Даниял Кантемиров
Кроник
Отец пристроился к ней сзади и стал обнимать, чувствуя тепло её тела, которое было таким знакомым и таким родным.
– Привет, любимая! – Она повернула голову и улыбнулась, в её глазах светился свет, который согревала его сердце.
– И тебе привет, милый! Садись, почти всё готово.
– Ммм, как вкусно, можно и тебя в придачу к этой замечательной еде.
– Только если ты сначала поешь.
Когда я сел за стол, всё сразу стала по-другому, с улыбки отец перешёл на хмурую гримасу. Папа сел напротив меня, взял газету, иногда мне казалось, что он делал это специально, чтобы не смотреть на меня. Мама разложила еду по всему столу, как бывает в праздничные дни. Она села с боку от нас, посередине.
– Ну как вкусно? – Спросила с интересом. Она любила, когда оценивали её блюда.
– Да, дорогая, тебе просто нет равных.
– Да, мам, ты просто кулинарный художник.
– Как приятно, люблю, когда хвалят. Кстати, сынок, как дела в школе? Нашёл себе подружку на осенний бал?
Как я не любил, когда она задавала такие стрёмные вопросы о девушках. Какая может быть у меня девушка? Этот вопрос я задавал себе каждый день.
– в школе неплохо, а поиск пары на бал зашёл в тупик. – Моё лицо взмокло, это означало для меня, что сейчас вступит в разговор папа со своими повседневными упрёками.
– Почему? Что произошло? – Удивленно спросила мама.
– Девушка, которую я хотел пригласить, отказала мне.
– Ничего страшного, всякое бывает, главное – руки не опускать, пригласи другую. Ты же у меня красавчик.
Подростки бывают красавчиками? Это точно не про меня.
– Не знаю, мам, я думал, может, вообще не идти на бал.
Отец ухмыльнулся и сказал:
– Думал он!
Его звали Марко, ему так же, как и маме, тридцать девять лет, они вместе учились в школе, вместе заканчивали и вместе поступали в колледж, затем окончили вместе один университет, всё делали вместе. Без неё папа был как без рук. Любил футбол, в своё время даже был капитаном команды по футболу в школе, любил читать книги различных жанров, особенно детективы, у нас в доме была даже мини-библиотека, где насчитывалось 700 книг. Все эти книги были им прочитаны ещё в молодости, теперь они представляли его коллекцию.
– Дарко, не позорься! Ты всегда будешь прятаться от людей?
– Что, пап?
– Ты прекрасно слышал меня. Ты что, всю жизнь будешь прятаться от людей?
– Милый, прошу, только не начинай.
– Нет, Роза, пусть наш сын ответит на вопрос!
– Но пап, я ни от кого не прячусь.
– А как же ты объяснишь про прошлый учебный год, тогда ты тоже не пошёл на бал? В учёбе ты скатился, тройки и двойки стали твоими лучшими друзьями. Ты постоянно один, друзей у тебя нет, учителя говорят, что даже в столовой ты сидишь один. Ты, кроме школы, никуда не ходишь, что тебя волнует в этой жизни? Что это за апатическое настроение ко всему? У тебя что, депрессия? Скажи мне, что за хрень с тобой творится?
Разговор стал двигаться в сторону повышении ставок, то есть говорили на повышенных тонах
– Пап, у меня всё нормально. Я не виноват, что со мной никто не хочет дружить. Оценки – это вообще не показатель ума. Многие учёные, философы-теоретики не блистали успехами в школе. Но это не помешало им прославится. Я таков, какой есть.
Шаблонная фраза из фильмов, а вдруг прокатит в споре с папой.
– Что за абсурд? Эти твои философские высказывания скоро меня в могилу сведут, не забывай, в какое время ты живёшь, твои философы-теоретики были необходимы в те далёкие времена, чтобы создать общее мировоззрение человека, многие их учения легли в основу познания мира, их времена – это время созидания. Наше же столетие – это эпоха потребления, твои философские суждения никому не нужны, они тебя не обеспечат хорошей работой и стабильной жизнью. Корпорациям и банкирам не нужны твои рассуждения о миропонимании и виденья этого мира. Им нужны люди, которые будут накапливать капитал, как бы это горько и подло ни звучало, но жизнь такова, смирись уже с этим.
