Ханна Хауэлл
Украденный экстаз
– Но, Хантер, если бы она поступила именно так, то и ты бы не появился на свет. Кроме того, наверняка у них было и немало радостных дней в этом браке, иначе откуда же эти шестеро детей. Я пожалела твою мать, потому что она так много потеряла, что волосы дыбом становятся. И ведь все собственными руками сотворила. И если я права насчет Лори, то вскоре она потеряет и ее и останется одна-одинешенька. И однажды вдруг осознает свои потери, да только будет уже поздно, ничего ведь не исправишь. Вот мне и жаль ее.
Он обдумал ее слова и кивнул.
– Думаю, что и сейчас уже поздно. Па жалел, что не отправил ее домой несколько лет тому назад, чтобы не отравляла нам жизнь. Ведь ему всего пятьдесят, и он здоров и в хорошей форме. Мог бы вполне найти себе кого-нибудь, кто сделал бы его более счастливым и компенсировал зря потерянные годы. А с моей матерью он только язву себе наживет.
Выбросив неприятные мысли из головы, он поцеловал Лину, в макушку.
– Как бы то ни было, я заверил отца, что знаю, что делаю. Мы с тобой чудесно поладим, Лина.
Прежде чем она успела что-то ответить, дверь в комнату с шумом распахнулась. На пороге появилась фигура с керосиновой лампой в руке. Лина попыталась разглядеть сквозь слепящий свет лампы, кто это пожаловал, и вдруг застонала и спрятала лицо на груди у Хантера.
– Добрый вечер, мама, – протянул Хантер. – Пришла пожелать нам спокойной ночи?
– Все именно так, как я и подозревала. Думал, что одурачил меня?
– И в мыслях не было.
– Я не потерплю этого в моем доме. Это разврат. Ты совсем перестал соображать, что прилично, а что нет, после общения с ворами и убийцами?
– Лорейн! – резко перебил ее Слоун, появившийся у нее за спиной.
– Ты собираешься терпеть... это бесстыдство?
– Не вижу здесь никакого бесстыдства. Они же собираются пожениться. Уходи-ка отсюда и дай им отдохнуть.
После пронзительного взгляда, брошенного на мужа, Лорейн поняла, что тот не собирается потакать ей или отводить глаза. Взметнув юбки, она удалилась. Слоун покаянно улыбнулся сыну.
– Постарайтесь, дети, выспаться.
– Спокойной ночи, па. Пожелай спокойной ночи моему отцу, Лина.
Он ухмыльнулся во все лицо, когда она опять застонала от замешательства и смущения. Слоун тихо рассмеялся, затем вышел и закрыл дверь. Хантер медленно погладил спину Лины и подождал, пока она успокоится. Ему пришлось основательно потрудиться, прежде чем удалось убедить ее, что ей нечего так стесняться и переживать.
– Ради всего святого, зачем ей понадобилось это устраивать? – пробормотала вконец обескураженная Лина.
– Господи, если бы я это знал!
– Как же я теперь утром посмотрю в лицо твоему отцу?
– Лина, ты думаешь, что он не знал, какие у нас с тобой отношения? Когда я ему сам сказал, что мы с тобой любовники?
– А с чего это тебе взбрело в голову сообщать такие вещи?
– Потому что я сказал ему, что ты досталась мне девственницей. Существует лишь один способ узнать это. Я рассказал ему все на случай, если матушка успела отравить его своими идеями. Ты же сама видела, что она помешалась на морали.
– И что? То, что он застал нас здесь с тобой, убедило его в моих высоких моральных качествах?
– Он и так знал, что мы не лицемеры. И это мой родной дом, Лина. Не хватало еще здесь играть во всякие глупые игры и прятаться по углам, чтобы обнять тебя. Это мои родные, и мне нечего скрывать от них.
Немного подумав, она согласилась.
– Вообще-то действительно скрывать незачем.
– Ты что-то подозрительно быстро капитулировала!
– Случается, что и ты бываешь прав.
– Премного благодарен.
– Кушайте с маслом.
Он легонько стиснул ее.
– Кроме того, пока Уоткинса не осудят, мне придется столько времени провести без тебя, а значит, и спать в одиночку.
