Глеб Владиславович Пономарев
Дневники Эстеллы: Шантарские каникулы
Вопрос этот, впрочем, я задала не самой себе. Он висел в воздухе, я прочла его из уст ветра. Моя воля повела меня по лугу. Вокруг меня с травинок то и дело вспархивали бабочки, а трава приятно щекотала мои босые ноги. Моё тело было невесомым, поднять руку или сделать шаг для меня не составляло никаких усилий… Я была одна в этом мире – но не чувствовала одиночество. Я широко улыбнулась, засмеялась так искренне и по-доброму, как никогда раньше. Внезапно мне захотелось поблагодарить Того, Кто перенёс меня в этот мир:
– Благодарю Тебя, – тихо сказала я, поднеся ладошки к лицу – и тотчас заплакала. – Что бы я делала без Тебя?.. Как бы жила?..
Я плакала чистыми, незамутнёнными слезами. Это был плач подлинного счастья – такой, что заставлял меня покоиться бесконечно. Вот это – вечность?.. Если это – вечность, то вот, ради чего всё это было!
И вот впервые в этом мире появился другой человек. Я не сразу заметила его. Он был одет так же, как и я, и так же легко и невесомо ступал по яркой зелени бесконечного луга. Я не убоялась его, ведь знала точно – это мой родной человек.
Человек поравнялся со мной. Это была женщина, красивая до головокружения. Её длинные каштановые волосы вились до лопаток, большие карие глаза смотрели на меня с бесконечной любовью, стройные плечи держали её стать, которая не была высокомерной… На её устах была улыбка – самая милая из всех, что я когда-либо встречала. Она заговорила со мной первая:
– Милая Эстелла, неужто ты уже здесь?
– Да… – сказала я и исполнилась такого блаженства и счастья, что это будет невозможно описать никогда.
– Здравствуй, доченька, – сказала она и раскрыла руки.
– Здравствуй, мама, – со слезами на глазах кинулась я ей в объятия.
Она пахла так, как пахла всегда… Как пахла в тот самый день – вишней и персиком. Я и представить себе такого не посмела, не будь я здесь. Я вновь чувствую её руки на себе, вновь слышу её голос, вновь говорю с ней…
– Мамочка, ты у меня такая красивая, – улыбнулась и засмеялась я.
– Ты тоже такая красивая, моя милая Эстелла, – с улыбкой произнесла мама. – Я наконец-то тебя увидела.
– Мы будем здесь с тобой всегда?
– Конечно всегда, – засмеялась мама. – Ты можешь больше ни о чём не переживать. Ты – со мной.
– Да, да, я с тобой! До чего же здорово! – звонко засмеялась я. – Мамочка, любимая моя!
– Моя любимая доченька, – улыбаясь, говорила мне мама.
Я купалась в её взгляде. Он был словно тёплый южный океан, как чашка с горячим шоколадом зимним вечером, как нежное пуховое одеяло. И в отражении глаз я заметила, как сзади ко мне подходят, держась за руки, два родных человека. Я обернулась и помахала им рукой. Они ответили мне тем же. Подойдя поближе, мы крепко обняли друг друга.
– Таня и Яша, – с блаженством молвила я. – И вы здесь!
– Да, – вместе ответили они. – Что это за место?.. Оно такое… Такое…
– Благостное? – заметила я.
– Да!
– Давайте останемся здесь навечно? – предложила я. – Здесь так хорошо!
– Однажды все люди здесь побывают, – ласково проговорила мама.
– Но почему здесь так пусто?.. – спросила я.
Мама промолчала. Я прислушалась к себе: сердце вновь начало отбивать ритм. Солнце клонилось к закату. Померкла благость, в душе поселилось нечто незримое, но докучливое, всё твердящее: «рано, рано, рано…». Я вновь поглядела на Яшу с Таней. Они казались будто бы чем-то взволнованными. Внезапно на горизонте появилась фигура ещё одного человека. В отличие от нас, она… Не была в белоснежном одеянии. Она была одета в тёмно-серый деловой костюм, и даже за добрые десятки шагов, по походке, я смогла узнать его.
– Папа?.. – растерянно молвила я, увидев его издали.
– Эстелла? Что ты здесь делаешь? – взволнованным голосом произнёс он. – Разве ты не должна сейчас быть в комнате с Катериной Андреевной?
Подойдя поближе, он встал в исступлении.
