Тотчас по уходе Кастанеды из дверей вышел Маркена. Он был здоров и весел, потому что не коснулся отравленной постели.
– Он приходил и справлялся о твоем здоровье! – сказала Ара.
Горькая улыбка показалась на губах Маркены.
– Пойдем, Ара, – ответил он, – будем собираться в дорогу.
В этих приготовлениях прошел день.
На следующее утро Маркена намеревался отправиться в путь в Сан-Доминго. После полудня он принес скрытые в лесу образцы золота и мысленно простился с местами, на которые некогда возлагал столько радужных надежд. Королевская область! Какая прекрасная страна и как опозорила ее алчность испанцев!
Он решил взять с собой самых преданных слуг своих, пожелавших остаться при нем, и основать близ Сан-Доминго новую колонию под покровительством адмирала.
Последний вечер в Лигурии прошел тихо, и еще до рассвета Маркена был уже на ногах.
Он привел в порядок кладь и стал распределять ее между своими людьми, посматривая время от времени на Королевский двор.
Неужели Кастанеда не видел его приготовлений к отъезду? Разве ему не дали знать об этом его шпионы? Странно, что он, хотя бы из любопытства, не идет сюда!
Но, может быть, он понял, что его уличили, и стыдится? Вероятно, у него не хватает смелости смотреть в лицо тому, кого он хотел отравить по способу людоедов-караибов.
Но Маркена не хотел так оставить Королевскую область. Он надел широкополую соломенную шляпу, взял палку и пошел прощаться с соседом.
К его немалому изумлению, на Королевском дворе была мертвая тишина. Ни один дымок не поднимался к небу, на полях не видно ни одного человека. В саванне царила безмолвная тишина, нарушаемая только трескотней сверчков в высокой траве и кваканьем лягушек в бурливых ручейках.
«Они расчищают лес под пашню», – думал Маркена, стараясь объяснить себе эту необыкновенную тишину.
Перед самым Королевским двором на дороге лежал труп Бецерилло, и вокруг него жужжали стаи мух и жуков.
На дворе царствовала та же тишина, дверь дома была настежь отворена. Маркена поднялся по ступеням лестницы, заглянул в отворенную дверь и в ужасе отскочил. Прямо за дверью лежал караиб Каллинаго с зияющими ранами на груди и на голове.
Стало быть, вот причина этой гробовой тишины! Индейцы отомстили за притеснения. О да! Маркена тотчас понял это, потому что караибу были отрублены обе руки. То был ответ на ужасную казнь.
Но где же был сам Кастанеда? С трепещущим сердцем перешагнул Маркена через труп караиба и вошел в комнату, в ней никого не было. Он прошел во вторую, и эта была пуста, но в ней царили следы опустошения. Одеяла с постели исчезли, сундуки были взломаны, и все, что было в них, расхищено, даже железные замки и гвозди были унесены. Оставлено было только… золото, которое валялось разбросанным на полу. Маркена с пренебрежением посмотрел на эти сокровища Кастанеды. Он хотел было уже выйти из комнаты, как вдруг наступил на какой-то камень, заскрипевший под его ногой, он невольно посмотрел и остановился в изумлении: то была золотая руда… та самая, которую он нашел и хотел передать в руки адмирала! Маркена внимательно осмотрел разбросанное на полу золото, оно состояло из таких же самородков.
Блестящий металл объяснил Маркене происшествия последних дней. Без сомнения, Кастанеда нашел золотые руды и разрабатывал их втайне, вероятно, он подозревал, что и Маркене известны эти руды. Узнав, что он отправился в Сан-Доминго к адмиралу, Кастанеда, вероятно, опасался, что тайна будет передана законному владельцу всех золотоносных рудников на Эспаньоле, Колумбу, и, чтобы помешать этому, он прибегнул к яду. И если бы Ара не подсмотрела в щель стены, что делал золотоискатель в его спальне, он, Маркена, наверное, умирал бы теперь в тех же мучениях, в каких скончался бедный Энрико.
Маркена пошел в хижины индейцев, там лежали трупы прочих караибов. Очевидно, на них напали во время сна, у всех у них также были отрублены руки.
Но где Кастанеда? Ни в доме, ни в окрестностях не было видно его следа.
