– Путешествие.
Мир покрылся мазками сепии.
Мама шла среди деревьев, обращающихся в пепел после того, как она оставляла их за спиной.
Реальность за ней угасала, уничтожалась, исчезала совсем и навсегда.
Она старалась не оглядываться назад, чтобы не видеть, как мир за ней рушится и исчезает.
Она слышала треск огня. И ощущала жар пламени в груди. Охваченный невидимым пожаром лес растворялся в черной массе: углях, золе и пепле. В воздух, в серо-желтое небо, поднимались черные столбы.
Она шла за голосом, который вел ее вперед. Голос, нежный, заботливый, успокаивающий.
Знакомый голос… одной незнакомки.
– Ступай.
И она шла дальше, пробираясь через дымящиеся кусты рябины, можжевельника и дикой малины.
С неба сыпал… не снег. Это не черный снег, а пепел.
Он сыпался густыми чернильными легкими хлопьями, покрывая белую землю под ногами.
– Не оглядывайся.
Мама прошла меж деревьев и вышла на пляж. Горящий лес остался позади. Перед ней – отмель. Белый песок и бесконечное молочное море.
Здесь стоял дом. Знакомый одноэтажный каменный дом. Дом, у которого располагалось оборудование, предназначенное для работы с деревом. Дом семьи плотника.
Мама остановилась, увидев его снова. Она отчаянно пыталась вспомнить… когда и где она его видела прежде.
– Иди.
И она пошла.
Дверь дома открылась, и на улицу вышел мальчик, лет двенадцати, со спутанными каштановыми волосами по плечи. Одетый в простую тунику, с пояском и в сандалиях. Через плечо висела кожаная сумочка.
Он прошел в сторону моря и остановился.
Из дома вышла женщина, облаченная в черные балахоны. В руке она держала белый платок.
Женщина что-то крикнула, но Мама не поняла ее наречия.
Она подошла ближе.
Мальчик развернулся и помахал рукой. И тогда Мама разобрала слова женщины. Та говорила на ином языке, но Мама отчетливо понимала весь смысл сказанного:
– Не уходи!
И мальчик ответил. Тем же странным языком, который Мама понимала:
– Я должен. Я больше не могу здесь оставаться.
– Прошу. Не надо. Ты нужен нам здесь. Мне, отцу, братьям. Мы – твоя семья.
– Семья, которая не верит в меня, да? У меня есть свой путь.
– Сынок, прошу…
– Ты тоже не веришь в меня, мама?
– Нет! Нет! Я верю! Я верю…
– Что-то не видно. Я люблю вас. Люблю, но все равно должен уйти. Меня ждут в другом месте.
– Прошу… подумай…
– Я уже все решил. Время пришло. Отныне я не могу оставаться с нами более дня. Я должен отправиться в путешествие. Мне нужно найти свой путь. Без вас. Самому.
– Сынок.
– Прощай, мама. Знаю: ты найдешь меня, когда придет время. Ты еще узнаешь обо мне!
Женщина ничего не сказала. Она лишь прижала белый платок к лицу.
– Прощайте! Прощайте все!
Мальчик помахал рукой, развернулся к морю и пошел. Он ступил в молочные воды и скрылся в их толщах, исчезнув с этого мира.
Мама смотрела на женщину. Та упала на колени в песок. Платок выпал у нее из рук. Женщина схватилась рукой за дверь и…
Заплясало алое пламя.
– О, нет! – выкрикнула Мама.
Она подбежала к дому. Огонь моментально охватил все: стены, крышу, мебель внутри.
Но пламя не уничтожало дом. Все оставалось целым и невредимым. Дерево не обращалось в уголь и пепел. Камни не плавились. Стены не падали. Слышался треск огня, танцующего вокруг. Но никаких разрушений от него не последовало. Пламя не приносило вреда.
Словно оно было… холодным, невидимым, неосязаемым.
Но Мама его видела. Видела, как весь дом плотника охватил огонь!
Как только мама того мальчика коснулась двери дома…
Кто эта женщина?
Почему ее голос кажется таким знакомым?
Она должна это узнать.
– Ты не готова, – раздался голос из ниоткуда.
– К чему я не готова?
– Путешествовать.
Мама не слушала. Она сорвалась с места и побежала к дому, к той женщине.
