Ирина Ивочкина
Изгнанник. Книга первая. Проснись, хранитель Юга, я с тобой
Юге 17 лет. Теналан.
347 год от создания мира Велина
Город Тёналан, в котором жили Вита и Нуут, являл собой столицу полуострова. Многоэтажные дома из красного и желтого кирпича жались друг к другу, разделенные тонкими улочками и каналами. Каменные мостки соединяли разные уровни построек, врастая в арочные тоннели домов. Повсюду горели фонари: на перилах мостов и в креплениях стен они озаряли улицы приятным голубоватым светом. Запоздалых путников повсюду сопровождали треск уличных светильников и и жужжание летящих на свет насекомых. По каналам тут и там плыли небольшие двухместные лодки с высокими бортами и круто задранными носами. На возвышении кормы стояли мужчины в причудливых бирюзовых костюмах и беретах с помпонами. От движения весел в их руках вода в каналах становилась мутной, а постоянный шелест воды эхом разносился по каналам, разбиваясь о стены высоких домов, – его можно было слышать даже в самых отдаленных участках города.
Впервые я материализовался в Тёналане, ведомый призывом дара Нуут. Я никогда не путешествовал дальше Машистого континента – не было необходимости, и, честно сказать, интереса тоже. Я двигался вдоль стен домов по небольшим выступам и парапетам и перепрыгивал с одного балкона, с витиевато вывернутым перилами, на другой – на подпорках, с неудобным навесом от дождя и нерадивых птиц, которые гнездились в углублениях построек.
Я не был уверен, что иду в правильном направлении. Возможно, путь по воде или по крышам был бы проще, но по пути вперед я еще и рассматривал вид внизу: я видел прогуливающиеся парочки, диких тощих уличных кошек и стайки птиц, которые опускались на мосты и что-то искали, забавно наклоняя свои сизые головы.
В какой-то момент на противоположной стороне улицы, на мансардном четвертом этаже здания, показалась женская фигура. Очень юная девушка в прямом, простого кроя, ванильного цвета платье с оборками на груди и рукавах вышла на балкон и, облокотившись на перила, уставилась на закатное небо. Улица была длинная, дома высокие, и лишь где-то вдалеке, в проеме разноэтажных строений, виднелось разноцветное небо. Ее губы растянулись в блаженной улыбке, а бледное, по-детски круглое лицо украшал легкий румянец от прохладного ветра. Я сел на балкон с навесом и прислонился лбом к заржавевшим балясинам. Мне не хотелось выдавать своего тайного убежища: я боялся привлечь ее внимание. Что я скажу? Зачем пришел? Я так и остался наблюдать за ее горящими от восторга глазами.
– Нуут! – из комнаты послышался голос. Девушка обернулась, и улыбка растаяла на ее лице.
Я припал к полу, обернувшись в тень. Мне меньше всего хотелось привлечь к себе внимание женщины, которая вот-вот войдет на балкон.
– Нуут, ты здесь? Ах, ты же простудишься! Хоть бы шаль накинула, беспечная девица! – на просторный балкон медленно вышла тонкая, как жердь, изящная хмурая женщина в годах. Несмотря на заботливый тон, она выглядела, как заносчивая особа почтенных лет. Ее спина была прямой, словно в позвоночник вставили спицу. Взметнувшиеся вверх тонкие нарисованные брови на высоко поднятом строгом лице четко выражали учительское превосходство. Черное строгое платье ни разу не шелохнулось от ее шагов, словно ног под подолом вовсе не было, а плыла вперед она лишь силой своей надменности и высокомерия. – Идем в дом, деточка.
– Да, наставница, уже иду, – проронила Нуут, низко присев и учтиво наклонив голову. Куда делась та простая, веселая девчонка, с которой я так недавно, всего полгода назад, носился по коридорам дома Суммана, прячась от старших хранителей?
– Уроки этики пропускать нельзя, дитя, – наставница подошла ближе к краю балкона и все так же с прямой спиной наклонилась, чтобы посмотреть, нет ли поблизости кого-то, кто мог подслушивать или подглядывать за ее подопечной. Удовлетворенная отсутствием угрозы, она коротко кивнула и снова повернулась к Нуут. – Не пристало девушке высокого рода опаздывать. Господин Шаро тебя уже заждался, поспеши.
