Айрин Серпента
Дом там, где твое сердце
Глава 17
Низель Лалие присела на край постели больной, участливо взяла её за руку.
– Не плачь, девушка. Довольно плакать. Если боль так сильна, позволь мне дать тебе опиум. Омар, правда, запретил облегчать твои страдания, но сейчас он не узнает.
Элиза судорожно икнула, высморкалась в мокрый платок и им же потёрла покрасневшие от непрекращающихся слёз глаза.
– Не надо опиума, Низель. Я почти уже не чувствую боли. Только шрамы чешутся.
– Почему же ты плачешь? – лицо Низель выразило искреннее недоумение.
– От жалости к себе! – простонала Элиза. – О, Низель, если бы ты знала, как мне себя жаль… Я не хочу быть красивой.
– Но… – француженка с усилием подбирала слова потактичнее, – как бы это сказать… ты уже сделала всё, что могла, для этого…
– Да, но он меня всё равно не отпускает!
– Ну и порадуйся этому, – разумно посоветовала ей Низель. – Милая, ты вся в шрамах и теперь тебе будет непросто подыскать себе достойного мужчину. А есть ли партия лучше, чем Омар Лалие? Так что будь счастлива, что Омар ощущает свою ответственность за то, что случилось с тобой, и хочет на тебе жениться.
Лицо Лиз странно сморщилось, а рот её приоткрылся совсем по-детски.
– Он хочет на мне жениться из чувства долга? – недоверчиво уточнила она.
– Конечно, – Низель выглядела удивлённой. – Почему же ещё?
– Я… он думал… я думала, что он влюблён в меня.
Низель снисходительно усмехнулась.
– Милая, не будь наивной! Кто может любить покрытую шрамами женщину?.. Что ты делаешь? – вскрикнула она.
Лиз решительно откинула край одеяла, поставила ноги на пол. Сморщилась, глядя на левую – ярко-розовые шрамы отчётливо выделялись на светлой коже. До сих пор она думала, что это её путь к свободе…
– Так вот почему он не появляется уже вторую неделю после того, как сняли швы, и исчез сразу после операции! Ему противно смотреть на меня, но он собирается выполнить свой долг! Ну, я не допущу такой жертвы. Я сама поговорю с ним – и немедленно! – она ринулась в коридор, как была, в ночной рубашке. Элизу слегка пошатывало, но ярость была лучшей подпиткой для её сил.
Сзади раздавались слабые крики Низель:
– Лиза! Что ты делаешь, Лиза? К нему сейчас нельзя!
– А мне плевать, – злобно и очень тихо, лишь для себя, пробормотала Лиз.
Низель была настроена очень серьёзно; нет сомнения, если бы она успела настигнуть Лиз, она бы её остановила. Но Низель Лалие осталась далеко позади к тому моменту, когда Лиз ворвалась в комнату Мариса на самом верху дома. Она изрыгала громы и молнии, несмотря на физическую слабость.
– Где ты, скотина?! Немедленно покажись! Я хочу…
Слова внезапно застряли в её горле при виде странной фигуры в самой середине комнаты. Да и комната, куда Лиз не входила раньше, выглядела необычной. Благодаря стеклянному потолку в виде сферы, она вся купалась в солнечном свете. А в самой сердцевине лучей на крохотном коврике сидел Марис. Нет, пожалуй, не Марис… Омар Лалие. Весь в белом, с покрытой головой, ногами, скрещёнными так, как не смогла бы и достаточно гибкая Элиза, он смотрел на нарушительницу его покоя и одновременно сквозь неё. Смуглое лицо было мрачным и замкнутым.
– Удались, женщина, – глухо прозвучал его голос, почти неузнаваемый. – Нечистому существу запрещён вход в обитель Аллаха.
– Какому существу? – Лиз растерялась и даже забыла, что собиралась топать ногами, ругаться и визжать. – Повтори-ка ещё раз, кем ты меня считаешь?
Она угрожающе подступила поближе к Марису. Его лицо не дрогнуло, зато сзади раздался испуганный писк.
– Лиза! Я тебя умоляю… Простите меня, о сын моего господина!