Незнакомка встала с колен, еще раз взглянула на море и развернулась.
– Нет! Подождите! Я должна знать! Я должна увидеть ваше лицо! Лицо…
Но голос вторил:
– Еще рано. Ты не готова путешествовать.
– К черту! Я должна… должна увидеть…
Мама прибежала к дому, догнала женщину, уходящую внутрь, протянула руку вперед и коснулась… ее плеча.
Женина замерла.
Мама, охваченная волнением, опустила руку и застыла на месте. Все вокруг полыхало: стол, стулья, шкафы, кувшины.
Все в огне.
Она ждала.
Ждала, когда женщина развернется, и она увидит… ее лицо.
«Давай же. Я так долго этого ждала».
– Ты должна вернуться. Сейчас же.
– Нет! Сначала я увижу!..
– Возвращайся и готовься. Путешествие вот-вот начнется…
– Не сейчас! Прошу! Я не готова! Ты сама это говорила! Я только посмотрю… одним глазком…
И вот женщина в черном поворачивается к ней.
Поворачивается и делает шаг в ее сторону…
Мама лишь на мгновение увидела собственное отражение, а потом женщина исчезла, пройдя сквозь ее тело-призрак.
И пламя охватило Маму.
И унесло прочь из этой реальность в другую.
В ту, где ее ждут…
Мама открыла глаза и обнаружила, что лежит на холодной, посыпанной снегом, земле. Рядом с ней Девочка. Дочь смотрит на мать с тревогой, словно та больна.
Мама смотрит вперед перед собой и видит дом… их дом, от которого остались обугленные черные доски, уголь, зола и пепел, столбом поднимающийся к небу.
В стороне лежит тело Бабушки. А рядом – Мальчик. Уже не спит, не лежит, а сидит и смотрит на развалины дома.
Она вернулась.
«Это просто сон. Как я уснула? Почему в такой момент?».
Это были вопросы, на которые Мама никогда не найдет ответы.
– Ты как? – спросила Девочка жестом.
Мама ничего не ответила, а едва заметно кивнула.
Она встала. Живот… Малыш стал невыносимо тяжелым. Двигаться почти невозможно. Ей стало слишком сложно ходить, вставать, садиться. Каждое движение давалось с невероятным трудом.
Мальчик обернулся. Увидев Маму, он вскочил.
Она жестом подозвала его к себе и добавила:
– Помоги.
«Сколько я проспала? Как долго Девочка лежала на снегу?».
Мальчик подкатил к ним инвалидное кресло. Он взял Девочку на руки, пока Мама держала за ручки кресла, сохраняя его в устойчивом положении. Мальчик усадил сестру.
– Ждите здесь.
Дети кивнули.
Мама, стараясь не смотреть на неподвижный сверток, прошла в сторону развалин. Она надеялась, что гараж отчасти сохранился. Там есть одна вещь, нужная ей для последнего дела.
От дома ничего не осталось. Он уничтожен до самого основания. А вот кладовая с инструментами сохранилась, но лишь малой своей частью. Среди бесконечного вороха камней, черных деревяшек и мусора Мама отыскала длинный черенок лопаты.
Конечно, черенок разломился, слегка обгорел, но само лезвие сохранилось. Немного покорежилось, но со своей основной задачей справится вполне сможет.
Мама с лопатой вернулась к детям. Те ждали ее на прежнем месте, никуда не уходя.
– Идем на пляж.
Мальчик надел рюкзак, спасенный Мамой во время пожара. Сама она повесила ружье на плечо. Девочке вручили лопату.
Пока Мальчик спускал Девочку вниз по склону, к отмели, Мама взялась за край одеяла, в который было завернуто тело Бабушки, и потащила сверток за собой.
Одеяло размоталось. Тело лежало поверх одеяла, как на полотне. Мама тащила его за угол, волоча по холодной земле.
Спускать с горы оказалось проще, тем тащить по ровной поверхности. По инерции тело скатывалось вниз само. Мама лишь подтягивала его, помогала движению.
Спускаясь вниз, Мама неожиданно для себя поняла: она оказалась в той ситуации, к которой была совершенно не готова.
Она и представить себе не могла, что ее жизнь примет столь печальный и трагичный неожиданный поворот.