– Хорошо, – Нуут перевела дух. Глубоко вздохнув и угрюмо склонив голову, она направилась обратно в комнату. Старая тетка подгоняла воспитанницу, упираясь иссохшимися ладонями в спину девушки.
Когда стеклянные двери затворились, и тяжелые шторы закрыли от меня вид комнаты, я с досадой понял, что делать мне здесь больше нечего. Привалившись спиной к кривым металлическим балясинам, я облегченно вздохнул – все же мне удалось ее увидеть. И почему Вита так редко привозит Нуут в гости к Сумману? Чему она ее тут обучает? Я подумал: а что, если дождаться возвращения Нуут с занятий и перебраться на ее балкон?
Но, когда за спиной послышался скрип балконной двери, все мои замыслы тут же растворились. Я тенью стек на первый этаж и прижался к стене. Наверху послышался хриплый мужской голос: он ругался на птиц, которые оставили помет на его прекрасном старом кресле-качалке и стоящем рядом столике. Мне показалось это забавным: насколько бы ни был отвратительным балкон этого скряги и бубнилы, лучшего места для наблюдения за Нуут найти я бы не смог.
На следующий день я снова занял свой пост на балконе старика. И на следующий день тоже, и дальше – день за днем… Нуут каждый вечер выходила на балкон и наблюдала за уходящим солнцем, томно вздыхала и возвращалась в спальню.
Прошло несколько месяцев с того момента, как я стал, словно одержимый, следить за ежевечерним променадом сестры. Предпринять новый шаг, встретиться и поговорить я не осмеливался – боялся спугнуть девушку. Да и выглядел я, как деревенский вор. Она в пышном платье с оборками, воздушная, как пирожное, а я – грубый неотесанный болван, который мог только опорочить своим присутствием ее такое деликатное и грациозное существо.
И все же видеть ее каждый день, знать, что у нее все хорошо – даже несмотря на ее расстроенное выражение лица и постоянно опущенные плечи – облегчало мне жизнь и приводило в восторг. За спиной словно вырастали крылья. И вот, такой окрыленный, я вернулся домой. В дом Суммана.
В этот раз я вошел в спальню слишком поздно, но Яр все еще не спал – ждал моего возвращения.
– И где ты был? Только не ври, что в башне. Я туда ходил – тебя не было, – Яр сидел на постели, скрестив ноги.
– Я просто тебе не открыл, – все же попробовал соврать я.
– А, ну точно. А кто еще приходил к тебе, знаешь? – Яр уставился на меня из полумрака своими черными глазами.
– Кто бы ни приходил, я не вышел. Какая разница, особенно, когда хочешь уединиться?
– Хм, тебя искал Ирай. А потом Сумман. Им ты тоже не открыл дверь? Ирай сказал, что, даже если бы ты не ответил, дверь открылась бы сама, если ты был дома. А значит, тебя там не было. Итак… где ты был?
– Я же сказал… – начиная закипать от раздражения, я ответил слишком грубо.
– Юга, я приходил к тебе несколько раз…
– Я выходил. Значит, разминулись.
Быстро раздевшись, я забрался под одеяло, отвернулся и сделал вид, что заснул. Навязчивые расспросы Яра ни к чему хорошему не приведут. У хранителя огня имеется в арсенале отвратительное качество: он любопытен и не умеет держать язык за зубами – словно пьяная барышня, выплескивает все сплетни на собеседника.
Яр пыхтел целых несколько минут: он однозначно не поверил мне. И это заставило меня быть более осторожным. Нужно приходить раньше. Чаще появляться в башне по вечерам и сдерживать свои эмоции. Яр станет за мной следить. Я сам научил его делать это качественно и незаметно.
Несколько дней я не покидал свою башню. Каждый вечер читал книги. Ну как читал – переворачивал страницы, не вникая в их содержимое. Нуут не выходила у меня из головы, застряв там, как заноза. Но вот в чем дело: эту боль я не хотел прекращать. Нажимая на воспаленную рану, я снова и снова вызывал в памяти ее прикосновения, улыбку и нежный взгляд.
