Ханна Хауэлл
Украденный экстаз
– Все! Больше я не собираюсь спать один. Тебе удобно? – Он поцеловал ее в макушку.
Она вздохнула и кивнула. Спать в одиночку было адским мучением и для нее.
– Как у тебя прошло объяснение с отцом?
– Кажется, что-то прояснилось. Я неплохо отношусь к нему. Если тебя это беспокоит.
– Слегка беспокоило. Он хороший человек.
– Я знаю. Ведь я знаю его уже много лет... Могла и догадаться, что он – мой отец. А зачем, как ты думаешь, он играл роль друга семьи?
– Не мог совершенно отказаться от тебя, дорогая. Ему просто необходимо было хотя бы немного заботиться о тебе, видеть тебя, знать, чем ты дышишь, что тебя интересует. Вот он и затеял эту игру. Этот человек никогда не переставал любить тебя, Лина.
– Я знаю. Так же, как знала это, когда он был ОМалли. Только... – Она помотала головой, не находя слов.
– Что только?
– Только я была такой... одинокой, когда росла. А вот с ним и его сыновьями все было иначе, чувство одиночества покидало меня. Я долго думала об этом и решила, что... люблю их тоже от одиночества.
Он прижал ее к себе чуть сильнее.
– Ты решила одно, а судьба – другое. В этом нет вины Гранта. Он старался дать тебе все, что было в его силах. И старался обезопасить тебя. Помни об этом, когда будешь принимать решение.
Шли дни, она проводила много времени с вновь обретенной семьей, и ее замешательство понемногу рассеивалось. Подолгу беседуя с отцом и братьями, она постепенно начала представлять, что им пришлось пережить и с чем пришлось сражаться. На долю отца выпало много бед, и не раз он принимал жесткие решения.
Хантер наблюдал, как она постепенно избавляется от чувства отчужденности и все больше сближается с родными. Иногда это даже вызывало у него приступы ревности. Им так много надо было обсудить, но он заставлял себя отойти в сторонку и ждать. Чуткий Себастьян все видел и понимал, так что Хантер даже испытал облегчение, когда тот уехал на свою новую работу. Трудно без друга, но уж очень неуютно знать, что твои чувства читаются словно раскрытая книга.
Грант наблюдал, как Лина ловко месит тесто для пирога.
– Прошел только месяц со дня родов, малышка...
– Да, и я чувствую себя прекрасно. И ребенок растет как на дрожжах.
– Да, парнишка сильный и резвенький.
Она почувствовала какой-то подтекст в его словах и нахмурилась.
– Ты это к чему?
– К отъезду.
– Отъезду?! Куда?
– Погода пока держится хорошая и мягкая. Морозов еще не было, снегопадов тоже. Вот я и думаю, что надо бы воспользоваться этим и добраться до нашего ранчо. Это не так уж далеко. Поскольку нам не нужно мчаться сломя голову, мы можем на одну ночь остановиться у моего знакомого фермера. А малыша мы укутаем так, что он не простудится. Ночевать вас, конечно, пригласят в дом.
– Конечно, в дом, – пробормотала она, размышляя, не опасно ли отправляться в путь с таким крохой. Разумно ли это?
– Солнышко мое, я знаю, что тебя волнует. Но не думаю, что такая короткая поездка повредит малышу. – Грант взглянул на хмурого Хантера. – А ты что думаешь?
Слегка поморщившись, когда Лина повернулась к нему, Хантер пожал плечами:
– Не думаю, что это может повредить малышу. Но у вас больше опыта во всем, что касается детей.
– Хорошо, тогда я скажу вам, что сделал бы я. Ребенок родился чуточку раньше срока, а зима решила задержаться.
Я бы воспользовался этим и увез малыша с гор. Зимой здесь стоят трескучие морозы. На моем ранчо намного теплее. А если хорошая погода продержится, вы можете даже отправиться прямо в Техас, где, кажется, зимы практически не бывает.
Именно разговор о морозах и заставил Лину принять решение. Не очень опытная мать, она все же догадывалась, каким коварным врагом может оказаться холод для малыша. Он всегда поражает стариков и младенцев.
