Он горячий, как печка.
– Что ты творишь? – хриплым и жёстким, как наждачка, голосом интересуется.
В его вопросе столько недоумения, непонимания, что это заставляет меня улыбнуться. Дядя Шамиль словно и не знает, что такое мёрзнуть зимой. Давно ли ему доводилось ощущать ветер, продувающий верхнюю одежду насквозь? В его мире другие проблемы – кого пришить, чтобы получить желаемое.
Но готова биться об заклад, больше всего его вводят в ступор мои поступки на грани сумасшествия.
– Холодно, – отвечаю, слыша, как клацают собственные зубы.
Он несёт меня легко, словно я вешу не больше, чем подобранный на улице голодный котёнок. И я жмусь к нему, как этот самый котёнок, получивший толику тепла. Пусть и обманчивого. Вполне вероятно, котёнка подобрал живодёр, который хочет отправить его на чебуреки и беляши.
Вижу, как желваки на его челюсти напрягаются. Могу представить, как его бесит моё общество. Необходимость меня куда-то нести. Прикасаться ко мне. Позволять мне касаться себя. Ну да, я же не элитная содержанка, у которой жопа пахнет лавандой. А уличная девка, марающая его одежду своими грязными лапками.
– И часто ты водишь сюда девушек? – очередной наглый вопрос, в котором нет ни капли почтения или уважения к старшим.
Дожидаясь ответа, изучаю его красивое лицо, сейчас хорошо освещённое полной луной. Мужественное, благородное.
– Ты первая, – произносит он как-то сдавленно. Будто вот-вот засмеётся.
Но ничего не происходит. Он продолжает безмолвно нести меня.
Мне казалось, что я убегала от него очень долго. Но, судя по тому, как скоро мы подошли к машине, я в очередной раз ошиблась. Автомобиль ещё даже не успел растерять тепло, когда меня вернули на переднее сиденье.
Шамиль, устроившись в водительском кресле, поднял мою окровавленную ногу. В тусклом свете я с ужасом увидела, что моя обувь из белой стала красной. Это зрелище настолько меня поразило, что я вновь отключилась. На этот раз весьма основательно.
Возвращалась в сознание медленно, с трудом. Будто продвигаясь вверх сквозь толщу воды, покрытой льдом. Билась в твердь, стараясь выбраться на поверхность.
Сначала до меня стали доноситься голоса. Не могла различить, кому они принадлежат. О чём толкуют люди. Как далеко от меня находятся.
– Ты стал вызывать меня слишком часто для одной и той же девки, – разбираю голос, лишённый всяких эмоций.
Удивительно, но эти интонации принадлежат не Шамилю.
– Твоё дело не оценивать мои поступки, а исполнять приказы, – теперь я узнаю голос Хозяина.
На этот раз раздражённый и злой. Словно он и сам понимает, что его подручный прав. Слишком много внимания для какой-то девчонки.
Затем в тело потихоньку возвращается чувствительность. Боль в стопе заставляет меня очнуться, разлепить слипшиеся от слёз ресницы и отползти подальше. Вжаться в спинку кресла.
Взираю с опаской на мужчину, чьё лицо мне смутно знакомо. Узнаю его по лысине. Он брал у меня анализы на наркоту.
Сейчас он кажется особенно жутким и страшным. Сомневаюсь, что он врач. Куда больше он походит на патологоанатома. Или на того, кто отправляет к ним.
– Успокойся, – раздаётся приказ Шамиля, – он только осмотрит ногу.
Лишь сейчас замечаю, что дышу резко и глубоко. Грудная клетка часто поднимается и опадает. Как у загнанного в капкан зверька. Именно так себя и чувствую. Раненая, я даже выбраться отсюда не могу. Оглядываюсь, не понимая, где нахожусь.
Меня положили на диван в огромной гостиной. Явно чей-то загородный дом. И я даже догадываюсь чей. Богато и со вкусом обставленный. Удивительное сочетание. Никакой тебе золотой лепнины, лишь выдержанный стиль. Явно поработал хороший дизайнер.
Перевожу взгляд на Шамиля. И тут же тону в тёмном омуте прожигающих меня глаз.
Он сидит в кресле напротив, облокотившись на колени и не сводя с меня взгляда. Будто ожидая, что я вот-вот дёрнусь и сбегу. Готовый в любой момент поймать. Верное опасение.