Я забросил тренировки и медитации. Все валилось из рук. Сосредоточиться не получалось, лишь раздражение на самого себя захлестывало меня с головой. Мысли не складывались в один стройный поток – и вдруг в голове возник образ Наины. Той девушки, которая первая в моей детской жизни проявила ко мне любовь и понимание. Чтобы сменить обстановку и развеяться, я направился в СабКуа.
Долго искать Наину мне не пришлось. Моя бывшая семья так и жила в ветхом доме на самом отшибе.
Собравшись из лоскутов тьмы в свое тело, я предстал во плоти перед знакомой дверью. Не решаясь постучать, я топтался на месте. За спиной кто-то зарычал. Я медленно обернулся. Передо мной стояли три тощих пустынных собаки, скалясь и пригибаясь к земле, готовые в любой момент прыгнуть на меня.
– Кто здесь? – раздался знакомый голос Наины. Она отворила дверь и выглянула во двор. Я стоял к ней спиной, не решаясь пошевелиться и выпустить из виду животных. – Вы что-то хотели?
Она меня не узнала.
– Пошли прочь, – она вышла за порог и встала передо мной. Собаки опустили головы и разбрелись по двору. – Кто вы? – обратилась она ко мне.
Она обернулась и, раскрыв рот от изумления, приложила руку к груди, отступила на пару шагов и замерла. Ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа затряслась.
– Будь выше воды, Наина. Ты по-прежнему прекрасна, как рассветное солнце летним днем.
– Тотти, мой дорогой мальчик, – она бросилась мне на грудь и крепко обняла. Ее пальцы перебирали мои волосы на затылке. Я чувствовал ее сердцебиение.
– Мама, кто это?
Я обернулся и увидел мальчонку лет семи. В длинной поношеной рубахе, босой и растрепанный, он казался точной копией моего брата.
Я отпустил Наину и, присев вниз, протянул ему руку и улыбнулся. Мальчик сжался и спрятался за дверной косяк, выглядывая только половиной лица и настороженно глазея на меня.
– Тот, как ты вырос. Так возмужал. Красавец. Как ты поживаешь? – оживилась Наина, когда я встал и снова повернулся к ней.
– Все хорошо. Меня приняли в новую семью, и мне там рады.
Безусловно, она почувствовала в моем голосе обиду на прежних родных. Потупив взгляд и тяжко вздохнув, она продолжила.
– Мы решили, что той ночью ты погиб. Я долго горевала. И, честное слово, не было дня, чтобы я не вспоминала о тебе.
– Нана, я не буду ходить вокруг да около и сразу скажу, что пришел за тобой. Ты пойдешь со мной? Я сделаю так, что ты не будешь ни в чем нуждаться. Там хорошо, там такие красивые места и не надо будет работать – если ты захочешь, конечно.
– О, мой родной. Здесь мой дом. Моя семья. Муж и сын. Разве я могу их оставить?
– Идем вместе. Я все устрою.
– Кто это? – со стороны кривого щербатого забора раздался пьяный голос брата.
– Бон, к нам в гости зашел Тот. Но он уже уходит. Да, Тотти? – с надеждой в голосе прощебетала Наина.
– Мм, кого я вижу. Не сдох, значит. Какие амхи тебя приволокли к моему дому? Что ты тут забыл, отребье? – он икнул и споткнулся, еле удержался на ногах и горделиво выпрямился, выпятив грудь.
– Я пришел не к тебе.
– Но так вышло, что это мой дом. И здесь тебе не рады.
– Наина, идем со мной. Ты же видишь, что это чудовище тебе не пара?
– Да как ты смеешь от меня отворачиваться и разговаривать так с моей женой? – Бон замахнулся и бросился на меня, но я лишь отступил в сторону, и Бон промчался мимо, завалившись в колючий куст около дома. Охая и крякая, он выбрался и, покачиваясь, снова предстал передо мной. – Убирайся вон! – взвизгнул брат.
Где-то вдалеке завыли собаки. Поскуливая, они жались к стенам дома и боялись выглянуть из укрытия, завидев пьяного разгневанного хозяина.
Снова замахнувшись, Бон во второй раз кинулся на меня, но я отклонился. На моем лице расцвела высокомерная улыбка. Я растворился в вечерних сумерках и снова появился за спиной брата.
– Если бы ты знал, как я тебя ненавижу, – прошипел я. – Я способен вырвать твою глотку и скормить твой язык твоим трусливым псам. Вместо того, чтобы научить собак защищать твой дом, они, как их хозяин, жмутся по углам.