– Хорошо, мы так и поступим. – Она взглянула на Хантера, ища поддержки.
– Я ничего не имею против. Если честно, то я очень хотел бы поскорее добраться до своего дома в Техасе.
– Отлично. Тогда выезжаем завтра же на рассвете.
– Что? Зачем такая спешка? – охнула Лина, Грант хмыкнул.
– Если мы хотим выбраться отсюда до наступления холодов...
– ...тогда лучше ничего не откладывать, – докончила за него Лина и решительно отодвинула стул от стола. – Нечего рассиживаться и ломать голову, что нужно брать в дорогу, а сразу начинаем паковать вещи.
И сборы заняли поразительно мало времени. Гораздо меньше, чем она предполагала. Взяла с собой в дорогу минимум. Хантеру вообще было не до тряпок. А Лине не хотелось брать с собой то, что принадлежало Уолшам, то, что в свое время покупал ей Хантер. Дольше всего возились с упаковкой продуктов. Но Лина все равно не спеша покормила и перепеленала Майкла Дэвида и уложила его в люльку.
Хантер появился только к вечеру. Лежа в кровати, Лина молча наблюдала, как он раздевается и моется перед сном, и она подумала, до чего же ей приятен этот простой вечерний ритуал. Он забрался к ней под одеяло, она рассмеялась, а затем по-девчоночьи взвизгнула, когда он прижался к ней своим холодным телом. Обняв ее, он быстро согрелся, а она опять подумала о правоте отца. Как этот домик ни был заботливо утеплен и добросовестно натоплен, к утру его все равно выстуживают наступившие холода.
Его поцелуй – почти братское пожелание спокойной ночи – явно раздразнил их. Она тихо засмеялась, когда он простонал от отчаяния, хотя сама испытывала то же. Но его откровенное признание, его жажда не оставляли сомнений – и это служило утешением.
Хантер уткнулся носом в ее волосы и закрыл глаза. Она набиралась сил, и с каждым днем Хантер ощущал все больший голод по ней. Теперь его часто мучила бессонница. То, что они так долго были в разлуке до родов, лишь усиливало его желание. И он был уверен, что она так же пылко стремится ответить на его страсть.
Он был рад, что они наконец покинут этот дом. По нескольким причинам. Он терпеть не мог холода. В Техасе, слава Богу, такая погода в диковинку. Кроме того, для восьмерых этот дом был все же маловат, и скученность приносила много неудобств. А если зима заставит их вообще редко показываться во дворе, то это будет и вовсе тягостно. И наконец, он просто соскучился по дому. Ему надо было убедиться, что там все в порядке. А еще ему очень хотелось похвастаться сыном.
Стыдно было признаться даже самому себе, но он мечтал увезти Лину от отца и братьев. Они достаточно наговорились, выяснили отношения, загладили старые обиды. У них все уладилось. А теперь наступил его черед. Теперь, подумал он уже в полусне, он хотел владеть ею безраздельно, чтобы рассказать о своих чувствах и заставить ее поверить в них. И чтобы она ответила тем же.
Лина почувствовала, как его тело отяжелело от сна, и пожалела, что не может последовать его примеру. Она в последнее время подолгу не могла заснуть и, лежа без сна, о многом размышляла.
Иногда ей очень хотелось признаться Хантеру, что она любит его, но... боялась. 4Ей было страшно даже представить себе, что он может остаться равнодушным к ее признанию. Она признавалась в этой любви шепотом и... только самой себе. Но это никак не утоляло жажду открыто проявлять свою любовь. Испытывать гордость от этого. И видеть в глазах любимого такой же отклик. Мысль о том, что она может так и прожить всю жизнь, таясь от него, расстроила ее настолько, что она вздрогнула. Нет, она все же наберется смелости и в один прекрасный день расскажет ему всю правду. Надо только задвинуть в уголок свою гордыню и сделать этот шаг первой. Если ей очень повезет, с легкой улыбкой подумала она, то, возможно, и он слегка приоткроет свое сердце. Знать бы, что там!
