Федор Белкин
СНВ
Ей вдруг стало грустно. Тень сомнений вновь поднялась из глубин её души и встревожила её сердце. Она снова присела на корточки.
– Мне вас не хватало, Альберт, – едва слышно произнесла Надежда Александровна.
– Добрый вечер, – ответил улыбающийся невысокий мужчина с небрежно уложенными седыми волосами.
Он присел рядом и закурил трубку.
– Кто ещё сегодня будет? – спросил мужчина.
– Я приглашала Германа. А вот и он!
К ним подошёл высокий худой мужчина в соломенной шляпе и очках в круглой оправе. Он снял пиджак, постелил его на гальку и уселся прямо на него, а затем достал сигарету и закурил.
– Приветствую, друзья! – сказал мужчина и улыбнулся, – сегодня ты снова решила пройтись по нашей эпохе.
Надежда Александровна усмехнулась.
– Во Вселенных, знаете ли, достаточно тоскливо и одиноко. Поэтому во времена, когда я не помогаю людям отыскать свой путь, я размышляю о своём пути и своём предназначении. Ну так что, господа Эйнштейн и Гессе, как думаете, если я создала всё сущее, то кто же тогда, чёрт возьми, создал меня?
Солнце скрылось за горизонтом, уступив костру важную должность согревающего элемента. Всё меньше людей прогуливалось вдоль береговой линии. Но издалека всё ещё можно было услышать увлекательнейшую беседу двух великих людей с Создательницей.
Эпилог
Двери класса открылись. Внутрь неспешно зашли дети и стали занимать свои места. Поверхность парты, напоминающая сенсорный экран, генерировала две голограммы с именами учеников. Голограмма исчезала, как только ученик находил своё место и садился на стул.
На огромной мультимедийной доске, которая занимала почти всю стену, появилась тема урока. Из угла, где стоял учительский стол, послышался приятный женский голос:
– Добрый день, девятый «джи».
Класс хором поприветствовал учителя. На сенсорных партах всплыли окна, дублирующие тему урока: «Девальвация мирового искусства. Предвестники бури».
— Меня зовут Неронина Дарья Сергеевна, – продолжила учительница, — Светлана Георгиевна приболела, её решили отправить на лечение, поэтому следующие две, а может, три недели уроки по искусству у вас буду вести я.
Лица детей вдруг изменились. Они, не выдавая вслух всеобщего возмущения и непонимания, стали переглядываться друг с другом, сходясь в молчаливом согласии, что произошло что-то странное, сулившее им, детям, некие сложности. Дарья Сергеевна поняла реакцию учеников и поспешила их успокоить:
– Понимаю ваше возмущение, вы готовили итоговые годовые проекты под руководством Светланы Георгиевны, но не волнуйтесь так. Неужели вы подумали, что я не удосужилась получить у неё всю информацию и досконально изучить не только темы ваших проектов, но и особенности каждой группы учеников. Поэтому вам не стоит волноваться насчёт моей субъективности и предвзятости, поверьте, я буду учитывать опыт Светланы Георгиевны в полном объёме. Ваши оценки будут объективны.
Эти слова успокоили детей, коллективное возмущение испарилось. Кто-то из учеников, реагируя на слова, произнесённые учительницей, дотронулся до своей половины сенсорной парты, и в левом углу мультимедийной доски тут же появился улыбающийся эмодзи и пробежал по экрану вверх. Дети вмиг оживились, и на доске теперь можно было наблюдать поток сердечек, огоньков, классов и другие символы.
– Вот и отлично, – прокомментировала происходящее Дарья Сергеевна, а на доске появился и её радостный эмодзи. – Значит, смело можно продолжать с того места, на котором мы остановились в прошлый раз. Третья группа, пожалуйста, вам слово.
На сенсорных партах учеников, которые входили в третью группу, появились соответствующие напоминания. Тот, кто получал уведомление, выходил к доске. Через несколько секунд у доски собралась группа из семи учеников. На всех экранах появилась презентация проекта выступающей группы.