– Элиза?..
– Арсений… Милый мой Сеня… – обрывисто и как-то растерянно молвила мама и поникла взглядом. – Сколько мы с тобой уже…
– Годы, долгие годы, милая Элиза… – ответил таким же тоном отец. – Как же хочется тебя обнять.
– Вот я, – сказала она уверенно. – Вот я, перелётная ты моя птичка. Давай обнимемся! Мы не виделись с тобою целых десять лет.
– Мы не должны были встретиться, – ответил ей папа. – Эстелла… И тебя здесь быть не должно.
Слова словно сбили меня с ног.
– Но… Почему? Ведь здесь так хорошо! Разве это не то место, где я бы могла быть подлинно счастливой?
– Это – ненастоящий мир, – сказал папа спокойно. – Милая Элиза… Ей было бы здесь нестерпимо. Ты можешь выразить словами, насколько здесь хорошо – именно поэтому всё здесь – лишь видение.
– Папа! Не говори таких слов! Маме ведь больно… – взмолилась я.
– Моя Элиза заслужила большего, чем этот мир. Я верю: она сейчас не здесь. Мы должны уйти отсюда, милая Эстелла. Посмотри, что происходит.
Я оглянулась вокруг. Ни мамы, ни моих друзей больше не было. В сумерках сгустились тучи. Поднялся сильный холодный ветер. Краски померкли. Вдруг мне стало очень страшно, и я кинулась папе в объятия. Он ничего не сказал, лишь прижал меня к груди, будто бы закрывая меня от надвигающейся непогоды.
«Рано» – вновь стукнуло сердце. И все краски вновь смешались, превратились в месиво. Папа тоже исчез. К горлу подступила тошнота. Беспокойно застучало сердце. Я возвращалась в реальный мир…
1 июля 1905 года. Большой Шантар.
Меня одолевала нестерпимая тошнота и боль. Живот содрогался в рвотных конвульсиях, хотя желудок был совершенно пустым. В глазах было так темно, что даже собственное воображение не дорисовывало никаких образов. В ушах стоял дикий шум – содрогания сердца с воем сигнализации, иностранный голос с возгласами на родном языке… «Возвращение в жизнь так болезненно…» – подумала я краем сознания. Прокручивая позже эти мгновения, я могу сказать, что возвращение в реальный мир можно вообразить, словно тебя выплёвывает гигантское чудовище из своего смрадного и ядовитого чрева. Момент соприкосновения двух миров – действо невыносимое. И всё-таки я вернулась. Вернулась выброшенной на берег, уткнувшись лицом в грязный песок.
Сначала я ничего не чувствовала. Я не знала, сколько пребывала в беспамятстве. Это могло быть как несколько часов, так и несколько дней. Помню, как в моё сознание пробивались редкими и мимолётными вкраплениями отголоски реальности: чьи-то голоса, покачивания, ощущение себя на чьих-то руках, бетонные своды, глоток свежего воздуха… Также эхом откликались уже не в голове, но в сердце, слова папы: «…Тебя здесь быть не должно». Я была будто бы обижена на него. Обижена на то, что он позволил себе сказать такое в присутствии своей жены, моей мамы, и меня. Но после этой обиды неизбежно наступало осознание собственного назначения: я – там, где должна быть. Это – мой мир, в который я возвращаюсь. Там – мой папа, живой и здоровый. Там – друзья нашей семьи. Там – мои друзья… Друзья, которых я люблю. Если уйти прямо сейчас – то как мне держать ответ перед Тем, Кто меня и забросил в этот мир?