Глава 19
С умиротворенной улыбкой на губах Лина покинула комнату, оставив малыша на Лори и Молли, которые в упоении сюсюкали над кроваткой Майкла Дэвида. Желающих приглядеть за ним всегда находилось достаточно, но сегодня ее план удался как-то уж слишком легко. У нее даже появилось подозрение, что Лори и Молли сами поджидали ее, чтобы предложить свои услуги. Лина решила не ломать над этим голову, а пойти и поискать мужа, как и намеревалась.
Вчера доктор после тщательного осмотра торжественно объявил ей, что она здорова и может выполнять супружеские обязанности. Увы, после выматывающей поездки в город она чувствовала себя не способной ни на что. Поскольку с утра небо хмурилось, то Майкла Дэвида решили не брать с собой. Она покормила его перед отъездом и к вечеру почувствовала, что грудь налилась так, что хотелось кричать от боли. Дождь, грозивший пролиться с утра, разразился на их головы обильным ливнем, так что вдобавок ко всему она еще и промокла до нитки. Добравшись домой, она покормила Майкла Дэвида, приняла горячую ванну, легла в постель и моментально уснула крепким сном.
Но сейчас она выспалась и отдохнула. Выйдя на террасу, она прищурилась от яркого света. Наверное, было бы более романтично, если бы она дождалась ночи, когда все отправятся спать. Но ей почему-то совсем не хотелось быть романтичной. До следующего кормления сына у них целых четыре часа, и она задумала отыскать Хантера, затащить его в какой-нибудь укромный уголок и провести все эти четыре часа самым неромантичным образом. А если он окажется на высоте, то удовольствие можно и продлить. Покормит Майкла Дэвида и снова вернется в объятия супруга.
Зайдя в аккуратный крохотный домик для гостей, куда, по словам Молли, отправился Хантер, Лина огляделась, но Хантера не нашла. И расстроилась. Если ей придется разыскивать его по всему ранчо, то время уйдет зря. И тут же услышала, как дверь за ее спиной щелкнула и закрылась. Повернувшись, она успела заметить, как Хантер для верности закрыл ее еще и на засов, чтобы их уж наверняка никто не потревожил. Она хотела сказать, что в этом нет никакой необходимости, но передумала, чтобы не портить ему удовольствие. Пусть чувствует себя ловким конспиратором.
Все ее великие планы обольщения мгновенно улетучились. Она увидела его потемневшие глаза, прочла в них неуемный голод и почувствовала, как подкосились колени. Он шагнул К ней. Она тоже сделала шажок к нему на ослабевших ногах. И мгновенно очутилась в его объятиях. Когда он поднял ее и жадно поцеловал, она обвила его стройные бедра ногами. В вихре страсти, захватившем и унесшем их куда-то в заоблачные выси, она запомнила одно – дрожащими пальцами он вынимает из ее волос шпильки и швыряет их на пол.
Лина подняла голову с подушки и взглянула на их еще сплетенные тела.
– Ты даже не снял башмаки.
Рассмеявшись и высвободившись из ее сплетенных рук, он уточнил:
– Я много чего еще не снял. Как и ты.
– Верно – Она разгладила руками юбки, задранные вверх, и тут спросила об очевидном: – Значит, ты поджидал меня здесь?
– Угу. – Усевшись на краешек кровати, он снял наконец башмаки.
– А я-то думала, что это я такая хитрая и ловкая. Уговорила Молли и Лори присмотреть за Майклом Дэвидом, а сама решила поохотиться за тобой. Молли даже сказала, что предполагает, но не уверена, что ты здесь. А сама небось прекрасно знала, что ты подстроил мне ловушку.
– Ты и правда охотилась за мной?! Честно? – Его губы растянулись в довольной улыбке.
– Конечно. У меня появились интересные мысли по поводу нескольких свободных часов. Решила провести их антиутонченно, предложить тебе активный отдых.
– Звучит интригующе. И когда начнем?
– Дурачок! Мы уже начали.
Отбросив рубашку на стул в углу, он спросил:
– И много у нас времени?
– Да часа четыре. – Она подложила руки под голову, наблюдая за ним, что всегда доставляло ей удовольствие.
– Тогда не будем терять ни минуты.
