Илья Михайлович Долгополов
Цена ошибки
– Вы утверждаете, что в день убийства Агафонова Вы были здесь, хотя свидетели утверждают обратное.
– Без адвоката я говорить отказываюсь.
– Поймите, мы имеем неопровержимые доказательства Вашей причастности к убийству купца Агафонова. Я предлагаю Вам сотрудничать со следствием, а не вводить нас в заблуждение, господин Сотников.
– Я повторяю, я не покидал Петербург.
– Вы вынуждаете меня пойти на крайние меры. Госпожа Агафонова, с которой у Вас, по-видимому, бурный роман, в соседней камере даёт признательные показания.
– Что Вы сказали? Анастасия? Прошу Вас, оставьте её в покое, она ни в чём не виновна, – взмолился Сотников.
– А Вы виновны?
– Я ответил, что без адвоката я говорить отказываюсь.
– Я сделаю так, что адвокатская контора узнает о Вашем аресте в последнюю очередь, а Вы будете сидеть в вонючей камере с пьяницами и ворами разных мастей и ждать, когда появится адвокат. Дежурный, в камеру его, – Крикнул Арагонов.
Сотникова увели в камеру.
– Давайте второго, Федор Михайлович. Узнали, как его имя?
– Старостин Иван Савельевич. Так он представился.
– Проверяй пока по этим данным, он мог представиться любым именем.
– Мы обыски сейчас проводим у обоих, Мурзин выехал с коллегами.
– Не спускайте глаз с Агафоновой, ей могут донести.
– Хорошо, Иван Христофорович, наблюдаем.
В комнату ввели задержанного.
– Ну что, тёзка, поговорим?
– Тёзка? – Удивился усатый.
– Ну Вы же Степан?
– Нет, Иван, – Не менее удивлённо произнес тот.
– Ну и я не Степан.
– За что меня задержали? – Спросил усатый.
– Вас подозревают в убийстве, – Арагонов продул мундштук папиросы и закурил.
– Позвольте узнать, в каком?
– Один известный купец обратился в полицию с просьбой защитить его от убийства.
– И причём тут я? – Возразил усатый.
– Потому что Вас опознали свидетели.
– Какие свидетели, какой купец? – Срываясь на крик, спросил усатый.
– Не нужно кричать, господин Старостин. В соседней губернии обнаружено тело мужчины. При нём найдены документы на имя Агафонова Николая Ивановича.
– В смысле?
– В смысле что?
– Вы сказали, что он обратился в полицию и тут же сказали, что найдено тело этого купца.
– Да. А что Вас так смущает?
– Да всё смущает. То он жив, то он мёртв.
– Так бывает, не успели.
– Ерунда какая-то, – Сцепив пальцы вместе, Старостин положил руки на стол.
– Следствием установлено, что Вы гостили в этом городе, и были замечены с купцом Агафоновым в одном из ресторанов. В этот же вечер Агафонов исчез, а позже найден мёртвым. У нас есть все основания полагать, что Вы причастны к его смерти.
– Всё это полная чушь. Нет у Вас никаких оснований.
– Есть, голубчик, есть. Вы что-нибудь слышали о господине Гвоздикове?
– Это еще кто такой?
– Тот, который обналичил Агафонову чек на десять тысяч.
– Чек? Какой чек?
– Денежный. Агафонов с деньгами пришел к Вам на встречу, и исчез.
– Вы что такое говорите, какие деньги. Я ничего не знаю ни о каких деньгах.
– Конечно не знаете. Уведите арестованного в камеру, – Распорядился Арагонов.
Игнатьев вошел в комнату для допросов: – Что скажете, Иван Христофорович?
– Посмотрим, пока пристреливаюсь. Вы их сфотографировали уже?
– Одного только успели, второго чуть позже.
– Старостина как можно скорее, его фотокарточку вези на вокзал и пусть проводники его опознают. Показывай несколько разных фотокарточек, чтобы наверняка опознали.
– Вы считаете, что они могут опознать?
– Он либо ехал с Агафоновым в одном поезде, либо встречал его на вокзале.
– Ладно, сейчас ускорю.
– И еще. Табак, который нашли в кисете Сотникова по аромату и нарезке идентичен тому, что нашли на складах. Это они, Фёдор Михайлович. Нет сомнений.
– Получается, что они оба были там?
