bannerbannerbanner
полная версияПервая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

Ирена Гарда
Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста»

Полная версия

Софья осталась одна, глядя в раскрытую дверь, как ветер гонит по дорожкам жухлую листву. Опять осень, и опять сердечная боль за близких людей. Как там Марфа? Что с ней сделал живодер-братец?

С трудом переставляя ноги, она закрыла дверь, чтобы не выдувалось последнее тепло. Спасибо отцу Симеону, который заставил ее научиться готовить, а то теперь ей некому приготовить еду. Подойдя к стоящему у окна столу, она налила себе стакан воды и выпила его залпом. Странно, но вместо того, чтобы впасть в отчаяние, она испытывала чувство душевного подъема. Наконец ее память может выйти из летаргического сна, в который она погрузила ее усилием воли. Федя, ее Феденька поможет ей выстоять в борьбе с Петром и не сломаться. Она была готова к любому исходу, потому что это была жизнь, а не душевная смерть.

Но царевне пришлось прождать несколько дней, пока к ней в светелку на ввалились два человека, которых она ненавидела больше всех на свете: ее сводный брат Петр и князь-кесарь Ромодановский.

При виде незваных гостей, Софья оторвалась от вышивания, к которому пристрастилась, чтобы убить время, и поднялась, не опуская глаз.

– Что вылупилась?

Пододвинув к себе стул, Петр плюхнулся на него, широко разведя ноги в разные стороны. «Преет у него там, что ли?», – мелькнуло у Софьи в голове. Эта мысль была так некстати, что царевна чуть улыбнулась, глядя в круглые глаза своего брата. «Ну точно, кот. Недаром его так прозвали!»

При виде улыбки, Петр совсем вышел из себя и грохнул кулаком по столу.

– Я тебя спрашиваю, чего вылупилась? Думала, раз царевна, так я тебя пальцем не трону, сука Милославская?

– Романова, – поправила она его спокойно. – Но и Милославская, конечно, тоже. И не кричи так, горло сорвешь.

У Петра задергалась левая щека, что свидетельствовало о крайней степени его волнения. «Может, помрет?» – со слабой надеждой пронеслось в голове.

Но нет, все обошлось, хотя Петр орал, как сумасшедший и тряс у нее перед лицом листами с показаниями стрельцов, которые якобы видели написанные ею письма.

– Ни о каких письмах я не знаю, – холодно пожала она плечами. – И к бунтовщикам никакого отношения не имею. А если б ты их кормил, то и к тебе бы они хорошо относились.

– Знаю я, как ты их кормила! Помню, все помню! На твоих руках кровь моих дядьев!

– А на твоих моего мужа невенчанного!

– Это Федьки, что ли? Ты бы еще попа-расстригу Медведева сунула к себе в постель!

– Федор был умным и верным человеком. Не чета твоим бабам из немецкой слободы!

– Сука!

– Мартовский кот!

– Государь! Государь! Петр Алексеевич! – Пытался вклиниться в словесную перепалку Ромодановский, но его никто не слушал.

– Повешу, змея, вместе со стрельцами твоими!

– Побоишься царскую кровь пролить!

– Это ты, ты привела сюда стрельцов! У меня есть показания твоей прислуги. Пара-тройка ударов бичом – и все заговорили!.

– У меня же там были беременные! – Похолодела Софья. – Ты их тоже посмел бить?

– А что? Они лучше других, что ли? Смотри, и тебя выдеру тоже!

– Попробуй только, трус паршивый! Молодец, среди овец. Воевать с бабами, это как раз по тебе, а как только услышал, что стрельцы идут, аж в исподнем деру дал!

– Государь! Петр Алексеевич! – надрывался Ромодановский, пытаясь вернуть Петра к предмету, ради которого они явились в Новодевичий монастырь.

Неимоверным усилием воли, царь взял себя в руки, поглядывая на сестру налившимися кровью глазами.

– Можешь забыть о своей прислуге, а тебя я здесь сгною. Сегодня же станешь инокиней, да не под своим именем, чтобы и духу от тебя не осталось! И никто о тебе никогда больше не вспомнит. Что, нравится? И сестрицу твою ненаглядную к ногтю прижму!

– Что ты собираешься сделать с Марфой? Она-то здесь совсем не при чем.

– Не при чем? А кто тут с корзиночками бегал?.. Говорил же я тебе, что за этой гадиной следить в шесть глаз надо, – набросился он уже на князь-кесаря, но тот и ухом не повел.