Во мне забурлили гормоны независимости, соглашаться с папой я категорически отказывался. Я с ним частенько спорил, но не так, как сегодня.
– Никогда! Не собираюсь быть офисным планктоном и работать на грёбаных толстосумов! И кичиться своим кошельком.
Папу повергла такая наглая выходка в шок, он поначалу даже немного растерялся: «Да как он смеет так говорить?!»
– Что ты сказал? Роза, ты слышала? Наш сын считает себя самым умным.
– Прошу вас, хватит, не нужно ругаться. Это касается обоих.
Я бы рад не ругаться, но папе, как маленькому подростку, нужно самоутвердиться. Мама расстраивалась из-за частых ссор, хотя этот феномен типичный для всех семейных людей.
– Подожди, Роза, наш сын возомнил себя всезнающим. Скажи мне, Дарко, если ты такой самонадеянный и умный, то почему в жизни такой аутсайдер?
Кажется, папа хотел критикой меня вывести на эмоции в виде угрызений совести или чтоб я почувствовал вину за своё поведение. Часто критика со стороны родителей бывает как раз неконструктивной, а скорее манипулятивной. У ребёнка или подростка стараются вызвать чувство вины и стыда и в последующем это преподнести как проявление любви к своему чаду. Ведь если не критиковать, то из подростка человек не вырастет. Если критикуют, значит, любят, значит, на вас не наплевать. Вот если тебя не критикуют, то ты никому не нужен. Чем жёстче критика, тем она «полезнее». И каждый родитель думает, что критику нужно терпеть, потому что это для «пользы». И по большей части это теория действовала на подростков. Видимо, папа думал, что я с опущенной головой побегу к себе в комнату и начну задумываться о своей жизни, но это не так. Он не вызвал у меня чувства вины и стыда, я был достаточно хладнокровен, эмоционально стабилен, уравновешен и сказал ему следующее:
– Сейчас, пап, объясню. Во-первых, я никогда не говорил, что всезнающий и умный, и особенным тоже себя не считал. Во-вторых, я не аутсайдер, мне только 14 лет и моя личность пока только формируется, у меня есть своё мнение, свои взгляды на жизнь, и это нормально, ведь я пока только подросток. И, в-третьих, ты постоянно срываешься на меня из-за своих проблем на работе, последние полтора года ты ругаешь меня из-за ерунды, не замечаешь меня, хотя я старался тебя поддерживать, но ты игнорировал меня, и да, пап, ты банкрот, смирись уже с этим!
Маму ужаснуло моё последнее высказывание о папе, и она постаралась принизить тон взаимных упрёков:
– Дарко, хватит! Что ты говоришь, он же ведь твой отец.
– Погоди, дорогая, наш сын играет в психолога. Знаешь, Дарко, с этого дня ты можешь делать всё что угодно, я ни слово тебе не скажу, отцовский долг я выполню и буду содержать тебя до совершеннолетия, а потом можешь убираться из этого дома на все четыре стороны, меня это уже касаться не будет. Дом мой, и правила мои!
Отец больше и словом не обмолвился со мной, заносчивость мальчишки ему было не по нраву, и внутри он здорово на меня обозлился, высказанное им должно было пробудить чувство вины, но упрямый подросток видел мир иными глазами и соглашаться с отцом не намеревался. Спокойно и непринуждённо папа покинул праздничный стол и ушёл в спальню.
Мама пыталась образумить меня. В этой ситуации она чувствовала себя паршиво и постаралась исправить ситуацию.
– Дорогой, я всё понимаю, но в данной ситуации ты был неправ, он тебе не чужой человек, а самый что ни есть родной, твой папа желает тебе только лучшего. Извинись перед отцом, будь добр.
– Прости, мам, но он сам этого не хочет. Я тоже пойду спать, был тяжёлый день.
– Как же мы до этого докатились.
Я поднялся к себе в комнату. Лишь когда закрыл дверь, сердце моё заколотилось, «Что же это? – высказался я вслух. – Неужели это чувство вины грызёт меня изнутри, колошматит моё молодое глупое сердце, которое в порыве ярости внутри не удержало мой ребяческий длинный язык и огорчила моего отца? Мама права, он мне не чужой человек.