– Времени с прошлого занятия прошло достаточно, поэтому, думаю, будет полезно освежить его в памяти, – предложила Дарья Сергеевна, и в левом углу доски снова посыпались эмодзи, выражающие всеобщее согласие.
Следующие пятнадцать минут дети смотрели видеоролик, содержащий ключевые, по мнению Дарьи Сергеевны, моменты выступления группы номер три с прошлого занятия. Когда видеоролик кончился, на экране снова появилась презентация, отображающая слайд «Выводы». Нижняя часть мультимедийной доски представляла собой панель с узкими ячейками. Одна из этих ячеек неожиданно открылась и автоматически выехала вперёд.
– Антон, твоя очередь.
Один из участников группы номер три подошёл к ячейке и взял из неё планшет. Он был в смятении и попытался найти поддержки у группы, но вдруг понял, что все её члены так же растеряны, как и он, явно волнуются и в данную минуту ничем не могут ему помочь.
– Не волнуйся, ты знаешь, что делать, – обратилась к юноше Дарья Сергеевна.
Антон посмотрел в сторону учителя и начал читать с планшета:
– Текст перегружен различной терминологией. По отношению к чрезмерно большому количеству отсылок к поп-культуре и часто встречаемому так называемому «неймдроппингу», мнение нашей группы разделилось, поэтому мы сознательно опустили комментарии на этот счёт, будучи полностью убеждёнными, что на окончательный вывод они не повлияют.
Разноцветные эмодзи снова заполнили доску. Рассмотреть картинки презентации не удавалось из-за обилия реакций, поэтому Дарья Сергеевна попросила детей поумерить свой пыл и дождаться окончания выступления группы. Антон продолжил читать:
– Использование в тексте обсценной лексики и сленга не всегда удаётся оправдать стилистической особенностью; в некоторых моментах она приобретает назойливый, а где-то неуместный характер и явно мешает воспринимать написанное. Это могло, в нашем понимании, свидетельствовать о попытке автора говорить языком современным, языком поколения, к которому он, сам автор, уже не принадлежал. Однако при более подробном анализе такой своеобразной стилистики языка мы единогласно пришли к выводу, который напрашивался у нас с самого начала изучения текста и который мы осмелимся озвучить в конце нашего доклада.
После этих слов дети стали посылать на доску символы, обозначающие тревожность, интерес и любопытство. Экран заполнился вопросиками, эмодзи с широко открытыми ртами, некоторые дети вывели на доску короткие комментарии из двух, но не более слов: «Какими?» «Что дальше?» «Какой вывод?».
– Отлично, девятый «джи». Очень хорошие и правильные реакции. Антон, продолжай, – дала команду Дарья Сергеевна.
Антон продолжил:
– Полнота раскрытия тем, затронутых в тексте, также подвергается с нашей стороны сомнению. Несмотря на кажущуюся на первый взгляд глубину и важность поставленных автором вопросов, при более глубоком и детальном изучении становится очевидна некоторая поверхностность, грубая субъективность и, возможно, некомпетентность автора в тех или иных областях знаний. В анализируемом нами тексте чувствуется рваная, резкая, иногда сумбурная манера повествования. Мы, в данном случае не без иронии, осмелимся применить к этому наблюдению метафору, к которой сам автор текста прибегает в одной из глав, где речь идёт о жизнеописании. В качестве фундамента для метафоры используется одна из древнейших социальных сетей. Наша группа осмелится, ни в коем случае не претендуя на оригинальность, а тем более на возможность признания нашего текста в литературном сообществе, как заслуживающего внимания и имеющего художественную ценность, назвать прочитанный нами текст: «Роман-тик-ток». Также просим обратить ваше внимание на дуализм, присущий характеристике, которую мы дали прочитанному тексту. Однако дуализм, признаёмся, заложенный нами неосознанно: автор, по нашему глубокому убеждению, написал «Роман-тик-ток», потому что был ещё по своей сущности, натуре и архитектуре Романтиком.
– Здорово, здорово! – неожиданно оживилась от восторга Дарья Сергеевна.