У Маркены явилось недоброе предчувствие. Вероятно, индейцы утащили Кастанеду в лес, чтобы предать там мучительной смерти. Но, может быть, он еще жив! Его нужно спасти во что бы то ни стало! В эту минуту Маркена забыл все зло и все преступления Кастанеды, он видел в нем только своего ближнего, христианина и испанца, который имел право на его помощь. Но куда направились с ним индейцы?
У Маркены не было собаки, которая могла бы отыскать следы… Но поселившиеся в соседстве испанцы имели собак, селения их лежали только в получасовом расстоянии, и Маркена тотчас направился к ним.
Поднявшись на холм, с которого виднелись новые поселения, он вдруг невольно вздрогнул: здесь также не было никаких признаков жизни, ни в хижинах, ни на полях!
Маркена ускорил шаги, он хотел знать, что случилось, и приготовился к самому худшему.
Предчувствия не обманули его – здесь также царила смерть. Караибы лежали с раскроенными черепами в своих хижинах, вместе с убитыми собаками, и у всех были отрублены руки. Оба испанца были также убиты. Маркена ходил из одной хижины в другую, отыскивая труп Кастанеды, но нигде не нашел его.
Он сел на крыльцо веранды одного из новых домов, чтобы собраться с мыслями. Ясно, что предшествовавшая ночь была в Королевской области ночью мести индейцев, заранее условившихся убить всех христиан! Всех? А сам он разве не христианин, не «бледнолицый», как другие? Отчего же в Лигурии было все так глубоко мирно?
Его люди также, без сомнения, знали о заговоре, но не коснулись даже волоска на нем. Значит, чувство благодарности живет и в сердцах дикарей. Он не был их жестоким притеснителем. У него не было ни оружия, ни собаки, он не приводил с собой караибов для своей защиты и надеялся только на защиту Всевышнего. Обороной его были справедливость и любовь к ближнему! И вот он единственный испанец, оставшийся в живых в Королевской области! Он упал на колени и горячо благодарил Бога.
Единственный? Но разве Кастанеда действительно умер? И вот ему пришла мысль искать Кастанеду в рудниках. Если индейцы застали его врасплох в одной из ложбин, он, конечно, безвозвратно погиб. Маркена задумался, в которой именно ложбине искал Кастанеда золото, он знал, где бедный Энрико расставлял свои сети и где Каллинаго отравил его. «И если я, – думал Маркена, – найду только труп его, то исполню свой долг».
Между тем было уже далеко за полдень. Маркена нашел кусок хлеба, напился из ключа воды и поспешил в Лигурию.
Перед домом его ожидали работники-индейцы, которые должны были отправиться с ним, остальных не было видно.
Маркена понял по выражению лица индейцев, что им все известно и что ничего нового он им не скажет.
– Мы готовы, господин! – сказала Ара.
Маркена отрицательно покачал головой.
– Нет еще, Apa! – сказал он.
– Почему? – спросила она с изумлением. – Ведь в Королевской области не осталось ни одной души. Мы здесь только для того, чтобы проводить тебя в Чибао, потом мы тоже возвратимся в леса. Тебе здесь нечего больше делать, Маркена.
Маркена спокойно взглянул на индеанку: в глазах ее светилось упорство.
– Тебе здесь нечего делать, – повторила она ему.
Так, значит, и он, как испанец, был им до того ненавистен, что они не хотели более видеть его в своей среде и только желали безопасно провести до границы Королевской области.
– Нет, Ара, – возразил он спокойно. – Я еще не уйду, я должен остаться здесь, пока не найду того, кого ищу.
– Кого же ты ищешь?
– Кастанеду!
– Канаиму?! – вскричала индеанка с изумлением.
– Да. Он испанец, и я не могу бросить его на произвол судьбы.
– Канаиму? – повторила Ара, и глаза ее сверкнули недобрым блеском. – Понимаю, ты хочешь отомстить ему.
Маркена взглянул на нее с укором.
– Разве ты забыла, Ара, что я рассказывал тебе о нашем Боге? – сказал он. – Он заповедал нам забывать сделанное зло. «Любите врагов ваших!» – вот что говорил Он нам.
– А что ты сделаешь, если найдешь его?
– Я хочу спасти его, Apa!
– О, никогда! – воскликнула Ара, и в глазах ее сверкнула ненависть.
