А ещё у астронома Стратонова на чужбине отыскались два неисчерпаемых сокровища – память и самобытный литературный дар. Память о родине и умение черпать из родника этой памяти пригоршни ярких слов. Вот отрывок из написанного им под названием «Обыватели». Не поймёшь теперь, то ли смеётся он над тем, что никогда не умирало в его воображении, то ли видит это сквозь слёзы. Из книги Всеволода Стратонова «По волнам жизни»:
«В Муроме почти всё население – особенно его верхи, купечество, – было между собою сродни. С чужими родниться не любили. Муромляне вообще были большие консерваторы и, вместе с тем, большие патриоты своего города. Часто от них бывало слышно – и этому они сами искренне верили, – что лучшего места, чем их дыра, на свете быть не может.
Было несколько фамилий, которые в городском населении повторялись несчётное число раз. Такими фамилиями были, например: Суздальцевы, Зворыкины, Мяздриковы, Тагуновы и ещё две-три других. Богатыри они были, неладно скроенные да крепко сшитые. Их часто муромляне различали только по кличкам: Зворыкин глухой, или Суздальцев кривой, или Суздальцев у Вознесенья и т.п. Были, разумеется, в городе и другие фамилии, но лишь немного.
На верхах обывателей были купцы – старые, родовитые, тысячелетние купцы. Других профессий они не знали и знать не хотели. Только немногие откалывались и становились врачами, инженерами и пр. Но всегда и везде муромляне крепко держались друг за друга.
Многие сильно нажились, попадались и миллионеры. Но и большие богачи мало чем выделялись от остальных. Считалось дурным тоном выказывать своё богатство.
По железной дороге муромские богачи ездили не иначе, как в третьем классе. Если кто дерзал ездить во втором, его зло поносили за расточительность. Также не допускалось иметь в городе хорошие экипажи. Другое дело – лошадей; рысаков можно было иметь сколь угодно хороших, но всё же лучше не слишком дорогих. Щеголять же богатством экипажа – не годилось.
Но иногда бывали гулянья, например, катанье на маслянице, когда купчихам и купецким дочерям, что «на выданьи», полагалось щегольнуть своим богатством. Катающиеся женщины показывали свои меха, жемчуги да бриллианты. Особенно хороши бывали старинные, родовые, ещё прабабушкины кокошники, засыпанные жемчугами, бриллиантами да камнями самоцветными.
Все эти накопленные столетиями богатства, без сомнения, попали потом в руки большевиков.
Доминирующей чертой характера муромцев была скупость, доводимая до крайних пределов.
На благотворительном балу в реальном училище, в пользу нуждающихся учеников, – меня поразила манера благотворительных продавцов буквально виснуть на фалдах гостей, приставая именно, как банный лист, чтобы что-либо продать.
– Да разве в Муроме, – возражали на мое недоумение, – иначе можно? Если не приставать, как с ножом к горлу, так от этих толстосумов и двугривенного не вытянешь.
Но вразрез с этой скупостью шла традиция, чтобы во время приёмов на именинах или при других праздничных семейных оказиях пустить гостеприимство вовсю.
За неделю хозяйка начинала готовить всякие яства и закуски, особенно в холодное время, когда мороз позволял долго их сохранять. Приготовления заканчивались печением пирогов, – уже накануне празднества. Труд для хозяйки был великий, потому что прислуги держалось мало – на неё неохотно тратились.
«Сам» ездил в Москву закупать вина и закуски, которых нельзя было купить в Муроме.
Собирались гости, начиналось угощение. Стол заставлялся всеми видами закусок, какие только можно было найти в московских гастрономических магазинах или изготовить дома, – однако только закусками. Вокруг стола рассаживались одни лишь мужчины. Когда они наедались до отвала, уходили отдыхать в кабинет. Стол приводился в порядок, снова заставлялся закусками, но за ним рассаживались и наедались до отвалу одни только женщины.
И женщины отрывались, наконец, от стола и шли на женскую половину расстёгивать корсеты и юбки, готовясь к продолжению объедения. Стол же опять приводился в порядок и заставлялся рыбою, дичью и другими основательными блюдами.
Снова наедались сперва мужчины, а после них женщины.
Через некоторое время новая смена стола: сладкие блюда, фрукты, соответственные вина. И так объедались целый день.
После обеда на одном из таких приемов я спросил гостеприимного хозяина Н. В. Суздальцева, одного из самых именитых муромских купцов:
– Ну, и мастерица же ваша супруга! Поцеловали ли вы ей ручку за то, что она наготовила?
