В день происшествия
У Эйлин давно не было такой плотной загрузки. Как будто судьбе было угодно наделить каждую минуту самого длинного дня максимальным количеством дел. Мало того, что на 21 июня были назначены два судебных заседания, а после них ‑ уже вечером встреча с потенциальным клиентом, так еще и из полиции позвонили в 5:30 утра. Попросили присутствовать при допросе какого‑то придурка. Полагающийся законом бесплатный адвокат был срочно госпитализирован с аппендицитом, а имя Эйлин Колд, почему‑то, было первым в списке запасных адвокатов, приглашаемых полицией. «Придурка» забрали еще вечером, но он был в стельку пьян и копам только под утро удалось его кое‑как растолкать. Нужно было срочно провести допрос и свезти нарушителя в магистратский суд к девяти часам, то есть до того, как начнутся плановые слушания.
Эйлин только и успела, что принять душ, проглотить чашку кофе и прихватить с собой пару чистых блузок, на случай, если придется переодеться между заседаниями. Ну и к вечеру выглядеть свежо ‒ надо же марку держать.
Когда уже в суде Эйлин узнала о том, что дело «придурка» будет рассматривать судья Харрисон она расстроилась. Красавиц похожий на постаревшего Пола Ньюмана ‑ седые виски, пронзительно‑фиалковые глаза был жёстким и суровым исполнителем Закона.
Эйлин использовала все свое красноречие и творческий запал, расписывая перед судьей и прокурором тяжелое детство нарушителя правопорядка. Сделала упор на боль душевной травмы, нанесённой его подругой, сообщившей накануне новость о том, что она бросает «придурка» и уходит к своему супервайзеру. Как Эйлин не старалась убедить суд, что, оставшись на свободе и отработав энное количество часов общественно‑полезных работ, отвергнутый любовник может принести больше пользы обществу нежели сев на шею налогоплательщикам отбывая срок в тюрьме, ее доводы не пробудили в мэтре Харрисон ни жалости, ни сострадания. Её такой цветистый монолог уперся в тупые факты полицейского протокола.
Из протокола выходило, что «придурок» провел два часа в пабе на Хай‑стрит, где убрал дюжину кружек пива. В качестве прослойки между ними он использовал еще одну дюжину, но теперь уже, порций виски. Данный объем алкоголя поднял его бойцовский дух на невиданные высоты, и «брошенный» пошел вдоль улицы, круша кирпичом витрины встречающихся на его пути магазинов. Суммарный ущерб составил приблизительно пять тысяч фунтов. Разбив дверь мясницкой лавки и проникнув в нее, страдалец наконец‑то успокоился и уснул под прилавком, нежно прижимая к себе голяшку копченого окорока. Судья с тем же бесстрастием, с каким он слушал речь адвоката, заслушал список полуночных подвигов «придурка» и назначил ему наказание в виде лишения свободы сроком на шесть месяцев.
‒ Не беспокойтесь, сэр, ‒ шепнула Эйлин осужденному, ‒ я подам апелляцию. Возможно, вас выпустят досрочно через три месяца.
Не самое веселое начало дня. После проигранной битвы за ночного дебошира Эйлин, правда, удалось «отбить» несовершеннолетнего магазинного воришку. Помогло то, что кража случилась еще месяц назад, и Эйлин удалось получить положительные характеристики из колледжа, где бездельник якобы проводил большую часть времени, а также тот факт, что родители уже возместили магазину убытки и последний готов был отозвать иск.
‒ Присматривайте за ним, ‒ только и смогла сказать Эйлин счастливой мамаше, ‒ в следующий раз отмазки не будет.
Очень хотелось есть. Эйлин спустилась вниз в буфет и наконец‑то включила телефон. Пропущенный звонок от Маргарет и одно голосовое сообщение от Габби. Тут только Эйлин вспомнила, что она пообещала старушке для ее карнавала обновку зеленого цвета, но…
‒ Привет, ‒ кто‑то коснулся плеча Эйлин.
‒ Привет, ‒ неуверенно ответила она и обернулась. В тот же момент она широко улыбнулась, ‒ Надежда, рада тебя видеть. Опять кто‑то из русских нашалил и тебя пригласили переводить?