«Хуже некуда», – думала Мама, не зная, что ждет ее впереди.
Они спустились к отмели. Пройдя к морю, остановились. Мама забрала у Девочки лопату и принялась копать холодный песок. Копалось тяжело. Каждый раз, когда острие лопаты утыкалось в землю, в животе стреляло. Больно, неприятно, мучительно.
– Я помогу, – вызвался Мальчик.
Мама помотала головой и продолжила копать. Дети смотрели.
Мама с ужасом понимала, что такими темпами она будет рыть могилу до глубокой ночи. И утром придется еще продолжать. Она с трудом наступала ногой на лезвие, помогая острию войти в землю. Зачерпывала горстку песка и отбрасывала прочь, оставляя место маленькой мышиной ямке.
В момент такого монотонного труда мысли наваливаются скопом. Мама только что с ужасом осознала весь кошмар происходящей сейчас ситуации. Она роет могилу для своей матери, труп которой лежит в двух шагах от нее, а дети просто стоят в стороне и смотрят на это.
– Проклятье… – она сказала это вслух.
Но Мальчик и Девочка ничего не услышали.
Бабушка мертва. Дом сгорел.
«Если бы не дурацкие свечи. Если бы не вонючий генератор. Если бы не долбанные мыши. Если бы не дрянная деменция. Если бы не сраная шейка бедра… если бы не…».
– Черт! Черт! Проклятье! Она мертва! Мертва…
Мама с силой бросает лопату прочь. Топчет песок ногой. Стонет, отворачивается, уходит к морю и опускается на землю.
Она прячет лицо руками от детей и плачет.
«Какое же дерьмо… как же все плохо… плохо!».
Мама сидит, уткнувшись лицом в ладони. Мальчик за ее спиной берет лопату и начинает копать сам. Девочка берется руками за колеса. Она хочет подъехать к Маме, но Мальчик хватает ее за плечо, смотрит в глаза и останавливает, словно говоря сестре: «Не надо. Оставь ее».
Девочка понимающе кивает и не двигается с места. Она достает из кармана смятый бумажный кораблик и аккуратно расправляет его, протирая пальцами все изгибы.
Мальчик копает могилу.
Мама уже понимает, что ждет их дальше – путь. Долгий и тяжелый путь. Им придется идти днями и ночами. Далеко. Вдоль моря. По берегу. По отмели.
Отмель станет для них новым домом. Вернее, они станут непрошенными гостями для этого пустующего и всеми забытого дома.
Дом там, где они есть.
Вместе. Теперь втроем.
«Вчетвером».
Иного выхода у них просто не осталось. Путь только один. Мама почти истерично засмеялась от воспоминаний, когда она так долго и мучительно принимала решение отправиться или не отправиться в поселение. И сегодня жизнь не оставила ей этого выбора. Никакого решения принимать не нужно. Все решения приняли за нее. Никто ничего не спросил. Жизнь сама решила все самым жестоким образом.
Ее мама… тот вчерашний разговор перед сном. Он стал для них последним. Именно тогда она в последний раз увидела ее живые глаза, потрогала ее теплую кожу и поцеловала в розовый лоб.
Больше этого не повторится. Никогда.
«Ее больше нет».
Эта мысль терзала ее, изводила, душила, давила, мучила так сильно, что не давала дышать, не давала жить, не давала думать ни о чем другом.
«Ее больше нет».
Снова и снова крутилось в голове. Пробиралось во все щели сознания. Занимало все свободные поры между мыслями, не оставляя места для здравого рассудка.
«Ее больше нет».
Она там, на земле. На одеяле. Ее тело.
А сама она… на небе?
Или Рая нет?
«Ее больше нет».
Мама встает с холодного песка. Она вытирает слезы и возвращается к детям. Мама забирает у сына лопату и продолжает молча копать. Они роют эту могилу по очереди. Друг за другом, позволяя себе отдыхать и переводить дух. В перерыве от работы Мальчик спустил со склона свой велосипед.
Когда же могила оказывается готова, Мама втыкает лопату в песок, зовет Мальчика за собой и идет к телу Бабушки. Вдвоем они берутся за одеяло и стаскивают труп в могилу.
