Григорий Александрович Шепелев
Шеф
Глава четвёртая
Инга
Хозяин бара-бильярда у станции метро «Киевская», чеченец Ахмед, с несвойственной ему терпеливостью повторял Олегу:
– Я тебя уважаю, ты мой желанный гость – неважно, с деньгами или без них. Бери что угодно в долг, только не устраивай мне здесь драки, ради Аллаха! Договорились?
Олег, естественно, каждый раз обещал вести себя хорошо, но не во всех случаях держал слово. Ахмед не мог долго на него дуться – он добро помнил. Несколько лет назад, когда он попал в беду, никто не оказал ему помощь, кроме Олега. Много воды утекло с тех пор и пересекались они не то, чтобы очень часто, но дружба их не иссякла. Как только щедрому сыну гор сообщали, что Олег в зале, он выходил к нему поздороваться и, конечно, предупредить, чтоб не было драк. Так было и в этот раз.
– Я знаю, что ты мне скажешь, – сказал Олег, пожав ему руку, – не беспокойся. Сегодня я пить ничего не буду, кроме шампанского. Оплачу через час.
– Хоть через сто лет! Но только имей в виду, что у меня новые зеркала, по восемьсот долларов каждое. Как, вообще, дела?
– Ничего дела.
– Наташка, открой сухое «Мадам Клико»! Курить надо?
– Ещё как надо!
– Чего молчишь? Наташка, и пачку «Мальборо» дай!
Видная блондинка лет двадцати четырёх приветливо улыбнулась Олегу и подала ему сигареты. Он закурил, сев на табуретку у стойки.
– Ну, я ещё подойду к тебе, – посулил Ахмед, спешивший вернуться к своим делам, – Наташенька! Проследи, моя драгоценная, чтобы он к бандитам не лез!
С этими словами Ахмед ушёл в служебное помещение.
– Что-то долго не появлялся ты здесь у нас, – заметила барменша, виртуозно освободив бутылку от пробки. Следя, как «Мадам Клико» струится в бокал на высокой ножке, Олег ответил:
– На зеркала денег не было.
– Появились?
– Нет.
– Чего ж ты пришёл?
– Равшан меня пригласил сюда.
– Что у тебя общего с этим типом? Даже Ахмед его сторонится, хоть они – родственники!
– Я бы тебе не советовал так прозрачно собирать информацию о Равшане.
– Ты чего гонишь? Что, вообще спросить ни о чём нельзя?
Казалось, Наташка очень обиделась. Повернувшись к Олегу красивой, гордой спиной, она начала протирать бокалы. Сделав глоток, Олег уловил её злобный шёпот:
– Совсем свихнулся от наркоты своей!
У Ахмеда было немноголюдно, но ситуация на глазах изменялась к лучшему. Из динамиков рокотал нежный голос Элвиса под гитару. К стойке подсели две остроумные девушки и два хипстера. Взяв свои сигареты, шампанское и бокал, Олег пересел за ближайший столик. Отсюда он увидел Равшана. Тот был поглощён игрой и, судя по бодрым выкрикам земляков, что толпились рядом, уверенно набирал очки. Игра шла в открытую пирамиду. Медленно и степенно Равшан шёл вокруг стола, делая дуплет за дуплетом. Когда ему удавался точный клапштос по битку, четыре прицельных катились в лузы. Его противница – очень пьяная дама лет сорока, громко провожала их сквернословием. Один раз, когда у Равшана вышел триплет, она взяла кий как шпагу, словно намереваясь его проткнуть. Джигиты над ней смеялись, но у Олега возникло чувство, что это несколько преждевременно. Наблюдая за этой странной игрой, он сам уже был готов материться. Ему давно не терпелось начать свою.