‒ Нет. Сегодня не русский, но русско‑говорящий. Три охламона из Молдовы. Какие‑то манипуляции с кредитными картами. Я, в отличии от тебя, в суть не влезаю. Моя задача слово‑в слово перевести.
‒ Тебе легче, ‒ согласилась Эйлин.
В этот момент раздался легкий звук «динг‑донг» и на экране информационного дисплея, висевшего над стойкой раздачи, высветились номера следующего дела и зала, где оно будет слушаться.
‒ Ой, меня зовут, ‒ Эйлин прихватила полупустой стаканчик с кофе и заспешила к лифту, на ходу обернулась к переводчице, ‒ Надежда, у меня есть твой номер телефона, нам надо как‑нибудь повидаться во внерабочей обстановке. Я тебе обязательно позвоню.
Надежда подняла в воздух большой палец.
‒ Звони. Буду очень рада поболтать.
~~~
Встреча с потенциальным клиентом, хоть и состоялась в небольшом ресторанчике, где Эйлин смогла, наконец‑то, по‑человечески поесть, но удовольствия от еды она не получила. Дело обещало быть трудным и почти безнадежным. Клиент ‒ состоятельный бизнесмен ‒ был готов отдать жене две трети имущества, взамен полагающейся при разводе половины, но… С одним условием: трое их детей: восьми, девяти и двенадцати лет девочки остаются жить с ним.
‒ Как вы не понимаете, ни один из судей не примет такое решение, а уж если дело будет рассматриваться судьей‑женщиной, то и подавно, ‒ Эйлин пыталась ослабить напор доверителя.
‒ Значит, эта женщина‑судья такая же сучка, как моя жена.
‒ Вот только во время слушания постарайтесь не делать подобных заявлений, ‒ Эйлин не хотела потерять это дело, но и такой бескомпромиссный настрой предполагаемого клиента не оставлял шанса на победу.
Она подцепила кусочек жареной рыбы, но так и не отправила ее в рот, положила вилку на край тарелки:
‒ Хорошо, ‒ продолжила она, ‒ давайте так. Для начала, вы соглашаетесь на то, что дети живут у матери понедельник‑пятница, с вами с пятницы по вечер воскресенья или даже до утра понедельника, вы ведь можете их прямо то себя в школу отвозить?
‒ Я с таким же успехом могу это делать ежедневно. Да как вы не поймете, мисс Колд. Девочки ей не нужны. Ни по выходным, ни по рабочим дням. Она их рожала одну за другой с одной целью: чтобы я с крючка не сорвался, и для того, чтобы при разводе раздеть меня до трусов. Мне на деньги плевать. Я еще столько же и даже больше без нее заработаю. Мне жалко мужиков, которым потом мои девочки, воспитанные этой сучкой, в жены достанутся. Она же из них вырастит таких же хищниц ‑ акул, как сама.
‒ Если бы я была доверенным лицом вашей жены, я нашла бы аргументы доказывающие глубокую несостоятельность ваших слов. Что значит «одну за другой рожала». Она что? Рыбка, которая икру мечет? А вы тут как бы и не причем? Как говорится: «Танго ‑ танцуется вдвоем». Я в суде от такой логики, как ваша, не оставила бы камня на камне. Но. Если я соглашусь быть вашим доверенным лицом, мне придется искать серьезные аргументы и компромат на вашу жену. Вы этого хотите?
Он молча кивнул.
‒ Мисс Колд, вот вы умная, незамужняя и бездетная женщина, потому мне и посоветовали вас.
«Вот уж комплимент, так комплимент», ‒ Эйлин мысленно закатила глаза и устало выдохнула.
~~~
Было уже почти десять часов вечера. Закатное солнце все еще висело над горизонтом. Опущенный щиток не спасал. Оранжевые лучи слепили, приходилось прищуриваться. Веки и без того усталых глаз так и норовили сомкнуться в сладкий сон. Только и хватило сил благополучно добраться до дому, припарковать машинку и подняться наверх в свою комнату. Эйлин и не заметила, что раздеваться начала еще у входной двери. Сумка, туфли, блузка, юбка, бюстгальтер и даже трусики легли на ступени лестницы с равномерным интервалом.