Девочка подъезжает к краю. Она смотрит на Бабушку и делает жест:
– Сохрани Господь ее душу. Аминь.
Девочка крестится. Берет бумажный кораблик с колен и бросает в могилу. Оригами небрежно падает на грудь.
Мама крестится следом. Она хочет что-то сказать, но не может. Слова не идут на ум. Что бы она ни сказала, этого всегда будет недостаточно. Этого будет мало, чтобы выразить все, что она сейчас чувствует.
– Покойся с миром, – добавил Мальчик, – мы любим тебя, Бабушка.
Мама опустилась на колени перед могилой. Мальчик подхватил ее за руки, чтобы она не упала. Мама взяла горсть песка и крепко сжала в кулаке.
«Ты была для меня всем. Останься в моем сердце. Не уходи оттуда».
И бросает песок в могилу.
Пришло время захоронения. Мама снова берет лопату и возвращает горку песка в землю.
Дети начинают плакать. Мама их не успокаивает. Она сама с большим трудом борется со слезами внутри.
Она не дает Мальчику лопату, пока под песком не исчезает все тело Бабушки, последние частички, лоскутки ее одежды и одеяла.
Когда же ее тело исчезает из виду, Мама позволяет себе передать сыну лопату, чтобы тот продолжил закапывать могилу.
Они поменялись еще три раза, и Мама закончила формировать могилку и насыпать горку песка сверху. Мальчик быстро сбегал в лес и нашел ветку можжевельника. Ее оставили на могиле.
Море сегодня было спокойным. Легкие волны ударяли о берег, нежно, без грубостей. Словно ласкали отмель.
– Что мы будем делать дальше? – спросила Девочка.
Оставив лопату в земле, Мама перевела дух и ответила детям:
– Мы пойдем вдоль моря. До самого конца. На другой берег. На другой конец. Там есть поселение. Там живут люди. Там мы спасемся. Нельзя сходить с отмели. Понятно? Идем вдоль моря, пока не дойдем до конца. Мы справимся. Я помогу вам.
Дети поняли их план. Все казалось слишком просто, но только на словах. Преодолеть подобное расстояние в их положении будет непросто.
И каждый из троих это отчетливо осознавал.
– Идите ко мне.
Мальчик подбежал к Маме. Девочка подъехала. Мама обняла своих детей по очереди, а потом в отдельности. Она одарила каждого поцелуем и сказала:
– Я спасу вас. Если на нас нападут – уходите. Оба. Вы поняли? Мальчик, бери велосипед и уезжай. Я буду вести кресло Девочки. Даю тебе это.
Мама снимает с плеча ружье и вручает его Мальчику.
– Если увидишь незнакомца. Стреляй. Ты меня понял? Не бойся. Стреляй в него. Я разрешаю. Нам никто не нужен. Важны только мы. И ты. Понял? Если станет опасно, Мальчик, бери ружье и уезжай на велосипеде. Ты понял меня?
Мальчик с трудом глотает комок и нехотя кивает в ответ.
– Девочка. Не уезжай далеко от меня. будь рядом. В момент опасности – уезжай подальше. Поняла? Не иди за Мальчиком. Уезжай в другую сторону. Ты меня поняла?
Та неуверенно кивнула.
– Никто не уходит с отмели. За пределами пляжа опасно. Идем вдоль моря. Если останетесь без меня…
– Мама, – быстрый жест Девочки.
Мама настояла:
– Если останетесь без меня, идите вдоль берега до поселения. Никуда не сворачивайте. Только по отмели. Ясно?
Дети переглянулись и взялись за руки. Брат и сестра, словно дали негласное обещание себе, друг другу и Маме. Двое кивнули в ответ.
– Отлично. Теперь идем. Приготовьтесь к долгой дороге. Я буду с вами до конца.
Бабушка учила ее не давать тех обещаний, которые не можешь выполнить. Но Мама никогда ее не слушалась. В этот раз она не могла не дать подобное обещание.
Быть со своими детьми до конца.
Это было важно в первую очередь для нее самой.
«Надеюсь, я не совершаю большой ошибки» – с этими мыслями Мама пустилась в долгий путь по отмели.
Они передвигались медленнее, чем Мама того хотела. Она не была готова к такому темпу. Поначалу ей казалось, что путь будет не таким сложным, каким она его представляла себе еще несколько недель назад. Но в жизни, в настоящем, все оказалось гораздо… гораздо тяжелее, чем она думала.