Бон резко обернулся, и его повело. Недолго думая, одним ударом я повалил Бона на землю, так что он больше не поднимался. Я снова повернулся к Наине.
– Ты обижаешь моего папу, – сын Бона прятался за юбку Наины, то и дело храбрясь и пытаясь выступить вперед. Но страх пересиливал, и отомстить мне он не решался.
– Идем со мной. Там тебе будет лучше.
– Прости, Тотти, но я останусь здесь. Будь выше воды… – она всхлипнула и, взяв сына за руку, побрела в дом. Когда дверь передо мной закрылась, я, раздосадованный, растворился в ночи.
Вита с наставлениями в спальне Нуут.
349 год от создания мира Велина
– Нуут, ты здесь? – раздался требовательный голос наставницы. Обычно Вита предвосхищала свое появление размеренным постукиванием каблуков по мраморному полу. Двигаясь, словно лебедь, высоко подняв голову и расправив плечи, она вплывала в залу, заставляя всех обратить на себя внимание.
– Да, сестра, – Нуут отложила книгу на прикроватную тумбочку и сложила ладони на коленях, расправив складки атласной кремовой юбки.
Старшая сестра остановилась напротив покорно сидящей перед ней девушки и приподняла ее голову за подбородок. Их взгляды встретились, и Вита нахмурилась. Ее идеально невозмутимое лицо исказилось: поджатые губы, складка между бровей и острый взгляд синих глаз говорили о том, что она чем-то недовольна.
– Не хочешь рассказать, чем занималась в последние вечера?
– Нет, – равнодушно пожав плечами, Нуут устремила взор за стеклянную дверь балкона и замерла в ожидании нравоучений. Таких, как обычно учителя вещают о своих науках – монотонно и заунывно. В такие дни девушка мысленно отстранялась от всего мира и просто выжидала окончание урока.
– Нуут, мне нужно с тобой поговорить об очень важных вещах, – когда девочка подняла заинтересованный взгляд и неуверенно кивнула, Вита отвернулась, чтобы собраться с силами и перевести дух. Разговор будет неприятный, но надо с чего-то начинать. – Между светом и тьмой уже много веков идет борьба. Ты же знаешь об этом? Этот незримый бой подталкивает нас на неверные поступки. Порой, чтобы справиться с испытаниями, нужно отступить и посмотреть как бы со стороны… чтобы понять, как правильно поступить…
– Вита, я всегда поражалась твоей способности начинать издалека, чтобы к моменту, когда начнется самое важное и интересное, твой собеседник еле стоял на ногах от истощения. Не могла бы ты сократить свой монолог и сразу перейти к сути?
– Да, я именно так и поступлю. Спасибо, что поправила меня, – Вита обернулась к девушке и улыбнулась, – Итак, не знаю, заметила ты или нет, но каждый вечер в нашем доме моргает свет, предметы странно себя ведут, и даже дворовые кошки шарахаются от нашего дома. Напряжение в нем нарастает и, свернувшись в воронку, готово выплеснуться на весь город?
Нуут скривилась, словно эти откровения были для нее в новинку, и мечтательно отвела в сторону игривый взгляд хитрых глаз. Ее игры с силой, незначительные всплески света и тьмы, которые она сдерживала днем и копила внутри, чтобы напугать прислугу и учителей, хоть как-то развлекали усталый от монотонных уроков ум.
– Детка, не стоит проявлять свой дар так откровенно, это навлечен на нас беду. Ты же понимаешь, о чем я тебе говорю?
– Увы, да, Вита. Но я схожу с ума от скуки и безделья. Учителя приводят меня в уныние, а чтение талмудов по философии загоняют в унылое состояние. Разве крошечные шалости могут навредить мне в моем положении?
– О, Нуут. Я все чаще убеждаюсь, что наш переезд в поместье на окраине неизбежнен. Прости, дорогая, но так будет лучше для нас всех. И твои крошечные шалости необходимо прекратить в любом случае.
– Почему ты так несправедлива ко мне?