– Основываясь на всём вышеперечисленном, мы, группа, занимавшаяся изучением текста, пришли к единогласному мнению, которое готовы продемонстрировать и озвучить для присутствующей здесь аудитории. Не только изучаемый нами текст, который носит название «Супергерой нашего времени», но и текст нашего доклада, который мы, группа номер три, озвучивали на протяжении трёх занятий в этом классе, характеризуются, описываются и подлежат обязательной маркировке из двух слов.
На мультимедийной доске появилась картинка с надписью.
– Создано нейросетью, – завершил Антон доклад группы номер три.
Когда все лайки кончились, прозвенел звонок. Антон положил планшет в ячейку мультимедийной доски. Все сенсорные парты погасли.
– Спасибо за урок, девятый «джи». Увидимся на следующей неделе.
Дети посмотрели на учительский стол, который тоже имел вид сенсорной панели. На ней была открыта консоль с программным кодом.
– До свидания, – сказали дети хором.
В этот момент учительская панель сгенерировала новую строчку, а из динамиков послышался радостный голос:
– До свидания!
Ученики вышли из класса и отравились на очередной урок.
ЗАКАТ ПОКОЛЕНИЯ МИЛЛЕНИАЛОВ
Цитата без автора
Это случилось со мной, кажется, пару дней назад. Отчётливо помню, как я услышал противный сигнал машины, а затем и крик того, кто сигналил: «Свали с дороги, старый мудак». Кажется, он сказал именно так. Только тогда я осознал, что стою, уставившись на страницы потрепанной рукописи, прямо посреди проезжей части. Я не замечал того, что мешаю движению. Даже брошенное в мою сторону оскорбление будто отскочило от невидимой брони я был слишком погружён в себя. Однако оценка «старый» царапнула больнее, чем пошлое «мудак».
Я сделал несколько шагов вперёд и оказался на тротуаре. Движение по заблокированной мною полосе возобновилось, а я продолжил пристально всматриваться в рукопись. Меня не интересовал весь текст, я вдруг понял, что уже несколько минут перечитываю одну и ту же фразу: «Если принялся жалеть одного, будь готов делать это со всем миром». Я не мог вспомнить, кому принадлежит это высказывание. Обложка рукописи не дала никаких подсказок, она была изрядно испорчена какой-то чёрной субстанцией, имя автора я рассмотреть не мог. Я медленно шёл по тротуару, сквозь поток толкающих друг друга людей. Погрузившись в себя, я снова оказался защищённым от внешнего мира и ненужных прикосновений.
Я размышлял, пытался вспомнить. Может быть, Ницще? Нет, слабовато для него. Шопенгауэр? Хм, если только поздний, но тоже вряд ли. В этой цитате слишком много любви и сострадания – может быть, Фромм? Библия, Упанишады? Я перебирал в уме всех знакомых мне авторов и не заметил, как меня с шумного тротуара прибило к тихому переулку. Я присел на скамейку напротив небольшой сувенирной лавки и мне на пару минут удалось отвлечься от цитаты. В отражении витрины моё лицо показалось мне странным, словно искажённым глитчем. А седина в волосах, будто впервые бросившись в глаза, ударила неожиданной мыслью: «А я ведь в самом деле уже стар».
Я снова переключился вовне. Витрина пыталась продавать кепки и майки с нелепыми принтами, блюдца с росписью, шапки-ушанки, матрешки и прочую мелочь. Я смотрел на это с ухмылкой, но вмиг понял, что абсолютно согласен с тем, о чём с витрины кричали мне металлические магниты. «Я люблю этот город», – в очередной раз признался я себе и побрёл вглубь переулка подальше от назойливой витрины и ближе к забытому автору.
Я снова открыл рукопись и перечитал цитату. Она точно была мне знакома, я точно видел её раньше, и я без всяких сомнений знал, кто её автор. В те минуты я был буквально одержим идей, что непременно должен вспомнить. Ещё никогда в жизни моя память не была настолько мне не подвластна. В голове возникали образы из детства, молодости и зрелости; я листал эту мысленную ленту с именами и книгами, статьями и фильмами, постами и роликами – тщетно. Я мог сиюминутно узнать автора, стоило лишь банально загу́глить, но именно вспомнить стало делом принципа и обладало в те минуты особой, священной важностью.
