Хельга Мидлтон
Все не так, как кажется
Мы сделали несколько шагов к стене, где, мне казалось, ничего не было, кроме набитых соломой голов оленей и кабанов, но, когда мы приблизились к ней, я заметил, что одна из панелей деревянной обшивки имеет сбоку дверные петли. Бракстон слегка толкнул ее, и дверь открылась, пропуская нас в соседнюю комнату, которая оказалась и не комнатой вовсе, а кладовкой, правда, размером с мою студию. Слева направо, как я понял ‒ в хронологической последовательности ‒ стояли ряды ружей и винтовок. У меня возник образ солдат‑невидимок, стоящих ровным строем и держащих перед собой как на параде, то единственное, что могло сохранить им жизнь. Приглушенные лучи подсветки отражались в серебре и латуни ружейных стволов и затворов. Мой гид открыл один из стеклянных шкафов.
‒ Взгляните на этот экземпляр, молодой человек. Скорее всего, ваши бостонские повстанцы пользовались этим малышом. Это ‒ кремневое ружье по прозвищу «Крошка из Кентукки». Данный экземпляр был изготовлен в Пенсильвании, где селились в основном выходцы из Германии. Эти ребята знали толк в оружейном деле.
Он поднял со дна дисплея кожаный мешочек и кожаную фляжку с длинным носиком.
‒ Это порох, а эти оловянные шарики ‒ пули, ‒ он направился к балконной двери и открыл ее.
В музейную тишину окружавшую нас ворвался шум обычного летнего дня и голоса людей занятых в съемках, но лорд Бракстон был так увлечен, казалось он ничего не слышал.
‒ Первое правило: никогда не заряжай ружье в доме, ‒ мы вышли на балкон.
После полумрака домашнего арсенала яркое полуденное солнце буквально ослепило меня. Я зажмурился и несколько раз моргнул, прежде чем люди и вещи передо мной снова обрели свои очертания.
‒ Итак, молодой человек, вы насыпаете из рожка порох в ствол ружья и пару раз встряхиваете его. Затем, вы берете пулю, обернутую в промасленную бумагу и закатываете ее в ствол, а после проталкиваете и утрамбовываете заряд с помощью вот этого, ‒ в его руке, как в руке фокусника, откуда‑то возник деревянный штырь, похожий на слишком длинный и слишком узкий ершик для мытья бутылок, ‒ он, словно угадал мои мысли, ‒ это приспособление называется шомпол.
‒ После того, как пуля заняла свое место в стволе, вы снова насыпаете немного пороха и убираете шомпол ‒ вот сюда, ‒ он слегка повернул ружье, показывая мне подбрюшье ствола.
Я кивнул головой, но толком не успел рассмотреть зажимы, держащие шомпол. Меня отвлек шум голосов внизу. Похоже, что съемка закончилась. Я перегнулся через перила балкона. Дамы в вечерних туалетах и мужчины во фраках смотрелись какими‑то куколками, выпавшими на газон из корзины с детскими игрушками. От группы отделилась фигура и направилась к воротам, за которыми были видны трейлеры‑костюмерные. Я сразу узнал моего шотландца. Он был единственным мужчиной в юбке.
‒ Итак, после того, как вы зарядили ружье, вы сдуваете остатки пороховой пыли с основания ствола, вот так…, ‒ он слегка подул и отер входное отверстие, ‒ затем вы оттягиваете курок…, ‒ послышался легкий щелчок, ‒ вы прикладываете ружье к своему плечу… Хотите попробовать? ‒ он протянул его мне, ‒ Ну же. Смелее. Оно не кусается, только стреляет, ‒ Бракстон впервые улыбнулся.
Я машинально взял в руки ружье. С детским азартом, глядя сквозь прицельную щель вел ствол в поисках цели. Мой взгляд поймал колыхание красных складок килта. Конец ружья медленно следовал за ним. Я приподнял ружье и остановил его на перевязи через спину «шотландца». В этот момент я почувствовал какое‑то легкое движение возле моего правого локтя.