Вита опустила глаза и пару раз глубоко вздохнула. Этот диалог нервировал: подобное поведение не подобает для знатной особы. Хозяевами домов в Теналане обычно были высокопоставленные мужи, которые вели амбарные книги и пересчитывали свои средства, растущие от инвестиций, торговли и добычи руды и соли на землях Теней и хребте Гумы. Вита же как женщина выбивала свое положение спокойным, рассудительным и грамотным поведением. Как богатая дворянка и глава своей части города она, кроме того, занималась наукой, не без участия Веры, и постройкой школ и больниц в бедных районах города, чем заслужила благосклонность народа и поддержку со стороны жен чиновников и благотворительных обществ.
– Нуут, я люблю тебя, как родную дочь. И не позволю тебе вести себя, как неразумное дитя. Ты благородная девица и уже достаточно взрослая, чтобы осознавать, что за любые поступки нужно нести ответственность и…
– О, Вита, прошу тебя, прекрати нести эту чушь… Да, ты права, я достаточно взрослая, чтобы это понимать, но…
– С сегодняшнего дня ты под арестом, – выпалила Вита, сама от себя не ожидая подобной реакции. Нуут сжалась, как от удара кнутом, и раскрыла рот от изумления и неверия. Вита, снова нахмурив лоб и закусив губу, отвернулась от нее к окну и тихо продолжила, сдерживая свои вспышки нервозности. – Мне было видение… Твои необдуманные поступки привели к разрушениям. Мир накренился, и континенты начали рушиться, разваливаясь на куски, словно пересушенный зноем земляной ком. Тьма затопила города, и реки вышли из берегов. Лютый холод с Хребта накрыл пустыню Машистого, а Горный Оз раскололся, осыпаясь на долину Суммана. Понимаешь меня, неразумное дитя?
– Как будет проходить мое наказание? – Нуут с вызовом подняла глаза на наставницу. Ее нижняя губа тряслась от еле сдерживаемых слез, а глаза блестели с яростным огнем неповиновения.
– Через несколько месяцев мы отбудем в поместье, когда закончатся твои уроки и наступит очередной День единения. Мне никак не предотвратить это событие, ведь хранители нуждаются в пополнении силы. А после… сразу уедем.
– Я поняла тебя. А сейчас можно мне остаться одной?
– Только без глупостей, хорошо? Мы все исправим. Вместе. Я всегда буду рядом, Нуут.
– Да, я знаю.
Клогда Вита, наконец, ушла, Нуут бросилась на балкон и долго пыталась восстановить дыхание. Ее переполняли эмоции.
В этот вечер я решился снова прийти на балкон брюзжащего старика. Припав к парапету, чтобы сползти к балконной двери, я увидел хозяина, который сидел на кресле и раскачивался, закрыв глаза. Я разочарованно фыркнул и судорожно начал искать другой вариант попасть туда. Соседние здания оказались слишком далеко. А с крыши меня было видно, как на ладони. Наконец, на ее балконе пока никого не было.
Материализовавшись за розовыми кустами в высоких квадратных кадках, я пригнул голову. Появиться настолько близко к сестре оказалось опасной затеей, потому что мнительная и опасливая гувернантка ходила за девочкой хвостом.
Двери, которые вели в спальню сестры, стремительно распахнулись. Шурша пышными юбками, преодолев в пару шагов длину балкона, Нуут остановилась у перил и несколько раз судорожно вздохнула, сдерживая слезы. Она подняла глаза к небу и часто моргала.
Я хмурился. Сердце разрывалось от тоски и жалости. Хотелось выбраться из этих колючек и заключить ее в объятия. Прижимать к себе так сильно и нежно, чтобы она даже думать не смела об обидчиках.
Ветки цветов заслоняли всю ее фигуру. Отводя их пальцами и чувствуя, как шипы входят в кожу, я еле сдерживался, чтобы не завопить от боли. Натянутая ветка отскочила и хлестанула меня по лицу, вонзившись иголками в щеку. От неожиданности и слепящей боли я зашипел. Лишь когда опомнился, я понял, что натворил.
– Кто здесь? – Нуут резко отстранилась от перил и напряженно уставилась на кусты, в которых прятался я, притворившись мутной тенью.
Мне ничего не оставалось, как выпрямиться в полный рост, держась за раненную щеку. Сделав пару шагов, чтобы обойти колючее препятствие, я встал напротив нее.