– Я бы не сказала, что мы потеряли хотя бы секунду. Растянув губы в усмешке, когда Хантер стащил с себя последнюю деталь одежды, Лина подумала: а знает ли он, насколько привлекателен?
– Ну, это была только закуска... – Он сел на кровать и начал деловито снимать с нее чулки. – А я задумал настоящий пир.
– Ого!
Босой ножкой она принялась медленно чертить круги на его обнаженной груди.
– Не слишком ли ты замахнулся? Пир для утонченных гурманов.
– Тебе нравится? – Отбросив в сторону ее чулки, он пощекотал ее миниатюрную ступню и улыбнулся, когда она, засмеявшись, отдернула ногу.
А когда его пальцы заскользили вверх по ее ногам, она едва не замурлыкала от удовольствия, а затем вскрикнула от неожиданности – он рывком сдернул с нее панталоны и швырнул через всю комнату.
– Какой ты неаккуратный, Хантер. Ты же испортишь их... – укорила его Лина.
– А они уже испорчены. Ты не поняла, что я только что разодрал их?
То же самое он проделал и с ее нижними юбками. Глядя, как обрывки юбки улетели в сторну стола, где и приземлились, она пробормотала:
– Ну-ну. Ты что-то очень нетерпелив сегодня.
– Если не ошибаюсь, я не одинок в этой компании. Закончив расшнуровывать лиф, он бросил и его поверх нижних юбок. Она хитро улыбнулась, когда и ее кружевная шемизетка вспорхнула вверх и шлепнулась на кресло.
Медленно, наслаждаясь каждым дюймом ее нагого тела, он готовился вволю насладиться отпущенным им временем. Его раскованность придала смелости и ей. Когда он наконец опустился на ее тело, она застонала от блаженства.
– Надеюсь, я убедил тебя, что куда разумнее не торопиться и растянуть удовольствие.
Взглянув на разбросанную по всей комнате одежду, она не смогла удержаться от смеха.
– Выглядит наша комната как гнездо разврата.
Его глаза словно приклеились к спелой ягоде ее соска, и он прошептал:
– А это выглядит чересчур соблазнительно. – Он лизнул сосок. – Боже, и целых четыре часа эта роскошь принадлежит только мне! А не этому несносному лакомке.
Она засмеялась, затем выгнулась под ним от острого удовольствия, когда он попробовал изобразить сосательные движения сына. Ее чувствительная грудь мгновенно среагировала, и хотя она только что покормила своего ненасытного сынишку, на соске тут же появилась капелька молока. Смущенная, она попыталась отодвинуться и оттолкнуть его. Но он не позволил ей этого.
– Мм, вкусно, – пробормотал он, медленно прокладывая дорожку из поцелуев к ее шее. – Теперь я еще больше завидую этому маленькому чертенку.
Не закрывая глаз, она с удовольствием смотрела, как он дразнит ее губы быстрыми и мягкими поцелуями.
– Он будет таким же смуглым, как и ты, – сказала она. – Смуглым и опасным.
Он расхохотался. Господи, до чего же она прекрасна! Наверное, она останется такой и в восемьдесят лет, подумал Хантер. Таким чертам лица идут седые волосы. Так что она всю жизнь будет красавицей. И такой же скрытной, подумал он и вздохнул. Иногда он видел в ее глазах бесконечную нежность, и тогда ему казалось, она вот-вот скажет эти слова, и надежда вспыхивала в нем с новой силой. Но такие моменты были краткими и мимолетными. Иногда, когда они лежали в объятиях друг друга, обессиленные от пережитого вместе экстаза, он чувствовал себя вором, вломившимся в ее сердце так же нагло, как в банк Клейвилла, чтобы украсть то, что ему не принадлежало. Но он вовремя спохватывался, объясняя эти приступы чувствительности тем, что любовь сделала из него сумасшедшего с живым воображением.
– Я опасен?
– Ммм, особенно когда без одежды. У меня развилось очень неприличное чувство: мне нравится смотреть, как ты раздеваешься.
Она заметила, как вспыхнули и потемнели его глаза. Ему явно нравилось, когда она признавалась в таких вещах. Она вспомнила, что чувствовала сама, когда он говорил с ней так же откровенно. Это заставляло ее краснеть. И до боли желать его. Интересно, может быть, и его можно довести до такого же состояния? Она положила ладони на его напрягшиеся ягодицы и погладила их.