Она потянулась и чмокнула его в губы.
– Будем молиться, чтобы процесс Уоткинса оказался рекордно коротким!
Глава 13
– Завтра? – Лина в испуге уставилась на Хантера и Себастьяна.
– Если честно, – сказал Себастьян, – то я удивлен, что нас не вызвали гораздо раньше. Но этот парень из Нью-Мексико так тщательно собирал улики, признания и показания, что все затянулось. Да и Такмен приложил немало сил, чтобы обеспечить самую надежную транспортировку преступников.
– Не вижу, против чего здесь можно возразить, Себастьян.
– Совершенно согласен с вами, мистер Уолш. Хантер сел рядом с Линой на канапе и привлек ее к себе.
– Не печалься, родная. Ты ведь знала, что мне придется скоро уехать.
– Да, знала. И сразу поняла, зачем приехал Себастьян. И все равно удивилась, что все так внезапно, без всякого предупреждения.
– Мисс Саммерс...
– Вам не кажется, что уже давно пора называть меня Линой, а, Себастьян?
Когда Себастьян улыбнулся ей в ответ, она поразилась, как улыбка преображает его, делая необычайно красивым мужчиной.
– С удовольствием. Как я уже осмелился сказать, я выехал в самый последний момент, чтобы не проделывать один и тот же путь дважды: сначала приехать и предупредить, а затем вернуться, чтобы сопровождать Хантера.
– С какой стати меня нужно сопровождать? – напрягся Хантер.
– Только не рычи сразу, Уолш. Никто ведь не говорит, что собирается эскортировать тебя как преступника, со связанными руками. Просто ты важный свидетель на процессе, а нам так и не удалось выловить всех головорезов Уоткинса, так что парочка вполне может ошиваться в округе, мечтая освободить его или хотя бы прикончить тебя.
Все немного помолчали, словно взвешивая предстоящую опасность. Затем нарушил молчание Слоун Уолш:
– Ладно, я пойду к Молли Питтс и велю ей приготовить вам комнату в домике для гостей. Она же может приготовить вам и горячую ванну, если хотите.
– Не откажусь. Что же касается ночлега, то меня вполне устроит сеновал, где спят ковбои, – ответил Себастьян.
– Вы заслужили что-нибудь более мягкое. Вам ведь надо хорошенько отдохнуть, прежде чем вновь отправиться в такой изнурительный путь.
Завтра! Это слово запылало в мозгу Лины. Какой уж тут покой, особенно если к скорой разлуке с Хантером добавилась и тревога из-за предупреждения Себастьяна. Значит, сколько-то там бандитов до сих пор на свободе. Единственное, что удивило ее за ужином, было то, что растущая внутри тревога нисколько не повлияла на ее аппетит. Лина уже успела заметить, что в последнее время никакие неприятности не могли испортить его.
Час спустя после ужина она улучила момент, чтобы остаться наедине с Себастьяном. Сначала все вышли на веранду подышать свежим воздухом, но Хантер вскоре покинул их, чтобы еще раз проверить, все ли необходимое собрано в дорогу. Лина прислонилась к перилам, наблюдая, как Себастьян сворачивает себе папиросу.
– Вы уже достаточно здоровы, чтобы отправиться в путь? – спросила она наконец.
– Да если бы и не смог скакать верхом, то заставил бы тащить себя на носилках! Я слишком долго ждал того дня, когда Уоткинс предстанет перед судом. Но со мной действительно все в порядке. Я снова как блестящая монетка.
Подняв глаза к небу, она пробормотала:
– Я уже заметила, что вы нормально сидите, значит, с этим тоже нет проблем.
Она сверкнула на него улыбкой, когда он поперхнулся и, не сдержавшись, расхохотался.
– Да уж, повезло, нечего сказать. Но про эту рану знают очень немногие.
– Мои уста будут на замке. – Она вздохнула, чувство легкости, еще недавно владевшее ею, тут же испарилось из-за вернувшейся тревоги. – Себастьян, эти бандиты, что на свободе, они могут попытаться... убить вас?
– Откуда мне знать? Но у Уоткинса была парочка верных наемников, которые уже довольно долго служили ему. К нам в сети эти типы не попались. И еще надо не забывать о награде, которую Уоткинс назначил за свое освобождение. Это может заставить их рискнуть, несмотря на наш усиленный конвой. Так что я предпочитаю действовать с оглядкой.
– Разумно. Я вас понимаю.
– А когда мы вернемся, вы с Хантером сразу поженитесь? Она удивленно посмотрела на него:
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Да успел услышать пару-другую сплетен о его матери.
– А-а. Конечно, она отнюдь не счастлива видеть меня в своем доме. И ведет себя откровенно негостеприимно. Но на это можно заставить себя не обращать внимания. Особенно когда видишь, что братья Хантера и его отец искренне приветствуют наш брак. А мать... Что ж, в его возрасте смешно ожидать, что ее слово станет решающим, ведь он взрослый мужчина, и кто лучше его самого знает, как он намерен прожить свою жизнь. И с кем.
– Это-то понятно, так и должно быть, но мужчины иногда очень странно ведут себя, если речь заходит об их матерях. К тому же я подумал, вдруг тут страсти уже так накалились, что вы и сами передумали. Ведь такое тоже могло случиться, так ведь?
– Знаете, Хантер здесь изменился. И, надо сказать, в лучшую сторону. Он уже не такой напряженный и настороженный, более открытый. Он ведь не ждет, что в любую минуту его могут убить. Он не боится проговориться и подвести остальных. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. А еще, мне кажется, раньше его очень угнетало то, что его все считали преступником, хотя для дела именно это и нужно было.
– Конечно, в этом нет никакого сомнения. Он подошел и встал возле нее у перил.
– Вы уверены, что разумно тянуть со свадьбой?
Она нахмурилась. Он так странно и пристально смотрел на нее.
– Так хочет Хантер. Когда все трудности будут позади, мы как бы начнем жизнь сначала. Да и какой смысл спешить?
– Смысл? От того, чем вы так усиленно занимались всю дорогу, – его губы тронула улыбка, когда он заметил, как она густо покраснела и отвела глаза, – так вот, от этого обычно рождаются дети.
Он слегка выгнул бровь, ожидая ответа.
– Дети? – внезапно севшим голосом спросила она. В ее мозгу закрутились разрозненные кусочки информации, складываясь наконец в ошеломительную целостную картину. – Боже милостивый! Нет! Не может быть! Вот почему вы так странно смотрите на меня? На лбу у меня ничего не появилось, так что там вы ничего не прочтете.
Он проигнорировал ее смятение, ее неловкую попытку свести все к шутке.
– Лина, я старший из тринадцати детей в семье. Мои сестры начали энергично рожать мне племянников и племянниц примерно лет с восемнадцати. Так что я был окружен беременными женщинами почти постоянно. И сразу могу сказать, случилось это или пока нет, по взгляду женщины. Не просите меня объяснить, как я это вижу. Черт его знает, может, это у меня дар такой, но я смотрю и вижу: вы беременны. Если вы можете со стопроцентной уверенностью возразить мне, тогда ладно, тогда окажется, что я впервые ошибся. Вы можете возразить?
– Нет, – прошептала она. – Господи милостивый! Тысяча чертей и чертенят! Как вы думаете, вы там долго провозитесь с Уоткинсом?
– Не уверен, но, может быть, около месяца.
– Тогда это не так уж и страшно. Ребенок все равно не родится раньше чем через девять месяцев, даже если мы поженились бы прямо сейчас. Так что еще один месяц не имеет никакого значения. Только умоляю вас, не проговоритесь об этом Хантеру, ладно? Ни звука!
– Но почему?! Он мог бы жениться на вас прямо перед отъездом.
– Вот так просто выволочь священника из постели, пробормотать перед ним нужные слова, потом сказать мне «прощай, милая» и умчаться вдаль? А главное, какое удачное время оглушить его такой новостью, не правда ли? Он не будет знать ни минуты покоя всю дорогу туда и обратно.
Себастьяну, похоже, нечего было возразить. Он только что-то буркнул про себя.
– Мне будет очень тяжело без него, но станет вдвое тяжелее, если он уедет с таким известием. Это такой груз...
– Ладно, согласен. Но в ту же минуту, когда ой вернется – слышите, в ту же минуту! – вы скажете ему всю правду. И никаких проволочек.
– Да, папочка.
– Хантер прав. Язычок у вас и правда острый. Немного позже, глядя, как Хантер готовится ко сну, она размышляла о том, не открыться ли ему до отъезда? Стоило Себастьяну упомянуть о возможности беременности, как она интуитивно поняла, что именно этим и объясняются кое-какие странности ее организма в последнее время. Удивляла только собственная глупость: как же ей сразу-то не пришло в голову? Наверное, оправдание все же можно найти – ведь столько всего свалилось сразу на ее бедную голову. Но такой новостью, как ребенок, ей очень хотелось поделиться.
И тут она строго велела себе держать язык за зубами. Пусть она не уверена в том, что Хантер любит ее, но уж в том, что ему небезразлично ее состояние, она могла быть уверена на все сто процентов. И сообщить ему в последний момент, что носит его ребенка? А он должен после этого пуститься в длинный и полный опасностей путь? Нет, это бессердечно и даже жестоко.
И она с чистой совестью прильнула к Хантеру, который улегся рядом с ней. Сомкнула руки на его затылке и нежно поцеловала. Это была их последняя ночь перед долгой разлукой. И она решила сделать ее неповторимой.
Перекатившись на спину, он ловко устроил ее поверх себя.
– Знаешь, как тяжко будет расстаться с такой роскошью и снова вернуться к ночлегу на жесткой земле... в одиночку?
– Мне будет намного мягче и уютнее, чем тебе, но тоже очень одиноко. Так будет не хватать тебя!
Она дразняще провела губами по его губам.
– Но ты все время помни, что наша разлука и все горести останутся позади.
Он попытался продлить поцелуй и нахмурился, не понимая, почему она вдруг выскользнула из его рук.
– Да, только эти мысли и поддержат меня в тяжелую минуту. Они дадут мне силы выдержать все до конца.
Усевшись на него верхом, она улыбнулась и начала расстегивать ночную рубашку. Лина ощущала в теле необыкновенную легкость, словно вечные оковы сдержанности спали с нее. Наверное, решила она, все это потому, что они надолго расстанутся и к тому времени, когда он вернется, она уже успеет отойти от мучительных переживаний собственного бесстыдства. Родившаяся в ней безоглядная смелость радовала ее еще и потому, что позволяла оставить о себе память, которая не скоро исчезнет. Так воспользуемся же редким мгновением! Все еще застенчиво улыбаясь, она взялась за подол рубашки и медленно начала стягивать ее через голову.
Хантер, затаив дыхание, следил, как она медленно обнажала свою стройную фигуру. Он боялся даже пошелохнуться. Лина редко вела себя так смело. И он боялся каким-нибудь нечаянным движением вспугнуть ее. Его беспокоило одно: если она затянет игру, то ему не удастся удержать свое тело под контролем. Даже сейчас, когда глаза только следили за ее чувственным раздеванием, дыхание его участилось, а в паху появилось болезненное напряжение.
Когда она склонилась над ним и начала целовать, то тут же стиснула его руки, чтобы прижать их к постели. Конечно, ему ничего не стоило вырваться, но, как она и подозревала, он даже не пытался это сделать. От того, что он лежал под ней, в полном ее подчинении, закружилась голова. Медленно и тщательно, словно изучая, она целовала и ласкала каждый дюйм его тела. Голова ее склонилась наконец над его плоским и упругим животом.
Когда ее восхитительно маленький ротик спустился к его бедрам, Хантер застонал от усилия сдержать дрожь наслаждения. Лина отпустила его ладони, и ему пришлось стиснуть их в кулаки, чтобы не помешать ее смелым замыслам. Наконец он не сдержался и с громким стоном схватил ее за плечи, поднял вверх и усадил на себя. Страстным взглядом Хантер окинул восхитительное тело подруги, наслаждаясь горячим единением. Лучшей встречи и ожидать невозможно, его ждали с нетерпением.
– Боже, женщина, ты просто волшебна. Мне так уютно. И так сладко.
– И ты сладкий, дорогой мой...
Сначала они двигались медленно, очень медленно Затем желание заставило их позабыть обо всем на свете. Мчаться к счастливому избавлению. Когда ее движения стали хаотичными из-за безумного стремления к высвобождению, он крепко прижал ее к себе и выгнулся ей навстречу в мощном порыве испытать счастье одновременно с ней. Она рухнула на него без сил, и оба пережили незабываемые секунды счастливого полета. Если она намеревалась напомнить ему, как чудесно им вместе, то вряд ли можно было сделать это лучше. Как только к нему вернутся силы, он немедленно поменяется с ней ролями. Не помешает и ей получить кое-что приятное на память о нем.
Высвободившись из ослабевших объятий Хантера, Лина поднялась, чтобы освежиться. Собственная смелость в постели снова смутила ее. Покачав головой, она подумала, что еще никогда так не наслаждалась каждой секундой их близости. Небрежно отбросив в сторону влажную салфетку, она подошла к кровати. И увидела, что мужчина, который должен был уже уснуть после столь бурных занятий любовью и тяжелого дня, даже и не думал дремать.
Он сел на ее сторону кровати и не мешкая обхватил ее бедра руками, прежде чем она успела лечь. Ее живот, бедра, грудь он осыпал нежными поцелуями – и в ней снова заполыхало желание. Когда его губы коснулись потаенного места между ногами, она блаженно вздохнула и закрыла глаза. Было очевидно, что эта ночь станет длинной и полной бесстыдных любовных ласк. Ну и пусть, подумала она, открываясь навстречу его поцелую.
Лина медленно открыла глаза, затем села, охваченная внезапной тревогой. Она была одна. Лина вскрикнула, заметив клочок бумаги на прикроватном столике, схватила его и прочитала:
«Решил не будить тебя. Так будет лучше. Позаботься о себе. Когда я вернусь, все самое страшное будет уже позади. Хантер».
Швырнув записку на столик, она откинулась на подушки, сонно подумав, что у него жуткий почерк. Она немного подождала, боясь, что ее захлестнет волна отчаяния, но тело требовало другого – сна. Только сна. Закрывая глаза, она решила, что времени на переживания из-за одиночества и разлуки будет более чем достаточно.
Хантер снова зевнул и поймал на себе ухмыляющийся взгляд Оуэна. И тут же закрыл рот.
– Я чем-то рассмешил тебя?
– Да нет. Ничем. Кажется, тебе было не до сна этой ночью?
– Интересно, с какой стати я терплю твое сомнительное общество?
– Па не хотел, чтобы ты отправлялся в дорогу один.
Окинув взглядом дюжину хорошо вооруженных полицейских, скакавших поодаль, Хантер вновь посмотрел на Оуэна:
– И это ты называешь один?
– Это же не родня.
– А мне казалось, что ты незаменим на ранчо.
– Чарли и Джед с радостью взяли на себя все мои обязанности.
Взглянув в сторону тюремной кареты с решетками, в которой конвоировали исходящего злобой Уоткинса, Оуэн пробормотал:
– Видя этого злобного ублюдка, я даже рад, что поехал.
Вид Уоткинса не оставил равнодушным и Хантера, он почувствовал, как по спине змеей прополз холодок. Уоткинс явно лишился разума от ярости и ненависти. Он свихнулся. Окончательна и бесповоротно. Хантер всеми клетками своего тела ощущал безумие Уоткинса: стоило только заглянуть ему в глаза, чтобы понять это. На его мрачном и заросшем щетиной лице было написано одно: месть! Причем безжалостная и кровавая. Нельзя будет расслабляться ни на секунду, охраняя мерзавца, пока его не осудят. Даже в тюрьме за ним понадобится глаз да глаз. Такая мстительность способна на самые чудовищные выдумки.
В конце первого дня путешествия Хантер едва не падал с лошади от усталости. Сказывалась бессонная ночь. Даже твердая как камень земля не помешает ему сегодня уснуть. Конечно, куда мудрее было бы немного поспать перед дорогой предыдущей ночью, но он знал, что если бы представился шанс все переиграть, он снова провел бы эту ночь так же, как вчера. Даже воспоминания о ней и то заставляли его взбодриться и напрячься. Наверное, со стороны это было смешно, поскольку сейчас он являлся довольно жалкой пародией на мужчину.
Но когда Лина дала свободу своей чувственности, то стала такой огненной и пылкой, что хоть стихи пиши. Настоящая жемчужина, а не женщина. Если она намеревалась добиться того, чтобы он ее никогда не забыл, то достигла этого вполне. И он решил, что у него достанет благоразумия, чтобы не открыть любимой одну тайну: ей не стоило тратить столько душевных и физических сил, чтобы добиться своего. Она, собственно, никогда и не выходила у него из головы.
Он вздохнул. Хм, а ведь так, собственно, и было с самого первого взгляда на нее. Ни одной женщине не удавалось добиться ничего подобного. Он забывал любую, стоило ему покинуть ее постель. А Лину помнил до мельчайших черточек, до интимнейших деталей, все так четко, что мог ощущать ее сладкий, дурманящий голову аромат.
А это, подумал вдруг он не без внутреннего содрогания, значит то, что она заполнила все его существо. Стоило ей лишь улыбнуться, и он возбуждался, был готов к любовному соитию. Он чуть не умер от страха за нее, когда ее ранили. Он сделал ей предложение, потому что сама мысль о разлуке с ней была невыносима ему. Она трогала его душу, могла добиться от него всего, чего хотела. И он никогда еще не чувствовал себя таким ревнивым собственником, каким был по отношению к ней. Значит, он... любит ее. Господи всемогущий! Он чертыхнулся. Раз и еще раз.
Оуэн, вытянувшийся на одеяле возле брата, присел и вопросительно посмотрел на него.
– Что с тобой?
– Я думал о Лине, – отрезал Хантер, который боялся, что выдаст обуревавшие его чувства, а потому злился.
– Вот уж не думал, что это может разозлить тебя.
– Почему ты так сказал?
– Потому что лишь одно может заставить мужчину в твоем состоянии выглядеть так, как выглядишь ты – смертельно усталый, но все равно на вершине блаженства, словно свинья в благодатной луже. Глядя на тебя, невольно начинаешь завидовать.
Хантер промолчал, и Оуэн продолжал:
– Так что же заставило тебя ругаться?
Хантер ответил не сразу. Он не был уверен, что хочет сейчас доверить брату свое недавнее открытие. Уж очень это было тонкое и хрупкое чувство, делавшее его страшно уязвимым. Затем беспомощно вздохнул, решив, что стоит обсудить свои дела с кем-то, кому он доверял и кто, подобно Оуэну, умел держать язык за зубами.
– Я только что сделал открытие, от которого у меня даже дух заняло.
– А-а, ты наконец-то понял, что любишь малышку Лину? Бросив на Оуэна сердитый взгляд, Хантер буркнул:
– Интересно, с чего ты это взял?
– Я же не слепой и не тупой, как некоторые. А как же это тебя осенило? Не могло же вдруг – раз, и дойти до тебя.
– Странно, но именно так все и случилось. Задумался о ней, а потом мне вдруг пришло в голову, как часто я это делаю и как легко могу вспомнить о ней абсолютно все, любую мелочь. И пришел к выводу: да ведь она никогда и не покидает моих мыслей. Чертовщина, конечно, но могу поклясться, что иногда даже чувствую ее запах. Все-все прекрасно помню. Словно она испытывает на мне свои ведьминские чары. Ну и начал думать об уйме всего прочего. Одно к другому, мелочь за мелочью, и...
– Угу, и все это подвело тебя к выводу, что ты любишь ее. Например, ты вспомнил, каким ревнивым бываешь и буквально готов испепелить любого парня, который осмелился улыбнуться ей. Мне это сразу бросилось в глаза. Поэтому я и не признался тебе, что когда увидел ее впервые, она была в ванне.
– Что-о?! – Хантера словно подбросило на одеяле. Затем он поморщился и снова откинулся на спину, когда Оуэн захохотал. – Может быть, и она не стала упоминать об этом по той же причине.
– Спорим, что она даже и не думала об этом. Ей наверняка хотелось поскорее забыть прискорбный факт. Ее это жутко смутило. Хотя она быстро пришла в себя, должен заметить. Но сначала это милое личико пылало, словно раскаленная сковородка. А в глазах был такой неописуемый ужас, что любой дурень сообразил бы, что это не очередная бабочка из заведения Дженни.
– Черт побери, какой же я болван! Есть и еще кое-какие моменты для проверки. Я ведь не коснулся ни одной другой женщины с тех пор, как встретил Лину. У меня была раньше любовница в Мексике, которая умеет такое выделывать в постели. И все же я первым делом сказал ей «прощай, милая», как только мы добрались до места. И все ради этих глаз, которые так и норовят испепелить тебя по любому поводу, ради дерзкого язычка.
– А собственно, чего ты так завелся по этому поводу? Ты что, подцепил дурную болезнь у одной из бабенок Дженни?
– Пo-твоему, я должен запрыгать от счастья? Посмотри, что натворила так называемая любовь с отцом. Мне вовсе ни к чему подобные радости.
– Лина никогда не позволит себе таких выходок, как наша мать, и ты это прекрасно знаешь. Она совершенно не похожа на нее. И то, что отец любил ее, ничуть не изменило ее сути. Просто какое-то время он закрывал глаза на ее недостатки, но это с кем угодно могло произойти, Тебе, мне так кажется, повезло в этом смысле.
– Кажется, да.
Он отдавал себе отчет, что у Лины, конечно, хватало недостатков. Она отнюдь не ангел. А уж как вспыльчива! Но добрые качества заглушали и смягчали взрывной темперамент. Боже, да у него в сравнении с ней в тысячу раз больше отрицательных черт. Факт, что она была более гибкой, способной на компромисс. Он вздохнул.
– Я знаю, что не дает мне покоя, – сознался он с явной неохотой. – Мне не нравится то, что я оказался укушенным, а ей хоть бы что.
– Боже, до чего же мне, младшему сыну в семье, не повезло – иметь такого безмозглого старшего брата!
– Весьма польщен, что ты так высоко меня оценил.
– Всегда готов и дальше расточать тебе комплименты.
– Она не говорила, что любит меня.
– Можно, конечно, допустить, что она такая же толстокожая, как и ты. А возможно, решила, что не стоит признаваться тебе, ведь сам-то ты не заикнулся о своих чувствах. И знаешь что, я буду очень удивлен, если вдруг окажется, что она не любит тебя. Принять тебя таким, каков ты был, довериться тебе, по ее понятиям, уголовнику, да еще пытавшемуся скрыться от закона... Она стала твоей любовницей, хотя мы оба понимаем, что она весьма добропорядочная девушка. Таким, как она, нелегко поступиться своими принципами. Боже, да ты только вспомни, она ведь сдерживалась в ответ на все выходки нашей матери, только бы оставаться рядом с тобой. Нет, если ты всерьез пораскинешь мозгами, то найдешь уйму доказательств того, что она чувствует к тебе.
– Она его любит, можете не сомневаться.
Братья оглянулись и увидели Себастьяна, который невозмутимо курил неподалеку свою папиросу.
– Черт бы тебя побрал! Это семейный разговор, а не для чужих ушей!
– Вот я и позаботился, чтобы вам никто не мешал. Оуэн рассмеялся, а Хантер гневно сверкнул глазами сначала на брата, затем на Себастьяна.
– И откуда тебе известно, что она чувствует? Почему ты так уверен в этом?
– У меня несколько сестер. Я имел счастье наблюдать за всеми признаками их влюбленности. И выслушивал их. Видел, как они выглядели, как вели себя. Лина повторяет все их поступки. К тому же она согласилась отложить свадьбу, подождать, как ты того хотел.
– Да, она согласилась с моими доводами.
– Вот и я о том же. Она согласилась, хотя и испытывает, конечно же, страх. Страх перед тем, что пока ты выжидаешь, то можешь и передумать. Но вот сидит дома и ждет тебя. Но ты можешь не волноваться. Даже если ты и передумаешь, о ней будет кому позаботиться. И позаботятся о ней очень хорошо. – Себастьян удалился неторопливой походкой.
– Эй, слушай-ка, он, кажется, имел в виду себя, – ошарашенно пробормотал через какое-то время Оуэн.
– Именно так, братишка. Дьявольщина, я должен был давно догадаться, куда ветер дует. Но тут ему ничего не обломится. Пусть себе свистит в кулак.
Братья помолчали, пытаясь поудобнее устроиться на своих одеялах. Затем Оуэн продолжил разговор:
– Я рад, брат, что ты повстречал Лину. Она помогла тебе пережить всю горечь от этой истории.
Хантер, подумав, согласился с ним. Все его ожесточение, разочарование и горечь прошли почти бесследно. Осталась настороженность к людям, умение быть начеку, но это вовсе не плохо. Эти качества ему еще ох как пригодятся. Но нравственно он сохранился. Хантер даже не заметил, когда Лине удалось сотворить это маленькое чудо исцеления.
– И правда. Но... боюсь, Оуэн, – прошептал он, – что она смогла бы вернуть все обратно, только это будет в десятки раз больнее.
Когда они наконец добрались до места, Хантер был уверен, что не только он хотел бы, забыв о суде и процессе, повесить Уоткинса на первом попавшемся суку. А заодно с ним и бывшего шерифа Мартина. Ни тот ни другой не пропускали ни единого шанса открыть свои пасти и изрыгнуть полные ненависти и злобы проклятия на головы сопровождавших. Маршал Такмен недолго терпел это и приказал где-то в начале пути заткнуть им рты кляпами. Но и это не помогло. Они словно копили злобу и в те минуты, когда их готовились покормить, брали свое.
Одна отчаянная попытка бандитов спасти Уоткинса провалилась, добавив еще двух узников в тюремную карету. И наконец всех бандитов водворили в тюремные камеры дожидаться суда.
– Вскоре все это останется позади, – сочувственно произнес маршал Такмен, похлопав Хантера по спине.
– Наверное, я все же не уеду сразу после вынесения приговора, как предполагал. Хочу присутствовать на казни, чтобы своими глазами увидеть, как этого ублюдка вздернут на веревке.
– Ты когда-нибудь видел повешение?
– Да. – Хантер вздохнул и сокрушенно мотнул головой. – Именно тогда я и поклялся, что больше ноги моей не будет на подобных зрелищах, не важно, какого мерзавца лишают жизни этим способом. Но тут...
– А пока самое время выпить, искупаться и добраться до кровати.
– Видишь Себастьяна? Он как раз отправляется в такое благословенное местечко. Так что следуй за ним. А я пошлю за тобой, как только ты понадобишься.
Хантер очень надеялся, что вынесение приговора не затянется. Он думал только о том, как поскорее добраться к Лине.
Лина медленно покачивалась в кресле-качалке на веранде, уставясь вдаль невидящими глазами. Там вдалеке работали мистер Уолш с сыновьями и их помощники. Жаль, что она не может присоединиться к ним! В том направлении находился и штат Нью-Мексико, там был сейчас ее Хантер. Как бы ей хотелось находиться с ним! Она горько усмехнулась. Да она согласилась бы оказаться где угодно, только не здесь.
Когда мужчины оставались дома, все было прекрасно. Но стоило им выехать на работу, как везде воцарялась Лорейн, и жизнь становилась невыносимой. Лорейн давала почувствовать свое отвращение к будущей невестке тысячью разных способов, и единственной передышкой были лишь моменты, когда она принималась изводить Молли Питтс, которая стоически переносила издевательства, хотя и обращались с ней, как с рабыней на галере. Лина начала подозревать, что Молли терпела это лишь по одной-единственной причине – причина называлась Слоун Уолш. В целом ситуация в доме была просто невыносимой. И ей не удавалось хоть как-то улучшить ее. Все ее попытки терпели неудачу.
А сегодня началась вообще самая худшая из всех кампаний, задуманных Лорейн против нее. В данный момент миссис Уолш сидела в гостиной, окруженная местными приятельницами, угощала их чаем и, в этом Лина не сомневалась, успела наболтать им с три короба лжи, которую те не замедлят разнести по округе. Скоро она станет в этих местах таким же изгоем, каким была в Колорадо. При мысли о том, как это ранит Хантера, ей захотелось расплакаться. Пока он изо всех сил старался возвратить ей доброе имя в Нью-Мексико, его мать успешно поливала ее грязью здесь, дома. Да еще так, что этого уже никак не исправить. И Лине уже не приходило в голову ни одной светлой мысли, что же можно предпринять в такой ситуации.