– Это я, – подняв глаза, я ждал ее реакции. Она могла выгнать меня или отругать за то, что нарушил ее уединение. Но вместо этого она бросилась мне в объятья и, всхлипывая, уткнулась в мою грудь. Опешив, я отреагировал не сразу. Как и хотелось пару мгновений назад, я обнял ее, притянув к себе ближе. Я зарылся в ее волосы носом и вдохнул их запах полной грудью. Аромат цветов и ванили успокаивал нервы и уравновешивал баланс тьмы внутри.
– Я так соскучилась по тебе, Юга, – глухо прошептала сестра в мою рубашку.
– Что произошло, крошка? – не отрываясь, произнес я в ее волосы. Я не стал отстранять ее от себя, чтобы посмотреть ей в лицо. Она наверняка будет сопротивляться, заплаканная и с опухшими красными глазами.
Но она сделала это сама. Взяв мое лицо ладонями, она притянула его к себе и поцеловала в обе щеки. Легкое прикосновение ее теплых губ выбили почву из-под ног. Если бы я не держался за нее, то наверняка бы упал.
– Ничего нового, – отмахнулась Нуут и улыбнулась. – Я так рада, что ты пришел именно сегодня. Мне так тоскливо тут одной.
Если бы ты знала, как часто я прихожу сюда. Червячок, порожденный тайной, начал грызть меня стыдом.
– А как же Салича и Шаро? – я осекся. Про гувернантку Нуут мне рассказывала, а вот про старого хрыча-учителя-мучителя – нет.
– Фу, Юга. Ты же понимаешь, что они просто строят из себя моих друзей? Хотя они и правда весьма учтивы, добры и снисходительны…
– Ты стала по-другому разговаривать… – заметил я.
– Тебе это не нравится?
– Какая разница, главное, что ты рядом. Большего и не нужно.
– Идем в дом. Я обработаю твою рану.
Я и забыл уже о порезе на щеке. Я притронулся к коже и поморщился.
– А никто не войдет? – насторожился я. Мне не хотелось подставить девушку и попасться самому. – Не думаю, что Вита обрадуется моему визиту.
– Сегодня у работников дома выходной, а Вита ушла к Вере в гости. Я здесь совершенно одна.
– И ты поэтому плакала? Потому что совсем одна?
Нуут коротко кивнула и закусила губу – видимо, чтобы снова не поддаться эмоциям и сдержать слезы.
Опомнившись, она повела меня вглубь комнаты, которая была создана словно специально для нее: отделка в розовых тонах, нежные цветочные гобелены на стенах, картины с пейзажами, розовое покрывало на огромной кровати, куча подушек с оборками и пуфами, мягкие кресла с обивкой нежно-кремового цвета, персиковый ковер с мягким длинным ворсом посередине спальни. И столик с женскими штучками: духами, склянками, пуховками и шкатулками. Я рассматривал убранство комнаты, когда Нуут толкнула меня на кровать и принялась обрабатывать мое лицо, сосредоточенно глядя на него. Я перевел взгляд на ее большие глаза с пышными густыми ресницами, слегка раскосые, как у пустынной лисицы. Пухлые, манящие губы приоткрылись, когда она заметила мой взгляд.
– Ты закончила? – я, наверняка, покраснел, когда был пойман с поличным. Я почувствовал, как кровь ударила в голову. Она кивнула и отвернулась, чтобы убрать тряпки и мази. – Я, наверное, пойду.
– Куда? – она смутилась и преградила мне дорогу. – Подожди. Не оставляй меня одну… сегодня.
– Я приду завтра.
– Нет! – вырвалось у нее слишком громко.
– Не приходить? – удивленно уставился на нее, словно впервые увидел.
– Юга, – простонала Нуут и опустилась на кровать рядом со мной. Она побеждено склонила голову и уставилась на свои ладони, которые безвольно лежали на коленях.
Чувство обреченности, стыда и страстного желания остаться изводили меня и рвали на куски. Я неистово потер лицо, ощутив жжение на раненой щеке, и опустился перед ней на колени.
– Нуут, я уже месяца четыре прихожу сюда, чтобы увидеть тебя. И, поверь, готов приходить к тебе вечность, если пожелаешь. Но сейчас, когда мы одни в целом доме, я не могу компрометировать тебя. А если все же кто-то придет?
