Глеб Владиславович Пономарев
Дневники Эстеллы: Шантарские каникулы
Глеб Пономарёв
Дневники Эстеллы
2025 год
15 июня 1905 года. Петербург.
Отныне я начинаю вести свой дневник. Наверное, такой благовоспитанной девице, как я, для начала следует представиться читателям. Меня зовут Эстелла Арсеньевна Филатова, и я – ученица петербургской женской гимназии. Батюшка мой Арсений Иванович – известный на всю страну геолог, картограф, естествоиспытатель, горный инженер и географ. Его часто не бывает дома – настолько часто, что порою дни, когда он сидит в своём родном кабинете, можно пересчитать по пальцам двух рук. И, даже сидя в своём кабинете, он не любит, когда его тревожат: всё продолжает изучать физическую карту мира. В остальные дни в году он пропадает в путешествиях. Где он только не бывал! Просторы нашей необъятной Родины – самое малое, где ему довелось побывать. В его кабинете – святая святых нашего дома – висит огромная карта земных полушарий, на котором железными булавками отмечены места, им покорённые. Даю слово вам, уважаемые читатели, что на ней не осталось живого места!
Мой папа – лучший на свете человек. О, если бы вы смогли узреть воочию внутреннее убранство моих покоев, то обнаружили бы в них такие диковинные вещи, которых нет ни у кого не только во всём Петербурге, но и на всём белом свете. У меня есть всё, что бы вы только ни представили! Хотите раковину улитки из джунглей Амазонки? А может быть, вас интересуют украшения туземцев с острова Пасхи? А как вам камень с вершины Килиманджаро? Всё детство я безмерно хвалилась своим подругам этими вещицами, а сейчас с большой охотой показываю их всем желающим, с гордостью заявляя, что всё это – подарки моего родного отца! Я люблю его, а он – меня. Мы оба знаем это.
Друг у друга мы – единственные по-настоящему близкие люди. Конечно, есть тётушка Аглая Александровна и дядюшка Максим Дмитриевич, которые опекают меня всё то время, когда папа не дома, и их заботу я также очень ценю, но назвать их родными – не по крови, но по духу – у меня не получается. Но всё же они – прекрасные люди, хотя и строгие весьма. Но мне не привыкать! В гимназии порядки ничуть не вольнее. К примеру, с юношами нам общаться строго-настрого запрещено, хотя их гимназия расположена через улицу от нашей. Но мы, девицы, не грустим по этому поводу! У нас есть свои забавы, о которых я могу рассказать несколько позже. И вообще: неинтересно будет, если всё сразу выложить в первых же абзацах. О многом вы узнаете по ходу повествования.
Знаете, я бы не стала так подробно рассказывать о себе и о своей семье, если бы сегодня утром папа, который недавно вернулся с очередной конференции в Париже, не позвал меня к себе в кабинет. Сегодня он был в необычайно приподнятом настроении. Я заметила в его глазах чистую, поистине детскую радость и запал. Едва я переступила порог его кабинета, он встал с кресла и обнял меня со словами:
– Доброе утро, радость моя!
– Доброе утро, папа, – ответила я ему.
Затем он уселся за своё рабочее место – широкий деревянный стол – и, взяв в руки одну из тысяч карт различных местностей, показал мне.
– Эстелла, посмотри сюда, – указал он пальцем на лист бумаги. – Что ты здесь видишь?
Я всмотрелась в очертания. По всей видимости, это был клочок суши, со всех сторон окружённый морем. «Остров» – подумала я и озвучила свою догадку отцу.
– Правильно, – кивнул он. – Но что это за остров?
Видно было, что ему самому не терпелось рассказать мне об этом месте. Однако я приняла правила его «игры» и принялась внимательно рассматривать контуры суши. Остров напоминал мне распластавшегося на морском дне ската. Впрочем, это мне ничего не говорило о том, где он находится.
– Прошу подсказку! – сказала я.
– Неужели сдаёшься? – усмехнулся отец.
– Нет-нет, что ты! Но подсказка бы мне не помешала.
– Ну хорошо, будет тебе подсказка. На востоке от этого острова находится наша земля.
