Григорий Александрович Шепелев
Шеф
Глава шестая
Кролик
Он шёл по ночному городу. Шёл, не слыша своих шагов, хотя под его ногами лежал асфальт. Асфальт был одно название, как и всё в этом удивительном городе. Его улицы – то просторные, то не шире старинной лондонской мостовой и лишь кое-где тронутые светом немощных фонарей, тянулись среди облезлых пятиэтажных домов. Здания чернели безжизненными глазницами окон, стёкла которых были разбиты. Двери тёмных подъездов невыносимо скрипели и громко хлопали о проёмы, болтаясь на ржавых петлях от ветра. Тот выл, стонал голодной собакой, шляясь по улицам, забредал в пустые дома, качал фонари. Рыскающий свет вырывал из мрака громады зданий и тут же вновь отдавал их мраку.
Город был мёртв. Не заброшен – мёртв. Он таким появился, если действительно он возник однажды внутри Вселенной, а не она оформилась и сомкнулась вокруг него. Олег быстро понял, что не дойти ему до окраин этого города, не увидеть зари, никого не встретить. Он вечно будет слоняться среди домов, наполненных ветром, и слушать скрип фонарей. Ему стало сильно не по себе. Ему начало казаться, что пальцы заспанной медсестры, уверенной в своём опыте даже больше, чем в своём праве вылакать сто грамм спирта в течение ночной смены, стали нащупывать его пульс. Да, он иногда любил быть один, но с карандашом и пачкой листов, чтобы рисовать голых тёток, а велики ли шансы увидеть здесь хоть один магазин для школьников, из которого ветер не вымел всё подчистую? Вряд ли. Поэтому, миновав десяток-другой кварталов, Олег предался отчаянию. Он уже ощущал себя предметом без имени, без судьбы, без надежды, без смысла жить. Как он мог не чувствовать там, откуда пришёл, что где бы он ни был – даже в милиции, даже в дурке, даже наедине с Оксаной – за ним пристально следили, его лелеяли, берегли как зеницу ока и не оставили бы вовеки, если бы он сам об этом не попросил! Иисус Христос на кресте не сдержал жалобного крика, когда почувствовал, что грехи всего человечества заслонили его от взгляда Отца. А тот, кого называли раньше Олегом, был неизмеримо слабее, чем Иисус. Ему захотелось остановиться и заорать. Он остановился и заорал.
Его крик, пройдя сквозь неведомые пространства, сразу же возвратился из них раскатистым эхом. Оно тряхнуло призрачный город так, что свет фонарей ускорил и увеличил своё маятниковое движение, а дома заскрипели как старые сундуки, несомые на помойку. И это был уж не крик, а смех. Олег понял, чей. Постояв немного, он пошёл дальше по пустой улице. Он опять был Олегом, который знал, чего он хотел, поскольку насмешка его задела, а злость всегда служила ему самым верным средством против бессилия.
Спустя неопределённое время жёлтые фонари сменились на красные. Олег сразу этого не заметил, так как смотрел лишь под ноги – заблудиться он не боялся, а водосточных люков без крышек видел немало. Возможно, он миновал бы квартал, ни разу не оторвав взгляда от асфальта, если бы на его дороге не оказалась лужа. Он перед нею остановился – не потому, что не мог решить, обойти её или перепрыгнуть, а потому, что она как будто была наполнена кровью. От яркой, сочной, мерцающей красноты, размазанной по асфальту, рвотно защекотало желудок. Но при внимательном рассмотрении стало ясно, что это – свет. Отражённый свет. Олег очень удивился и поднял взгляд.
Его удивление стало оторопью. Изменился не только цвет фонарей, которые продолжали раскачиваться как маятники. Дома по обеим сторонам улицы были уже старинные, трёхэтажные, с черепичными крышами и сводчатыми дверными проёмами. На дубовых дверях поблёскивали чугунные кольца для стука, в глубоких оконных нишах – решётки. Наружные подоконники подпирались пухлыми ручками мраморных купидонов. На каждом из подоконников неподвижно сидела, свесив голые ноги и утомлённо моргая, дама в роскошном шёлковом пеньюаре. Волосы у всех женщин были распущены, ногти на руках и ногах блестели дорогим лаком. Глаза смотрели болезненно, отрешённо.