– Особенно мне нравятся они. Мне кажется, что у тебя самая лучшая попка из всех, какие мне довелось видеть.
«Кажется, она решила свести меня с ума», – подумал Хантер.
– И сколько же ты их видела? – прорычал он.
– О, жуть сколько. Кажется, куда ни глянь, одни мужские попки. Но, конечно, не обнаженные.
– Черт побери, надеюсь, что это именно так.
Ее хрипловатый шепот, говоривший такие смелые вещи, конечно, заводил его, но он все же нахмурился при мысли, что она обращала внимание на задницы чужих мужчин. Ему это активно не нравилось, пусть даже она сочла его собственную лучшей в мире.
Хотя приступ его ревности снова раззадорил ее, она решила на этот раз сдержаться. Нет, она доведет его до состояния, близкого к безумию, – от желания к ней. Так что не стоит сейчас отвлекаться. Когда он окончательно потеряет голову, она попытается сказать три малюсеньких словечка, которые ей так давно хотелось произнести. Трусиха, ведь она скажет это так, что он попросту ничего не услышит. Но это лишь репетиция перед следующей фазой. Будем делать шаг за шагом. Возможно, если она почаще станет тренироваться, то когда-нибудь наберется смелости и скажет ему эти слова прямо в глаза. И будь что будет. Она готова ко всему.
– Ты знаешь, о чем я иногда думаю, когда просто наблюдаю, как ты движешься или занимаешься каким-нибудь самым обыкновенным делом?
– Понятия не имею. И о чем же ты думаешь? – Его голос охрип от волнения.
– Я думаю обо всех тех вещах, какие проделала бы с тобой, будь я посмелее. Рассказать?
– Знаешь, иногда я немного бестолковый. Может быть, лучше покажешь?
Рассмеявшись, явно довольная результатами своей провокации, она ущипнула его. Он тут же перекатился на спину. Она оседлала его и с лукавством посмотрела на него сверху вниз.
– Так вот, такая поза побежденного частенько присутствовала в моих грезах.
– Можешь рассматривать меня как твоего пожизненного раба. – Господи, а ведь то, что он сейчас сказал, совсем недалеко от истины.
– Боже мой! Это признание таит в себе такие богатые возможности. В первую очередь я, конечно бы, поцеловала своего раба.
Она медленно склонилась над ним и страстно впилась в его губы своим жарким ртом. Затем начала рисовать замысловатые узоры языком на его теплой коже, прерываясь лишь для нежных поцелуев.
Стиснув зубы, он старался не спугнуть ее. Ее теплый мягкий рот спустился к нижней части плоского живота. И он застонал, потому что теперь она целовала его бедра.
– Ты решила устроить мне пытку?
Щипнув его в наказание за такие слова, она тут же зализала больное место на внутренней стороне бедра сводящими с ума медленными движениями языка. И хмыкнула.
– Это ты называешь пыткой?
– Сладкой пыткой.
– А как ты тогда назовешь вот это? – прошептала она. Он даже охнул от удовольствия, когда она коснулась языком его возбужденной плоти.
– Это рай. Я попал на небеса. – Он погрузил пальцы в ее густые шелковистые волосы. – Только не уверен, сумею ли выдержать долго.
– Так, может быть, устроим проверку твоей выдержке, а? Маленький экзамен.
– Весьма заинтригован.
Потребовалось немало усилий, чтобы задержать наступление финального крещендо этой симфонии хоть на какое-то время. Но она постаралась изо всех сил. Оказалось, что не так-то просто быть лидером в столь интимном танце, но это была самая восхитительная и возбуждающая вещь, какую она знала. В тот миг, когда финал показался ей неотвратимым, она не торопясь, словно нехотя, дала соединиться их телам. Но это было последним, нарочито медленным движением. Дальше все понеслось в бешеном темпе. Когда они оба одновременно воспарили, она приникла к Хантеру и выдохнула в его ухо три заветных слова, выстраданных ее сердцем.
