Ирина Ивочкина
Изгнанник. Книга первая. Проснись, хранитель Юга, я с тобой
Свет обволакивал меня. За несколько мгновений мое тело переполнилось силой, от чего волосы поднимались дыбом. Внизу живота задрожало, и все чувства обострились. Я почувствовал возбуждение, которого не чувствовал прежде: аромат людей, стоящих в кругу, легкие стоны блаженства и странное желание прикоснуться к чужой плоти.
Свет погас. В глазах плясали солнечные блики, и сфокусировать взгляд не получалось. Я лежал на земле и часто дышал, словно бегал по ступеням своей башни все утро без остановки. Накачанное силой тело казалось неподъемным. Во рту пересохло, я сглотнул вязкую слюну. Дурманящее головокружение никак не проходило. Я повернул голову, чтобы увидеть Нуут. Она сидела, привалившись к алтарю, и блаженно улыбалась с закрытыми глазами.
Первым, медленно покачиваясь, поднялся на ноги Сумман. Опершись руками на колени, он переводил дыхание. Видимо, мы все были в одном и том же состоянии. Нас переполняла сила. Она разрывала кожу и, мерцая, потрескивала разрядами молний. Сумман распрямился и сделал нерешительный шаг в сторону Нуут. Почему-то в этот момент мной завладел страх. Мне показалось, что старший хранитель способен причинить ей боль и страдания. Я хотел было подняться, но меня придавило к земле головокружение, и слабость взяла свое. Сумман протянул руку, чтобы Нуут смогла подняться. Ее качало, и голова запрокидывалась, словно она была пьяна. Сумман придержал ее за спину и повел домой.
Итак, все поняли, что ритуал с участием Нуут наполняет нас небывалой силой, которая почти не иссякает до следующего дня Единения. Жизнь потекла в обычном темпе. Я расслабился, не ожидая больше от семьи гнусных мыслей о заточении моей младшей сестры и о том, что нам придется когда-нибудь расстаться. Но, как обычно, бывает затишье перед бурей: я и не думал наперед о своих поступках и к чему они могут привести.
Да, все было как раньше, но с одним лишь исключением – с утра до глубокой ночи я жил с мыслями о Нуут. Меня тянуло к ней неведомой силой, ее запах покорял, и я пугался от необузданности собственных помыслов. Руки чесались от тяги прикоснуться к ее бархатной коже. Это желание не покидало меня даже ночью, посещая во сне.
***
Несколько лет прошли в страданиях. Я как мог скрывал свои чувства, иногда обижая отстраненностью Нуут. Начав ее избегать, я ввел в замешательство даже старших хранителей. Когда сестра приходила за пару дней до ритуала, я отсиживался в башне. Все ее попытки начать разговор я грубо пресекал. Да, я ненавидел себя за такое поведение. Да, я изматывал себя медитациями и тренировками. Закрывался в купальне и задерживал дыхание под водой до тех пор, пока легкие не начнут гореть от недостатка кислорода. Я прилагал все усилия, чтобы перестать думать о Нуут не как о сестре. От желания поцеловать ее я изгрыз все губы. Я сбивал руки в кровь, карабкаясь по внешним стенам башни, чтобы, если вдруг когда-нибудь нам все же случится встретиться, ей было противно от моих прикосновений израненными пальцами. Я надеялся, что меня это остановит.
***
До этого дня Ирай приходил ко мне в башню несколько раз. Он помогал Сумману ремонтировать лестницу и расставлять мебель на втором этаже. Я побаивался заводить с ним разговор, а он хмурился и искоса бросал на меня колкий взгляд.
– Юга, ты здесь? – раздался голос хранителя с первого этажа, отражаясь от каменных стен и доносясь ко мне в комнату эхом. Нужно что-то придумать, чтобы подавить его. Может, повесить гобелены или картины? Я очнулся, поняв, что так и не ответил Ираю.
– Да, поднимайся наверх, – дребезжащим голосом проскрипел он. Сердце колотилось у меня в груди от волнения. Что могло понадобиться этому грозному хранителю?
Ирай громко поднимался по лестнице. Его шаги отдавались во мне, словно он шел меня казнить.