– Выходит так. Завтра возьмем под арест Агафонову. С ней возможно будет попроще, она женщина. Пара дней в камере с проститутками, больными сифилисом, развяжет ей язык.
– Какие ещё будут указания?
– Отдыхать. Передай Мурзину огромное спасибо за оказанную помощь. Я буду ходатайствовать перед Гавриловым о его повышении по службе.
– Передам, Иван Христофорович, он будет счастлив, как мне кажется.
– Такого и к себе не грех забрать, только вряд ли кто из столицы уедет.
– Почему, мне вот у нас нравится, спокойно.
– Ладно, пошли чего-нибудь съедим, уж больно есть хочется.
14 октября (пятница)
Арагонов поджидал момент, когда Агафонова выйдет из кондитерской лавки. Она долго о чём-то беседовала с кондитером, изображая, по-видимому, жестами, какой торт ей приготовить. Она отсчитала банкноты и убрав кошелек в сумочку вышла на улицу.
Арагонов попросил извозчика ехать за ней.
– Догони, голубчик, вон ту даму и поравняйся с ней.
Извозчик прибавил ходу и как только догнал Агафонову слегка притормозил.
– Доброго дня, Анастасия Дмитриевна, – поприветствовал её Арагонов.
– Ах это Вы? Я право испугалась.
– Неужели я так страшен? – Рассмеялся Арагонов.
– Нет, что Вы, я от неожиданности.
– Садитесь пожалуйста, я Вас подвезу.
– Мне недалеко, я дойду пешком.
– Анастасия Дмитриевна, это не просьба, садитесь в экипаж, прошу Вас.
– Что, простите?
Арагонов выпрыгнул из экипажа и взял Агафонову под локоть: – Прошу Вас.
– Что Вы себе позволяете?
– Садитесь, я все расскажу по дороге, Анастасия Дмитриевна.
Экипаж тронулся.
– Анастасия Дмитриевна, у нас с Вами предстоит очень длинный и интересный разговор, как Вы уже догадались. Я лишь хочу сразу предупредить, что я не люблю слишком длинные рассказы, и уж тем более я вырос из возраста, в котором верят в сказки, поэтому прошу Вас не усложняйте и так сложную для Вас ситуацию.
– Я всё еще не понимаю, о чём Вы.
– Ваш муж, Агафонов Николай Иванович, написал заявление в полицию о том, что его жена и её любовник собираются убить его, а перед этим присвоить себе его деньги.
– Этого не может быть! – Возмутилась Агафонова.
– Почему не может, так бывает и довольно часто.
– Всё это какая-то ерунда.
– Господин Сотников сейчас дает признательные показания в участке. Он арестован, как и его подельник Старостин. Они убили не того человека, а потом и еще одного невинного. Ваш муж избежал подобной участи. Вы арестованы в причастности к убийству, Анастасия Дмитриевна.
– Я не верю Вам.
– Тогда я устрою Вам свидание, и Вы поверите.
– А где Николай Иванович, где мой муж?
– Он, как ценный свидетель, спрятан нами до окончания следствия.
– Мерзавец.
– Я уверен, Вам будет о чём с ним поговорить.
Экипаж подъехал к полицейскому участку. На пороге его поджидал Игнатьев.
– Забирай её, Федор Михайлович.
– Прошу Вас, пройдемте за мной, – Подал её руку Игнатьев.
– Сообщите моим детям, что я тут.
– Не думаю, что это обязательно, сударыня.
– У Вас совсем нет совести, господин Арагонов.
– У меня она есть, а вот выступать заказчиком убийства собственного мужа, это поистине бессовестно. Уводите её в камеру, Фёдор Михайлович.
Через несколько часов, ближе к ночи, Арагонов решил допросить Сотникова.
– У Вас была куча времени, господин Сотников. Вы не желаете мне что-нибудь рассказать?
– Где сейчас Анастасия?
– В соседней камере, где ей еще быть?
– С ней всё в порядке?
– Я не доктор, а сыщик. Ну судя по всему, не совсем хорошо, как, впрочем, и у Вас.
– Она же женщина, смилуйтесь.