Хантер уставился в потолок, обнимая пытавшуюся отдышаться Лину. Сказанные хриплым шепотом слова эхом отдавались в его мозгу, но его тут же разобрало сомнение: а не вообразил ли он все это? Когда так желаешь чего-нибудь, то фантазия может затмевать реальность.
– Я услышал. – Он хотел проверить. Если это все только плод его воображения, то она не поймет. Что ж, значит, она и не собиралась делать ему такой щедрый подарок.
Сжавшись, она молчала.
– Я услышал тебя, – повторил он с надеждой.
Туман рассеялся. Лина обомлела, она лежала и не понимала, считать ли все случившееся катастрофой или нет. Что, если с самым невинным видом отречься от своих слов? Не говорила ничего подобного – и все. Но это было бы гадкой трусостью и ребячеством. Надо отвечать за свои слова. Только бы честность не причинила ей слишком много боли.
– Ты не должен был услышать, – пробормотала она, не осмеливаясь взглянуть на него. – Я все так задумала, что ты не должен был ничего разобрать.
Хантер почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то. Это было почти признание. Потребовалось бы немало сил, чтобы заставить ее повторить свои слова еще раз, а затем и открыть Лине свое сердце. Но инстинкт подсказал ему, что он может много потерять, если поспешит. А если немножко потерпит, то, возможно, в следующий миг близости его скрытная женушка приоткроется чуть больше. Но вообще-то давно пора внести в этот вопрос полную ясность, решил он, поговорить так, чтобы рассеять все сомнения, какие у них накопились. Пора им понять друг друга, как и положено мужу и жене. Это только укрепит их отношения и научит дорожить ими.
– Я не должен был услышать этого? – Он медленно распушил ее золотистые волосы.
– Угу. Я думала, что все хорошо рассчитала. Ведь ты был в... э-э... экстазе.
– О, насчет экстаза не волнуйся, тут все было натурально.
– Тогда как же ты услышал?
– Полагаешь, что в экстазе я становлюсь глухим?
– Я, например, точно глохну. И слепну к тому же, Через комнату мог бы промаршировать оркестр – я бы все равно ничего не заметила.
Она смущенно улыбнулась, когда заметила, что грудь его затряслась от беззвучного смеха.
Сковывавшая ее неловкость понемногу отпускала. В его голосе не прозвучало ни нотки недовольства. Похоже, что ее признание приятно ему. Пусть она и не получила желаемого ответа на свои слова, но и равнодушием ее не наказали. Она почувствовала себя увереннее: ее не отвергают. Она несмело подняла на него глаза и получила в награду нежнейший поцелуй.
Он погладил ее по щеке.
– Ты выглядишь такой испуганной, растерянной.
– Я действительно считала, что ты не услышишь.
– Зачем тогда говорила?
– Это покажется тебе глупым. – Она поморщилась. – Нет, это и правда глупо. Но я вроде бы репетировала. Думала, что если повторю это несколько раз, когда ты не слышишь, то однажды наберусь смелости, загляну тебе в глаза и скажу все так, чтобы ты расслышал каждое слово.
Обхватив ее лицо ладонями, он потребовал:
– Так посмотри мне в глаза и скажи. Она уставилась на него.
– Я еще не натренировалась до такой степени. Она услышала, как он рассмеялся, и вся сжалась.
– Пожалуйста, Хантер. Не смейся надо мной. Я этого не вынесу.
– Лина, счастье мое. Красавица моя ненаглядная. Мне ли смеяться над тобой? Я смеюсь над нашей проклятой трусостью.
– Нашей трусостью? О чем ты говоришь? Ты не трус, Хантер.
Она свела брови на переносице, не понимая, что он имеет в виду.
– Да нет, Лина, трус! Еще какой! Я не осмеливался прошептать тебе эти же слова, когда абсолютно был уверен, что ты не слышишь.
Он едва не расхохотался, видя, как округлились у нее глаза.
– Пожалуй, только ты можешь вдохнуть в меня храбрость. Ради тебя я готов даже на подвиг, любовь моя.
– Я... могу? – Она вздрогнула, потому что сердце у нее вдруг заколотилось так, что готово было вырваться из груди.