Мама поднялась в спальню. Папа лежал на кровати, читая очередную литературную классику. Мама знала: когда он не в настроении, он сразу берётся за книгу, это его успокаивало. Она попыталась начать разговор и охладить его пыл.
– Дорогой, может, поговорим насчёт произошедшего?
Сама мама никогда не любила разговаривать на повышенных тонах, все спорные вопросы она пыталась решить разумными и мирными способами и знала подход к своему любимому мужу. Она его очень ценила и любила и всегда старалась поддержать в трудную минуту.
– Хорошо, милая, давай поговорим.
– Понимаешь, Дарко переживает трудный период своей жизни, то, что он сказал, это было не со зла. Он это знает. Может, ты первый пойдёшь на мировую и поговоришь с ним как отец сыном.
Папа, видя, как мама подбирает нужные слова для примирения его и сына, решил обсудить ситуацию со своей позиции, как делают юристы.
– Видишь ли, дорогая, нашему сыну абсолютно ничего не нужно, он замкнут только в себе. Ему ничего не интересно, и он ни к чему не стремится. Ты посмотри со стороны, он даже не пытается заводить друзей, не учится как подобает, всё время летает в облаках, игнорирует мои слова да ещё пытается спровоцировать меня. Другие школьники ведут себя как типичные подростки, но он считает, что он совсем другой, не похожий ни на кого.
Мама перебила отца:
– Но ведь он ещё этого не понимает.
Отец начал негодовать, услышав слова мамы.
– Ты в самом деле считаешь, что он ничего не понимает?
– Конечно, ведь он ещё ребёнок.
– Дорогая, ты наивно полагаешь, что Дарко ничего не понимает. Он всё прекрасно осознаёт, просто он старается показать, что отрекается от всего ради истинного. Уткнулся в философию жизни, в идею отчуждения, и хочет отречься от всего земного. Обычные подростки думают, как сколотить деньги и купить шмотки в магазине, а он думает, чем отличается человек аскезы от материалистов, и склоняется в пользу первого варианта, считая материалистов неудачниками. Если он уже думает о таких вещах в таком возрасте, то это явный признак того, как он относится к окружающим. Вывод напрашивается один: он просто изгой общества, а изгой и неудачник – это синонимы, наш сын просто-напросто обдуманно вписал себя в категорию неудачника. Моё же решение останется неизменным, мириться с ним я не собираюсь, как только он станет совершеннолетним, в этот дом дорога ему закрыта. Прости, Роза, но с его нападками я больше мириться не собираюсь.
Она промолчала, не сказав мужу больше ни слова. Мама понимала, что упёртого отца убедить в чём-то будет уже невозможно.
А за дверью спальни стоял я и подслушивал разговор родителей. Изначально намеревался извиниться перед отцом. Но когда услышал упреки отца в мой адрес, я изменил своё намерение – извиняться смысла не было.
Глава 3. Не романтик, а мечтатель
Прадедушка был участником Первой мировой войны, участвовал в ней от начала и до конца. Его жизнь в это время сопровождалась бесконечными боями не на жизнь, а на смерть. Ротный дал им команду взять деревню, не помню, как она называлась, говорили, что находилась возле города Братиславы. Они стали огибать деревню правым флангом. Австрийцы, увидевшие этот дерзкий ход наших солдат, открыли по ним мощный шквал огня. Он думал, что их конец уже близок. Они сидели в окопах, пока снаряды разрывались рядом с ними. Через минут 20 обстрел прекратился. Вдруг несколько австрийцев выползли из окопов и помчались прямо к ним. Было непонятно, что они хотели сделать, возможно, думали, что уничтожили всех в окопе и таким образом побежали в атаку, или же хотели быстрым маневром после артобстрела взять их окоп.
Прадед был уже закалённым человеком, поэтому, когда ротный встал и закричал: «В бой!», то он, как и все солдаты, которые были в окопе, побежали им навстречу. Австрийцы дрогнули и убежали назад, их преследовали, пока они не остановились и не сдались в плен.