– Какое там ручку… Все поцеловал, что полагается!
Особенно замечательны были муромские пироги, необыкновенно пухлые. Очень вкусен был пирог, называвшийся в Муроме почему-то «наполеоновским». Была в городе одна вдова, специалистка по его изготовлению. Пирог состоял из нескольких слоев, разделенных между собой: слой с мясом, рыба с вязигой, капуста, что-то еще… Казалось, что кусок такого пирога, толщиной чуть ли не в три вершка, в рот не пойдет. Шел, однако, да еще как вкусно было.
На маслянице муромские купцы начинали объедаться блинами еще чуть ли не в постели».
Религиозный и политический философ, публицист. Активно участвовал в европейском философском процессе. В 1942–1948 гг. был семь раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе. Мысли Бердяева принадлежат к вершинам так называемого «христианского экзистенциализма», которому талант русского философа придал значительную популярность на Западе.
След в России
В 1894 году юный Бердяев, происходивший из старинной дворянской семьи, поступил в киевский кадетский корпус. Обстановка военного учебного заведения оказалась для него неподходящей, и он переходит на естественный факультет знаменитого киевского Университета Святого Владимира. Был арестован за участие в Киевском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» и выслан в Вологду, где, как он позже напишет, «вернулся я от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству». Позже участвовал во многих начинаниях общественной жизни Серебряного века, став завсегдатаем литературных объединений Петербурга, принимая участие в занятиях Религиозно-философского общества в Москве. Тут судьба сводит его со многими ярчайшими представителями времени. Он активно включается в литературную жизнь, печатается в журналах и сборниках вместе с А. Блоком, А. Белым, Д. Мережковским, В. Ивановым, Л. Шестовым, В. Брюсовым. Сам издаёт журналы, собирает по вторникам единомышленников на домашние «мировоззренческие вечера». Уже в то время его философские взгляды привлекают внимание выдающихся современников. Только В. Розанов напишет об одной из его книг четырнадцать статей. Бердяев – участник трёх программных сборников, с которыми выступила тогда русская либеральная интеллигенция: «Проблемы социализма», «Вехи», «Из глубины». Февральскую революцию встретил с пониманием, был даже членом какого-то комитета во Временном правительстве. В первые годы Советской власти «официальная» карьера Бердяева приобрела неожиданный размах. Он входит в руководство Московского Союза писателей, и даже некоторое время руководит им. Пользуясь покровительством Каменева, основывает Вольную Академию философской культуры. Избирается профессором Московского университета.
Причины изгнания
Получив от большевиков охранную грамоту на квартиру и библиотеку, да и на собственную жизнь тоже, он, тем не менее, не желал иметь с ними ничего общего, считал, что: «Большевизм есть рационалистическое безумие, мания окончательного регулирования жизни, опирающаяся на иррациональную народную стихию».
Этим он вызвал следующую характеристику себе в списке литераторов, подлежащих изгнанию: «Бердяев Н. А. Близок к издательству “Берег”, проходил по делу Так[тического] центра и по Союзу возрождения. Монархист, потом кадет правого устремления. Черносотенец, религиозно настроенный, принимает участие в церковной контрреволюции. Ионов и Полянский за высылку в пределы Сов[етской] России. Комиссия с участием т. Богданова и др. за высылку за границу».
Дважды при советской власти попадал в тюрьму. Об этом известно из его автобиографических записок «Самопознание»: «Первый раз я был арестован в 1920 году в связи с делом так называемого Тактического центра, к которому никакого прямого отношения не имел. Но было арестовано много моих хороших знакомых. В результате был большой процесс, но я к нему привлечён не был». Бердяев отметил особо, что во время этого ареста его допрашивали лично Феликс Дзержинский и Вацлав Менжинский. И далее: «Некоторое время я жил сравнительно спокойно. Положение начало меняться с весны 22 года. Образовался антирелигиозный фронт, начались антирелигиозные преследования. Лето 22 года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москвы-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий. Леса около Барвихи были чудесные, мы увлекались собиранием грибов. Мы забывали о кошмарном режиме, он чувствовался меньше в деревне. Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за всё лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезён в тюрьму Чека, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе СССР я буду расстрелян… Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать, и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться. Но вместе с тем было чувство, что я попаду в более свободный мир и смогу дышать более свободным воздухом. Я не думал, что изгнание моё продлится 25 лет. В отъезде было для меня много мучительного… Но мне предстоял ещё длинный и интересный путь на Западе и очень творческая для меня эпоха. В моей высылке я почувствовал что-то провиденциальное и значительное. То было свершение моей судьбы».