– Россия?
– Именно. Так что это за остров?
В моей голове сразу же всплыли различные истории о казаках-первооткрывателях, которые преодолели огромные просторы Сибири и в конце вышли к побережью Тихого океана. Вместе с этими историями в голове прояснились воспоминания об уроках географии целой годичной давности.
– Ша… Ше…
– Тепло, тепло, – улыбнулся папа. – Ты почти угадала.
– Шантар! – воскликнула я.
– Умница! Всё правильно. Это – остров Большой Шантар в Охотском море, далеко-далеко на востоке.
Не отрываясь, я смотрела с удивлением и восхищением на карту.
– Ты туда поедешь?
– Как ты помнишь, там я уже был год назад. Тогда там были совершенно дикие территории с опасными хищниками. Однако на днях я получил извещение от одного моего друга о том, что на острове общими усилиями основана станция наблюдения за погодой! На такой огромный остров это, конечно, мало, но теперь нам есть, где переночевать.
– Как здорово!
Я была искренне рада за него. В самом деле: теперь он может приехать в это далёкое место и не ютиться всё время в брезентовой палатке – это дорогого стоит. Однако чувствовала, что это далеко не всё, что он хочет мне сообщить.
– И правда, – кивнул папа. – Теперь скажи мне, милая Эстелла, как обстоят у тебя дела в гимназии?
Я тотчас поникла. Видно, он ещё не знает о моей недавней выходке. Из-за неё к директору пришлось вызывать тётушку Аглаю и разговаривать о моём поведении. Я замолчала и уткнулась носом в пол.
– Что же ты молчишь?
– Ты разве не знаешь?
– Что я не знаю? – с этими словами папа глубоко вздохнул. – Ох, что же ты, совсем от рук отбилась, пока я в разъездах?
– Это не я, – искрой выпалила я, – это Оля и Митрофан!
– Да что же вы натворили, в конце концов?!
– Это они меня подговорили залезть на крыши! Мы там были… Две минутки.
– Час от часу не легче… – опустился по креслу папа и закрыл лицо руками. – Когда же ты научишься вести себя нормально?..
– Я вела себя хорошо, честно! – воскликнула с долей обиды я. – А вот Трофим и Оля…
– Довольно про них, – перебил меня отец. – Рассказывай от начала и до конца, что произошло.
Выбора у меня не оставалось.
– Всё было после уроков. Мы с Олей вышли со двора гимназии и направились по своим домам. Вернее, Олю должен был дожидаться кучер, а мне до дома рукой подать. Но мы всё равно пошли вместе. По дороге нам встретился Трофим… Гордеев… Ну, ты его не знаешь. Мы с ним подружились чуть раньше. Он встретился нам по пути и предложил залезть на крышу одного из домов. Всё дело в том, что именно в тот день над городом должен был пролететь невиданный нами доселе аэростат гигантских размеров! Я-то видела аэростаты, и ты мне их показывал – но они все были маленькими, а этот был невероятных размеров!
– Где-то я о нём слышал… Или читал.
– Да! Так о нём весь город судачил уже как с неделю.
– Ну, радость моя, – грустно молвил папа, – вы ведь могли наблюдать за полётом аэростата с любой набережной или площади. Зачем же вам понадобилось лезть на крышу?
На это мне не нашлось, что ответить. Я вновь посмотрела себе под ноги.
– Не знаю…
– Вот, видишь. Даже ты не знаешь. Это же опасно! Вы могли упасть.
– Мы залезли через мансарду на покатую черепицу, ступили несколько шагов, как вдруг услышали свисток и окрик. Господин полицейский стоял прямо под окнами дома и смотрел на нас. Мы было принялись бежать, но на покатой крыше бегать не очень удобно.
– Ещё бы…
– Едва мы спустились, полицейский тотчас нас схватил и доставил в участок. Там узнали, из каких мы гимназий, и сообщили директорам.
– Всё ясно с вами, – вновь вздохнул отец. – Горе ты моё луковое, что же с тобой делать? Я ведь уже хотел тебе предложить кое-что…
Мои глаза вновь засияли. Я мигом оживилась и посмотрела на папу.