Неблизко от бильярда сидели, о чём-то споря, четыре девушки, лица, попы и имена которых были знакомы листателям глянцевых журналов, а также зрителям MTV. Когда к ним пытался подсесть мужчина, они ему говорили что-то, и он стремительно отходил, косясь на Равшана с его нукерами. Но, заметив Олега, все эти девушки улыбнулись. Одна из них тут же встала и поспешила к нему, стуча каблучками травмоопасной длины и тонкости. Это была Инга Лопухина – заслуженный мастер спорта по синхронному плаванию, звезда Плейбоя и финалистка конкурса «Мисс Сочи-94». Приоритетом её был спорт, однако в спортивной хронике она занимала значительно меньше места, нежели в светской. Ничего странного в этом не было – ноги Инги, торчащие из бассейна, мало чем отличались от ног других синхронисток, а вот под взглядом её больших изумрудных глаз, по меткому изречению одного писклявого модельера, даже весеннее небо переставало быть голубым. Олег, впрочем, имел противоположное мнение на сей счёт. Он терпеть не мог большеглазых женщин, считая их истеричками. Тем не менее, он приветливо поздоровался с Ингой, так как иных существенных недостатков за ней не знал. Наташка за своей стойкой продемонстрировала лицом более глубокую компетентность в данном вопросе.
– Как у тебя дела? – спросила спортсменка, отодвигая стул, чтобы сесть напротив Олега. Всё это было проделано с трогательной неловкостью, потому что Инга была капельку пьяна. За столиком грация к ней вернулась. Нельзя было усомниться в этом, следя, как она закуривает английскую сигарету и реагирует на ответ:
– Ничего дела. А как ты?
– Да так…
Олег налил ей шампанского в свой бокал.
– Ты где пропадал? – спросила она, осушив его и поставив.
– В Бутырском следственном изоляторе.
Её длинные брови приподнялись.
– Чего?
– У тебя вода осталась в ушах? Реально я был под следствием. Неужели Равшан тебе ничего не сказал об этом?
– Равшан? Ни одного слова! Если бы я узнала, ты бы там ни минуты не просидел. Что произошло?
– Ничего особенного. Один человек совершил хороший поступок, а так как он – офицер милиции, это всем показалось странным.
– А что он сделал?
– Повесился.
– Какой ужас! – пробормотала Инга, взмахнув ресницами и качнув под столом ногой, закинутой на другую ногу. Белая туфля, болтавшаяся на пальцах, слетела с них. Наполнив бокал шампанским, Инга отпила половину. Потом прищурилась на Олега.
– А ты-то как оказался крайним?
– Было бы странно, если бы я им не оказался! Поскольку я двадцать лет назад чуть не придушил суку, спросившую, что кричала мне моя мать, когда умирала от лейкемии, на меня можно списывать всё, что нельзя списать на всемирный еврейский заговор.
– Да не хочешь, не говори, – отрезала Инга, сделав ещё глоток. – Я, впрочем, уверена, что ты трахал его жену. Но это – не моё дело. Ты мне вот что скажи: тебя окончательно отпустили?
– Да.
– Почему?
– Потому что следователь – нормальный мужик.
Это показалось Инге смешным. Она ярко засверкала имплантами, обошедшимися Равшану дороже, чем капремонт её «Хонды» после аварии, ввиду коей подводная акробатка осталась без половины зубов.
– Нормальный мужик! А вот если бы следователем была нормальная женщина, не ушёл бы ты от неё. А если бы следователем была ненормальная женщина – например, такая как я, были бы допросы с пристрастием!
Большой палец ноги чемпионки мира властно уткнулся Олегу в голень. Олег зевнул и сказал:
– Для того, чтобы устраивать мне допросы с пристрастием, гражданка Лопухина, вам совсем не нужно быть следователем.
– Ого! А что для этого нужно?
Олег задумался, глядя на изумительное лицо своей собеседницы, обрамлённое ярко-рыжими волосами. Но думал он не о ней.
– Ну, так что для этого нужно? – усилила натиск Инга. Пора было ей ответить. И прозвучал ответ:
– Я не знаю.
– У тебя что, проблемы?
– Да, у меня проблемы.
– Какие?
– Я не могу сказать.
– Почему?
– Потому что ты начнёшь высказывать своё мнение.
– Ну и что?
– Вот видишь! Ты считаешь это вполне нормальным.
– Конечно, это нормально! Для этого человеку язык и дан, – уверенно заявила Инга и рассмеялась, видимо, вспомнив, что у её языка имеются и другие обязанности.
– А ну, покажи-ка мне свой язык, – попросил Олег. Спортсменка послушно раскрыла рот и высунула язык до предела. Олег внимательно поглядел на него, добавил в бокал вина и произнёс:
– Хватит.