Через переулок я вышел к центральному парку. Ранний ноябрь уже умертвил почти все деревья, оставив их, совершенно голых, дожидаться следующей жизни. Я снова открыл рукопись, но на этот раз в глаза мне бросился другой текст. На странице были чьи-то воспоминания о детстве, золотой осени и этом парке. Вдруг земля слегка двинулась подо мной, я почувствовал лёгкое головокружение, а перед глазами стали возникать яркие вспышки света. Я посмотрел вниз, пытаясь сохранить баланс, а когда вновь поднял голову, парк уже был другим, снова тёплым и живым. Красно-жёлтая реальность манила меня, звала меня к себе, разрешала заблудиться в ней и остаться там навсегда. Моё сердце сначала сжалось, а потом радостно затрепетало, разливая по моему телу реки светлого тепла.
Я судорожно открыл следующую страницу рукописи и стал жадно читать вслух: «Я часто вспоминаю день, когда Кристину выписали из роддома и я наконец смог увидеть сына – моего Артура. На заднем дворе всё уже было готово для вечеринки…»
Я не успел дочитать, как вдруг почувствовал, будто моя голова трещит по швам. Из картинки тёплого парка, которая была перед моими глазами, будто молодой зуб резалась новая реальность. Она показалась мне знакомой, и я разрешил ей меня поглотить. Через секунду я стоял на заднем дворе своего дома и в исступлении смотрел на рукопись. Кто-то подошёл ко мне сзади и слегка дотронулся до моего плеча.
– Ты кто такой? Что я здесь делаю? – я кричал на него, не понимая, что это за человек и что он делает на моем участке. – Чья это рукопись? Кто это сказал? Кто написал эту цитату, я должен вспомнить! – я не мог успокоиться и попытался убрать его руку, но человек не собирался меня отпускать.
– Пап, ты снова забыл. Успокойся, папа.
Но я уже не мог остановиться и продолжал вопить о цитате без автора. Я упал на колени и умолял, как мне тогда казалось, незнакомого человека рассказать мне, чья это рукопись. Он склонился передо мной и тихо ответил:
– Это твои слова, папа. Это твоя рукопись.
Я стоял на коленях рядом со своим сыном и тихо плакал. Это случилось со мной, кажется, пару дней назад…
Диалог без свидетелей
Когда я вошёл в комнату, все уже были на своих местах. За длинным деревянным столом сидели восемь человек. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Четыре человека с одной и четыре с другой стороны – они молча уставились друг в друга и будто находились в пограничном состоянии. Ни живые, ни мёртвые. Некоторые больше походили на восковые фигуры. Я вспомнил про эффект «зловещей долины» и с отвращением скривился.
Комната не имела физических границ. Я находился в однотонном белом пространстве. Где стены врезались в пол, понять было невозможно. Поэтому всё материальное казалось ввинченным в пустоту: стол, стулья, дверь в комнату и мы. Больше в комнате не было ничего.
Я присел во главе стола и стал перечислять вслух:
Иешуа Га-Ноцри,
Нео,
Дарт Вейдер,
Форрест Гамп,
Вавилен Татарский,
Сидхартха,
Растин Коул,
Ганнибал Лектер.
Я был доволен собравшейся компанией и заговорил:
– Друзья, я собрал вас здесь, потому что мне нужна помощь. Постарайтесь меня внимательно выслушать, а затем, не спрашивая, зачем мне это, сделать то, что я попрошу. Вы все, без сомнения, яркие, даже великие персонажи. Каждый своего времени, но тем не менее. Вы все созданы талантливыми авторами, которые знали, чего хотели от жизни и от вас. Но давайте будем честны: у вас есть собственная воля, собственные мысли, собственное мнение! Я сейчас на несколько минут выйду за дверь, а вы просто поговорите друг с другом. Вот прямо о чём душа болит, не стесняясь. Без драм, выхолощенных реплик и прочего искусства. Я разрешаю вам быть собой.