– Здравствуй, дружище, – широко улыбнулся Ирай и осмотрел мою скромную библиотеку. Но меня этой якобы откровенной улыбкой не проведешь. Просто так ко мне в башню никто не приходил.
– Здравствуй, – натянуто ответил я в ожидании продолжения. Тайны из книжек, которые хранились на стеллажах, принадлежали в основном детям из ближайших деревень. Несколько раз в месяц их количество увеличивалось: вероятно, моя сила росла и охватывала все большие расстояния. В этот день я прижимал к груди самый толстый том в моей коллекции, в котором хранились детские мечты. Подросток, которому он принадлежал, был очень романтичен и влюбчив: он тайно мечтал о девушке из своей деревни, и его мысли были мне очень близки своей обреченностью и несбыточностью.
– Как поживаешь? – Ирай провел пальцами по книгам на стеллажах, стоящих вдоль стен, и улыбка медленно сползла с его лица. Его выражение стало расслабленным и задумчивым, а расфокусированный взгляд устремился куда-то сквозь стену.
– Нормально. Сижу книжку читаю. Ты чего-то хотел? – напряженное неведение выводило меня из равновесия, и я решил больше не юлить и задать вопрос в лоб.
– Да. Почти все собрались, – быстрый недовольный взгляд упал на меня и снова вернулся к книгам. Он вытянул одну из них и пролистал. Мой дар выражался в том, что тайны других мог видеть только я. Мне не было смысла переживать, что Ирай может прочесть содержимое этой крошечной розовой книжонки. Почему его выбор пал именно на нее? Что он пытался там увидеть?
– Завтра ритуал, а ты, как всегда, отсиживаешься один, – обратился он ко мне.
Вот оно! Сейчас Ирай начнет расспрашивать о причине моего отсутствия. Но он говорил спокойно, медленно, даже слегка равнодушно. На меня он не смотрел, но я был уверен, что он наблюдает за моими потугами придумать оправдание.
– Мне нужно настроиться… Сам знаешь, концентрация темной силы при свете дня мне дается непросто… Все еще…
Бред! Причем тут концентрация? Никакая сосредоточенность не объяснит моего нежелания сидеть за общим столом. Все понимают, что я избегаю семейных трапез.
– Ладно, как скажешь, – Ирай пожал плечами и сел в кресло у узкого окна, чем удивил меня. Я приготовился к расспросам, а вместо этого он отступил и смирился. Коварный ход или ему действительно все равно? Он закинул ногу на ногу и откинулся на спинку, прикрыв глаза. – Ты не против, я посижу здесь? Тоже устал от шума и толпы. На Севере, в горах, только ветер и далекие птицы нарушают могильную тишину вершин.
Зубы заговаривает. Я понял его маневр и приготовился к новой словесной атаке. Видать, он решил взять меня измором и вывести на откровенный разговор. Я разозлился и почувствовал, как кровь в венах потекла быстрее, проталкиваясь по сосудам, и смешивалась с тьмой, закипая от раздражения.
– Ты что, вызвался быть моим опекуном? Не много вас на одного меня? – да, я вел себя, как мерзавец. Не стоило тогда выходить из себя. Но я отлично понял, что он остался не для того, чтобы побыть одному. В любой лесной чаще или в беседке за домом Суммана было бы куда комфортнее, чем в моей библиотеке. Он остался нарочно, чтобы вытравить меня из моего убежища. И мы оба понимали это.
– А что, неплохая идея. Поучить тебя уму-разуму, – ирония так и сквозила в его голосе.
Моя тьма, выведенная из равновесия, вырвалась сгустками волн, захлестнув башню и подлесок на несколько лем. Ирай лишь покачнулся, будто от легкого дуновения ветерка. Лишь резко вставшие дыбом волосы и его заслезившиеся глаза выдали всю мощь моего дара. Медленно встав на ноги, он тяжело вздохнул, и, молниеносно двинувшись в моем направлении, схватил меня за плечи и встряхнул. Тьма вмиг расселась.
