Дмитрий Кашканов
Небо и море
В школе Андрей постепенно выбился в передовики класса по успеваемости и оказался в неформальных лидерах пацанской половины. В старших классах далеко оторвался от остальных учеников в знаниях физики и математики. Учителя с придыханием говорили, что наш, мол, Андрюшенька обязательно должен поступать на Физмат университета или в родном Челябинске или поехать и однозначно покорить Москву.
Но какой-то бес подсказал Андрею, что в СССР наукой сыт не будешь и лучше быть поближе к более ликвидным ценностям. Андрей мучился выбором не долго. Поступил в стоматологический техникум. Потом по профилю отслужил в армии, практикуясь в изготовлении коронок на солдатские зубы. Вернувшись, оказался очень востребованным специалистом. Конечно, не все Андрей достиг сам. Многое достичь помогла обширная еврейская диаспора, в которой Пузанковы были не на последних ролях.
Андрей с тогдашним ростом около 180 см женился на маленькой толстенькой Ирочке. Жену свою не сказать, чтобы очень уж любил. Скорее наоборот. При посторонних называл ее «тумбочкой». Ирочка терпела и демонстрировала заботу и интерес в семейных делах.
К тому времени Алексей Андреевич умер от рака. И Ирочка вполне пришлась ко двору своей свекрови Валентине Борисовне. Мать часто журила Андрея за невнимательность к молодой жене, но ничего, в плане сделать из сына заботливого и любящего мужа, у нее не получилось.
А на работе на Андрея пролился золотой дождь. Тогда были модны золотые коронки и Андрей лил и шлифовал золото килограммами. В результате у него появилась привычка в ущерб скучному домашнему корму питаться только в ресторанах. Ездить развлекаться в нумера. Правда, поначалу деньги тратились и на вполне нужные для интересной жизни вещи. У него был полный комплект аквалангистского снаряжения и оборудования. Андрей нырял глубоко в пещеры в Уральских горах. Охотился там на огромных щук. Помогал деньгами друзьям. Иногда по-крупному и бескорыстно. Но все равно, отрыв от семьи сыграл с ним злую шутку.
У Андрея появилась любовь на стороне. Ею оказалась официантка одного из ресторанов Алла. Женщина красивая, смелая. Андрей ей за свой счет отремонтировал квартиру и какое-то время жил на два дома. Ирочка его удерживала только наличием сына. Маленького Лёшика.
Однажды, в начале 90-х, Андрей и Алла приехали в Ташкент. Пробыли у нас в гостях с неделю. Я воспринял это как смотрины будущей жены. Если откровенно, то Алла, особенно на фоне Ирочки, выглядела куда более соответствующей Андрею. Внешне была похожа на еврейку, ну, или полукровку. Вероятно, это тоже имело значение для Андрея, все-таки и сам полукровка.
Но свадьба с новой женой не состоялась. На защиту Ирочки встала Валентина Борисовна. Андрею был поставлен ультиматум – или Ирочка, или убирайся вон с жилплощади. И Лёшика тебе тоже не видать. И машины не видать! На жилплощадь Андрею, похоже было плевать, но перспектива потерять сына выбила у него почву из-под ног. Андрей начал злоупотреблять спиртным и в итоге спился. Распродал и пропил все ценное из квартиры. Работу потерял, получил инвалидность по каким-то болезням на основе алкоголизма.
Похоже, где-то, как-то еще живет.
Средний отпрыск деда Бориса и брат моего отца Виктор Борисович родился в 1931 или в 1932 году. По молодости был веселым и задорным парнем. Любил шумные подростковые компании, озорство, но, к счастью, без криминала. Выучился в ФЗУ (фабрично-заводское училище аналог позднего советского ПТУ) на экскаваторщика. Потом захотел еще более денежной работы и устроился в горячий цех Челябинского трубопрокатного завода. В цеху тогда катали лонжероны для вертолетных лопастей. Термически обрабатывали, закаливая и остужая в растительном масле. Работу свою Виктор любил, но салатное масло с тех пор не употреблял. Видимо не признавал равной пользы подсолнечного масла для лопастей и для собственного желудка.