Низель низко склонилась перед бесстрастной фигурой, словно заключённой в стеклянный футляр.
– Я не уследила за ней, это моя вина. Вы должны наказать меня.
– Уведи язычницу, женщина, – холодно приказал Омар. – Запри её и поставь двух сильных мужчин, пусть её охраняют. Через четыре луны твой господин решит вопрос о твоём наказании.
– Иншаллах, – пряча лицо, Низель вытащила непокорную северянку из комнаты, освящённой присутствием Аллаха.
Лишь в коридоре Лиз заметила, что старшая подруга плачет.
– Низель… – она остановилась в нерешительности. – Это он серьёзно – насчёт наказания? За что? И почему он назвал меня «нечистой»? Что случится через четыре луны, Низель?
– Возможно, меня выпорют, – безжизненным голосом отозвалась мадам Лалие. – Я должна была приглядывать за тобой, но не уследила.
– Да какое они имеют право!.. – взорвалась Лиз.
– Хусейн – мой муж, – неожиданно твёрдо возразила Низель. – Он может наказать меня.
– Но почему Омар сам не приглядывает за мной…
– Рамадан, – коротко ответила женщина, как будто одно это незнакомое слово объясняло всё. И повернулась спиной к Лиз, собираясь уйти.
– Низель! – отчаяние прозвучало в голосе Лиз, когда она схватила мадам Лалие за руку. – Я не знаю, что это означает!
– Ничего не знаешь о священном месяце Уразы? – Низель удивлённо взглянула на неё подкрашенными глазами. – Не знаешь о празднике, когда Аллах говорит с каждым арабским мужчиной, который ведёт правоверный и благочестивый образ жизни?
– Низель!
– О, дорогая… Я думала, ты сознательно ворвалась к Омару в минуты, которые посвящены раздумьям о Пророке, чтению сур из Корана. А ты просто не знаешь…
Она взяла Лиз под руку, ненавязчиво поддерживая её, вывела в сад и усадила в беседке, прячась от холодного ветра, напоминающего о зиме.
– Как холодно здесь, – Низель поёжилась. – Говорят, у вас здесь бывает снег.
– И очень часто, – удивлённо подтвердила Лиз. – Но какое это имеет отношение…
– Рамадан – это время, когда всё живое мертво, и каждое существо должно помогать своим собратьям выжить. Ты знаешь, что Рейхан два раза в неделю кормит всех слуг едой, которую готовят для господина, и раздаёт им подарки?
– Нет… но что же тогда едят Хусейн и Омар?
– Почти ничего. В месяц Уразы правоверные мусульмане соблюдают пост. Собственно говоря, слово «Ураза» и означает по-арабски «пост». Для мусульман – это время духовного очищения и бесед с Аллахом.
– И… – Элиза запнулась, – Омар действительно верит во всё это?
– Конечно, – Низель выглядела изумлённой. – Он же мусульманин, такой же, как и Хусейн.
– Но по рождению он… – не унималась Элиза.
Низель движением руки и мягкой улыбкой остановила её.
– Моя милая девочка, Аллах принимает всех, даже самых последних грешников, когда они приходят к нему с открытым сердцем. И не имеет значения, где и кем ты был рождён. Я приняла мусульманство, когда вышла замуж за Хусейна. Было 6ы неплохо, если бы ты тоже сделала это.
Лиз усмехнулась.
– Я замуж за Хусейна не собираюсь! – дерзко заявила она.
– И не надо, – серьёзно взглянула на собеседницу Низель. – Ты – наречённая Омара.
Лиз огляделась по сторонам, нагнулась поближе и жестом попросила Низель сделать то же самое. Их головы почти соприкасались, когда Лиз зашептала.
– Низель, я открою вам тайну. Большую тайну, и только вам. Я его ненавижу.
– Омара? – испуганно переспросила Низель. – Но… почему? – понять чувство ненависти, испытываемое вместо положенной благодарности, она была не в состоянии. Лиз отвернулась с ожесточенным видом.
– Он меня обманул, – и больше она не отвечала ни на какие расспросы.