Язык исчез. Рот закрылся и растянулся в хитрой улыбке.
– А хочешь, задницу покажу?
– Ты этого не сделаешь при Равшане.
– Почему? Сделаю, если ты меня защитишь ценой своей жизни.
– Он не один.
– Так я вот и говорю – ценой своей жизни!
– Об этом и не мечтайте, гражданка Лопухина. Моя жизнь недорого стоит, но я не стану её менять на голую задницу, даже вашу.
Инга с горькой усмешкой взяла бокал. Олег приготовился защитить лицо от шампанского, но гражданка Лопухина предпочла осушить бокал свой традиционным способом. Потом долго сидела молча. Её глаза болезненно блёкли от алкоголя. Олег смотрел на Равшана. Тот всё играл.
– Сучья жизнь, – прошептала Инга, облизав губы.
– Ищи другую, – сочувственно подсказал Олег.
– Какую другую? Где я найду другую? Как моя жизнь может стать другой, если я сама не меняюсь? Где бы я ни была и с кем бы я ни общалась, об меня будут вытирать ноги, как ты сейчас это делаешь! Разве может быть по-иному?
Она не плакала. Её голос был твёрд и звонок, глаза смотрели спокойно. Но у Олега, имевшего большой опыт общения с идиотами, засосало под ложечкой от такого спокойствия.
– Что за чушь? – отчеканил он. – Как я вытираю об тебя ноги? Чем я тебя обидел? Тем, что не захотел отодрать тебя на глазах твоего бойфренда, который мне ничего плохого не сделал? Это ты называешь вытиранием ног?
– Да! Это!
Олег кивнул и поднялся.
– Куда ты? – с тревогой спросила Инга, также имевшая большой опыт общения с идиотами.
– Понимаешь, Инга – я не могу тебе отказать, потому что ты для меня слишком много значишь, – сказал Олег, раздувая ноздри, – и я хочу тебя. Очень сильно. Но вот беда: Равшан – мой приятель. Поэтому я сначала его убью. Это будет правильно.
– А ну, сядь! – скомандовала гражданка Лопухина. Олег не послушался. Тогда Инга, встав, толкнула его. Ему пришлось сесть. Она также села. Бросив тревожный взгляд в сторону Равшана, произнесла:
– Ну ладно, уговорил. Я согласна с тобою встретиться. Только знай, подонок: если ты втянешь меня в какую-нибудь историю – пожалеешь. Ясно?
– Договорились.
Бутылка была пуста. Олег закурил.
– Хочу рома, – сказала Инга.
– Ну, закажи себе ром.
– Ром – напиток из «Трёх товарищей»! Не хочу, чтобы этот упырь за него платил.
– Заплати сама хоть раз в жизни.
– Раз в жизни, пожалуй, можно, – глубокомысленно согласилась Инга и, вытащив из кармана короткой джинсовой юбки пластиковую карту, жестом подозвала трепавшегося с Наташкой официанта. Олег отправился в туалет. Вернувшись, он увидал на столе бутылку «Бакарди» и три бокала, наполненные её содержимым. Инга Лопухина была не одна. К ней властно пристроился, обнимая её, Равшан. Его плосконосое, воинственное лицо с круглыми глазами не озарялось триумфом. Видимо, под конец игры скандальная матерщинница протрезвилась. Инга курила, мерцая сквозь сизый дым грустными глазами.
– Ну, как бильярд? – поинтересовался Олег, усаживаясь напротив.
– Великолепно, – хрипло проговорил родственник Ахмеда, – а как рулетка?
– Я две недели её не видел. Но есть вариант один. Это бомба! Самая настоящая бомба! Завтра уж точно возьму быка за рога.
– Ты миллион раз это говорил.
– Конкретно тебе – два или три раза. Теперь есть реальный план! Дай мне денег.
– И не мечтай, – сурово отрезал горец, опорожнив свой бокал, – сперва верни то, что взял. Не вернёшь к субботе – включаю счётчик.
Ром был хорош. Олег, тем не менее, сделал только один глоток. Затем он опять начал гнуть своё:
– Верну, если дашь ещё! У меня есть план.