Когда он проходил возле австрийских окопов, он увидел ужасающую картину. Весь окоп был заполнен убитыми и ранеными, запах от гнилья был жутко невыносим даже для него, видевшего многое. У австрийцев было много раненых, кто-то спал, кто-то хрипел.
Он подошёл к сараю, а там раненые австрийцы стонут и просят помощи, просят помощи у нас, а ведь для него они были врагами готовыми их убить… Они выглядели измученными, голодными и больше не представляли из себя опасности.
Когда он прошёл дальше, его позвал солдат из его роты и попросил перевязать спину. Когда он взглянул на неё, то ужаснулся и подумал про себя, как можно перевязать такую большую рану, нанесённую остатком шрапнели. Сам солдат сильно истекал кровью, но был в сознании. Прадед сказал ему, что поможет отвести его в часть, чтоб смогли обработать рану. Когда они шли мимо тех окопов, где лежали убитые австрийцы, он услышал, что просят помощи. Раненый австриец просил воды, показывая руками, что хочет пить. У него была полная фляжка, и он дал её австрийцу. Тот начал жадно пить воду. Это была привилегия победителя. В знак благодарности австриец приложил руку к груди.
Даже будучи врагами в страшной войне, где все человеческие качества отходят на дальний план, прадед повёл себя, как человек. Деревня была взята, а через месяц была взята Братислава, а ещё через два месяца война была окончена. Германия и её союзники потерпели поражение в этой войне. Благодаря усилиями Российской империи Антанта диктовала мир на своих условиях, одновременно с этим подавлялись бунты в Петрограде и в Москве, удалось аннигилировать все оппозиционные силы, благодаря чему Россия удержала победу в своих руках. Российская империя настаивала на освобождении балканских народов от Австро-Венгрии, но против были Англия и Франция, они хотели сохранить целостность Австро-Венгрии, чтобы на востоке был противовес России. Император сделал негативные выводы в отношении своих союзников, Россия ушла в изоляцию, восстанавливаться после войны, а прадед вернулся в Петроград.
Выдержка из дневника «Катарсис»
Махачкала моя столица, в ней я родился. Ох эти каменные джунгли, куда ни наступишь, обувь начинает портиться.
Ну серьёзно, так тяжело, что ли, засыпать эти ямы на дорогах? Наступит ли тот день, когда не надо будет жаловаться и будет только хорошо?..
В школе была одна девочка, которая мне очень сильно нравилась, она училась в параллельном классе.
На каждой перемене я поднимался на четвёртый этаж, пялился на неё и таял словно мороженое. Я пытался завести разговор, но слова застревали в горле, как будто стеснительность была зловещими оковами, сковывающими мой язык.
– Oh my god! Какая же она смачная.
– Да знаем мы уже, ты это говоришь уже год.
– Я что, сказал это вслух?
Мои кенты начали ловить ха-ха, когда я начинал вести себя как анчоус.
– Вацок9, подойди к ней и заобщайся, – сказал Латиф, пытаясь меня приободрить.
– В натуре, братуха, хватит булки мять, давай уже настраивай свой радиовещатель и начни с ней полноценный диалог.
А это уже другой кент10 Дауд.
– Вы не понимаете, пацаны, такая, как она, одна на миллиарды.
– Ты слюнки подбери, уцы11, говоришь так, будто из золота её сделали. – Дауд видел меня насквозь, он был моим одноклассникам, так же, как и Латиф.
– Она совершенство.
– Латиф, чё с этим пацаном не так?
– Это называется синдром ПЗРщика12. О ней уже целый год нам мозг заливает, не понимаю, почему нельзя подойти к ней и заобщаться, раз уже решил стать полноценным ПЗРом.
Дауд поддержал инициативу Латифа.
– Потому что она меня пошлет нахрен.
Такая девушка, как Лейла, была одарена природной красотой, она цветок, живущий в кустарнике, и расцветает с каждым днём. Рыжая, с маленькими веснушками на лице, губы выразительные, чуть ниже среднего роста, с миниатюрной фигурой, всё, как мне и нравилось в девушках.
– Эта девушка отшила десятки парней, полсотни блокнула13 в Directumе14. А я тот ещё бездарь.
