиться, Алис осторожно дёрнула светлую прядку на виске. И заверещала, когда супруг с грозным рычанием подмял её под себя.
– Балуемся, мадам? – сверкающими глазами он уставился ей в лицо. Алис, напротив, сжалась, зажмурилась, кивая мелко дрожащим подбородком. Медведь, как есть медведь, да ещё сумасшедший…
Поцелуи мужа лёгкими прикосновениями осыпали ей лицо.
– Ma petite, я напугал тебя! – в голосе звучало глубочайшее раскаяние. Алис почувствовала себя увереннее.
– Да, да, да, мсье! – она выпятила нижнюю губу. Омар осторожно провёл по ней языком – а секунду спустя они яростно целовались, перекатываясь по постели и путаясь в простынях. Лиз не успела заметить, как сорочка покинула её тело, лишь вспышками запомнила эпизоды. Вот волоски на щеках Омара процарапывают невидимые дорожки на её шее – вот она видит сверху его светлые волосы, голову у своей груди, пока муж покусывает и играется с её сосками – и вот уже вспышка наполненности внутри. Он раздвигает её, и так тесно, будто впервые, но боли нет, а он всё продолжает раскачиваться, продвигаясь глубже. Алис бессознательно поднимает ноги, обвивает его бёдра, уступая захватчику всё больше территории и не испытывая при этом ничего, кроме щемящей радости. Её мужчина, её… огромный, солёный, влажный, нежный, напористый… Он бормочет какие-то слова на непонятном языке, Алис знает только французский, но понимает – эти слова о любви.
А потом в самом центре её тела начинаются крохотные взрывы, и тело уже не покорно ей, оно кричит, вздрагивает, изгибается. Рычит и Омар, наполняя её влагой и теплом, обессиленно падает головой ей на живот и замирает, только указательный палец вырисовывает загадочные узоры на внутренней стороне её левой ноги.
Алис гладит волосы мужа, пропускает густые светлые пряди через пальцы и с тихим стоном закрывает глаза. Когда Марис готов встать, поухаживать за нею, женщина уже спит, слабо улыбаясь во сне.
Велика мудрость Аллаха. Будь честным, справедливым воином, почтительным сыном – и Аллах вознаградит тебя исполнением твоего желания. Ему Творец преподнёс редкий дар, драгоценную жемчужину. Очистил голову Лиз от мусора прошлого, и теперь девушка принадлежит только ему. Если он окажется настолько глуп, что и теперь потеряет её любовь, её доверие – что ж, поделом ему. Омар Лалие продолжает свои размышления, совершая традиционное омовение перед молитвой. Ему есть за что быть благодарным Аллаху. Сбежав из отчего дома в пятнадцать лет, он несколько месяцев добирался до Европы, научившись и воровать еду, и ловко вскакивать на задки проезжающих почтовых карет, и удирать от разъярённого возницы с кнутом в руке. Первый раз, когда его огрели по спине этим бичом, Марис Стронберг впал в шоковое оцепенение, немедля получив следующий удар. Впервые кнут был не в его руках, а он уже не являлся хозяином земель и людей на них. И этот шок каждый раз переживала маленькая страшилка Лиза, когда он замахивался на неё? А он ведь не только замахивался, но и бил. Она имела основания ненавидеть его.
Впоследствии Марис часто размышлял, что было бы, как сложилась бы его судьба, не заключи Эмиль Стронберг с Вергом Линтремом договор о браке их детей. Основные надежды Эмиль возлагал, разумеется, на старшего сына и наследника, Раймонд был обречён оставаться в поместье. А Марис мог избрать карьеру военного или священника, хотя ни то, ни другое его не прельщало. Уже много после, проходя обучение у Керима, он думал, что из него получился бы неплохой вор. Может быть, охотник за ворами.
