Добрынина Елена
Блюз серых лисиц
Стреляют ли фейри из пистолета?
Фейри не назовешь ни добрыми, ни злыми. Они просто другие. Могут быть жестоки, переменчивы, Захотят, например, подшутить, заморочить голову или вовсе убить. Всякое бывает. А могут прийти на помощь или одарить любовью. Никогда не знаешь, что придет им в голову.
Они так не простили своим соседям выбранного ими пути. И все же их тянет к людям. Фейри бессмертны, их жизнь – спокойное ровное пламя. Люди им видятся разноцветными искрами – яркими, интересными и совсем недолговечными. За большинством забавно наблюдать, некоторые так и тянет прихлопнуть в ладони, и совсем немногие хочется бережно раздувать и хранить у сердца.
– Может, им просто грустно?
– Все может быть, мой дорогой. Все может быть…
***
– Стрелял когда-нибудь?
Я только перешагнул порог, и это было первое, о чем спросил меня О'Ши.
– Один раз, на ярмарке, по банкам.
Он неодобрительно цокнул языком.
– Учись, без этого никак. У нас тут не консерватория, всякое случается. Освоишься, подберем тебе что-нибудь подходящее.
Посетителей пока не было, по расписанию мы открывались минут через пятнадцать.
Я снял пиджак, прошел за стойку к Райану, и глаза мои полезли на лоб: на полках под самой столешницей – только руку протяни – лежало несколько револьверов, пистолетов и даже, кажется парочка гранат. Внезапно захотелось заявить, что я на такое не подписывался, но, вообще-то именно это я и сделал.
Я осторожно взял в руки первое попавшееся оружие – черный «браунинг», блестящий и увесистый.
– Я думал вы колдовство используете..
– Используем, но старый добрый «кольт» порой доходчевей. Да, Одзава?
Хмурый «самурай» поднял на нас глаза и едва заметно усмехнулся.
Далее мне пришлось узнать, что пули у нас не простые, а на все случаи жизни: в них и серебро, и особенное железо и даже святая вода. Людям-то, конечно, без разницы, что именно в них дырку проделает, а другим созданиям есть, оказывается: всякая нечисть не любит серебра, волшебный народец – железа. Фейри последнее тоже не выносят, но вот некоторые – тут пришлось скосить взгляд на образец этих «некоторых», мирно потягивающего за столиком чай – как-то притерпелись.
– В случае любой шумихи ныряй за стойку и не вылезай, пока все не закончится, – продолжал просвещать меня О'Ши.
И очень вовремя – этот совет пригодился мне буквально через несколько минут.
Началось все с того, что Одзава бесшумно подошел к Донни и без слов, одним кивком, указал ему на окно. Мимо «Норы» проехала весьма подозрительная кавалькада из трех одинаковых черных автомобилей.
– Ммм, к нам гости? – предвкушающе спросил главный «лис», медленно натягивая тонкие перчатки.
– Второй круг наворачивают, – подтвердил Райан и решил пояснить специально для меня: – Вход в «Нору» зачарован. Без разрешения патрона сюда никто не сунется. Эти, например, наш бар просто не замечают.
Машины остановились, из них вышли неприятного вида ребята с ручными пулеметами наперевес и озадаченно принялись крутить головами.
Самурай замер с мечом в руках сбоку от входа, Берди с револьвером – на лестнице, Райан, тоже неплохо вооруженный, с одной стороны стойки. Я – с другой.
– Так встретим их как следует… – Донни оказался рядом со мной, положил руку на плечо и резко надавил вниз, заставляя сесть и одновременно используя меня как опору, взлетел вверх на стойку. У человека подобное вряд ли вышло бы.
Раздались щелчки взводимых курков.
Остальное я наблюдал с пола как диковинную мозаику отражений в зеркальной поверхности барного шкафа.