– Женщина? – Арагонов встал из-за стола, – Она убийца, господин Сотников. И даже если она не нажимала на спусковой крючок, это не лишает меня права называть её убийцей. Вы и Ваша пассия заслуживаете сурового наказания, вплоть до пожизненной каторги. И уж поверьте мне, я предприму все силы для того, чтобы Вы больше никогда в своей жизни не встретились. Сейчас Агафонова находится в самой мрачной камере этих застенков. Дама, родившаяся с серебряной ложкой во рту, сейчас справляет нужду вместе с больными, вонючими, грязными проститутками в общий гальюн. А по её подушке прогуливаются стаи вшей, и поверьте мне, что она так долго не выдержит. Знаете, когда все закончится для неё?
– Господи, пощадите её и я всё расскажу.
– Я не торгуюсь, простите.
– Умоляю, она совершенно не при чём. Это была моя идея.
– Мне нужно полное чистосердечное признание. Со всеми обстоятельствами и участниками. Как Вы готовились к покушению на Агафонова. Кто еще участвовал в этом деле. Всё, до мельчайших подробностей. И как только я его получу, мы с Вами поговорим о дальнейшей судьбе Анастасии Дмитриевны Агафоновой. Вам всё понятно?
– Да, – Разрыдался Сотников.
– Держите бумагу и перо, пишите.
Сотников взял листы бумаги, открыл чернильницу и макнув туда перо, начал писать.
Позёвывая, Игнатьев повернул голову в сторону двери, в которую вошел Арагонов. Мурзин привстал из-за стола.
– Сиди, – Махнул рукой Арагонов.
– Как всё прошло, Иван Христофорович?
– Читайте сами, господа. У нас есть чистосердечное признание от Сотникова. Осталось добиться показаний от Агафоновой и Старостина.
– Как чистосердечное? – Взял в руки исписанные листы Игнатьев.
– Да вот так, любовь зла. Читай вслух, Фёдор Михайлович.
Игнатьев разместился за столом и начал зачитывать:
«Я, Сотников Михаил Егорович, признаю себя виновным в том, что вместе с Агафоновой Анастасией Дмитриевной, состоя с ней в тайных любовных отношениях, принял решение избавиться от её мужа. Для отвода подозрений нами был придуман план по продаже Агафонову ткацкого предприятия в соседней губернии. Для этого я под видом посредника начал осуществлять поставки тканей от этой фабрики, постепенно вводил Агафонова в заблуждение. В какой-то момент он согласился приобрести эту фабрику. Мной был подготовлен договор и предоставлен ему на ознакомление. После немногих исправлений была достигнута договоренность о покупке фабрики за десять тысяч рублей. Так же был прописан порядок передачи средств. Это должен быть чек на предъявителя. Когда все формальности были утрясены, Агафонов назначил дату своего отъезда. Мною, заранее, был выбран и подготовлен исполнитель, Старостин Иван Савельевич. Цена за такое действие была назначена в одну тысячу рублей. Так же был оговорен порядок оплаты за убийство. Он должен был дождаться, когда Агафонов снимет деньги, совершить убийство, забрать деньги, оставить себе свою долю, остаток вернуть мне.
Согласно плану, Старостин выехал заранее. Он должен был встречать его на перроне, по прибытию. Выследить, куда он заселится. Позже убить.
Спустя пару дней я получил телеграмму, в которой Старостин просил меня срочно приехать. Мне пришлось выехать на место.
По приезду, Старостин рассказал, что из вагона вышел не тот человек, что был на фото. Старостин проследил за ним и на следующий день подсел к нему в ресторане. Подсыпал ему какого-то яду в вино и под видом сильно подпившего посетителя вывел его из ресторана. Старостин связал его и долго допрашивал этого человека на предмет нахождения настоящего Агафонова. Не получив внятного ответа, Старостин избавился от него, как от лишнего свидетеля. Он выбросил его в реку. Мы решили проверить, мог ли Агафонов снять деньги в банке. Я знал, каким банком был выписан чек, поэтому отправил Старостина в местное отделение этого банка. Он выяснил, что деньги в этом банке выдаёт кассир. Нам нужно было узнать, выдавал ли кассир деньги Агафонову. Мы проследили за ним и уколов его отравленной иглой в затылок, притащили на какую-то заброшенную пилораму. Кассир, под действием яда слабо соображал, и долго отпирался. Мы показали ему фотокарточку Агафонова, он подтвердил, что деньги снял именно Агафонов. Тогда Старостин предложил смастерить подставку для пистолета, и привязал к нему руки кассира, чтобы выставить это как намеренное, спланированное убийство. Кассир недолго просидел в таком положении, его руки затекли, и он спустил курок револьвера. Далее мы приняли решение покинуть город. Я убыл чуть раньше, Старостин на следующий день. Всё это время мы ждали появления Агафонова, пока в дом к нему не нагрянула полиция».