Я достал из кармана смартфон и включил диктофон. Положив телефон на стол, я вышел из комнаты. «Боже, какой бред», – думал я, стоя за дверью в точно таком же белом пространстве. Кроме двери, здесь ничего не было, поэтому я присел в пустоту и погрузился в медитацию. Я не помню, сколько прошло времени, – значит, медитация удалась. Я поднялся из позы лотоса и зашёл в комнату за телефоном. За столом уже никого не было. Я выключил диктофон и нажал на «плей».
– Что? Опять? – возмутился Нео.
– Иронично, – ответил Лектер и громко рассмеялся, – у тебя дежавю?
– А в чём дело, парни? – хриплым голосом спросил Вейдер.
– Нео уже был в этой комнате, не так ли, Томас? Здесь Морфеус открыл ему страшную тайну о природе его реальности. А Ганнибал иронично подстебнул нашего Избранного, – занудно проговорил Форрест Гамп.
– Ни хуя себе! – заговорил Раст Коул. Послышалось щёлканье зажигалки. – Бля, да я же не курю вообще. А ты чего такой умный-то, Форрест?
– Расти, ты не слушаешь, – ответил Форрест. – Нам разрешили быть собой. А то, что Роберт Земекис со мной сделал, – это другое.
– Добрый человек, – мягко проговорил Иешуа, – у тебя так сильно болит голова.
– Дядя, перестань, попросили же без реплик и всякой булгаковщины, – бросил Вавилен. – Ничего у меня не болит. Я, наоборот, не нарадуюсь сижу, что Витя написал «Generation P» до того, как на буддизм подсел.
– Я вот одного только не понимаю, – сказал Форрест, – как мы можем друг с другом общаться?
– Ты язык имеешь в виду? Тоже об этом подумал, – сказал Нео.
– Язык, да и в целом мы друг друга как будто знаем, но мы из разных Вселенных ведь, – дополнил Форрест.
– Просто мы в матрице, – снова засмеялся Лектер.
– Да заебал, Ганнибал, – ответил Нео. – Четвёртая часть – пиздец полный.
– Нет, ну серьёзно, Раст, ты же у нас философ, поясни, – сказал Вавилен.
– Ницше-хуицше, время круг, птьфу ты, бля. Я вообще-то стопудовый оптимист по жизни, – ответил Коул.
– Это типа фантдопущение называется, – заговорил Сидхартха.
– А мы-то думали, ты нам сейчас всё с точки зрения буддизма раскидаешь, Сид, – улыбнулся Лектер, и все засмеялись.
– Не, не моё это, – ответил Сидхартха.
– Вейд, а ты чего молчишь? – спросил Нео.
– Да, чего такой хмурый? – добавил Вавилен.
– Поймите, парни, – начал всхлипывать Дарт Вейдер, – единственная моя известная реплика «Люк, я твой отец» – оказалась симулякром, – Вейдер расплакался.
– Чем, блять, оказалась? – спросил Раст Коул.
– Забей, друг, начни с Ницше, – сказал Ганнибал Лектер. – Вейд, не переживай, зато у тебя меч красивый, красочный такой.
– Да хватит издеваться над всеми, Ганибал! – воскликнул Нео.
– Лектер, закрой свой рот, иначе я тебе его закрою, – сказал Иешуа.
– А вот это неожиданно, – ответил Лектер, – такого не могло быть у Миши.
– Да иди ты на хуй, придурок, – ответил Иешуа.
Следующие пять минут на записи не было голосов, лишь негромкое всхлипывание Дарта Вейдера напоминало о жизни. Первым не выдержал Лектер.
– Скучные вы, – сказал он, – сейчас я наберу Морфеосу, он весёленьких таблеток подкинет, Нео в курсе.
– Какой же ты долбоёб, – сказал Нео.
– Да.
– Точно.
– Плюсую.
– Согласен, парни.
– Я сваливаю.
– Я тоже.
– Люк, я твой отец! – сказал Дарт Вейдер.
Запись кончилась.