Вот заходит первый «гость» и едва успевает открыть огонь, как Одзава делает взмах – и бритая голова слетает с плечей и скачет по полу розоватым капустным кочаном. Кровь хлещет во все стороны.
Эта неожиданная расправа вызывает растерянность среди бандитов. Но ненадолго. Как только тело предшественника падает на пол, на пороге появляется номер второй. И тут же падает, прошитый насквозь сразу несколькими пулями. А я получаю ответ на вопрос: «Стреляют ли фейри из пистолета?»
Они не просто стреляют, они при этом ухитряются прыгать по стойке в веселом танце.
Дальше в двери вламываются сразу двое. У этих получается продержаться чуть дольше и слегка подпортить обстановку. Но как следует развернуться им тоже не дают: одного приканчивает, кажется, Донни, второго спокойно, как заправский снайпер, «снимает» Бёрди, а может, Райан успевает раньше… Но следующего точно убирает Одзава, теперь уже простым надежным «Томми».
– Хорош! – кричит Донни, соскакивает со стойки и несется к выходу.
Все затихают, а я, слегка обалдевший, вылезаю из своего укрытия.
Дышать я старался пореже – пахло разогретым металлом, порохом и кровью, – на пол и по сторонам я предпочитал не смотреть вовсе. Потому и заметил в окне еще двоих. Те оторопело пялились в сторону «Норы» и только что глаза не терли, пытаясь рассмотреть исчезнувший вдруг бар. Потом я отвлекся на Бёрди с Райаном. Те выглядели совершенно спокойно, и мне в голову пришла неприятная мысль.
– И часто тут такое происходит?
– Случается, – ответил О'ши, протирая столешницу. – Местные корольки время от времени любят проверять нас на вшивость. Те что поглупее, конечно. И отвечать им лучше на их же языке.
Тут дверь распахнулась настежь и вошел наш, как выражался Райан, патрон, таща громил с улицы за шиворот, словно нашкодивших котят – по одного на каждую руку. Глаза фейри довольно сверкали, лица бандитов выражали ужас.
– Так, ребятки, поиграли, а теперь за уборку, – проворковал Донни, скидывая их на пол рядом с безжизненными телами. – Забирайте-ка этих и передайте вашему главному: еще один такой номер, и я сам нанесу ему визит. Уверяю, это ему не понравится.
Потом пробежался взглядом по всем нам и остановил его на мне.
– Золотце, ты меня радуешь: и по ногами не крутился, и не в обмороке, – объявил он почти восторженно.
И в каком бы шоке я не прибывал и от самой перестрелки, и от того, что у меня на глазах только что погибли люди, все равно испытал досаду: понимать, что меня считают чем-то средним между ручным зверьком и нервической барышней, было крайне унизительно.
Поэтому я покрепче сцепил зубы, вооружился тряпкой, щеткой и принялся наводить порядок – сметать осколки разбитых бутылок и протирать полки.
Гангстеры быстро сгрузили тела своих приятелей в машины и уехали так быстро, словно за ними гнались все твари преисподней. Третью машину, пустую, они бросили посреди улицы, не потрудившись даже захлопнуть двери.
Наш босс, к моему облегчению, куда-то запропастился, зато, причитая, прибежала Бри, засучила рукава и так споро взялась за уборку, что через четверть часа пол и стены блестели, а о произошедшем напоминали только несколько дыр в стенах и потолке.
После этого О'Ши провел мне инструктаж: следить хорошенько за словами, деньги брать только из блюдца, в крайнем случае – со стойки, не из рук, и перед те, как принять, обязательно посмотреть сбоку или рассеянным взглядом – слишком много тут любителей расплачиваться зачарованной монетой. А потом положил передо мной пучок сухих трав, кусок хлеба, густо присыпанный солью, булавку и крупный четырехлистный клевер.
– Вербену со зверобоем и хлеб рассуй по карманам – это для защиты от самых докучливых волшебных созданий. А клевер приколи к жилету: поможет видеть их истинный облик.