Когда лысый мужчина вновь взял мою раненую стопу, я тревожно наблюдала за каждым его действием. Не доверяя ни на йоту.
Должно быть, я очнулась, когда осмотр ноги подходил уже к финалу. Лысый наложил какую-то примочку к стопе и обмотал эластичным бинтом. Боли я больше не ощущала. Ничего не ощущала. Лишь сонливость, которой не смогла противостоять. Веки налились тяжестью, и меня вновь накрыла тьма.
Никак не могу понять, где нахожусь. Почему здесь так тихо и тепло. Почему бабка привычно не будит, как в те редкие дни, когда я позволяю себе поспать чуть дольше. Прижимаю одеяло к груди, втягивая аромат свежего постельного белья. Тяжело вдыхаю воздух в лёгкие, и, ощущая дикий диссонанс, распахиваю глаза.
Я лежу в кровати. Дорогой. С упругим ортопедическим матрасом, благодаря которому мой сон был долгим и приятным. Меня накрывает одеяло, мягкое и тяжёлое. В комнате темно, но организм подсказывает, что уже не раннее утро.
Чья-то гостиная. Испуганно поднимаюсь и тут же понимаю, что на мне чужая одежда. И весьма скудная. Только майка.
Тяну за ворот, заглядывая под неё. Вижу свои сиськи торчком и чёрные кудряшки на лобке. Блядь! Где моё нижнее бельё?
Сердце тревожно бьётся в груди.
Я сползаю на пол и тут же ощущаю резкую боль. И только сейчас вспоминаю минувшие события.
Погоня. Бег. Лес.
Жмурюсь.
Но, как с меня сняли мою одежду, вспомнить не могу.
Лицо заливает румянец, стоит подумать о том, что кто-то видел меня голую.
Нет. Нет. Нет.
Какой-то бред. Может, я сама разделась, просто забыла об этом?
Надеюсь, что так.
Встаю на ноги и выхожу из комнаты. Надо валить отсюда. Только как?
Из спальни я попадаю в коридор с множеством дверей.
Поворачиваю дверную ручку напротив. И оказываюсь в ванной комнате. Что ж. Неплохо.
Включаю холодную воду и жадно пью, не в силах напиться. Как же хорошо.
– Доброе утро, Маугли, – раздаётся голос совсем рядом.
Я медленно выпрямляюсь, остро ощущая, что на мне нет трусов. И пялюсь в чёрные глаза.
Глава 18
Мужчина расслабленно стоял, опираясь плечом о дверной косяк. Наблюдал за мной без особого интереса.
В его облике ничего не говорило о том, что вчера он бежал за мной через лес. Идеально сидящая белая рубашка, серые брюки. Не хватает только жилета, наплечной кобуры и пиджака.
В отличие от меня, которой приходится теперь стоять на одной ноге, как цапле. В майке с чужого плеча. Не с его ли?
– Кто меня вчера раздел? – с уст срывается вопрос, не дающий покоя.
Брови мужчины поднимаются в удивлении вверх. На долю секунды в его глазах вспыхивает насмешка, и тут же стирается. Но я поймала её. И теперь неприятное сосущее подозрение вцепилось ещё глубже в нутро.
– А какие у тебя есть предположения? – Шамиль склоняет голову, смотря на меня так, словно ему никогда и ни в какой из возможных реальностей не пришла бы в голову идея стягивать с меня одежду. И трусы.
И этот взгляд заставляет усомниться. В себе и в нём.
Я наверняка ошибаюсь. Действительно, с чего я взяла, что он решит ко мне прикасаться. Позаботится о моём удобстве, снимая с меня влажную от пота и грязную от пыли одежду.
И всё же фантазия подбросила нежеланную картинку. Как он принёс меня в ту спальню, в которой я проснулась. Как замер у кровати, рассматривая. Как достал из шкафа майку, а затем стащил с меня колючий и мокрый свитер. Как потянул язычок молнии на джинсах и снял их с меня. Поколебался мгновение, а затем избавил меня от белья, бросив тряпьё в одну кучу на полу.
Нет. Не может такого быть. Встряхнула головой.
Но почему же я ничего не помню? Отсутствие в памяти важной части вчерашнего вечера очень напрягает.
