Евгений Натаров
Новенькая
4
Маруся вышла из школы и, стоя на высоком входном крыльце, глазами поискала Варю. В пёстрой толпе учеников, хаотично перемещавшихся в школьном дворе, было сложно что-либо разглядеть.
– Маруся! Я здесь! – Варя позвала подругу и помахала рукой, пытаясь обратить на себя внимание.
– Вижу! Иду! – крикнула Маруся и направилась к Варе, лавируя между школярами, как слаломист на горном спуске.
– Ух, – выдохнула Маруся, добравшись до подруги. – Зимой здесь столько народу никогда не было.
– Так весна же, Маруся, – весело отозвалась Варя. – Время перемен и обновления.
– Какие у нас на сегодня планы? – спросила Маруся. – Я хотела тебе рассказать кое-что.
– Марусь, извини, только что позвонил папа. Предложил встретиться с Валерьевичами, – Варя виновато смотрела на подругу.
– Так это же отлично, Варя! – искренне поддержала подругу Маруся. – Ты же этого хотела, да?
– Да, но я думала, что это будет как-то обговорено заранее. Я смогу подготовиться и всё произойдёт не так внезапно, – Варя пожала плечами. – Надо ведь, хотя бы морально себя настроить. Ведь не каждый день у тебя объявляются родственники.
– Варя, поверь мне – экспромт иногда бывает гораздо интереснее и правильнее запланированного события.
– Ладно. Надеюсь, что всё пройдёт гладко, – вздохнула Варя. – Ты мне хотела что-то рассказать?
– Давай в другой раз, Варя. Разговор серьёзный и долгий.
– Хорошо, договорились. А ты что будешь делать?
– Я, э-э…
Раздался телефонный звонок. Маруся достала мобильник и посмотрела на экран.
– Вот, кажется, и у меня что-то наклёвывается. Мама звонит.
– Всё, Марусь, я помчалась. Пока, – Варя помахала на прощание и побежала к автобусной остановке.
– Да, мама, слушаю, – Маруся приложила телефон к уху.
– Маруся ты где? – спросила мама взволнованным голосом.
– Только что вышла из школы. Что-то случилось?
– Ты только не волнуйся, пожалуйста…
– Вот после этой фразы я уже начала переживать. Мама, можно без предисловий?
– Маруся, дорогая, – мама заплакала, по-детски всхлипывая. – Случилась беда…
– Мамуля, пожалуйста, не волнуйся, – Маруся закрыла глаза и постаралась успокоиться. – Скажи мне, что произошло? Скажи, где ты?
– Мы с бабушкой в больнице, – мама опять заплакала.
– Что-то с бабушкой случилось? Мама!
– Нет, с бабушкой всё в порядке, – мама тяжело вздохнула. – С дедушкой произошло… Он…
– Скинь адрес. И как можно быстрее. Я закажу такси и немедленно приеду.
***
Маруся вбежала в приёмный покой хосписа, который выглядел очень аскетично: несколько дешёвых стульев вдоль стены, в углу засыхающий фикус, над ним – большая икона с горящей лампадкой. Маруся уронила рюкзак. Подняла. Из рук выпал мобильный телефон, глухо ударившись о кафельный пол. Подняла. Побежала по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки.
В больничном коридоре на стульчиках, держа друг друга за руки, сидели мама и бабушка. Они были похожи на полярников, плывущих на дрейфующей льдине по бескрайнему океану. Коридор, выкрашенный в белый цвет, длинной трубой уходил вдаль и заканчивался размытым пятном немытого оконного стекла.
Они уже не плакали. Наверное, всё выплакали. Просто сидели, о чём-то тихо переговариваясь. Бабушка носовым платком вытирала опухшие, уставшие от слёз покрасневшие глаза. Мама смотрела в пол и кивала головой в такт бабушкиным словам, с чем-то беззвучно соглашаясь.
Маруся обняла по очереди маму и бабушку.
– Что с дедушкой? Можете мне сказать? – требовательно спросила Маруся.
– У него полиморфная глиобластома, – ответила бабушка.
– А можно простыми словами. Так, чтобы я поняла, – Маруся теряла терпение.