Долго Олег не двигался с места, обводя взглядом десятки сонных красавиц. Это определение подходило всем проституткам, которых он успел рассмотреть, хоть некоторые из них имели следы насильственной смерти – отверстия в головах, ножевые раны, странгуляционные борозды и так далее. У совсем ещё девочки с тонким еврейским носом и седой прядью в каштановых волосах правая ступня была чёрная от гангрены, а левая – синяя от флегмоны. Эта особа, расположившаяся в оконном проёме первого этажа, сочувственно улыбнулась Олегу и приложила к губам два пальца. Олег решил подойти. Достав из кармана брюк пачку «Мальборо» с дюжиной сигарет, он отдал её девчонке. Вынув одну сигарету, она спросила, можно ли взять ещё. Он сказал, что пачка – её, и дал прикурить. Выдыхая дым, она предложила оральный секс. Олег не ответил. Он ясно видел палату, залитую весенним солнцем, стакан с душистыми ландышами на столе, подушку, вымокшую от слёз, простыню, мокрую от пота, пахнущего не потом, а физраствором капельниц, одеяло, под которым билось в ознобе что-то худое, скрюченное, и слышал голос врача: «Так я тебе говорил, докуришься! А теперь говорю: дождёшься. Пиши согласие, не дури! Тебе только девятнадцать. Лучше без них, чем с ними – в гробу. А сейчас такие протезы делают – хоть в футбол играй!»
Девчонка курила, весело разглядывая Олега. Он напряжённо думал, что ей сказать.
– Передоз? – спросила она, увидев засохший ручеёк крови у него на руке, под задранным рукавом. Он молча кивнул.
– Все беды – от жадности, – заявила девчонка, видимо, позабыв о том, что он полминуты назад отдал ей последние сигареты. Чуть помолчав, прибавила с грустью: – Мои родители всё на контрацепции экономили!
– Если ты родилась – значит, не могла не родиться, – заверил её Олег, потому что дальше молчать было бы с его стороны как-то уж совсем глупо. – Я, например, прорвался даже сквозь отсутствие секса у папы с мамой.
Девчонке стало смешно, и Олег заметил, что два её передних резца гораздо крупнее других зубов.
– Ты была похожа на кролика, – сказал он, желая её обрадовать. Но она разозлилась.
– Да, может быть. Однако я не позволила резать себя на части, а значит – я была умным кроликом!
– Да, похоже на то.
Она успокоилась и решила также его утешить:
– У тебя нос не такой горбатый, как у меня!
– Зато он длиннее. Кроме того, я прожил с ним много дольше.
– А я зато умирала дольше!
– Правильно делала. Умирать надо долго.
– А для чего это надо?
– А для того это надо, чтобы побольше знать. Смерть запросто отвечает на любые вопросы своих клиентов, так как она – последняя, с кем они говорят.
– А у меня не было к ней вопросов! – заорала девчонка, плюнув окурком через всю улицу. – Я её не просила рассказывать мне о том, что тот, кого я ждала до последней своей секунды, жил уже у другой!
Остальные дамы засуетились, зашикали на крикунью. Но было поздно – дверь домика распахнулась, и вышла Нина. Выглядела она несколько иначе, чем у оврага – высокие башмачки с коваными пряжками, шляпка, чёрная юбка, строгая кружевная блузка того же цвета. Этот наряд придавал ей вид скорее вдовы, нежели невесты. Как бы то ни было, при одном взгляде на Олега она мгновенно стала как школьница, опрокинувшая цветочный горшок.
– Да, я – кролик! – продолжила бушевать девчонка с гангреной. – И если вас пугают мои гниющие ноги – отрежьте их, если вам мешает мой поганый язык – вырвите его, если вас смущает мой подозрительный нос – сломайте его, но если вас не устраивают мои передние зубы – не подходите ко мне, потому что я – кролик! Кролик!