– Научись держать себя в руках. Ты не просто человек, а мужчина. Ты хранитель. На тебя возложена важная миссия. Почти самая сложная, требующая большой сдержанности и отдачи. Если бы рядом с тобой стоял селянин из деревни, то его разорвало в клочья твоей силой.
– Я не просил проповеди или лекции, – попытался одернуть его я, но Ирай держал меня крепко. Волны ослабли, продолжая сочиться и вырываться из тела, мучая меня спазмами.
– А мне показалось важным поделиться с тобой опытом. Ты постоянно озираешься, как дикая собака со склонов, ожидая удара в спину. Я знаю, что у тебя было сложное детство, – хлесткий удар словами под дых выбил всю злость. Я растерялся и моргал глазами, как девица. Слова не собирались в предложения, детские обиды выползли на передний план невскрытым фурункулом. – Да и темным в целом быть непросто. Но тут у тебя врагов нет. Я бы очень хотел стать твоим другом, – точно такие же слова произнес Сумман, когда мы ужинали в его доме. Насколько искренен сейчас Ирай? Можно ли ему довериться? Почему он ранит меня и причиняет моральную боль, при этом стремясь влиться в близкий круг и войти в границы дозволенного? – Может, и ты смог бы мне помочь. Я не требую от тебя выполнения моих задач или подчинения… Не в моих правилах угнетать и властвовать. Но мне хотелось бы, чтобы ты стал доверять тем, кому ты дорог. Это важно не только для тебя. Ты не ребенок, и пора бы уже начинать понимать, что к чему.
– Я потерялся… Ты о ком сейчас говоришь?
– Ты все отлично понял.
Но я не понял!
– Не заставляй каждый вечер ждать тебя на семейном ужине. Это выматывает всех. Я не люблю напряжения в разговоре, когда пытаешься найти тему для обсуждения и все натянуто улыбаются, лишь бы заполнить неловкие паузы.
– Я понял тебя, Ирай, – понурив голову, я виновато кивнул. Я даже представить не мог, что вся семья ждет меня каждый вечер, чтобы начать ужинать. Мне стало неловко и стыдно.
– Ах да, и защити получше вход в башню. Замков как таковых нет, но, если ты не здесь, сюда может кто-то войти без твоего ведома. Воровство в деревне строго наказывается. Но башня не в деревне, а значит, никто не поймает и не накажет вора. Понял?
– Понял. А как?
– Идем, покажу.
Мы спустились к двери, и Ирай, водя руками по контуру двери, рассказывал, какие слова нужно произнести.
– Так как эта башня принадлежит только тебе, можно сделать так, чтобы она чувствовала твой дар. Всякое может случиться. Когда в бою ты будешь ранен, она вернет тебя домой.
– Отлично. Что для этого нужно?
– Ты же овладел способностью распыляться? У каждого из нас свой способ телепортации. Я просто растворяюсь в воздухе и прохожу через преграды, – слово «просто» из его уст раздражало меня все больше. «Просто растворяюсь», «просто сконцентрируйся», «просто возьми себя в руки». У меня все сложно! С концентрацией и способностями, с верой в людей и с самоощущениями. Мои панические атаки, сопровождаемые дикой болью и галлюцинациями, превращали мою жизнь в невыносимое испытание, делали сложной. – Вера превращается в ядовитый дым, а Нерей лопается, как мыльный пузырь, и впитывается в поверхности. А Лиэй исчезает красивее всех: он рассыпается искристым песком. Видел хоть раз?
Я отрицательно покачал головой и сосредоточился на двери. Ирай нахмурился и помог мне сонастроиться с башней, привязав каждый камушек в стене к моему существу и силе. Теперь я словно чувствовал глиняные связки, сваи и металлический каркас, который держал корпус башни вертикально. Она стала частью меня. Это новое чувство будто приковывало меня к земле.
– Что ты чувствуешь? – Ирай опустил руку мне на плечо и сжал его.
– Не знаю… Покой? Дом?
– Хорошо. Так и должно быть, – он отпустил меня и вышел за дверь, но, пройдя несколько шагов, остановился. – Приходи сегодня в дом Суммана. Все будут тебе рады.