Я не помню вспышку огня и громовой грохот. Я не помню горячего дыхание взрыва, обжегшего мое лицо, резкую боль в груди и в плече. Но что я помню…, и буду помнить до конца своих дней… ‒ это тот легкий толчок в мой локоть.
В гостиной Эйлин повисла тишина. Первой не выдержала Оливия:
‒ Ну? Что скажешь? ‒ Она пристально смотрела в глаза подруги.
‒ Пока не знаю, но думаю, что смогу склонить присяжных квалифицировать смерть артиста, как непреднамеренное убийство. Ведь, как я поняла, мой подзащитный и Бен Данбар не были даже знакомы. Таким образом, налицо отсутствие мотива. Каждый оказался в усадьбе по своим делам и то, что произошло, не что иное, как банальный несчастный случай.
***
Страна Оз. Часть 1
За неделю до происшествия
Эйлин взбежала по ступенькам крыльца, выключила плейер на телефоне и выдернула из ушей наушники. Она вставила в замочную скважину ключ, повернула его, и, как эхо звонку колокольчика над дверью, оповещающего о том, что в дом кто‑то вошел, в тишине дома раздалась трель домашнего телефона.
В два широких шага девушка пересекла холл и дотянулась до крышки комода в дальнем его углу.
‒ Резиденция мистера и миссис Колд, ‒ выпалила Эйлин, с той же интонацией, как в детстве, когда смогла дотягиваться до столешницы комода.
Она глубоко вздохнула, пытаясь расслабиться и успокоить учащенное часовой пробежкой дыхание.
‒ Могу я говорить с мистером Генри Колд? ‒ женский голос звучал официально.
‒ К сожалению, в настоящий момент ‑ нет, ‒ ответила Эйлин, ‒ могу я спросить кто звонит и что передать?
‒ Эйлин? Это вы? ‒ официальность сменилась сердечностью, ‒ я тебя не узнала. Что с голосом? Вы не заболели?
‒ Нет, нет. Только что вернулась с пробежки, еще не добралась до стакана воды. Я вас узнала, Маргарет. Что‑то срочное? Что‑то случилось с Габби.
И в этот момент предчувствие чего‑то нехорошего накрыло Эйлин. Ноги не то от усталости, не то от этого самого предчувствия вдруг стали неживыми. Девушка опустилась на маленький стульчик рядом с комодом.
Полное имя Габби было Эйлин Розалинда Джейн Колд. Она была матерью Генри Колда и бабушкой его дочери, которую и назвали в честь прародительницы. Но. Малышка Эйлин рассудила, что имя это «детское» и не подходит взрослой женщине. Тем более, что женщина носила красивые платья, туфли на каблуках и голову ее украшала копна кудрей. Точно так выглядела кукла Габби в телевизоре и потому бабушка тоже должна была откликаться на это имя. Новое имя как‑то само собой «прикипело» к женщине, и даже малознакомы люди обращались к ней, если не миссис Колд, то Габби.
Пару месяцев назад Габби отпраздновала свой восемьдесят пятый юбилей, но, к сожалению, не в кругу семьи, а в банкетном зале дома для престарелых «Тихая Обитель». Семья, конечно же присутствовала. И Генри, и его жена Дороти, и второй внук Габби ‑ Мартин со своей молодой женой Нэнси, но основную часть гостей составили обитатели пансиона.
‒ Ох, Эйлин, не знаю, могу ли я обсуждать такие вещи с третьими лицами… Ведь контракт на содержание вашей бабушки в Обители заключен между мистером Колд и администрацией дома.
‒ Маргарет, вы, кажется забыли, что я являюсь адвокатом и представляю интересы моей семьи не только, как ее член, но и как официальный представитель закона, ‒ дыхание успокоилось, голосовые связки обрели свою эластичность.