Приподняв юбку, Нина шмыгнула в дом. Олег с криком «Стой!» помчался за ней. Дверь за ним захлопнулась, и его обступила плотная темнота. По счастью, он сразу же налетел на лестницу, узкую и крутую. Обманутая невеста уже неслась сломя голову по ней вверх, стуча каблуками. Олег устремился следом. Грохот погони раскатисто покатился по этажам, которые улетали вниз из-под ног бегущих со сверхъестественной быстротою. Третий, четвертый, пятый… Откуда? Дом – трёхэтажный! Но этажи продолжались. После седьмого Олег уже перестал считать их. Каждый пролёт преследователь и жертва одолевали за три секунды. Она дышала гораздо чаще и тяжелее, чем он. По мере подъёма темень рассеивалась – должно быть, из-за того, что глаза Олега к ней привыкали. Он видел Нину. Сбиваясь с ног, она то и дело затравленно оборачивалась. В её глазах был не только ужас, но и решимость пустить в ход ногти и зубы, если придётся. Но запугать Олега было задачей не из простых. Он схватил бы тигра, если бы тигр был так же нужен ему, как Нина.
Беглянка теряла силы. Дистанция между ней и Олегом неумолимо, стремительно сокращалась. Лестница, между тем, стала ещё более узкой и шла уже не пролётами, а витками. Олег смекнул, что она ведёт на церковную колокольню. Задрав башку, он увидел, что не ошибся – над ним сиял кусочком звёздного неба сводчатый выход к колоколам.
На самых последних ступенях лестницы Нина вдруг отчаянно завопила. Олег, рассчитывая схватить преследуемую, уже протянул к ней руку, но её вопль так хлестнул его по ушам, что он оступился. Его колено врезалось в острый угол ступени, рука поймала не Нину, а ночной ветер. Пот заливал глаза. Отерев его, Олег быстро ощупал ногу и, убедившись, что по сравнению с кроликом он ещё не калека, взошёл на звонницу.
Небосклон мерцал так, как он может мерцать лишь осенью, когда краски земли тускнеют, а воздух звонок от холода. Нина неподвижно стояла за большим колоколом, на самом краю площадки, готовая прыгнуть вниз. Она пристально следила за изумлённым Олегом. Из её рта, белевшего голливудским оскалом, тянуло запахом склепа.
Олег не верил своим глазам, озираясь. Где город-призрак с его скрипучими фонарями и сонными проститутками? Церковь плотно обступал лес. Лишь на горизонте светились россыпи огоньков. То были обыкновенные города – с живыми людьми, похожими на Олега. Только похожими, но не более, так как тени он не отбрасывал. Не имела её и Нина.
Необычайная яркость ночных светил и страшная высота колокольни предоставляли Олегу большой обзор. Что за ночь была! Просто чудо. Лес – неподвижный, покрытый трепетным лунным саваном, ждал чего-то, щуря свои невидимые глаза. Ледяные звёзды тянули его к себе синими руками, а он задумчиво упирался, как девка красная. Меж холмами, во впадинах и низинах, плотно лежал туман. Громадный овраг, над которым высилась церковь, был им наполнен почти до самых краёв. С другой стороны оврага была гора – та самая, на которой Олег одиннадцать дней назад стоял целый час и грезил. Теперь его настроение было более прагматичным. Он посмотрел на Нину. Ответный взгляд был пугающим. Тщательно подбирая слова, Олег произнёс:
– Не смей прыгать, дура!
Восемь колоколов гулко повторили этот приказ, раскинув негромкий и хриплый голос Олега на километры. Нина кивнула. Олег, обрадовавшись, продолжил:
– Хватит от меня бегать! Я зла тебе не желаю. Ты можешь меня спокойно и молча выслушать, без эмоций?
Она ещё раз кивнула и, отступив, полетела вниз, к подножию колокольни. Недолго думая, Олег бросился вслед за ней головой вперёд, как ныряльщик с вышки.
Глава седьмая
Мархлош
– Ну так пригласи её в ресторан! Алкоголь и танцы классно сближают мужика с бабой.
– Какой к чертям ресторан? Она полагает, что я – в долгах, как в шелках!
– Тем более. Если ты пригласишь её в ресторан, она будет в шоке. С ума сойти – ещё глубже залез в долги только для того, чтоб доставить ей удовольствие! Никакой другой твой поступок не даст ей понять яснее, насколько великолепно ты к ней относишься. Говорю тебе, бабы тают от таких жертв!
– А если она откажется? Нет, не потому, что я ей не нравлюсь, а потому, что… ну, скажем так – не захочет усугублять моё положение?
– Её отказ, в таком случае, будет значить, что ты ей небезразличен.
– Это понятно! Но я решу, что причина отказа – в том, что я ей не нравлюсь. Я так подумаю, даже если она превзойдёт своим красноречием Цицерона и Демосфена в одном лице, чтобы доказать мне обратное!
– Чёрт возьми! Я не понимаю, за каким хреном ты перед ней корчишь из себя нищего?
– Проверяю её на вшивость.
– Ты что, дебил? На какую вшивость?
– Ну, я хочу убедиться в том, что понравлюсь ей и без денег.
– Ох, и дурак! Да ты и с деньгами ей не понравишься.
– Почему?
– Да, …, потому, что ты нудный до тошноты! Вы с ней ещё даже толком не познакомились, а ты уже устраиваешь ей какие-то идиотские, долбаные проверки на вшивость! Страшно представить, что её ждёт, если вы поженитесь! Просто ад! Скажу тебе по секрету – мне эту тёлку жаль.
– А как же мы с ней поженимся, если я, как ты сам сказал, не понравлюсь ей?
– А чёрт её знает! Может, она – голимая скотоложница! Если так, у тебя есть шанс. А если не так – у тебя нет шансов.
– Так что ты можешь мне посоветовать?
– Я могу посоветовать перестать отравлять ей жизнь своими закосами под виконта де Бражелона.
– Переведи.
– Зачем тебе перевод, если ты на дружеской ноге с Цицероном и Демосфеном? Я тебе повторяю в двадцатый раз: пригласи её в ресторан!
– Да как я могу пригласить её в ресторан, если я сказал ей, что у меня нет денег?
– Ну и козёл! Да ей точно по херу твои деньги, есть они у тебя или нет их!
– Так что мне делать?
– Что тебе делать? Скажи, что выиграл! Повезло! Удачно сыграл в рулетку!
– А если ей придётся не по душе подобная склонность к азартным играм?
– Ты меня, сука, заколебал. И сильно. Предупреждаю в последний раз: если ты, паскуда, не прекратишь долбить меня этой темой, я с твоей девкой встречусь на днях и выложу ей про тебя всю правду! Пусть она знает, что ты лопатой деньги гребёшь и просто из жадности до сих пор ей ни одной розы не подарил!
– Ты с ума сошёл! Если ты так сделаешь…
– Не волнуйся, я пошутил. И знаешь, чего? Я даже подумаю, что тебе ещё посоветовать. Но при одном условии. Ты сейчас скажешь шефу, что меня нет, что я заболел… Ну, панкреатит обострился, и ты меня в больницу отвёз! В какую – секрет. Не хочу, чтобы шеф ко мне приезжал, у него и так дел по горло! Мобильник я отключу. Он, кстати, и сел.
– Ты хочешь смотаться?
– Нет. Посижу в машине, пока ты будешь с шефом беседовать, а потом мы с тобой заедем за одной девкой, и ты отвезёшь нас с нею в аэропорт.
– Разве ты сегодня летишь?
– Конечно! Я уже в отпуске! По закону!
– Шеф-то об этом знает?
– А как же ему не знать?
– А он не поручит мне твоё дело?
– Переговоры? Конечно, нет!
– Почему ты в этом уверен?
– Право, не знаю, как объяснить помягче, чтоб ты не очень обиделся… Рожа слишком позорная у тебя!
– При чём тут моё лицо?
– Да, ты прав, тут дело ещё и в ряде других аспектов. Я думаю, что шеф сам ему позвонит.
– Не вешай мне лапшу на уши! Шеф ему звонит только в исключительных случаях.
– А по-твоему, то, что сейчас творится – штатная ситуация?
– Почему ж ты боишься, что он тебя отправит к нему?
– Я боялся этого утром. Но за последние два часа ситуация изменилась, и очень круто. Шеф сам ему позвонит. Скорее всего, уже позвонил.
– Тогда почему не хочешь подняться к шефу?
– Я не люблю, когда на меня орут. А он орать будет, да притом так, что стеклопакеты из окон повылетают! На ком ему ещё отрываться, как не на мне? Кто, кроме меня, посмеет ему сказать, что мы теряем концерны из-за того, что на проституток он тратит гораздо больше, чем на развитие производства? Ты ему, что ли, об этом скажешь?
– А зачем вообще ему говорить об этом?
– Затем, что я не могу смотреть на его кривляния… «Ах, какой я несчастный! Ах, один я тут бьюсь как рыба об лёд, а кроме меня никому ничего не надо!» Он вечно валит всё на других!
– Мархлош, так вот потому-то я и боюсь, что он сам звонить не захочет!
– Ладно. Я поднимусь, но лишь для того, чтобы коротко объяснить ему ситуацию.
– А ты можешь сначала мне объяснить её?
– Не могу… А ну, тормозни-ка возле киоска!
– Мархлош, ну давай не будем время терять! Уже два пятнадцать! Кури мои сигареты.
– Ты ещё шефу их предложи! Ручаюсь, что после этого он поднимет тебе зарплату. Притормози!
Машина остановилась. Хлопнула дверь. Олег попытался открыть глаза. Но сил не хватило. Он уже знал, что лежит на заднем сиденье мощного джипа, который мчался со скоростью свыше ста по шумному городу с небольшим количеством светофоров. Два странных кекса, часть разговора которых ему удалось, точнее – пришлось услышать, сидели спереди. Когда джип прекратил движение и один из них, выпрыгнув, побежал к киоску, другой зевнул и, забарабанив пальцами по рулю, фальшиво запел какой-то блатной мотивчик. К этой минуте Олег припомнил свою фамилию. Имя, возраст и пол он вспомнил до остановки.
Сознание возвращалось к нему этапами. Сперва стену, вставшую между ними, прогрызли какие-то тихие голоса. Слов было не разобрать. Олег поначалу вообще никак их не воспринял, эти голоса, потом начал думать, снятся они ему или нет, и вскоре пришёл к заинтересовавшему его выводу, что не снятся. Спустя ещё некоторое время он обнаружил, что слышит не только их – они нарастали, делаясь внятными, вместе с гулом транспортного потока и выделяющимся из этого гула рёвом мотора, который точно имел какое-то отношение к перемещению его, Олега, в пространстве. Он продолжал работать и под фальшивый блатной мотивчик, хотя машина стояла. Справа просвистывали другие машины. Слева шли люди. Слышался детский смех. На лицо Олега падали солнечные лучи.
Олег продолжал тормошить за шиворот свою память. Она повисла на колокольне. Ни одного мгновения между прыжком с неё в туманную пропасть и пробуждением здесь, в машине с двумя какими-то идиотами, не всплывало. Свою экскурсию в город с качающимися фонарями Олег хоть смутно, но помнил, и не пытался вспомнить её получше. То, что произошло вслед за ней и то, что ждало его впереди, представлялось ему гораздо более важным и непонятным, чем пребывание среди призраков.
Впрочем, объяснение тому, что произошло, напрашивалось. Спецслужбы! А кто ж ещё? Большой джип, вальяжные голоса. Бандитам он задолжал не настолько много, чтобы они могли с ним так поступить без предупреждения. Стало быть – ФСБ. Да, никак иначе.
Обычно у пробуждавшегося Олега болела лишь голова, если только ночью его не били ещё по чему-нибудь. А сейчас тупая, сонная боль охватывала всё тело. Особенно сильно ныли колено, локоть, висок и нос. Олег попытался ещё раз разлепить веки, призвав на помощь все свои силы. Ему это удалось. Солнце нестерпимо резануло глаза, но он предпочёл не опять закрыть их, а изменить положение. То есть, сесть. Ему удалось и это. Голова от усилия закружилась, перед глазами всё поплыло, однако Олег уже вполне крепко держал своё затуманенное сознание, и оно, немного потрепыхавшись, полностью прояснилось.
За рулём сидел, обратив к Олегу своё широкое, добродушное, веснушчатое лицо, низкорослый и коренастый парень лет двадцати шести-двадцати восьми. На нём был костюм. Улыбаясь, парень промолвил:
– Доброе утро!
– Где я? – спросил Олег, озираясь.
– Как где? В машине, – был ответ мелкого.
– А машина где?
– Как где? В городе.
Олег не стал добиваться продолжения цепочки глупых ответов: страна, планета Земля, Солнечная система, галактика Млечный путь и так далее. Он решил оценить обстановку самостоятельно и, занявшись этим, сделал ошеломляющее открытие: город, пересекаемый джипом, в данный момент стоявшим у тротуара, на углу двух проспектов, не был Москвой! Более того – этот город точно не имел отношения ни к России, ни к какой-либо другой высокодуховной стране. Три фактора навели Олега на этот вывод. Во-первых, уличное движение регулировал полицейский с умным лицом. Во-вторых, транспортный поток состоял только из приличных и очень чистых машин. Ну и, наконец, во взглядах, в движениях, в голосах людей, шагавших по тротуарам, стоявших у банкоматов, входивших в офисы, магазины, Макдональдсы, кафе, банки и выходивших из них, была та естественная, как право дышать, непоколебимая безмятежность, которую невозможно вообразить у тех, кому посчастливилось дотянуть до двадцати лет восточнее Польши и западнее Японии. Плюс к тому, было жарковато для октября, каким он бывает на большей части России. Ввиду жары на многих молодых дамах одежды ниже пупка было только на одну нитку больше, чем у натурщиц Олега, а выше самым объёмным предметом экипировки у них являлись солнечные очки. Ещё следует прибавить, что был час пик, однако водители – все, включая плечистых ухарей и блондинок, вели себя адекватно и что Олег упустил из виду пятое обстоятельство – идеальную чистоту, царившую всюду.
А кто бы на его месте не упустил из виду хоть что-нибудь? Глаза его разбегались, а мысли путались. Он неплохо знал Западную Европу и мог с уверенностью сказать, что ею здесь и не пахнет. Значит, Америка! Несомненно. Но чёрт возьми! Кто? Когда? Каким образом? Для чего?
Между тем, в машину вернулся тот, кого низкорослый именовал Мархлошем. То был высокий, крепкий, худой брюнет лет тридцати трёх, с весьма длинным носом и ледяными насмешливыми глазами. Тёмно-синий костюм сидел на нём как-то лучше, чем на его напарнике. И, вообще, всё в нём было как-то получше. От него веяло профессионализмом по части драк, погони, стрельбы, выбивания информации и уничтожения трупов.
– Черти бы его взяли! Какого хрена он не подох? – заорал Мархлош, усевшись рядом с водителем и шарахнув дверью по джипу так, что тот чуть не развалился на части. Сия любезная фраза, само собой, относилась к вертевшему головой Олегу. Тот удивился. Мелкий дал резкий старт и резко затормозил перед светофором. Досадливо закурив, Мархлош окинул Олега небрежным взглядом поверх плеча и вдруг, почему-то перестав злиться, задал ему вопрос:
– Как дела?
– Ничего дела, – как можно бодрее сказал Олег. Мархлош отвернулся. Дождавшись переключения светофора, мелкий опять сорвал автомобиль с места и, нарушая правила, за секунду раскочегарил его до скорости, которая показалась приличной даже Олегу.
– Я ничего не могу понять! – воскликнул последний, переведя, наконец, глаза с мелькающих по обеим сторонам улицы полуголых барышень на затылок Мархлоша.
– А никому и не надо, чтоб ты мог что-то понять, – заметил Мархлош. Стряхивая пепел, осведомился: – Ты идти сможешь? Не сломал ногу?
– Нет, не сломал.
– Это хорошо.
– Да, это неплохо, – признал Олег, решив не противоречить буйному психу. Однако всё оказалось не так-то просто.
– А ты-то что находишь в этом хорошего? – изумился Мархлош. – Я не понимаю, ты для чего с колокольни сиганул вниз? Чтобы ничего не сломать, а потом обрадоваться?
Олег не ответил.
– У тебя что, хобби такое – без парашюта с высоты прыгать? – допытывался его собеседник. – Ну объясни, интересно же!
– Я желаю знать, куда вы меня везёте, – сухо сказал Олег.
– Мне не жалко, знай. В офис. Теперь ты спросишь, зачем. Отвечаю сразу: понятия не имею. Будь моя воля – я бы отвёз тебя в сумасшедший дом, а не в офис!
– Какой ещё на … офис? – крикнул Олег. – Что всё это значит? Кто вы такие? Где мы находимся?
– Я не справочное бюро, – отрезал Мархлош, опять повернувшись к разбушевавшемуся Олегу, – я, если хочешь знать, вообще не имею права с тобой общаться! Да и желания. Плюс к тому – я нахожусь в отпуске! Понял, ты? С сегодняшнего утра! Не смей ко мне обращаться! Меня здесь нету! Я – на рыбалке! Официально!
– Быстро остановите машину!
– Остановить машину? А что ты сделаешь, если мы посмеем тебя ослушаться?
– Выпрыгну!
Маленький усмехнулся. Мархлош кивнул, опустив стекло, чтобы некультурно избавиться от окурка.
– Так я и думал. Послушай, Олег, послушай! Я понимаю, что ты давно не летал, однако и ты пойми: у меня – приказ доставить тебя живым или мёртвым. Я предпочёл доставить тебя живым только потому, что мне неохота было тащить твой труп от автомобиля до лифта, потом – от лифта до кабинета. Если тебе так необходимо выпрыгнуть откуда-нибудь, через полчаса для этого дела у тебя будет сто двадцатый этаж. Устраивает тебя такой вариант? Я думаю, что роскошнее можно прыгнуть лишь с самолёта. А если ты будешь здесь характер показывать – вообще ниоткуда не выпрыгнешь, потому что я башку твою продырявлю! Вопросы есть?
– Мы в Нью-Йорке? – спросил Олег, помолчав минутку.
– У меня нет права давать ответ на такой вопрос.
– А у тебя есть право меня задерживать, твою мать? Немедленно предъяви свои документы! Кто ты такой?
– Мархлош, – влез в разговор мелкий, – если проблема только лишь в том, что тебе неохота пачкаться о дохлятину, я один его дотащу. Этот урод точно не представляет никакой ценности.
– Да? Ну что ж, если ты такой некрофил – придушим его, чтоб салон не пачкать.
– Не смейте этого делать! – затараторил Олег, увидев, что скорость резко снижается. – Вам за это уши поотрывают! Я много знаю! Я до хера интересного в лесу видел, о чём на следствии умолчал!
– О чём это он? – удивился мелкий, вновь разгоняя джип по знаку Мархлоша.
– Чёрт его знает, – буркнул последний, – пускай с ним шеф разбирается. Слышишь, ты? Если шефу твоя брехня не понравится – точно выпрыгнешь из окна его кабинета на сто двадцатом!
– Как мне обращаться к вашему шефу? – спросил Олег.
– Как бы ты ни обращался к нему – он точно поймёт, что ты именно к нему обращаешься, а не к стенке.
Олег умолк, призадумавшись. От тревожных мыслей он оторвался только тогда, когда джип подъехал к комплексу небоскрёбов, со всех сторон окружённых целыми кварталами ресторанов, баров, разнообразных клубов, отелей и казино. Огромные световые девки в разнообразных позах крутились на световых рулетках, держали веером деньги, жрали мороженое – да так, что хотелось вовсе и не мороженого, и много чего ещё вытворяли. Зрелище потрясало воображение даже днём, и Олег представил, каково ночью, когда над этим весёлым городом внутри города расстилается океан волшебного света. Олег сначала решил, что это – Манхэттен, однако сразу вспомнил о том, что в Манхэттене только два умопомрачительных небоскрёба, да и то – было, так как они месяц назад рухнули, протараненные двумя самолётами. Он сам видел это по телевизору. Здесь же было их пять, стоявших крестообразно. Самый высокий располагался посередине. Мелкий зигзагами подрулил к центральному входу этой громады, перед которым стояли сотни машин, и, не без труда отыскав свободное место, припарковался.
– Приехали, – объявил Мархлош, почему-то хмурясь. Покинув джип, он и оба его попутчика поднялись по гранитной лестнице к зеркалам, которые оказались дверьми высотой с жирафа. Створки автоматически расползлись. За ними был КПП с турникетом и четырьмя охранниками. Пройдя его, трое прибывших оказались в огромном холле. По нему шла к дверям большая толпа офисных сотрудников и сотрудниц. Все они горячо обсуждали профессиональные темы, и все, минуя Мархлоша, его напарника и Олега, дружески поздоровались с двумя первыми. Разговор сотрудников изобиловал терминами и сленгом, и потому Олег, как ни вслушивался, не смог понять его сути. Он понял только, что речь идёт о каких-то крупных проблемах, обрушившихся на фирму.