Семейный день
Будильник прозвенел в 8:00. Саймон протянул руку к смартфону, который лежал по левую сторону подушки, и смахнул с экрана маячащее сообщение: «Воскресенье. Семейный день!». Он сладко зевнул, снова закрыл свои зелёные глаза и уткнулся мокрым носом в подушку. «Ещё пару минуток», – подумал Саймон и был готов снова провалиться в безмятежный мир сновидений, но до него будто только сейчас долетело сообщение будильника. Саймон вмиг открыл глаза и радостно произнёс: «Семейный день!»
Он сбросил с себя летнее одеяло и грациозно спрыгнул с кровати, мягко и практически бесшумно приземлившись на пол. Саймон приступил к утренней зарядке, но в этот раз делал её без особого энтузиазма и вовлечения, потому что магия предвкушения сегодняшнего дня была намного сильнее его полезной привычки. Даже излюбленное упражнение «собака мордой вниз», которое всегда доставляло Саймону особое удовольствие, сопровождалось мыслью о предстоящей поездке. Саймон закончил зарядку и выскочил из своей комнаты. Он спустился со второго этажа, прошмыгнул мимо кухни и оказался в ванной. Из кухни послышался голос:
– Юноша, если вы думаете, что мы вас не заметили, вы ошибаетесь.
Саймон, набрав полный рот зубной пасты, невнятно проговорил:
– Доброе утро, мам, я сейчас.
Уделив при чистке зубов особое внимание своим клыкам, Саймон поправил тоненькие усы-антенны, умылся прохладной водой, посмотрел на себя в зеркало и широко улыбнулся, чтобы ещё раз полюбоваться сверкающими клыками.
Отец допивал свой утренний кофе, а Саймона уже дожидались тосты и банка клубничного варенья. Он уселся за стол и начал завтракать.
– Мам, тосты очень вкусные, спасибо.
– Не за что, сын. Кушай плотно, у нас сегодня насыщенный день.
Пока Саймон уплетал хрустящие тосты, отец читал новости в еженедельной газете. Саймон обратил внимание на один из заголовков: «Антропоморфизм. Новый виток эволюции».
– Па-ап, – протянул Саймон, – а что такое антропоморфизм?
Отец Саймона слегка выглянул из-за газеты и мягким голосом сказал:
– Антропоморфизм, сынок, это то, что спасёт этот мир. Вот раньше…
– Артур, не за столом, пожалуйста. Не надо ему узнавать всё и сразу, всему своё время, – неожиданно перебила мама.
Саймон, немного обиженный, доедал свои тосты и с небольшой надеждой поглядывал на отца. Тот снова выглянул из-за газеты, улыбнулся и прошептал:
– Скоро сам всё узнаешь. Будет круто.
Саймон посмотрел на маму, понял, что она не услышала, и улыбнулся отцу в ответ.
После завтрака Саймон снова поднялся в свою комнату и начал собираться в поездку. Этот семейный день был для него особенным, потому что впервые за двенадцать лет родители не сказали ему, куда они отправятся в этот раз. Саймон перебирал в уме все возможные варианты: прогулка по каньону, поход к подножью горы Пиньён, выходные у хрустальных озёр или, может, Музей Метавселенных? Саймон сгорал от любопытства, его сердце трепетало, зрачки расширились, и он позволил себе то, что давно обещал родителям не делать: стал громко мурлыкать и качаться по полу на спине, переваливаясь с одного бока на другой. После минутной слабости Саймон спустился вниз. В гостиной уже ждали родители.
– Люси, Саймон, – торжественно заговорил отец, – наш традиционный семейный день начинается!
Все вышли из дома и направились к машине. Саймон удивился, что в сегодняшнюю поездку родители не взяли практически никаких дополнительных вещей и инвентаря. Лишь корзинка с перекусом и рюкзак с верхней одеждой на случай, если погода немного испортится. Саймон сделал вывод, что они собираются проводить время не слишком активно.
Все сели в машину и отправились в путь. Отец Саймона был отличным водителем. Его движения были осторожными, плавными и будто всегда совершались в такт музыке, которая играла в салоне, – всё это создавало неповторимую атмосферу поездок, во время которых Саймон наслаждался созерцанием живого и чистого внешнего мира.