– Иван Христофорович, это тянет на пожизненную каторгу, – Почесал затылок Игнатьев.
– Ну, загнул. Лет на пятнадцать уедут.
– Я никак не пойму, зачем нам признание Старостина и Агафоновой, если и так все понятно.
– Для порядка. Может получится так, что Старостин расскажет совершенно другую историю. А Агафонова будет изображать жертву. Меня больше в этой истории беспокоит сам Агафонов. Я до самого конца надеялся, что он где-то вылезет, но Сотников про него ни словом не обмолвился. Вот пропал человек и всё тут. Либо он не всё рассказал, либо Старостин ему не все выложил. Вот поэтому нам нужны признания от Старостина и Агафоновой.
17 октября (понедельник)
После выходных, которые Арагонов и Игнатьев провели в размышлениях о том, где мог скрываться настоящий Агафонов и кто еще мог быть причастен к этому делу, Арагонов намеренно не допрашивал Старостина и Агафонову, выжидая момента, при котором они сами попросятся на аудиенцию и такой момент наступил.
– Ваше Высокоблагородие, арестованная Агафонова просит Вас принять, – Доложил вошедший дежурный.
– Просит она, – Возмутился Арагонов, – Ну раз просит, веди ее в комнату.
– Слушаюсь, – Ответил тот и вышел из кабинета.
– Иван Христофорович, – Обратился Игнатьев, – Мы допросили всех возможных свидетелей на вокзале, один узнал Старостина, он ехал из Петербурга к нам в город за день до того, как туда приехал Агафонов.
– Ну, что я говорил? Все показания записал?
– Обижаете, все в лучшем виде, даже место указали, на котором он ехал.
– Прекрасно, Федор Михайлович, прекрасно.
В комнату для допросов ввели Агафонову. Дежурный начал было пристегивать её кандалами, как его остановил Арагонов.
– Не нужно, голубчик.
– Так не положено, Ваше Высокоблагородие.
– Под мою ответственность.
Агафонова выглядела уставшей и не выспавшейся, темные круги под глазами закрывали половину лица. Комнату наполнил смрад, который шлейфом притянуло из камеры.
– Добрый день, сударыня, – Поздоровался с ней Арагонов.
– Здравствуйте.
– Вы хотели со мной о чём-то поговорить?
– Да, хотела. Позвольте Вам сделать предложение, – Агафонова выпрямилась на стуле.
– Я весь внимание, – Арагонов отодвинул чернильницу и наклонился вперед.
– У меня есть деньги, много денег, я отдам их все, только выпустите меня отсюда.
– Да уж, – Отодвигаясь назад, протянул Арагонов, – Видите ли, сударыня, деньги меня мало интересуют, а если бы интересовали, то позвольте спросить, зачем мне было Вас арестовывать? Я бы и так с Вами договорился. Так что неудачно Вы решили меня подкупить.
– Я ни в чём не виновата.
– Да Вас пока никто в чём-то конкретном не обвиняет, Вам лишь вменяют соучастие. А следствие установит Вашу вину в том или ином объеме.
– Господин Арагонов, я еще раз прошу принять моё предложение.
– Видите ли, госпожа Агафонова, я не беру взятки и не договариваюсь с убийцами, а если Вы еще раз попробуете мне что-то предложить, я заведу на Вас дело о должностном подкупе, а проще говоря взятке и Вас всё равно отправят на каторгу. Простите, но мне некогда с Вами тут рассиживать, есть дела поважнее. Так что наберитесь мужества и сознайтесь в содеянном.
– Мне не в чем сознаваться.
– То есть деньги Вам есть за что мне предлагать, а сознаваться не в чем?
– Деньги я предлагаю за то, чтобы меня отсюда выпустили, я не могу находиться в камере с этими людьми.
– Привыкайте, на ближайшие пятнадцать лет эти люди и будут Вашими близкими сотоварищами. Если, конечно, Вы доживете до конца своего срока.