«Так вот, зачем я здесь, – мысленно улыбнулась я. – Стало быть, чтобы любить». Я не знала, кого или что любить – знала лишь, что предназначена к этому. А как жить без любви? Это не жизнь, а какое-то мучение. То мучение, что испытала я при путешествии в другой мир. А когда настало время возвращаться – я поняла, что отпускать нечто мнимое и иллюзорное просто ужасно. Но это нужно сделать. Нужно – ради блага себя и близких мне людей. В голове возник примечательный образ: вот я, Эстелла Филатова, будто бы наблюдаю сама за собой. Я сижу в помещении наподобие камерного театра. Я на сцене. Вокруг меня снуют декорации и актёры. А я сижу на одном месте и, на первый взгляд, ничего не делаю… Хотя постойте! Проходящие мимо актёры улыбаются мне, а я улыбаюсь им! Некоторые держат меня за руку, некоторые – обнимают. Есть и те мгновения, когда я остаюсь одна – но и тогда я широко улыбаюсь. Улыбаюсь по-доброму, улыбаюсь этому миру. Я посмотрела на места в зрительном зале. На первых рядах сидела женщина с каштановыми, как у меня, волнистыми волосами и с улыбкой смотрела на меня. А чуть позади виднелся мужской силуэт. Я не поняла сразу, кто это. Однако от него исходил стремительный поток света – не внешнего, но внутреннего; света, что присутствует в душе каждого человека. И мой свет внутри будто бы нашёл своего давнего, но пропавшего спутника. Или же… Сама эта частичка отпала от потока? Мне хотелось хотя бы немного ещё побыть здесь…
Однако в мгновение всё стихло. Мой разум погрузился во мрак, однако мрак этот не был тошнотворным. Не было ощущения тяжести и боли. Маленький, едва различимый жёлтый огонёк возник в моих глазах. Я услышала шёпот – или, скорее, тихий голос. Он повторял одни и те же слова…
– …рабе Твоей Есии, и избави от недуг и горьких болезней… – донеслось до меня ясно и отчётливо.
Я широко открыла глаза и рефлекторно вдохнула воздух. Я лежала в тёмной комнате, освещаемой свечкой, которая стояла на комоде напротив меня. Рядом со мной стоял мой папа и, обратившись к красному углу, молился за моё здравие. Я попыталась поднять руки – но была слишком слаба, чтобы сделать даже это. Каждый вдох давался с небольшими затруднениями, но был очень нужным моему организму. Я улыбнулась и слегка повернула голову в сторону папы. Он, заслышав шорох, резко обернулся. Сначала он слегка испугался и недоверчиво покосился на меня. Однако то был лишь миг: вскоре он схватил меня за руку и прижал её к своей груди.
– Эстелла, милая! – воскликнул он и поцеловал меня в щёку.
– Прости меня, папа, – прошептала я.
– Жива! Очнулась! – он отпустил мою ладонь и перекрестился. – Слава Тебе, Господи!
Из коридора послышался топот ног. Вскоре дверь в комнату отворилась, и на пороге появились Яша с Таней. Завидев меня, они подбежали ко мне.
– Эстелла! Милая Эстелла! – кричали они и принялись меня обнимать и трепать по голове и плечам. Впрочем, завидев взгляд моего папы, они немного успокоились и просто держали меня за руку. – Ты очнулась! Родная Эстелла!
– Как камень с души, честное слово, – вздохнул с облегчением Яша.
– Эсфи, как ты себя чувствуешь? – спросила Таня, гладя меня по голове. – Почему ты молчишь?
– Вы ж сказать не даёте… – шёпотом сказала я с улыбкой.
– Что? – переспросил Яша.
– Да замолчи ты! Повтори, пожалуйста, – сказала Таня.
– Чувствую слабость и головокружение, и с голосом беда, – призналась я. – Отчего-то не могу говорить в полную силу.
– Надышалась тем странным паром в подземелье, вестимо, – запричитала Таня.
– Он повалил прямо на тебя. Мы были чуть поодаль – а ты уже упала… Мы тебя потащили в открывшийся проход, который по спирали вёл наверх… Шахта разверзлась – и вот уже перед нами звёздное небо… – затараторил Яша.
– Я дома… – прошептала я в ответ на его речь.
– Что?
– Я дома. До чего же здесь здорово!
– Мы такое тебе расскажем, Эстелла! Тебя к ордену хотели приставить!..
– Яков Петрович! – строго сказал мой папа. – Отставить глупые разговоры. Не мешайте Эстелле, она только очнулась.
– Да, Яша, – процедила Таня и, взяв его за руку, повела к выходу. – Что же ты у меня такой недотёпа? Эстелла, милая, поправляйся скорее! Мы тебя ещё навестим! – помахала она мне рукой и вместе с Яшей скрылась за дверьми.
Мы с папой вновь остались наедине.
– Тебе нужно отдыхать, Эстелла. Можешь пить?
– Да, – едва заметно кивнула я.
– Говори честно, – улыбнулся папа. – Подними руки.
Я попыталась вновь – и вновь тот же результат: они лишь слегка поднялись над землёй и бессильно рухнули.
– Понятно, – вздохнул он и налил воды из графина в стеклянный стакан.