– Что?
– Эх… Хотел сказать, что на Большой Шантар поеду не только я, но и команда исследователей. И я хочу взять тебя с собой.
От этих слов у меня свело дыхание. Не помня себя от радости и изумления, я захлопала в ладоши и высоко подпрыгнула.
– Ура! Ура! На Большой Шантар! Это будут лучшие каникулы в моей жизни!
– Погоди ты радоваться, – сказал папа с напускной суровостью, но в его глазах читалась искренняя радость за меня.
– Когда же радоваться, если не прямо сейчас? – спросила я его и заглянула ему в глаза. – Ведь ты впервые меня возьмёшь в экспедицию – и сразу же так далеко!
– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, – не отступал перед моей радостью папа. – Если мы не будем добираться туда тем способом, который заприметило наше географическое общество, то есть снова будем трястись на поезде и на перекладных – то на всё лето ты поедешь в Филатово к тётушке.
– Не шути так, прошу! – взмолилась я.
– Никаких шуток, – папа был непреклонен. – Однако… Если же для нашей экспедиции будет выбран новый способ передвижения – то я возьму тебя с собой.
– Что же это за способ-то такой? Ну же, папа, не томи!
– Я не хотел тебе говорить… – замялся отец. – Но именно тот огромный аэростат, который ты хотела увидеть недавно, является тем самым новым способом передвижения, о котором я только что сказал.
– Ты хочешь сказать… – вновь перехватило у меня дыхание, – Что мы можем отправиться в путешествие туда на том самом аэростате?!
– Именно.
– Боже, как же это здорово! – в тот момент я была неумолимо, безудержно радостной.
Наконец-то в моей жизни произошло что-то помимо бесконечного сидения в собственной комнате и заучивания школьных уроков. В тот момент я была по-настоящему счастлива. Однако вместе с тем что-то кольнуло у меня в груди. Моя выходка, должно быть, очень неприятна папе, который ради меня так много старается. В мгновение ока я унялась, села на стул напротив и тихо спросила:
– Скажи, папа, ты сильно на меня сердишься?
– Я не сержусь на тебя. Мне просто очень грустно, что моя любимая и единственная дочка подвергает себя такому риску. Тебе ведь уже не пять лет.
– Прости меня, пожалуйста. Я больше так не буду.
– Хорошо, что ты поняла свою ошибку, – сказал папа. – Что же… Раз такое дело – будем дожидаться ответа от Общества!
Мои эмоции вновь переменились.
– Да! – ответила я, снова будучи весёлой.
Ответа ждать долго не пришлось. Уже к вечеру в наш дом позвонил посыльный и сказал, что принёс письмо чрезвычайной важности Арсению Ивановичу. Сидя за ужином, папа приказал принести письмо. Рядом сидели тётушка Аглая и дядюшка Максим. Вскрыв конверт, папа прокашлялся, а затем прочитал:
«Ваше благородие!
В ответ на Ваше прошение о дополнительном разъяснении деталей научно-исследовательской географической экспедиции на остров Большой Шантар, что в Охотском море, неотложно сообщаем Вам, что путь от Петербурга до Императорской Гавани осуществим будет на аэростате нового типа «Парусник» в течение четырёх суток от времени отбытия из Шлиссельбургского лётного поля. В связи с тем рекомендуем Вам подготовить личный саквояж на данный промежуток времени и с дальнейшим расчётом на длительное морское путешествие.
Благочинно Вам,
Действительный Председатель Русского Географического Общества Его Императорского Величества,
Князь Макаров И. А.»
Радости моей не было предела. Едва папа закончил читать, я забыла обо всех правилах приличия и, поспешно проглотив большой кусок картофеля, радостно замычала. Тётушка строго посмотрела на меня, и я немного успокоилась – даром, что лишь извне. Внутри меня всё ещё кипела безудержная радость, и я не могла дождаться, чтобы побежать в свою комнату и начать собираться в дальнюю, но до мурашек интересную дорогу. Мне в помощь приставили гувернантку, а та поучительно то и дело напоминала мне о том, что там, где окажусь я, не будет её под боком. Но что мне до неё! Я сама могу со всем управиться – недаром же в гимназии учусь. Вскоре основные вещи были собраны, а до отправления оставались ровно сутки. Последние деньки в Петербурге я посвятила изучению географической энциклопедии, в которой, как назло, Дальнему Востоку уделялось крайне мало внимания. Я словно сидела на иголках в предвкушении этого путешествия.