– Нет, братуха, ты лопух, – сказал Дауд и начал смеяться как чайник.
У себя в комнате я пытался отработать приём знакомства и понял, что мне легче драться с толпой пацанов, чем один раз подойти и начать диалог с ней. Было очень трудно преодолеть страх, именно он и не давал мне решимости. Да и в филиале, в котором я жил, насчёт этого было не так просто, ведь тут открыто немногие общались или, как некоторые делали, общались тайно ото всех, но слухи быстро распространялись, и поэтому было тяжело скрыть от всех тайну своей личной жизни. Она тут была напоказ, сплетни, интриги, прямо сюжет для сериала.
– Кхе-кхе, приветик, то есть привет, – сказал я мощным брутальным голосом.
– Нет, не так!
– Добрый день, прекрасная лебедь.
– Мля, чё за ушлёпок.
Я стоял напротив зеркала и представлял, что подхожу к ней и знакомлюсь, но выглядело это беспонтово. Конечно, мысли скакали, как будто я был актёром на репетиции, а сцена всегда была неподходящей. Вдох – и решимость наполнила меня, зачем так заморачиваться, и я снова посмотрел в зеркало, и на долю секунды мне показалось, что мой отражённый образ смотрит на меня с пониманием. Возможно, что я жутко нервничаю и пытаюсь себя таким образом успокоить.
На тренировке все мысли были только о ней: девушка даст фору настоящим бомбитам15 и фотомоделям.
– Даниял, эй, кунцук16, ты слышишь?
Мой партнёр по спаррингу что-то трещит мне, а я в облаках парю как орёл.
– Не обисуй, уцы, замечтался.
– Ты в последнее время тормозить жёстко стал, чё за фигня с тобой творится.
– Есть одна девушка, которая мне очень нравится, но боюсь к ней подойти познакомиться.
Его реакция была божественной:
– Вааа, братуха, ты чёе ПЗРщиком стал, что ли?
И почему, когда люди слышат, что тебе нравится девушка, они начинают вести себя как хайваны17?
– Эти свои романтические движения оставь, да, ты же бродяга, а не ПЗР.
– Я не романтик, а мечтатель.
Он начал смеяться на весь зал. Тренер тихо сзади подошёл и дал ему хорошего чапалаха18. Это такой традиционный способ донести свою мысль, только без слов.
– Ты чё сачкуешь, Замид, а ну лёг и сто раз отжался. Ты тоже, Даниял. Совсем границы потеряли. – Тренер, как всегда, «справедливо» разрулил ситуацию.
– Тренер, а меня-то за что?
– За то, что ты есть, а ну быстро отжался.
Наш тренер ещё в лихие нулевые наводил шороху, поэтому с ним лучше было не шутить.
– Уцы, а кто эта девушка, в которую ты влюбился?
– Лейла из 10 а класса.
– Ахтишка?
– Что Ахтишка? – сказал я.
– У нее кликуха такая. Мой кент с ней общался, говорит, был даже у неё дома.
Как же меня раздражают такие разговоры, когда ты что-то слышал, но понятия не имеешь, что на самом деле было.
– И кто это твой кент, с которым она общалась?
– Валид.
– Серьёзно? Валид Хвастун? Он же балабол.
Валид Хвастун, или как его иногда называли, Трепач. Тот ещё фрукт, он мог нафантазировать такую историю, что многие действительно ему верили. Помню, однажды я дал ему подсечку – трепал всем, что я у него в шестёрках. Он сказал, что не оставит это так и меня ждёт расплата, но с тех пор прошло полтора года, а так ничего и не произошло.
– Он же трепач, Замид, он всей школе говорил, что является КМС, кандидатом в мастера спорта, а когда Амиль с голодной улицы ему предъявил, что он балабол и что у него нет этой корочки, а если есть пусть покажет, то он просто сглотнул и ушёл, ничего не сказав. Этот умник даже сказал, что поцеловал в щеку какую-то известную актрису, когда был в Москве.
– Уцы, я тоже это слышал, но насчёт Амиля, он сказал, когда они пересеклись один на один, то Валид пару раз леща ему дал.