– Какого срока? Я ничего не совершала!
– А вот господин Сотников считает иначе, вот почитайте, – Арагонов вынул из папки признание Сотникова и протянул в руки Агафоновой.
Несколько минут она внимательно изучала написанное и после бросила листок в сторону, схватилась ладонями за лицо и громко зарыдала: – Господи, за что? Ну чего мне не хватало?
– Вы не у Бога спрашивайте, а у себя, сударыня. Хотя какая Вы к чёрту сударыня, – Поправил себя Арагонов, – Вы обыкновенная убийца, которая своим молчаливым согласием привела к смерти нескольких, абсолютно ни в чем неповинных людей. Теперь слушайте меня внимательно, я даю Вам шанс на снисхождение, который выльется для Вас снижением каторжного срока. Вы пишете чистосердечное признание, и я похлопочу, чтобы Вас отправили не так далеко и не на долго. Вы не нажимали на курок, а это уже иная статья. Так как, по рукам?
– Сколько мне грозит?
– Пятнадцать лет, в лучшем случае. Убийство двух и более лиц, есть отягчающие, плюс группа лиц по предварительному сговору. Деньги еще эти. Ваши друзья, если можно их так назвать, будут гнить на каторге до конца своих дней. Но я дворянин, и обещаю, что, если Вы пойдете на сделку со следствием, Вам реально скостят срок и устроят более мягкие условия отбывания наказания.
– Хорошо, я не буду более с Вами спорить, покажите, где нужно расписаться?
– Нет уж, Вы сами, собственноручно всё изложите на этой бумаге и подпишетесь под тем, что написали. Таков порядок, – Арагонов придвинул к ней чернильницу и несколько листов бумаги.
– И да, у меня один вопрос остался, – Арагонов обошел её сзади, – Где по- Вашему может находится Ваш муж?
– Я не знаю, ей Богу не знаю. Всё пошло совсем не так, как мы предполагали.
– Я это уже понял, но может быть он догадался о Вашем плане и скрылся где-то у друзей? А может у Вас есть другие поместья?
– Нет у нас поместья, и у друзей его нет.
– Ладно, Вы пишите, а я пока схожу покурю. И прошу Вас, постарайтесь внимательно отнестись к деталям.
– Боже, какая я дура, – Агафонова снова разрыдалась.
– Дежурный, – Крикнул Арагонов, – Последи за дамой, пока я покурю.
– Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие.
Мурзин что-то тщательно заносил в формуляр. Его язык то и дело описывал круг по губам. Игнатьев отречённым взглядом смотрел в окно, за которым виднелось облачное небо и ржавые крыши ближайших домов.
– Ну что, господа, Агафонова пишет признание, – Заявил вошедший в кабинет Арагонов.
– Ба! Во дела, – Воскликнул оторвавшийся от дела Мурзин.
– Неужели призналась? – Спросил Игнатьев.
– У неё не было выбора. Недолго сопротивляясь и предложив мне откуп, она поняла, что её подельники начали сдаваться, после чего пролив несколько капель горьких слёз, она всё-таки согласилась на чистосердечное.
– Одним словом – женщина, – Заключил Мурзин.
– Нет, братец, не все женщины так быстро сдаются, некоторых не сломать. Просто к каждой подход свой нужен. Для Агафоновой это лишение её привычной обстановки, в которой она жила с рождения.
– Можно колоть дырочку на мундире? – Вставил Игнатьев.
– Рано, Федор Михайлович, у нас нет главного признания, исполнителя. Того, кто своими руками совершил сей грех. А он, как мне показалось, не из робкого десятка. Да, безусловно, что показания двух против одного для суда предостаточно, но я бы хотел их услышать из его уст.
– И как Вы этого добьётесь? – Спросил Мурзин.
– Поживём – увидим. Нужно сыграть на чём-то. А вот на чём, пока не знаю. Он третий день сидит без допросов. Скорее всего уже придумал себе отговорки.
– Но ведь нужно было его допрашивать в первые дни, сломать его, так сказать.
– Нет, с этим так просто в такую игру не сыграешь. Тёртый калач. Его измором не возьмёшь. Его смекалкой надо добивать, – Закуривая папиросу ответил Арагонов.
– Есть предложения? – Поинтересовался Игнатьев.