– Рак головного мозга, – тяжело вздохнула мама. – Четвёртая стадия.
– Что-о? – у Маруси затряслись руки и губы. – Что это значит? Это как? Вот так – раз и рак? Так не бывает. И что значит четвёртая стадия? Их сколько всего? Сто? Двести? Девятьсот девяносто девять?
– Четыре, – ответила бабушка. – Четыре, Маруся.
– Этого не может быть! – у Маруси подкосились ноги. – Что говорит доктор?
Мама встала, обняла Марусю и крепко прижала к себе, поглаживая по голове и приговаривая:
– Тихо, Марусенька, тихо…Мы черпаем утешение там, где его находим. Ты должна быть мужественной…
– Ответь мне, мама, только честно, что сказал врач?! – Маруся вырвалась из маминых объятий.
– Прогноз неблагоприятный. Лечение сможет продлить жизнь от нескольких недель до нескольких месяцев.
– Бабушка! – Маруся бросилась к бабушке. – Как же так?
– Дедушка долго скрывал, терпел, ты же знаешь его. У него никогда ничего не болит и он ни на что никогда не жалуется. А тут, вот… оно… как получилось…
– К нему сейчас можно? – с надеждой спросила Маруся. – Я хочу его увидеть.
– У него произошли изменения зрения и слуха, появились проблемы с координацией движений, – тихо заговорила мама. – Он почти никого не узнаёт, Маруся…
– Кира, он ждёт её! От окна не отходит, – категорично отрезала бабушка. – Иди, Маруся. Иди, милая, не бойся, – бабушка поцеловала Марусю в лоб и перекрестила.
Маруся зашла в больничную палату: тишина, полумрак и запах лекарств. Дедушка, в домашней пижаме, стоял у окна и смотрел куда-то вдаль, никак не отреагировав на хлопнувшую дверь.
– Дедушка, – тихо позвала Маруся. – Это я пришла.
Дедушка продолжал молча смотреть в одну точку, беззвучно шевеля губами. Маруся подошла к нему вплотную. Взяла за руку, обтянутую сухой пожелтевшей кожей, через которую проступали синие вены, как контуры рек на географической карте. Рука оказалась шершавой и холодной. Маруся осторожно сжала её.
– Звёздочка моя пришла, – улыбнулся дедушка, не поворачивая головы. – А я жду тебя. Всё на улицу смотрю. Зима ведь уже на дворе. Холодно. А рука у тебя тёплая и мягкая, как в детстве. Помнишь, мы ходили к церкви голубей кормить? Шли вместе: ты в одной руке держала булку, а в другой мою руку. Я в эту минуту был самым счастливым человеком на земле.
– Конечно, помню, – Маруся старалась придать голосу бодрости. – Как ты, дедуля?
– Нормально. Я сам настоял, чтобы бабушка меня сюда привезла. Не хочу, чтобы вы видели, как я превращаюсь в другого человека. В вашей памяти я должен остаться прежним, – дедушка говорил ровным спокойным голосом. – Врач был. Про какие-то десять спасительных шагов мне толковал. Долго говорил, мудрёно. Только я не хочу спасаться. Поздно уже. Опоздал я. Мне другое надо.
– Что дедушка? Скажи, что надо? Я всё сделаю.
– У меня есть восемь желаний напоследок. Нет, постой. Ты ведь уже пришла, держишь за руку, говоришь со мной. Вот, значит уже семь осталось. Одно минус.
Слёзы тоненькими струйками потекли по Марусиным щекам, но она не стала их вытирать, боясь нарушить хрупкое равновесие момента. Маруся понимала, что дед с ней прощается и, наверное, навсегда.
– Помнишь, в детстве, тебе нельзя было мультики смотреть, а я разрешил. Пришла твоя мама и отругала нас. А ты тогда прижалась ко мне, как котёнок, и говоришь, что, когда вырастешь – никогда не будешь меня ругать. Помнишь?
– Помню, дедуля, помню.
– Ты молодец. Ты сдержала обещание, – дед помолчал и тяжело вздохнул. – Как жаль. Как же мне жаль.
– Что жаль, дедушка?