– И поэтому Валид сейчас на глаза Амилю не хочет попадаться, он же знает, что ему будет за его болтливый язык. И вообще Лейла девушка-игнорщица, многие пытались с ней познакомиться, но так и не смогли, она всех отшила.
Тренер всё это время наблюдал, но взглядом он нас не тиранил, мы делали вид, что отжимаемся. Когда кое-как отжались сто раз, то мы подошли к тренеру и сказали, что уже всё, он посмотрел на нас хладнокровным взглядом и сказал:
– Уже всё?
После этого вопроса я понял, что нас ждёт тренерская взбучка.
– Да, – ответили мы тихим шёпотом с Замидом.
Нашего тренера звали Алдан Гаффарович по прозвищу Шкаф. Но мы его просто называли тренер. Широкоплечий, ростом метр 90, с большими руками-молотами, он имел большой опыт в боевых искусствах, всевозможные награды. Его многие ненавидели, но и уважали все.
Он громко хлопнул руками два раза, это означало, что все должны встать в строй.
Наш большой спортзал располагался в четырёхэтажном здании, на каждом этаже разные секции – футбола, баскетбола, боевого самбо, борьбы, плавания и волейбола. Кроме баскетбола и волейбола, я ходил на все секции, в разные дни, конечно. Я обожал спортивную жизнь. Спортзал был коммерческим образовательным детищем нашего директора филиала. Немногие могли таким похвастаться.
Когда мне было годиков шесть, прабабушка рассказывала, что Дагестан был областью, а не филиалом, и у нас были даже национальность и какая-то своя культура.
– Кто мне скажет, для чего мы тренируемся?
Тренер решил поделиться с нами философскими наставлениями, он обожал так делать.
– Чтобы мы были сильными, – крикнул пацан из дальнего ряда.
– А ещё?
– Давать сдачи, – снова ответил тот самый пацан из ряда.
Тренер продолжил «пытать» нас своим вопросом:
– А ещё?
Тут я не сдержался:
– Никогда не сдаваться.
– Именно! – ответил тренер. – Я тренирую вас не для того, чтоб вы выпендривались среди девушек или кого-нибудь побили на улице, не ради наград. Вся ваша тренировка – это подготовка ко взрослой жизни, вам предстоит борьба с самой жизнью, вам придётся каждый день сражаться за то, что вам дорого, во взрослой жизни вас никто не будет жалеть и лелеять. Вам придётся бороться со злейшим врагом, самим собой, я не просто так это говорю. – Тренер явно сегодня был на кураже. – А теперь к самому главному вопросу. Когда я говорю, что надо отжаться сто раз, это означает, что вы должны отжаться сто по сто раз. Имейте в виду.
Вот почему у него был такой странный взгляд, вот к чему была вся эта лекция.
В раздевалке после тренировки пацаны помладше начали подражать сегодняшнему выступлению тренера.
– Так, особи мужского пола, помните, борьба, как завещал дед моего деда, что я твой дед, и еще не будьте лошками, ведь в жизни главное борьба, а если не будете бороться, то станете лошарами.
– Нет, нет, братка, лучше вот так. Мои бездарные ученики, я ваш мудрый сенсей, будьте такими, как я, без семьи, неудачником, у которого вся жизнь – сплошная борьба.
Многие начали смеяться.
– А ему в лицо слабо сказать? В раздевалке такие смельчаки, – сказал я им, решив поумерить их остроумный пыл.
Пацан, что корчил рожу, подражая тренеру, подошёл ко мне, он был старше меня, из 11 класса.
– Если надо будет, тебя переверну вместе с твоим сенсеем. Пусть этот хрен сенсей тренирует, а не базарит, мне наставлений и дома хватает.
Два раза выходил один на один с ним, избил меня до полусмерти и даже глазом не моргнул.
Наш тренер был человеком нелёгкой судьбы, за плечами Ближний Восток, Африка. Награды и увольнение с армии. Он прошёл через многое, не имел семьи, снимал квартиру на окраине города.
Он позвал меня к себе в машину, когда я выходил из спортзала.