С названным отцом своим, Хусейном Лалие, Марис познакомился, когда сумел остановить извозчика, пытавшегося удрать с вещами приезжих с Востока. Хусейн пригласил ободранного, тощего подростка в свой дом, накормил сытной едой, долго беседовал с ним по-французски. Как-то само собой сложилось, что Марис провёл в этом доме один день, другой, а после остался навсегда. Для него не было дня счастливее, когда Хусейн склонил голову в традиционном приветствии берберов и назвал его «ибн». Сын. Для Эмиля Стронберга Марис всегда был всего лишь вторым – для Хусейна Лалие единственным.
Привычку постоянно поддерживать своё тело в чистоте Омар тоже перенял от Хусейна. В Швеции они с братом иногда удирали купаться на Эльмарен, но в бане мылись раз в месяц. Хусейн Лалие мылся ежедневно. В его богатом доме в сердце песков, на краю оазиса была обустроена купальня, и даже имелся специальный слуга, занимающийся только омовениями. Плюс всем, что к ним прилагалось – умащения маслами, массажи, растягивания мышц и облегчение болей после тренировок. Не сразу Марис смог преодолеть себя и доверить евнуху разминать свои стопы, потягивать и крутить пальцы ног. Но после первой же процедуры настолько проникся целебным наслаждением, что стал поклонником восточного образа жизни навсегда. Он понимал, разумеется, что простые арабы-кочевники так, как Хусейн Лалие, не живут. Драный шатёр, конь, одна смена одежды, она же подушка и одеяло – всё их имущество. Спустя год после начала тренировок Хусейн отправил Омара в сопровождении одного из своих воинов в становище кочевников пасти овец и верблюдов, и там они прожили три сезона, перемещаясь с одного пастбища на другое, чтобы скот нагулял бока. Омар почти не слезал с жеребца все эти месяцы, научился думать о благе животного вперёд своего и растерял остатки самолюбования и эгоизма. А когда они с Махмудом вернулись в родной оазис, Хусейн поразил приблудного мальчишку, попросив согласия признать его сыном перед Аллахом и людьми.
Холодная вода обрушилась из медного кувшина на загривок Мариса, заставив его очнуться от несвоевременных мыслей. Что это он предаётся воспоминаниям, когда в постели его ждёт так трудно доставшаяся желанная женщина? Время к полудню, Лиз надо бы покормить, но… ещё разочек…
В его спальне сидела Рената Линтрем. Беспечно болтала ногами, не достающими с подоконника до пола, и болтала обо всём на свете с сестрой, не замечая или игнорируя растерянное выражение лица Лиз. От немедленной расправы Ренату спасло лишь то, что говорила она всё-таки по-французски и не пыталась пробудить в сестре забытые воспоминания.
– …семья как семья, в порядке. Отец умер – очень простудился зимой – шесть лет назад, живём без него. Мама добрая…
– Доброе утро, Рене. Тебе совсем нечем заняться?
Один взгляд в ледяные глаза Мариса, и Рената заторопилась.
– Ой, да, у меня же занятия по грамматике! Увидимся позже, Алис!
Старшая сестра ответила неопределённым звуком. Лиз по инерции продолжала укутываться покрывалом, натягивая его почти до глаз.
– Что тебя беспокоит, ma petite? – Омар присел рядом, зацепил пальцем край покрывала, легко потянул вниз. Элиза вцепилась ещё сильнее.
– На мне… нет ничего… а тут эта девочка… и говорит, говорит… – она повела головой вправо, уклоняясь от пальцев мужа, ласкающих её подбородок, шею, обводящих нижнюю губу. Хотя они и предавались всю ночь супружеской страсти, всё же она его знала только второй день. Омар оставил её вольность без внимания.
– Пожалуй, я побеседую с Рене ещё раз. Попрошу не досаждать тебе без приглашения.
– Ой, я не знаю! – Алис всплеснула руками, рывком села, и покрывало пало вниз, обнажив её до пояса. – Девочка вроде милая, я не хотела обижать её… Матерь Божья! – она сообразила, в каком виде сидит перед мужем, смутилась отчаянно и сжала кулачки.
Улыбаясь, Марис поднял обе её руки к своему лицу, с нежностью поцеловал каждый пальчик, отгибая по одному.
