Даниял Кантемиров
Кроник
– Ты должна понять, это слишком рискованно, если вас поймают, то у моего брата будут большие проблемы.
В итоге после часового разговора я смог её убедить.
Весна подходило к концу. Мы с Августином смогли собрать 50 голов: объездили 50 сёл в районе, брали по одной корове и заталкивали в грузовик.
Он смог арендовать амбар у одного фермера. Ферма находилась примерно в 20 км от нашего села, поблизости не было населённых пунктов, и туда он загнал всё стадо. Мы объездили с ним несколько десятков сёл, и это было под покровом ночи, мы были вымотаны, так как нам ещё приходилось учиться днём, но дело этого стоило. Ведь если дело выгорит, то я получу около 200 тысяч, а это тоже немаленькая сумма, я смогу купить новую игровую приставку, компьютер с мощным процессором, дроны и поеду в Москву. Планов у меня было предостаточно.
Мы с Августином готовились ко встрече с покупателем.
– Чувак, можешь выполнить для меня одну просьбу?
– Конечно, для тебя всё, что угодно.
Он попросил купить еды, дал мне ключи от грузовика, сказал, что поблизости есть село, там работает круглосуточный гастроном.
– Этот мудак, видимо, будет долго сюда ехать, нам нужно чем-нибудь подкрепиться.
Вот тут-то и произошло всё самое необъяснимое, точка невозврата, мои воспоминания об этих событиях находятся в сумбурном забвении моей памяти, я тогда последний раз видел своего друга Августина.
Когда я поехал за едой в гастроном и вернулся обратно на ферму через 30 минут, то не нашёл тут никого – ни коров, ни Августина, не одной живой души.
Я 20 минут бродил вокруг всей фермы, заходил внутрь амбара, звонил на сотовый, но всё было безуспешно, он словно провалился сквозь землю.
Была и другая проблема: бензин закончился. Учитывая, что фермер тут не появлялся давно, а ферма находилась вне населённого пункта, и то, что вокруг было много волков, я решил, что помощи было ждать неоткуда, и побежал в сторону своего села. Где-то к утру я смог добраться до своего дома, уставший, голодный и валившийся с ног. Я хотел одного – упасть в свою тёплую кровать.
Но я всё думал об Августине. Может быть, он задумал кинуть меня, уехал с покупателем, а чтобы не делиться со мной, решил меня спихнуть, нашёл повод отправить меня в магазин. Деньги всё-таки немаленькие. За блеском золотых слитков и хрустящих купюр скрывается сложная игра. Деньги меняют владельца, ваза уютного дома превращается в зал аукциона, где судьбы торгуются как лоты.
Выспаться не получилось. Я опаздывал на первый урок, собрал портфель и быстро ломанулся в школу.
Там меня ожидал «сюрприз». Во время перемены на игровой площадке школы произошла драка, моего брата жестко избил Абакам. Всё из-за того, что мой брат решил поговорить по-мужски с ним и рассказать о своих чувствах к его сестре. Брат получил в итоге то, о чём мне говорил Августин: что общение с девушками приносит больше проблем, а деньги, наоборот, проблемы облегчают. Теперь я понял, что он пытался донести до меня.
Но Августин в школе так и не появился, а обращаться в СКК я боялся, там вопрос ставился сразу ребром: «А что вы делали на этой ферме»? К тому же я помнил о моём прошлом грехе.
С пропажи Августина прошло три дня, СКК начали искать его, допрашивали многих, но единственным, кто видел его в последний раз, был я.
А у меня смелости не хватало сказать это им, я страшно боялся, что меня посадят, ведь мы столько скота украли, тем более это сильно могло ударить по репутации бабушки и дедушки, да и вообще по всей моей семье.
Волонтёры, СКК и все, кто мог оказать помощь, искали Августина всю неделю, но так найти ничего и не смогли.
Всё оставшееся время моего брата избивал Абакам. Брат после этого со мной не разговаривал, считал, что это я виноват, ведь я был инициатором их разлуки. Она начала игнорировать его, а позже всё ему рассказала. Он хотел исправить ситуацию, объяснить её братцу, что он любит его сестру и испытывает к ней сильные чувства, но вместо одобрения вызвал тучу на свою голову, а виноватым считал меня.