Его жена Тамара, как-то по молодости, съездила в Англию. Проживала там в местной семье пару месяцев, вероятно, стажируясь в английском зыке. Вернувшись в Челябинск, заважничала. Поэтому если я ехал в гости к «Пузанкам», то ехал к «теть-Вале и дядь-Леше», а если к Виктору, то к «дядь-Вите», без упоминания его половины.
В 1958 году у Виктора с Тамарой родился сын Игорь. Удивительно, что у родителей ростиком не выше 170 см, вырос сынище под два метра пять сантиметров! С самого детства Игорёк был крупным мальчиком. Самый высокий в классе. Лицом и ростом был мало похож на родителей. Лицом был в Высоцкого, а ростом и повадками в Маяковского. Годов с двенадцати, пошел заниматься боксом и отец, благо в деньгах недостатка не было, кормил его на каждый завтрак дополнительно одной банкой сгущённого молока. Эти сгущённые завтраки совпали с бурным подростковым ростом. К окончанию школы Игорь «выстрелил» так, что на фоне своих мелковатых одноклассников выглядел как Дядя Степа в окружении пионеров.
В один из моих приездов в Челябинск я оказался на пару дней в гостях у Виктора Борисовича. Днем мы ходили на озеро ловить рыбу, а вечером Игорь предложил сходить в кино на фильм, на который детей не пускали.
В кинотеатре шел классический фильм по пьесе Шекспира «Укрощение строптивой». Никакой эротики там не было, но советские прокатчики из-за позднего времени сеанса поставили ограничение – «детям до 16 лет вход воспрещен». Мне было 11 или 12 лет. Игорю, соответственно 14 или 15. Мы пришли, встали в кассу. Когда очередь дошла до нас, то кассирша, показывая Игорю на меня, заявила, что детей на фильм не пустит. На что Игорь серьезным басом стал ее уговаривать:
– Девушка, ну поймите, жена работает в третью смену, меня с сыном оставила. Фильм очень посмотреть хочется. Но не могу же я его оставить дома. Если что-то непотребное будут показывать, я сынишке глаза ладонью закрою.
Игорю поверили, что он папа, пришедший на сеанс с малолетним сыном и нам продали билеты. То есть, кассирша вполне поверила, что перед ней стоит 30-летний отец с 11-летним сыном, а не два братца-подростка.
Красивый, отлично сложенный, спортивный гигант пользовался у девушек огромным вниманием. Девушки его хотели и прикладывали все возможные усилия, чтобы завоевать Игоря. Но Игорь просто пользовался юными соискательницами. Он был совершенно чужд романтики. Дядя Виктор называл это «Игорь пошел по-девки».
В силу своего видного во всех смыслах положения, Игорь был главой (язык не поворачивается сказать – главарем) дворовой шайки подростков. Парни весьма успешно ходили в соседние дворы учить уму-разуму соперников. Игорь был в этом деле заводилой. Длинные мощные руки, огромные кулачищи и боксерская подготовка весьма способствовали победам. Бывало, на Игоря нападали с ножами. Он успешно отбивался, правда на руках осталось множество шрамов от порезов.
Но однажды, уже после окончания школы, в драке ему выломанной из забора штакетиной основательно рассекли кожу на голове. И этот шрам сразу закрыл ему путь во многие учебные заведения, где требовались гарантированно здоровые мозги. Кстати, Игорь даже сотрясения мозга не получил. Но в армию его взяли с оговорками, как нестроевого и он прослужил два года в Забайкалье на Китайской границе медиком.
Рассказывал, как их часть отличилась в каком-то конфликте с китайцами. Типа «те лезли, а мы их жгли». Но в основном был занят излечением у солдат и офицеров триппера, который они обильно цепляли в увольнениях и отпусках. Курс лечения был по-средневековому примитивен и эффективен. Длинной тупой иглой в уретру вводился раствор антибиотика. Солдатам укол делался с анальгетиком, а классово чуждым офицерам без оного. Бедные лейтенанты орали как мартовские коты, но в итоге стойко переносили тяготы службы. Выздоравливали, чтобы через три-четыре месяца снова получить у Игоря спасение от французского насморка.