При помощи Низель она поднялась в свою комнату, сняла с плеч мех, укрывавший её на улице от порывов холодного ветра, и в мрачном молчании забралась в постель. Сочувствие второй супруги Хусейна к больной девушке не помешало Низель выполнить распоряжение сына своего господина и выставить у дверей спальни Элизы двух крепких мужчин. Она предпочитала называть их по европейской привычке телохранителями. Им надлежало хранить тело Элизы Линтрем от последствий её безумных выходок.
Глава 18
Молодая женщина с распущенными волосами, сияющими, как у богини любви, одетая в вышитый халат из настоящего китайского шёлка, сидела в кресле и покачивала ногой, на пальцах которой опасно повисла туфля той же расцветки.
– Ты напрасно считаешь, Стронберг, что мне это не под силу. Нет ничего проще, чем справиться с тобой.
Мужчина, опершийся на каминную полку, снисходительно ей улыбался.
– Да, ты быстро учишься быть ведьмой, любовь моя. Но своей цели ты не добьёшься – я тебя не отпущу.
– Почему? – негодующе взметнулась Элиза. – Объясни, зачем я тебе – бесполезное, ничего не умеющее существо, покрытое шрамами?
– А чем тебе не понравились мои швы? – Марис обиделся. – Ну да, работа не филигранная, но и условия были какие, вспомни сама!
Элиза нетерпеливо взмахнула рукой.
– Я говорю не о том, красиво или уродливо ты меня заштопал, а о том, что я стала непривлекательной…
– Для кого как, – склонив голову набок, Марис искренне развлекался. – Только вот я понять не могу: это страх искалеченной женщины перед будущим или снова попытка прогнать меня? Так я не уйду, Элизабетта. Не трать силы напрасно.
– Я знаю! – Лиз зарычала от ярости. – Но что мне сделать, чтобы…
– Я не уйду, Элизабетта.
– Мне не нужна твоя жалость!
– Моё что? – Марис нахмурился. – Жалость? Глупая женщина, если бы я испытывал к тебе жалость, ты провела 6ы на опиуме весь период выздоровления.
Он пересёк комнату, опустился перед сидящей девушкой на колени, ухватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть прямо себе в глаза.
– Ты и тогда думала, что это была жалость, когда вопила от боли, проклиная меня?
Лиз попыталась вырваться.
– Ты не мог этого слышать!
– Мог, мог, – теперь Марис не сжимал больно, а нежно ласкал её подбородок. – Мог, потому что я настроен с тобой на одну волну. Я даже чувствовал твою боль, как свою. А это уже не жалость, это любовь.
Лиз Линтрем снова раскрыла рот.
– Я не…
– О да! – Марис грубо расхохотался, прервав её. – Это твоя любимая игра – «я не хочу, я запрещаю». Притворство. Посмотри в свою душу и увидь это. Помнишь ли ты ещё, что такое бедность дома Мелиссы, Лиз? Помнишь, как вы носили вёдрами воду из родника и кое-как питались? Помнишь работу в поле с рассвета до темноты, под палящим солнцем? Помнишь…
– Уходи, – лицо Лиз казалось вмиг постаревшим. – Тебе всё ещё кажется, что материальным благополучием можно купить любую женщину. Да, в моей прежней жизни было мало удобств. Но если сейчас ты положишь передо мной мою старую одежду, я отдам тебе весь этот шёлк и не заплачу. Не веришь мне? Сделай это, и мы посмотрим, кто победит.
В тёмных глазах Мариса отражалась задумчивость, он тщательно взвешивал все «за» и «против». Был ли он уверен в своей правоте настолько, чтобы поступить так, как просила она?
– Хорошо, – он согласился. – Рейхан подберёт что-нибудь для тебя. Возможно, грубая ткань будет неприятна твоей коже, но такую одежду носят все твои сёстры и мать, и женщины из деревни. Тебе придётся идти пешком, хотя это далеко, но у твоих сородичей нет лошадей. И погода, конечно, холодная. Однако крестьяне не в состоянии покупать меха или шубы.