[Приписка внизу страницы, наведённая чернилами другого цвета]
Кто бы мог подумать, чем это путешествие обернётся для меня и моего отца…
17 июня 1905 года. Петербург.
Рано утром меня разбудил папа. Спросил, собрала ли я все нужные мне вещи. За меня отчиталась гувернантка Агафья Матвеевна, которая, к тому же, всё порывалась нас проводить хотя бы до вокзала. Моих вещей вышло два внушительного размера саквояжа. Хотя отец сказал, что половина из них будет лишней… Однако я всё равно возьму их, поскольку в подобных поездках я весьма неопытна. Как бы там ни было, вещи мои были полностью укомплектованы, что обрадовало папу. Он одобрительно кивнул и сказал одеваться, а сам пошёл в приёмную.
В дорогу меня одели, словно Золушку на бал: белое платьице, кружевные перчатки, шляпка с двумя нежными ленточками – разве только хрустальных туфелек не было. Как хорошо, что в одном из своих саквояжей я предусмотрительно припрятала кое-что практичнее! Не знаю, одобрит ли такое папа, но в том, в чём пребываю я сейчас, мне точно не удастся вскарабкаться по склонам острова, пройти вброд через речку или пробраться сквозь густую чащу таёжного леса. Надеюсь, мне простят мою некоторую вульгарность…
От сопровождения Агафьей Матвеевной до вокзала мы отказались, хотя и поблагодарили за заботу. Попрощавшись с тётушкой и дядюшкой, мы с папой встали на тротуаре у проезжей части, дожидаясь машины. Вскоре к нам со свистом подъехал паромобиль, и мы помчали по улицам моего родного города прямиком на вокзал. Наше путешествие началось! В тот момент я ясно ощутила какое-то уж очень сильное переживание – сильное до такой степени, что даже дыхание моё на мгновение было перехвачено. Я наконец-то чувствовала то, что не было доступно мне все те долгие месяцы, что я провела за гимназической скамьёй. Впрочем, было бы славно оставить описания моих переживаний на более подходящий момент. Свежий ветер обдувал моё лицо, и волосы мои всё норовили залезть мне в глаза. Поправлять их было занятием совершенно бесполезным – автомобиль нёсся быстро. Спустя несколько минут мы были уже у вокзала. Поскольку от затяжных и тоскливых про́водов мы отказались, на поезд до Шлиссельбурга мы сели быстро. Да и сам путь до этого уютного городка на берегу Ладожского озера занял не более пяти десятков минут – о, как же я благодарна господам инженерам и изобретателям за то, что они создали такие чудесные паровые машины! Всю дорогу я смотрела в пролетающие мимо нас пейзажи, но всё никак не могла сосредоточиться.
Погода стояла хорошая: облака на небе были будто бы сотканы из едва весомого пуха, ярко светило солнце, а ветерок приятно трепал одежду, хотя сам воздух был весьма тёплым. Папа всю дорогу сладко дремал, но мне было совсем не до сна: в дорогу я взяла атлас Дальнего Востока, на котором была запечатлена конечная цель нашего путешествия – загадочный, непостижимый и кажущийся несуществующим даже сейчас, когда поездка уже началась, остров Большой Шантар. Забавное сведение об этом атласе: на нём среди составителей значится имя моего папы – но именно по этому атласу учат в нашей гимназии географию. Было занимательно услышать в свою сторону удивлённые расспросы моих подруг и учителя после того, как им вручили новёхонькие, только отпечатанные, издания. Филатов А. И… Когда-нибудь и мои инициалы будут значиться над научными работами!