– Что ты маньяк, – подхожу к нему чуть ближе, заглядывая в глаза, пытаясь пробудить хоть одну эмоцию, спрятанную под толстую броню безразличия, – который вывозит девиц за город, а потом раздевает и…
Тут я запнулась.
«…и укладывает спать в мягкую постельку».
Это не очень вязалось с какими-либо обвинениями.
– И что? – ожидает продолжения, ни капли не смутившись.
Отнюдь, ему интересно. Смотрит на меня, как на дикое животное, недавно пойманное для зоопарка. Бьющееся в клетке и клацающее зубами на охотников с ружьём.
Злость поднимается по моему нутру. Опаляет органы. Рвётся наружу.
Я уже успела позабыть его угрозы убийства. Раз не исполнил сказанное, значит, смерть пока обошла меня стороной.
Но вот его отношение ко мне задевает. Словно я удостоилась великой чести дышать с ним одним воздухом по той простой причине, что я его развлекаю. Как слабый зверёк сильного хищника. Он играется со мной мягкой лапкой, не выпуская когтей. А я бегаю вокруг него и никак не могу найти укрытие.
Пытаюсь напомнить себе, что я рядом с ним не просто так. Что должна выведать для Соломона информацию.
Но остановить меня всё равно что встать на пути поезда с отказавшими тормозами.
– И крадёт трусики, – выдаю самое несуразное и безумное предположение, которое только могло прийти на ум.
Лицо мгновенно охватывает жаркая волна стыда. Я горю, но продолжаю смотреть в его глаза, ощущая, как щёки, уши, шею и даже грудь опаляет смущение. Такое сильное, что я едва способна с ним справиться.
– Трусики, – повторяет следом, будто впервые слышит это слово.
Совершаю ещё один шаг и укоризненно тычу указательным пальцем в его грудь. Ту, которую бессовестно лапала вчера.
Переводит недоуменный взгляд на мой карающий перст. И вновь возвращает к лицу, ожидая продолжения.
– Признайся, ты из тех извращенцев, что любит нюхать трусики. Я читала про таких. В Японии есть даже торговые автоматы с женским нижним бельём.
Смотрю на него совершенно круглыми, безумными глазами. Если сейчас он вызовет психушку, то люди в белых халатах не усомнятся в моей неадекватности.
Я слишком нервничаю в обществе этого человека. Тушуюсь, как девчонка. В отличие от него, не растерявшего ни одной эмоции за весь мой сумасшедший монолог.
Он просто смотрит на меня. Мгновение за мгновением. И я погружаюсь в тёмные омуты его глаз. Тону в них. Захлёбываюсь.
Когда он наклоняется ко мне чуть ниже, меня будто накрывает огромная волна. Цунами, способное снести с ног. И я держусь на месте лишь усилием воли.
Он так близко ко мне, что до меня вдруг доходит, что его нос касается моего виска. Задерживаю дыхание, испытывая странный трепет и страх.
– Прими душ и спускайся вниз. От тебя действительно разит, – втягивает воздух рядом с моей кожей. – Не хочу, чтобы ты что-то здесь испачкала.
Шамиль выходит из ванной комнаты, оставляя меня растерянной. С полным ощущением фиаско. Эту схватку, кажется, я проиграла.
Не в первый раз он указывает мне, что я грязная. Обидно, блин.
Нахожу чистые полотенца в шкафу. Встаю под душ, пытаясь не намочить повязку на ноге, что даётся мне с трудом.
Отчаянно хочется заплакать. Смыть слезами досаду, смущение и стыд. Но не могу. Не время реветь.
И к тому же он ведь прав. Я смотрю на белый кафель плитки. Вода, стекающая в водосток, серая. Грязная.
Кусаю со всей силы губы, и всё же слёзы щиплют глаза. Я судорожно вздыхаю. Борюсь с ними. Но без толку. Текут и текут ручьём. Плечи вздрагивают. Трясусь всем телом, утыкаюсь в холодную стену лбом, пытаясь себя успокоить. Не помогает.
Выхожу из душа, лишь когда слёзы исчерпались. Ожесточённо стираю полотенцем с кожи влагу, промакивая раненую стопу. Повязка стала красной. Но разматывать бинт, чтобы взглянуть на рану, не хочется. Страшно. Стараюсь не смотреть на кровавые следы, испытывая дурноту.