Даже умыться не хватило сил. Эйлин упала в кровать и последней мыслью было: «Господи, дай выспаться». Господь услышал ее просьбу. Но не до конца.
Она проснулась от громких двойных звонков Ту‑ту, ту‑ту, ту‑ту ‒ так звонит только старый стационарный телефон. Все мобильные имеют бесконечное количество мелодий.
Эйлин очень удивилась обнаружив, что роль красной ковровой дорожки исполняют предметы ее гардероба. Стараясь не наступать на них, она спустилась в холл и схватила трубку.
‒ Наконец‑то! Я оставила, наверное, сотню сообщений на вашем мобильном, ‒ голос Маргарет Фостер не звучал, а вибрировал на другом конце провода. Как будто она внезапно стала заикой.
‒ Извините, я вчера допоздна была в суде. Так устала, что даже не включила телефон, вернувшись домой. А в чем дело? Как прошел карнавал? ‒ Эйлин потихоньку просыпалась и события последних дней начали всплывать в памяти, ‒ Мне так жаль, что не смогла приехать. Как Габби? Она нашла что надеть на праздник?
‒ Какой, к черту праздник, Эйлин?! Габби и еще восемь моих подопечных в госпитале.
‒ Что‑о‑о‑о? ‒ только и прошептала Эйлин, ‒ Где? В каком?
‒ Их всех забрали по скорой в ближайший, в Плимуте. Толком ничего не говорят. Я в отчаянии. Возможно вам, деточка, как адвокату, полиция и врачи скажут больше. Приезжайте, умоляю…
Эйлин показалось, что последние слова администратор произнесла сквозь слезы.
~~~
Следующий после происшествия день
Парковка у дверей Обители была полностью забита. У самого крыльца, там, где была площадка для остановки спецтранспорта стояли, плотно прижавшись друг к другу, две полицейские машины. Даже для такой малышки как Мини‑Купер не нашлось места. Пришлось задним ходом выезжать назад за ворота ‒ вот чему Эйлин до сих пор не научилась. В результате у нее разболелась шея, а машина довольно криво осталась стоять на обочине.
Дежурный охранник только кивнул сквозь стекло своей будки и нажал кнопу автоматического замка. Дверь в здание плавно открылась.
В самом же доме, контрастом к толчее у входа в него, стояла какая‑то напряженная тишина. Создавалось такое впечатление, что не десять его обитателей были госпитализированы, а все, включая персонал. В большой светлой гостиной, где обычно большинство стариков проводило время между завтраком и обедом, было пусто.
Эйлин повернула в сторону коридора, ведущего к кабинету администратора, но в тот же момент высокая и прямая как палка фигура мисс Фостер сама возникла в его глубине.
Маргарет жестом пригласила Эйлин занять одно из кресел возле высокого французского окна, глядящего в сад, сама она села напротив.
‒ Как она? ‒ только и могла спросить Эйлин.
‒ Врачи обещают выписать Габби и миссис Бойл уже сегодня. Наш микроавтобус отвез приехавших родственников в госпиталь, ‒ сама знаешь какие там цены на парковку. , Водитель со мной на связи. Сказал, что сам заберет наших старушек. Так что тебе туда ехать не надо. А вот остальные, ‒ она помотала головой из стороны в сторону, как бы отгоняя тяжелые мысли, ‒ больше всех пострадала Джессика Маккорт. Врачи борются за ее жизнь, но ничего не обещают. Готовимся к худшему. После ее переезда в Обитель, к сожалению, продали дом и разъехались кто куда. Сын ‑ в Европе, а дочь в Эдинбург. Это, как вы понимаете, не скорая дорога. Но Катти звонила. Она уже в поезде. К вечеру приедет. Только бы Джессика ее дождалась, ‒ и миссис Фостер горестно всхлипнула, ‒ Горе. Какое горе!
‒ Рассказывайте. Только с самого начала и по порядку, ‒ строго сказала Эйлин.