Лиз ослепительно улыбнулась ему, встала и вышла из комнаты, ни слова не сказав. Уже тогда Марис почувствовал, что проиграл спор. Ощущение превратилось в знание через час, когда Рейхан бен-Сина подтвердила ему, что Феризат ушла – в одежде из грубой дешёвой ткани, открытой всем ветрам, пешком, без запаса еды и какого-либо имущества.
Он раздумывал ещё почти час, прежде чем отправиться вслед за нею. И нагнал Лиз через двадцать минут – она успела пройти всего несколько километров из более чем сорока, отделяющих её от родного дома. А потом, устав, села на кучу пожухших листьев и просто смотрела в небольшую лужу воды у дороги.
Марис остановил коня рядом с ней.
– Любимая… пожалуйста, поедем домой. Я признаю, ты победила. Ты ушла, отказавшись от всех благ. А теперь, прошу тебя, вернись домой.
Лиз тяжело вздохнула.
– Я шла домой. Шла, а меня одолевали глупые, гадкие мысли – а зачем я всё это затеяла? Что я этим добилась или доказала?
– Любимая…
– Замолчи! – с яростью закричала на него, вскакивая, Лиз. – Что ты понимаешь?! Я же предательница, дрянь! Я струсила… испугалась вернуться к прежней себе. Я не могу управлять своей собственной жизнью, а пыталась учить Низель, и Рейхан, и тебя.
– Дорогая…
– Я всё равно убегу, Марис. Убегу, когда решу для себя, куда мне бежать.
– Скажи мне главное, Лиз. Зачем тебе бежать?
– Я живу, словно птица, в клетке…
– Дорогая, – он усмехнулся, – иные птицы так привыкают к своим оковам, что не могут жить без них. Они влюбляются в свои клетки. И едят из рук человека, поймавшего их.
– Ну уж нет…
– Разве ты не ощущала любви к Омару Лалие?
– Он – это не ты…
– Он – это я. Точнее, я – это он. Сколько 6ы ты ни искала во мне потомка викингов, его уже нет. Я – Омар Лалие, и я – сын Востока. Я могу заставить тебя забыть о том, что случилось когда-то давно между Марисом Стронбергом и Элизой Линтрем. Давай попробуем? Ты можешь выиграть больше, чем предполагаешь.
Лиз колебалась, и Марис с кривой улыбкой, исказившей его лицо, сделал последний шаг.
– Я предлагаю пари, любовь моя. Если за один год ты не выйдешь за меня замуж – добровольно, без всякого принуждения, я не только позволю тебе уйти, я дам тебе денег. Много денег – столько, чтобы хватило на дом и обеспеченную жизнь, и возможность никогда не работать и для тебя, и для Андреса Ресья. А ваши дети станут моими наследниками, потому что других детей, если не от тебя, у меня не будет.
Глаза Лиз выражали безграничное изумление.
– Да ты с ума сошёл! – выдохнула она.
– Я так хочу, – Марис только пожал плечами. – Деньги-то мои, и ставка моя. Играем?
– Конечно, – Лиз выпрямилась. – В такой игре я не могу проиграть.
– Ну вот и славно, – мужчина с улыбкой в глазах смотрел на неё с высоты своей лошади. А потом протянул руку. – Прошу тебя, поедем домой.
И Лиз, зачарованная силой его чувства, на этот раз не отказала.
Глава 19
– Ну как, ты готова? – Марис просунул голову с галереи в окно столовой, где Элиза сидела за ранним завтраком, всё ещё зевая.
– Конечно, нет, – девушка потянулась всем телом и обреченно закрыла глаза. – Почему уроки верховой езды должны начинаться в шесть утра? Кто это придумал?
– Ленивица, – Марис с сожалением смотрел на неё. – Ты же совсем не умеешь ездить на лошади и вчера едва не свалилась вниз, как только я подсадил тебя.
– Мне такое развлечение ни к чему. Крестьяне работают на лошадях, если они могут себе их позволить, а не катаются для своего удовольствия. Особенно это касается девочек.
– Забудь о том времени, когда ты полола грядки, моя красавица. Тебя ждёт Париж, а женщины из высшего общества умеют ездить верхом. Так что давай, поднимай свою прелестную попку! Лошади уже заждались.