В итоге всё село узнало об их общении, дедушка начал отчитывать моего брата в очень жёстком формате:
– Почему нельзя элементарно придерживаться простых правил поведения, эти ваши добрачные игры ведут только к одному – к настоящему разврату.
После этого мы больше не приезжали в село, точнее, нас больше сюда не привозили, и это не из-за того, что брат с кем-то общался. Дело было в пропаже подростка, его так и не смогли найти. Меня же мучила совесть, ведь я последний, кто видел его тогда. Моя боязнь выдать себя сыграла со мной злую шутку, масштабная кража коров ставила на кон мою жизнь на свободе, за это была серьезная статья, даже для подростков. Моя родня могла бы попасть под удар, вы представляете, что сделали бы с дедушкой и бабушкой, если весь район узнал бы, кто воровал этих коров. Это признание можно сравнить самоубийством. Поэтому я и не мог ничего рассказать. Я просто маленький мальчик, решивший поиграть в гангстера.
Глава 8. Дай волю фантазиям
После окончания урока, как и планировалось, я и Милана встретились у выхода из школы. По дороге к ней домой я не проронил ни слова, мне даже было как-то не по себе.
Родителей Миланы дома не было, она попросила расположиться в гостиной, а сама пошла за ноутом и материалами для проекта. Дом был большим, Милана хоть и была моей одноклассницей, но о ней я знал не много. В гостиной на стенах возле шкафчика висели её грамоты за успехи в творчестве, за активную школьную жизнь, фотографии из различных поездок её родителей. Всё было очень красиво обставлено.
Милана спустилась вниз. Думаю, она не хотела делать со мной проект, не то чтобы меня ненавидела, просто проект она хотела сделать со своей подругой, но получила отказ от учителя. Чем была не очень довольна.
Игра в молчанку уже стала её раздражать, и пока заговорю я, она не могла ждать. Поэтому диалог начала первой.
– Я тут подумала насчёт темы, давай возьмём французскую революцию, если ты не против.
– Да, конечно. Хорошая тема для проекта.
Мне было всё равно, какую тему для проекта делать, поэтому и согласился с ней.
– Просто я тащусь от всего французского. Их творчества, музыки, даже кухни, – сказала Милана, открывая свой ноутбук.
– И фильмы у них классные, – дополнил я.
– Точно, прямо с языка снял. Мой любимый французский фильм – это «Амели».
– Случайно не про девушку, которая была одна и придумывала себе друзей?
– Она. А я смотрю, ты тоже в теме.
– Я ещё тот киноман.
– А ты мне уже начинаешь нравиться, только не обольщайся, это я так, по-дружески, – загадочно и в шутливой форме произнесла она. – Знаешь, у меня есть мысль, но это будет неправильно, однако всё же мы должны опять посмотреть фильм «Амели». Ты как, не против?
– Нет, не против.
– Ещё бы. Мой дом – мои правила, – её просьба звучала как приказ.
«Амели» был её любимым фильмом. Я тоже любил его, но, наверно, посмотрел уже сто раз. Мог бы пересказать каждую сцену, знать все движения актёров. Фильм, как всегда, захватил наше внимание. Она вдохновенно следила за каждым кадром, её лицо светилось в полутьме комнаты. Милана знала о французской культуре многое.
Когда она улыбалась, у неё морщился нос, голос был тонким и нежным. Я был удивлён, ведь в школе она была совсем другим человеком, чёрствой и грубой, а наедине со мной была нежной и мягкой, может, мне просто так казалось.
Наступил вечер, который обещал быть продуктивным. Наш проект, задуманный с таким энтузиазмом, вдруг погряз в рутине и бесконечных разговорах ни о чём.
– Знаешь, может, стоит перенести на завтра наш проект? – предложила она, пробегая пальцами по краям чашки. Я кивнул, понимая, что сегодняшний день уже не спасти.