Затем он аккуратно приставил его к моим губам. Я принялась пить.
– Умница, – сказал папа, когда я осушила весь стакан. – Скоро наберёшься сил. Скоро и ходить сможешь.
– Что же со мной произошло?
– Сначала ты истощила все ресурсы своего организма, а затем отравилась каким-то газом или испарениями. По крайней мере, об этом сказал судовой врач.
– Почему же Яша с Таней не отравились?..
– Это загадка для нас. По-видимому, имело место локальное распространение газа на той территории, где находилась ты.
– Откуда ты это знаешь?
– Ты просто не видела, что произошло после того, как тебя принесли обессиленные Яша с Таней. Их чуть ли не арестовал сам Родион Андреевич и выдал родителям. Вскоре после этого их начали допрашивать, где они были. Они всё в подробностях рассказали, а затем передали мне.
У меня будто бы замерло сердце.
– Как же так?.. Ведь они ничего плохого не сделали. По крайней мере, Таня…
– Досталось им, конечно, знатно. И от меня в том числе.
– Папа…
– Не прерывай меня, мне всё известно о том, как вы попали в эти подземелья и кто был зачинщиком. Яша добровольно во всём сознался. Как видишь, он на свободе, как и Таня. И… – прервался он на мгновение, – не пойми меня неправильно. Я по гроб жизни буду обязан им – за то, что они спасли тебя из этой западни, хоть и попала ты в неё по своей вине.
– Я всё понимаю, папа… Прости меня… – на глазах у меня выступили слёзы.
– Моё ты золото, – ласково потрепал меня по голове папа, – всё, что было, я давно уже простил тебе. Самое главное, самое ценное – ты осталась цела. Я боюсь представить, что было бы, если бы ты вдохнула этот газ чуть больше…
Я безмолвно улыбнулась и закрыла глаза. Рядом с ним мне было поистине хорошо. Я чувствовала, как силы вновь возвращаются ко мне. Я свободно шевелила пальцами на всех конечностях, мотала головой туда-сюда, осматривала внутреннее убранство комнаты. Вместе с тем вернулась ноющая боль в животе, в том месте, на которое пришёлся удар локтем Тани.
– Смотрели ли мой живот?
– Конечно. Там обширный синяк. С данной травмой нам лучше будет вернуться в столицу, либо во Владивосток.
– Мы скоро уезжаем?.. – спросила я растерянно.
– К сожалению, да. Конечно, я бы не хотел тревожить тебя в таком состоянии, но нам это настоятельно порекомендовали Родион Андреевич и здешние офицеры.
– В чём же дело?
– Война движется сюда. То, что вы здесь открыли, ставит под вопрос возможность обороны острова от врагов. Если останемся здесь на всё лето – возможно, придётся столкнуться лицом к лицу с захватчиками. Мне бы этого не хотелось, поверь мне.
– Мне тоже…
– Вот-вот. Мы запросили военное подкрепление у штабов Императорского флота во Владивостоке и Петропавловске. Однако на то, чтобы прислать его, понадобится не одна неделя.
– Они защитят Большой Шантар?
– Они обязаны это сделать. Как-нибудь, милая Эстелла, я расскажу тебе, почему. Теперь отдыхай.
Папа встал со стула и уже собрался было, потушив свечку, уйти, как вдруг я прошептала со спины:
– Я видела маму…
Он остановился, словно вкопанный, и повернулся ко мне. Взгляд его был озадаченным.
– При каких обстоятельствах ты её увидела?
– Она была в мире, который построила я, – начала шептать я. – Там было так хорошо, так благостно… Но я не нашла там подлинного счастья. Это был сон или видение, в котором пребывала она. Ты там тоже был – разрушил эту иллюзию, сказав: «Элиза заслужила большего, чем этот мир». Он весь исчез после твоих слов.
Папа тяжело опустился на край моей постели. Положив руки на колени, он опустил голову.
– Мне она приснилась… Незадолго до того, как тебя принесли сюда. Помню, как явилась мне в белоснежных одеяниях и сказала: «доченька побывала у меня, теперь и ты прими её». Я воспринял это как нечто ужасное… Подумал, что вернут лишь твоё бездыханное тельце.
– Я здесь, с тобой, – улыбнулась я и потянулась к его руке.
– Остались мы с тобой одни-одинёшеньки, – грустно молвил папа и сжал мою руку. – Но, видишь, не оставляет нас мама. Даже с того света заботится о тебе.