Я неуверенно кивнул.
Ирай помахал рукой и ушел.
Я остался на пороге и лишь опустился на каменные ступени, которые вели к входу. Я оставил дверь открытой и задумался. Даже если когда-нибудь мы станем близкими друзьями, смогу ли я рассказать Ираю о своей беде? Понимают ли хранители, почему я избегаю семейных ужинов в доме Суммана? Знают ли они, сколько усилий я прикладываю, чтобы не раскрыть себя и свои чувства? Как тяжело желать того, что тебе не принадлежит. А кому принадлежит? Кто ее хозяин? Что за мысли? Она человек, а не тюран. И все же я хотел, чтобы она была моя. Чувство собственничества овладевали мной, и ревность к членам семьи будоражила и приводила меня в бешенство.
Луна ткнулась мне в плечо мягким носом и закрыла глаза, точно поддерживая и понимая мое состояние. Я обнял ее и повис на ее необъятной шее. Глубокий вздох подтвердил то, что она отлично понимала меня.
– А где же твой брат, Луна? – я потрепал ее по голове и улыбнулся, когда она фыркнула и положила свою огромную голову мне на колени. Я точно знал, что моим тюранам суждено умереть в одиночестве. Одни, так далеко от возможности найти себе пару для продолжения рода. Брат и сестра. Жгучее желание вернуть их обратно в песочницу возникло внезапно. Но из эгоизма я отмел эту мысль. Я не смогу с ними расстаться.
Все изменилось, когда после ритуала в разгар шумного праздника за обеденным столом Нуут тихо подкралась ко мне и села рядом на лавку. Сбегать, откровенно показывая свою замкнутость, я не решился и, сглотнув, уставился на свои пальцы, которые теребили край рубахи под столом.
– Я тебя обидела чем-то? – она заглянула мне в лицо. От вида ее виноватых глаз я захлебнулся чувством смятения. Сердце стучало в ушах, а тело трясло от испуга. Почему возник этот страх, я не понял. Я нерешительно качнул головой, сжав губы в тонкую линию. Лучше отмолчаться. Пусть думает, что я обижен. Так будет легче нам обоим. Ну как я могу ей объяснить, что меня тянет к ней? Такие отношения неприемлемы для брата и сестры. Не дождавшись от меня ответа, она села прямо и, глубоко вздохнув, прошептала: – я так скучаю по тебе, Юга. Мне тебя не хватает.
Ком встал у меня в горле от таких желанных слов. Но ведь она просто скучает, как по Нерею или Ираю. Это вполне нормально в большой семье. Ее все любят и не отстраняются, как я.
– Ну, что ты молчишь? Неужели тебе нечего мне сказать? Юга, ты совсем мне не рад? – в ее голосе просквозили нотки отчаяния. Сердце сжалось от злости на себя.
– Я тоже скучаю… Очень, – прохрипел я не своим голосом. Она вскинула голову и внимательно уставилась на меня. Я упрямо смотрел на руки и чувствовал ее обжигающий взгляд. Чего я не ожидал, так это того, что она опустит голову на мое плечо и обнимет мою руку. В тот же момент тепло разлилось по всему телу, и напряженные мышцы начали расслабляться. Я и не думал, что настолько скован. Не удержавшись от желания прикоснуться, я взял ее ладонь и переплел наши пальцы. От чувства свободы и понимания полной глупости своих поступков я даже прикусил губу, чтобы не пустить слезу. – Прости… – я прокашлялся и решил попробовать снова. – Прости, что был настолько глуп и обижал тебя своим равнодушием.
Она улыбнулась и прижалась ко мне сильнее, не сказав ни слова. Я, наконец, понял, что полностью счастлив, скинув оковы мнимой бесстрастности. Я не могу без нее жить, не хочу. Сколько же времени я упустил, прячась в башне.
Лиэй в гостях на Нерейских островах. Первый день месяца Оттальника
Продвигаясь через заросли липучих длиннолистных нискорослых деревьев с круглыми твердыми бурыми плодами под листвой, Лиэй то и дело бился головой об орехи, цеплялся длинным платьем за ветви, вяз в сладком тягучем соке, бубня себе под нос:
– Брат! Какого амхи ты запретил перемещаться по твоим землям по-человечески? Я изгваздал свой лучший наряд и теперь похож на сантимона[1]в брачный период!