– Ты тоже сядешь на лошадь? – Элиза послушно выполнила его команду.
Марис помог ей покинуть столовую через окно – дверь открывалась в глубину дома, и выход через неё отнял бы пять или десять минут драгоценного времени. А также предоставил бы Элизе замечательную возможность спрятаться у себя в комнате, избегая урока верховой езды.
Спускаясь с галереи по лестнице, девушка отчаянно зевала.
– Может быть, позже, а? – стенала она.
Омар Лалие был неумолим.
– Нет, не может. Позднее двор понадобится прислуге для выполнения домашних работ. Люди будут бегать и мешаться. А ехать с тобой в лес небезопасно. Тебе может прийти в голову отправиться в путешествие, болтаясь на спине лошади, словно плохо привязанное седло.
– Хочешь сказать, что я вообще ни на что не гожусь? Хочешь, да?! – Элиза вырвала у него свою руку и побежала к распахнутым дверям конюшни.
– Эй, Лиз, поаккуратнее там! Ты меня слышишь?
Сделав один-единственный шаг в глубь конюшни, Элиза остановилась. Как обычно, её моментально начало тошнить от страха и запахов.
– Ты их боишься! – догадался Марис по выражению её лица. Сам он выглядел счастливым и довольным, и даже нисколько не запыхался. – Боишься этих маленьких милых лошадок!
– Да уж, – язвительным, хотя и дрожащим голосом отозвалась Лиз, – и милые, и маленькие…
Но прогресс, тем не менее, был. Они занимались каждое утро в течение двух недель. Когда Марис увидел, что Элиза уже освоилась на лошади, а смирная серая лошадка, чья любовь ежеутренне подпитывалась яблоками и морковью из рук Лиз, не сопротивляется её иногда противоречивым командам, он перестал ходить по двору пешком и тоже сел на лошадь. Его конь был сильнее и агрессивнее, открыто проявлял симпатию к кобылке Лиз, у которой вскоре должна была начаться течка, и поэтому управлять им было непросто.
В это утро Малик опять укусил Дирху за ляжку, слегка сжав зубы. По счастью, Элиза не успела сесть в седло, зато нелегко пришлось самому Марису, когда он пытался усмирить разыгравшегося претендента.
– С завтрашнего дня нам придётся прервать занятия. Я 6ы сменил лошадь для одного из нас, но ты не справишься с жеребцом, а я не привык ездить на кобылах.
– Не понимаю, что случилось, – Элиза тревожным взглядом наблюдала за поведением своей любимицы и рыжеватого Малика. – Они ведь так дружили…
Марис громко захохотал, запрокинув голову и напугав лошадей снова.
– Не понимаешь? – губы его подёргивались в улыбке, когда тыльной стороной ладони он вытирал слёзы с глаз.
Лиз растерянно пожала плечами.
– О, Аллах! – Марис слегка задыхался. – С беднягой Маликом происходит то же самое, что и со мной, когда я подхожу к тебе слишком близко, глупышка. Я тоже порой готов рыть копытами землю и выпускать из ноздрей огонь.
– Это лишь доказывает твою ненормальность, – Лиз покраснела и нахмурилась, но Марис подозревал, что она так ничего и не поняла.
– Ладно, поехали, – взяв за повод, он подвел Дирху к большому камню, с которого обычно садилась Элиза. Малик потянулся за подругой вслед, но он был привязан к забору, и далеко не ушёл.
– Сегодня мы поедем покататься, – Марис открыл ворота и медленно направился к своему коню.
Это была возможность обрести свободу. Свободу от мыслей, хочет она или не хочет искушения и ласк, сражаться год с этим человеком или остаться с ним навсегда. Элиза ударила Дирху по бокам обеими ногами.
– Давай, моя девочка! – горячо прошептала она.
Поняв, чего от неё хотят, Дирха дала. Миновав раскрытые ворота, она сразу взяла в галоп. Крик Мариса позади растаял в свисте ветра в ушах Элизы. И она, и Дирха под нею обе бежали от ненавистной тирании мужчин, и вкладывали в эту попытку все силы.