А ещё жуткий голод, от которого начинало мутить.
Я вернулась в комнату, рассчитывая остыть хотя бы пару минут. Надеясь, что воспалённые глаза не будут так заметны.
В дверь деликатно постучали. Поднялась с кровати, на которую залезла с ногами. В комнату вошла девушка с платком на голове. Молоденькая и симпатичная. Смотрела на меня, завёрнутую в одеяло, робко.
– Доброе утро. Я принесла вашу одежду, – доброжелательно поприветствовала она меня и положила на кровать мои вещи, сложенные аккуратной стопочкой. Венцом которых стали мои чёрные тонкие трусики.
– Доброе, – прошептала сухими губами, мечтая отмотать последний час назад. Десять лет жизни бы за это отдала.
– Хозяин просил передать, чтобы вы одевались и спускались вниз. Вас ждут.
Глава 19
Я продолжала неотрывно смотреть на стопку вещей. Затем перевела взгляд на девушку. Она изучала меня, словно видела необычное явление перед собой. В этом доме. В жизни её хозяина. И я действительно не вписывалась в окружающую обстановку со своими драными шмотками и лысой головой.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась у горничной.
– Аида, – последовал неуверенный ответ. Будто она не понимала, правильно поступает или нет.
Взгляд девушки стал настороженным.
– Скажи, Аида, как к тебе попали мои вещи? – Вопрос, казалось бы, простой, если не знать всех подробностей. А потому я рассчитывала услышать на него честный ответ.
Например, что это её Шамиль попросил раздеть меня. Это избавило бы меня от мыслей, выжигающих мою сетчатку каждую секунду, пока я представляла, что он сделал это сам. Своими сильными руками стягивал с меня нижнее бельё. Видел меня без него.
Не удивлюсь даже, если он делал это не снимая перчаток. Как в тот раз на морозе. Потом облился хлоргексидином, а места соприкосновения наших тел обработал дважды спиртом.
– Хозяин приказал забрать их из этой комнаты, когда вы уже спали, – рушит Аида мои надежды.
Я смотрю в её светлое лицо со взглядом трепетной лани, неспособной произнести и слова лжи, и внутри меня всё закипает. Вновь.
Киваю, давая понять, что допрос окончен. Она выходит, а я натягиваю на себя одежду. Морщусь от мыслей, что скоро станет известно, что Шамиль знает обо мне. И настолько ли это опасно, как предупреждал Соломон. Ведь Хозяин вполне мог оставить меня замерзать в лесу с раненой ногой. Смогла бы я выйти из леса обратно? Не факт.
Стал бы он меня спасать, чтобы затем убить? Нет. Стал бы он меня спасать, чтобы затем пытать? Более чем вероятно.
Я оглядела комнату и только теперь обнаружила, как здесь красиво. Мне о подобном оставалось лишь мечтать. Не знаю, чья это комната, но ощущение, что к её убранству приложила руку женщина.
Движимая какой-то странной силой, я распахнула шкаф, ожидая найти там женские шмотки. Но наткнулась лишь на пустые полки. Нахмурилась. Как странно.
Чья это комната? Кого она ждёт? Или кто в ней жил?
Отбросила эти вопросы. Ответы на них не помогут мне выжить. А вот побег – вполне. Но вид из окна не радовал. Слишком высоко. Сам же дом больше походил на поместье плантатора рабовладельца. Только хлопковых полей для полноты картины не хватало.
Территория огорожена глухим забором. Ворот отсюда не видно, но не удивлюсь, если на выходе меня будет ждать пост охраны. К тому же в стопке одежды отсутствовала моя куртка и испорченная забегом по лесу обувь. Да и без денег, с раненой ногой шанс выбраться целой сводился к нулю.
Придётся выполнить приказ Шамиля.
В дверь раздался нетерпеливый стук. Напряжённый голос Аиды попросил поторопиться.
Одевшись, обнаружила ждавшую за дверью девушку. Видимо, Хозяин не хотел, чтобы по пути я засунула свой любопытный нос в каждую комнату.
Прихрамывая, в домашних тапочках, подсунутых Аидой, я следовала за ней, попутно рассматривая богатый интерьер дома. Он совсем не вязался с той холостяцкой берлогой, которую Ямадаев занимал на верхних этажах своего клуба. А потому мысль о возможной хозяйке этого дома не отпускала.