На следующий день после уроков мы пошли ко мне. В комнате было не убрано, и казалось, что создаётся некий дискомфорт для неё.
– Прости что не привёл в порядок комнату.
– Не парься, все подростки так делают.
– А где твои родители?
– Они сегодня задержатся на работе.
Материалы для проекта были в книжных вариациях. Я сидел на стульчике и, читая материал, иногда поглядывал на неё. Она лежала на кровати, уткнувшись в ноутбук. Казалось, при создании проекта всё это должно сопровождаться высказыванием своего мнения, мыслями, бурными обсуждениями. Проект дело непростое, и диалог в таких моментах должен вестись.
– Слышал, что произошло на днях? – резко прервалась Милана. – Люди в масках, называющие себя Падшими, подпалили банк в Москве.
– Я читал о них, похоже, очередные «гангстеры», которые пытаются достучаться до власти.
– Слушай Дарко, что бы ты сделал, если бы тебе дали право изменить систему?
– Ты о революции?
– Да. Ты пошёл бы на риск, зная, что это принесёт много страданий, голод и нищету?
– Сложный вопрос.
– Ну ответь, как ты считаешь.
– Мне кажется, в большинстве случаев это бессмысленно.
– Поясни, почему?
– Это как затмение. Озаряет лишь на мгновение, оставляя после себя обломки прежнего порядка. Люди, жаждущие перемен, собираются на улицах, прогоняя страх и тревогу. Их глаза горят, в них таится надежда – надежда на светлое завтра. Но что, если завтра окажется лишь зеркальным отражением вчера?
– Твои взгляды слишком пессимистичны, Дарко.
– Пытаясь разрушить одно, мы часто невольно строим другое, не менее разрушительное.
– Таков дух свободы, он всегда увлекал людей за собой, – ответила она.
– Это только красивые слова, в реальности все друг друга топят в крови, – задумчиво возразил я.
Милана посмотрела на меня удивлёнными глазами и сказала, что ничего не поняла и что я противоречу сам себе.
Проект подходил к завершающей стадии, много литературы было использовано для доклада, презентация имела 16 слайдов. Милана, не отрываясь, с усердием осматривала всё, чтобы доклад получился хорошим, для учителя философии было важно, чтобы информация была собрана своими руками. Мне было всё равно на оценки, но процесс работы над проектом в паре с девчонкой приносил удовольствие. Три часа безудержной работы, осталось только правильно преподнести.
– Наконец-то закончили, – промолвила Милана и откинулась на кровать, – глаза болят уже.
– Мы потрудились на славу, – ответил я. У меня еще никогда в постели не лежала девушка.
– Я хочу тебя кое о чём спросить.
– Спрашивай, – ответил я.
– Почему ты сорвал выступление Макса в прошлом году?
– Там такая история, – я выдержал паузу, – в которую тяжело поверить.
– ты попробуй объяснить. Ты единственный из нашего класса, который был против Макса. Представляешь, что творилось после этого? Макс настроил многих против тебя. В школе до сих пор обсуждают твою выходку. И мне интересно, в чём была причина твоего протеста.
– Хорошо. Помнишь Аслана?
– Да, помню. Он тоже избирался против Макса.
– Так вот, за день до выборов отец Макса разговаривал с директором школы. Я не слышал, о чём они говорили, но после окончания диалога у отца Макса было странное лицо, в его мимике проскользнула презрительная улыбка. В моей голове возникли мысли насчёт этого. Но тогда я уже начал догадываться, что результаты будут фальсифицировать. На следующий день объявили результаты, победил Макс. Взглянув на Аслана, я увидел, столько сожалений и печали в нём, даже слёзы были видны. Тогда я понял, что это неправильно по отношению к человеку, который душу туда вложил. И поэтому решил сорвать выступление. Считаю, что он обманом выиграл.
– А ты уверен, что результаты подтасовали?
– Рассуди логически. Почему именно за день до выборов отец Макса появляется в школе и зачем он разговаривал с директором?
– Может, он расспрашивал про школьные дела Макса или хотел его поддержать.