‒ Если по порядку, то все начиналось очень симпатично. Наша повариха расстаралась ‑ испекла большой открытый луковый пирог. По программе, планировался ужин‑буфет здесь в гостиной, танцы и несколько номеров самодеятельности. Габби, Джессика и Джуди приготовили какие‑то куплеты.
В этот момент где‑то в глубине коридора послышались звонкие, чеканные шаги. Они приближались и обе женщины обернулись. В гостиную вошел детектив инспектор Джим Хикманн. Он был в гражданском – джинсы и рубашка в мелкую клетку, на ногах армейские ботинки. Выражение лица было профессионально сосредоточенным. Правда, увидев Эйлин, уголок его рта сделал едва заметное движение вверх, глаза опустились и, когда поднялись, его взгляд снова стал спокойным. Весь вид полицейского говорил о том, что он в процессе расследования серьезного преступления.
‒ Инспектор, ‒ Маргарет аж подпрыгнула в своём кресле, ‒ ну, что? Какие диагнозы и прогнозы?
‒ Добрый день, милые дамы. Прогнозов, как вы понимаете никаких нет, а вот диагноз, кажется, начинает вырисовываться.
‒ Что? Что с ними? ‒ Маргарет не могла сдерживать эмоции.
‒ Анализы показали отсутствие вирусной инфекции. Похоже на банальное пищевое отравление. Но, судя по тяжести состояния больных, его вряд ли можно назвать банальным. Итак, я слышал, вы начали перечислять блюда из вчерашнего меню. Луковый пирог… Что еще подавалось на ужин?
‒ Ничего специального. Все, как всегда. Сосиски в тесте, канапе с копченой семгой, сыр, охотничьи колбаски… овощи… виноград…
‒ А что? ‒ вступила в разговор Эйлин, ‒ виноград вполне может быть. Я совсем еще девочкой была ‒ мама еще жива была ‒ мои родители впервые взяли меня с собой на отдых на юг Франции. В саду виллы, которую они сняли, была теплица, внутри ее располагался небольшой виноградник. Грозди так заманчиво свисали из‑под стеклянной крыши, и каждая виноградина, буквально светилась изнутри. Я не смогла удержаться, нашла невысокую стремянку и объела самые крупные ягоды прямо с грозди. Я думала никто не заметит. Но к вечеру у меня поднялась температура, меня колотило и рвало ‒ прямо наизнанку выворачивало. Оказалось, тот виноград нельзя было есть немытым. Его какой‑то химией специально для улучшения качества вина обрабатывали.
‒ Ну, Эйлин, во‑первых, организм ребенка гораздо чувствительнее к продуктам, чем организм взрослого, а во‑вторых, то был виноград для изготовления вина, а этот ‒ столовый. Куплен в обычном супермаркете. Уверена, туда поступают продукты без каких‑либо химикатов, ‒ Маргарет вступилась за честь мундира, вернее за чистоту своей кухни.
‒ Мисс Фостер, я очень попрошу вас собрать все остатки вчерашней еды, по возможности, в отдельные пластиковые контейнеры. Наши криминалисты их проверят.
‒Ой! ‒ Маргарет сделала круглые глаза и поднесла ладони к щекам, ‒ я кажется знаю, кто виновен в отравлении моих подопечных
Эйлин, и Джим повернули головы в сторону администратора. Оба молчали, ожидая продолжения.
‒ Как же я сразу не догадалась. Это же происки Терри Тейлора, ‒ мисс Фостер отвела руки от лица и сложила их вместе, крепко сцепив пальцы, ‒ Ведь он же вчера днем сюда заявился. Да не один, а, якобы, с инспектором энергосбыта. Какую‑то там проводку им надо было проверить в подвале. Я даже одного из наших охранников с ними отправила, как чувствовала, что от этого маклера ничего хорошего не жди. Они довольно быстро вернулись, а он еще перед тем, как сесть в машину и уехать, достал с заднего сиденья своего внедорожника большую коробку пирожных. Как бы спонсорский жест для нашего праздника.
‒ И что? Вы их подали на столы? Кто‑то их ел?