‒ Знаю. Наверное, ваша помощь нам нужна, даже больше чем мистера Колда.
‒ Да в чем, собственно, дело? Прекратите говорить загадками, мисс Фостер! ‒ И само обращение, да и голос Эйлин звучали теперь вполне официально.
‒ Нас закрывают, ‒ выпалила администраторша.
‒ Как это закрывают? ‒ не поняла Эйлин, ‒ На каком основании? По чьему распоряжению?
‒ Ох, Эйлин, вам бы лучше самой взглянуть на бумаги. По телефону и не объяснишь.
‒ Я могу у вас быть через .., ‒ Эйлин взглянула на экран мольного телефона, который все еще держала в другой руке. «Пятнадцать минут на душ, еще десять на чашку кофе и кусок чего‑нибудь, час езды ‑ если не будет пробок», ‒ прикидывала она в уме, ‒ Я могу у вас быть максимум через два часа.
‒ Буду очень, очень признательна. А мистер Колд тоже подъедет?
‒ Нет. В настоящий момент он находится за пределами страны.
‒ А‑а‑а, ‒ потянула Маргарет, ‒ понимаю…
«Ни черта ты не понимаешь, старая курица», ‒ девушка в душе чертыхнулась, а вслух произнесла:
‒ Вот и славно. Хоть кто‑то из нас что‑то понимает. Не прощаемся, дорогая Маргарет. До скорого, ‒ пулеметной очередью отозвалась Эйлин и вставила трубку в гнездо стационарного блока. Положила рядом мобильный, скинула с ног кроссовки и пошла в сторону ванной комнаты, оставляя на холодном кафеле прихожей влажные отпечатки горячих ступней.
~~~
За два дня до происшествия
Терри Тейлор отодвинул пустую тарелку на край стола, вынул из толстой пачки газеты секцию «Financing news» и притянул поближе кружку с кофе. Обильный завтрак немного успокоил его, но от одного взгляда на цифры биржевых колонок в груди натянулась струна.
Он хорошо знал это чувство. Чувство охотника, вернее, охотничьей собаки. Когда утро едва засветилось и ночные туманы начинают клубятся в оврагах, ничего не подозревающие лисы спят в своих норах, полусонные охотники еще только собираются во дворе большого дома, конюхи нарочито, на глазах у хозяев, проверяют и поправляют лошадиные сбруи. Егеря стоят у собачьего загона, переговариваются между собой и гладят холки, успокаивают молодых, и потому наиболее нетерпеливых, собак.
Так себя видел Тейлор ‒ нетерпеливой гончей. Новая охота уже началась. Но он уже немолод и хорошо знает, что как бы не хитрили его лисы, какими бы кругами не бегали, ни одной из них еще не удалось избежать его погони. Он знал и умел загонять жертву в угол.
И тем не менее.
Письмо с официальным уведомлением о том, что все градостроительные планы утверждены и сроки программы реновации определены было отправлено в «Тихую Обитель» еще три дня назад. Девелоперы, подрядчики и застройщики, как те охотники уже чокаются на пороге дома и теперь все зависит от Терри ‒ как скоро он завершит сделку с администрацией приюта. Вся закулисная работа уже проделана. Уже есть договоренности с другими домами в Девоне и в соседнем графстве Сомерсет о том, что они возьмут к себе не только некоторых из резидентов Обители, но и кого‑то из обслуживающего персонала. Все хорошо. Все на мази. И аванс за проведение этой сделки уже упал на счет в банке.