– Давай, помогу, – тут же подсуетилась Берди. Подошла, покачивая бедрами, подцепила ноготком булавку и, помедлив, прикрепила мне на грудь четырехлистник, разгладила рукой и, глядя в глаза томно прикусила губку. – Ну как, тебе нравится?
И меня снова повело: опять почудился сладкий цветочный аромат, тело налилось истомой, в висках застучало, и стоило большого труда отвести взгляд.
– С-спасибо.
– Уже чуть лучше, – кивнула она удовлетворенно. – Но никогда не смотри в глаза тому, кто хочет тебя очаровать, невинное дитя… Ведь невинное, я права? – последние слова она прошептала мне на ухо перед тем, как выйти навстречу первым гостям.
Я буркнул: «Нет», и предательски покраснел до корней волос.
В первый свой рабочий вечер я показал себя настоящим болваном. Гангстерские разборки, предупреждения О'Ши и Бёрди сделали свое дело – я так опасался сказать или сделать что-нибудь не то, что в результате вел себя как деревянная кукла.
Посетителей было не сказать чтоб очень много, но и не мало. Часть из них Бёрди провожала в зал, и они сидели за столиками, в одиночку или шумными компаниями. Отдельных избранных она приглашала в кабинет для важных гостей, расположенный чуть дальше, за неприметной дверью.
У стойки же, как и говорил Донни, в основном задерживались одинокие любители выпить и поболтать.
Выглядели посетители тоже вполне прилично – ни хвостов, ни рогов, ни крыльев. Обычные с виду люди. Но стоило присмотреться, а еще лучше – невзначай, боковым зрением – и начинало казаться, что у вон той девушки волосы отливают зеленым, а тот приветливый мужчина слегка прозрачен на вид. Или, например, вдруг почудится, что у маленького и очень говорливого пожилого джентльмена, который полчаса кряду развлекал нас байками про своих многочисленных родственников, на голове зеленая шляпа. Но стоит только моргнуть – и наваждение развеивалось, как туман, и сколько ни вглядывайся, как не напрягай глаза, обратно не возвращалось. От этого слегка кружилась голова, и я переставал понимать – правда все это или просто игра моего воображения.
Устав от болтовни назойливого гостя, я отошел в сторону. Там над бокалом портвейна грустила очень худая дама средних лет.
– У вас что-то случилось, мэм? – спросил я участливо.
Она вздрогнула и подняла на меня пустой, невидящий взгляд.
– Я потеряла туфельки, – тихо проговорила женщина, – и теперь не могу танцевать. Золотые туфельки с серебряными каблучками.
– Должно быть, вы очень дорожили ими..
Женщина вздрогнула, и я понял, что она только что меня заметила.
– У тебя нет моих туфелек?
В голос ее слышалась и надежда, и крайняя подозрительность.
– К сожалению нет, мэм.
Она тут же потеряла ко мне всякий интерес, и снова склонила голову над бокалом.
Разговаривать ей явно не хотелось.
Потом я отвлекся на другого клиента, и еще на одного, а когда спустя несколько минут вернулся к этому участку стойки, женщины уже и след простыл, только нетронутый бокал на стойке говорил о том, что она вообще тут была.
– Привет, мальчики!
Я тут же забыл о грустной даме, потому что увидел знакомое лицо: Линдси Браун села на барный стул напротив Райана и бросила на стойку маленькую сумочку.
– Куколка! Я уже думал, что ты не придешь.
– Еще раз назовешь меня куколкой, О'ши, – она гневно наставила на него указательный палец, – и я за себя не ручаюсь!
– Понял, ты сегодня не в духе.
Райан без единого вопроса поставил перед Линдси бокал с «Маргаритой».
– Кто не в духе так это Дэриан, – заметила она устало. – Всю душу вымотал и мне, и парням.
– Переходи к нам, – тут же предложил бывший полицейский.