– Не успел с тобой договорить, как когда-то со своим дедом.
Маруся выскочила из больничной палаты, на ходу вытирая ладонью слёзы. Пробежала мимо плачущей мамы и бабушки, прямиком на улицу, на воздух. Входная дверь в приёмный покой с шумом захлопнулась, сквозняком погасив огонёк лампадки.
Дед равнодушно смотрел за окно, на улицу.
– Скоро опять зима, – прохрипел он. – Зябко мне.
***
Маруся выбежала из хосписа и, не в силах продолжать движение, рухнула на скамейку в больничном скверике, закрыв лицо руками.
– Поплачь, милая, поплачь. Вода очищает снаружи, а слёзы изнутри, – услышала Маруся рядом мужской голос.
Она убрала руки от лица и посмотрела на собеседника: морщинистый седой старик сидел на дальнем краю скамейки и курил папиросу, стряхивая пепел на землю.
– Сюда людей умирать приводят, – цинично заключил старик.
– Почему – «умирать»? И почему – «приводят»? – всхлипнула Маруся, вытерев ладошкой слёзы.
– Потому что здесь безнадёжные лежат. А если родственники приводят, а не выкидывают из дома, как надоевшего котёнка, то это очень даже хорошо. Значит, человека ещё любят и заботятся, – старик затушил окурок о край скамейки.
– Сегодня даже щенка нельзя на улицу выкинуть, тебя обязательно подвергнут абьюзу или публичной порке в соцсетях, – возразила Маруся.
– А почему же тогда до сих пор существуют детские дома или дома престарелых? – усмехнулся старик. – Родителей, бросивших детей или детей, бросивших родителей, ведь никто не травит? Их даже никто не осуждает.
– Детские дома были с давних времён, как мне кажется? – неуверенно ответила Маруся.
– В гражданскую войну или Отечественную – детские дома были нужны и, понятно, почему возникали. Родители погибали, а деток надо было на ноги ставить. Вот государство и заботилось о подрастающем поколении, – старик гневно сдвинул брови. – А сейчас, в это сытое и жирное время, какого ляда надо?
– У меня здесь дедушка. Он сам захотел сюда. Я его очень люблю. И я…, – Маруся снова заплакала.
– Печаль беде не помощник, – старик громко и натужно закашлял. – Твой дед – крепкий мужик. И решение принял правильное. А ты, я вижу, добрая девочка. Вон как по деду убиваешься. За доброту, заботу и чистосердечную помощь тебя нужно канонизировать, как святую. Таких как ты – мало осталось на этой земле.
Глава 5
1
Обед на большой перемене подходил к концу. Маруся лениво ковыряла вилкой котлету. Лука внимательно на неё смотрел, допивая компот.
– У тебя всё в порядке? Ты, кажется, чем- то расстроена.
– У меня как-то всё пошло под откос, – Маруся тяжело вздохнула. – Дедушка очень серьёзно болен. Я буквально не нахожу себе места от горя, а тут ещё эти мерзкие комментарии под моим постом.
– Какие комментарии? – Лука продолжал смотреть на Марусю.
Маруся вздохнула и вкратце рассказала неприятную историю, которая произошла накануне.
– Ты кого- то подозреваешь? – спросил Лука.
– Мне кажется, что тот, кто прислал мне эти комментарии и картинки должен быть со мной знаком. Чтобы понимать, чем меня можно задеть и обидеть, нужно непременно знать меня.
– Может это просто совпадение?
– Нет, Лука, таких совпадений не бывает. И мне кажется, что я знаю, кто это сделал.
Маруся встала и направилась к столу, за которым обедали Ева и София.
– Кто из вас «Храбрый Лев»? – Маруся села на свободный стул, глядя в упор на подружек.
– Не поняла, какой «Лев», Маруся? – Ева отложила вилку в сторону.
– Ты о чём вообще говоришь? – удивилась София.
– Хватит прикидываться! Я знаю, что вы мне писали эти мерзкие комментарии! – Маруся повысила голос. – Только я никому не позволю меня унижать! Поняли! Никому!
Маруся резко смахнула со стола открытые упаковки с едой. Йогурт разлетелся розовыми кляксами в разные стороны, испачкав одежду подружкам.