Он без интереса пролистнул финансовую часть газеты и удовольствием расправил на столе листы с рекламой турагентств. Вот, что он сделает после окончательного расчета ‒ круиз вокруг света. Целых шесть месяцев жизни в роскоши и неге. Без телефона, факса, наездов и угроз. Причем, угроз с обеих сторон. Как партнеры по бизнесу, так и жертвы этого бизнеса в равной степени обещали ему то свернуть шею, то вырвать ноги, то засадить за решетку. Нашли кого пугать! Терри Тейлор не знал слова «нет» и всегда доводил дело до конца. А уж расчистить площадку для новой застройки домами «повышенной категории комфорта» ‒ как обещал глянцевый проспект от застройщика ‒ для такого мастера риэлтерских игр, как Терри ‒ это, вообще, пара пустяков. Уж если два соседствующие с Обителью фермера согласились продать свои дома и угодья, то какие‑то старики в деменции, стоящие одной ногой в могиле ‒ с ними, и подавно, проблем быть не должно. В крайнем случае, если очень будут упираться, то есть масса приемов помочь их второй ноге сделать нужный шаг.
До финального расчета, и стало быть, до покупки круиза осталась самая малость: уведомить старичье и их родственников о предстоящем переезде.
Терри не дурак и мастер своего дела. Он прекрасно понимал, что вот эта «самая малость» и есть его главная головная боль. Он сложил газету и взял в руки телефон.
‒ Мисс Фостер? Доброе утро. Кто говорит? Терри Тейлор. Третьего дня вы должны были получить пакет с документами. Надеюсь он благополучно прибыл. Как продвигается оповещение резидентов? Что? Еще не всех оповестили? Голубушка, надо как‑то поактивнее. В прилагаемом к проекту письме было четко сказано: у нас, впрочем, и у вас ‒ на раскачку нет времени. Подготовительный период надо провести до осени, до дождей. Что значит не хотят? Ну этому‑то я не удивлен от слова «совсем». Не беспокойтесь. Все не хотят при первом ознакомлении с нашим предложением, но позже, когда мы проведем общее собрание, и я лично объясню вашему контингенту все преимущества их переселения, они будут драться за очередь в автобусы. Да‑да. Я абсолютно в этом уверен. И так, ‒ он перевернул газету и посмотрел на дату, ‒ сегодня у нас июнь семнадцатое число. Даю вам три дня. На двадцатое назначайте общий сбор. Что значит у вас уже назначено мероприятие на этот день? Какое к черту солнцестояние? Ах у вас праздник в вашей богадельне. Вот и хорошо. Как раз все и соберутся. И родственники тоже? Прекрасно. Все в одном флаконе. И самый долгий день, и предстоящая недолгая дорога. Что я имею в виду? Ну, вы же постараетесь расформировать ваш контингент по близлежащим приютам. Что вы говорите? У вас язык не поворачивается? Не ваша обязанность? Что значит у меня нет права? Ну, про права и обязанности мы с вами потом поговорим. А у вас есть право выйти на пенсию. Ваш возраст вполне позволяет. Да. Нет. Я не хамлю женщине. Мисс Фостер, вы не женщина, вы ‑ администратор. Выполняйте, что вам велят. Подготовьте всех для встречи. Я лично приеду и ознакомлю народ с нашим проектом, а заодно объясню, что случится в случае отказа. Нет, милая мисс Фостер, это не угроза, это обещание. Всего хорошего.
Он нажал красный кружок на экране телефона и снова потянулся за газетой. Очень хотелось найти номер того турагентства, которое предлагает кругосветку. Прямо, как говорится, руки чесались, но в последний момент он передумал. «Не говори «гоп…»», ‒ пробурчал он себе под нос, а вслух крикнул, повернувшись в сторону кухни:
‒ Люси, крошка, повтори‑ка мне кофе.
~~~
Эйлин аккуратно припарковала красотку Мини‑Купер ‒ подарок отца к окончанию университета ‒ на свободное место у крыльца Обители. Вышла из машинки и, обойдя ее, доставала сумку с пассажирского сиденья, когда у нее за спиной раздался знакомый голос.
‒ Эйлин, девочка моя, как хорошо, что вы приехали.