Из армии в отпуск Игорь поехал через Ташкент. В свои девятнадцать он был огромный детина два метра в высоту, ладонью запросто обхватывавший мою голову.
– Поедем, покатаемся вечерком, Ташкент посмотрим, – предложил Игорь.
– Тебе что посмотреть хочется? – поинтересовался я.
– Так, возьмем такси и поездим.
Как стемнело, братья поймали такси.
– Вот два червонца, мы хотим посмотреть славный город Ташкент и его достопримечательности, а потом вернуться на это же место. Устраивает программа? – распорядился Игорь. Я на всякий случай кивнул, будто указания касались меня, а не таксиста.
Таксист поехал по центральным, ярко освещенным улицам и проспектам, покружил на вокзале и целых два раза проехал мимо Таштюрьмы, каждый раз с придыханием комментируя назначение высокого белого забора с колючкой поверху.
– За бандитов принимает, – улыбнулся Игорь. – Ничего, пусть боится, хамить не будет.
После службы Игорь устроился в пожарную охрану.
Последняя весть от него прилетела, когда я служил на корабле. Игорь прислал фотку первенца, которого своей огромной ручищей держал как куклу.
Была информация, почерпнутая в интернете, что сейчас Игорь проживает в уральской Сатке, чем занят, я не знаю. Ни почтовым адресом, ни тем более мейлами и номерами телефона интернет со мной не поделился.
Пока это все о моей Челябинской родне по папиной линии.
О маме и её родне она сама написала в книге «Военное детство и вся жизнь», поэтому я не буду останавливаться на этой теме детально, чтобы не дублировать мамины мемуары.
Родственники с маминой стороны почему-то жили куда обособленнее от нас, Ташкентских. Редко-редко они к нам и еще реже мы к ним. Мамин отец дед Константин в период моего раннего детства проживал со своей второй женой Людмилой. Я ее называл «теть Люда». Она была относительно молода, энергична, улыбчива. Квартира у деда с Людмилой была на третьем этаже в угловом доме по улице Танкистов, 136. Дом был новый, деревья во дворе только-только принялись. Было просторно и ветрено. Зато в квартире у Людмилы всегда было уютно и приятно. Она не стеснялась безделушек и плюшевых накидок на полочки. На торжественном месте на литой витиеватой чугунной полочке (как и положено, покрытой цветастой плюшевой накидкой) стоял плюшевый же кот в сапогах и в зеленом берете. Когда меня изредка приводили в гости к деду, этот кот и несколько старых флаконов от духов с притертыми и обломанными пробками были моими любимыми игрушками.
Забегая вперед, скажу, что в 1968 году, дед с Людмилой поменяли свою двухкомнатную Челябинскую квартиру на трехкомнатную в Ангрене, Ташкентской области. Туда их заманила моя мать, а деду и Людмиле понравился климат и изобилие дешевых фруктов и овощей. Но долго они среди гор и фруктов не продержались. Оказалось, что в Ангрене нет работы, к которой привык Константин в Челябинске, а Людмиле стало очень скучно без ее родственников и Челябинского внука Серьги. Сережу привозили в Ангрен, когда Константин и Людмила прилетали «на пробу». Мальчишка лет пяти мне казался совсем сопляком (мне-то было уже лет шесть или семь). Серьга любил виноград и «шышлак». Но, когда дед с Людмилой прилетели на ПМЖ, Серьгу с собой не взяли, вот бабушка и заскучала о родном внуке.
Всего-то через полгода, новоприбывшие засобирались обратно. Официально, Людмила объяснила это неподходящим для ее слабого здоровья и больного сердца Ангренским климатом и свежим горным воздухом. Спорить с ней никто не стал. Насильно мил не будешь. Они снова поменяли квартиру и оказались в своем же Тракторозаводском районе в панельном доме 140б в двухкомнатной квартире на втором этаже. Новое жилье было всего в трехстах метрах от их бывшего дома по улице Танкистов.