– Думаю, братец, думаю. Скорее всего, его признаниями Сотникова и Агафоновой не проберёшь. А вот признанием самого Агафонова можно вывести на чистую воду.
– Не понял?
– Я ему на допросе прокинул мысль о том, что сам Агафонов заявил в полицию о готовящемся на него покушении. А после сказал, что купец найден мёртвым. Его это сильно смутило. Он переспросил, мол как такое может быть, сначала живой, а потом вдруг мёртвый. Я посеял зерно сомнения в его сознание, дав ему понять, что купец убит. Сейчас он, скорее всего, выдаст себя тем, что оговорится где-то. Если повезёт, конечно.
– Да, Иван Христофорович, а кто же этот неизвестный в итоге, мы так ведь и не выяснили.
– Когда найдем Агафонова, он тогда нам с тобой и расскажет.
– Ничего себе у вас приключение, – Вмешался Мурзин, – Работаешь тут с утра до ночи, как прокаженный, но таких историй не встречаешь, а тут целый клубок запутанный. Чем дальше в лес, тем страшнее.
– А давай-ка к нам, Савелий Антонович, у нас может и не каждый день такие истории поступают, но всё интереснее, чем генералу чай подносить, а?
– Я бы и рад, но мой отец меня сюда с таким трудом пристроил, боюсь, что ему это не понравится.
– А что отец, скажи на повышение направили в глубинку, да и вряд ли ты получишь тут повышение в ближайшее время. А у нас всё проще. Народу мало, а должностей достаточно. Мы тебя не обидим.
– Предложение, конечно заманчивое. А что скажет Гаврилов?
– Ну с Гавриловым пусть Коровин разговаривает, они всё-таки вместе с юности служат. Решат, я думаю. Ну так как?
– Я не против, да и в столице мне не понравилось, сыро, дорого и никаких перспектив.
– То-то. А сам откуда будешь? – Спросил Игнатьев.
– Я с Архангельской губернии, не далеко отсюда. Отец всю жизнь в полиции прослужил. По старым связям меня пристроил.
– Ладно, сделаем дело, похлопочу за тебя, – Завершил Арагонов.
Войдя в комнату для допросов, Арагонов взял со стола несколько исписанных листов бумаги и принялся перечитывать их. Что-то бубня себе под нос, он переводил взгляд с одного листа на другой.
– Достаточно? – Спросила вдруг Агафонова.
– Я не знаю, это у Вас нужно спрашивать. Вы пишите, я после еще раз всё внимательно почитаю.
– Я хотела спросить после того, как я во всем сознаюсь, можно мне сменить меру пресечения на более мягкую?
– Я, к сожалению, не судья, таких решений не принимаю. Вам нужно обратиться в суд с ходатайством. А уж рассмотрят они его или нет, сказать не могу. Одно могу пообещать, что камеру Вам сегодня поменяют. Вам как удобнее будет, с соседями или в одиночной?
– Куда угодно, лишь бы не туда, где я просидела эти дни.
– Хорошо, дописывайте и пойдемте смотреть Вашу новую камеру, – Съязвил Арагонов.
– Вы знаете, в тот день, когда Вы пришли ко мне в дом, я все поняла.
– Что именно, простите?
– То, что Вы раскроете это дело. Меня аж изнутри обожгло. Надо было тогда Вам во всем сознаться, но я испугалась.
– Я скажу Вам, что Ваше признание в тот момент ничем бы нам не помогло. К тому моменту Ваши друзья успели наломать немало дров. Но за комплимент спасибо. Не знал, что произвел на Вас такое впечатление.
– Да, это так. Я не так часто встречала в своей жизни полицейских, но Вы произвели впечатление человека, который достигает поставленной цели.
– Еще раз спасибо, но Ваши речи никак не повлияют на исход дела. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. Всё, о чем я с Вами ранее договорился, будет исполнено. Прошу учесть это в дальнейшем.
Агафонова попыталась сделать вид, что пропустила мимо ушей эту информацию, но на её лице четко отражалась ненависть к Арагонову.
– Возьмите, это последний листок, мне больше добавить нечего.
Хорошо, я ознакомлюсь повнимательнее, и мы с Вами встретимся завтра. Кстати, Ваш друг, господин Сотников, откуда он узнал, что в нашей губернии есть ткацкая мануфактура?