– Никогда?… – повторил Маркена, подходя к ней. – Помнишь ли тот час, Ара, когда ты и Энрико стояли передо мной на коленях? Кто тебя вырвал тогда из рук жестокого караиба? Наш Бог велел мне защитить тебя, но Он же велит мне спасти Кастанеду!
– Не говори так громко, – прошептала, смягчаясь, Ара, – иначе ты умрешь! Индейцы ненавидят испанцев!
– Значит, он жив, Ара? Ты знаешь, где он?
Она потупила глаза, в душе ее происходила борьба.
– Ара, – продолжал тихо Маркена, – будь милосердна, как я к тебе был милостив. Ты отомщена, Каллинаго убит, а я хочу спасти моего канаиму. Скажи мне, где он?
– Я не могу отказать тебе, – ответила наконец индеанка. – Но только прикажи людям идти вперед в Чибао, мы погибли, если они узнают, что мы хотим сделать.
Маркена отдал нужные приказания. Ара поговорила тихо со своим земляком, и носильщики двинулись в путь.
– Ара, о чем вы разговаривали? – спросил Маркена, когда индейцы удалились.
– Они донесут твою кладь до горы в Чибао и потом уйдут в леса, где мы нашли новую родину, далеко от испанцев.
Носильщики исчезли в высокой траве.
– Ара, – спросил опять Маркена, – скажи мне, где Кастанеда? Жив ли он еще?
– Жив! – ответила индеанка.
– Ты меня мучаешь! Скажи мне всю правду, Ара!
– Он должен быть теперь очень счастлив, при нем долото и молоток, и он может собирать золото, чистое золото, до которого он так жаден. – И она описала ему ужасные муки голода и жажды Кастанеды под палящими лучами солнца. – Он заживо похоронен, – заключила она, – и, может быть, уже умер, потому что солнце сегодня знойно!
– Ара! И мы медлим? – вскричал Маркена. – Идем, идем скорее!
– И ты хочешь так идти, Маркена? – сказала насмешливо Ара. – Где твой ум? Путь далек. Нам нужно взять с собой хлеба. А затем, разве у тебя есть крылья, чтобы спуститься к нему вниз? Нам нужна веревка, твои же веревки все увязаны, и придется в деревне искать индейскую веревку. Готовь хлеб, а я добуду веревку.
Было уже далеко за полдень, когда они добыли хлеба и веревку. Маркена спешил в путь, но Ара противилась.
– Теперь нельзя, – говорила она, – подождем, когда стемнеет. Если тебя увидит кто-нибудь из наших на пути к лесу, он угадает твое намерение и помешает тебе. Ты должен вооружиться, взять с собой меч, потому что теперь война между нами и бледнолицыми, и ты можешь встретиться с индейцами, которые не знают тебя.
Маркена молча взял меч.
– Ара! – воскликнул он. – Я не хочу подкрадываться в ночной темноте. Пойдем или я уйду один!
Он взялся за веревку, которую та держала в руках.
– Ты не боишься? – удивилась она. – Хорошо, я тебя предостерегала. Иди! Иди один! Я не хочу подвергаться гневу своих земляков из-за канаимы!
Он ушел не оглядываясь и быстро направился к лесу.
– О, я должна защитить его, если он встретится с нашими! – вскричала Ара и бросилась вслед за ним.
Наступили уже сумерки, когда Маркена вышел из лесу на небольшой лужок перед пропастью и изо всех сил крикнул: «Кастанеда! Кастанеда!»
Он стал прислушиваться. Ответа не было.
С трепетом подошел он к краю обрыва и, крикнув еще раз: «Кастанеда!», стал всматриваться вглубь.
Овраг оставался немым. Но в сумерках он рассмотрел на выступе скалы человеческую фигуру.
– Кастанеда! – крикнул он. – Ты жив? Отвечай же, это я, Маркена, я пришел тебя спасти!
Но кругом продолжала царить глубокая тишина. Ара быстро выбежала к нему из леса и тихо сказала:
– Тише, ты выдаешь себя! Они могут быть вблизи! Скорей за дело! Посмотри, жив ли он.
Веревку быстро привязали к дереву, и Маркена спустился вниз, между тем как Ара осталась наверху настороже.