У деда Константина и его первой жены Елены было двое детей Юрий Константинович Фартыгин и моя мама. Своего дядю Юру в детстве я не видел. Он был военный, жил где-то в каком-то Мирном или Светлом, а служил, сидя за пультом в ракетной шахте. Потом, после службы они всей семьей переехали в Молдавию, в Тирасполь. Юрий Константинович устроился на завод технологом и жил там не тужил, приносил пользу и себе и советской Молдавии вплоть до развала СССР и начала гражданской войны молдаван и приднестровцев.
По его словам, когда снаряды стали пролетать в опасной близости над крышей их девятиэтажного дома, он засобирался на родину. Ему удалось продать хорошую Тираспольскую квартиру и на быстро обесценивавшиеся бумажки купить себе деревянный дом в деревне Малково, Чебаркульского района Челябинской области. Дом оказался на улице Куйбышева. В соседнее село Кундравы и тоже на улицу Куйбышева в 1991 переехали мои родители с моей сестрой и ее мужем. Удивительно много сделал для уральцев этот Куйбышев. Что ни деревня – обязательно улица его имени.
В деревне Юрий Константинович поначалу дал волю своим умелым рукам и светлой голове. Отремонтировал дом, сделал капитальный крытый двор. Для жены и ее огородных потуг из аккуратно выпиленных реечек построил замечательный парник. Но потом годы и вечное недовольство его жены взяли свое. Интерес остался только к водке. Я бывал у него уже году в 2009. Старый дядя Юра совсем не походил на бравого советского офицера-ракетчика. Он словно все время пытался оторваться от реальности, скандальной старухи-жены, скуки деревенской жизни. В обед принимал грамм двести и забывался. Ни криков, ни ругани от него в чей-то адрес я не слышал. Юрий Константинович просто уходил и ложился спать.
У Юрия с Катериной родились двое сыновей. Старший Игорь Юрьевич 1960 года рождения и младший Константин Юрьевич. Игорь получил высшее образование, но жизнь сложилась как-то несообразно. Будто всю жизнь суетился, искал смысла и счастья, менял жен и детей, одни жены его сами бросали, других он оставлял по своей инициативе. Фантазировал, стремился к чему-то высшему, пытался заниматься бизнесами: то разведением кроликов на мясо и шкурки, то электронной диагностикой автомобилей. Даже принимался строить дом на самодельных бетонных сваях. Но так в итоге ничего выдающегося с ним и не произошло.
Его брат Костя оказался человеком более хватким в жизни. Выучился на стоматолога, отслужил в армии в Чечне, сверля и пломбируя солдатские зубы, в чем отдаленно повторил путь незнакомого ему моего двоюродного брата Андрея. Потом в 2000-х бросил стоматологию и открыл собственную фирму по оказанию услуг кабельного телевидения. Постепенно, комнату за комнатой выкупил в Чебаркуле хорошую трехкомнатную квартиру в «сталинском доме». Со второй попытки женился. Родились дети. В-общем, нормально все.
Да, почему со второй попытки. С первой женой они прожили вместе не долго. Она была маленькой, тоненькой, шустренькой евреечкой. К сожалению, у молодых темпераменты категорически не совпадали. Костя большой, полный, избыточно флегматичный, а она – вся огонь! Ну и в этой огненной суете стала успевать изменять Игорю с его же товарищем. А тому девушка понравилась. Когда жизнь стала принимать совсем уж анекдотический оборот, Игорь с другом полюбовно договорились о передаче зажигалки в добрые руки.
Вернемся в Челябинск начала шестидесятых.
Когда я стал подрастать и вполне осознавать себя как маленькую личность, у меня стали появляться интересы. Во-первых, я очень любил сложные технические игрушки. У меня был экскаватор, который под моим управлением вполне успешно справлялся с рытьем котлованов в песочнице возле дома. У меня был электрический автобус на батарейках. Автобус был способен методом проб и ошибок, а проще говоря, беспорядочно натыкаясь на стены и мебель, прокладывать в комнате свой витиеватый маршрут. У автобуса светились фары и было особенно интересно включать его в темном коридоре. Я представлял себя водителем такого ночного автобуса и вместе с ним переживал свое маленькое путешествие.