Рассматривала я в атласе, впрочем, не только Большой Шантар, который был не самым подробно описанным объектом в нём. То и дело в моей голове рождались планы полёта аэростата, который, по словам отца, дожидался нас на лётном поле близ Шлиссельбурга. Я всё гадала, какие остановки нам необходимо совершить, чтобы заправить аэростат топливом и съестными припасами. С папой мы так толком и не поговорили, поскольку были очень заняты сборами. Сейчас я жалею об этом, ведь он мог мне сообщить детали, незнание которых меня теперь мучает.
Впрочем, мучалась я недолго. Паровоз издал три длинных гудка и со скрипом и свистом затормозил у платформы станции Шлиссельбург. Из вагонов высыпали пассажиры. Я легонько тронула за плечо папу, из-за чего тот проснулся и, немного повертев головой, сообразил, что к чему. Взяв в руки нашу поклажу, мы вышли на улицу. Там нас ждал похожего вида паромобиль, который должен был нас отвезти до лётного поля.
– Кто будет с нами в этой экспедиции? – спросила я как бы между делом, когда мы были уже внутри и ехали по городским улицам.
– Несколько моих сотрудников из географического общества, – ответил папа. – Возможно и то, что кто-то из них возьмёт с собой своих детей… Тогда тебе будет не так скучно, – с улыбкой добавил он.
– Что ты, – удивилась я, – неужто ты думаешь, что в таком путешествии мне может оказаться скучно?
– Всякое может быть, – пожал он плечами. – Не всё же время нам его исследовать. Какое-то время проведём и на станции. А там развлечений не так уж и много.
– Я взяла книги!
И это чистая правда: пятая часть моей личной библиотеки оказалась упакованной.
– Ты умница, – похвалил меня папа. – Нет лучшего развлечения, чем чтение. Читая, мы превращаем наш досуг в самую приятную работу на свете; надо лишь знать, какую книгу выбрать.
– Я читаю Жюля Верна. Помнишь те книги, которые ты подарил мне на моё двенадцатилетие?
– Помню, конечно. Не хорони преждевременно память старика, – засмеялся папа.
– Какой же ты старик?.. – тихо спросила я. – Так вот: все эти книги были прочитаны мной целиком и полностью, и теперь я перечитываю их во второй раз! Особенно мне понравился роман «Пятнадцатилетний капитан». Ведь и мне скоро будет столько же лет, сколько ему на момент начала их путешествия.
Отец ничего не ответил, лишь ласково потрепал меня по голове и улыбнулся. Я смотрела на пробегающие мимо меня городские пейзажи, которые вскоре сменились густым лесом с величественными соснами. Внезапно ряды деревьев поредели – и мы выехали на просторные поля и луга. Я посмотрела в противоположную сторону. То, что открылось моему взору, было для меня настолько поразительным, что я потеряла дар речи и даже немного оцепенела: за невысоким забором, вдали, находилось нечто такое, что мне трудно даже описать словами. Это был огромный шар, вытянутый в длину на добрые полторы сотни саженей1. Он блестел медью и напоминал один огромный механизм: на его корпусе я смогла увидеть бесчисленное множество шестерёнок, рычагов, поршней, цилиндров и шатунов. Сзади и по бокам его крепились винты, которые должны были обеспечить движение в воздухе. Снизу к нему была подвешена гондола, в которой, видимо, нам предстояло лететь. Ряды окон я также усмотрела в передней части аэростата и по его бокам. Однако самой дивной и причудливой деталью в его конструкции была башня, возвышающаяся над противоположной от винта стороной. Она была многоярусной и состояла из трёх уровней, отделанных деревом и медью. Наверху помещались внушительного вида прожектора. Своим масштабом башня смотрелась по сравнению с остальным корпусом даже как-то нелепо. Увидев её, я задала вопрос самой себе: как же эта причуда может вообще подняться в воздух, не говоря уже о том, чтобы лететь такое огромное расстояние? Не найдя приемлемого для себя ответа, я лишь продолжала разглядывать мелкие детали. Несмотря на нелепость конструкции, я была восхищена и поражена её размерами. Если такая громада взлетит – то уж точно сможет сберечь нас от штормов и порывов ветра, что бушуют наверху! Мой папа тоже с искренним интересом смотрел на эту удивительную машину. В тот момент мне почудилось, что он – юноша такого же возраста, как и я, что между нами нет этой бездонной пропасти в виде опыта и знаний отца. Конечно, в действительности всё было не так… Но кто запретит мне это представить?