Маркена нагнулся над Кастанедой и стал трясти его, но тот не шевелился. При тусклом свете сумерек он взглянул в лицо испанцу: глаза Кастанеды были закрыты, пена покрывала его рот, но он еще хрипел.
Маркена поспешно взял свою фляжку и влил умирающему в рот живительную влагу, затем, вспрыснув ему грудь и лицо, он крикнул Аре, чтобы она спустила ему вторую флягу.
Луна поднялась над горой и осветила площадку. Маркена вымыл ему лицо, вновь налил в рот воды и заметил, что дыхание Кастанеды становится ровнее, но он все еще не приходил в сознание.
– Маркена! – шептала между тем Ара сверху. – Нельзя же нам оставаться здесь вечно. Вытащим его наверх! Маркена, слышишь ли ты, они могут прийти, и тогда вы оба погибнете, ты и он!
Маркена обвязал веревку вокруг груди Кастанеды, и Ара вытащила своего смертельного врага из ужасной пропасти. Еще раз спустилась веревка, и Маркена очутился наверху подле Ары.
– Мы должны унести его, Маркена, но куда?
– Я знаю надежное убежище. Около водопада есть пещера, прикрытая густым кустарником; там нас никто не найдет. Это недалеко. Помоги мне нести его, Ара!
Путь действительно был недальний, но очень трудный, среди темной, слабо освещенной луной ночи приходилось пробираться с тяжелой ношей через дикие заросли и по краям крутых обрывов. Они шли долго и наконец остановились перед какими-то колючими кустами.
– Мы пришли! – сказал Маркена. – За этим кустарником пещера.
Он пошел вперед, показывая Аре дорогу. Затем они вернулись и снова исчезли в кустах со своей ношей.
Утром они услышали со стороны ущелья пронзительные, бешеные крики: то были индейцы, увидевшие, что жертва их мести вырвана из их рук.
Кастанеда лежал в мрачной, прохладной пещере, по одну сторону которой струился небольшой источник, исчезавший под густой зеленью кустов. Он был жив, но у него было воспаление мозга вследствие солнечного удара, и он находился то в тупом сне, то в беспамятстве или бреду. Около него сидела сестра милосердия, охлаждавшая ему голову и лоб холодными компрессами и смачивавшая по временам свежей водой его сухие горячие губы. Эта сестра милосердия была Ара. Она сама удивлялась тому, что ухаживала за Кастанедой, которого вчера еще ненавидела всем сердцем.
Но Маркена показал ей, что можно любить врагов, платить им добром за зло, и дикарка Ара бессознательно, не давая себе ясного отчета, почувствовала, что подобные деяния возвышают человека и делают его счастливее.
Ее глаза не светились теперь прежним диким блеском. В чертах лица ее появилось более благородное выражение, это была женщина кроткая и добрая, какими мы вообще знаем женщин.
Но где же тот, кто своим примером возвысил Ару? Он находился далеко от пещеры. Ара одна ходила за Кастанедой, но Маркена мог быть спокоен: пока она была жива, никто не посмел бы коснуться волоса бедного, опасно больного человека.
К вечеру того же дня усталый, изнуренный Маркена пришел в Чибао. Там царило неописуемое волнение.
В Сан-Доминго прибыл адмирал, но в жилах Христофора Колумба не текла кровь Кортеса или Писарро, и он не взялся за меч, чтобы наказать возмутившихся солдат, а вступил с ними в переговоры!
Он знал, что многие из них действительно страдали. В Испании не считали нужным высылать войску жалованье, и некоторые испанцы, работая в рудниках, сумели припрятать себе золото, но другие, прибывшие в эту страну с радужными надеждами, находились в бедственном положении, к тому же многие были изнурены болезнями, и мечта о возвращении в Кастилию овладела всеми.
Колумб решил избавиться от недовольных и предложил в любезном письме к главе возмутившихся, судье Ролдану, корабли для переезда в Испанию. Это-то предложение и обсуждалось теперь в Чибао.
Маркена был известен как верный сторонник генуэзца, а потому на него смотрели косо. Он рассказал о восстании индейцев и просил дать ему людей, под защитой которых он мог бы перенести Кастанеду в Чибао.
Но какое им было дело до него, когда они должны были хлопотать о себе. «Зачем вы ушли от других и поселились одни в пустыне?» – говорили некоторые. «Только не сегодня», – отвечали другие.