– Как вырасту – обещай, что женишься!
Папа рассмеялся моим внезапным словам.
– Зачем же так долго ждать?
– До этого… Не надо, – молвила я. – Мы справимся и без твоей жены, ведь у нас есть друзья.
– До чего же мудрая у меня дочка. А по оценкам в школе и не скажешь.
– Папа!.. – шутливо возмутилась я.
Мы долго болтали о делах нашей семьи. Я рассказала о своих друзьях, а он – о своих. Обсуждали, как будем добираться до родного города. Сошлись на мнении, что лучший способ – это поезд из Хабаровска. Помянули капитана Одинцова и его аэростат, бесславно погибший от рук Пауля Химмеля. Я никак не могла поверить, что капитан отдал свою честную жизнь ради жизней людей в Императорской Гавани – но всё указывало именно на это. Папа лишь скорбно покачал головой. Вообще, я никогда не видела его столь растерянным и меланхоличным… Мне он всегда казался пышущим внутренней энергией, жаждой приключений, открытий и путешествий – но сегодня я увидела его с другой стороны. Я тотчас одёрнула себя: не могут люди застыть в своей ипостаси на всю свою земную жизнь! Они – не куклы! И мой папа – тоже. Хотелось его ободрить и утешить, ведь я прекрасно чувствовала его скорбь. Впрочем, всё, что я могла – это шептаться с ним о всякой ерунде и улыбаться ему. Моё состояние всё ещё было никудышным. Это понимал и отец, посему, договорив о своей последней экспедиции, он вдруг закончил разговор.
– Уморил я тебя. Тебе нужно поспать.
– Останься со мной, прошу… Хотя бы ещё на пару минут.
– Меня за такое наш доктор… – начал было он, но осёкся и улыбнулся. – Спи, радость моя. И знай: я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, папа, – ответила я, закрыв глаза, и почувствовала, как по всему телу разливается благодатное тепло.
Папа слегка меня погладил по руке и, перекрестив, вышел из комнаты, потушив свечку и аккуратно затворив дверь. Я была слишком слаба, чтобы предпринимать какие-либо действия, посему с закрытыми глазами продолжила рисовать у себя в голове прекрасные миры, в которых, даст Бог, я когда-нибудь обязательно побываю…
Эпилог.
Волны лениво плескались за бортом нашей «Ириды». Светило яркое солнце, преломляющееся тысячами зайчиков на волнистой поверхности Татарского пролива. Морская болезнь одолевала меня с двойной силой, но я старалась ловить мгновение хорошей погоды, ведь последнюю неделю я практически полностью провела, лёжа в тёмной опочивальне. Теперь я здесь – на свежем воздухе, хоть и с тошнотою и болью в животе. Перед отъездом Таня чуть ли не рыдала передо мной на коленях и просила прощения за нанесённую мне травму. Я чувствовала себя жутко неловко, ведь это я вместе с Яшей завела её в эти подземелья.
Вообще, вид у меня был неважный. За эти дни я практически ничего не ела и сильно похудела. Щёки мои впали, стали ясно виднеться скулы. Под глазами проявились жуткие синяки. Яша как-то неосторожно сравнил меня с мертвецом, за что отхватил от своей подруги. Впрочем, я была с ним согласна. Дни стали тянуться, словно одно сплошное марево: осмотр доктора, короткая прогулка под руку папы или друзей, скромный обед, снова в постель. Иногда становилось трудно дышать и во рту появлялась противная горечь. Однако всё бы переносилось легче, если бы не вести с материка…
На протяжении этой недели и находясь на корабле, я то и дело слушала новости с полей сражений. Японцы в таком-то китайском городе, наши отступают под Порт-Артуром, потерян крейсер «Варяг»… Всё это мне порядком надоело. Более того – мы покинули Большой Шантар и оставили на произвол судьбы живущих там жителей. Правда, уже на трапе комендант тамошнего гарнизона – отец Танюши – клятвенно обещал папе эвакуировать мирное население. Не знаю, удастся ли им сделать это, но я верю его словам, ибо именно так на деле проявляется офицерская честь. Я покидала остров с глубоким чувством скорби и незавершённости. Передо мной стояли Яша с Таней, держась за руки. Я читала в их лицах растерянность, будто бы их оставляют одних на произвол судьбы. В глубине души я чувствовала, что так и есть. Тем не менее, мы нашли силы улыбнуться друг другу.