– Даниял, слушай, я уеду ненадолго, скоро соревнования, и я тебя включил в число участников, меня будет заменять другой тренер по боевому самбо, так что постарайся победить.
Когда тренер сказал об этом, то я чуть не всплакнул от счастья, я столько ждал, когда меня допустят до турнира.
– Хорошо, тренер, постараюсь вас не подвести.
С этой мыслью я не мог расстаться, соревнования по боевому самбо – да чего же это бомбово19, наконец-то смогу показать, на что я способен.
В школе сразу же рассказал своим кентам, что буду участвовать в соревнованиях в Махачкале.
– Ничё се, уцы, красавчик! Буду болеть за тебя, – сердечно сказал Дауд и обнял меня братскими обнимашками.
– Саул, саул,20 братка.
От такого счастья после звонка на перемену я вылетел из нашего класса и случайно задел девушку. Груда страниц, как снежный ком, разлетелась по коридору, создавая вокруг нас настоящий хаос. В руках она держала кучу расписанных листков, но все они упали на пол по моей вине. Я сразу же присел, стараясь собрать разбросанные листки, будто собирал осколки разбитого стекла. Поначалу не обратил внимания на неё, так как волосы закрывали лицо. Но когда девушка подняла свою голову, то мой мир стал куда красочнее, чем обычно: счастье вселенского масштаба, сталкивающиеся галактики между собой, чёрные дыры, засасывающие целые планеты, и девушка, которая тебе очень нравится, стоит прям перед тобой. Моя жизнь обрела ещё больше смысла, чем обычно.
Непроизвольно я сказал:
– Привет.
Она продолжала собирать листки и ничего не отвечала.
Мои кенты стояли возле подоконника у окна и наблюдали эту сцену. Они показывали жестами, типа, будь смелее.
Я ещё раз сказал:
– Привет.
Но она продолжала игнорировать меня.
Когда она собрала всё, то я понял, что упускаю момент. В то же время я ещё верил, что смогу что-то сделать.
– Эй, постой, ты мне нравишься, – пробормотал я признание в слух и после сказанного чуть не провалился со стыда под землю, – как такое могло вырваться наружу, это было не круто.
Она повернулась в мою сторону. Девушка, что целый год сводила меня с ума, девушка с красно-карими глазами, как у вампира, девушка, что часто дышит в мой затылок, и я покрываюсь мурашками. Она мой идеал, горянка, что воспета в стихах и песнях. Во мне столько чувств к ней, что я готов пойти на всё, лишь бы она стала моей.
Она нахмурилась, но в глазах на доли секунды промелькнула искорка смеха.
– Ясно, – ответила она, не проявив никаких эмоций.
Моя ответка долго себя не заставила ждать, и я сразу же ей нагрубил:
– Вай, ты чё гонишь?!
– Отвали, примитивщина. – В её голосе звучало нечто большее, чем простая высокомерность. Затем она развернулась и ушла, как тьма на рассвете. И даже не обернулась.
Oh my god, какая же она всё-таки очаровательная. Кенты мои от смеха животы рвали – моё первое знакомство, а я жёстко облажался. Но я не собирался сдаваться, если бороться, то до конца.
Глава 4. Дружбан-бан
Ранним утром больница находилась в движении. Я умылся и пошёл в столовую позавтракать. Взял поднос и подошёл к поварихе, тут её называли миссис Спач. Она была полненькая, маленького роста. Готовила не очень вкусно, а разнообразие меню вообще отсутствовало. Кормили постоянно кашами. Миссис Спач поставила мне кашу, похожую на бурду, с ужасным вкусом и запахом.
Серая и густая, как её жизнь, каша была липкая как мазут. Повара тут не гурманы. Они не были ценителями кулинарии, они просто расфасовывали эту жижу по тарелкам. В своей каше я обнаружил что-то чёрное и мелкое, думал, изюм, а оказался таракан. На моём лице сразу появилась эмоция отвращения.
– Извините, миссис Спач, но в моей каше что-то чёрное, по-моему, это таракан.
– И что? Мне теперь за тебя его съесть? Проваливай отсюда и кушай то, что дают!
Тогда меня это немного удивило, а сейчас удивление пропало, я привык к каше, которую мне давали в больнице. После меня пичкали лекарствами, от них у меня дурманились глаза и голова уходила в разнос, словно я на американских горках катаюсь.