– Да ты нам заплатишь наше жалованье, что ли? – спросил кто-то насмешливо.
В голове Маркены, как молния, блеснула мысль.
– Да! – воскликнул он. – Я укажу вам золотые руды, которые превзойдут все ваши ожидания!
– Слушайте, слушайте! Он нашел золотые руды, – раздалось со всех сторон, и множество солдат собралось вокруг Маркены.
– Покажи образцы золота!
– Не верьте ему на слово!
– Он приверженец генуэзца.
– Пусть покажет золото!
Так кричали все в один голос, и толпа любопытных все росла.
Явился и Ролдан, старший судья колоний и предводитель мятежников. Перед ним расступились, и он подошел к Маркене.
– Что тебе надо от нас? – мрачно спросил он.
– Помощи несчастному испанцу, – ответил Маркена.
– Одному из приверженцев адмирала? – переспросил Ролдан. – Напрасно ты не обратишься в Изабеллу или в Сан-Доминго! Хороши бы мы были, если бы стали спасать вас от опасности, чтобы потом вы же помогали генуэзцу притеснять нас! Нет, этого я не сделаю!
– Ролдан! – сказал спокойно Маркена. – В помощи нуждается твой друг Кастанеда!
– Кастанеда! – воскликнул Ролдан. – О, это другое дело! Но скажи мне, неужели ты действительно нашел золотую руду?
Вместо ответа Маркена вынул из кармана мешочек, тот самый, который некогда Кастанеда нашел в его сундуке, и молча подал Ролдану.
Тот раскрыл его, долго смотрел на золото, затем взял золотой самородок, поднял его кверху и воскликнул:
– Кастильцы, мы получим неуплаченное нам жалованье! Кастанеда и Маркена заплатят нам его! Последуем за храбрым!
Кусок золота переходил из рук в руки. Восторг рос. Письмо адмирала было забыто.
Несколько часов спустя стройная колонна уже выступала в путь, и в Чибао остался только маленький гарнизон.
Маркена сделался героем дня, он должен был ехать рядом с Ролданом, который теперь с участием осведомлялся о судьбе Кастанеды.
Солдаты Ролдана расположились по-домашнему в «Золотой долине».
Золотые руды были богаты, кроме открытой Кастанедой, были найдены и другие. Теперь никто не думал уже о возвращении на родину и о кораблях, предложенных Колумбом для переезда в Испанию.
На одном из зеленых лужков, на склоне долины, в наскоро сколоченной хижине, Маркена с Арой ухаживали за несчастным Кастанедой, все еще не совсем пришедшим в сознание.
Ара осталась у Маркены, она боялась возвратиться к своему племени. Там знали уже, что она участвовала в спасении Кастанеды, и ей никогда не простили бы этого предательства. Она была удручена этим и как-то однажды, когда Маркена хотел ее утешить, печально сказала ему:
– Мои дни сочтены, для меня нет более счастья на земле. Месть не дремлет, меня скоро поразит отравленное копье мстителя.
Маркена успокаивал ее, но в душе разделял ее опасения. Он взял с нее обещание не отходить от лагеря испанцев и обещал взять ее с собой в Сан-Доминго, где она будет в полной безопасности. Все это, однако, мало утешало ее.
Маркена рассказал ей о Боге христиан, но она не понимала, почему другие белые не делают добра, как им велит Бог? «Нет, твой Бог не их Бог!» – говорила она ему.
Спустя две недели после ужасных происшествий в ущелье Кастанеда в первый раз пришел в себя. Когда взгляд его остановился на Маркене, он вздрогнул и с выражением страха и ужаса сказал:
– Кто ты? Разве Маркена не умер?
Маркена старался успокоить его.
С этих пор состояние Кастанеды стало быстро улучшаться, он стал вспоминать о происшествиях в ложбине, но скоро совсем перестал говорить о них.
– Когда я буду здоров, – сказал он как-то Маркене, – я уеду с Эспаньолы и поступлю в монастырь Ла-Рабида. Бог даст, отец Хуан примет меня.
Наконец наступил давно желанный для Маркены день, когда можно было отправиться в Чибао и затем в Сан-Доминго. Шесть индейцев-носильщиков унесли Кастанеду из Золотой долины, еще недавно составлявшей цель всех его стремлений. Он не имел при себе ни одного золотого зернышка и не ощущал ни малейшего желания иметь его. Маркена и Ара шли рядом с носилками.