– Ты следил за мной? – она словно не услышала больше ничего другого.
– Да, я наблюдал… – я растерялся и отвел глаза. Я не готов был увидеть в ее глазах осуждение.
– И что интересного ты наблюдал? – она улыбнулась и коснулась моей здоровой щеки, чтобы привлечь мое внимание.
– Кроме того, как ты красива, когда смотришь вдаль и вздыхаешь – ничего. Ты нечасто выходишь на балкон.
– Да, я занята занятиями с гувернанткой.
Всю ночь мы болтали обо всем и ни о чем. Я удивился, когда поймал себя на мысли, что совершенно не хочу спать. Наши нечаянные прикосновения рук, от которых между нами пробегали искры, рождали нервные тихие смешки. Я уверился, что ей тоже хотелось ко мне прикасаться. Я был не одинок в своих желаниях. Именно поэтому я сорвался с места и поспешно ушел в ночь.
Каждую ночь мы встречались у нее в спальне. Я постоянно находился в напряжении: во-первых, я сдерживал себя, чтобы не зайти слишком далеко: прикосновения Нуут будоражили, а во-вторых, я прислушивался к звукам за дверьми спальни.
Я чувствовал, что моя сила тянется к сестре. Не просто пытаясь вырваться из груди, а самопроизвольно возрасти и возможно быть утраченной, чтобы перейти в Нуут. Я хотел делиться своей магией с ней.
Мы сидели на кровати и тренировались управлять моей тьмой исключительно по настырному требованию Нуут – я бы предпочел другие занятия.
– Давай, попробуем медленно, – как озабоченный, я представлял совсем не то, о чем она говорила – медленные движения, поглаживания, прикосновения кожи к коже… Совсем не медленные выплески темной силы. – Вытяни руку и сосредоточь на ней темный шар. Давай.
Как послушный ученик, я исполнил ее желание. Если обычно уроки с силой мне давались чуть ли не кровью и потом, то сейчас я по одному лишь желанию сформировал на ладони небольшой шарик густой, мерцающей темноты.
Нуут пискнула и, как заговорщик, хихикнула, сжавшись, чтобы не издать больше шума. Я улыбнулся и попробовал расширить границы темного шара. За дверью послышались шаги, и Нуут резко обернулась, опустив ладонь на мой шар. Я только успел моргнуть, как тьма впиталась в ее кожу и растаяла. Шаги затихли, а сестра повернулась ко мне, с облегчением вздохнув.
– Что? – спросила она, заметив мое замешательство.
– Ты… ничего не почувствовала? Знаешь, что ты сейчас сделала? – я заикался, не в силах прийти в себя. Ударь меня кто-то по голове, был бы меньший эффект.
– Нет, а что?
– Ты забрала мой темный шар себе. Нет, не себе, а в себя. Впитала, всосала. Втянула…
– Да я поняла… Повторим?
Я снова сформировал на ладони сферу. Нуут, сомкнув наши руки, снова забрала ее себе.
– Ого, здорово. А ты что почувствовал?
– Сложный вопрос. Много всего.
Ничего сложного здесь не было. Я готов был отдать ей всего себя без остатка. Я не чувствовал себя опустошенным – это был подарок, подношение, насыщение силой. Я самопроизвольно отторгал свою тьму и питал ею светлую Нуут. Но тьмы в ней я не чувствовал, как если бы она перерабатывала ее в светлое сияние. Это давало надежду на то, что моя сила не сожрет меня, не поглотит и не вытрясет всю душу наизнанку.
Наши упражнения продолжались. Каждую ночь я приходил и делился своей тьмой. Я дарил, а она забирала. Я давал больше, и она восхищенно впитывала все без остатка. Легкий румянец окрашивал ее щеки, словно она возбуждалась от происходящего или затрачивала на овладение тьмой слишком много сил.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Слабости или усталости нет? – я напряженно рассматривал ее лицо.
Она смущенно опустила ресницы и улыбнулась, смутив меня еще больше.
– Нуут, расскажи мне, – напирал я, потому что мне нужно было знать, не причиняю ли я ей вреда и боли.
– Можно, я лучше покажу?
– Что бы это не значило, да.