‒ Да все ели. Даже я ела. Но ведь это не значит, что они все были отравленные. Он же мог только в некоторые из них подложить отраву. Правда же? ‒ администратор помолчала и потом продолжила, как бы отвечая своим мыслям, ‒ конечно же не во все. Иначе это сразу выглядело бы, как преступление. Уничтожить всех в Обители и с расселением морочиться не надо, но это уж очень откровенно. Вы не находите, инспектор?
‒ Если бы я еще знал о каком расселении идет речь, я, возможно, смог ответить на ваш вопрос, а так… Вы говорите загадками, мисс Фостер.
‒ Да какие тут загадки? ‒ Маргарет не могла угомониться, ‒ это же очевидно. Смотрите. Десять стариков из тридцати пяти оказываются в реанимации. Одной ногой, можно сказать, в могиле. Хорошо бы там и оказались. Тогда фирма Тейлора спокойно объявляет здание аварийным и опасным для жизни, и по-быстрому расселяет всех оставшихся стариков, освободив здание для реновации с минимальными затратами.
Эйлин явно что‑то обдумывала, пожимая плечами и растирая затекшую шею.
‒ Что‑то слишком много конспирологии. Ты так не думаешь, Джим?
‒ Для начала мне нужно понять, о чем идет речь, а потом, я, естественно, хотел бы поговорить с этим мистером Терри Тейлером, ‒ он потянулся к карману за телефоном, ‒ оставайтесь здесь, милые дамы. Я сделаю пару звонков и вернусь. Думаю, наша беседа не закончена.
Эйлин рассеяно смотрела в окно. Вдали, уже у самой границы сада, вдоль газона ярко‑ зеленого газона гуляла одинокая собака. Ее тело было слишком коротким, а кривые ножки непропорционально длинные. Эйлин удивилась и виду собачки и тому, что она гуляет на территории Обители.
‒ Маргарет, вы или кто‑то из жильцов завели собачку?
‒ Нет, что вы, Эйлин, проживание животных здесь строго запрещено.
‒ А как же это? ‒ Эйлин пальцем указала вглубь сада.
Взгляд Маргарет проследил жест Эйлин и не ее лице ‒впервые за все время разговора ‒ появилась тень улыбки. ‒ Это, косуля. Разновидность оленей. Она так и называется «лающий олень». Они сами и их крики похожи на лай собак.
Женщина сощурилась чтобы получше разглядеть животное:
‒ А этот совсем еще малыш. У него и рожки еще не проклюнулись.
Олененок, явно услышал что‑то. Он поднял голову, повел ушами и в два прыжка исчез в зарослях кустарника. Эйлин показалось, что она тоже услышала какой‑то шум, но не снаружи, а в фойе здания. Они с Маргарет почти синхронно встали.
Из‑за того, что полицейские машины преградили проход к крыльцу, микроавтобус с логотипом «ТихаяОбитель» остановился посреди двора. Две санитарки и один из охранников помогали двум старушкам выйти из автобуса и пересесть в кресла‑каталки. Другой охранник придерживал дверь широко открытой. Эйлин сразу узнала белые кудряшки Габби и бросилась навстречу.
‒ Бабуля, дорогая! Как ты? Ты нас так напугала.
Старушка в ответ устало улыбнулась.
‒ Если честно, я и сама напугалась. Толком и не поняла, что произошло. Одну минуту мы стояли у рояля, и Джуди раскладывала ноты, а в следующую, я уже лежу в чужой постели и из меня трубки торчат во все стороны. А главное, главное, ‒ Габби сделала круглые глаза и зашептала, ‒ я была совершенно обнаженной.
‒ Лучше обнаженной, чем неживой, ‒ ей в ответ улыбнулась Эйлин.
С крыльца уже спускался Джим Хикманн. Он мягко подвинул санитарку, взялся за ручки кресла и легко вкатил его по пандусу на крыльцо здания.
‒ Куда теперь? ‒ спросил он.
‒ Я покажу, ‒ ответила Эйлин и пошла впереди процессии, как‑то боком, вполоборота.