В гостиной, за большим обеденным столом сидели Шамиль, Ян и ещё один неизвестный мне мужчина. Жуткий в своей красоте. Как и Шамиль.
Ян же, заметив меня, резко поднялся с места. Бледный, осунувшийся. Он смотрел на меня так, словно уже не ожидал увидеть живой. Всё хотел что-то спросить, задать вопрос. Но будто не решался.
Почувствовав внимание Шамиля, перевела взгляд на него. Он молча дал понять, чтобы я заняла свободный стул. Кивком головы. В его глазах читались команды: «сидеть», «к ноге», «место».
И вновь желание вывести его из себя, заставить относиться к себе если не как к ровне, то хотя бы как к человеку, разожгло огонь в крови.
– Спасибо, что постирал мои трусики, – мило улыбнувшись Шамилю, заняла стул рядом с Шамилем и напротив незнакомца.
В повисшей тишине как ни в чём не бывало протянула загребущие руки к разложенной на столе еде.
Ощущая, как жжётся кожа от пылающего взгляда Хозяина, я не спеша накладывала на тарелку поджаренный тост, пару кусков сыра, ветчины и яичницу. Даже налила чай в фарфоровую чашку. Умирать на голодный желудок не хотелось.
Если бы взглядом можно было убивать, то на моем месте уже остался бы только обуглившийся кусок плоти. Переборщила.
Пульсирующая венка говорила о настроении Хозяина лучше тысячи слов. Почти как Рафаэлло, мать его.
А вот незнакомец расхохотался. Громко. Весело. От души. Он явно не боялся Хозяина, в отличие от Яна.
– Не знал, братец, что у тебя новое хобби, – произнёс, отсмеявшись, мужчина.
Шамиль пропустил реплику мимо ушей. Откинулся на спинку стула, пристально рассматривая меня. От этого взгляда сделалось не по себе. Еда в глотку не лезла, но я заставляла себя жевать и проглатывать. Запивала чаем, не ощущая ничего из того, что попадало в рот.
– Вчера произошло досадное недоразумение, – сухо ставит меня в известность Шамиль, – поэтому я забуду, что ты ослушалась меня.
Прекратив жевать, впитываю каждое слово. Напряжённо ожидая вопросов об отце и Соломоне. Но их не последовало.
– Забирай её и объясни новые обязанности в клубе, – обращается он уже к Яну. Тот кивает. Смотрит в мою сторону с явным облегчением. Будто до последнего ожидал, что мне вынесут смертный приговор.
А я не представляю, что вообще происходит. Перевожу взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что вызвало отсрочку казни. Но Шамиль явно не из тех, кто захочет что-то объяснять. А вот Ян из тех.
Парень поднимается, давая понять, что трапеза окончена и пара валить, пока Хозяин не передумал. Я встаю из-за стола, намереваясь реализовать то, что прочитала в глазах Яна.
Но стоило оказаться на расстоянии вытянутой руки от Шамиля, как тот схватил меня за предплечье и потянул к себе. Я запуталась в собственных конечностях и, едва не упав, вцепилась в его стул и плечи. Смотрела в чёрные угли глаз, затаив дыхание.
– Ещё раз посмеешь обратиться ко мне на «ты», выпорю, – на мгновение хватка на предплечье усилилась. Через пару часов на этом месте образуется синяк. А сейчас мужчина расцепил руку, отпуская меня.
Глава 20
Моего ответа он не ждал. Утратив интерес к моей персоне, повернулся к своему гостю, что с любопытством наблюдал эту сцену.
Видя реакцию Яна и зная о репутации хозяина клуба «Рай», я должна была бы смолчать. Затолкать гордыню поглубже. Залечь на дно и не отсвечивать. Получить нужные сведения и навсегда скрыться из поля зрения Шамиля.
Но почему-то его отношение ко мне слишком задевало. Царапало ту часть моей сути, которая должна была умереть вместе с отцом.
– Спасибо, что постирали мои трусики, Хозяин, – исправилась я, переходя на «вы», заставив вновь обратить внимание на себя.
Для полноты образа мне неплохо было бы еще опустить очи долу. Но я слишком сильно хотела увидеть реакцию Ямадаева. И она последовала незамедлительно.