Шагая к лифтам, Олег и два его конвоира столкнулись с ещё одной группой служащих – менее многочисленной, но гораздо более шумной, так как её большинство составляли дамы. Повод для шума был, несомненно, тот же. Мархлош и его напарник опять ответили на десятки кратких приветствий. Олег решил, что либо настал обеденный перерыв и служащие направились в рестораны, благо что те находились неподалёку, либо рабочий день уже завершился.
– Как ситуация? – обратился Мархлош к охраннику, дежурившему у двери, которая закрывала доступ на лифтовую площадку.
– Критическая, – печально бросил громила, – ты в свой отдел? Или к шефу?
– К шефу.
– Кэсси ещё от него не вышла.
– Ну, значит, он её трахает!
– Вот и я про то же.
– А мне плевать, – сделал негодующий жест Мархлош, – я его сейчас за уши от неё оттащу! У меня в кармане билет на семь!
– И ты будешь прав, – одобрил охранник, – я его тоже не понимаю. Всё летит кувырком, а он отрывается, как пацан, которому в первый раз … показали!
– Для шефа каждый раз – первый.
Охранник, видимо, понял суть этого пассажа, в отличие от Олега, так как кивнул и спросил:
– Интересно, как он выправит ситуацию?
– А я знаю? Слушай, открой – я карточку в другом пиджаке оставил.
Охранник, вынув пластиковую карточку, приложил её к двери. Та отползла. Из всех пяти лифтов сплошной волной шли сотрудники. Оглушённый их галдежом, Олег вдруг сказал себе: «Твою мать! Здесь все говорят по-русски!» Это открытие, которое он мог сделать двадцать минут назад, сбило его с толку не меньше, чем предыдущие. Он хотел опять обратиться за разъяснениями к Мархлошу, но, перехватив его взгляд, утратил это желание.
Меньше чем за минуту лифт вскинул трёх пассажиров на сто двадцатый этаж. В его коридорах не было ни души. Мархлош заглянул в комнату охраны. Несколько дюжих молодцев в униформе сидели там за столом и резались в карты – да с таким жаром, что не заметили бы слона, забреди он к ним, а Мархлош всего лишь приоткрыл дверь.
– Есть новости? – спросил он, следя за игрой. Вся бригада разом переключила внимание на него и слегка смутилась. Один игрок, с досадой взглянув затем на свою компанию, подал голос:
– Шеф отменил конференцию.
– Почему?
– Потому что Кэсси сегодня некуда торопиться, от неё муж ушёл, – объяснил охранник под смех товарищей.
– А у вас рабочий день уже завершился? – осведомился Мархлош. – Или вам здесь платят деньги за то, что вы не даёте стульям пылиться?
– Но мы же видим, что всё в порядке, – возразил тот же охранник, глянув на мониторы, отображавшие весь этаж.
– Если ещё раз такое увижу – пойдёте машины мыть, – посулил Мархлош и, оставив дверь приоткрытой, пошёл с Олегом и мелким дальше по коридору. Достигнув его конца, они оказались перед окном, за которым плыли прозрачные облака. Справа от окна была дверь под камерой видеонаблюдения. У противоположной стены стоял кожаный диванчик. Мархлош без стука распахнул дверь и перешагнул порог без смущения, хотя даже Олегу стало не по себе при виде того, что происходило за этим самым порогом. Он даже чуть замедлил шаги, но маленький подтолкнул его и вошёл за ним.
Обстановка просторного кабинета включала стол, на который смог бы сесть самолёт, компьютерный столик, четыре кресла, сейф и два стула. Перед большим столом валялась разорванная коробка из-под виагры, а поперёк него, среди документов и телефонов, лежала худенькая блондинка с хитрой и наглой рожей. Её красивые ноги в светлых чулках и розовых туфлях были нетерпеливо задраны к потолку под прямым углом. Стоявший около них взъерошенный молодой человек красивой наружности суетливо тянул вверх по ним узенькие чёрные трусики с кружевами. Нельзя было не заметить, что он волнуется. В ту секунду, когда Олег вошёл в кабинет, кружевные трусики полетели на пол, а ноги хитрой блондинки легли на плечи хозяина кабинета.