– Он, как и мой муж занимается, – Она замялась на секунду, – Занимался торговлей тканями. Они не были между собой близко знакомы. Сотников торговал в Москве больше и только недавно вернулся в столицу.
– Я так понимаю, из-за Вас?
– Совершенно, верно, мы познакомились тут, в Петербурге, когда он приехал на выставку.
– И как давно Ваша связь, простите за нескромность?
– Два года, а это как-то влияет на расследование?
– Нет, просто интересно. Мне не понятно, почему просто не пойти в церковь и расторгнуть брак. Он же богат, зачем ему ещё деньги?
– Он разорён, господин Арагонов. Его магазины заложены в банки, а дом выставлен на аукционе.
– Тогда не пойму, зачем Вам такая партия? Хотя, зачем я спрашиваю, любовь.
– Вы правильно всё поняли. А просто развестись у нас бы не получилось. Муж бы оставил нас без копейки и в придачу забрал бы детей. Он слишком резкий человек, – Агафонова разревелась.
– Да уж, – Проговорил Арагонов, – Нам бы его найти еще, а то не дай Бог и он представился.
– Вы допускаете такой вариант? – Агафонова вытерла ладонью слезы.
– Я даже допускаю то, что Ваши друзья его убили, забрали деньги и сейчас разыгрывают спектакль.
– Миша не из таких, он первый кто сказал, что Николай исчез. Он мне врать не будет.
– Посмотрим, кроме него есть и другой. Пройдемте со мной, я покажу Вам камеру.
Они вышли в коридор. Арагонов попросил дежурного определить арестованную в камеру с лучшими условиями.
– Есть у нас одна, для благородных пьяниц. Обычно туда подпивших купцов заселяем, да господ разных.
– Ну и хорошо. Сделай чаю крепкого и коньячку туда плесни, у нас в кабинете возьмешь. И смотри, чтобы никто не увидел.
– Сделаю, Ваше Высокоблагородие.
– Спасибо Вам Иван Христофорович, – Произнесла в полголоса Агафонова.
– Не за что, – Арагонов кивнул головой и свернул в длинный коридор.
18 октября (вторник)
За массивным столом восседал начальник Александро-Невского полицейского управления Гаврилов. Он неспеша перекладывал папки с одного конца стола на другой и что-то бубнил себе под нос. Предварительно постучав, в кабинет вошёл Арагонов.
– Разрешите?
– Входи, входи и дверь за собой прикрой.
– Вызывали Ваше Высокородие?
– Вызывал. Ты, говорят, всех подозреваемых поймал по своему делу?
– К сожалению, не всех. Но близок к этому.
– Я вот что хотел узнать, ты только не перебивай раньше времени. Дама, которая сидит сейчас у нас, оказалась дочерью одного известного человека. Хлопочут тут, ходят за неё. Из управления спрашивают. Мол, отпустите невиновную. Денег предлагают. Ты мне вот что скажи. Так как дело не нашей юрисдикции, а люди столичные замешаны, что же она такого натворила и стоит ли мне пойти навстречу просящим?
– Агафонова Анастасия Дмитриевна, в сговоре со своим любовником, который пребывал в печальном финансовом положении, решили убить мужа Агафоновой, предварительно ограбив его на десять тысяч рублей. Так же она бы вступила после смерти в наследство вместе со своими детьми и родителями купца.
– Значит не просто так, – Гаврилов привстал, – Я, голубчик, почему спрашиваю, если бы там была простая история, без убийств, то можно и заменить наказание, а тут даже я не стану изменять своим принципам. Значит так, я скажу, что дело ведёт следователь из другой губернии, и решить такой вопрос невозможно. Судить её всё равно будут тут, пусть там и разговаривают. А ты будь готов, что к тебе тоже начнут захаживать. Но как сказал Коровин, что лучше сыщика, чем ты, у него нет.
– Я готов, Ваше Высокородие. Не в первый раз.
– Славно. Да, как там Мурзин, говорят отличился?
– Савелий Антонович, Ваше Высокородие, человек, достойный своей профессии. Я понимаю, что в столице у него будет долгий и тернистый путь, но кому, как не Вам знать, что карьеру нужно делать на галёрке.
– Хочешь сослать его в Сибирь? – Засмеялся Гаврилов.