Это заявление почему-то не впечатлило Равшана. Он покачал головой.
– Опять план? Опять? Полгода уже ты бредишь и просишь деньги на этот бред! Надоело слушать! На дело дам, на бред – не мечтай! Короче, есть дело…
– Не для меня, – отрезал Олег, – я только что из Бутырки и не горю охотой туда вернуться.
– Ты под подписку вышел? – спросил Равшан, прикурив.
– Нет, дело закрыли.
– Самоубийство?
– Можно сказать, что да.
Инга почему-то залилась смехом.
– Равшан, мне нужен дозняк, – прошептал Олег.
– Братан, а ты не забыл, сколько ты мне должен? – подался вперёд Равшан, быстро оглядевшись, и сам ответил на свой вопрос: – Две тысячи баксов и за два чека!
– Равшан, два чека – не в счёт! Ты дерьмо мне впарил.
– Олег, а так вот не надо. Ты знал, что брал!
– Хорошо, согласен. Дай мне ещё один, и я буду должен тебе две триста.
– Нет, Олег, нет. Это будет длиться до конца света. Лучше товар и деньги в печку бросать, чем тебе давать – больше толку, хотя бы огонь горит! Вот если бы ты…
Олег положил на стол свой браслет. Матовый свет люстры заполыхал на золоте, задрожал потоками искр на гранях сапфиров и бриллиантов. Изо рта Инги выпала сигарета. Официантка, которая проходила мимо, едва не выронила поднос. Но обескуражить Равшана было не так легко. Он неторопливо, даже как будто и нерешительно взял браслет двумя пальцами и задумчиво помурлыкал, рассматривая его.
– Неплохая вещь. Фальшивых камней здесь всего лишь пять или шесть, а золото хоть не самой высокой пробы, но зато цельное! Продаёшь?
– Мы теряем время на идиотские разговоры. А мне оно сейчас дорого.
– Ладно, ладно!
Надев браслет на левую руку, Равшан окинул Олега пристальным взглядом и улыбнулся до самых крайних зубов.
– Олег! Я не знаю, откуда взял ты этот браслет – украл или с трупа снял. Спрашивать не буду, но это меня не может не беспокоить, сам понимаешь. Поэтому давай так. Две двести вычёркиваем, две триста ты получаешь прямо сейчас, и плюс ещё дури на пятьсот баксов. Неделю будешь роскошнейший кайф ловить! В облаках летать!
– Мне нужно взлететь повыше.
– Олег, я лучший товар даю! Отвечаю! Во всей Москве не найдёшь такого.
– Ну, ладно. Договорились.
Инга, скорчив Олегу страшную рожу, пнула под столом пяткой его колено и покрутила у виска пальчиком. Но Олег и без Инги знал, сколько он теряет на этой сделке. Однако каждый час промедления уносил с собой, как ему казалось, целые эшелоны таких браслетов. Вынув бумажник с инициалами, Равшан отсчитал двадцать три купюры с портретом Франклина и швырнул их на стол.
– Приноси ещё такие стекляшки! Товар тебе привезут до восьми часов.
– Ты только не продавай браслет, – попросил Олег, пересчитав деньги, – завтра я дам тебе за него реальную цену.
– Жду ровно сутки, – предупредил бильярдист, вставая и поднимая за локоть Ингу. Та, надев туфельку, злобно скалила на Олега свои импланты. Друзья Равшана и три их спутницы ждали возле дверей. Идя туда за Равшаном, Инга порывисто оглянулась. Её глаза – глаза двадцатидвухлетней Мишель Мерсье, уже не мерцали, а излучали солнечное сияние. Но Олег не перехватил этот взгляд. Осушив бокал, он велел Наташке позвать Ахмеда.
– Ахмед, – сказал он, как только владелец бара пришёл и сел рядом с ним, – сейчас я отдам тебе все долги.
– Какие долги? – махнул здоровенной рукой Ахмед. – Ты мне за шампанское только должен!
– Я думаю, это было самое дорогое в мире шампанское.
– Нет, не самое дорогое. Семьсот рублей.
Олег положил на стол семь американских бумажек. Ахмед нахмурился.
– Не нужны мне чужие деньги! Обидеть хочешь? Плати Наташке сто баксов и бери сдачу.