Тлеющие угли в его глазах вспыхнули. И этим огнём меня можно было спалить на месте.
Он очень медленно поднялся из-за стола, не отрывая от меня уничтожающего взгляда. Сделал шаг, почти наступив на носки моих тапочек. В этот момент я вздрогнула, придя в себя, хотя нужно было уже бежать в сторону выхода. Но я успела лишь испуганно попятиться.
Вот я и поняла, где находится черта, которую не стоит пересекать. О чём я думала? Зачем тянула тигра за усы?
Неловко ступив на больную ногу, я поморщилась и едва не упала, если бы шедший на меня мужчина, с явным желанием задавить, вовремя не схватил меня за руку. Удержал от падения и потащил куда-то, не обращая внимания на мои стоны и жалкий писк. Я с ужасом ощущала, как тапочка стала мокрой, пропитавшись кровью.
Открыв первую попавшуюся дверь, Шамиль закинул меня в комнату. Огляделся, встретив испуганные взгляды девушек, что наводили здесь порядок. А убирать было что. Кажется, ночью в его доме состоялась знатная попойка. На полу, на столе валялись пустые бутылки из-под алкоголя, несколько кальянов и окурки из-под сигарет. Судя по всему, через эту комнату прошёл табун пьяниц и дебоширов.
– Все вон, – тихо, но чётко произнёс мужчина, и уборщицы буквально испарились.
Я с завистью наблюдала за их бегством и очень хотела последовать их примеру, если бы выход не загораживал злой как чёрт мужчина.
– Я пошутила, Хозяин, – почти без иронии произнесла, надеясь смягчить его своей нежданной покорностью, но, судя по взгляду Шамиля, от звучания моего голоса он лишь сильнее зверел. – Была не права, признаю.
Искала глазами угол, чтобы забиться в него, спрятав свою задницу, на которую так отчаянно находила неприятности. Боясь повернуться к нему спиной, отходила, пока не уткнулась в стену.
Мне казалось, сейчас он в очередной раз попытается меня придушить. И когда его рука потянулась ко мне, я вжалась в стену, ожидая испытать боль. Зажмурилась. Затаилась, перестав дышать. Но он лишь коснулся костяшками пальцев моей скулы, очертил подбородок.
Жест казался невинным. Лёгким. Едва ощутимым. Таким сладким и тёплым, что я невольно качнулась всем телом к мужчине, чтобы вновь его почувствовать.
Распахнула глаза, ошарашенно глядя на Шамиля. Свободной рукой он упирался в стену, нависая надо мной.
– Этой ночью я не избавился от тебя по чистой случайности.
Его голос касается моих барабанных перепонок бархатной мелодичностью, гипнотизируя, завораживая. Спокойный, обманчиво мягкий. Обволакивающий, словно теплое одеяло. Заставляющий потерять бдительность за жёсткостью слов.
– И что же вас остановило? – сиплю.
Его рука не сдавливает шею, а у меня всё равно от страха сжимается горло. Мне неведомо, как можно в одно мгновение из огня превратиться в лёд. Холодный, непробиваемый айсберг.
Он кладёт тяжёлую ладонь на моё плечо. Очередной невинный жест. Так дядя может успокаивать опечаленную племянницу. Чуть массируя закостеневшие от напряжения мышцы. Но мне становится ещё страшнее от его прикосновения. Будто он утешает меня перед убийством.
– Ян очень спешил тебе помочь. Просил дать время всё объяснить, – его голова склоняется, рассматривает меня, словно ему невдомёк, почему этот парень настолько заинтересовался таким ничтожеством, как я.
Свожу брови на переносице. Ничего не понимаю.
– Что объяснить?
– Что украденные из моего кабинета документы не твоих рук дело, – отвечает, впиваясь в меня взглядом.
Постепенно начинает доходить, что меня планировали упокоить за проступок, который мне очень хотелось совершить. Но я даже близко не подобралась к его реализации. Кто-то оказался шустрее меня. Но шишки полетели именно в мою сторону.
Медлю с ответом. Пытаюсь подобрать такую комбинацию слов, которая бы не выдала меня с головой и одновременно показала мою крайнюю степень возмущения оговором.
– Если я всё ещё жива, значит, вы точно знаете, что я не виновата, – уверенно произношу, глядя в его глаза. Упрямо, зло.