Возникло впечатление, что администратор последние двадцать минут стояла у входной двери и от нетерпения аж сбежала по ступенькам невысокого крыльца встречать гостью. Говорила она с придыханием, как будто запыхалась.
Эйлин удивилась. Обычно, мисс Фостер производила впечатление эдакой Снежной королевы. Всегда спокойная, она ходила с высоко поднятой головой по сияющему снежной чистотой учреждению, доверенному её заботам. Она говорила одинаково ровным и размеренным голосом как с персоналом, так и с живущими в нем стариками, средний возраст которых колебался в районе девяноста лет ‒ плюс, минус. Мисс Фостер, правда, и сама была ненамного моложе своего «контингента», но на фоне многих из них ‒ горбатых, скрюченных подагрой, передвигающихся кто с помощью ходунков, а кто и в инвалидном кресле, ‒ Маргарет Фостер в свои семьдесят пять выглядела, что называется «цветущей».
Эйлин оставила на минуту сумку там, где она лежала, и протянула руку для рукопожатия. Ощущение, что она держит в руке холодную рыбу, удивило ее. Это было так не похоже на Маргарет, чье рукопожатие всегда было теплым и крепким, а улыбка широкой и, пусть слегка официальной, но доброжелательной. Эйлин, подняла глаза на женщину и внутренне отшатнулась.
С их прошлой встречи прошло чуть больше двух недель.
За день до происшествия
Эйлин, традиционно, навещала бабушку в первых числах месяца. Привозила то какую‑нибудь сезонную обновку ‑ шерстяные перчатки зимой, новый зонтик весной или мягкие сандалии с ремешками на липучках ‑ летом. Габби любила ароматические свечи и сладости. В свой последний визит Эйлин по просьбе старушки привезла крючок для вязания и несколько мотков ниток. Одна из жительниц Обители ‒ неугомонная Джуди Прайс ‒ организовала новую группу по освоению техники краше. Бабульки, те у кого пальцы еще гнулись, с удовольствием разобрали предложенные им инструкции по вязанию снежинок, колокольчиков и ангелов ‒ предполагалось сделать подарочные наборы елочных украшений для сирот ни то Судана, ни то Анголы.
Теперь, глядя в лицо Маргарет, Эйлин вдруг остро осознала ее печаль. Ведь закрытие пансиона означало не только расставание с привычной обстановкой, но и распад душевных связей, возникших между хоть и старыми, но людьми.
Эйлин вспомнила, как после смерти ее собственной матери, Габби и тогда еще живой дед Артур забрали девочку к себе ‒ подальше от дома, где Анна Колд свела счеты с жизнью. Десятилетняя Эйлин, придя из школы, нашла ее мертвой в ванне, в которую из надрезанных запястий стекали тонкие красные струйки. Девочка даже не совсем поняла происходящее и в первый момент подумала, что мама опрокинула в ванну кувшин клюквенного сока.
Память Эйлин утратила многое из того, что было до того, но цепко держала то, что было после.Детство, проведенное с Габби и дедом было нескучным, даже веселым. Дед в то время увлекся историей Шелкового пути, и пара часто переезжала, живя по несколько месяцев то в Константинополе, то в Ереване, то в Казахстане. Эйлин восхищалась красотами других миров, но хорошо помнила и неприятные моменты той кочевой жизни. Самым ужасным было ‒ вхождение в новый класс новой школы. В тот момент, когда учитель ставил Эйлин у доски и представлял ее классу закрывала глаза и вместо лиц сидящих за партами детей, она видела качающиеся волны красной воды в ванне.
Эйлин, почти физически ощутила страх, охвативший администратора и сожаление старикам, чьи привычные устои будут вот‑вот разрушены.
Без предисловий, все еще держа в правой руке холодные пальцы, Эйлин положила левую на плечо мисс Фостер и слегка погладила его:
‒ Не надо преждевременной паники. Мы еще поборемся. Позвольте взглянуть на документы.
‒ Но от только что звонил. Он угрожает.