Как я попал в больницу? Хороший вопрос, как раз будет о чём мне поведать вам в этой главе.
Первым уроком у нас была история. Её вела Наилья Валентиновна. Замужем, имела двух детей, в молодости служила в армии, она любила рассказывать истории о прохождении своей службы, была патриотом и очень эрудированным учителем. Многие не воспринимают историю всерьёз, и я говорю уже не о дисциплине. Есть два мнения насчёт истории, которые я знаю. Первое мнение: история – это учитель, который учит нас, как жить в настоящем и будущем, учитывая ошибки прошлого. Второе: история – это некий надзиратель, который наказывает довольно сильно за совершённые ошибки.
– Тема сегодняшнего урока – «Узурпация власти Российским императором Константином».
Я посмотрел на книгу, исписанную каракулями, а затем взмыл в небесную синеву.
– В 1998 году, когда Российская империя достигла развитого конституционного монархического строя, её парламент решил реорганизовать страну, трансформировать Россию в корпорацию. Это считалось эволюционным шагом в развитии цивилизации. Больше государство в привычном формате не должно было существовать, время не стояло на месте, нужно было идти дальше. Но император Константин не хотел отдавать остаток своей власти, он решил распустить парламент и узурпировать… Адам, вы меня слушаете? – прокричала Наилья Валентиновна, заметив, как я её игнорирую, летая в своих мыслях. – Адам! – снова прокричала Наилья Валентиновна и, не дождавшись ответа, подошла ко мне и захлопнула книгу, что лежала возле меня. – Адам, вы снова за своё, что с вами? Почему не слушаете мой урок?
– Простите, Наилья Валентиновна, больше не повторится.
– Ладно, садитесь и не отвлекайтесь, пожалуйста.
Последним пятым уроком у нас была анатомия. Молодая учительница по имени Анастасия Николаевна не особо рвалась нас просвещать. Она попросту приходила и работала ради денег. Для неё главное, чтобы в классе никто не издавал ни звука, все должны были сидеть, как мышки. Пока она строчила очередное сообщение своему бойфренду, я проводил в мыслях различные сравнения: интересно, кто сильнее – ГСБ или НОД? Лю-Канг или Саб-Зиро? Как же хочется порубиться в приставку.
– Санчелос, рубанёмся сегодня в приставку у меня? – прошептал я ему в ухо.
– Чел, у меня есть идея получше.
Он подмигнул, имея в виду, что сегодня скучно точно не будет.
– Я же сказала заткнуться, мрази! – проорала во весь голос Анастасия Николаевна.
И кинула мел со всей силой. Благо попала она в стену.
Когда закончились уроки, мы с Саней пошли сразу отрываться, как и планировали. Но на самом деле оказалось, что нам надо было убрать заросшее поле от кустов и сорняков и подготовить его к футболу, мы с пацанами собирались три раза в неделю и играли. Сентябрь, на дворе 36 градусов, бабье лето в разгаре. Дружбан-бан решил, что если мы проявим инициативу, то пацаны ещё больше нас зауважают. Рюкзаки спрятали на заброшенной стройке, у нас там был свой тайник, о котором никто не знал.
Заброшенная стройка находилась рядом с полем. Местные жители старались обходить её стороной, а нам хоть бы хны, мы ведь бесстрашные.
– Ну и жара, – промолвил Саня и умолк.
Солнце щедро разлило свои лучи, как нектар, напрягая ветви деревьев, устремлённые к небу.
– Ну и какого хрена мы притащились сюда, Санчелос?
– Я же уже сказал – облагородить наше поле. – Полунасмешливое выражение промелькнуло у него на лице.
– В такую жару?
– Спокуха, дружбан-бан, сейчас быстро всё сделаем, и нормуль.
С собой мы взяли грабли, серп и штыковую лопату и приступили к работе. Мы работали в тишине, лишь изредка нарушаемой пением птиц, которые заводили весёлые напевы, будто желая поддержать наш труд. Солнце пекло так, что моя задница, как гриль в духовке, покрывалась жареной корочкой.