– Знаю, – подтверждает Шамиль, – но сожалею, что не успел убить. Ты доставляешь мне слишком много неприятностей.
Я слушаю его слова и ощущаю, как он поглаживает большим пальцем выступающую косточку ключицы. Очерчивает её контуры. Впадинку. Царапает шершавыми пальцами нежную гладкую кожу. Отдаёт ли он отчёт своим действиям?
Горячая волна следует за каждым его прикосновением, едва ли не оставляя ожоги на коже от его пальцев. Не понимаю, что со мной. Отчего мышцы вдруг стали слабыми, а тело – ватным.
Он стоит ко мне слишком близко. До меня доносится запах его одеколона после бритья. Дыхание с оттенком кофе щекочет нос. Вдыхаем один воздух. И говорим так тихо, что никто за пределами этой комнаты не узнает сути разговора.
– Что же останавливает убить меня сейчас? – спрашиваю, замирая.
Шамиль наклоняется, оказываясь ещё ближе ко мне. Нас разделяют жалкие сантиметры.
– Сейчас я буду тебя воспитывать, чтобы ты стала покорной и послушной, – сухо, без эмоций отвечает.
Я смотрю на него ошалело, не понимая, что он несёт.
– Чего?
– Снимай штаны.
Его глаза почти чёрные. Не могу разобрать, где начинается радужка и заканчивается зрачок. И совсем не понимаю, шутит он или говорит серьёзно.
– Ты с ума сошёл? Мне не двенадцать лет! – Перехожу на «ты», раз уж он решил исполнить угрозу раньше, чем я оступлюсь. Прошмыгиваю под его подмышкой, пытаясь понять, через какую из двух дверей лучше убегать.
– Разве, Маугли? – хмыкает он, неспешно берясь за тяжёлую пряжку ремня. – А ведёшь себя как раз на двенадцать.
Памятуя о том, где выход во двор, я решила, что покину эту комнату через ту дверь, через которую зашла. Убегу, спрячусь. Но не позволю к себе прикасаться.
Только меня постигает дикое разочарование, когда я берусь за дверную ручку, пытаясь выбраться, но ничего не происходит. Он запер нас.
– Ты просто долбаный извращенец, господин Хозяин, – шиплю сквозь зубы, отступая и остро ощущая себя загнанным зверем. Нерасторопной косулей, на которую охотится тигр.
По глазам вижу, как горячо ему хочется исполнить угрозу. Слежу за тем, как он наматывает на руку ремень, держа его в кулаке, а мне от страха становится плохо. Я в его доме. Даже покинув эту комнату, далеко не убежала бы. А пульсация крови в раненой стопе лишь подтверждает мои опасения.
Шамиль молчит. И повисшая в доме тишина пугает ещё больше.
В голове ни одной мысли, как избежать унижения. А ведь цель его именно в этом. Поломать меня, подчинить себе глупую девчонку.
– Джинсы снимай, или я сниму их сам, – произносит так спокойно, будто просит передать ему солонку.
– Признайся, что ты просто хочешь ещё раз посмотреть на мою задницу, – скалю зубы, стиснув челюсти. Злясь на себя. Но больше всего на него.
Его губы изгибаются в каком-то подобии улыбки. Сложно сказать, я не припомню, видела ли, как он улыбается или смеётся. Умеет ли он в принципе чему-то радоваться. Или на его лице всегда маска с одним и тем же выражением.
А потому мне не удаётся разгадать эту эмоцию. Но она меня пугает до дрожи.
– Чего я там не видел. Живо. Раздевайся.
Глава 21
Я вжимаюсь в дверь, ощущая гулкое биение сердца. Снова осматриваю помещение, подмечая предметы, которые в моих руках могли бы стать орудием.
Рациональность не мой конёк. Мой конёк – горбунок.
Перевожу взгляд на мужчину. Ему явно нравится то, что он видит. Загнанную добычу. Хищник чует кровь и адреналин, выбрасываемый в вены дичи перед смертью.
– Ты второй раз увидишь мою задницу, а ведь у нас не было ещё ни одного свидания, – пробую заговорить ему зубы. Сбить настрой. – Мама учила не показывать зад раньше третьего свидания. А я послушная девочка.
Только мои слова действуют на мужчину иначе. Не студят жар. Распаляют какой-то новый, странный огонёк в глазах.