В плане снабжения новыми игрушками я не сидел на шее у родителей. Обычно, игрушки дарились кем-то из родственников. Например, замечательный электровоз, способный самостоятельно доезжать до стены и, включая обратную скорость, устремляться к противоположной стене, мне подарил мой дядя Виктор. Однажды под вечер он пришел в гости и принес электровоз в пестрой коробке. Они с моим отцом уселись по краям комнаты и со смехом наслаждались моей игрушкой до тех пор, пока их не урезонила моя мама. Отобрала игрушку и отдала мне. Взрослые мужчины доигрывали недоигранное в войну. У них таких игрушек не было.
Как-то раз в гости пришел редко появлявшийся в Челябинске дядя Юра. Он подарил голубую пластмассовую гоночную машину. К сожалению, ничего технически особенного в ней не было. На задней оси был надет стальной маховик, как бы придававший автомобильным колесам запас инерции. На самом деле, даже мне, тогдашнему четырехлетнему карапузу было понятно, что толку от маховика никакого. Я пришел к такому выводу в результате многочисленных опытов по раскручиванию колес и опусканию машинки на пол. Энергии маховика хватало лишь на короткий пробег всего с десяток сантиметров.
Если была хорошая погода, я подолгу возился в песочнице или катался на трехколесном велосипеде. По-моему, велик достался мне от быстро выросшего брата Игоря. С этим великом же связано мое первое в жизни поражение от противоположного пола.
Во дворе у меня была подружка примерно одного со мной возраста. Кажется, ее звали Катя. Однажды Катя попросила у меня велик покататься. Конечно, я был польщен вниманием к моему велику и предоставил его в неограниченное пользование. Катя каталась, а я сидел в песочнице. Через короткое время Катя подошла и пожаловалась, что велосипед не едет. Я пошел разбираться. Оказалось, слетела и потерялась какая-то гайка. Сейчас уж и не помню, то ли с оси, то ли с педалей. Мы походили по площадке и дорожкам, но злополучной гайки не нашли. Пришлось тащить раненый велосипед домой в подъезд.
Дома я честно рассказал, что пока Катя каталась, гайка куда-то потерялась. Но в целом, я пребывал в восторге от общения с Катей и от приключения с поломкой велосипеда. Мама мой восторг не разделила. Сначала она отправила меня искать снова эту гайку. Я честно сходил, потоптался во дворе. Вернулся ни с чем. «Вот будешь давать свои вещи всяким там девчонкам, никогда ничего хорошего у тебя не будет!»
Мама как в воду глядела. Первой жене при разводе я оставил все, что накопилось к тому времени, включая квартиру. Вторая жена сейчас успешно движется по той же траектории, по сути дела, с моего добровольного согласия, владея домами, квартирами и машиной, купленными на мои кровные в расчете на обильную сытую старость. Старость еще не пришла, а все нажитое непосильным трудом уже помахало мне ручкой.
Что-то я не помню дальнейшего использования этого велосипеда. Наверно, вскоре пришла зима.
Но, уж хвастаться, так хвастаться!
Еще у меня был серый лимузин «ЗиМ» с управляемыми передними колесами и приводом на задние. Управление осуществлялось с пульта, который надо было держать в руках и нажимать большим пальцем на такую длинненькую штуковину. Она управляла передними колесами. А чтобы машина двигалась, надо было другой рукой крутить ручку. Управляющие воздействия и энергия от «мотора» передавались на колеса по тросику, который шел от пульта к машине. Все было просто, механично, никаких батареек. Но меня такая система управления не устроила. Казалось дикостью управлять передними колесами методом нажатия на клавишу. В итоге я разобрал чудо инженерной мысли советских производителей игрушек и убрал все лишнее, мешавшее играть нормально. Родители расстроились, увидев результаты моего антитруда. Я был пожурен, но все осталось без изменений. Разумеется, никто восстанавливать машину не стал.
И наконец, вершиной моей коллекции игрушек в Челябинский период жизни стал изумительный трактор. Оранжевого цветя, на гусеницах, с четырехцилиндровым мотором, в прозрачных цилиндрах которого двигались вверх-вниз, освещенные розовым светом, поршни.
Трактор стоял на полке в магазине игрушек. Стоил баснословно дорого, что-то около шести тогдашних рублей. Периодически, когда меня забирала из садика бабушка и вела к себе домой, мы заходили в тот магазин, и обычно, бабушка покупала мне очередную копеечную однодневную машинку. Я был благодарен бабушке за подарки, но всегда подолгу стоял, разглядывая волшебный трактор.
И вот однажды, по какой-то причине меня забрал дед. Естественным образом мы зашли в магазин.
– Ну что Митя, выбирай что сегодня купим, – опрометчиво предложил дед.
– А можно трактор…? Просто посмотреть?
– Наверно, можно. Сейчас спросим. Девушка! Покажите ребенку вон тот трактор, пожалуйста.
Продавщица осторожно, как огромную ценность сняла трактор с полки.
– А батарейки к нему круглые или квадратные? – поинтересовался дед.
Я их дальнейший разговор не слушал. Старался поскорее рассмотреть, потрогать и запомнить побольше деталей. И как мотор включать, и как поршни в нем бегают, и как включаются фары и как крутятся настоящие гусеницы.
– Ну что Митряс, рассмотрел? Подходит тебе? Берешь?
Я не понимал слов. Просто решил, что уже уходим и пора прощаться с трактором. Я протянул трактор продавщице.
– Бери мальчик, он твой. Дедушка купил его тебе, – улыбнулась продавщица.
– Пойдем-пойдем, бери трактор и пошли, а то дома баба Лиза с ужином заждалась, – легонько подтолкнул меня к выходу дед.
– Дед Боря, а ты правда его мне купил? – мне трудно было поверить в свою удачу, – На день рождения?
– Нет, до дня рождения тебе еще далеко. Просто так купил. Потому что я тебя люблю.
Вообще-то, поведением в магазинах я отличался в очень плохую сторону. Мама говорила, что для меня было в порядке вещей требовать себе игрушку, катаясь по полу в магазине и истошно вопя «Хочу!!!» Но вот я этого не помню. Помню себя божьим одуванчиком и послушным ребенком.
В конце 1965 года в Челябинск завезли бананы. Их продавали всюду, как картошку. И в гастрономах и даже с лотков на улице как мороженое. Родители сами ели заморские фрукты и меня изобильно ими кормили. Однажды мой желудок не выдержал, я долго страдал на горшке. В следующий раз я откусил банан лет через тридцать, а до того даже запах бананов был мне ненавистен.
В детстве я здоровьем не очень отличался. Мама меня периодически поила рыбьим жиром, который я любил настолько, что просил вторую ложечку и потом тщательно ее облизывал. Поили меня какими-то витаминными настойками и даже кагором. От кагора я спал и набирался красных кровяных телец. В садике всю нашу братию каждое утро поили из специальных аптечных мензурок дрожжевым напитком. Мы выстраивались гуськом в затылок, подходили и по очереди брали каждый по мензурочке. В дрожжах «витамин А, а может Б», как говорила нянечка, рекламируя напиток.
Детский сад, в который меня водили, располагался в типовом двухэтажном здании с широким крыльцом посередине. С двух сторон крыльцо украшали белые гипсовые олени с оленятами. Здание было построено еще задолго до эпохи хрущевского минимализма и упрощенчества и в его облике сохранились элементы приятных архитектурных излишеств, которые придавали садику уютный домашний вид.