Поездка продолжалась уже около двух часов. Саймон смотрел, как они пропускают поворот к хрустальным озёрам, проезжают мимо съезда к подножью горы Пиньён, а вскоре они миновали и Музей Метавселенных. Саймон заметно утомился, ведь ещё ни разу в жизни он не уезжал от дома так далеко. Но он решил не доставать родителей своими расспросами, а исправно терпел и ждал, когда же наконец они прибудут к месту назначения.
Отец свернул на шоссе, которое простиралось сквозь густой хвойный лес, и в салон тут же хлынул приятный запах. Чем дальше они уезжали от города, тем сильнее внешний мир дичал, становился красивее. Саймон видел, как хвойный лес сменял лиственный, горы чередовались с равнинами, за пастбищем безмятежных коров следовала сумасшедшая круговерть оленей, степные волки собирались в стаи, а бобры конструировали искусные плотины, – каждому явлению и каждому сущему было комфортно, всё было живым, единым. Затем можно было наблюдать завораживающие, фантастической красоты феномены: вот справа от дороги мылили глаз бескрайние пустыни с редкими перекати-поле, а слева, в трещинах земли, бурлили реки, кипели гейзеры и разлетались в воздухе кусочки пожара. По одну сторону вырастали массивные сугробы, расчёсанные холодным ветром, по другую – сладко томилась под палящим солнцем молодая кукуруза. Дорога была границей, тонкой линией между двумя противоположностями. По ней, будто по хребту Великой Двойственности, можно было пройти и насладиться красотой контрастов. Вовне не было ничего лишнего, всё казалось цельным, но в то же время раздельным, дополняющим друг друга.
Саймон не заметил, как уснул. Разбудил его незнакомый голос:
– Ваши документы, пожалуйста.
Саймон открыл глаза и увидел, что они остановились около блокпоста. Рядом с машиной стоял полицейский. На нём были белая рубашка с короткими рукавами, чёрные брюки и лакированные туфли, а на груди блестел серебряный значок с логотипом департамента. Саймон обратил внимание на белоснежные клыки полицейского. Они были в пять, а то и в шесть раз больше, чем у его отца, что уж говорить про его собственные. Его лицо тоже было другим, казалось более суровым, угрожающим, но в то же время привлекательным и уверенным. Лицо и руки полицейского были покрыты шерстью золотисто-соломенного цвета. Но больше всего Саймону нравились тёмные пятна, которые украшали тело служащего.
Полицейский внимательно изучил документы, затем вернул их отцу и заговорил:
– Сэр, мэм, ваша заявка действительна, а значит, вы внимательно ознакомились с правилами и техникой безопасности. Как только на табло загорится зеленый свет, металлические цилиндры опустятся, и вы в порядке очереди сможете проехать на территорию парка.
Только сейчас Саймон обратил внимание, что около блокпоста вдоль и поперёк шоссе образовалась очередь из многочисленных машин.
– Напоминаю вам, что территория парка находится вне нашей юрисдикции. Силы наших законов там ограничены, а за вашу безопасность отвечают опытные гиды в лице сотрудников парка и в первую очередь вы сами. Сэр, мэм, всего доброго, а тебе, малыш, незабываемых впечатлений, – обратился к Саймону полицейский.
Саймон был тронут вниманием со стороны полицейского и улыбнулся ему в ответ.
Спустя несколько минут машина тронулась, и семья оказалась на территории парка. Внешний мир, который Саймон наблюдал ещё несколько минут назад, неожиданно изменился. Леса казались не такими густыми, реки – не такими чистыми, а чем дальше машина продвигалась в глубь парка, тем больше мусора он замечал на обочинах. Впереди показались громоздкие сооружения, которые Саймон отчего-то счёл нелепыми и некрасивыми. Машины двигались медленно, в едином потоке. Не потому, что шоссе было неподходящим для быстрой езды. Саймон посмотрел налево, затем направо и понял, что все, включая водителей, были явно удивлены и находились в некотором недоумении.