– Ну, это уже слишком, – услышала Маруся за спиной возмущённый голос Марии Ивановны. – Наконец-то ты нам показала своё истинное лицо. Макарова, встань и пройди со мной к директору школы.
Директор учебного заведения Сергей Сергеевич, всегда прибывал в доброжелательном настроении. Среди учеников и педагогов он имел беспрекословный авторитет, всегда справедливо решая школьные проблемы и конфликтные ситуации. Он оставался «последним из могикан» старой школы директоров, стоиком и поклонником педагогических идей Антона Семёновича Макаренко. Опираясь на теорию великого воспитателя, на которого он даже внешне был похож, Сергей Сергеевич требовал строго соблюдения её постулатов во вверенном ему учебном заведении.
Мария Ивановна эмоционально и в ярких красках описала директору школы ситуацию, произошедшею в столовой, сделав главным виновником Марусю Макарову.
– Не беспокойтесь Мария Ивановна, – заверил её Сергей Сергеевич тихим голосом. – Я во всём досконально разберусь. Будьте уверенны. Только для объективной оценки ситуации пригласите, пожалуйста, ко мне всех участников конфликта.
2
Сергей Сергеевич терпеливо и внимательно выслушал версию Евы и Софии об инциденте в столовой.
– А вот Макарова утверждает, что вы использовали кибербуллинг и писали ей агрессивные комментарии в сети, – директор школы внимательно смотрел на подружек. – Это, по её словам, и спровоцировало конфликт. Что на это скажите?
Ева от волнения запнулась и произнесла:
– Сир Сирыч, это не мы.
– Как вы меня назвали? – лицо директора вытянулось.
– Сергей Сергеевич, – поправилась Ева.
– Сергей Сергеевич, – повторила София.
Директор вздохнул и через короткую паузу продолжил:
– Я мудрый и опытный человек, проживший долгую жизнь. Я умею отделять зёрна от плевел. И мне кажется, что вы действительно этого не делали. Я вам верю девочки. Но, что- то здесь не так. Интуиция подсказывает, что вы не до конца откровенны.
Мария Ивановна, присутствовавшая при разговоре, заёрзала на стуле.
– Сергей Сергеевич, девочкам можно верить, – она заметно волновалась. – Я хорошо их знаю. Обучаю уже несколько лет. Могу поручиться, что это не они.
– Мария Ивановна, с Вами всё в порядке? – директор школы внимательно смотрел на педагога. – Вы побледнели и у Вас руки дрожат.
– Нет, нет. Всё хорошо. Я спокойна и ни за что не переживаю. Вообще ни за что.
– Это только дети могут быть беззаботными, но не взрослые. Тем более педагоги, – и обращаясь к девочкам продолжил. – Хорошо. Можете идти. Да, в качестве напутствия хочу сказать, что даже, когда выполняешь чужой приказ, важно знать, правильно ли ты поступаешь. Маруся, ты тоже можешь идти.
– Что будем делать с Макаровой? – спросила Мария Ивановна, когда девочки вышли.
– Помогать будем, – утвердительно ответил Сергей Сергеевич. – Травли в нашей школе я не допущу! Никогда!
– Но, она нарушила дисциплину, – возразила Мария Ивановна. – Мы должны отреагировать. Это наш педагогический долг, в конце концов.
– Хорошо. Отправим Макарову к психологу, – и, через паузу. – И Еву с Софией тоже.
– Вы снова нашли мудрое решение, Сергей Сергеевич, – преданно посмотрела на директора Мария Ивановна.
– Всегда есть люди, за которых стоит сражаться. Сейчас это мои ученики, уважаемая Мария Ивановна.
– Хочешь быть благородным и, как всегда, спасать мир? Да, Сергей? – тон Марии Ивановны поменялся с любезного на панибратский. – Помню, когда мы вместе учились в педагогическом институте, ты был честным, правильным, справедливым. Годы прошли, но ты всё такой же. Только сейчас мир не хочет, чтобы его спасали. Идеалы другие, Серёжа. Мотивация изменилась.