Девушка резко тряхнула светлыми локонами.
– Ну уж нет, наш босс, по крайней мере, по нам в случае чего не палит и к черту в пасть не отправляет, как некоторые. – «Что, простите… Это в каком смысле?» Она боязливо оглянулась, желая убедиться, что вышеназванные «некоторые» не стоят за ее плечом, таинственно улыбаясь. С них бы сталось. – Кстати, можно тебя на два слова, разговор есть?
Судя по тону вопроса и энтузиазму, с которым Райан тут же увел Линдси в укромный уголок («Я на две минутки, Арчи», разговор у них намечался вполне определенного толка.
Я остался один за стойкой и как раз заметил, что солидного вида клиент, совсем недавно сидевший вот на том месте, умудрился-таки подсунуть мне зачарованные деньги, когда дверь в очередной раз открылась, и в бар вошел детина свирепого вида – метра под два ростом, и едва не столько же в плечах, черноволосый и смуглый. Выступающие скулы, раскосые глаза и хищный крючковатый нос за милю выдавали в нем индейца, а длинный, через всю левую щеку, шрам окончательно придавал жесткому лицу бандитское выражение.
Увидав меня, он ухмыльнулся криво и направился к стойке. И я как-то сразу понял, что именно чувствует сотрудник банка, когда к нему приближается вооруженный грабитель.
– Привет, малец. Как звать? – снисходительно поинтересовался он, облокачиваясь на стойку.
И вдруг резко втянул воздух носом, да так, что нижняя губа слегка вздернулась, будто в оскале.
– Арчи, сэр.
Я посмотрел на него вскользь, боком – и заметил, что темные глаза его слегка отливают желтым.
Рука моя сама собой нырнула под стойку и нащупала прохладную рукоять револьвера.
– Арчи, значит…
Всегда считал себя мирным парнем, но события последних дней из кого угодно сделают дерганого параноика. Поэтому когда детина, будто невзначай, засунул руку за пазуху, я не стал ждать, пока на меня наставят ствол ( «Что ж, тогда руки вверх, Арчи»), а сделал это сам: вынул револьвер и, держа его над самой столешницей, произнес: «Сэр, опустите, пожалуйста, руки на стол». То, что голос мой в этот момент звучал почти спокойно, можно смело заносить в список личных достижений Арчи Грейстона.
Лицо индейца стало почти обиженным.
– Вот это поговорили… Ишь ты.. Ладно-ладно, все, парень, ты меня поймал, я сдаюсь.
Говорил он неожиданно добродушно, словно перед ним шестилетка с деревянным ружьем. В этом мне послышался какой-то подвох – и я, заозирался по сторонам, ища глазами Одзаву. Но тот как в воздухе растворился.
– Вот, смотри… – Широкие ладони легли на стойку, я отметил, что тыльная сторона их и сами пальцы испещрены татуировками, – все, как ты просил. Можешь, опустишь пушку?
Рядом лег какой-то амулет или украшение – несколько бусин на кожаных шнурках.
Это за ним он лез в карман?
Я ощутил себя идиотом.
– Кстати, ковбой, ты забыл взвести курок.
Большим идиотом.
– Пинки, старик! Как оно?
– Да вот, Райан, ваш малец взял меня на мушку.
Ну очень большим идиотом.
А уж когда понял, что и Бёрди, и Одзава с интересом наблюдают за происходящим с самого начала, и вовсе был готов сквозь землю от стыда провалиться.
– Ну, не могу его за это винить, – Линдси хлопнула Пинки (Боже, Пинки… Менее подходящего имечка и придумать сложно) по плечу, помахала рукой на прощание, и вышла на улицу. И больше всего мне хотелось последовать ее примеру.
– Чанк Пинкертон, – протянул мне руку громила. – Но все зовут меня Пинки. На-ка, это тебе, на удачу. – и он придвинул мне локтем странное украшение. Я вопросительно посмотрел на О'Ши.