В комнате Габби царил страшный беспорядок. Эйлин даже удивилась. Ведь только позавчера она разобрала, развесила и разложила по ящикам и полкам все бабушкины вещи. Она подняла с кровати нечто, напоминающее кучу бархата изумрудного цвета. Расправила ее. Куча оказалась роскошным платьем, сшитым по моде 60‑х годов 19‑го века: очень узкий лиф с треугольной вставкой нежно‑салатового цвета, пышной юбкой, явно держащейся на кринолине. Роскошный бант из того же шелка, что и вставка, украшал заднюю часть платья. Тонкие кружева с прошивкой золотой нитью обрамляли массу фестончиков и оборок, расположившихся по краю юбки и рукавов. На спинку кресла была брошена парчовая накидка‑пелерина. Парча , своими переливами от изумрудного к фиолетовому напоминала хвост павлина. На сиденье кресла валялся берет из того же бархата, что и платье. К берету с помощью замысловатой броши было приколото уже настоящее павлинье перо.
‒ Ба, что это? ‒ только и смогла проговорить Эйлин, ‒ когда ты успела грабануть музей мадам Тюссо?
Габби счастливо рассмеялась.
‒ Я знала, что ты удивишься. А теперь представь себе, как мы были ошеломлены, когда обнаружили в сундуке Джессики эти сокровища. Их там было штук десять, если не больше. На дне сундука были еще и афиши, и программка явно какого‑то спектакля. Только вот буквы какие‑то ни то греческие, но то славянские. Мы не разобрались. Самое обидное знаешь, что? Мы все, перемерили эти платья, и они нам оказались малы. Только Джессика смогла влезть в какой‑то мужской камзол. Остальным достались шляпы и накидки‑пелерины. Ты спроси Маргарет. Она же снимала наше выступление на телефон. Мы выглядели обалденно.
‒ Ба, откуда такой жаргон? ‒ рассмеялась Эйлин.
Габби только рукой махнула.
В дверях появилась Маргарет.
‒ Думаю, что пора предоставить нашим выздоравливающим возможность отдохнуть, ‒ администратор взяла в руки платье, встряхнула и перекинула через руку, собираясь вынести его из комнаты.
Габби попыталась протестовать, но Маргарет категорически заявила, что в комнатах подопечных не должно быть посторонних вещей. Платье будет убрано назад в сундук и накидка тоже.
Спина администратора казалась еще прямее, когда она выходила их комнаты, неся впереди себя шедевры портновского искусства позапрошлого века.
Джим вышел следом за ней, а Эйлин еще задержалась на пару минут, помогая старушке снять госпитальный халат с завязками на спине, надеть свою пижаму в мелкий розовый цветочек и забраться под одеяло.
‒ Отдыхай, бабуля. Я тебя завтра снова навещу, ‒ она чмокнула старушку в лоб и вышла из комнаты.
Габби прислушалась к удаляющимся шагам, выскользнула из‑под одеяла и надела на голову, оставленный в кресле берет. Павлинье перо заняло половину подушки, и старушка блаженно закрыла глаза, вдыхая едва уловимый аромат старинных духов смешанных с запахом не то пыли, не то грима.
Констебль уже сидел за рулем, ожидая, когда босс сядет на пассожирское сиденье, но Джим все еще стоял возле полицейской машины, делая вид, что пересматривает бумаги в папке с записями осмотра помещения. Увидев Эйлин он огляделся по сторонам как бы ища глазами ее машину.
‒ Тут было так тесно, я оставила свою малютку на улице, ‒ сказала она.
‒ Я тебя провожу до нее.
‒ Что ты думаешь обо всем этом, ‒ спросила она, когда они отошли на некоторое расстояние.
‒ Что, что? Отравление налицо. Надо дождаться результатов экспертизы наших специалистов, ну и конечно же, анализов госпиталя. Поеду, к ним расспрошу, ну и у Терри Тейлора надо уточнить ‑ откуда пироженки. А ты что думаешь?
‒ Тоже пока ничего. Не могу понять одного ‒ почему в реанимацию попали только участницы импровизированного концерта. Мужчины что? Пирожные не ели?
~~~