Паромобиль свернул прямиком к аэростату. Перед ним простиралось обширное лётное поле, покрытое пылью и изрядно истоптанной почвой. С разных сторон возвышались масштабные ангары, сшитые из широких медных листов. Парами рядом с ним стояли, будто бы греясь на солнышке, аэропланы. Чуть в отдалении располагались стройными рядами палатки. Сделав ещё несколько поворотов между строениями, паромобиль остановился неподалёку от небольшого здания, наверху которого значилось крупными буквами «Штабъ». Навстречу нам вышли несколько человек в военной форме. Одни помогли открыть двери, другие подали мне руку и проводили до входа в здание. Там нас встретил высокий худой мужчина в сером пиджаке, такого же цвета жилетке, белой рубашке, с чёрным галстуком на шее и чёрных лакированных туфлях, которые были совершенно не предназначенными для хождения по пыльному покрытию лётного поля [сделать описание лица]. Поравнявшись с ним, отец с улыбкой протянул ему руку. Тот с удовольствием её пожал:
– Рад видеть вас, Арсений Иванович, – сказал мужчина, прищурив глаза.
– И я вас рад видеть, Игорь Святославович, – ответил, не прекращая улыбаться, папа. – Впрочем… Чего это мы? Здравствуй, Игорь! – обнял своего давнего друга отец. – Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами ты здесь?
– Ох, Сеня, если бы ты знал, откуда я недавно вернулся, – вздохнул Игорь Святославович.
– Просвети! Сколько уже?
– Ровным счётом семьдесят! Иокогама последняя.
– Ха-ха-ха, – засмеялся папа, – каков молодец! Однако отстаёшь, – добавил он с хитрой ухмылкой.
– А сколько у тебя?
– Вторая сотня пошла! Париж последний.
– Вот это да, – удивлённо и не без некоторой зависти в голосе, пусть и с улыбкой, ответил Игорь Святославович.
На самом деле, уважаемые читатели, я с самого начала узнала дядюшку Игоря – давнего друга нашей семьи и моего папы, который учился вместе с ним в университете. Они часто подшучивают друг над другом и никогда друг на друга не обижаются. Правды ради, в последние несколько лет Игорь Святославович к нам заезжал довольно нечасто. Однако всякий раз, когда он бывал у нас в гостях, он привозил мне такие же ценные подарки, как и мой папа, и я точно так же хвасталась этими подарками своим подругам. Из уст своего отца я знаю, что Игорь Святославович занимает весьма высокую должность в Императорском Русском Географическом Обществе. Он слыл в нём большим искателем приключений – пусть даже не таким успешным, как мой папа.
– Вот ты меня сбил своим бахвальством, а между прочим… – с этими словами Игорь Святославович отпустил руки папы и взглянул на меня. – Здравствуйте, Эстелла Арсеньевна! – поприветствовал он меня радостно. – Как же вы выросли! А ведь я вас помню совсем ещё крошкой – во-от такой, – опустил он свою ладонь куда-то на высоту своих коленей.
– Здравствуйте, Игорь Святославич! Рада вас снова видеть! А что, из Иокогамы кораблики для меня закончились?
– Родная моя, для вас – хоть звезда с неба! Можете взыскать с меня подарок из Иокогамы после нашего с вами путешествия, – склонил он передо мной голову.
– Благодарю вас, – хитро улыбнулась я, подражая отцу.
– А какой красивой вы стали! Глаз не оторвать! От женихов, небось, покоя нет?
Я немного смутилась.
– Отгоняем и не подпускаем, – ответил за меня папа. – Ты скажи лучше: вот я полечу с милой Эстеллой – а кого взял в компаньоны ты? Или снова полетишь со своей дорогой матушкой? (ФУ-ФУ-ФУ, ЭТО ВЫРЕЗАТЬ)
– Неужели не знаешь? – изумился Игорь Святославович. – Душа моя, поди сюда!