– Ахмед! Послушай меня.
– Ну, слушаю.
– Я придумал план. Если он удачный, то для его воплощения мне достаточно будет полутора тысяч. А если он неудачный – эти семьсот меня не спасут. Возьми, пожалуйста, их на случай, если я вдруг опять без денег к тебе приду.
– Хорошо, Олег, – с печалью сказал Ахмед, помолчав немного, – я их возьму. Но ты крепко помни, что у меня – твои семьсот долларов.
И Ахмед ушёл, забрав деньги. Олег налил себе ещё рома, выпил и закурил, откинувшись на высокую спинку стула. Он видел сны наяву. На него напала его тоска – тоска, сосущая сердце как заунывный плач ночной птицы из степных далей, как предрассветная тишина, как Северное сияние. Приползла она на свирель «Одинокого пастуха» Поля Мариа, зазвучавшую из динамиков после серии песен Элвиса. С шумной набережной Москвы-реки, поблёскивавшей багрянцем заката, грустно и удивлённо смотрела на окна бара тонкая девушка с тёмно-русыми локонами. Её звали Нина.
– Олег, я через пятнадцать минут заканчиваю, – донёсся как из туманного далека писклявый голос Наташки. – Хочешь меня домой проводить?
– Пошла ты, – шепнул Олег, раздавив окурок. Через минуту он встал, качаясь, медленно подошёл к дверям и покинул бар навсегда. Тоска поплелась за ним.
Глава пятая
Олег
Вернувшись к себе, Олег запер дверь, включил везде свет, уселся за стол, достал два листа бумаги, заточил карандаш и нарисовал два портрета. Ему потребовалось для этого ровно двадцать минут. Потом он лёг на диван, ничего не сняв, и начал считать размазанные по потолку комариные трупы. Спать ему не хотелось, и не спать – тоже. Вот уже много месяцев каждый приход домой опускал его настроение до депрессии. Если бы обстановка квартиры была убогой, он бы не унывал, обводя глазами своё жилище. Но, к сожалению, почти всё в этих стенах громко кричало ему о том, как много было у него денег полтора года назад, когда он ходил за ними не в казино.
За эти полтора года его судьба намоталась на ось рулетки полностью, без остатка. Он и раньше поигрывал, но от скуки и как-то всё неудачно. Внезапный выигрыш удивил его и заставил крепко задуматься. Некоторые граждане, сорвав банк, успокаиваются на этом, предпочитая не дёргать фортуну за нос. Иные думают, что она ухвачена за вихор. А Олег, смотревший на всё глазами полного сил самца, решил, что фортуна ему сдалась, как женщина, и теперь он может к ней присосаться. Не тут-то было! Женщина оказалась прожжённой шлюхой, и не Олег присосался к ней, а она вдруг стала вить из него верёвки. Он почти каждый вечер носил ей деньги, она же воспринимала это как должное и жила своей сучьей жизнью. Возжаждав власти над нею, он достал с полки учебник алгебры. Через месяц порвал его на клочки. Они до сих пор валялись по всем углам, притом вперемешку с клочками Библии, порванной ещё через месяц. Затем он стал изучать апокрифы. Эту книгу спасла одна проститутка, взяв её для прочтения. Но Олег горячо и аргументировано доказывал каждому своему собеседнику, что и высшая математика, и Святое писание подтверждают возможность разработки системы успешной игры в рулетку. Тем, кто высшего образования не имел, показывал формулы на страницах записной книжки. Он это делал из страха перед психушкой. На самом деле он продолжал считать, что фортуна – женщина, и к ней надо подобрать ключик, чтобы овладеть её сердцем. Ключик, естественно, подбирался методом втыка. Иных путей у Олега не было, несмотря на изрядный опыт. Его встречали шампанским и в «Метрополе», и в «Голден Пеласе», и в «Метелице», и в «Короне», и в «Карусели», и даже в «Беверли Хиллз», где он как-то раз сломал челюсть слишком придирчивому охраннику. Разумеется, наступил момент, когда деньги у него кончились. Он решительно влез в долги и начал распродавать восточные статуэтки, коллекционированием которых безудержно увлекался ещё тогда, когда занимался легальным бизнесом и не знал, для чего нужны человеку вены. Статуэтки изображали, конечно же, голых баб. Он расстался с ними без сожаления. И не только с ними. Вообще, многое из того, что имело для него ценность в двадцать пять лет, к двадцати восьми представилось хламом. Так, книжный шкаф со всем содержимым был отправлен на свалку, а его место занял старинный, чёрного дерева секретер с кодовым замком. Он имел предельно загадочный, дико располагающий ко взлому вид и одну лишь функцию – доставлять мучения любознательным девушкам. Притворяясь по утрам спящим, Олег с большим удовольствием слушал, как его гостьи ломают ногти о секретер, ругаясь и всхлипывая от бешенства. За браслет он не беспокоился – тот лежал в тайном отделении секретера, обнаружить которое не сумела бы даже самая гениальная проститутка. Замок открыть за два года смогли только две из них.