– Ты всегда на него похож, – где-то рядом послышался голос Нерея, – и, если что, так, к слову, именно так люди и перемещаются – ногами!
– Ты мне тут шутки не шути, – буркнул Лиэй. Перехватывая очередную липучую ловушку рукой и отклоняясь, чтобы не прилипнуть головой к листу, Лиэй запыхтел еще яростнее.
– Какие ж тут шутки? Осталось недолго. И, кстати, почему ты выбрал этот путь? Ведь обычно ты падаешь с неба прямо на остров Сан Моту или Большой Кей, или… Постой, кажется, я понял. Вы снова что-то задумали? Какое сегодня число?
– О чем ты? Не понимаю, о чем речь! Иди давай вперед, любишь ты языком потрепать.
– Лиэй, я же не один раз просил… Если мой дурацкий день рождения происходит раз в десятилетие, значит, и на это есть свои причины.
– Ага, говорил… Но, так как твоему дню рождения в этом году не суждено случиться вовремя, придется играть его сегодня. Не нуди и следуй дальше.
Нерей только тяжело вздохнул и, обреченно опустив голову, растаял в лесной чаще.
– Не вздумай исчезать! Если найду – хуже будет, понял? Чтобы к вечеру был на острове. Я не потерплю самоуправства и попытки сорвать мой праздник… – последнее предложение Лиэй добавил для себя.
– Это мой праздник, – пробулькал из ниоткуда Нерей.
– Поганец, ну я тебе сейчас…
Мальчишеский озорной смех разнесся со всех сторон лесопосадки. Лиэй снова получил по лицу липкой веткой – которую, скорее всего, оттянул Нерей и отпустил, когда Лиэй оборачивался – а по голове орехом: эти плоды сами по себе настолько низко, что тут Нерею стараться и не пришлось.
Владениями Нерея по большей части были запущенные необитаемые острова, росшие пиками прямо из воды. Песчаная гряда начинала виться восточнее Земель Суммана и была видна с берега Машистого континента. Эту гряду вдоль разделяла извилистая река с резкими краями-обрывами, вдоль которых высились деревья. По восточной части вытянутого и самого большого острова были размазаны множество пресных стеклянных озер: словно кратеры на луне, они были разного диаметра и формы. Гряду густо обрамляли острова поменьше, где туземцы и пришлые – укоренившиеся переселенцы – строили свои бунгало и разводили рыбу на фермах.
Основным островом был Большой Кей, где Нерей возвел для себя город, плавно уходящий под воду, а вторым по величине был остров Сан Моту: в ореоле голубого Атолла, он напоминал словно рвом окопанный замок. Высокий, со скалистыми обрывами на востоке, люди чаще выбирали его для обитания. Оказавшись в центре архипелагов и лагун, люди могли не опасаться наводнений и цунами. На возвышениях гор они разбили продольные поля и стали разводить скот.
Всего два порта на севере и юге поддерживали жизнь населения, снабжая его едой, тканями, лекарствами и людьми – Синий Дельта и Еднобор.
Нерей стоял перед Снежным водохранилищем и наблюдал за мерцанием спокойной воды в свете солнца. Умиротворяющую тишину то и дело нарушали всплески гейзеров. Рассыпаясь радугой в воздухе, брызги воды опадали обратно в резервуары.
– Фух, выполз, – из зарослей вывалился Лиэй, потирая голову от ушибов и отрывая прилипшие листья с платья. Нерей перевел взгляд на брата и молча вытащил застрявший в волосах хранителя мусор. – Ну, что дальше?
– А дальше ты идешь домой. К себе.
– Нерей, прекращай истерить, как барышня, и позволь братьям и сестрам расслабиться. Мы все устали от работы и серых будней…
– Серых будней? Лиэй, ты самый уставший, как я погляжу?