– Сомневаюсь, это не просто совпадение. После победы Макса через несколько дней в школе появились новые компьютеры и оборудование. Полагаю, что всё это было взаимосвязано.
– Но если ты полагал, что результаты подтасовали, то почему никому не сказал об этом?
– Говорил нескольким учителям, но они даже слушать меня не стали. Было впечатление, что многие были замешаны в фальсификации этих результатов. Всё это было фальшиво и ложно, и поэтому я решил действовать с помощью протеста, а в итоге нарисовал мишень у себя на затылке.
Милана сказала, что тоже ненавидит Макса и с радостью сделала бы ему какую-нибудь пакость. Через полчаса она пошла домой, а я лёг спать.
На следующий день я проснулся от солнечного луча, который светил мне прямо в глаза, это означало, что тумана не было. Вечером должны были вернуться родители. Уроки также протекали медленно, но сбегать было нецелесообразно, учителя начинали названивать родителям, и это не сулило ничего хорошего. Миланы на уроке не было, кажись, она проспала. После школы я пошёл в городскую библиотеку, туда заглядывал часто, для самоуспокоения. Во все времена библиотеку считали храмом знаний, для меня же это был храм тишины.
Библиотекарша, которая работала здесь, была преклонного возраста, милая тётка, но книги она любила больше, чем людей, она даже замужем не была. Поблизости сидел парень, видимо, старшеклассник. Он мало походил на библиофила, кажется, он тут познавал новые горизонты любви. Клеил книжных цыпочек.
После библиотеки я побежал в магазин, купил хлопья и молоко для просмотра вечернего фильма. Небо над городом постепенно окрасилось в тёплые оттенки заката, и воздух наполнился предвкушением уютного вечера. Я спешил домой, представляя, как устроюсь на диване с тарелкой хрустящих хлопьев и уютным пледом, а на экране развернётся захватывающая история, но мои планы были прерваны приездом моих родителей.
Они были уставшими после тяжёлой командировки, бизнес шёл ко дну, и спасти могло только чудо. Мама позвала меня.
– Дарко, ты здесь?
– Да, мам, как прошла поездка?
– Что-то между хорошо и очень хорошо.
И опять у неё проскользнуло микровыражение с выдавливанием улыбки. Видимо, проблему банкротства решить не удалось. А папа вообще сделал вид, что меня не замечает. Ох уж эта связь между мной и отцом, об этом можно написать целые мемуары. Впрочем, ничего нового. Поужинав, родители пошли спать.
Я был у себя в комнате, досматривал фильм, была уже глубокая ночь, когда он закончился. Моё состояние уже было полусонным. Надев свою пижаму, я собирался ложиться спать.
Неожиданно раздался тихий отрывистый звук от удара в моё окно. Было жутковато, поздняя ночь и стук – дело непривычное. Сначала я мешкал подойти, но тут же раздался второй стук. Медленно и неторопливо я посмотрел в окно и увидел Милану, она держала возле себя велосипед. Я не мог поверить своим глазам. Когда я отворил окно, Милана негромким голосом попросила меня спуститься к ней. Кричать из окна я не стал, это могло разбудить родителей. Я тихо спустился к ней и тут же начал расспрашивать её о цели визита.
– Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, который сейчас час?
– Конечно, я ждала именно этого времени. Слушай, а что это на тебе?
– Пижама.
Она странно и пристально смотрела на меня, начав смеяться.
– Ты что до сих пор спишь в пижаме?
– Мне так легче засыпается! Лучше скажи, зачем ты приехала так поздно ночью? Опасно ведь.
– Нет времени объяснять. Бери свой велосипед, расскажу по дороге.
– Ты с ума сошла! Сейчас уже поздно для велопрогулки и довольно-таки опасно кататься ночью.
– Ну ты и зануда, Дарко. Хватит пустой болтовни. У меня есть идеи, которые нужно воплотить в жизнь сегодня.