Омар Лалие не без восхищения проводил глазами тоненькую фигурку, прижавшуюся почти горизонтально к серой гриве кобылы. Он не любил смирения в женщинах, оно означало или зреющий бунт, или тупость и апатию. Он даст ей фору в пять минут. Пусть Лиз покажется, что она свободна.
Рука Мариса погладила жёсткую, выцветшую на солнце гриву Малика. Жеребец волновался.
– Что, малыш, ты тоже неравнодушен к одной из этих красоток? – пробормотал Марис.
Малик поднял голову, прислушиваясь к звукам его голоса, и тихонько заржал.
– Ничего, – всадник ухмыльнулся, – девчонки будут нашими. Пошёл! – он сильно хлопнул рукой по боку Малика, и, выкатив глаза, жеребец помчался быстрее ветра.
Всё-таки навыков верховой езды у Элизы Линтрем было прискорбно мало. Ее двухнедельный опыт не подсказал, как быстро от мерных толчков онемеет место, соприкасающееся с седлом, и заболит спина. Да так, что слёзы наворачивались на глаза. Элиза давно уже полностью доверилась Дирхе, совершенно не различая дороги, и больше всего на свете боялась обернуться и увидеть догоняющего её Мариса. Тогда она точно упадёт с седла, и больше уже никакой чудо-лекарь не соберёт вместе её косточки.
Этого же опасался и Марис, с каждой секундой нагонявший беглянку, видя, как отчаянно цепляются её руки за гриву лошади. Поводья давно были ею упущены и волочились по земле. Если Дирха наступит на них мелькающими копытами, упадут они обе. И неизвестно, кто ещё останется жив после этого. У него есть в запасе один приём… Марис поднёс пальцы ко рту, но тут же опустил руку, благодаря Аллаха, что не успел свистнуть. Услышав заложенный в подсознание сигнал, Дирха-то, конечно, остановится. А Элиза перелетит через её голову и продолжит путь туда, куда повлекут её всемирные законы инерции. Риск сломать шею слишком велик при такого рода полётах.
И вместо прежнего решения Марис слегка потрепал своего жеребца по шее:
– А знаешь что, малыш? Тебе ведь нравится Дирха, правда? Ты 6ы позвал свою красавицу – и понежнее…
Марис был уверен, что конь понял его. Малик слегка повернул голову к руке хозяина. И издал такой печальный звук, которому позавидовали 6ы многие трубадуры. В его ржании была и страсть, и одиночество, и соблазнительный призыв.
Дирха сбавила темп. Она уже позабыла об опасности, оставшейся позади, и сильно устала, а всадница, вяло покачивающаяся на спине, не подавала никаких сигналов. Элиза даже не поняла, что они останавливаются. В её памяти она снова оказалась в том летнем дне, когда деревенские мальчишки с хохотом усадили её на огромную старую лошадь и напугали несчастное животное так, что оно помчалось через всю деревню, не замечая ничего вокруг себя. Маленькая Лиз приземлилась в наполненной сточной водой канаве и только благодаря этому не погибла. В тот день она навсегда невзлюбила лошадей, хотя следовало, наоборот, возненавидеть мальчишек.
Дирха скакала всё медленнее, подчиняясь своим инстинктам, перешла на шаг и остановилась. Преследователь поторопился спешиться, чтобы оказаться у лошади вовремя – как раз в тот момент, когда Элиза начала медленно сползать с седла. Глаза её были закрыты, а изо рта вырывалось жалобное поскуливание.
– Понятно, – освободив из стремени вторую ногу девушки, Марис отнес её в сторонку, положил на траву. Очаровательная беглянка явно переоценила свои силы.
Жидкий огонь коньяка из запасов Мариса пролился на её губы. Даже в полуобморочном состоянии лицо её исказилось в гримасе. Элиза закашлялась и…
– О, чёрт! – раздельно проговорила она.
С беззаботным видом Марис присел рядом на траву. Находясь в облике Омара Лалие, он настолько хорошо контролировал себя, что никогда не прибегал к поддержке спиртного. Но сейчас он не без сожаления взглянул на фляжку с коньяком, закупоривая и убирая её в нашитый на попоне чехол.