От первого лица
В той же книге «Самопознание» он писал о своей жизни и, конечно, об истоках своей философии: «Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей Родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб. Я видел трансформации, приспособления и измены людей, и это, может быть, было самое тяжёлое в жизни. Из испытаний, которые мне пришлось пережить, я вынес веру, что меня хранила Высшая Сила и не допускала погибнуть. Эпохи, столь наполненные событиями и изменениями, принято считать интересными и значительными, но это же эпохи несчастные и страдальческие для отдельных людей, для целых поколений. История не щадит человеческой личности и даже не замечает её… И я ещё не знаю, чем окончатся мировые потрясения. Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей Родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании».
Что он сделал в Европе
С 1922 по 1924 гг. Бердяев живёт в Берлине. Уже в эту эпоху он приобретает репутацию ведущего философа послевоенной Европы. В 1924-го года Бердяев переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. «В последние годы, – напишет об этом Бердяев, – произошло небольшое изменение в нашем материальном положении, я получил наследство, хотя и скромное, и стал владельцем павильона с садом в Кламаре. В первый раз в жизни, уже в изгнании, я имел собственность и жил в собственном доме, хотя и продолжал нуждаться, всегда не хватало». В Кламаре раз в неделю, по примеру московских философских посиделок, устраивались «воскресенья» с чаепитиями, на которые собирались друзья и почитатели Бердяева, происходили беседы и обсуждения разнообразных вопросов и где «можно было говорить обо всём, высказывать мнения самые противоположные».
Принимал активное участие в работе Русского студенческого христианского движения (РСХД), являлся одним из его главных идеологов. Авторитет Бердяева в Европе продолжает расти. Необычайной популярностью, в частности, пользуется изданная им в эти годы книга «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы». Она мгновенно была переведена на множество языков. Он создаёт журнал «Путь», просуществовавший до 1940-го года, и именно в нём увидят свет большинство его основных статей. В «Пути» публиковали свои сочинения и самые видные представители европейской философии. Так что Бердяев своим журналом активно двинул вперёд развитие европейского философского процесса. Работал редактором в издательстве «YMCA-PRESS», выпускавшем книги русских эмигрантов. В 1947 в Кембридже он получит почётное звание доктора honoris causa, присуждаемого без защиты диссертации на основании значительных заслуг перед мировой наукой и культурой. Продолжил разработку основных философских тем, оказав воздействие на развитие западноевропейской мысли. Запад долгое время изучал Россию «по Бердяеву».
Начало второй мировой войны и война фашистской Германии с СССР обострила патриотические чувства Бердяева… Первой послевоенной книгой стала «Русская идея» (Париж, 1946). Она посвящена осмыслению истории русской философии, но и глубоко патриотична. Один только этот случай может раскрыть тайну жизненной и злободневной наполненности его философии.
Философский его патриотизм, выраженный, в частности, в этой лучшей книге его заключается в следующем. Бердяев сформулировал тут надежду, ставшую его завещанием и опорой последних дней. Он надеялся на то, что в постсоветской России, в которой мы теперь и живём, будет создан иной, более справедливый, чем просто необуржуазный и неокапиталистический строй, и она сможет выполнить предназначенную ей миссию – стать объединительницей восточного (религиозного) и западного (гуманистического) начал истории.
О том, что идеи Бердяева остаются созвучными времени, свидетельствует, в частности, такой факт. Президент Путин процитировал его в прошлогоднем послании Федеральному собранию, и это вызвало оживленную дискуссию в медийном пространстве. А «Известия» сообщили даже, что некоторые произведения Бердяева теперь настоятельно рекомендуются к прочтению чиновникам из высших эшелонов власти.
«Я постоянно слышу, что у меня “мировое имя”… Я очень известен в Европе и Америке, даже в Азии и Австралии, переведён на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают, – это моя Родина…». Эта горькая его констатация теперь уже недействительна. Он снова становится необходим нам. Например, в части предложенной им национальной идеи, которую мы опять упорно ищем и не можем отыскать. Так что нам, возможно, ещё предстоит новое, самое грандиозное открытие идей Николая Бердяева.