– Солнце моё, мой сладкий цветок пальмового дерева, самое драгоценное сокровище моей жизни, не бойся меня! Я хочу только единственного – любоваться твоим лицом, целовать твои плечи… шею… сахарные уста… – его губы двигались по обозначенному маршруту, руки ласкали тело Элизы, в любой момент ожидая сопротивления. Нет, новая Элиза, Алис, его не оттолкнула…
Для обновлённой Алис Лалие казалось вполне естественным проснуться утром в постели своего мужа, испытывая удовольствие каждой клеточкой своего тела. Вот это была ночь! Похоже, Омар здорово изголодался за время её отсутствия. Интересно, какого чёрта она делала в лесу, у ограды которого её сбила карета? Только последняя дурочка по свое воле покинет мужчину, который так занимается любовью. При воспоминании о том, каким способом Омар разбудил её на рассвете, Алис слегка покраснела.
– Доброе утро, мадам, – постучав в открытую дверь, горничная прошла к огромным окнам и занялась раздвиганием портьер.
– Доброе утро, – застенчиво ответила Алис. Она села, едва успев перехватить покрывало на обнажённой груди, и озабоченно посмотрела на горничную, брюнетку лет тридцати. – Я… я потеряла память. Постарайтесь не удивляться моему поведению… я не помню вашего имени.
Горничная присела в книксене.
– Вам не надо ничего объяснять в этом доме, мадам. Слуги знают о несчастье, случившемся с вами. Все вам искренне сочувствуют, поверьте, мадам! А меня зовут Белль Эжен.
– Эжен – это фамилия, да? Рада познакомиться с вами, Белль. Вы давно при мне?
– Нет, мадам, около двух недель. Какое платье подготовить вам для утренней трапезы?
– Как я одеваюсь? – Алис пожала плечами. – Ничего не помню, и даже руки мне не подсказывают…
– В таком случае буду рад предложить свою помощь, mon amour, – в дверях стоял её муж, мужчина, с которым она провела эту и предыдущую ночи. В отличие от неё, он был уже одет, выглядел свежим, отдохнувшим и таким красивым, что просто захватывало дух. Алис немедленно испытала желание остаться с ним наедине. Лучше всего, на необитаемом острове.
– Входи, – с улыбкой она откинулась на подушки. – Мне как раз необходим добрый самаритянин.
За спиной Омара горничная Белль незаметно покинула комнату, а Алис продолжала плавиться в потоке обожания, изливавшегося из мужских глаз.
– Доброе утро, моя возлюбленная жена, – Омар приблизился к постели Алис, присел на край и спокойно, даже умиротворённо улыбнулся.
Глаза молодой женщины светились любовью:
– Привет. Скажи мне, Омар, как звучит «доброе утро» на твоём языке?
Муж улыбнулся, польщённый её интересом к культуре его страны. За последние полгода Элизе Линтрем и в голову не пришло задать подобный вопрос. За исключением того случая, когда они разыграли Аделаиду.
– Masa'a AlKhair, habibti.
– Масаа хэл хэир, – старательно повторила жена. – «Хабибти» – тоже часть фразы? Что это означает?
– Любимая, – взяв в обе ладони руку Алис, Омар Лалие поцеловал её. А потом каждый пальчик отдельно. – Я буду счастлив услышать от тебя обращение «habibi» хотя бы раз.
– Хочешь прямо сейчас? – молодая женщина с озорством ему улыбнулась. – Ты заслужил это за свои тяжкие труды прошедшей ночью.
– Ну, не такие уж они были тяжкие, – скромно ответил Омар. – Ради тебя я согласен трудиться и сегодня, и завтра, и ночью, и даже днём.
Алис рассмеялась, сверкнув белыми зубками.
– Я рада. Тогда я хочу назначить тебе свидание, habibi.
– Свидание?
– Да, – Алис лукаво кивнула. – Как только зайдёт солнце, встретимся здесь.
Муж приглушённо застонал.
– Ты доведёшь меня до полного истощения, жена!
– Во всяком случае, постараюсь.
Омар крепко сжал её руку.
– Я так счастлив, дорогая, что ты снова со мной.