– Вам не нужно конвоя, – сказал им Ролдан при прощании, – ведь с индейцами заключен мир.
Золотопромышленники устроили прекрасную дорогу через первобытный лес, но маленький караван продвигался медленно, потому что приходилось очень осторожно нести носилки.
– У нас много времени! – говорил Маркена.
Но Ара качала головой и говорила:
– Нет, нам нужно спешить, пока не выйдем из леса. Эти тропинки опасны, и где-нибудь в ущелье нас ждет засада.
– Индейцы живут с нами в мире, – говорил ей Маркена.
Но она шла рядом с ним и зорко вглядывалась направо и налево в лесную чащу. Очевидно, она помнила, что «индейская месть не дремлет». Но вот лес кончался, а в саванне уже нечего было опасаться засады.
Вдруг Ара с диким криком бросилась в сторону, а мимо нее прожужжало копье, к счастью, вонзившееся в дерево. Маркена схватился за меч, но врага не было видно, и только в одном месте чуть-чуть колыхнулись ветви куста.
Когда караван вступил в саванну, Маркена задумался над участью Ары. Он предчувствовал, что его мечты о новой колонии близ Сан-Доминго не сбудутся и что ему придется воротиться на родину. Что же тогда будет с Арой?
Он подошел к ней и стал говорить о своей родине. Индеанка слушала его с поникшей головой, затем, взглянув на него, спросила дрожащим голосом:
– Ты хочешь вернуться в страну белых людей?
– Может быть, Ара!
– А меня ты хочешь оставить здесь?
– Это от тебя зависит, – сказал он медленно. – Подумай, ведь этот остров – твоя родина. Там, за морем, тебе будет все чуждо.
Она не ответила ему, но из ее глаз полились слезы.
Пробираясь вдоль морского берега, караван Маркены приблизился к Сан-Доминго. С небольшого пригорка путники наши вдруг увидели большое поселение с церковью и с несколькими каменными домами, а у берега стояли шесть горделивых кораблей. Увидев кругом города обработанные поля и плантации сахарного тростника, Маркена подумал, что нравственная обязанность его содействовать процветанию этой колонии, а не бежать малодушно в Испанию. С уст Кастанеды вырвалось только одно восклицание: «Слава богу! Тут есть корабли! Я могу вернуться в Испанию!»
Ара была поражена и подавлена. Правда, Маркена рассказывал ей о городах Испании, но она представляла их себе в виде больших индейских деревень с большими хижинами. И вдруг перед ней невиданные здания и чудовищные, исполинские лодки, каких индеанка не могла себе представить.
По мере того как путники подходили к городу, очарование Маркены уступало более горьким чувствам. И здесь, среди этого большого населения, не было мира и справедливости. В стороне от дороги Маркена увидел семь виселиц, на которых качались семь трупов испанцев!
«Вот до чего дошло, – думал он, – адмирал должен прибегать к таким многочисленным казням».
Ара подошла к нему и спросила:
– Что значат эти висящие тела испанцев? Разве христиане так хоронят своих покойников?
Эти невинные слова мучительно отозвались в душе Маркены.
Но вот и город. Он встретил наших путников ласково. Они пришли с золотых приисков, и гостиница у гавани приняла их с почестями.
– О, вы будете жить в веселье, у вас есть золото! – говорили им.
В первом городе Нового Света уже царило в малом размере то же самое, что в старых городах Европы. Благодаря неслыханно высоким ценам, существовавшим в Сан-Доминго, у Маркены через две недели исчезли не только ничтожные остатки золотого песка, но и руда, которую он хотел показать Колумбу.
– Гм, я думал, что вы были прилежнее в рудниках, – говорил трактирщик и предложил продать Ару.
Маркена с негодованием отверг это предложение, но должен был с больным Кастанедой перейти за город в одну из пустых индейских хижин, в которых ютились нищие города Сан-Доминго.
Все эти разочарования были началом больших бедствий. Маркена ждал адмирала, совершавшего тогда свое третье плавание с целью новых открытий и дошедшего на этот раз до материка Америки у устьев реки Ориноко. На него он возлагал свои надежды. Но судьба готовила такие события, которым Маркена не поверил бы, если бы сам не стал их очевидцем.