– Собирайся, царевна, идти пора, – проговорил он утробным голосом. – Уже все готово к пострижению. Да и нам обедать хочется.

Невзирая на Софьино сопротивление, она была пострижена в монахини под именем Сусанны. Теперь ей предстояло жить и умереть в стенах монастыря, за которые инокинь никогда не выпускали, и только в дни праздников позволяли пройти по верху стены, чтобы с высоты посмотреть на жизнь, текущую за стенами этого склепа.

Жизнь оборвалась, наступило безвременье. Петр категорически запретил любые посещения и передачи инокине Сусанне, и она узнавала новости с большим опозданием.

В монастыре же, только в Успенском, что в Александровской слободе, оказалась царевна Марфа, постриженная под именем Маргариты, и скончалась там от скорбута и голода спустя девять лет. Софья покинула этот мир на три года раньше. Незадолго до смерти она приняла схиму под именем Софьи, так что ей удалось перехитрить Петра и оставить о себе память.

Но все это будет позднее, а пока Петр сводил счеты со стрельцами, заставляя всю Москву участвовать в массовых казнях. На Красной площади, в Белом городе и на болоте за Москвой-рекой людей десятками вешали, четвертовали, рубили им головы. Особенно зверствовали в Преображенском, где кровь лилась потоком. Чтобы повязать всех кровавой порукой царь заставил стать палачами всех вельмож и служилых чинов, и сам тоже не погнушался отрубить пятерым стрельцам головы. Москва содрогнулась от ужаса, и, покорно склонив голову, наблюдала, как по Тверской едет в компании пьяных и довольных приятелей русский Калигула.

Внезапно среди стоявших по сторонам улицы появился юродивый. Приплясывая на месте, он вдруг встретился глазами с царем и, отшатнувшись, закрыл лицо руками.

– Что случилось, Алешенька? – Спросила его сочувственно стоящая рядом боярыня.

– Антихрист идет, Антихрист! – Завопил вдруг юродивый, и кинулся бежать по Столешникову переулку.

Меньшиков дернулся его догнать, но насмотревшийся на кровь царь махнул рукой, и Алексашка придержал коня. Компания поехала дальше, только царь больше не улыбался, а перед ним уже катилась молва:

– Антихрист идет, Антихрист…

Послесловие

Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что история, за немногим исключением, всего лишь сборник сказок, мало чем отличающихся от мифов Древней Греции или «Илиады» Гомера.

Почитайте любое письменное свидетельство далекой от нас эпохи. Сразу же возникает множество вопросов. Почему летописец рассказал о событии так, а не иначе? Хорошо ли он знал описываемый им факт, или кое-что напутал, страдая старческим склерозом? Был ли он беспристрастен или оболгал князя, который накануне отказался выделить его монастырю дрова на зиму? Да и сам князь, мечтающий остаться в истории благодетелем Отечества, скорее всего, внимательно следил за творчеством своих «писарчуков», уничтожая компрометирующие его факты и выпячивая недостатки противников.

А потом на эти «ошибки» накладывались трактовки образов исторических личностей, принятые учеными в соответствии с собственным пониманием истории или требованиями современного им исторического момента.

После сидения в Троице, все архивы Милославских и их сподвижников достались Нарышкиным, которые не отличались большой щепетильностью, когда дело касалось семейных интересов. Что из документов было истинным, а что сфальсифицированным? Где в показаниях, полученных под «гестаповскими» пытками, правда, а где оговор? Что правдивого рассказали Петру в Троице прибежавшие из Москвы стрельцы и бояре, а что измыслили, чтобы втереться ему в доверие? Ведь не секрет, что проще всего подольстится к негодяю, это сказать, что вокруг него одни мерзавцы.

Кроме того, это непростое время стало предметом политических спекуляций потомков Петра, жаждущих доказать, что их предок занял трон по праву и принес много пользы Отечеству. Надо было доказать, что Нарышкины радели за интересы страны, стремились к ее процветанию, а Милославские оказались ужасными ретроградами. А то, что Петр своими замашками напоминал кровожадного параноика Калигулу, так ведь об этом можно умолчать. Можно умолчать и о том, что он разорил страну, привел ее к демографической катастрофе и превратил в полицейское государство со страшнейшим крепостным правом. Как известный персонаж Салтыкова-Щедрина, он умел только «хватать и не пущать», а его хваленые демократизм и трудолюбие на проверку оказались дикими оргиями, пьянками, безграмотностью и навыками на уровне выпускника ПТУ.