Умер Бердяев в своём доме в Кламаре от разрыва сердца. За две недели до смерти он завершил книгу «Царство Духа и Царство Кесаря», и у него уже созрел план новой книги, написать которую не успел. Похоронен в Кламаре, на городском кладбище Буа-Тардьё
Несколько слов от автора
Вот какая есть интересная подсказка, откуда берутся глубокие философские настроения и даже прозрения. В эмигрантской жизни Николая Бердяева произошло одно событие, которое большинству людей может показаться вовсе незначительным, вполне обыденным. Однако Бердяеву оно принесло подлинно духовное страдание. Умер кот, которого на французский манер называли Мури – любимец семьи. «Страдания Мури перед смертью я пережил, как страдание всей твари… Я очень редко и с трудом плачу, но, когда умер Мури, я горько плакал. И смерть его, такой очаровательной Божьей твари, была для меня переживание смерти вообще, смерти тех, кого любишь…» («Самопознание»).
И дальше:
«После мучительной болезни умер наш дорогой Мури. Страдания Мури перед смертью я пережил, как страдание всей твари. Через него я чувствовал себя соединенным со всей тварью, ждущей избавления. Было необыкновенно трогательно, как накануне смерти умирающий Мури пробрался с трудом в комнату Лидии (жена Н. Бердяева), которая сама уже была тяжело больна, и вскочил к ней на кровать, он пришёл прощаться.
Я очень редко и с трудом плачу, но, когда умер Мури, я горько плакал.
И смерть его, такой очаровательной Божьей твари, была для меня переживанием смерти вообще, смерти тех, кого любишь.
Я требовал для Мури вечной жизни, требовал для себя вечной жизни с Мури.
Я долгое время совсем не мог о нём говорить.
Я всё время представлял себе, что он прыгает ко мне на колени. Когда мы громко читали по вечерам, то Мури любил быть с нами, он всегда являлся, хотя спал в другой комнате, и прыгал ко мне на колени…
В связи со смертью Мури я пережил необыкновенно конкретно проблему бессмертия.
В нашем саду, под деревом, могила Мури.
Проходя мимо могилы, я думал о бессмертии конкретно образно, а не отвлеченно.
Мне противна идея безличного бессмертия, в котором исчезает всё неповторимо и незаменимо индивидуальное…».
Русский философ, писатель и публицист, сторонник Белого движения и ярый противник коммунистической власти в России, враг марксизма и большевизма, идеолог Русского общевоинского союза (РОВС). Был консервативным монархистом и славянофилом. В эмиграции открыто симпатизировал фашизму, пропагандировал идеи национализма и нацизма. Взгляды Ильина сильно повлияли на мировоззрение других русских интеллектуалов консервативного направления XX века.
След в России
Учился в 1-ой Московской гимназии, среди питомцев которой были Тихонравов, Вл. Соловьев, Милюков. Окончил гимназию с золотой медалью. Это давало ему возможность поступить в любой ВУЗ России. Он выбрал Московский университет и, конкретно, юридический факультет. Получил блестящее знание права, которое изучал под руководством выдающегося философа-правоведа П. И. Новгородцева. Уже тогда у него сложился глубокий интерес к философии. В 1918 году защитил диссертацию на тему «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» и одновременно стал профессором правоведения. Один из его оппонентов при защите диссертации князь Е. Н. Трубецкой рекомендовал оставить Ильина лектором на кафедре права. После октябрьской революции Ильин продолжает читать лекции на юридическом факультете Московского университета и в других высших учебных заведениях Москвы. Однако активно противостоит официальной политике, отстаивает принципы академической свободы. Позицию свою к властям он определил чётко: «Уходят ли от постели больной матери? Да ещё с чувством виновности в её болезни? Да, уходят – разве только за врачом и лекарством. Но, (уходя за лекарством и врачом, оставляют кого-нибудь у её изголовья). И вот – у этого изголовья мы и остались. Мы считали, что каждый, кто не идёт к белым и кому не грозит прямая казнь, должен оставаться на месте».
Иван Ильин был философом того типа, для которого занятия философией не означали отказ от политической борьбы. Можно ли было оставаться русским мыслителем и не видеть при этом, что происходит с Родиной?
Причины изгнания
В списке высылаемых из России интеллигентов, утверждённом Постановлением Политбюро ЦК РКП(б) от 10 августа 1922-го года, он обозначен шестнадцатым номером: «Ильин И. А. Профессор философии. Проживает по Крестовоздвиженскому пер., [д.] 2/12, кв. 36. Весною 1920 г. был арестован по делу Тактического центра в связи с происходившими у него на квартире собраниями членов Нац[ионального] центра. Настроен определённо антисоветски. Весною сего года посещал нелегальные собрания на квартире профессора Авинова, где читались рефераты и доклады контрреволюционного характера. Арестовать, выслать за границу. Главпрофобр за высылку».