Мысли о том, что все это – большая ошибка, которая убьет их всех в недалеком будущем, не покидали ее разум. Она видела слабость. В Мальчике. В Девочке. И в себе самой.
Каждый раз, когда она моргала, перед глазами стояла жуткая картинка: раскрытый сверток, из-под которого выглядывает бледное мертвое лицо. И закрытые, словно спящие, глаза.
Бабушка.
В земле.
Лицо ее матери, засыпаемое холодным песком с пляжа.
Мама плакала каждый вечер. Каждую ночь. Она уходила от детей к морю, садилась на берег и позволяла слезам течь по щекам свободно и беспрепятственно.
– Как ты?
Она говорила с ней каждую ночь.
– Мы вот идем. Уже третий день. И я не знаю: выживем ли мы. Выживу ли я. Малыш. Надеюсь, у тебя там все хорошо. Я хочу, чтобы ты была спокойна. Впрочем, глупо, наверное, так думать, да? Ты никогда не будешь спокойна, зная, в какой паршивой ситуации мы оказались. Пока ты не увидишь, как мы окажемся в безопасности, ты не успокоишься. И я тоже. Даже не могу представить, как тебе ужасно: смотришь на нас и не можешь ничего сделать. Не можешь помочь. Побыть с ними. Позаботиться о нас. Я совсем одна. Конечно, Малыш всегда со мной. Мы с ним – одно целое. Мы вдвоем заботимся о детях. Я боюсь, что они заболеют. Ночевать приходится под открытым небом. Мы не сходим с отмели. Зима набирает силу. Идет снег, видишь?
Мама проводит ладонью по песку и собирает с его поверхности тонкий слой недавно выпавшего снега.
– С моря дует холодный ветер. Без крыши над головой здесь опасно. Но я не хочу уводить их с отмели. Я помню наказ той женщины. Лизы. Там, за пляжем, в лесу… другие. Мародеры. Убийцы. Я уже наткнулась на одного. Ты же не знаешь, да? Я убила человека, мама. Я его застрелила. Я ткнула дуло ружья прямо в лицо. И спустила курок. Представляешь? Ты знала, что я на такое способна? И я не знала. Сама не ожидала от себя такого поступка. Он просил об этом. Понимаешь? Он смотрел на меня и просил, чтобы я убила его. Я могла вынуть затычки из его ушей и предоставить его жизнь и судьбу Тону, но я же не чудовище… я так не сделала. В этом мире… свои правила. Жизни и смерти. Предоставить своему врагу смерть от Тона – хуже некуда. Это низко. Мне так, во всяком случае, кажется. Сознание. Оно у нас работает теперь совсем иначе. Я чувствую себя гораздо лучше от того, что выстрелила в него, а не вынула затычки. Боже… о чем я говорю? Словно выбрала из двух зол меньшее. Это странно. Да, мне спокойно от того, что умер именно так. Я даже не посмотрела на него. Ни во время выстрела, ни после. Он напал на меня, когда я вылезала из дома. Он же видел… видел, что я беременна. Но все равно сделал это. Почему? Боялся?
Мама оглянулась назад. Она вытерла слезы и посмотрела на детей, греющихся у маленького костерка, который они смогли разжечь. С четвертой попытки. Зимой жечь костры оказалось очень непросто. Особенно на ветренной стороне, у моря. К счастью, в кармане нашлась зажигалка. Мама ее забрала вместе с сигаретами.
– Страх.
Она повернулась к морю.
– Он толкает людей на жуткие и непонятные поступки, верно? Ты сама мне так говорила. Не осуждай страшащегося, а пожалей его, ибо он не ведает, куда ведет его собственный страх, в какую бездну. В какую пучину. И с каждым днем мне самой кажется, что я сама иду по этой лестнице. В бездну. Страха. Отчаяния. Безумия. Ступенька. За ступенькой. И это становится невыносимо.
Она шмыгнула носом и вытерла сопли тыльной стороной ладони. Мама на мгновение испугалась, что сама заболела, но нос у нее всегда плохо дышал. Причиной тому – искривление носовой перегородки. Незаметное во внешнем виде, но дающее свои неприятные последствия.