Дверь отворилась, и из здания штаба выглянула хорошенькая, нежного телосложения барышня, в платье того же цвета, что и у меня. Она улыбнулась всем нам и подошла к Игорю Святославичу. Мой папа учтиво поцеловал у неё руку.
– С кем имею честь познакомиться? – спросил он не то у своего друга, не то у госпожи.
– Катерина Андреевна Грановская, – ответила с улыбкой и реверансом госпожа.
– Очень приятно, – сказал папа. – А вот к вашему супругу у меня есть весьма насущные вопросы, и я надеюсь, ему не будет затруднительно на них ответить, правда? – медленно и очень комично повернул он голову в направлении своего старого друга.
– Сеня, родной, ну, что мне было делать? Вызывать тебя из Парижа на другой конец Земли?! – мигом начал оправдываться дядюшка Игорь. – Мы же в Токио и обручились, и свадьбу сыграли. Да там не то что тебя – даже моей родной матушки (ВЫРЕЗАТЬ) наших с Катериной Андреевной родителей не было.
– Правда? Никак врёшь!
– Да чтобы я врал тебе!
– Ну ладно, орёл, – похлопал его по плечу папа. – Поздравляю вас! Совет вам да любовь!
– Горько! – воскликнула я, отчего все засмеялись.
– Пра-авильно, Эстелла Арсеньевна, – одобрительно кивнул дядюшка Игорь. – Впрочем, мы изрядно задержались. Пойдём знакомиться с остальными участниками нашей экспедиции.
– Мы это и хотели сделать изначально, пока не пришёл ты и не разрушил все наши планы.
– Да, я такой, – ухмыльнулся Игорь Святославич. – Ну же, пойдём.
Мы с Катериной Андреевной понимающе переглянулись.
Я снова вгляделась в исполинскую машину – и снова поймала себя на навязчивой мысли: «Она не может взлететь!». Тем не менее, уважаемые господа в парадных костюмах вальяжно прохаживались вокруг неё, что-то осматривали, трогали и перекликались между собой. Нас проводили в здание штаба. В центральном помещении располагался широкий стол, на котором была разложена широкая и подробная карта нашей страны, а на ней линией и точками была отмечен наш маршрут. Я с интересом взглянула на неё, сразу отметив при этом, что маршрут аэростата заканчивается отнюдь не на Большом Шантаре, а в городе южнее него. Над картой склонились четверо мужчин в белоснежной офицерской форме. Завидев нас, входящих в комнату, они встали ровно и поприветствовали моего папу, Игоря Святославича, а затем и нас с Катериной Андреевной.
– Мы рады приветствовать вас, – объявил торжественно мужчина, который выглядел самым старшим из них, – в составе экспедиции на аэростате нового типа «Парусник». Мы надеемся, что полёт пройдёт для вас в наилучшем виде! Позвольте представиться: я – капитан аэростата Павел Лазаревич Одинцов. Вот мои помощники, – стал он перечислять слева направо, – Роман Сергеевич Юмашев, Дмитрий Дмитриевич Добролюбов и Пауль Йоханнович Химмель.
– Благодарим вас за столь радушный приём, – склонил голову папа.
Я склонила голову вслед за ним. Подняв глаза, я встретилась взглядом с тем, кого капитан представил как Пауль Химмель. Я никогда не могла свободно читать человека по глазам – у меня это всегда выходило из рук вон плохо – но сейчас я могу поклясться в том, что его взгляд показался мне чересчур подозрительным: холодный, оценивающий, нервный, с широкими бездонными зрачками – меня от него пробрало до мурашек. Я посмотрела на других, но ни у кого больше такой черты не заметила… Меня окончательно запутало то обстоятельство, что выражение лица Пауля выражало самую искреннюю доброжелательность и практически расплывалось в оскалившейся улыбке до ушей. От этой улыбки мне стало совсем не по себе. Меня в очередной раз спас папа:
– Благодарим вас, Павел Лазаревич, за столь радушный приём. Теперь же разрешите ознакомиться с планами полёта и временем отбытия.
– Мы с радостью ответим на все ваши вопросы! – сказал капитан. – Роман Сергеевич, Дмитрий Дмитриевич, – обратился он к своим помощникам, – отправляйтесь на борт и проинспектируйте подготовку нашего «Парусника» к вылету.
Офицеры кивнули и покинули штаб.
– Пауль Йоханнович, – обратился к нему Одинцов, – подготовьте маршрутную документацию. Она на втором этаже штаба.
– Так точно! – ответил не без акцента он и, развернувшись, покинул помещение.
Далее следовало объяснение плана нашего путешествия. Оно, как и было написано в письме, должно было занять при наиболее благоприятных условиях четыре дня с остановками в различных городах. Нас предупредили о том, что курить и зажигать любые предметы на борту аэростата строго-настрого запрещено, что открывать окна можно лишь на малых скоростях и тому подобные скучные предписания. Тем не менее, я слушала. Затем, завершив инструктаж, капитан указал на выход и сказал, что мы можем подниматься на борт.
Настал тот самый момент, которого я так долго ждала! Взявшись с папой за руки, мы прошли по пыльному лётному полю за капитаном вместе с дядюшкой Игорем и его женой к самой лестнице, ведущей на борт аэростата. О, уважаемые читатели, если бы вы только были в тот миг рядом со мной! Если бы только видели это чудо! Своим громадным силуэтом «Парусник» полностью закрыл мне вид, скрыв за собой и солнце, и окрестные пейзажи. То и дело из него с шипением и свистом вырывались струйки пара, внутри него что-то пыхтело и стучало. Машина казалась мне живой. Она будто бы старалась нам что-то сказать. Однако я не могла уловить слов на её языке. Это был язык механизмов, язык шестерней и поршней – тот язык, которому, должно быть, обучают инженеров; иначе как они могут во всём этом разбираться?..
– Прошу на борт, – сказал капитан Одинцов и встал в стороне от лестницы, жестом указав на неё.
Мы поднялись по ней торжественно, медленно, но уверенно и стройно. Внутри нас приветствовал помощник капитана Юмашев и провёл экскурсию по аэростату. Мы ходили по бесконечным коридорам, залам и комнатам не меньше пятнадцати минут! И даже после этого Юмашев заключил: «Мы с вами обошли не более десятой части всех помещений на этом воздушном судне». Это поразило меня до глубины души. Я твёрдо решила про себя: во что бы то ни стало необходимо исследовать этот летучий корабль подробнее!
Нам показали наши каюты, уборные, обеденный зал, ресторан и путь до капитанской рубки, а затем сказали занять свои места и приготовиться к вылету. Двери были закрыты. Из окна я увидела, что последним, кто взошёл на борт, был Пауль. Люди на земле начали отходить на безопасное расстояние. Счёт пошёл на минуты. От волнения моё тело вновь окатили мурашки, а я оцепенела. Наверху что-то пыхтело, и шум от этого нарастал всё больше и больше…
Послышался громкий свист, через мгновение переросший в гул. Он был на таких низких частотах, что неистово начал резонировать у меня в груди. Мои уши заложило. Винты громадной машины были запущены. Стало страшно. Я закрыла уши, к горлу подступил комок. Я готова была расплакаться. Однако вскоре гул немного стих – двигатели вышли на холостые обороты. Затем я увидела то, что потрясло меня ещё больше: винты, расположенные по бокам, с характерным звуком повернулись вверх. Через минуту после этого они начали раскручиваться, с каждым мгновением всё быстрее и быстрее. Гул вновь возрос, стал ещё громче прежнего, а скоро и вовсе перерос в страшной силы рёв. Частоты вновь возросли. Я подумала, что вполне возможно, что этот шум слышали не только на лётном, не только в Шлиссельбурге, но и в Петербурге. Внутри усилилась вибрация и стала такой сильной, что держать ладони на корпусе было просто невозможно. Внезапно аэростат качнулся, что-то щёлкнуло – и аэростат начал плавно отрываться от земли. Из окна можно было увидеть, как сначала люди, затем деревья, а потом и само лётное поле стали отдаляться от нас. На мгновение «Парусник» повис в воздухе, а затем винты, которые были до этого момента направлены вертикально вверх, снова поменяли своё направление. Мы начали движение.