И тут она приблизилась ко мне. Опалив мое лицо дыханием, она прижалась ртом к моим губам. Я задохнулся от переизбытка нежности. Сердце бешено стучало. Я слишком долго ждал, чтобы терять еще хоть миг. Я навалился на нее и, уронив на кровать, начал осыпать ее лицо поцелуями. Вернувшись к губам, я завладел ими и пил ее сладость глубокими жадными глотками. Ее пальцы затерялись в моих волосах, притягивая мою голову ближе, а я прижимал к себе ее хрупкое тело.
Ушел я рано утром, опьяненный ее поцелуями. Когда я поцеловал ее на прощанье, ее распухшие покрасневшие губы растянулись в легкой головокружительной улыбке.
– Сначала работаем, – она ударила меня по руке, которую я потянул, чтобы обнять и притянуть к себе, – а потом все остальное.
– Да хоть все забери, только один поцелуй… подари мне один поцелуй, умоляю, я сейчас умру от жажды… – я притворно упал на колени и вытянул руки в ее направлении. Затем я схватился за сердце и готов был упасть к ее ногам, когда она наклонилась и припала к моим губам. Я снова утонул в наслаждении. Снова захлебнулся ее нежностью и готовностью одарить меня своим теплом и светом.
Оторвавшись от меня, она поспешно отступила, и, высоко задрав голову, начала расхаживать по спальне.
– Вытяни руки, ученик. Да, вот так, шире. Отлично. Сформируй тень.
Я выполнял все беспрекословно. Она коснулась пальчиками контура сферы, и шар лопнул, окатив ее тьмой. Я молниеносно выкинул руки вперед и, схватив Нуут за талию, опрокинул на себя.
– Достаточно занятий. Немедленно поцелуй меня, или я окуну тебя в такую тьму, с которой ты не справишься…
Она не стала сопротивляться, но наши ласки не заходили дальше. Я перевернул ее на спину и подмял под себя. Только ее платье с множеством подьюбников и рамки приличия спасало ее от моих поползновений.
– Это что еще такое? – громом взорвался голос Виты.
– Это не то, что ты подумала… – начала было Нуут, вскакивая с кровати и закрывая меня своим телом. Я почувствовал себя трусом и размазней, когда, сразу не сообразив, что происходит, позволил Нуут выйти вперед на мою защиту.
– Ничего из ряда вон не произошло, Вита. Мы просто целовались… – я сделал шаг вперед и оттолкнул Нуут.
– Пошел вон, – прошипела хранительница и указала на дверь. – С тобой поговорим позже.
Я повел плечом, отгоняя страх и унижение, и гордо прошел к двери. Бежать, как вор, я не собирался, хотя и хотелось рвануть с места. Оставить Нуут наедине с Витой было самым низким и подлым поступком. Но мое присутствие только больше разозлит Виту и усугубит ситуацию.
Я вернулся на балкон Нуут, чтобы подслушать, о чем говорят Нуут и Вита.
– Ты знаешь… – слишком спокойно начала хранительница, – несколько недель назад мне показалось странным, что в Тёналане моргают все фонари и лампочки в доме. Я не придала этому значения. Мало ли, перепады напряжения. Мне подумалось, что это ты сама занимаешься ерундой. Ты помнишь наш разговор? Но затем… Сегодня настолько яркая вспышка озарила мою спальню, что выключенная лампа вдруг сама собой загорелась. Понимаешь?
– Не очень, – отозвалась Нуут.
– Детка, это не просто поцелуи, как сказал Юга, это обмен Даром. Хранители так не поступают. Это неприемлемо, – Вита начала повышать тон голоса, – и еще, Нуут, тебе шестнадцать лет.
Меня вдруг накрыло стыдом и тем особенным гневом на себя, когда ты знаешь, что поступаешь неверно, но остановиться не можешь – никому ведь плохо не будет, если ты не переступишь черту?
– Пообещай, что больше такое не повторится, Нуут! – эти слова Виты прозвучали, как звонкая пощечина нам обоим. Я затаил дыхание в ожидании ответа. Нуут молчала. Время шло – Нуут, я жду, – секунды отбивали время отбойником, а ответа так и не было. – Ну что ж… – Неужели она кивнула? Нуут ответила без слов, а я просто не увидел? – Я все равно заставлю вас вести себя хорошо, дети.