‒ Это хорошо, ‒ ответила Эйлин. Она отпустила ладонь администратора, повернулась к ней спиной и достала из машины сумку‑портфель. Накинула ремешок на плечо и, глядя прямо в глаза перепуганной женщины, добавила:
‒ Угрожает, значит не уверен в себе. Не беспокойтесь, мисс Фостер, я специально обучена искать дыры в контрактах. И в том тоже что‑нибудь найду.
‒ Конечно, конечно, ‒ закивала Маргарет, ‒ все бумаги уже на столе в моем кабинете. Пройдем?
‒ Сначала я навещу Габби. Бумаги не убегут.
~~~
Эйлин два раза стукнула костяшками пальцев в дверь комнаты Габби и, не дожидаясь ответа, со словами «тук‑тук» заглянула в комнату. Она ожидала увидеть все что угодно, только не то, что предстало перед ее взором. Ящики комода выдвинуты, и их содержимое разбросано по полу. Дверцы платяного шкафа распахнуты. Блузки и свитера клубком, обычно аккуратно разложенные по полкам, теперь клубком были задвинуты в угол шкафа, а вешалки с платьями в полном беспорядке были наброшены на спинки кровати и кресла. Сама же Габби лежала на животе на полу. Голова и туловище под кроватью.
Эйлин буквально оцепенела от ужаса, но в следующую секунду ноги старушки зашевелились, она пятилась, вылезая из‑под кровати и обеими руками тянула на себя чемодан. Девушка бросилась ей на помощь.
‒ Ба! Что ты делаешь?! Дай помогу.
Эйлин в один прыжок оказалась рядом с кроватью, присела, выхватила из лапки Габби ручку чемодана, потянула его на себя. Вытянула на середину комнаты и села на прикроватный коврик, все еще держась за ручку чемодана. Габби уже стояла и с удивлением смотрела вниз на копошащуюся у ее ног Эйлин. Он ничуть не удивилась, возникновению внучки, наоборот, нахмурилась и поджала губы.
‒ Где тебя черт носил? ‒ сказала она сердито, ‒ Мне пришлось вести поиски самой. Вот, ‒ она развела руками, как бы приглашаю внучку оглядеться по сторонам, ‒ я искала ее везде. А ее нигде нет.
‒ И поэтому ты полезла под кровать? ‒ Эйлин оперлась на подлокотник кресла, помогая себе встать на ноги.
‒ Ну да. Это последнее место где она может быть, ‒ Габби кивнула. и белые кудряшки на ее голове веселыми завитками упали ей на лоб.
Эйлин протянула к старушке руки и помогла ей сесть в кресло, сама она присела на край кровати, откинув в сторону одно из платьев.
На фоне голубоватого света за окном белые кудряшки старушки светились легким облачком.
«Как нимб, ‒ подумала Эйлин, ‒ святая простота».
Деменция Габби начала резко прогрессировать три года назад, когда Эйлин еще училась в Оксфорде и приезжала домой только на несколько недель летних каникул. Она не застала те странные изменения, которые происходили в голове старушки. Её поведение стало опасным и не только для дома и членов семьи, но и для нее самой. Однажды летом она решила затопить камин, но вместо камина сложила дрова в нижнее отделение книжного шкафа, стоящего рядом. Слава Богу, Дороти вернулась домой ровно в тот момент, когда Габби подносила к нему горящую лучину. Запирать старую женщину в ее комнате ни у кого из домочадцев не хватало духу. Стали составлять график дел вне дома таким образом, чтобы кто‑то всегда находился рядом с ней. Это было трудно, почти невозможно. Генри и Мартин на работе. На Дороти весь дом, сад и хозяйство. Однажды мачеха взяла Габби с собой в супермаркет и она там потерялась. Вернее не потерялась, а просто ей стало скучно и она вышла из магазина. Невестка не сразу заметила пропажу свекрови. Пока она бегала между рядами полок, заглядывала во все подсобки с одним вопросом: «Белокурую старушку не видали», кто‑то из покупателей сказал, что видел похожую на автобусной остановке. Пока Дороти выбегала на улицу и металась вправо‑влево, пытаясь рассмотреть в толпе людей Габби, автобус отъехал. Пришлось бежать снова в магазин. Парень‑охранник, наблюдая эту сцену сжалился над бедной Дороти и позвонил по своей связи в полицию. Ближайшая патрульная машина уже ждала автобус на следующей остановке. Габби страшно рассердилась на невестку за проявленную заботу и закатила сыну скандал, заявив, что не позволит обращаться с ней, как с ребенком и потому она уходит. Собственно, переезд в Тихую Обитель было ее собственное решение и… судя по всему она о нем не сожалела.