– Вы друг от друга не отходите, – отметила я с ехидной ухмылкой, надеясь, что мимолётная острота немного развеет тоску.
– Да! – кивнул Яша и сжал Танину руку сильнее. – Мы теперь ни за что не отойдём друг от друга.
– Отпустишь меня сразу, как только закончишь свои пафосные изречения, – по-офицерски изящно спустила Таня его на землю. – Эстелла… Милая Эстелла… Ну, на кого ты нас покидаешь?.. – спросила она меня с грустной улыбкой и дрожащим голосом.
– Папа так распорядился, – грустно пожала плечами я.
– Как ты себя чувствуешь?! – воскликнула Таня. – Милая, ты бледнеешь.
Слегка закружилась голова и потемнело в глазах.
– Бедняжка наша… – погладила она меня по голове. – А знаешь, что ты сделала? Ну, ты присядь, присядь!
– Что? – с блаженной улыбкой спросила я и со вздохом опустилась на лежащий рядом с пристанью камень.
– Ты открыла нам парогенератор! – горячо заговорила Таня, а Яша яро закивал. – Да ещё и какой огромный! Мы теперь – будущий центр торговли и промышленности на Дальнем Востоке!
– Вот разгромим японцев – и заживём припеваючи. Уже жители столицы будут ездить к нам, а не мы будем желать попасть к вам, – замечтался Яша.
– Мы подслушали разговор твоего отца с нашим градоначальником… – сказала Таня. – Они были очень обеспокоены находкой такого подземелья прямо на острове. Это означало, что до того, как сюда ступили наши первопроходцы, здесь уже побывали японские войска, которые считают Большой Шантар своей территорией. Значит, война за него будет – и будет в скором времени. Без значительного подкрепления нам не справиться.
– Папа говорил, что из Владивостока и Петропавловска…
– Запрошена помощь, я знаю. Но придёт ли она – большой вопрос. «Варяг» потоплен. Резервы с запада идут крайне медленно. Страшно это всё, Эстелла…
– Да… – тихо ответила я.
Я не знала, как поддержать их, как ободрить. Они оставались один на один с большой опасностью, а я благополучно убегала от неё. Оставалось лишь надеяться на благоразумие взрослых… По крайней мере, родители их не изъявили желания отправить Яшу с Таней на «Ириде», по крайней мере, в Императорскую Гавань. Мысленно я отсчитывала минуты до расставания с этими прекрасными ребятами.
– Знаете… Вы прекрасно смотритесь вместе, – внезапно вылетело из моих уст.
– Эсфи! – смущённо воскликнула Таня, доселе державшая Яшу под руку.
Яша безмолвно покраснел. Их реакция меня весьма позабавила, и я тихонько хихикнула.
– Я говорю чистую правду. Как мне не хочется покидать вас, мои дорогие…
У Тани на глазах выступили слёзы.
– Мы тоже! Столько было пережито – и всё зря? Орден островитян распался из-за этой дурацкой ямы?
– Отчего же? – поддержал подругу Яша. – Эсфи будет с нами: просто-напросто Столичная душа возвращается на свою родину, только и всего.
– Обязательно приезжайте! – воскликнула я. – Если бы вы знали, какой красивый у нас город!..
– Мы охотно в это верим, – ответил Яша.
– Давайте писать друг другу письма! – предложила Таня. – Эстелла, пиши нам в любое время, пиши о том, как проводишь свою жизнь… И о здоровье своём пиши обязательно!
– Конечно, об чём речь, – улыбнулась я. – Будут вам письма, как только окажусь в Хабаровске. И вы тоже мне пишите.
С палубы послышались перекрикивания матросов. Капитан «Ириды» позвал пассажиров на борт.
– Вот и всё… – скрепя сердце, сказала я и неспеша поднялась с булыжника. – Пора…
– Прощаемся?.. – растерянно спросил Яша.
– Прощаемся, – кивнула я – и почувствовала, как к горлу подступил тяжёлый комок, а глаза становятся влажными.
– Эстелла… – замялся Яша и стал рыться в карманах. – Возьми… На добрую память.
Я протянула ладони. В руках у меня оказалось огниво, которым мы то и дело освещали себе путь в подземельях.
– Благодарю вас, Яклав, – присела я в реверансе, хоть взгляд мой уже мутнел от слёз.