– А что? Ты думаешь, легко править балом изо дня в день? – он приторно улыбнулся, но, когда заметил, что Нерей не оценил его шутки, вмиг убрал с лица улыбку и продолжил уже другим тоном, – На самом деле усыпальница требует большой отдачи сил, а лечение неврозов и умских болезней на континентах тоже опустошают мои резервы.
– Ладно, но только после того как ты выполнишь мою просьбу, – Нерей протянул брату небольшую стопку ворсистых листов с бархатными краями.
– Что это? – Лиэй удивленно уставился на подарок, но все же взял листья в руки. Нерей резко выбросил руку вперед и приложил кулак к вытянутому лицу брата.
– Приложи, чтобы синяка не было, – пресно произнес водяной и провалился под землю, впитываясь в ее недра.
– Тварь, – сплюнул Лиэй и повернулся к гейзерам. Солнце уже стояло в зените, и хранителю ничего не оставалось, как двигаться к острову брата в гордом одиночестве. И почему он, действительно, не пришел туда сразу?
К амхам праздники, к амхам эти вина и грандиозное убранство залов. К амхам все!
Нерей, закрытый и погруженный в себя, не любил лишнего внимания, а уж если празднества касались его напрямую, то впадал в ярость или уныние.
Чтобы перебраться на остров Нерея, нужно было вызвать дельтов[2] из конюшен брата. Их высокий шпиль на берегу острова был обмотан цепями, и в каждом звене торчало кольцо. Нерей долго возился с конструкцией, пока в конце концов не размотал этот узел и вытянул из воды конец цепи. Дважды ударив ею по воде, он остался ждать, когда за ним прибудет водяной конь. Цепь подобралась и обмоталась обратно вокруг шпиля.
Лиэй сидел на песке, палочкой рисуя незамысловатые узоры, которые настырно размывало водой, будто морю не нравились его художества, когда вода вдали вспенилась и пошла рябью в разрез с волнами. Лиэй вскинул голову и, прикрыв глаза ладонью-козырьком, устремил взгляд вдаль.
Из воды вынырнули пара изумрудных, переливающихся на свету радужной чешуей прекрасных жеребцов. Их гривы из длинной морской травы вились волной вдоль могучих шей, ноздри раздувались, а копыта били по воде, с бешеной скоростью оставляя позади целые делемы. Когда оба дельта приблизились к земле и настороженно зафыркали, наблюдая зелеными глазами за гостем, Лиэй, наконец, отмер и сделал шаг им навстречу. Один конь рассыпался пеной и исчез в водной глади, а второй отвернулся и намеревался уплыть, но Лиэй заговорил с ним.
– Постой, о, благороднейший из морских созданий…
Конь замер и навострил уши.
– Мне нужна твоя помощь, чтобы переправиться на остров к твоему хозяину, – конь снова фыркнул, и Лиэй поспешил исправиться, – к твоему другу… другу, конечно… Амх дернул меня выразиться неправильно… – дельт раскачивался на волнах, ожидая продолжения. Лиэй с каждым словом чувствовал себя все большим дураком: докатился, уже с животными заговорил. – И у меня морковка есть и яблоки, и сахар, если не растаял в кармане.
Конь повел носом и принюхался. Он задорно заржал, закатывая глаза. Лиэй сделал шаг ему навстречу. Затем еще шаг. Отдав все угощение скакуну, он взобрался на его могучую спину, едва обхватил бока ногами и вцепился в мерцающую гриву.
Дельт издал клокочущее щелканье и, тряся головой, рванул во весь опор в сторону Большого Кея.
Лиэй держался изо всех сил, то и дело соскальзывая со спины скакуна. Соленая вода окатывала его каждой волной с ног до головы. Лиэй делал редкие глубокие вдохи, чтобы на очередной долгий нырок ему хватило воздуха.
Когда скакун добрался до пологих песчаных берегов острова, Лиэй, полностью обессиленный, просто скатился со спины животного и, раскинув руки, остался лежать под солнцем. Шипящие волны облизывали его ноги, щекоча стопы.
– Спасибо, Охр, – Нерей коснулся лбом носа дельты и отпустил его в море. Рыбий хвост хлестнул по воде и окатил брызгами мужчин на берегу. Охр дурашливо защелкал плавниками и растворился в водной глади. – Все еще желаешь праздника?