– Конечно, Маша, ты права и мир изменился. Но порядочность, совесть и чувство долга никто не отменял. И с момента прихода в школу мой мир – это дети, которых я учу.
– Ты, Сергей, так и остался идеалистом.
– А ты стала циником, Маша, – вздохнул Сергей. – А помнишь, первые уроки? Ты после них вся «горела», мечтала сделать революцию в учебном процессе, только и говорила, что о своих учениках.
– Всё, топливо кончилось, Сергей. Я выдохлась и устала. То, что раньше меня вдохновляло и радовало – теперь раздражает. Все эти вольнодумцы, с собственным мнением, одетые не в школьную форму, а в модные тряпки. Каждому из них улыбнись, удели внимание, при этом, сохраняя терпение и такт. И так двадцать четыре на семь. Ненавижу подростков. Родителей их нудных тоже ненавижу.
– У тебя ведь есть дочь? Да, Маша?
– Теперь уже нет, – Мария Ивановна злобно скрипнула зубами. – Мы с ней больше шести лет не видимся и не разговариваем. Нет поздравительных открыток на Новый год и день рождения. Нет долгих телефонных разговоров «за жизнь». Ничего нет.
– Почему, Маша?
– Идеологические разногласия на тему моральных ценностей и методов реализации жизненных целей. Я, Сергей, с недавних пор адепт старой школы обучения и воспитания.
– Так не бывает, – Сергей Сергеевич с сожалением покачал головой. – Я даже не представляю, что такого должен совершить твой ребёнок, чтобы с ним надо перестать общаться?
– У меня бывает, – жёстко возразила Мария Ивановна. – Это моя территория, и я не хочу отступать от своих принципов ни в личной жизни, ни в работе.
– Это плохо, Мария Ивановна, – в тон ей ответил Сергей Сергеевич.
***
Мария Ивановна буквально вывалилась в коридор из кабинета директора и глубоко вздохнула. Держась рукой за стену, восстановила дыхание. Пришла в себя, одёрнула полы короткого пиджака и направилась в класс.
– Хорошо, что вы ещё не ушли, – Мария Ивановна прикрыла за собой дверь. – Молодцы, девочки, молодцы. Не раскололись. А я, признаться, здорово переволновалась.
– Нам не в чем было сознаваться, – Ева спокойно смотрела на педагога. – Мы ничего не писали Макаровой.
– И не присылали гадких комментариев, – вставила София.
– Как это не присылали и не писали? – Мария Ивановна медленно села на стул. Ноги перестали слушаться. – Тогда кто это сделал?
– Мы не знаем.
– Мы не знаем.
– А почему вы не выполнили мою просьбу? – учитель гневно смотрела на подружек.
– Потому что мы не тупые, – неожиданно первой высказалась София.
– Мы не будем делать то, что считаем плохим и мерзким, – добавила Ева. – Идём, Соня.
– Сегодня не мой день, – Мария Ивановна обмякла, равнодушно глядя в пустоту. – Да, мы не всегда получаем то, на что рассчитываем.
***
Мария Ивановна вошла в класс. Ученики дружно встали, приветствуя педагога.
– Садитесь, садитесь все, – Мария Ивановна посмотрела поверх очков на присутствующих и указала рукой на Марусю. – Кроме тебя, Макарова.
Класс затих. Так замирает природа перед бурей или стихийным бедствием. Маруся стояла, наклонив голову на бок, и спокойно смотрела на педагога. Мария Ивановна долго молчала. Потом шумно выдохнула. Обошла учительский стол и опёрлась на него задом. Стол жалобно скрипнул.
– Скажи, Макарова, почему ты мне всё время возражаешь? – растерянно спросила Мария Ивановна.
– Я не возражаю. Просто у меня есть своё мнение, и я им делюсь.
– Ты думаешь, твоё мнение кому-то интересно? – снова спросила Мария Ивановна.
– Мне интересно, – встала Варя.
– И мне, и мне, и мне, – начали вставать одноклассники.
– Это что? Бунт? А вы революционеры? – Мария Ивановна смотрела на учеников, не веря своим глазам.
– Нет, – ответила за всех Ева. – Это новое поколение.
– Поколение Альфа, – улыбнулась София.