– Бери-бери, – хмыкнул тот. – Этот краснокожий знает толк в амулетах. Нашел что-нибудь?
Индеец придвинулся ближе и тихим низким шепотом ответил.
– Ничего, Рай, совсем. Духи леса молчат, шаманы разводят руками. Жрецы вуду говорят, что их лоа стали не слишком общительны. Вроде бы жаловаться не на что, но мне это не нравится: слишком уж все благостно… А мальчонка-то примечательный, ага?
Дальше не стал слушать: во-первых, не люблю, когда при мне меня же обсуждают, во-вторых «Шаманы, вуду»… Для меня это уже было слишком.
– Ладно, пойду спрошу Донни, нужен ли я ему еще, – произнес индеец, когда они всласть наговорились и, поднявшись на ноги, отправился наверх. – А то устал как собака.
И он разухмылялся так, будто сказал что-то смешное.
А я решил: если не хочу окончательно сбрендить, нужно отвлечься от всякой чертовщины и прийти в себя. Самый лучший способ отвлечься, который я знал – погрузиться с головой в музыку. Поэтому я попросил О'Ши о небольшом перерыве, и направился к противоположной стене – именно там стояло всеми позабытое фортепиано.
Я боялся найти инструмент в плачевном состоянии, но открыв крышку и взяв на пробу несколько аккордов, понял, что опасения мои напрасны: звук был чистым и куда приятней того, что выдавал рояль в закусочной. А еще я понял, как соскучился по ощущению тугих гладких клавиш под моими пальцами.
Я сел за инструмент и позволил себе ни о чем ни думать. Совсем. Пальцы, слегка ошалевшие от радости, сами летали по белым и черным ступеням музыкальной лестницы. Это был «Танец Анитры», не спрашивайте почему, у меня нет ответа. Может, колкая, но манящая мелодия танца восточной красавицы казалась сродни тем самым чудесам, которые подстерегали меня за углом? Неуемная, беспокойная сила заполняла меня и под конец «танца» стало невозможно ее сдерживать, и дальше, без пауз, с небольшим переходом, воздух наполнился дерзкой, бунтарской мелодией джаза.
О, по сравнению с гармоничным звучанием классической музыки, джаз поначалу кажется слишком резким, ехидным, он бьет по ушам, он насмехается, он бросает вызов. Но нет ничего лучше, чтобы прочистить мозги и вернуть себе тонус.
«Та-дам, та-дам, там-парам-парам-парам-пам…»
Держи ритм, просто держи ритм и оплетай его тонкой вязью новых аранжировок, бросай в него пригоршнями нот по своему настроению, пусть он звучит так, как нужно здесь и сейчас.
Когда я закончил, раздались аплодисменты. Я развернулся, обвел еще мутным взглядом зал, и обнаружил, что помимо гостей здесь собрались и все «лисицы» в полном составе, за исключением Магнуса Лира.
– Эй, а ты хорош, парень! – присвистнул Райан с полотенцем на шее.
Рядом с ним стоял Пинки и покачивал головой, соглашаясь с коллегой.
Одзава расположился чуть в отдалении за одним из столиков, смотря на меня поверх сложенных вместе ладоней так, словно вспоминал о чем-то или прикидывал, убить меня на месте и оставить пока в живых.
Донни слушал, подперев плечом косяк внутренней двери, что вела в отделенную от зала часть бара. Руки в карманах, голова чуть склонена к плечу.
Бёрди.. Она стояла ближе всех, за моей спиной. Собственно, первым, на что наткнулся мой взгляд, было ее декольте, после этого я и начал старательно озираться по сторонам.
– Очаровательный птенчик, сыграешь еще, для меня?