Теперь она сидела в своем любимом кресле в середине комнаты, заваленной ее одеждой и, как ни в чем не бывало, смотрела на внучку.
‒ Детка, а не выпить ли нам по чашечке чая? ‒ устало сказала она.
‒ Конечно, бабуля, я сейчас. Ты только, пожалуйста, ничего здесь не трогай. Посиди, отдохни.
Эйлин молнией метнулась к посту дежурной сиделки.
‒ И, кого или, все‑таки, что мы ищем? ‒ спросила Эйлин, ставя поднос на маленький столик и придвигая его ближе к креслу где сидела старушка. Габби обернулась на голос и повторила вопрос.
‒ Что мы ищем?
‒ Ну да. Что‑то же ты искала, бабуля. Причем отчаянно и ‒ я бы сказала ‒ остервенело.
‒ А… ты про это, ‒ Габби обвела глазами последствия погрома, ‒ я искала зеленую кофточку.
‒ Зеленую кофточку? ‒ Эйлин не могла скрыть изумления, ‒ То есть, ты хочешь сказать, что все это, ‒ чашкой, зажатой в руке, она повела вокруг себя, ‒ все это ради зеленой кофточки?
‒ Ах, Эйлин, как ты не понимаешь, ‒ старушка наклонилась ближе к внучке и почти шёпотом, как заговорщик, сообщила, ‒ мы решили завтра устроить карнавал.
‒ Карнавал? Почему завтра? ‒ только и смогла таким же тихим голосом спросить Эйлин.
‒ Детка, ну, это же так просто! Завтра ‒ День Солнцестояния. Неугомонная Джуди предложила устроить праздник лета, зелени. Мы все должны надеть что‑нибудь зеленое. Кстати, не проговорись Маргарет об этом. Это наш маленький сюрприз для нее и для приглашенных родственников. Ты ведь придешь? Правда?
‒ К сожалению, завтра я не смогу. У меня слушания двух дел в суде, а вечером встреча с потенциальным клиентом. Так что вы уж тут позелените без меня. Давай, проверим чемодан, и я помогу тебе прибраться.
К сожалению, кофточки не оказалось и в чемодане тоже.
Эйлин задвигала чемодан назад под кровать, обдумывая, куда лучше поехать для того, чтобы купить что‑нибудь для Габби, а, главное, успеть привести обновку до начала праздника, как в коридоре послышалось тихое хихиканье и в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, дверь приоткрылась и две старушки, толкаясь и смеясь, одновременно заглянули в комнату. Вокруг головы одной из них был обмотан изумрудного цвета шарф. По всей вероятности он должен был напоминать чалму. Головка же ее подруги выглядела как жертва жестокого парикмахера, который явно переборщил с подцветкой седины. Её белые кудряшки, так похожие на Габбины, напоминали закатный горизонт ‑ всполохи малинового на фоне голубого.