Она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения – совсем близки мы всё ещё не были. Ночью опасно было гулять, всё-таки мы подростки. Но я всё же нарушил свою заповедь. Взял свой велосипед, и мы рванули в неизведанное с полной безбашенной отдачей. «Мама меня убьёт», – промелькнула мысль в голове. Если она, конечно, об этом узнает. Проехав пару улиц, мы остановились у неизвестного дома. Вдруг из глубины двора послышался треск; это была лишь ветка. Мы переглянулись, и в глазах друг друга можно было увидеть панику. Этот вечер станет началом нашего маленького приключения.
– Милана, где это мы? И зачем сюда приехали? – обеспокоенно спросил я, стараясь не показывать свой мандраж.
– Так, Дарко, это дом Андрея Фёдоровича, а вон там его машина.
Милана, в отличие от меня, как озорная девочка, любила приключения, будь то забавные шалости или спонтанные походы в неизведанные уголки города.
– Это дом директора нашей школы.
Чувствуя тревогу в душе, я бреду по извивающимся улицам, где тени прошлого танцуют в мерцании фонарей.
– Да, он самый, сегодня поэтому и пропустила занятие, следила за ним, чтобы узнать, где он живёт.
– И для чего всё это?
– Чтобы проучить его.
– Ты рехнулась. Так, Милана, сейчас правильнее будет уехать отсюда, а то нас могут поймать. И нам мало не покажется.
Я дышу глубже, пытаясь прогнать нарастающее беспокойство, но оно, как неутомимый спутник, идёт рядом.
– Чего ты боишься? Историю, которую ты мне рассказал вчера, не давала мне покоя. Он неправильно поступил. Я всё подготовила, обкидаем его машину яйцами, и дело сделано.
У неё получилось убедить меня. Её глаза светились уверенностью, и в них я видел отражение собственной нерешительности. Может быть, именно поэтому я решился.
– Я не боюсь, просто неправильно закидывать чью-то машину яйцами.
– Подумаешь, он всё равно её отмоет.
Я считал, что Милана придумала всё это ради меня, её безбашенность всё сильнее поражала. Сам не понимаю как, но я согласился. Видимо, частичка меня хотела этого. Закидав машину директора вдоль и поперёк, мы умчались прочь. У Миланы были ещё несколько задумок, которые она хотела осуществить. Остановившись у следующего дома, она из своего рюкзака вынула ужасно пахнущую рыбу. От этой вони меня чуть не выворотило.
– Это дом Лизы, её тоже было бы кстати проучить.
– Она, конечно, стала стервой, но вряд ли заслуживает дохлую рыбу у себя в комнате.
– А с чего ты так решил?! Мне она уже поперёк горла, пусть, сучка, знает своё место. И, кстати, она при всех унизила тебя, назвав жалким.
Вспомнив об этом, я разозлился.
– Согласен, пора ей ощутить запах этой рыбёшки.
– О, да! Такой Дарко мне нравится.
– Каков план?
После много лет я понял, что Милана оказалась отличным манипулятором. Она знала, когда улыбнуться, а когда непроизвольно нахмурить брови, создав иллюзию искренности.
– Ты должен стоять на стрёме, вдруг ситуация выйдет из-под контроля. Я постараюсь забраться к ней наверх в комнату. И спрячу этот пахучий сюрприз где-нибудь в шкафу.
Я остался внизу, велосипеды были подготовлены для быстрого отъезда. Милана взбираясь по дереву, смогла достичь крыши дома Лизы. Окна, входящие в её комнату, были слегка приоткрыты, что облегчало задачу для Миланы. Представляю состояние Лизы, когда она проснётся, даже врагу такого не пожелал бы. Хотя она заслужила. Закончив, Милана быстро спустилась вниз.
Следующей задумкой было проучить Макса. Ночь поздняя, погода была, кстати, хорошей, ни ночного тумана, ни дождя. Слышался лай собак. Ехать на велосипеде приходилось много. Остановившись у дома Макса, Милана достала из рюкзака бутылки с зажигательной смесью. У меня появилось очень тревожно чувства, кажется, мы переходили грань дозволенного.
– Тебе не кажется это слишком?
– Что за глупый вопрос!
– Достаточно хороший вопрос, просто сейчас попахивает статьёй, – возразил я.