– Ничто не изменит моих намерений. Только отдышусь, и я снова полон сил. Кстати, теперь мое платье чисто, словно из-под рук швеи, – оскалился хранитель, не открывая глаз.
– Ты неисправим, брат, – Нерей опустился на песок, утопая босыми ногами в его тепле. Закрученные до щиколоток мокрые брюки липли к ногам, а рубаха пропиталась солью и встала колом, царапая поясницу.
Пока Лиэй приходил в себя после скачек по волнам, Нерей перебирал между пальцами водяные вихры и создавал фигурки из капелек, которые то соединялись, покачиваясь, то снова разделялись и лопались. – Кстати, ты правда позвал всех? – обратился он к брату.
– Ну да. Так ты так и не заходил в свой дом?
– Нет. Не решился.
– Ну и зря. Тебе должно понравиться мое представление. Я старался.
Нерей закрыл голову руками и склонился между коленей, словно нестерпимая боль сковала все его тело.
– Эй, – Лиэй привстал на локтях и попытался заглянуть в лицо брата, – ты чего?
– Знаешь, сколько лет прошло с моего самого жуткого в жизни праздника?
– Сорок?
– Ты знал?
– Не все. Но…
– Так вот, тогда я затопил весь остров и убил почти всю деревню – камня на камне не оставил. Когда я дрейфовал, держась за обломок дерева, то читал агмы о скорейшем освобождении. Надо мной кружились вестники[3]и ждали, когда тело ослабнет настолько, чтобы заклевать меня и сожрать. А я все равно боролся и не оставлял попыток выжить. Я хватался за дерево снова и снова, несмотря на то что силы покидали меня и руки не могли удержаться.
– Нерей, это было так давно, и в том нет твоей вины.
– Не говори глупостей. Люди до сих пор боятся меня на этих землях и приносят дары на побережье, чтобы умаслить и задобрить. Боятся, что я снова сорвусь и причиню им непоправимый вред.
– Нерей…
– Не надо, брат. Идем в дом. Кажется, все уже собрались и ждут только нас.
***
На пригорке острова стояла, на первый взгляд, неприглядная молельня: лишь голубой купол, белые колонны и масляный фонарь посередине. Издалека она служила маяком, освещая морякам путь. На самом же деле она была входом в подземный мир водяного хранителя.
Колонны по спирали уводили путника в низину и открывали перед его взором величественный лазурный зал, стены которого были высечены из толстого стекла и позволяли рассмотреть весь прекрасный подводный мир. В центре зала росло корявое массивное дерево с розовыми листьями, которые, медленно покачиваясь, опадали на пол и покрывали весь пол шлейфом. Самые толстые корни дерева сплелись в форме трона для хранителя, а остальные, расползаясь по полу замысловатыми узорами, служили скамьями для созерцания покоя за стеной.
Тоннели по обе стороны зала вели в покои и кладовые. Спальня Нерея располагалась в дальнем конце одного из них, больше напоминая комнату слуги, нежели царские покои: она была почти ничем не обставлена.
Сегодня вдоль стен висели гирлянды из цветов, а бумажные фонарики тускло поливали помещение разноцветными разводами света. Живая музыка, настроенная Витой и Верой, лилась со всех сторон. Столы ломились от разнообразных яств: на тарелках лежали рыба, мидии, гроздья щупалец и клешней. Фруктовые соки источали сладкие ароматы, подпитанные спиртовыми парами – видно, Лиэй постарался на славу. Тут и там порхали мелкие пташки, заливисто знаменуя песнопениями начало празднества.
Вся семья собралась за столом и ждала виновника торжества. Нерей, оглядев свой дом, понуро опустил глаза, чтобы скрыть накатившие жгучие слезы, и еле заметно улыбнулся. Столько любви видел он в лицах каждого, столько надежды и заботы. Ну как же тут подведешь своих родных, которые так старались прибыть к тебе в гости?