Ободрив ее нежным поцелуем, он произнес хриплым от волнения голосом:
– Посмотри мне в глаза и скажи...
Она сглотнула, набрала полную грудь воздуха и произнесла:
– Я люблю тебя.
Хантер стиснул ее так, что у него захватило дух. Какое, оказывается, богатство могут подарить три таких простых слова! И хотя он пока не знал, что принесет ему в будущем это чувство, он не сомневался, что теперь им обоим станет намного легче. Всегда легче раскрывать сердце любимому.
– Когда ты это поняла?
То, что он не последовал немедленно ее примеру, уменьшило ее внутреннее ликование. Она решила, что, наверное, все же не совсем правильно поняла его фразу насчет трусости. Но все же он небезразличен к ней, если ее признание доставило ему такую явную радость. Впервые в жизни она ощутила надежду – так остро желаемое ею, то, к чему она стремится всем сердцем, не далеко за горами, а совсем рядом.
– Э-э... Представь, когда мы впервые занимались любовью.
– Мог бы и сам догадаться, дурак безмозглый. Вел себя как толстокожий бегемот.
– Нет, это неправда.
– Милая леди, если уж я решил заняться самобичеванием, то у вас должно хватить терпения не перечить мне.
– Прошу прощения. Можешь продолжать.
Ей пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться. Но и он не сдержался. Они дружно прыснули.
– Да не будь я таким толстокожим, ты, возможно, и не пала бы жертвой интриг моей матери. А я ведь ни разу не сказал тебе, как хочу, чтобы ты навсегда осталась со мной. Сказал лишь, что хочу жениться. Не очень-то много для уверенности в себе и в прочности наших чувств.
– И все же твои слова были очень убедительными, Хантер. Я им верила. Только письмо, написанное твоей рукой и обращенное к Патриции, выбило меня из колеи. Ты писал, что сразу же женишься на ней, как только...
– Я помню, что я писал. Не знаю только, за каким дьяволом женщины хранят подобную чушь.
– Женщины обожают любовные письма.
– Это любовное послание шестилетней давности. Все кончилось сразу же, как только Патриция выскочила замуж за Спотфорда. И если припомнить, что я тогда чувствовал к ней, то это не более чем увлечение красивой мордашкой. А потом ее замужество стало счастливым избавлением для меня. Мне было тогда всего двадцать два года.
– Ребенок.
Лине хотелось стиснуть Хантера в объятиях – нет, он никогда не любил Патрицию Спотфорд. Пусть он слегка покривил душой насчет того, как воспринял ее замужество, плевать. Сейчас от его увлечения не осталось и следа.
– Только, Хантер, не вини себя за то, что я поверила твоей матери. Дело во мне. Я была тогда очень слабой духом и уязвимой. Я полагала, что отец бросил меня так же, как позже вышвырнула из своей жизни и мама Черити. Внутренне я, наверное, была готова и к тому, что ты тоже откажешься от меня. Я очень боялась, что так оно и случится, много думала об этом, поэтому не удивилась письму. Оно просто подтвердило мои внутренние страхи.
Он обнял ее и молча прижал к себе. Ее страхи он понимал. Он испытывал нечто подобное. И даже подозревал, что часть этих страхов не исчезнет у нее полностью, лишь затаится в уголке ее мозга, несмотря на то что она обрела отца и будто бы поняла, почему он поступил именно так. И мысленно поклялся, что он-то никогда не даст пищи для подобных переживаний.
– Да, я понимаю тебя. Но и у меня были свои трудности, сомнения. – Горькая усмешка скривила его губы. – Но в то время я приложил немало сил, чтобы не заклиниваться на них.
– Что ты имеешь в виду под своими трудностями?
– Я же был по уши в дерьме! Ты, надеюсь, не забыла об этом? А с твоим появлением проблем еще прибавилось – новая ходячая проблема, которая перевесит все остальные.
– Я – проблема?!
– Еще какая! Если бы ты только знала!
Подперев подбородок, она внимательно смотрела на его напряженное лицо и думала, как же заставить его поскорее добраться до самой сути.
– Ну если хорошенько вспомнить все детали, то в общем и целом я вела себя умницей. Не понимаю, почему это я вдруг стала для тебя проблемой.