Тут она выкинула очередной номер и грациозно примостилась на мои колени, будто участница разбитного варьете, да еще оплела одной рукой шею. Я ощутил себя сидящим на раскаленной сковороде и изо всех сил принялся думать о фальшивых зачарованных деньгах и окровавленных трупах тех гангстеров, что так неосмотрительно зашли сегодня к нам, – о чем угодно, только не о теплых женских бедрах, обтянутых шелковой тканью и не о сладком аромате, который снова заявлял о себе.
– Ну же, Арчи, не будь букой…
«Это слишком, черт возьми… Это уже слишком»
Не знаю, чем бы это все закончилось, если бы не голос, показавшийся мне божественным промыслом..
– Бёрди, дорогуша, иди-ка сюда.
Девица потрепала меня по щеке, легко вскочила на ноги – я едва не умер от облегчения – и слегка вихляющей походкой направилась к Донни. Я же закрыл крышку инструмента и ретировался в противоположном направлении.
Громила-индеец отправился за мной следом. Точнее, он-то шел к выходу, но решил перекинуться со мной парой слов. Честное слово, начни он острить, я бы не выдержал и послал бы его подальше, но он взял совсем другой тон.
– Бёрди хорошая девушка, – сказал Пинки мягко, успокаивающе.– Но у нее свой способ взаимодействия с миром. И она его не выбирала, как и все мы.
Я невольно обернулся в ее сторону: Донни по-свойски приобнял ее за талию, осторожно отвел за ухо рыжий локон, и что-то тихо говорил, наклонясь неприлично близко. Ни дать ни взять мило шепчущаяся парочка. Только лицо Берди на глазах становилось растерянным и виноватым, как у проштрафившегося щенка.
До конца смены она ко мне больше не подходила.
Я вернулся за стойку. И, к своему удивлению, обнаружил среди оружия под ней примечательного вида книгу с интригующим названием «Перечень сущностей». Страницы этого опуса были отпечатаны на машинке, рисунки – старательно выведены от руки или вклеены из других источников, строгий самодельный переплет напоминал о хозяйственных книгах.
Зато каких созданий там только не было. Я просмотрел оглавление: все сущности делились на три вида: сущности Холмов, исчадия Тьмы и прочие мракобесы. Хм.. Кажется, у меня появились догадки о составителе этого справочника.
Теперь каждую свободную минутку я изучал «Перечень», и это оказалось крайне полезным чтивом.
Шел третий час, когда Райан меня отпустил.
– Хватит с тебя на сегодня, парень, – сказал он. – Народа немного, иди-ка отдохни. Наверху есть комната специально для этих целей.
Но я решил, что лучше отправлюсь к себе. Пройдусь, заодно освежусь. Тем более что в конце квартала есть возможность даже в такое позднее время нанять такси. А что до темноты – я ее никогда не боялся, только тех, кто может в ней затаиться.
Улица действительно не спала – огни баров и варьете горели всеми цветами, по улицам сновали девицы, шумные компании и перебравшие завсегдатаи подобных мест. Свободных машин не оказалось. В ожидании я решил немного прогуляться – и тут мое внимание привлек странный отблеск вдалеке, словно на газоне кто-то оставил зеркало.
Я пошел на этот странный мерцающий огонек. Мне представлялось, что он совсем рядом – стоит лишь улицу перейти да пройти немного, на деле же пришлось отойти прилично от стоянки, так что я ее едва не потерял из виду. Зато и сияние стало намного ярче. Едва сдерживая любопытство, я подошел совсем близко – и, как завороженный, разглядывал какое-то время лежащие в траве… туфельки. Совсем маленькие – с мою ладонь – и удивительно красивые, сотканные из переливающихся золотых нитей.
« Я потеряла туфельки, – всплыл в памяти печальный тихий голос: – Золотые туфельки с серебряными каблучками».
Я наклонился и поднял их, разглядывая со всех сторон. Так и есть – небольшие каблуки отливали светло-серым металлом.
«Выходит, это и есть пропажа той странной дамы», – подумал я. И решил было вернуться и отнести находку в «Нору»: может, кто-то из тамошних посетителей знает, как найти эту женщину.