– Новые герои, – гордо добавил Гоша.
Мария Ивановна, не сказав ни слова, вышла из класса и, усталой походкой, побрела по коридору.
***
Физрук Владимир шумно вошёл в учительскую и резко остановился, как будто ударился головой о прозрачную невидимую стену.
– Мария Ивановна? – удивлённо таращил глаза на коллегу учитель физкультуры. – Здесь? Сейчас? Во время уроков? Ничего не понимаю.
– Это всё она, это всё она, – как мантру твердила Мария Ивановна одни и те же слова, раскачиваясь телом и отхлёбывая из кружки красную жидкость, пахнущей виноградом.
– Мария Ивановна, с Вами всё в порядке? – испуганно спросил физрук.
– Это всё она. Эта новенькая, Маруся Макарова, – злобно бросила взгляд в сторону Владимира Мария Ивановна. – Пришла и взбаламутила весь класс. А ведь были такие потрясающие детки, почти ручные. Делали всё, что скажу; рассказывали мне тайком обо всех проблемах класса; никогда не возражали. Вот этими руками, – Мария Ивановна подняла обе руки, как будто взвешивая товар, – был создан чудесный актив, который помогал поддерживать дисциплину. Я одним только взглядом могла навести порядок и всех успокоить. А теперь: одеваются, как хиппи; дерзят; у всех появилось собственное мнение.
Мария Ивановна сделала большой глоток из кружки, помолчала и, с надеждой посмотрев на физрука, спросила:
– А что будешь дальше?
– Дальше они будут строить новую счастливую жизнь, в которой не найдётся места мракобесию и волюнтаризму, – чётко отрапортовал Владимир.
– Что Вы сказали? – Мария Ивановна испуганно посмотрела на физрука. – Волюнтаризму? Господи, она и Вас заразила бунтарством и вольнодумством. Вас – железного непробиваемого дровосека, способного только дудеть в свисток и бегать на короткие дистанции. Теперь точно конец. Мой мир рухнул.
3
– Маруся, – Варя догнала одноклассницу на улице. – Прости, но я подслушала, о чём вы говорили в кабинете директора.
– Когда тайну знают двое – это уже не тайна, Варя. Я именно об этом хотела с тобой вчера поговорить.
– Я могу тебе помочь, – предложила Варя.
Маруся остановилась, глядя в упор на подругу.
– Как ты можешь помочь?
– Я могу вычислить того, кто писал тебе гадости.
– Ты, типа, крутой хакер? – Маруся улыбнулась. – Не знала. Что ты ещё от меня скрываешь?
– Не крутой хакер, но много чего могу, – Варя серьёзно смотрела на Марусю. – Пошли ко мне домой. У меня там всё налажено и техника мощная есть в наличии.
– Хорошо, пошли.
Комната Вари напоминала современный вычислительный центр.
– Я не понимаю, как можно узнать кто меня буллит в интернете, если нам даже не за что зацепиться? – пожала плечами Маруся.
– Послушай, – Варя села в большое удобное кресло перед тремя мониторами. – На самом деле, дилетантов, считающих себя крутыми хакерами, губят не какие-то супер технологии или крутые спецагенты. Все гораздо проще. Их губит самоуверенность, лень и глупость. Мне нужны для ввода твои исходные данные, а остальное, как говорится, дело техники.
– Варя, ты не перестаёшь меня удивлять, – улыбнулась Маруся.
– Диктуй данные, – Варя била по кнопкам клавиатуры, как пианист по клавишам рояля. – В данном случае, вообще всё просто. Чтобы хакера не вычислили, он обычно использует VPN для смены своего IP-адреса. А наш, похоже, оказался дилетантом или самоуверенным лентяем. У меня всё готово.
Варя развернулась в крутящемся кресле и тревожно посмотрела на Марусю.
– Только боюсь, что результат тебя не обрадует.
– Что это значит?
– Смотри, – Варя нажала клавишу и на экране появилась фотография.
– Не может быть, – Маруся с ужасом смотрела на монитор. – Как же так?
– Иногда собака кусает того, кто протягивает ей мясо, – Варя грустно вздохнула.