Разве мог он тягаться с царевной Софьей, получившей наравне с братьями, которых Алексей Михайлович с младых ногтей готовил к управлению государством, блестящее по тем временам образование? Когда же «Тишайший» захотел и младшего сына отдать в обучение Сильвестру Медведеву, то именно патриарх отговорил царя от этого решения, боясь, что сын Нарышкиной вырастет просвещенным государем, ориентированным на вхождение в Европу, куда потом Петр весьма странно «рубил окно», запретив свободный въезд и выезд из Московского царства, позволив сжечь книги Симеона Полоцкого и его сподвижников, и заставив своих подданных курить неизвестный в России до того времени табак.

Многое из того, что приписывается Петру, было начато еще до него царями Алексеем Михайловичем и Федором Алексеевичем, но об этом стыдливо умалчивается. Да, он сделал в своей жизни гораздо больше Софьи, но Петр, самодержец Всея Руси, принимал решения, не считаясь ни с чьим мнением, а его сестре, бывшей всего лишь правительницей, приходилось учитывать мнение Думы и Церкви, которая совсем не жаждала появление в Православной Руси протестанско-католической ереси.

Но даже в этих условиях Софья сделала много полезного, наводя порядок в делах управления, борясь с мздоимством, подписав Вечный мир с Польшей, упорядочив систему мер и весов и пр. Симеон Полоцкий мог бы гордиться своей ученицей, ставшей одной из лучших правительниц в истории Российского государства – выдержанной, умной, дальновидной, стремящейся вывести страну в ряд первых государств Европы.

 

Самое обидное, что даже историки и писатели, занимающие «промилославскую» позицию, заслуги правления Софьи Алексеевны приписывают Василию Голицыну, а неизбежные жестокости и промахи – царевне. Гендерный шовинизм, цветущий махровым цветом в XVII веке, продолжает существовать по сию пору.

Таким образом, при написании книги мне приходилось больше ориентироваться на внутреннюю логику событий, чем на канонический образ Софьи (кстати, ее реальный портрет тоже мало похож на творение Ильи Репина, висящий в «Третьяковке»), а ее поступки плохо сочетаются с характером, описанных Алексеем Толстым.

Не могла воспитанница «паписта» Полоцкого быть ретроградкой. Не могла! И если она была готова идти по трупам к власти, то почему не начала с убийства своего единственного соперника Петра Алексеевича? Побоялась? Конечно, нет! Когда она считала нужным, то ни перед чем не останавливалась. Казнь Хованских тому свидетельство.

Конечно, Голицын оказал на нее большое влияние, но если бы Софья слушалась его беспрекословно, то не приказала бы рубить Хованским головы, и не было бы ее правления. Оказалась бы девушка в монастыре, а то и в могиле.

Что касается самого князя, то его роль в жизни Софьи нельзя назвать ни позитивной, ни негативной. Да, его мысли и мечты, описанные в воспоминаниях Нёвилля, были прекрасны, но Голицын оказался кабинетным ученым и совершенно не годился на роль канцлера – человека, по роду службы человека действия. Да и слишком часто совершал он поступки, от которых попахивало предательством, в отличие от Федора Шакловитого, российского д‘Атраньяна, который был предан Софье до последнего, хотя прекрасно понимал весь ужас ожидавшей его участи. Кто ему мешал, подобно Медведеву, покинуть Москву? Да никто! Но он оставался рядом с Софьей, доказав этим поступком величие своей души. На этом фоне очень странными выглядят «показания», полученные от него под пыткой. То, что Голицын писал покаянные письма – похоже; то, что «сума переметная» Цыклер оболгал Шакловитого и Софью, чтобы втереться в доверие новому царю – верю; а в предательство Шакловитого – нет, простите великодушно…

Давно уже покоятся в могилах участники тех событий, но не замолкают споры вокруг первой царевны, сумевшей вырваться за мрачные стены теремов, «утишить» измученную бесконечными бунтами и войнами Московское царство и красиво уйти со сцены, не замарав свои руки убийством брата. А то, чтобы ее имя очистилось от грязи, набросанной на нее завистливыми нарышкиными, ромодановскими и иже с ними, дело ее потомков, к которым принадлежим и мы с вами.

Друзья, если вам понравилась прочитанная книга, жду вас на моем канале в Дзене "Загадки Клио" ( https://dzen.ru/garda_irena), где я пишу о неоднозначных событиях в истории и людях, жизнь которых окутана тайной. А если хотите первыми узнавать о моих новых книгах, напишите на почту irenagarda@yandex.ru и я с удовольствием буду сообщать вам о новинках)).

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru