На ответственные стрельбы к нам на крейсер «Червона Украина» часто прибывало высокое начальство. И в этот раз, в июне 1934 года, на нашем крейсере присутствовал командующий флотом Юмашев.
Кораблю предстояло стрелять по щиту на самых больших скоростях и на предельной дистанции. Главным артиллеристом весной 1934 года был назначен Аркадий Владимирович Свердлов. Он пришел на крейсер с линкора «Парижская Коммуна» и был сперва назначен на должность командира батареи главного калибра, но быстро показал себя прекрасно знающим и любящим свое дело моряком. Я полностью полагался на него, и вскоре перевел на должность командира дивизиона главного калибра, а затем и командиром БЧ-2 – всей артиллерии крейсера.
В назначенный час мы вышли в море. На грот-мачте развевался трехзвездный флаг комфлота. Закончив последнюю проверку, Свердлов, одетый по-праздничному – ведь это был его дебют, – поднялся в боевую рубку. Он еще раз тщательно проверил все приборы, рассчитал данные для стрельбы. Щит буксировал крейсер «Красный Кавказ», уже давно вышедший в море. К несчастью, погода испортилась. По небу низко ползли дождевые облака, горизонт часто закрывался шквалами дождя, на море появлялись белые барашки, хотя волна была еще мелкой. Но откладывать стрельбу было уже поздно: корабль в том году претендовал на одно из лучших мест по боевой подготовке. К тому же на борту находился сам командующий.
Развивая скорость, крейсер двигался к исходной точке. Сыграли боевую тревогу. Получив разрешение приступить к управлению огнем, Свердлов поднялся на формарс. Стрельбу на предельной дистанции и при такой погоде лучше было проводить с этой, самой высокой, точки наблюдения.
Хотя мы еще не обнаружили противника, но пушки и дальномеры уже направлены в сторону его вероятного появления. Едва на горизонте заметили массивные мачты крейсера, буксирующего щит, как одна за другой последовали команды о приведении артиллерии в полную готовность. Напряжение в боевой рубке, да и на всем корабле достигло предела. А тут, как назло, видимость совсем ухудшилась, и щит то скрывался в пелене дождя, то едва просматривался дальномерами. Минут десять – пятнадцать спустя оба корабля уже лежали на боевом курсе. До открытия огня теперь оставались считанные минуты. И в этот решающий для нас момент начался шквальный дождь! Мы опасались не только сорвать стрельбу, но и рисковали попасть вместо щита в буксирующий его корабль. Чего греха таить – и такое случалось! Однако артиллерист Свердлов по-прежнему спокойно отдавал одну команду за другой. Секундомеры неумолимо отсчитывали время. Когда на приборах стрелка остановилась на делении «товсь» – все замерло. Только свистел ветер да раздавался шум котельных вентиляторов. Я вопросительно посмотрел на командующего флотом. Он поднял свой бинокль, ожидая первого залпа.
– Разрешите открывать огонь? – обратился ко мне Свердлов.
– Добро, – волнуясь, коротко бросил я. Теперь все мосты были сожжены.
– Залп! – раздалась команда.
Последовал ревун, и тотчас же за ним – дружный залп. Корабль чуть-чуть вздрогнул и слегка накренился. Конусообразные желтые факелы вылетели из пушек. Дым быстро относило за корму корабля. Команда проворно зарядила орудия для нового залпа. Все бинокли мгновенно уставились на щит.
Мне и многим стоящим на мостике не удалось разглядеть всплески первых упавших снарядов. Но дальномерщики донесли:
– Накрытие: три снаряда недолет, один перелет. Все облегченно вздохнули. Значит, первый залп удался…
– Поражение! – раздалась команда артиллериста. Командующий флотом И.С. Юмашев, усомнившись в поражении цели, предложил посмотреть щит. Мы подошли к нему. На щите красовались огромные пробоины. Все сомнения отпали. После этого командующий дал радиограмму по флоту. Она начиналась так: «Впервые я видел…» Дальше подробно описывалась обстановка, во время которой «Червона Украина» совершила первый залп…
Артиллерийская стрельба «Червоной Украины» в кампании 1934 года явилась первой частицей большого движения, широко развернувшегося впоследствии и получившего потом название движения за «первый залп». Зародилось оно среди артиллеристов, которые лучше всего понимают значение первого, упреждающего, удара. Известно, например, что первые удачные залпы немецких кораблей в первую мировую войну погубили два английских линейных крейсера адмирала Битти.
{16}
Идея строительства агитсамолёта, который должен был носить имя Горького, была выдвинута группой писателей и журналистов во главе с Михаилом Кольцовым в 1932 году. Проект был приурочен к 40-летию творческой деятельности Горького.
Был создан Всесоюзный комитет по строительству самолёта, по всей стране начался сбор денег на постройку, давший в короткий срок около 6 млн рублей.
К реализации идеи были привлечены лучшие силы советского авиастроения во главе с конструктором Андреем Туполевым, имевшим опыт строительства свертяжёлых самолётов военного назначения.
За основу проекта был взят тяжёлый бомбардировщик ТБ-4, творческая доработка привела к созданию новой модели АНТ-20.
В отличие от предшественника, АНТ-20 прежде всего предназначался для гражданских целей, мог взлетать с небольших аэродромов, имея длину разбега 300–400 метров, обладал большими, чем у ТБ-4, площадью и длиной крыла.
Самолёт, получивший имя «Максим Горький», был настоящим чудом техники для своего времени. Впервые в советской авиации в нём был использован автопилот, впервые в мировой авиации была применена система электропитания трёхфазного переменного тока напряжением 127 В и частотой 50 Гц, питавшая бортовое оборудование. Пилотажно-навигационное оборудование самолёта обеспечивало его эксплуатацию днём и ночью, в том числе ночные посадки на неподготовленной местности. На борту находились разнообразные средства агитации, в том числе громкоговорящая радиоустановка «Голос с неба», радиопередатчики, киноустановка, фотолаборатория, типография и библиотека.
Строительство самолёта на авиазаводе в Воронеже началось 4 июля 1933 года, а уже 3 апреля 1934 года АНТ-20 был вывезен на аэродром. 24 апреля самолёт был допущен к полётам решением государственной комиссии.
17 июня 1934 года лётчик-испытатель Михаил Громов выполнил первый полёт на АНТ-20, продолжавшийся 35 минут. Громов отметил отличную управляемость самолёта-гиганта.
Уже через два дня состоялась публичная премьера «Максима Горького» – в сопровождении истребителей он пролетел над Красной площадью в честь встречи челюскинцев.
АНТ-20 в сопровождении двух И-5 над Красной площадью. Фото: РИА Новости
Летающая громада производила впечатление. Длина самолёта – 33 метра, размах крыльев – 63 метра, высота самолёта – больше 11 метров, площадь крыла – 486 квадратных метров.
{21}
Постановление Центрального исполнительного комитета Союза ССР
О ликвидации Революционного военного совета Союза ССР, переименовании Народного комиссариата по военным и морским делам в Народный комиссариат обороны Союза ССР и об утверждении т. Я.Б. Гамарника и М.Н. Тухачевского заместителями народного комиссара обороны Союза ССР
Центральный исполнительный комитет Союза ССР постановляет:
1. В соответствии с постановлением Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров Союза ССР от 15 марта 1934 года об организационных мероприятиях в области советского и хозяйственного строительства, Революционный военный совет Союза ССР – коллегию Народного комиссариата по военным и морским делам – считать ликвидированным.
2. Народный комиссариат по военным и морским делам переименовать в Народный комиссариат обороны Союза советских социалистических республик и впредь именовать его: «Народный комиссариат обороны Союза ССР».
3. Утвердить двух заместителей народного комиссара обороны Союза ССР: первым заместителем – т. Гамарника Яна Борисовича, вторым заместителем – т. Тухачевского Михаила Николаевича.
Председатель Центрального исполнительного комитета Союза ССР М. Калинин
И.о. секретаря Центрального исполнительного комитета Союза ССР А. Медведев
20 июня 1934 г.
Москва, Кремль
/Примечание автора – подлинный документ http://istmat.info/node/32565 /
Москва раскрывала объятия. Она отворила окна и ставила на подоконники трогательные вазоны резеды и глициний. Она украшала улицы портретами 104 человек со льдины с портретами их спасителей – летчиков и борт-механиков.
Дети, взрослые, старики несли букеты цветов. Днем цветов было девятнадцатое июня в Москве. Необычная появилась на улицах зелень: венки из листьев дуба. Казалось бы, где в Москве достанешь такие листья, а вот ведь даже венки сплетали, вспомнив обычай классической древности – величать героев венками из листьев дуба, знаменующего силу и мужество.
Толпы людей собирались у Триумфальных ворот, стояли шпалерами вдоль всей улицы Горького.
На перроне Белорусско-Балтийского вокзала выстраивался почетный караул, расстилали красные и голубые дорожки, а на окрестных крышах, мостах и деревьях располагались сотни людей. На перроне поодиночке и группами появились родные челюскинцев. Они проходили одетые в лучшее платье, старые и седые мамы, жены с глазами, заплаканными от радости, проходили с детьми в матросских фуражках, с наивными букетам ландышей и фиалок, терявшихся в половодье цветов, залившем вокзал.
Вася, Вера и Володя Водопьяновы пришли не одни. Они привели с собой такую же маленькую, как сами, двоюродную сестру. Они долго стояли у самого края перрона, внимательно вглядываясь совсем не в ту сторону, с которой придет экспресс, и Володя досадливо повторял:
– А семафор закрыт, – и собирался хныкать.
Родственники здоровались с другими встречавшими, давно знакомыми по тревогам и радостям.
И все чаще подходили к вокзальным часам, и все чаще поглядывали на рельсовый путь, скрывающийся за поворотом.
Заиграл оркестр. Загудели аэропланы над городом. Выровнялся почетный караул. Уже прошли по перрону тт. Куйбышев, Литвинов, Розенгольц, Ворошилов, Уборевич, когда на правом фланге вокзала вытянулся во фронт начальник станции и все увидели несущийся из-под моста синий паровоз. Кинооператор Шафран стоял на паровозе у аппарата и снимал встречу. Он продолжал свою вахту. Одной рукой он вертел ручку киноаппарата, а другую – поднял в знак приветствия.
Поезд остановился. Охапки цветов полетели в окна. А люди плакали. Люди смеялись, и по лицу у них текли слезы. Дети вдруг стали высокими и большими – они взгромоздились на плечи отцов и братьев, они уже теребили усы.
Вот двинулись к выходу Шмидт, Баевский, Бобров, Каманин, Ляпидевский, все челюскинцы, встречающие проходят мимо почетного караула.
И раскрылась площадь шеренгами «линкольнов» и автобусов «АМО», превращенных в оранжереи на колесах. Цветы покрывали автомобили. Букеты были моделями самолетов и парохода. Цветы покрывали моторы машин. В этих машинах челюскинцы двинулись на Красную площадь. Шли машины, и улица была, как буря. Из окон, как крупные хлопья снега, летели листовки. Они скоро устлали всю мостовую, и улица стала белой, как фартуки дворников, как новая форма милиции, как торжественные их перчатки. Улица бушевала сплошным «УРА», улица называла по именам каждого из героев. И стройные девушки в голубой форме держали теннисные ракетки, в которых сетку заменили овальные портреты Шмидта, Молокова, Леваневского, Кренкеля и других людей, имена которых звучали теперь, как имена любимых братьев, самых преданных дорогих людей.
НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
Уже на Театральной площади стояли танки и танкетки, уже нетерпеливо перебирали ногами англо-дончаки кавалерии, уже стоял напротив мавзолея сводный оркестр. Челюскинцы заполнили специально для них выстроенные трибуны. Впереди во главе с Шмидтом, – Бобров, Воронин, Копусов, Молоков, Леваневский, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Слепнев, Ушаков, Кренкель, Задоров.
Из Никольских ворот Кремля вышли под гром приветствий товарищи Киров, Молотов, Калинин, Орджоникидзе, Каганович, Куйбышев, Микоян, Рудзутак, Жданов, Литвинов.
Капитаны Страны советов – члены политбюро – шли к капитанам Арктики. Сердечно и дружески члены Политбюро ЦК ВКП(б) и правительства поздоровались с челюскинцами и обняв героев, повели их на заслуженную трибуну – на мрамор мавзолея.
Речь т. КУЙБЫШЕВА
– Товарищи, мне поручено Центральным Комитетом Всесоюзной коммунистической партии и правительством Советского Союза передать горячий братский привет всем челюскинцам и летчикам – героям Советского Союза.
Сегодня – знаменательный день: мы встречаем челюскинцев, исторический поход и спасение которых составляют героическую эпопею. Усилиям Центрального комитета партии и правительства, усилиями всей страны и доблестью летчиков челюскинцы спасены.
Стоило только дойти известию о гибели судна и о положении челюскинцев, как в движение пришла вся страна. Не было такого уголка, где бы судьбой челюскинцев не интересовались, где бы не выражали тревоги за их положение, где бы не старались помочь чем только можно.
Почему было такое движение всей страны за спасение челюскинцев? Потому что знали, что челюскинцы посланы были по заданию правительства, знали, что это не просто искатели приключений, как в капиталистических странах, а коллектив работников, выполнявших то важное дело, для которого послала их страна на Север, потому что в них видели плоть от плоти нашего Советского Союза. Вот почему так велико было участие всей страны.
В свою очередь и челюскинцы, и герои-летчики показали, что они являются достойными сынами своей великой родины. Мужество летчиков – героев Советского Союза – это отражение того революционного настроения, с которым ведет наша страна, наша партия и правительство борьбу за построение социализма. Мужество и непоколебимая уверенность в благополучном исходе, царившие в лагере челюскинцев, – это отражение уверенности в успехе всего нашего общего дела и непоколебимости в борьбе за него.
Речь т. ШМИДТА
Он оглядывает площадь с огромным макетом «Челюскина», зажатого льдами на «Лобном месте». У Шмидта в петлице чайная роза. Он говорит о величественной встрече родиной своих сынов, о непоколебимом доверии партии, о партийно-советских методах победы, о счастье и гордости, о славе и долге.
Но раньше, чем Шмидт начинает говорить, в центре площади возникает в гулких аплодисментах «ура». Оно вскипает и разливается по переулкам, Никольской, Ильинке, Зарядью
Он говорит:
– Что нас спасло? Спасли нас любовь, доверие к нашей стране, к ее руководству, чувство долга перед нашей родиной, глубокое знание тех методов, которые дают нам победы на всех участках. Мы не думаем возгордиться, но мы горды тем, что смогли в ледяном лагере отразить величие нашей страны. Мы рады и счастливы, что все вы, рабочие Москвы и всего Союза, красноармейцы, колхозники, работники культуры, отнеслись к нам с такой любовью. В нашей стране рождаются творческие силы, которые приведут к новым, еще большим успехам. Клянемся работать еще лучше, выполнять все, что нам прикажет страна, партия и правительство.
Загорелый, обветренный, коренастый выступает КАМАНИН.
Площадь приветствует героя.
Речь т. КАМАНИНА
Он говорит о спокойной уверенности преданной социализму авиации, и над его головой, над площадью, над Москвой спокойно и плавно пролетает серебряный дирижабль.
Он говорит о советских пилотах, о нашей мощи.
– Работая в трудных условиях Севера, мы все время помнили, что летим за своими братьями по классу, что идем выполнять задание партии. Наши советские самолеты и моторы блестяще выдержали экзамен. Победа в Арктике должна напомнить врагам, что если они протянут лапу к нашим границам, то в стране найдутся силы для отпора, что эта попытка закончится для врагов их гибелью.
К микрофону подходит ВОРОНИН.
Речь т. ВОРОНИНА
– Товарищи, – говорит он, – красивее и теплее встречи мы еще не видали. Только когда мы пришли во Владивосток, мы поняли, что наша страна пережила больше, чем мы на льду. Когда-то корабли уходили на север, предоставленные сами себе. Теперь – совсем другое дело. С самого начала до самого конца экспедиции мы знали, что за нами следит вся страна, и были уверены в успехе.
Речь т. МОЛОКОВА
Просто и коротко говорит МОЛОКОВ. Он говорит о самом главном, над чем думал в полетах – об «М-17» – о советском моторе, о самолетах Р-5, столь блистательно выполнивших задание.
Он говорит, и салютуя герою, снова проходит над площадью дирижабль «В-1».
– Мы спасли челюскинцев на своих советских самолетах с советскими моторами, Провозгласим же громкое «УРА» нашей советской авиационной промышленности. Мы же, летчики, выполнили только свой революционный долг перед пролетариатом Советского Союза.
Письмо господина В. БУЛЛИТА товарищу М. М. ЛИТВИНОВУ.
Приветствие государственного секретаря США
Народный комиссар по иностранным делам товарищ М.М. Литвинов получил 19 сего месяца от посла США в Москве господина В. Буллита следующее письмо:
«Господин Народный Комиссар,
Я испытываю чрезвычайное удовольствие, сообщая Вам, что я получил от Государственного секретаря Соединенных Штатов Америки господина Корделла Хэлла инструкцию передать через Ваше любезное посредничество Вашему правительству и участникам экспедиции «Челюскина» от его имени и от имени правительства Соединенных Штатов Америки самые сердечные поздравления по поводу прибытия в Москву участников экспедиции. Их несокрушимое мужество вызвало восхищение всего мира. Американский народ присоединяется к чувствам народов Советского Союза, отдавая должное этим доблестным мужчинам, женщинам и летчикам, отвага и умение которых сделали возможным их счастливое возвращение.
По этому счастливому случаю разрешите мне, господин Народный Комиссар, присоединить к чувствам, высказанным г. Государственным Секретарем, мои самые сердечные личные поздравления
Примите и пр.
ВИЛЬЯМ БУЛЛИТ
А. Гарри. ЗНАТНЫЕ ЛЮДИ АРКТИКИ.
От специального корреспондента «Извести»
Красная Москва, пролетарская столица, стояла по улицам густой человеческой стеной, и воздух дрожал от рева миллионов голосов.
И, когда на притихшей Красной площади, вырванные волею миллионов из ледяного плена, смельчаки выстроилась у мавзолея, напряжение всех этих дней достигло кульминационного пункта.
Я вспомнил факелы Спасска, ночной митинг на перроне, стотысячную демонстрацию в Свердловске, все триумфальное шествие челюскинцев от Владивостока до красной столицы. Все это промелькнуло, как в калейдоскопе. И вот мы у цели.
На Красной площади, молчаливой свидетельнице стольких исторических событий, снова развеваются знамена пролетариев единственной в мире пролетарской столицы. На мавзолее стоят руководители партии и страны и лучшие люди Арктики. Ревут танки, плывут по небу самолеты, и десятки, сотни тысяч молодых, жизнерадостных и бодрых приветствуют своих героев.
Я не знаю точно, что переживали челюскинцы, стоя у мавзолея. Я думаю, что, прежде всего, они были поражены. Моряки и плотники, научные работники и пилоты, они честно выполнили свой долг завоевателей стихии до конца и, вероятно, никогда не представляли себе, что в их поведении может быть геройского. Теперь они стояли на самой высокой в мире трибуне и мимо них дефилировал церемониальным маршем класс, пославший их в бой со льдами и сейчас выражавший им свое восхищение за то, что врученное им, этим классом, знамя они сумели с честью пронести сквозь льды, сквозь пургу, сквозь смерть.
Старый плотник, в сорокаградусном морозе сколачивавший барак в лагере Шмидта, плакал, и крупные слезы текли по его пергаментном лицу
– Вот тут бы сейчас умереть на месте, – сказал он, – Вот ей богу, уж лучше ничего в жизни не будет!
И молодой загорелый матрос, тоже взволнованный бесконечно, ответил ему:
– Нет, врешь, дядя, ошибаешься: только сейчас-то и жить!
/С использованием {10}/
Стенограмма заседания Совета Народных Комиссаров АТССР
«О выполнении стройплана Казмашстроя в 1-м полугодии 1934 года» 7 августа 1934 года.
Докладчик: Мухин – (начальник Казмашстроя).
Сооружения основного промышленного здания отстало по своим темпам. 2-е полугодие должно быть, в силу этого, напряжено до крайности, тем более, что целый ряд объектов имеет недостаточно средств для их полного окончания. Для того, чтобы закончить главный корпус, чтобы он был отеплен, закрыт и остеклен, т. е. для того, чтобы привести его в полурабочее состоянии, потребуется сумма больше запланированной. В первом полугодии программа выполнена по основным сооружениям на одну треть. Таким образом, две трети падает на второе полугодие плюс еще дополнительно суммы, которые необходимы для приведение главного корпуса в полурабочее состояние. Естественно, создается напряженное состояние на стройке. Я говорю это не для того, чтобы критиковать старое руководство, чтобы вешать на него собак, а для того, чтобы самим понять свое положение, так как из этого вытекает целый ряд специальных мероприятий.
Если бы работа в первом полугодии шла нормально, если бы не было того отставания, которое мы сейчас имеем, той рабочей силы, какая у нас сейчас есть, было бы достаточно при правильной организации труда, при известном нажиме, при условии меньшего количества простоев и прогулов. Сейчас же благодаря тому, что на третий квартал сгружаются все основные работы, в частности, земляные, получается несколько иная картина. Если со строительными работами дело обстоит благополучно, то с земляными, связанными с водоотливной и фекальной канализацией, положение скверное. Эти сооружения не начинались и только сейчас по моему твердому настоянию, ибо районы сопротивлялись этим работам, мы начали их. Я настаивал на этом потому, что может получиться положение, когда законченный корпус в один прекрасный день может затопить при отсутствии канализации, и тогда мы погибнем. Между тем, ввод в эксплуатацию корпуса уже заранее был намечен на эту зиму, вопрос же с фекальной канализацией до сих пор не был разрешен.
Разбросанность фронта работ в расчете на большие перспективы в будущем привела к тому, что мы имеем отставание по главному корпусу, где очень сложный и длительный монтаж, и почти законченные работы в таких корпусах, где монтаж ничтожный, и, если бы мы начали эти корпуса в будущем году, мы сумели бы их сделать вовремя (ТЭЦ, Химводоочистка и т. д.). Не начат целый ряд сооружений, как, например, центральное распределительное устройство при подстанции. Такие своеобразные неувязки бывают и при идеальном строительстве, но сейчас, когда вплотную подошли к освоению главного корпуса, все это сделалось потому, что в корпусах омертвлены капитал, рабочая сила и материал, вследствие чего нам не хватает того, что сейчас важно и что создает дополнительные трудности…»
С центральным снабжением положение резко улучшилось и теперь многое зависит в первую очередь от стройки и от татарского правительства. Я говорю это не для того, чтобы поплакать, а потому что мы сейчас ощущаем потребность в непосредственной, конкретной помощи. Без татарских организаций мы преодолеть эти трудности не сможем. Я считаю, что лучше сейчас заострить этот вопрос, чем дождаться, когда спустя 2–3 месяца вы сами упрекнете меня в этом. Для стройки остались считанные дни и, если сейчас мы не захватим главного корпуса, то в будущем году потеряем еще 1500 тыс. руб. на переделку. В этом году на снятие кровли потеряли 400 тыс. руб. Если мы сейчас не освоим работ, связанных с утеплением корпуса, с оснасткой как в низкой, так и в высокой зоне, в будущем году всю кровлю в высокой зоне придется снимать, что пахнет уже не 400 тыс. руб., так как там будут более сложные конструкции, а, если мы их сгноим, то это будет равносильно выходу главного корпуса из строя на два года.
Татарские организации и правительство ТР сделали много для Казмашстроя. Мы приходим к финишу. Остается уже не так много, чтобы вырвать завод. Поэтому помощь и внимание не могут быть ослаблены в этот критический момент нашей стройки. Если бы вы побывали бы там, то сами убедились бы в этом.
Что нам нужно? В самое ближайшее время нам нужно минимум 1000 человек рабочих. Каких квалификаций? Отчасти плотников, хотя с ними мы все же можем выйти из положения. У нас вообще не хватает рабочей силы. Мы не можем поставить на работы 200 землекопов, не можем поставить 200 человек на выгрузку и погрузку, но главным образом нас режут такие квалификации, как каменщики и штукатуры.
Мы просим радикально помочь нам местными стройматериалами. Госплан и ОК помогли нам очень много, но, когда мы попадаем в низовые организации, то встречаем глухое сопротивление, может быть справедливое в силу сложившейся репутации неисправного налогоплательщика. Но ведь мы должны подходить к вопросу диалектически, и, если возьмем обвинение в голой форме, дело может закончиться неприятностями.
У Татстройтреста есть экскаватор, а мы нуждаемся в землекопах. Там нужно сделать канал всего 20–30 метров до Казанки, но помощи ниоткуда не получаем. Мотив: с жуликами не хотят иметь дело. Хороший мотив, но думаем, что он несвоевременен.
Мы нуждаемся в трубах. Водоканал имеет 1500 метров труб и нам нужна только часть из них. Начинаем договариваться, но нам предъявляют такие требования, которые мы выполнить не в состоянии (заплатить за трубы и дать еще 30 тонн цемента). Между тем трубы лежат без дела. Тогда мы решили делать их сами, но кладем в землю трубы с 10-ти дневной выдержкой, и они раздавливаются, между тем как у Водоканала трубы с годичной выдержкой.
На сегодня у нас долгов остается 2600 тыс. руб. За последние дни июля и первые дни августа уменьшилось долгов более чем на 1500 тыс. руб. Тем не менее, финансовое положение наше довольно тяжелое. Мне с величайшими трудностями приходится расплачиваться по самым неотложным статьям расхода. Я стараюсь обеспечить, прежде всего, бут, гравий, фрахт, сантехнику, отопление, котлы. Все это дорогое оборудование. В частности, я стараюсь обеспечить расходы, которые предохраняют от продажи железной дорогой наших материалов, которые и без того достаются нам очень дорого. Все прочее лежит неоплаченным в портфеле. Сейчас в портфеле лежит мелких счетов на 750 тыс. руб., акцептованных в банке счетов на 600 тыс. руб., судебных приказов в банке на 700 тыс. руб. и долг правительстве ТР. Платить мы сейчас не в состоянии. Единственное спасение заключается в том, чтобы получить таким же порядком, как в июне месяце, дополнительные ассигнования или получить ссуду. В ближайшие дни из Главка к нам кто-нибудь приедет, и мы будем нажимать, или же придется ехать кому-нибудь и выколачивать 1500 тыс. руб. в Москве.
Жилищное строительство в силу каких-то обстоятельств чрезвычайно отстает. Для того, чтобы начать производство, я поставил перед собой конкретную задачу: дать к 1-му января два самолета, и с этого коня я не слезу, пока действительно к этому времени не будет 2-х самолетов, но нам необходима дополнительно жилплощадь. Сейчас мы получили чертежи машин, получаем целый ряд примитивных станков, на которых мы можем работать, и с 1 октября начнем заготовительные мероприятия. Но нам нужны рабочие кадры. По самым минимальным подсчетам придется разместить 1500 человек. Сейчас мы можем разместить максимум 600 человек. Вместе с этим возникает еще целый ряд потребностей, связанных культурой. Передо мной встал вопрос: или пойти по линии жилищного строительства и задержать промстроительство или же, продолжая промстроительство, как-нибудь выкручиваться с жилстроительством. Мы приняли срединные мероприятия, то есть предполагаем заложить еще пару домов, форсировать их окончание и в поселке покупать дома у крестьян, сооружения которых мы все равно должны будем отчуждать.
Что касается совхозов, я осмотрел один из них. Он не произвел на меня никакого впечатления. Руководства совхоза просит только денег и на мой вопрос, когда будет картошка, огурцы и другие овощи мне ответили, что сначала давайте деньги. Дело в том, что на это хозяйство мы тратим средства за счет строительства. До сих пор ни одной копейки по титулу центра не узаконено. Все овощехранилища, скотные дворы и т. д. строятся незаконно. Мы вынуждены это делать, я с этим согласился, но нужно поставить вопрос об узаконении всего этого дела. Совхозы нужно реорганизовать, дело в них поставить серьезно.
Эскин (председатель Госплана ТАССР): Из доклада т. Мухина создается такое впечатление, что раньше мы не слышали объективной оценки состояния строительства, которая давала бы полный анализ и возможность бить по основным пунктам, которые обеспечили бы быстрое завершение строительства и освоение капиталовложений. Если бы грубо расшифровать то, что сказал т. Мухин, мы должны были бы сказать, что, идя дальше по тому пути, который был до последнего времени, мы стройки в этом году не завершили бы, не имели бы возможности хоть в малейшей степени поставить вопрос о выпуске к 1 января самолета. В связи с приближение зимы нужно формировать те работы, которые нас могут задержать зимой. Это относится к КРИБу и большим массовым бетонным работам. Товарищ Мухин сказал о недостаточном выполнении полугодового плана. Надо отметить, что годовой план вполне можно выполнить. Наиболее трудоемкие работы уже проделаны (опалубка, арматура и т. д.). Самая дорогая работа бетонная, которая у нас впереди и которая даст всю сумму работ. Таким образом, план является реальным, но для его выполнения требуется известное напряжение.
Иоффе (секретарь Сталинского райкома ВКПб г. Казани): В первом полугодии 1934 года наша стройка резко сдала темпы. Это произошло после того, как она получила знамя правительства и ОК Татарии. Одним из больших недостатков является отсутствие борьбы хозяйственного аппарата за фондируемые материалы. В течение полутора года мы получали всякие материалы очень небольшими порциями и, когда поехали в Москву, то выяснилось, что центральный аппарат совершенно ничего не делал для снабжения стройки этими материалами, между тем, как мы могли их получить полностью. Так, мы могли и раньше получить толь для крыши, калориферы и т. д. Вопрос о цементе, клейбомассе, котлах разрешен в последние месяцы совершенно иначе, чем в течение целого года. По письму т. Абдуллина мы получили с помощью Украинской парторганизации 50 вагонов для перевозки наших грузов из Украины, но раньше мы этого никогда не делали. Финансовая политика, которая была раньше у Казмашстроя, зажимала целый ряд мероприятий. Возьмем гравий, бут и т. д. Этот материал вырабатывается артелями, которые не могут долго ждать оплаты своего материала. Мы являлись неисправными плательщиками, поэтому не получали от них ни бута, ни гравия. Мне кажется, что наши совхозы имеет под собой определенную базу. Сейчас мы переживаем трудности роста, а не потому, что у них нет перспектив. Мы пошли по линии молочных совхозов и будем иметь прекрасные молочные совхозы. Нужно только вложить основные фонды в виде материальных средств (коровы, зернохранилища) и выращивать породистых коров, заменяя ими малоудойных. Если бы имели 2–3 трактора и немного удобрений, у нас были бы образцовые совхозы. Нужно было обратиться в Наркомтяжпром с просьбой разрешить вопрос о банковском кредитовании на финансовой основе. Без помощи СНХ ТР мы ничего сделать не сможем.