Лиз снова начала кашлять.
– Что, – Марис взял её за руку, – понравилась прогулка? Что же ты у меня такая дикая?
Но голос его звучал не раздражённо, и Лиз осмелилась открыть глаза, хотя голова у неё всё ещё кружилась.
– Мы уже позанимались? – пробормотала она.
Омар Лалие засмеялся:
– Смотря что ты имеешь в виду, – ответил он по-французски. Протянул руку по-прежнему лежащей на траве Элизе. – Итак, чем займёмся теперь? Поиграем в прятки или… сразу начнём отдавать долги?
Ответом ему стал весьма прохладный взгляд.
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Правда? – Марис приподнял брови. – А вот Дирха, я уверен, уже понимает.
Из-за деревьев неслось пронзительное ржание кобылы. Оно резко оборвалось и сменилось топотом и визгом.
– Дирха! – Элиза вскочила. – Ей угрожает опасность, а я здесь…
Марис попытался остановить её, взяв за плечо.
– Не ходи туда. Ты… не готова.
– Что?! – Элиза в бешенстве оглянулась на него. – Мою лошадь обижают, а ты раздаёшь мне советы…
Подобрав свою длинную, с разрезами, юбку, приспособленную для верховой езды, Лиз бросилась через прозрачный перелесок, к соседней поляне, откуда и доносился голос Дирхи. Марис последовал за ней, хмуря брови. Он не собирался скрещивать породистую кобылку в этом году.
Увиденное потрясло неопытную Элизу. Проклятый, мерзкий, рыжий конь Стронберга молотил копытами по спине и безжалостно кусал огромными зубами её Дирху. Кобыла переступала копытами, опустив голову, и в её влажных глазах было страдание. И боль, которую причинял ей толчками своего крупа гадкий насильник.
Раскрыв рот в беззвучном крике, Элиза повернулась, собираясь бежать. И уткнулась прямо в грудь Мариса. Мужчина обхватил её сильными руками.
– Я же предупреждал, – с лёгким укором проговорил он, – ты не готова.
Сам он не отрывал глаз от сцены на поляне, и Лиз чувствовала, как всё быстрее стучит его сердце.
– Если 6ы у тебя был любовный опыт, ты бы сейчас озверела от возбуждения, а не…
– Как ты? – Лиз подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза. И убедилась, что Марис не лгал насчёт возбуждения. Его зрачки расширились настолько, что белок перестал быть виден совсем; Марис дышал часто и неглубоко.
– Да, – хрипло выдохнул он. – Это же прекрасно. Посмотри!
Элиза сопротивлялась, но Марис развернул её, вынуждая смотреть на сцену совокупления лошадей. Ну, тут он ей не хозяин, она всегда может закрыть глаза; но собственное состояние Мариса беспокоило её куда больше. С него станется попытаться напасть на неё, как этот мерзкий Малик напал на бедняжку Дирху.
– Неужели тебя это не волнует? – пробормотал над её ухом Стронберг, откровенно удивлённый, что она ещё не содрогается в любовном экстазе у него в руках.
– Волнует! – Элиза повернулась, но в глазах её мерцали искры не страсти, а ярости. – Волнует, что ты позволяешь этому буйволу калечить мою лошадь!
– Твоей лошадке хорошо, – Марис криво ухмыльнулся. – Только ты её глазам, похоже, не доверяешь. Ладно, дождёмся твоих впечатлений от собственного опыта.
– Я получу его не с тобой!
– Жаль, у меня любое дело хорошо получается. Впрочем, это будут твои впечатления, и тебе с ними жить, – он взял Элизу за локоть. – Дадим лошадям немного отдохнуть, и поедем обратно. Поедем вместе на Малике, Дирха пойдёт в поводу. Пусть привыкает к мысли о будущем материнстве.
Элиза вздрогнула и глубоко вздохнула.
– Это обязательно?
– Потомство? У животных, как правило, да. Люди уже научились обходиться без последствий. Когда ты придёшь ко мне в первый раз, я буду осторожен.
Лиз мрачно посмотрела на него:
– Если, а не когда.
Марис кивнул:
– Это моя забота.