– Пусть в самые трудные дни оно будет напоминанием тебе, что из любой, даже самой глубокой и запутанной западни, есть выход к ясному солнцу, – проговорил Яша.
Я промолчала с улыбкой. Сердце моё затрепетало – Таня заключила меня в свои крепкие объятия. Я обхватила её, и мы склонили головы на плечи друг дружке. Я почувствовала, как слёзы полились по моей переносице и начали капать ей на плечо. Мы стояли так около минуты, изредка всхлипывая. Яша беспокойно вертелся вокруг, ступая солдатским шагом туда-сюда. Наконец, наши объятия были разомкнуты – и теперь я обняла Яшу. Таня при этом погладила меня по волосам. Прощание было окончено. Я безмолвно отнялась от Яши и, поклонившись им обоим, взошла по трапу на корабль, где меня уже ждал экипаж и папа. «Ирида» издала протяжный гудок и, отшвартовавшись от пристани, направилась к выходу из бухты. Я стояла на палубе и плакала. Слёзы мои уносил сильный ветер. Через некоторое время поселение на берегу острова превратилось в едва различимую точку, а после и сам Большой Шантар стал лишь тоненькой полоской на горизонте. Оказавшись в открытом море, я прошла в свою каюту, почувствовав головокружение и тошноту.
Переход длился несколько дней, после которых мы прибыли в порт Николаевска. Нас встретили с уважением и пониманием, разместили в лучших покоях и предложили мне доктора. На рейсовом пароходе мы через пару дней отправились в Хабаровск, пройдя по пути Богородское, Циммермановку и село Пермское. Амур произвёл на меня благостное впечатление: на нём не проявлялась морская болезнь, всю дорогу нас сопровождали волшебные пейзажи Дальнего Востока, редкие сёла с мирно живущими крестьянами… Всё это обнадёживало, будто бы лечило. Но вот на горизонте показался Хабаровск – и чувства мои словно перетекли в иную фазу: всем своим естеством я предвкушала возвращение домой, в родные улицы столицы, а позже – и возвращение в гимназию.
В этом городе меня осмотрели доктора из местной лечебницы. По предварительным данным, мне нужен был покой и постельный режим, а также некоторые душистые травы в качестве ингаляции. Они внушили мне оптимизм. Я поняла, что жизнь моя не покалечена насовсем, что смогу встать на ноги. Однако предстояла длинная дорога домой – через всю страну на пассажирских поездах. Папа обо всём позаботился: уже на следующий день мы ехали в вагоне первого класса, где я чувствовала себя, словно принцесса. С тоской и щемящим сердцем провожала я дальневосточные сопки, которые уступали место широким просторам Восточной Сибири. Перед отъездом из Хабаровска я написала ребятам письмо, подробно изложив в нём впечатления от путешествия по Амуру, своё нынешнее состояние здоровья, а также указав свой домашний адрес, чтобы получить ответ. Не знаю, дойдёт ли оно и получу ли я на него ответ…
Поезд остановился в Чите. Обыкновенно лучезарный, сегодня над ним висели густые тучи. По всему было видно, что собирался дождь. Я вышла на перрон, чтобы подышать свежим воздухом и окончательно проводить Дальний Восток: дальше следовали широкие степи Забайкалья. Внутри меня поселилось стойкое чувство: во что бы то ни стало, несмотря ни на что, я буду ценить эти летние каникулы, проведённые на краю земли. В руках я держала тетрадку с карандашом. Помимо рисунков, в самом начале красивыми буквами я вывела: «Таинственный остров». Тотчас опомнилась – такое название уже есть у романа Жюля Верна. Зачеркнула – и написала чуть ниже: «На краю земли». Уже лучше – но всё равно не то. Я дала волю своей детской фантазии, которая уже давно нашёптывала мне нечто наивное, но до жути интересное. Вскоре под этими вариантами вырисовалась надпись, будто бы взятая из детских журналов и азбук: «Шантарские каникулы». Пусть останется так! Показала папе – тот похвалил меня. Пусть же так и будет называться глава моей жизни – весёлая, интересная, полная приключений и испытаний. Глава, которой в глубине своего сердца я уже придумала продолжение. И оно – будьте уверены – обязательно последует…
Спасибо за чтение и понимание!
Ваш Глеб Пономарёв.
Владивосток, 2025 год.