Держа из в руке, я неспешно побрел по дороге назад и буквально через несколько минут увидел, как навстречу мне движется худенькая понурая фигурка – та самая печальная дама.
– Мэм! – окликнул я ее.
Она подняла на меня взгляд – и глаза ее вдруг сверкнули болотными огоньками, лицо заострилось и стало совершенно непохоже на человеческое, волосы встали дыбом, длинные пальцы скрючились.
– Ты! – заверещала она. – Ты украл мои туфельки! Лжец! Врун! Вор!…
– Нет же, нет! – пытался я объяснить ей, протягивая ей ее драгоценную пропажу. – Я не крал их, я только что нашел их вон там…
Она обезумела и ничего не желала слушать.
– Ложь! Все ложь! – Она схватила туфли, полоснув по пальцам острыми когтями и гневно уставилась на меня. Глаза ее сейчас казались огромными и круглыми как блюдца. Подсвеченные бледно-зеленым сиянием злые блюдца. – Ты пожалеешь об этом!
Туфельки в мгновении ока оказались у нее на ногах – и она сразу выросла, засмеялась жутковато, но заразительно, а потом вдруг лихо присвистнула и выбила каблуками затейливую дробь.
Бойкий мотивчик джиги зазвучал в ушах – невидимые флейты и скрипки пели весело и смешливо. Я и сам не заметил, как начал притоптывать в такт. Танцовщица улыбнулась недобро, схватила меня за руки – и мы оба пустились в пляс. Все быстрее и быстрее.
Она хохотала как безумная, скрипки и флейты надрывались от смеха, ноги мои сами собой выполняли невероятные па и высекали каблуками искры из камня.
Ах танцуй, танцуй, милок,
Коль обувку уволок.
В наказание за ложь
Скоро замертво падешь.
Через некоторое время она исчезла, но пронзительный смеющийся голос и бешеный ритм джиги никуда не делись. Пот лился градом, дыхание сбилось напрочь, сердце стучало так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, ноги сводило немилосердно. И все равно я не мог остановиться ни на мгновение. Ни крикнуть, ни позвать на помощь. Будто одержимый, я несся все вперед и вперед выбивая частую дробь, прыгая горным козликом и то и дело крутясь вокруг собственной оси.
«Пожалуйста, кто-нибудь, – истерично билась в голове мысль. – Кто-нибудь, я больше не…»
– Мистер, с вами все в порядке? – раздалось вдруг рядом. – О-хо-хо.
Потом что-то сбило меня с ног, и я покатился вниз по склону и мешком свалился в холодную неприятно пахнущую воду.
«Да твою ж… » – думал я, отчаянно цепляясь за грязные камни. Холод и сырость – не самые лучше друзья в городе ветров, зато я наконец-то избавился он навязчивой мелодии, да и в пляс пуститься меня не тянуло.
– Хватайтесь же, – мне протянули руку и помогли выбраться на берег.
– Спасибо, я перед вами в долгу, – произнес я, отдышавшись, и заоглядывался, пытаясь понять, куда меня забросило.
Мой спаситель хмыкнул, стиснул ладонь чуть крепче – и отпустил, разглядывая меня к головы до ноог.
– Ну и угораздило вас, – сказал он чуть позже. – Так и заболеть недолго. Давайте-ка я вас подброшу. Вон, неподалеку мой автомобиль.
Я согласился. И едва не вырубился от усталости прямо в машине. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я попросил водителя остановиться за пару кварталов от дома миссис Паркер.
– Как знаете, – пожал тот плечами и, выпустив меня, развернулся и уехал восвояси.
До своей комнаты я добрался без всяких приключений. Переоделся в сухое, кое-как развесил мокрые вещи и тут же завалился спать, радуясь, что снова спасся только чудом.
Ни тогда, ни в последующие дни ничто не насторожило меня, не показалось подозрительным или неправильным.