– Ты что, смеёшься, да в нашем городе ты единственный, кто не позволяет себе слишком многого.
– Не только я, есть и другие. Но не стоит переходить грань. Можно так же обкидать яйцами.
– Грань перешёл Макс, когда решил возомнить себя господином школы. Видишь тот джип Шевроле, он дорожит этой машиной больше, чем своей задницей. У меня два коктейля, один тебе, другой мне. Поджигаем и быстро кидаем, а дальше делаем ноги.
– У тебя мозги набекрень, ты знаешь, что с нами будет?! Нас за это могут посадить в тюрьму для несовершеннолетних. Всё, я уезжаю отсюда!
– Постой, только не говори, что ты этого не хочешь! Он унижал тебя целый год, на глазах у всех, не давая тебе проходу. Пора проучить папиного сынка.
– И с каких пор ты стала такой альтруисткой по отношению ко мне? Тебе же просто плевать на меня.
– Ты прав, я не Далай Лама. Но, по-моему, тебе уже пора стать увереннее и защищаться, только так можно выжить, а ты бегаешь от проблем, даже не пытаешься как-то исправить это.
– Думаешь, если мы кинем эти зажигательные смеси в его машину, что-то изменится?
– Нет! Зато отомстим!!! – ответила она, смеясь, – по крайне мере, ты воздашь ему за всё унижение. Как сказал Ари Бек, французский драматург, «Месть – это всё-таки самый надёжный вид правосудия».
Я вспоминаю, как остановил взгляд на её взгляде и замер, застыл… в буквальном смысле – заморозился. Почему-то я считал, что она права, внешне не хотел этого показывать, праведность убивала во мне инстинкт бунтаря. Я тонул… чувствовал это… я это видел… я знаю… невозможно что-либо отрицать, когда говорят глаза. Что-то овладело мной, тогда я чувствовал, как сердце бьётся в три раза быстрее. Нет, мне не было страшно, это всего лишь был адреналин. Правда, ноги тряслись. Милана подожгла бутылки со смесью, а затем мы их кинули в его Шевроле. Яркое пламя вырвалось на свободу, освещая наши лица. Взрыв цвета и света раскатился по ночному небосклону, отражаясь, как радужные капли дождя. Этот акт символизировал больше, чем просто действенное разрушение. Машина сгорела дотла, оставив после себя лишь чёрный угольный остов.
Сев на велосипеды, Милана, и я стремительно умчались оттуда. Мы неслись сломя голову, чувство, что во мне рождался другой я, который хотел свободы, который не был скован какими-то рамками и границами морали. Нет-нет, не подумайте, это не было психическим расстройством или раздвоением личности, в меня не вселился бес. Всё сделанное мною было осознанным шагом.
Остановились мы возле берега, велосипеды спрятали за маленький холмик, а сами сели напротив огромного моря. Шум волн, накатывающихся на песок, напоминал древний ритм.
– Правда, здесь красиво? – негромко сказала она.
Мы смотрели на горизонт, где небо встречалось с водой, словно два мира, которые сливались в одно целое.
– Очень! Давно не ходил сюда.
– Мне нравится это место. Я часто здесь бываю, ещё с детства, обычно ночью. Наслаждаюсь красотой этого места. Или когда мне одиноко.
– Никогда не думал, что тебе может быть одиноко.
– Многие люди, которые меня называют своей подругой или другом, это всего лишь временные пассажиры, настоящая я им не интересна. Извини, что так эмоционально, просто мне нужно было выговориться.
– Ничего, всё нормально.
– Знаешь, я ошибалась в тебе. Считала тебя эксцентричным идиотом. Но сейчас понимаю: по сравнению со многими, ты настоящий.
– Знаешь, я тоже в тебе ошибался.
– Дай угадаю: считал меня грубой и наглой.
– Ну не так прямо категорично.
– Это вроде моей маски, мне приходится её надевать, чтобы какие-нибудь дегенераты и маразматики не смогли обидеть и задеть мои чувства. Поэтому и приходится быть наглой натурой. Ты первый, кого я сюда привела. Только не обольщайся, это я по-дружески.