– Сначала я отбивалась. Он подошел сзади. Хотел… сделать все быстро. Может, как ассасин? Он ведь собирался вынуть из меня беруши! Представляешь?! Он хотел… чтобы меня убил Тон. Возможно, в его философии это называется «не запачкать руки». Но, черт побери! Как же это… мерзко! Тьфу!
Она сплюнула в песок.
– Я даже укусила его. Сильно так. Прямо с кожей и мясом. Откусила кусок его руки, словно озверевший каннибал. Не знаю, что на меня тогда нашло. Все помню, как в тумане, словно мной кто-то управлял. Инстинкт. Да, мама? Это же был инстинкт выживания? Я защищалась. Я была готова пойти на все, чтобы спасти Малыша и вас всех. Чтобы вернуться к вам. Я понимала главное: без меня вы пропадете. Я не могла вас оставить. Я знала: пока жива я, живы вы. Но по итогу… моя вера в эту правду не сработала. Моя любовь… не спасла тебя от смерти, мама. Почему?
Она замолчала, задумавшись об этом. Маме стало не по себе от мысли, что история может повториться. Ее любовь не даст отсрочку для смерти детям: Мальчику, Девочке, Малышу. Каждый день. Каждый час. Они находятся в постоянной опасности. Случиться может все, что угодно. И тогда… она потеряет их всех.
– Он был не один. Там была женщина. Примерно моего возраста. Рыжая. Ах, эти волосы я точно не забуду. Лицо у нее совсем незапоминающееся. Словно, человек толпы. Пройдешь и не заметишь. Как… серая мышка. Но волосы. Мама, эти волосы я вижу чаще, чем хотела бы видеть. Она видела, как я убила его. Это был ее муж? Или отец? Или брат? Я понятия не имею! Или он вообще не был ее родственником! Проклятье! Но она… видела, как я стояла над ним и направляла на него дуло охотничьего ружья. Я застрелила его из ружья, из которого стреляют по диким зверям. Убила им человека. Это же грех, да? Один из смертных грехов или… какая-то там заповедь, да? Я совсем в этом ничего не понимаю! Что там полагается за убийство? Сколько веков гореть надо? Или у меня есть возможность отыграться своими добрыми поступками? Ах, мама, иногда мне кажется, что я – плохой человек! Я ведь желала смерти Оле Синицыной, этой маленькой дряни! Я желала ей смерти, и она умерла! В тот же день! Ты же не знала… я не говорила тебе, что она угрожала мне. Она собиралась обвинить меня в причинении физического ущерба. А сам ущерб… она может нанести себе сама. И на последнем занятии… в тот самый день… она наглядно мне это продемонстрировала. Ее угрозы не нуждались в доказательствах. Она врезала себе так сильно, что упала на пол. Прямо передо мной в кабинете! Еще хорошо, что головой о пианино не ударилась… А потом ее завалило. В том торговом центре. Я видела ее переломанные руки и ноги, торчащие из-под обломков арматуры. Ее словно… прихлопнули. Как насекомое.
Плечи Мамы непроизвольно затряслись.
– И ее мама… она рыдала над ней. А потом умерла из-за Тона. И присоединилась к дочери… Я ведь сама откапывала Девочку из завалов. Своими руками. Я думала, что она мертва. Ее кораблик… бумажный кораблик плавал в луже ее крови! Ее крови, мама! Я думала… что потеряла ее так же, как та женщина потеряла свою гадкую дочь! Ах! Но я верила… верила, что она еще жива. И так случилось.
Мама вновь оглянулась к костру.
– Видишь ее? Она здесь, сидит с братом. Они что-то обсуждают жестами. Словно ничего не происходит. Словно это… семейный поход. Они даже… смеются…
Дети действительно смеялись.
Мама вытерла последние слезы и улыбнулась.
– Откуда в них это? Как они это делают? Они могут развлечь себя сами… даже в такой момент. Могут отвлечься от всего, от своих мыслей, от горя, от всех проблем. Наверное, в этом большая разница между детьми и взрослыми. Мы разучились это делать. Мы топим себя в этой черной пучине проблем и собственного нытья, а ведь… дети находят в себе силы для другого. Они находят внутри себя тот свет, за который еще могут держаться. Ту радость. Счастье. Непосредственность. Твои внуки слишком взрослые, мама. На их долю выпало слишком много, чего не положено пережить детям. Когда они столько пережили… и все еще могут… смеяться…
Мама повернулась к морю снова.