‒ Габби, Габби, ‒ защебетали они, ‒ пошли скорее с нами. Джессика Маккорт вспомнила, что в подвале, где хранятся наши ненужные вещи, должен быть сундук, который она привезла с собой, когда переезжала сюда. Она думает, что там возможно до сих пор хранятся театральные костюмы, оставшиеся от ее деда ‑ оперного импресарио. Представляешь?! Во‑первых, им, как минимум, по 150 лет, а во‑вторых, они могут превратить наш праздник в настоящий карнавал. Это тебе не жалкий разлив зеленки, которое мы придумали.
Габби одним движением поставила чашку на столик и легко, как девочка, встала из кресла. Её личико светилось радостью предстоящего открытия и она, уже в дверях, повернулась к Эйлин, как бы извиняясь.
Эйлин только понимающе улыбнулась.
‒ Иди, иди. Я тут сама все приберу.
‒ Деточка, ты все же купи мне какую‑нибудь зеленую обновку. Мало ли что. Ведь в сундуке может и не оказаться ничего мне подходящего.
Войдя в кабинет администратора Эйлин обнаружила мисс Фостер сидящей за рабочим столом. Перед ней лежали папки. На обороте каждой белела наклейка с именем жильца Обители. По лицу Маргарет катились слезы.
‒ Он снова звонил и велел приготовить списки контингента, понимаете, Эйлин, он зовет наших подопечных «контингент». Как вам это нравится?
«Но ведь и вы зовете их «наши подопечные», ‒ подумала девушка, но вслух сказала:
‒ Вы зря расстраиваетесь раньше времени. Давайте документы на расселение. Я дома внимательно посмотрю. Наверняка, там есть какие‑то юридические неточности, к которым мы можем придраться и, если не отменить решение, то обжаловать его и тем самым потянуть время. Возможно удастся найти другое здание и спонсоров. Это поможет сохранить рабочие места для персонала, а главное, сообщество, которое образовалось здесь. Ведь, как говорится, церковь ‑ это не здание, это приход.
‒ Ох, девочка моя, ваши слова да Богу б в уши, ‒ администратор достала из кармашка скомканную бумажную салфетку. Утерла слезы. Неожиданно громко высморкалась и продолжтла, ‒ К сожалению, Бог высоко, а мистер Терри Тейлор слышать ничего не хочет. У него подрядчики, застройщики, техника и он угрожает бульдозером.
‒ Ну, с бульдозером, это он немного того, но…
‒ В этом‑то и фокус, Эйлин, он не предлагает никаких компромиссов. Мы для него «контингент» и этим все сказано. И он, ‒ Маргарет снова поднесла салфетку к глазам, ‒ он угрожает. Вы понимаете? Я не могу рисковать моими подопечными.
Эйлин почувствовала, что разговор, как цирковая лошадка, начинает ходить по кругу.
‒ Давайте документы. У меня завтра очень занятой день, но я обещаю вам разобраться с проектом мистера Тейлора. А вы пока приведите себя в порядок. Там ваши баловницы ‒ моя бабушка, Джессика Маккорт и Джуди Прайс, кажется, затеваю что‑то новенькое. Ой! ‒ Эйлин игриво приложила ладони к губам, ‒ это их маленьктй секрет. Я не должна была вам о нем говорить.
‒ Ох, уж это неугомонная троица! Вот кого точно нужно разводить по разным домам пока они не разнесли этот.
Эйлин рассмеялась.
‒ Подумайте сами. Их суммарный возраст перевалил через двести пятьдесят лет, а они все еще проказничают. Причем проказничают довольно безвредно. Это ли не замечательно?
Маргарет встала, вышла из‑за стола и обняла Эйлин:
‒ Деточка, как жаль, что вы у нас нечастый гость. Вы умеете успокоить. Спасибо.
«Работа у меня такая ‑ вселять в людей покой и надежду», ‒ подумала Эйлин, а вслух сказала:
‒ Не бывает безвыходных ситуаций. Не провожайте. Я знаю где выход.
‒ Слова «где выход» звучат очень символично в данной ситуации, ‒ улыбнулась в ответ администратор.