Шесть раз его арестовывали, дважды судили (30 ноября 1918 года на Президиуме Коллегии Отдела по борьбе с контрреволюцией и 28 декабря 1918 года в Московском Революционном Трибунале). Последний раз Ильина арестовали 4 сентября 1922 года и опять обвинили в том, что он «с момента октябрьского переворота до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-Крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности».
26 сентября Ильин и его жена вместе с большой группой высылаемых за границу учёных, философов и литераторов отплыли первым рейсом «философского парохода» из Петрограда в Штеттин, в Германию.
От первого лица
Из очерка «О воспитании в грядущей России»: «Грядущая Россия будет нуждаться в новом, предметном питании русского духовного характера, не просто в “образовании” (ныне обозначаемом в Советии пошлым и постылым словом “учеба”), ибо образование, само по себе, есть дело памяти, смекалки и практических умений в отрыве от духа, совести, веры и характера. Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно даёт в его распоряжение жизненно выгодные возможности, технические умения, которыми он, – бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный, – и начинает злоупотреблять. Надо раз навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей; и что формальная “образованность” вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации».
Что он сделал в Европе
В Берлине Ильин принял участие в создании центра русской культуры: в частности, был одним из организаторов, профессором и деканом Русского Научного института, позже стал деканом юридического факультета. Избран членом-корреспондентом Славянского института при Лондонском университете. Организовал журнал «Русский Колокол» в продолжение традиций «Колокола», издаваемого Герценом, читал лекции по русской культуре, стал главным идеологом Белого движения. Его деятельность не нашла одобрения у нацистской власти в Германии, он был вынужден бежать в Швейцарию, где обосновался в пригороде Цюриха Цолликоне.
В политическом смысле, Ильин стоял на правых позициях, причем не всегда эти позиции были умеренного характера. Есть у него и некоторые убеждения, пожалуй, сомнительного свойства: «Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе». Это объясняется, конечно, величайшей его ненавистью к коммунизму.
Чем занимался за границей
Стал одним из организаторов, профессором и деканом Русского Научного института в Берлине. Избран членом-корреспондентом Славянского института при Лондонском университете. Организовал журнал «Русский Колокол» в продолжение традиций «Колокола», издаваемого Герценым, читал лекции по русской культуре, стал главным идеологом Белого движения. В политическом смысле стоял на правых позициях, не всегда умеренного характера. Открыто симпатизировал фашизму. «…Я категорически отказываюсь расценивать события последних трёх месяцев в Германии с точки зрения немецких евреев… То, что происходит в Германии, есть огромный политический и социальный переворот…Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе…». До конца своих дней не оставлял надежды увидеть крах коммунистической идеологии в России, мечтал о восстановлении национального государства. Этим объясняется обилие его работ о будущем государственном обустройстве России. «Всё, что я уже написал и ещё пишу, и ещё напишу, – всё посвящено возрождению России, её обновлению и её расцвету», – признавался в 1950 году. Назначение будущей власти связывал с её способностью защищать русские интересы. «Мы не знаем, – писал Ильин, – как сложится государственная власть в России после большевиков. Но знаем, что если она будет антинациональной и противогосударственной, угодливой по отношению к иностранцам, расчленяющей страну и патриотически безыдейной, то революция не прекратится, а вступит в фазу новой гибели».
Ильин до конца своих дней не оставлял надежды на крах коммунистической идеологии в России, мечтал о восстановлении национального государства. Этим объясняется обилие его работ о будущем государственном обустройстве России.
Так что, пожалуй, теперь его можно назвать самым актуальным и современным российским философом и политиком. Это можно подтвердить, тем фактом, например, что несколько лет назад кремлевская администрация подарила губернаторам и членам партии «Единая Россия» книги, рекомендованные для вдумчивого чтения, в том числе «Наши задачи» Ивана Ильина.
О чем это говорит? Иван Ильин является и самым проницательным русским философом: более полувека назад он ответил на многие вопросы, которые и сегодня стоят перед властью.
Творческое наследие Ильина огромно. Оно насчитывает более четырёх десятков книг и брошюр, несколько сот статей, более ста лекций и огромное количество писем. Это великое творческое наследие, из которого нам предстоит многое ещё почерпнуть.
Иван Ильин умер в Швейцарии в возрасте семидесяти одного года. В октябре 2005-го года прах И. А. Ильина и его жены был перезахоронен в некрополе Донского монастыря в Москве, рядом с могилой А. И. Деникина и недалеко от могилы И. С. Шмелёва.
Советы нынешней России из прошлого