– Я хочу, чтобы ты была рядом с нами, мама. Просто иди вместе с нами. Держи меня за руку. Держи за руку их. Обоих. Они нуждаются в тебе не меньше, чем я. Знала бы ты… как они тебя любили… знала бы… в первую ночь Девочка проплакала до самого рассвета. Мы так и не смогли уснуть. Не только из-за ее плача, а вообще… сон совсем не шел после того, что случилось… с тобой, с домом, со всеми нами. Они скучают. Они нескоро привыкнут к тому, что тебя нет рядом. Ты проводила с ними все время, когда я готовила, когда убиралась, когда уходила на вылазки. Ты всегда была с ними рядом. Ты защищала их. А они защищали тебя. Но все изменилось. И утраченного… уже не вернуть. То время ушло. Навсегда. Теперь все совсем по-другому.
Она подняла взгляд вверх и увидела Луну – сияющий белый диск над морем, свет которого отражался в воде серебристыми пестрыми лентами.
– Спасибо, что поговорила со мной. Сейчас мне пора. Нужно вернуться к ним и согреть их больше, чем это может сделать огонь.
Мама аккуратно встала, опираясь руками о заснеженную землю. Тяжесть в животе становилась мучительной. Она чувствовала, что роды… вот-вот начнутся. Со дня на день. Ждать осталось совсем недолго, а она не знает, как далеко им еще идти до поселения. Конца и края этого моря не было видно. Горизонт делил воду и небо. И только пляжный шлейф, ограниченный с черным лесом, тянулся бесконечно вдаль.
Мама поднялась на ноги, развернулась к огню и увидела…
Мальчик лежал на земле. Его тело извивалось. Девочка, вжимаясь в кресло, смотрела на нее и кричала.
Что-то кричала, но Мама не слышала.
Ей и не требовалось.
– О, нет…
Она сорвалась на бег. Хотя и бегом это было нельзя назвать. Скорая походка – единственно возможное быстрое перемещение, на которое она сейчас была способна.
«Приступ. Только не здесь. Не сейчас».
Чем ближе она приближалась к костру, тем лучше ей становилось слышно вопли Девочки:
– Мама! Мама! Ему плохо! Что с ним? Скорее! Мама!
Мама подоспела так быстро, как только могла. Девочка в ужасе смотрела на брата, содрогающегося на земле.
Его глаза смотрели в черное небо. Изо рта выбивалась слюна. Его губы шевелились – Мальчик кричал:
– Я вам не дамся! Вы не получите меня! Вы не получите ее! Убирайтесь! Я…не ваш! Не ваш! Уходите! Прочь! Оставьте нас! Не трогайте нас! Хватит! Перестаньте! Сгиньте! Твари! Сгиньте!
Из глаз хлынули слезы.
Мама бросилась к сыну, подняла его голову и прижала к себе. Она быстрыми движениями гладила затылок, приговаривая те самые привычные ей и ему слова, словно исцеляющую молитву:
– Милый. Я с тобой. Мама здесь. Я рядом. Они не тронут тебя. Обещаю. Тише-тише. Я с тобой, милый. С тобой.
Но в этот раз…
Все случилось иначе.
Мальчик резко дернулся, замахал руками и оттолкнул от себя Маму с дикими воплями:
– Не подходи!
Мама повалилась на спину на землю.
Мальчик вскочил на ноги. Его голова оказалась запрокинута назад. Глаза распахнуты. Изо рта стекала слизь.
Девочка закричала:
– Братик! Не надо! Не делай этого!
Мальчик схватился за уши.
Дыхание Мамы перехватило.
«Только не это!».
Она поспешила встать так быстро, как могла.
Но Мальчик…
Он не вытащил беруши из ушей. Вместо этого – он зажал уши руками еще сильнее.
– Не трогайте меня! Уходите! Хватит! Я не дамся вам! Хватит кричать! Замолчите! Заткнитесь!
Он прокричал последние слова так громко, что Мама услышала их слишком ясно даже с берушами в ушах.