Виду своей квартиры Олег, как все творческие натуры, не придавал большого значения. Иногда он, впрочем, не без досады взирал на хаос, царивший в ней. Как-то раз он даже решился переложить все рисунки с пола на шкаф и уже поднялся с дивана, но тут же лёг, ощутив нехватку душевных сил для этой работы. Рисунков было десятки тысяч. Они валялись по всей квартире. Это были портреты полураздетых и голых женщин, выполненные карандашом. Рисовал Олег как с натуры, благо что в случаях не было недостатка, так и по памяти, с целью просто скоротать время или совершить месть. Например, Оксанку изобразил он в её отсутствии, абсолютно голой, и не одну, а с огромным псом, который такое с ней вытворял, что если бы героиня рисунка увидела сей шедевр – к Олегу пришёл бы киллер. Разве что под влиянием тягостной меланхолии мог Олег ответить отказом даме, выразившей желание получить свой грифельный образ. На самый сложный портрет у него уходило тридцать минут. Завершив работу, он отдавал рисунок натурщице, ну а если таковой не было или если дама высказывала претензии – швырял на пол, чтоб никогда уже больше не подобрать, либо клал на полку, откуда всё потом сваливалось. Любому своему гостю он позволял забирать сколь угодно много этих рисунков и был бы счастлив, если бы кто-нибудь взял их все, пригнав грузовик с прицепом или хотя бы мусоровоз. Лишь один рисунок он не отдал бы – по крайней мере, сейчас. Это был портрет не женщины, а мужчины. Он лежал на столе.
Олег, как обычно, приврал Оксанке, когда сказал ей, что обладает способностью создавать людей. Да, он рисовал женщин, с которыми никогда нигде не встречался. Да, эти женщины приходили к нему потом. Но он не придумывал их, а видел во сне. И кстати, хорошие были женщины. Разумеется, Олег жаждал таким же способом познакомиться и с особой, тянувшей из него деньги полтора года. Однако эта особа была не дура и не хотела сниться ему, чем бы он себя ни накачивал. Рисовать её было не с чего. Но он видел лицо того, кто точно имел прямое отношение к этой сволочи. Да, прямое и близкое! Этот факт сомнений не вызывал. Наличием лишь такого соперника мог Олег объяснить свои неудачи. Он хорошо запомнил его лицо и нарисовал его очень точно. То, что оно ему не приснилось, его не сильно смущало, так как границу между явью и сном он считал довольно условной, а той загадочной ночью её, как ему казалось, и вовсе не было.
Ужасающая истерика автосигнализации отвлекла Олега от размышлений. Он закурил, встал с дивана и подошёл к окну. По звёздному небу скользили редкие облака. К стеклу лип слабый туман. Окна противоположной многоэтажки были темны. Должно быть, произошло короткое замыкание. Едва только сигнализация смолкла, к Олегу хищно подкрался страх. Олег взял с пола рисунок, изображавший двух лесбиянок, и страх как ветром выдуло из квартиры. Бросив рисунок, он докурил на кухне, потом сварил себе кофе и пожалел, что не догадался купить еды, идя от метро.
Курьер прибыл в восемь. Не дав ему сунуть нос в квартиру, Олег забрал у него товар, запер дверь на оба замка и вернулся в комнату, на ходу снимая пиджак. Через пять минут он сказал:
– Ого!
И ушёл.