– Хорошо, – ответил я, улыбнувшись.
Остальное время мы не разговаривали, наслаждаясь тишиной. Время, проведенное с Миланой, было лучшим моментом в моей школьной жизни.
Возвращаясь домой, мы с ней случайно услышали чей-то истерический смех, напоминал он девчачий, конечно, нам стало любопытно, и мы пошли посмотреть. Возле кинотеатра рядом с остановкой стояла очень солидная машина.
– О, машина начальника по нравственности, Тиграна, – сказала шёпотом Милана.
– Я думал, у него только внедорожник.
– Дарко, ты хоть иногда выходи на улицу, мир не стоит на месте, у него целый автопарк.
Он уверенно двигался к ним, неизменно поддерживая лёгкий разговор, в котором легко смешивались игривые шутки и комплименты. Девушки, смеясь, кокетливо склонялись к нему, нежно поправляя свои волосы и бросая друг на друга многозначительные взгляды.
– Как думаешь, для чего Тиграну понадобились проститутки? Он же за нравственность всё время топит.
Мой вопрос рассмешил Милану.
– А ты думаешь, он когда-то в это верил? Он любит ошиваться в таких местах, неоднократно видела, как он заманивает к себе в машину девушек.
– Он что, любит тусоваться с проститутками?
– А тебя это смущает?
– Честно говоря, мне всё равно.
На следующий день в школе все говорили и сгоревшей машине Макса, даже в местных новостях сообщили об этом. Говорили, что это сделали какие-то местные хулиганы. Макс был в бешенстве, во время ланча он говорил на повышенных тонах, и было слышно, что он грозился расправиться с теми, кто подпалил его тачку, а Лизу все время подташнивало.
В новостях также сообщали о пропаже двух куртизанок, тех самых, что я видел вчера. Их исчезновение стало темой обсуждений в самых маргинальных кругах города. Рынок слухов и недомолвок не дремал: кто-то шептал о ночных гуляньях и забытых обетах, кто-то обвинял в исчезновении жестокие интриги влиятельных личностей. Подозреваю, что без Тиграна тут не обошлось.
Глава 9. Девушка, ради которой стоит умереть
Когда отец вернулся с войны, он был совсем плох. Его лицо, когда-то полное жизни, теперь было изборождено глубокими морщинами, а взгляд был хмурым, отражающим ужасы прошедших лет. Мир, который мы знали, перестал быть для него привычным. Он медленно адаптировался к тишине, которая окружала наш дом, и часто проводил вечера, сидя в темноте, лишь изредка оборачиваясь ко мне, как будто искал в моих глазах утешение.
Моя мать старалась, как могла. Она готовила его любимые блюда, но ни одно из них не могло вернуть ему радость. Он сидел за столом, молча перебирая куски еды, словно искал в них утешение, но находил только горечь воспоминаний. Мы пытались говорить о простых вещах: о погоде, о соседях, но каждая попытка заканчивалась гнетущей тишиной. Врачи диагностировали у него лучевую болезнь, всему виной была радиация, которую он получил на войне.
Я помню, как однажды решился спросить его о том, что произошло там, на войне. Его взгляд потемнел, и он просто покачал головой. В тот момент я понял, что не существует слов, способных описать то, что он пережил. Отец стал пленником собственных мыслей, и со временем я осознал, что надежда на его возвращение к прежней жизни – это лишь иллюзия, которую нам с матушкой приходилось принимать. И всё же он решил поделиться одной из своих историй о своём пребывании на войне, что было настоящим подарком.
Из воспоминаний отца:
«Третья мировая война была в самом разгаре, охватывая континенты и разрушая судьбы миллионов людей. На Восточном фронте мы стойко противостояли немцам, ведя сражения, о которых будут долго помнить. Битва за Курляндскую губернию в городе Елгава стала одним из ключевых моментов, когда напряжение достигло своего пика. Война началась в 1977 году в конце лета и продлилась до 1981 года. В начале октября 1977 года на Елгавском направлении фронта, на всех его участках, в том числе и в районе сосредоточения нашей армии, шли ожесточённые бои. Враг, не считаясь с большими потерями, неистово стремился овладеть Курляндией. Я был пулемётчиком. Пулемёт, который я держал в руках, стал не только орудием войны, но и частью моей жизни.