Величественно подняв голову, он стряхнул унылое настроение и повел рукой: все в зале замерцало от преломленных сквозь воду солнечных лучей. Их сияние сосредотачивалось на праздничном столе. Оглядев себя, Нерей нахмурился и вмиг облачился в белоснежный прямого кроя наряд с длинным переливающимся, словно чешуя, плащом. На руках и лодыжках проявились браслеты, плотно прилегающие к коже, словно щит-броня – их матово-белое покрытие поглощало свет и становилось бездонным. Волосы на голове высохли и мягкими волнами легли на плечи и шею, закручиваясь на концах.
И только ноги остались босыми – такова была прихоть правителя.
Пир шел своим чередом – шумные тосты, застольные песни, восхваление именинника, одаривание подарками и пьяные разборки – куда же без них: нужно же было выяснить, кто сильнее любит брата водяного.
Вдруг из тоннеля высыпали девицы в тонких легких костюмах. Публику пленяли их прозрачные шелковые широкие штаны, повязанные на коленях и щиколотках, оголенные животы, украшенные бусинами и звенящими монетками, лифы, расшитые камнями и речным жемчугом, и закрытые вуальками лица. Словно райские птицы, они распахивали руки, отчего привязанные к запястьям ткани развевались разноцветными волнами и радовали глаз оголенными женскими телами. Резкие выпады бедер и сотрясания ягодиц под удары барабана завораживали пьяные умы мужчин.
Хранительницы же сидели за столом и потягивали свои ликеры, о чем-то увлеченно щебеча, совершенно не заинтересованные танцами блудниц.
Только когда одна из танцовщиц приблизилась к Нерею и повела своим бедрами перед его лицом, оседлала его и откинулась ему на грудь, Вера презрительно глянула на него и снова вернулась к разговору в Витой.
Далеко за полночь, когда луна вступила в свое полное право и озарила серебряным светом ступени к выходу, почти все разбрелись по домам. Только Лиэй остался за столом, явно намереваясь остаться на ночь, и Вера почему-то задержалась.
Нерей решился проводить девушку до маяка и подышать свежим воздухом. Несмотря на то, что день рождения прошел прекрасно, все же его тяготило такое обилие внимания и шума.
– Ну, я пойду? – неуверенно прошептала Вера. Курчавые распущенные волосы трепались на ветру, закрывая ее лицо, а ему так хотелось увидеть ее необыкновенные зеленые глаза, веснушки, россыпью местившиеся на носу, и губы, так манящие к ним прикоснуться.
– Постой, – Нерей схватил хранительницу за пальцы и пытался удержать хоть на миг. Что он хотел сказать? Зачем задерживал, томясь невозможностью признаться в своих чувствах?
– Да? – глаза Веры загорелись в ожидании чуда. Она подалась навстречу к нему и запрокинула голову, встречаясь с ним взглядом.
– Вера, спасибо… за подарок… и за все это…
– Ах, да, – ее огонек потух и глаза опустились, – еще раз с днем рождения, любимый… – она поперхнулась от неловкости за сказанное, а сердце Нерея провалилась куда-то под землю, под тронный зал и под бушующее в ночи море, – брат.
Брат. Всего лишь брат. Нерей кивнул и проводил Веру взглядом, когда она зеленой дымкой растворилась в воздухе и зигзагами понеслась домой. Руки еще хранили тепло и нежность пальцев девушки.
Нерей лопнул в воздухе и просочился сковзь землю в свою спальню.
[1] Сантимон – небольшой кит, обитающий в Нерейском море. На время брачных игр вымазывается в глинистых жирных отложениях из самых глубин Окатного моря и по пути домой поет песни, привлекая самок для создания семьи.
[2] Дельт – дельфин-конь, изумрудный, переливающийся на свету радужной чешуей жеребец. Имеет зеленые глаза и рыбий хвост. Издает языком щелкающий звук. Умеет рассыпаться пеной и исчезать в водной глади. Обитает на островах Нерея. Используется как транспорт.
[3] Вестник – крупная морская птица, падальщик и хищник. Гнездится стаями вблизи берегов. Именно вестников видят моряки первыми, приближаясь к суше. Пронзительные вопли разносятся на долгие мили даже во время шторма.