– Правда? А по-моему, тебе просто не нравится, что тебя назвали «проблемой». Мне предстояло сложное дело: захватить Уоткинса и предать его суду. Это требовало столько хитрости, ума, актерского таланта, а тут вдруг меня отвлекает другое – женщина. Причем очень сильно отвлекает. Знаешь, сколько времени я провел в дурацких мечтаниях о том, как займусь с тобой любовью? Уму непостижимо. А потом тратил уйму времени, сил и изобретательности, чтобы воплотить все это в реальность. Да еще я буквально обезумел от страха за тебя. Тебя надо было постоянно охранять: от закона и от охотников за наградой, от всех видимых и невидимых опасностей во время пути в Мексику. Сама знаешь, мы в любую минуту могли наткнуться на что угодно – места там действительно дикие. Потом надо было защитить тебя сначала от Люка, затем от Уоткинса.
Он помолчал, вдруг удивившись своей собственной выносливости.
– Ты так связала меня по рукам и ногам всеми этими проблемами, просто опутала, что мне бы, дураку, сразу догадаться, что я люблю тебя.
Быстро заморгав, она уставилась на него. Онa и представить себе не могла, что он выскажет столь важную и сокровенную мысль вот в такой манере – открыто, но и как бы между прочим. Сказал о том, о чем она долгими ночами молила Бога, а он – сказал и лежит, хмурится, размышляя о недавнем прошлом! О, мужчины невыносимы!
– Так ты любишь меня?! Хантер удивленно посмотрел на нее:
– Конечно. Я же только что сказал об этом. Яснее ясного.
– Нет! Ты не сказал этого. Ты сказал, что я придаю тебе сил, вдохновляю тебя, когда признаюсь тебе в этом. Я и подбодрила тебя, повторила признание еще раз. А ты начал расспрашивать, когда я впервые осознала это, а потом затеял общий разговор о чувствах... – Она огорченно нахмурилась. – В основном... о моих.
Когда он расхохотался, она разворчалась.
Он решительно привлек ее к себе и стиснул в объятиях.
– Признаюсь еще в одном: я – редкостный глупец.
– Не исключено.
– Ох, Лина, женушка моя остроязычная, как же я тебя люблю!
Она прильнула к нему, впитывая в себя эти слова и ощущая, как они, словно вода в корни иссохшего дерева, проникают в ее душу и сердце. Слышать их – лучшее лекарство от всех сомнений и страхов. Ведь она-то знала, что большая их часть как раз и возникла из-за этого, – ей казалось, что он не может полюбить ее. Теперь то, что связывало ее с Хантером, обрело такой надежный фундамент, что зданию их жизни больше уже ничто не угрожало.
– Да, я глупец! Я ведь должен был сразу понять, что ты значишь для меня, ласточка моя. Те редкие случаи, когда я принимался копаться в своих чувствах, кончались одним: я осознавал, что из-за тебя все в моей жизни сразу так усложняется и запутывается, что проще положить этому конец.
– И когда же ты понял, что... э-э... не сумел покончить со мной?
– В первую же ночь, как только выехал с ранчо на суд Уоткинса. Я снова задумался о нас с тобой, одна мысль цеплялась за другую, и вдруг все стало на свои места. И я начал ругать себя за трусость. А все мои страхи приняли совершенно новый характер.
– Не стоит перечислять их, дорогой, Я очень хорошо тебя понимаю, потому что и сама испытала все это.
– А от одной мысли, что не успею добраться до тебя раньше Уоткинса... – Его голос прервался. Он крепко прижал ее к себе. – Нет, дорогая. Я совершенно не умею выражать свои чувства словами.
– Ты сказал все, что мне необходимо было знать, – прошептала она.
– Я надеялся, что в твоих объятиях обрету красноречие, – сказал он и усмехнулся, когда она с пониманием взглянула на него, затем посерьезнела, видя, что он не отрывает от нее глаз. – Видишь ли, я понял, что ты – моя половинка, Лина. И когда сломя голову мчался, чтобы опередить Уоткинса, я понимал, что скачу спасать единственное, что имеет для меня значение в жизни.