Самые ожесточённые и кровопролитные бои были с 15 по 17 ноября 1977 года. Сотни немецких самолётов бомбили передний край обороны наших войск и промышленные объекты города. С приходом ночи на поле боя царила тишина, которая лишь изредка нарушалась звуками самолётов, возвращающихся для новой атаки. Под огнём пулемётов и артиллерии мы понимали, что попали в рассказ о борьбе не за землю, а за существование человечества. Всё вокруг рушилось, горело, стонало, дым и пыль заволакивали солнце, и день превращался в ночь. Ни на минуту не прекращалась пулемётная и автоматная стрельба — ни на земле, ни в воздухе. Стоял сплошной гул от разрывов бомб, снарядов, мин и сирен пикирующих вражеских бомбардировщиков. Небо над городом было затянуто чёрными облаками дыма и взрывов, а звук сирен и взрывов сливался в единую какофонию, поглощая последние шёпоты спокойной жизни. Оборонительные позиции наших войск, расположенные вдоль стратегических пунктов, подвергались шквальному удару, но солдаты обретали стойкость на фоне адской ярости. Каждый день становился испытанием, где мы, многие из которых не имели боевого опыта, сражались из последних сил. Сражения под Елгавой длились непрерывно днём и ночью около полтора месяца. Это был настоящий АД! В таком аду мы стояли и выжили, изматывая и уничтожая противника, наши вины проявили массовый героизм в борьбе с врагом. В течение месяца немцы изо дня в день бомбили, обрабатывали артиллерийским огнём, атаковали танками с пехотой город, который мы, бойцы второго батальона 105 механизированной бригады под командованием майора Исакова, упорно обороняли. Несмотря на тяжёлые потери, дух наш не падал. Все атаки были отражены с большими потерями для врага. Тогда они применили то, чего я никогда в жизни своей не видал, что-то страшное, словами такое трудно описать.
Яркий свет ослепил глаза, а затем волна ударила с такой силой, что полгорода начало разваливаться, как карточный домик. Я стоял на краю траншеи, когда солнечный свет вдруг стал резким и невыносимым. Взгляд мой упал на горизонт, где серое облако стремительно поднималось вверх, превращаясь в гигантский гриб. Всё, что я знал, мгновенно исчезло. Сослуживцы, знакомые, привычные улицы – всё это на миг провалилось в бездну. Яркие маленькие искры в полумраке разрушений и тяжёлое гудение в ушах притягивали к себе.
Мы инстинктивно залегли на землю, надеясь укрыться от силы, которой не могли понять. В воздухе ощущалась жуткая тишина, прерываемая лишь звуками обрушивающихся зданий. Сердце колотилось так, будто оно стремилось вырваться наружу. Когда я встал, то увидел перед собой грибовидное облако, возникающее после взрыва, величественное и в то же время ужасающее. Гриб простирал свои лапы в небо, вытягивая их сквозь облака, окутанные ядовитым дымом. Сердце замерло, а ноги приросли к земле, не позволяя мне сделать ни шагу. Позже я узнал, что немцы сбросили на город своё новое «чудо-оружие» — ядерную бомбу. Она была небольшой мощности и особо нас не задела, так как мы находились не в эпицентре взрыва. Но последствия взрыва были ужасными. Город, некогда полон жизни и улыбок, погрузился в хаос. И ведь это было только начало, за всё время войны таких взрывов я видел десяток. Лица людей, погибших от этих взрывов, снятся мне до сих пор. Их кожа слезала, обнажая раны, которые никогда не заживут. Это было похоже на мучительное превращение, когда плоть, до этого момента кажущаяся надёжной оболочкой, вдруг становилась ненужной. Они как призраки, о которых невозможно забыть. Эти мгновения, полные страха и боли, возвращаются ко мне искалеченными воспоминаниями, которые я храню глубоко в душе.