– И часто ты даёшь отшлёпать себя на третьем свидании? – интересуется, скользя взглядом по моему телу, прикрытому свитером и порванными на коленках джинсами.
Одежда более чем скромная, но скромной под его пристальным вниманием я себя не ощущаю. Словно он одним этим взглядом лишил меня невинности.
Мне должно было быть всё равно, что он там обо мне думает. Наша первая встреча не позволила сохранить репутацию правильной девочки. Но именно после его вопроса сделалось как-то по-особенному гадко. Противно. Откуда-то возникла идея, что я вовсе не хочу, чтобы он считал меня легкодоступной. Дурацкая мысль. Глупая.
Он в моей жизни лишь проездом. Временное препятствие на пути к цели. Но досада репейником вцепилась в сердце, непослушное и даже местами с уцелевшей наивностью.
– Спросишь у Яна, – вопреки своим чувствам, выдаю, сладко улыбаясь.
То самое «досадное недоразумение», спровоцировавшее его едва ли не на то, чтобы прикончить меня, но уточнять подробности которого он не стал, сняло с меня обвинения в нелегальных встречах с его человеком. Значит, можно? И вообще, какой теперь у меня статус после лесной погони и попыток удушения?
Выражение лица Хозяина меняется. Становится отстранённым. Холодным. Выдержанным и сдержанным. Будто шлёпать непокорных девиц для Ямадаева обыденное занятие. Каждый первый вторник месяца после завтрака. Точно по расписанию.
– Даю тебе минуту, – медленно делает шаг ко мне, держа на прицеле глаз.
Поняла вдруг, что не тот способ отвлечения выбрала. Зря напомнила ему о нарушенном мной запрете.
Сердце глухо бьётся от понимания, что наказания за мой острый язык не избежать. Оно стучит в грудной клетке, больно бьётся об неё. Я ощущаю каждое сокращение мышцы, гоняющей кровь. Клапан аорты открывается и закрывается, пропуская бурую жидкость через орган, гоняя её по телу.
Вместо того чтобы подчиниться. Раздеться. Может быть, даже показать ему стриптиз, будь я чуть более опытной. Оттопырить задницу, подставив её под ремень или ладонь. Я отрицательно качаю головой.
Не могу даже представить себе подобного. Не понимаю сейчас, на какой чаше весов стоит имя убийцы отца, а на какой – моя гордость. Моё мнение о себе.
Как я потом буду смотреть в зеркало, если позволю ему над собой надругаться? Проучить, как непослушного, невоспитанного ребенка, коим он меня и считает.
Спустя отведённое время Шамиль выбрасывает свой ремень, необходимый ранее, видимо, для моего устрашения. Преодолевает разделявшее нас расстояние, намеренный исполнить угрозу.
Я резко дёргаюсь в сторону. В голове такая зияющая пустота, вакуум, что я могла бы сигануть в окно. Что и делаю. Мы ведь вроде на первом этаже? Припоминаю, как спускалась по лестнице.
Бегу, насколько позволяет мне окровавленная нога, оставляющая на персидском ковре некрасивые пятна. Что ж, оставляю хотя бы какой-то след после себя.
Дёргаю за ручку, распахивая створку. И почти выбираюсь наружу.
Поздно отмечаю в голове, что до земли ещё как минимум четыре метра. А летать я по-прежнему не умею. Только осознание этого приходит ко мне слишком поздно, когда бо́льшая часть туловища оказывается за пределами окна. И дальше вопрос лишь к силе земного притяжения.
Меня схватывают в охапку. Быстро. Точным, резким движением возвращая обратно в комнату. Тело встречается с полом. Удар смягчает мягкая поверхность ковра.
Лежа в подчинённом положении, с зажатыми в стальные тиски руками, придавленная тяжёлым, горячим телом, я пялюсь в пылающие яростью глаза. Подозреваю, что каждый раз ему кажется, что вот он видел в этой жизни всё. И каждый раз я подсовываю ему свинью.
Он дышит с надрывом, с трудом вбирая в лёгкие воздух. Грудная клетка под рубашкой поднимается и опадает. Красивое лицо залито краской. На лбу яростно пульсирует вена. Хозяин молчит, плотно сжав челюсти. А в глазах читается нецензурная брань.