Как-то раз в гавани раздался пушечный выстрел, и по городу разнеслась весть: «Флот из Испании!» Два корабля остановились на рейде.
Прибыл королевский судья Франциско де Бобадилла с чрезвычайными полномочиями от короля.
С прибытием его Колумб терял всю власть на открытом им острове. Всем состоявшим на королевской службе было немедленно выдано неуплаченное жалованье. Разработка золотых рудников, составлявших до того времени семейную монополию вице-короля, объявлялась свободной, и сбор в казну с добытого золота уменьшился до одиннадцатой части. Эти меры привлекли народ на сторону Бобадиллы, и ликованию не было конца. И скоро город Сан-Доминго увидел вице-короля Колумба, только что вернувшегося из своего путешествия, в цепях.
Маркена был страшно поражен этими событиями. Он вспомнил час, когда в Палосе встречали Колумба с колокольным звоном, вспомнил, с каким удивлением народ смотрел на адмирала, когда он вступал в королевский дворец в Барселоне. А теперь? Какая трагическая судьба! Какая неблагодарность людей! Того, кто подарил Кастилии и Леону Новый Свет, того в этом самом Новом Свете заковали в цепи!
– Не тужи! – утешал Маркену Кастанеда, когда адмирал был взят под стражу. – Колумбу здесь никакого зла не сделают. Его отошлют обратно в Испанию, а король будет для него милостивым судьей. Ты можешь ехать с ним, никто тебе не воспретит, я говорил об этом с Хойедой. Ты можешь спокойно проводить его, – добавил улыбаясь Кастанеда, знавший, как заботился Маркена о судьбе Ары, – я снял с твоей души одну заботу. Видишь, Ара спасла мне жизнь, и я обязан ей, а потому я около Сан-Доминго приобрел за бесценок дом и хочу здесь поселиться. Ара может остаться у меня. Я ей сказал, что ты вернешься, и она согласилась остаться пока у меня.
Маркена вздохнул с облегчением и пожал Кастанеде руку.
Наступил день отплытия Колумба в Испанию. Гидальго Алонсо де Виллехо явился со стражей за адмиралом. Колумб был убит горем: он опасался за свою жизнь и думал, что настал час его смерти.
– Виллехо, куда вы меня ведете? – спросил он дрожащим голосом.
– На корабль, я отвезу вас в Испанию, – ответил Гидальго.
Адмирал посмотрел недоверчиво на Виллехо и последовал за ним в цепях по улицам Сан-Доминго.
Народ, собравшийся посмотреть на отплытие Колумба, стоял безмолвно, даже смертельные враги его не смели в эти минуты открыто высказывать своего злорадства, а многие из них были тронуты несчастьем великого человека.
Глубоко тронуты были также матросы. Когда подняли якоря, капитан корабля Андрей Мартин подошел почтительно к пленнику, желая снять с него цепи. Чувство радости охватило стоявшего вблизи Маркену. Но Колумб отклонил это снисхождение.
– Нет, – сказал он, – пусть Испания увидит позор, нанесенный мне в награду за мои заслуги.
Маркена отвернулся со слезами на глазах. Некогда он преклонялся перед открывшим Новый Свет человеком как перед героем, теперь он казался ему еще величественнее, как мученик.
Еще на корабле Колумб написал письмо к кормилице принца, имевшей большое влияние при дворе, и этим путем король и королева получили донесение раньше враждебного для него письма Бобадиллы.
Колумб в цепях! Подобное обхождение с великим мореплавателем король и королева нашли недостойным. По приказанию короля Колумб немедленно был освобожден от цепей, и ему стали воздавать подобающие ему почести. Король послал ему две тысячи дукатов, чтобы он мог явиться ко двору. Когда он 17 декабря 1500 года преклонил колени пред их величеством, то был так взволнован, что не мог выговорить ни слова. Его осыпали почестями, но звезда его угасла навсегда. Он все еще носил титул вице-короля, но управлять своей землей ему не было дозволено. Король был уверен, что великому мореплавателю недоставало организаторского таланта администратора, и, чтобы обеспечить своей колонии лучшую будущность, король с этого времени назначал губернаторами испанцев. Лигуриец не должен был более господствовать на Эспаньоле.