– Сынок…
Она сделала шаг к нему.
А Мальчик сорвался на бег.
Он все еще зажимал уши руками, смотрел в небо и истошно кричал только одно:
– Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!
Мальчик побежал прочь по пляжу, шатаясь из стороны в стороны. Траектория его движения напоминала зигзаг.
Мама бросила строгий взгляд на испуганную Девочку, провожающую взглядом брата. Это заставило ее посмотреть на мать.
Мама дала указание жестом:
– Оставайся здесь.
Та сглотнула и кивнула в ответ, снова переведя взгляд на убегающего Мальчика.
Мама направилась за сыном.
Он бежал довольно быстро. И Мама бы ни за что его не догнала, если бы Мальчик убегал прямо по отмели вдаль. Вместо этого он семенил на ограниченной территории. Он бегал по кругу, то в сторону моря, ступая в воду, то забегая в лес и выбегая из него. Мальчик пересекал весь пляж. Его движения хаотичны, бессмысленны и беспорядочны.
Он не отрывал распахнутых глаз от неба и не отнимал ладоней от ушей, продолжая кричать:
– Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!
Мама боролась с болью в животе, с одышкой, со слезами. Сама с собой.
Она шла так быстро, как только ей это позволяло ее тело.
– Сынок… успокойся… прошу… что на тебя нашло…
Но Мальчик ее не слышал.
Он кружил на месте, и это позволило Маме остановить его панику.
Она схватила его, обняла, прижала к себе, и они оба упали. Мама прижимала Мальчика к себе так сильно, как только могла, не давая ему выбраться. Тот начал размахивать руками и ногами.
– Хватит! Хватит! Прекрати! Сынок! Успокойся! Прошу! Ты меня пугаешь! Что с тобой? Я же рядом! Я здесь! Сыночек!
Она начала целовать его.
Она целовала его в лоб, в щеки, в нос, в губы, в шею, в макушку, в виски.
И повторяла:
– Я с тобой, милый. Я с тобой. Прекрати. Пусть они уйдут. Прошу… пусть они уйдут навсегда. Не трогайте моего Мальчика! Оставьте его! Оставьте его, твари!
Стоило ей это прокричать, как тело Мальчика размякло у нее в объятиях. Тонус мышц исчез. Веки наконец заморгали.
Мальчик поник, улегся на землю и посмотрел Маме в глаза.
Его губы слабо произнесли:
– Спасибо.
– Их больше нет? – спросила Мама так громко, как ей позволял ее ослабший голос.
Мальчик покачал головой в ответ.
– Ох, слава богу! Иди ко мне! Как же ты меня напугал!
Мама прижала Мальчика к себе, продолжая гладить его по волосам и целовать в щеку и у лоб.
– Я так испугалась. Прошу. Пусть эти приступы прекратятся. Пусть это будет последний. Я так больше не выдержу.
Мама почувствовала, как Мальчик начинает засыпать в ее объятиях. Также случилось во время самого первого приступа. Мальчик быстро уснул.
Мама поняла, что им нужно быстро встать с холодной земли и вернуться к огню, в тепло. Им нужно успокоить Девочку, которая их ждет и волнуется за них.
– Идем, сынок. Надо вернуться.
Мальчик помог Маме подняться на ноги. Продолжая обниматься, они вернулись к костру.
Девочка, увидев брата, спросила жестом:
– Ты как?
Мальчик сделал ответный жест:
– Пора спать.
И рухнул на землю, погрузившись в сон.
Девочка с беспокойством обратила свой взор на Маму, и та ответила:
– Все закончилось. С ним все хорошо.
В ту ночь Девочка долго не могла уснуть. А Мама вообще не спала. Спал только Мальчик. И проснулся он на утро раньше всех, пребывая в хорошем расположении духа.
Он готов продолжать путь. В нем еще оставалось гораздо больше сил, чем в Маме и Девочке. Но без них с приступами ему не справиться. Становится только хуже, и он это понимал.
Девочка проснулась последней. Она не выспалась, но взяла себя в руки, чтобы не позволить себе уснуть во время пути.
На утро Мальчик тренировался правильно держать и целиться из ружья, чувствуя, что скоро ему этот навык пригодится.
Мама же всегда надеялась на обратное.