– Мам, что это за место? Вы здесь уже были? – осторожно спросил Саймон.
– Да, мы были здесь с папой ещё до твоего рождения. Сайми, малыш, осталось чуть-чуть, потерпи, пожалуйста. Сотрудники парка расскажут тебе всё намного лучше нас с папой.
Саймон почувствовал сильное напряжение, которое витало в воздухе с тех пор, как они оказались на территории парка. То ли из-за того, что за окнами автомобиля сейчас как будто существовал другой мир, то ли из-за непривычного настроения его родителей – Саймон счёл их слегка боязливыми. Машина медленно подъехала к парковке, около которой прибывающих в парк уже ожидали гиды. Все прибывшие покинули свои машины и выстроились перед сотрудниками парка. Теперь Саймон чувствовал, будто напряжение, которое витало в салоне их автомобиля, приумножилось ровно во столько раз, сколько здесь собралось посетителей парка. Вперёд к толпе вышел один из гидов, в руках он держал рупор. Гид окинул взглядом собравшихся, а напряжение между тем продолжало усиливаться. Затем он неожиданно и весело заговорил:
– Ох и разношёрстная публика у нас сегодня, друзья.
В толпе раздался хохот. Всё напряжение схлопнулось за секунду, и улыбки засияли на лицах посетителей. Дети не понимали, почему смеются взрослые, но в данный момент им это было не нужно, главное – они улыбались.
– Добро пожаловать в АНТРОПАРК, – продолжил гид. – Меня зовут Дэнни, и я старший смотритель парка. Сегодня мы с вами совершим увлекательное и опасное путешествие в мир людей. Но не спешите бояться слишком сильно. Я и мои коллеги сделаем всё, чтобы ваше пребывание в парке завершилось благополучно и вы вернулись в мир счастья и гармонии. Позвольте представить моих коллег, специалистов по психологии и истории Лилли и Кристи.
Саймон с восхищением смотрел на Денни. Внушительные размеры смотрителя вселяли в Саймона чувство уверенности и безопасности. «Вау, вот это клык, – подумал он, обратив внимание на огромный рог, который рос прямо на носу у Денни. – Но что такое люди?» – задумался Саймон, но на этот раз решил не спрашивать родителей, а дождаться экскурсии.
Дэнни закончил вводный инструктаж, ещё раз повторил правила техники безопасности, которые необходимо было изучить при подаче заявки на посещение парка, и велел следовать за ним. Посетители двинулись вперёд, к огромной металлической стене, которая оказалась воротами, отделяющими нейтральную зону от среды обитания. Дэнни ввёл код на сенсорной панели ворот, и створки начали медленно разъезжаться в разные стороны. Спустя несколько секунд посетители парка оказались на чужой Земле.
Перед ними показалась бетонная дорога, по обе стороны которой громоздились один на другой прозрачные кубы. Все кубы были одинакового размера и ничем не отличались друг от друга. Посетители медленно двигались вперёд, с удивлением глядя на эти причудливые строения. Саймон пытался увидеть кого-то или что-то внутри, но все помещения пустовали. Он лишь заметил, что размеры кубов были приблизительно такие, как у его собственной комнаты.
Группа в сопровождении Денни и двух его помощниц прошла ещё несколько метров и остановилась.
– Дамы и господа, – заговорила Кристи, – сейчас вы можете наблюдать вершину человеческой мысли в области градостроения и архитектуры. Около пятисот лет назад концепция упрощения и минимализма в человеческой жизни достигла своего апогея. Один куб производится на полностью автоматизированном конвейере за считаные минуты, а его монтаж, то есть встраивание в общую систему, занимает всего лишь сутки.
Все заметно оживились и начали обсуждать услышанное.
– Пройдёмте чуть дальше, – Кристи направила группу вперёд. – Сейчас 17:45, а значит, совсем скоро мы сможем понаблюдать за человеком в его естественной среде обитания. Помните, что подходить слишком близко к кубам – опасно для жизни! Держитесь на безопасной дистанции, она отмечена красными линиями.