В декабре 1964 года было не очень морозно, снег лепился, и кому-то из воспитательниц пришла в голову замечательная идея дополнительно украсить к Новому году территорию детсада снежными фигурами. Долго обсуждали, что же именно получится создать силами непрофессиональных скульпторов. Предложений было много: и Деда Мороза, и китайского дракона, и крепость, и просто снеговика. В итоге, после жарких прений и реальной оценки собственных сил, остановились на двух больших шарах по сторонам дорожки перед крыльцом и как раз перед оленями, установленными немного выше. Но, чтобы шары не напоминали такие же, как в соседнем парке, их решили украсить цветными льдинками из замороженной разноцветной воды.
Утром, приведя своих чад в садик, мамы ахнули! Действительно, вышло красиво! Белый снег словно весело смеялся красными, синими, зелеными квадратиками льда. Снежные шары стали похожи на большие сахарные головы, утыканные пестрыми леденцами.
К сожалению, дети, дождавшись прогулки, поняли намек на леденцы буквально. Очень скоро все льдинки в пределах досягаемости детских ручонок оказались выколупанными и съеденными.
Во избежание простудных заболеваний, заведующая распорядилась выковырять оставшийся цветной лед и просто посыпать шары бумажными конфетти.
В Челябинске делали отличное мороженое, и мама не упускала возможности купить себе брикет в вафельной обкладке. Я любил эскимо, но в силу нередких простуд, эскимо мне заменяли творожные сырки в шоколаде. Вид такой же, вкус тоже примерно похож. Если осознать, что ничего другого все равно не будет, то было легко смириться со злодейкой-судьбой и с аппетитом есть эрзац-эскимо. Особенно это легко получалось, когда идешь из магазина по снегу. Сырок холодный – вполне себе мороженое.
Иногда раз в месяц, иногда – чаще, в гости к бабушке приводили ее внуков Игоря, Наташу и меня. Однажды зимой 1964 года в маленькой дедовой квартире собралась вся его семья. Я с папой и мамой, Игорь которому скоро было бы уже шесть лет с отцом Виктором и мамой Тамарой. Восьмилетняя Наташа с папой Лешей и мамой Валей. Ну и конечно хозяева – дед Борис и бабушка Лиза.
Было шумно и весело. У бабушки с дедом была не очень большая двухкомнатная квартира, но на один вечер места хватило всем. Взрослые разговаривали и играли в карты за круглым столом. Дети возились на дерматиновом диване с бабушкиными фарфоровыми слониками, иногда пытаясь смотреть непонятную передачу на маленьком экране большого телевизора.
Но интереснее всего в бабушкиной квартире было играть в прятки!
Под кроватями в спальне были сложены чемоданы с вещами. Если спрятаться за ними и сидеть тихо, никогда в жизни никто тебя не найдет. В кладовке было удобно затаиться за ящиком с дедовыми инструментами. Можно залезть в шифоньер или спрятаться за золотистой бахромой скатерти, свисающей со стола. Но когда тебя начинают находить даже в этих надежных местах, приходится придумывать новые и неожиданные.
Замечательные места были на кухне. Там у бабушки стояла белая печь. Рядом с ней ящик с углем, а напротив стол и комод с посудой. Но, к сожалению, прятаться там нельзя. Лезть в комод и за угольный ящик строго-настрого запретили родители. В комоде посуда, а в ящике с углем таилась опасность получить свое чадо в костюме трубочиста.
Зато в закутке, в кладовке, сложены щепки для растопки печи. Для приличного вида куча прикрыта старым покрывалом. Если залезть под покрывало и притвориться щепкой, можно спокойно ждать, пока водящий не станет сдаваться. Вот я и придумал спрятаться именно там. Когда Наташа договорила «Кто не спрятался, я не виновата!» я быстро залез под покрывало и уселся на кучу щепы.
Вдруг, как будто пчела ужалила в попу. Я с криком подскочил. Захотелось выскочить и убежать из такого негостеприимного убежища, но даже просто идти было очень больно. Здоровенная заноза порвала мои сатиновые штанишки и глубоко воткнулась в мягкое мясо.
Все сразу громко заговорили, забегали, засуетились. Заохала бабушка, мама подхватила меня на руки, тетя сердито выговорила Наташе, что игра не доводит до добра, а дед, как опытный фронтовик, потребовал показать рану. Папа с дядей Виктором убежали к управдому звонить от него в дежурную больницу.