– Почему? – поинтересовалась Алис.
– Ты – моя жена, – с лёгкой улыбкой ответил Лалие. – Я люблю тебя.
– А я… то есть, та я, другая, любила тебя?
Омар задумался.
– Мне кажется, я не был тебе неприятен. В конце концов, ты оказала мне честь, позволив стать твоим мужем, – произнеся эту ложь в десятый раз, он даже не покраснел.
Женщина с интересом посмотрела на него, удобнее устраиваясь на подушках.
– А как мы познакомились?
– Ты уверена, что хочешь, чтобы я рассказал об этом?
– Да, конечно, – Алис несколько удивилась. – Разве это неприятно?
Странная ухмылка пробежала по лицу Омара.
– Теперь, когда ты ощущаешь себя француженкой, имеешь полное право оскорбиться. Я купил тебя.
– То есть? – недоумевающе переспросила Алис.
– Ты родилась не во Франции, в другой стране. Там я и купил тебя. Ты мне понравилась, а спустя некоторое время ты вышла за меня замуж.
– Как странно! При всём желании я не могу представить себя рабыней.
– Ты себя ею и не считала, – с усмешкой отозвался Омар. – Другой такой вольной пташки я не встречал.
Женщина лукаво глянула на него.
– Ты поэтому полюбил меня?
– Не только, – муж крепко прижимал её к себе, и Алис с удовольствием вдыхала запах его eau-de-Cologne. – Я полюбил тебя потому, что это Ты – в каждом слове, в каждом вздохе, в каждом поцелуе…
Прервавшись, он подтверждал делом свои слова. Муж с женой целовались долго и упоённо, ощущая всё возрастающую взаимную страсть.
Закрыв глаза, Алис нежно шепнула:
– Если с тобой всегда так, то я люблю тебя… я люблю тебя, Омар… Скажи, как я ласково звала тебя раньше?
– Марис.
– Марис? – Алис склонила голову набок, словно пробуя это имя на вкус. – Мне нравится…
– Тогда скажи ещё раз, что любишь меня.
Алис уткнулась зарумянившимся лицом в его плечо и снова прошептала:
– Я люблю тебя, Марис.
Мужчина сжал её плечи так, что она вскрикнула от боли.
– Элиза, ты не понимаешь, что говоришь. Если бы ты не забыла всё…
– Тогда что? – живо переспросила блондинка.
– Нет, нет, ничего, – Омар продолжал сжимать жену в объятиях. Он был счастлив, но счастье его омрачало одно обстоятельство: он услышал признание в любви, только когда Элиза потеряла память и забыла о своей ненависти к нему.
– Вставай, дорогая. Уже поздно, я с удовольствием помогу тебе одеться, – его пальцы скользнули по белой шёлковой рубашке вдоль стройного тела жены.
Алис покраснела.
– Правильно ли я поступаю, Марис?
– Да, Лиз, правильно. Когда ты всё вспомнишь, ты можешь отвергнуть меня, а я тебя так люблю…
– Я не понимаю, Марис, что происходило между нами тогда, в прошлой жизни?
– Лучше всё забудем, Лиз. Будь мне хорошей женой, и я отвечу тебе взаимностью.
– Ты уверен, что не хочешь рассказывать обо мне прежней?
– Да, не хочу, Лиз. Иначе ты будешь стараться быть прежней. Сейчас твой характер гораздо лучше.
Алис, приложив к себе перед зеркалом платье, обернулась.
– А у нас есть дети?
– Нет, – улыбнулся Омар. – Мы поженились меньше месяца назад.
– Сколько мне лет? – поинтересовалась молодая женщина.
– Недавно исполнилось девятнадцать, – довольно сухо ответил супруг. – Тебя это смущает?
– А ты… ты старше меня?
– Да, конечно. На семь лет.
– О! Но ты не выглядишь на двадцать шесть.
– Старше?
– Серьёзнее.
Муж весело подмигнул ей:
– Ночью я не буду таким серьёзным.
Он сдержал данное слово и в эту ночь, и в следующую… и в последовавшие за ней…