– Боже упаси, нет, напротив, хотел ходатайствовать перед Вами о его переводе в наше управление. Кадров у нас нет, а достойная замена уже должна воспитываться.
– Лихо ты начал, ходатайствует он. А кто вместо него останется?
– Уверен, что на это место Вы замену быстро найдете.
– Ладно, подумаю. Говоришь достойный?
– С ручательством, Ваше Высокородие.
– Так его отцу и передам. Тот уж больно за сына печётся. А вот ему этот перевод не понравится.
– Ну ведь не отцам решать, как сыну жить.
– И то верно, с отцом то и дурак прожить может. Хорошо. Ступай.
Арагонов вышел из кабинета Гаврилова и попросил подготовить к допросу комнату: – Ведите Старостина, – Приказал он дежурному.
Старостин вошел в комнату и сурово посмотрел на Арагонова.
– Ну что, Иван Савельевич, успели подумать? – Начал Арагонов.
– Над чем, простите?
– Над своим положением, естественно.
– А что тут думать, я всё уже сказал, ничего из того, чего мне вменяют, я не совершал.
– Отпираетесь, господин Старостин. Не советую.
– Я жду, когда мне назначат адвоката, – Потребовал Старостин.
– Ну народ, заладили как один, адвоката им подавай. Если бы не был виноват, то и адвокат не потребовался, не так ли?
– Я отказываюсь общаться с Вами.
– А мы не на светском рауте, голубчик, отказы не принимаются. Вот, полистайте, пока я покурю, – Арагонов положил на стол показания проводника, который подтвердил его поездку. А также показания работников банка.
– Что это? – Занервничал Старостин.
– Читай, читай, там всё написано.
– Бред какой-то, – Возмутился Старостин.
– Тут показания свидетелей, которые утверждают, что Вы посещали наш город в такие-то даты, приехали туда на поезде и убыли на нём же. Заходили в банк, после чего был убит сотрудник этого банка.
– Я отказываюсь в это верить.
– Еще раз повторяю, я не на рынке, торговаться не умею. Есть факты, если Вы не сознаетесь самостоятельно, то обвинение будет построено на показаниях свидетелей. Ах да, чуть не забыл, посмотрите еще вот сюда, может что-то прояснится.
– Что еще?
– Перед тем, как Вы убили купца Агафонова, он успел написать записку о том, что за ним следует человек, по описаниям, похожим на Вас. Тут всё подробно расписано, – Арагонов пододвинул лист бумаги, испещренный мелким почерком, заранее написанный Игнатьевым.
– Это же липа, какие показания, какая слежка. Я не знаю никакого купца.
– Голубчик, в сотый раз повторюсь, я верю показаниям свидетелей, и мне не особенно важно, признаетесь Вы в содеянном или нет. Результат для Вас будет одинаковым. Но обязан предупредить, если же у Вас есть хоть капля ума и Вы пойдете к нам на встречу, то срок Вашего заключения существенно снизится.
– Да Вы докажите сначала, что я в этом замешан, а потом сроками пугайте.
– Мне доказывать нечего, у меня два признания лежат в этой папке, – Арагонов положил ладонь на дело.
– Нет у Вас никаких признаний.
– А вот тут ты ошибаешься, есть и еще какие, в красках. Я даю тебе сутки на размышление. Завтра, если не получу желаемого, передам тебя в другие руки. Надеюсь, не нужно объяснять, как эти руки выбивают признание?
– Пугаете?
– Нет, что Вы, голубчик, рассказываю правду. И да, учти после того, как я закончу с тобой, моё предложение о снижении срока также испарится. А признание мы всё равно вытрясем из тебя, – Арагонов выдернул из рук Старостина бумаги, аккуратно сложил их в дело, завязал бантиком и встал с табурета.
– Постойте, – Кинул Старостин.
– Да, я слушаю.
– Мне же полагается адвокат.
– Безусловно, запрос в адвокатскую контору мы сегодня отправим. Вы же только сегодня меня об этом попросили. Просто я боюсь, что они его рассмотрят не ранее следующей недели, а моё предложение действует ровно сутки.
– Вы не оставляете мне шанса.
– Шанс у тебя был, когда вместо того, чтобы согласится на убийство, ты мог заявить о его подготовке в полицию. Увидимся завтра, – Арагонов постучал по двери кулаком.