Аккуратно, чтобы не задеть раненую попу, мама одела меня в теплые штаны и шубу. Побледневшая тетя прижала руки к сердцу. Дядя Леша взволнованно закурил на кухне в форточку.
Наташа и Игорь стояли в сторонке, и сочувственно смотрели на мои сборы в дорогу.
– Вырезать занозу будут, – со знанием дела сказала Наташа. Услышав слово «вырезать», Игорь сморщился и опасливо потрогал свою попу.
Наконец в дверь залетел папа, схватил меня, одетого и замотанного шарфом и, гремя санками по мраморным ступеням, мы втроем с мамой и папой устремились на улицу. Мама, на ходу застегивая пальто, едва успевала за прыгающим через две ступеньки папой.
По звонкому укатанному снегу папа почти бегом повез санки с пострадавшим в больницу. Мне приходилось сидеть на одной половине попы. Было неудобно и немного больно, но приходилось терпеть. Я уже знал, что мальчикам неприлично плакать. И конечно, было очень интересно узнать, как это из попы можно вырезать занозу?
В белом больничном кабинете медсестра первым делом восхитилась мужеством молодого человека! Понятно, что после этого молодому человеку плакать совсем расхотелось. Я начал показывать, что мне совсем не больно и не страшно.
Пока хирург вынимал из попы занозу, я успел рассказал медсестре и про прятки у бабушки, и про детский сад, и про маму, и про папу. Когда я ответил на последний вопрос, врач прилепил пластырь на ранку и сказал, что до свадьбы заживет.
Так я и не узнал, как вырезают занозы.
Весной 1965 года часто случались ранние оттепели. На солнечных местах уже в марте появились проталины и там начала пробиваться зеленая травка. В один из таких необычно теплых дней мама и папа вели меня четырехлетнего домой из детсада. На вечерних апрельских улицах торговали бананами и еще чем-то привезенным из теплых стран. Я уже успел объесться бананами и недовольно морщился, когда ветерок со стороны фруктового лотка приносил их сладковато-тягучий аромат.
А вот, например, арбуз… Какой он?
В букваре на странице с буквой «А» нарисован такой красивый полосатый арбуз со стоящей рядом яркой красной долькой! Когда мама спрашивала, какая это буква, то думалось совсем не о букве, а о чем-то необычайно вкусном сладком-сахарном и не таком нудном как бананы.
Вдруг издалека, из темноты аллеи ветерок принес что-то свежее, новое и необычное. Я непроизвольно замедлил шаг, повиснув на руках мамы и папы.
– Что случилось, Димочка? – спросила, наклонясь мама.
– Мама, арбузами пахнет!
– Арбузами? – мама с папой недоуменно переглянулись.
– Арбузам еще рано, – сказал папа. – До них еще месяца четыре, а то и пять. Вот вырастут – обязательно купим.
Теперь все понятно. Арбузы уже есть! Но они пока еще малюсенькие, спрятались под прелой прошлогодней листвой и пахнут. Осталось потерпеть немного, они вырастут большие, превратятся в тяжелые зеленые арбузищи! И когда их запахом пропитается не только эта весенняя аллея, но и весь город, вот тогда и настанет арбузное время. И самый большой, самый красный и самый душистый арбуз папа принесет домой.
А пока в теплом влажном весеннем воздухе разлит сочный запах приближающегося арбузного лета.
Летом при первой же возможности родители старались провести время либо в парке, либо в лесу, либо, на крайний случай, в гостях. Однажды в теплое солнечное воскресенье папа, мама и я проводили в парке.
Городской парк Гагарина выходит к берегу большого чистого озера, кое-где по берегам заросшего камышом, лилиями и кувшинками. Если взять лодку на лодочной станции и не жалеть цветов, то за пару часов можно собрать целую охапку. Вот только много рвать нет смысла. Букет получается мокрый, носить его неудобно. А прекрасные белые лилии очень скоро завянут.