– Значит ты вспомнил кто ты? – спросил он.
Эдгар кивнул, он отбрасывал мечи один за другим, в нём всё ещё теплилась слабая надежда найти тот самый. Ему показалось, что он увидел в самом низу рукоять с головой дракона на конце и вытащив меч, едва не вскрикнул от радости. Рука его сжимала фамильный клинок Де Бошей, передававшейся на протяжении столетий в их роду из поколения в поколение. Было просто чудом, что этот клинок оказался в этой деревенской кузне. На мече были следы грязи и ржавчины, видимо кузнец ещё не начинал с ним работать.
– Этот не готов ещё, – смущённо проговорил он, отводя глаза, – посмотри другие!
– Я хочу этот, – твёрдо проговорил Эдгар, не сводя с кузнеца тяжёлого взгляда и мастеровой сдался.
– Хорошо, две монеты серебром, – выдавил наконец он.
Эдгар сунул ему в руку всё что забрал у этой женщины.
– Я оставлю его пока здесь, – сказал он кузнецу, – не смей прикасаться к этому мечу! Я займусь им сам!
– Это твой меч? – спросил у него кузнец, когда они вышли из кузни во двор, – этот меч необычный! Я это сразу понял! Такой может быть только у лорда!
Кузнец теперь боялся посмотреть Эдгару в глаза. Эдгар молчал.
– Я хотел за него взяться, да всё не решался, больно уж сталь необычная, – виноватым голосом, продолжал кузнец словно оправдываясь.
Эдгар покровительственно похлопал кузнеца по плечу и не спеша отправился к себе домой. Вернувшись в дом, кузнец бросил деньги на стол.
– Продал меч? Который? – поинтересовалась его жена.
– Тот, что с драконом, – угрюмо отвечал хозяин кузницы.
– За такие гроши?! – пересчитав мелочь возмутилась жена, – ты сам говорил, что ему цены нет!
– Дура! – отвечал ей кузнец мрачно, – если бы я стал спорить он бы меня убил. Я видел это по его глазам!
Марк подвинул чернильницу, так чтобы удобнее было макать в неё перо и задумался, глядя в узкое, похожее на бойницу окно. После того, как самая большая крепость Севера перешла в его руки без сопротивления, число людей, приходивших к нему, значительно возросло. Это и правда, что находиться под защитой крепостных стен было куда спокойнее чем в деревенских домах. Из узкой башенной комнатки Марк видел, как по крепостной стене вальяжно прохаживаются латники в нелепых, старых доспехах, преисполненные своей недавно обретённой значимости. Принц знал, что среди его людей ходят разговоры, что они теперь так сильны, что даже армия Королевы не сможет победить их. Но сам он отлично знал, что это не так. Эти деревенские парни никогда не видели настоящей регулярной армии. Если сестра придёт сюда вместе со своими пушками и минёрами, все те крепости, что по соглашению с Канцлером перешли в его руки, падут в течении всего одного месяца. И всё же Эдвард Кент никогда даже не мечтал о том, чтобы подняться так высоко, как взлетел сейчас Марк, сам, впрочем, не особенно этого желая. Принц перечитал письмо, адресованное своей сестре. Не слишком ли оно похоже на ультиматум? Он тяжело вздохнул. Провоцировать Лалатину на жёсткий ответ ему не хотелось, но, с другой стороны, то, как развивались события, Марка категорически не устраивало. Ничего из того, что обещала, Лалатина придя к власти не исполнила. Ну, или почти ничего. К примеру, о создании парламента так и не было объявлено. По-прежнему функционировал Совет двенадцати богатейших лордов, и хоть состав его почти полностью сменился по сравнению с предыдущего, по сути, всё осталось как было. Марк склонен был винить в этом баронов окруживших Лалатину. Они воспользовались эпидемией чумы, чтобы похоронить все реформы, которые они вместе с сестрой задумывали. Те реформы, что должны были превратить их страну в самое процветающее государство на свете. Марк искренне верил, что это возможно. Всё ещё верил. Даже теперь, когда Лалатина, судя по всему, передумала воплощать в жизнь их договорённости. Марк понимал, что напоминать сестре об этом неразумно, но в своём письме к Королеве он просил её дать людям Севера те права, которые они когда-то мечтали распространить на всё королевство. Принц тяжело вздохнул, сейчас он уже не был уверен, что Лалатина не воспримет как оскорбление – это его послание к ней. До него доходили слухи, что она очень изменилась за всё то время, что они не виделись. Запечатав конверт, Марк позвал одного из Ривзов и попросил его отправить письмо.
– Ужин готов. Спуститесь вниз милорд? Или принести Вам сюда? – спросил его здоровяк.
– Я спущусь, – отвечал Марк.
Он стремился не отдаляться от своих людей. От одной мысли, что он может возгордиться настолько, что станет смотреть на них свысока, ему становилось тошно. После ужина он поднялся к себе в комнату и отворив дверь наткнулся на девушку, стоявшую у окна. Он сразу узнал её. Это была Каталина. Она повернулась и взглянула на Марка, своими большими, синими словно море глазами дочери Севера. Она улыбнулась доверчиво и как-то совсем по-детски, и у Марка защемило сердце. Девушка эта была необыкновенно хороша собой, стройная и высокая, со светлыми спускавшимися ниже талии волосами. Марку почему-то вспомнилась Луиза Гаверн. Типаж был тот же, разница состояла в том, что Каталина была напрочь лишена жеманства и капризности юной принцессы. Да и, честно говоря, она была просто красивее. Мысли эти молнией промелькнули в голове Принца.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, напуская на себя строгость, хотя сердиться на эту девушку было очень сложно.
– Милорд, – проговорила Каталина, кланяясь ему, – я пришла скрасить Ваш вечер. Вы слишком много работаете и мне кажется, Вы устали! Во всяком случае у Вас усталый вид!
Взяв руку Марка своими нежными ладошками, она прижала её к своим губам. Взгляд Принца невольно скользнул в глубокий вырез её платья, на коже её груди и шеи не было не единого пятнышка, поистине она была само совершенство. Из всех украшений на Каталине был лишь чокер из тёмной кожи на шее, с блестящими металлическими заклёпками. Марк подумал, что Каталина никогда не расставалась с этой деталью своего туалета. «Возможно, это для того, чтобы не забывать, о том, что она была рабыней!» – думал он.
– Тебя Глория отправила ко мне? – спросил он улыбаясь.
– Да, – отвечала Каталина без малейшего жеманства, – мне уйти и попросить Глорию заменить меня?
– Нет. Не нужно. Что ж, ты пришла чтобы развлечь меня? – спросил её Марк.
– Точно так милорд! – Каталина взялась за шнуровку своего платья.
– Хорошо! Тогда давай сыграем! – под её удивлённым взглядом, Марк освободил стол, за которым обычно работал и водрузил на него шахматную доску.
– Садись! – он указал ей место напротив себя.
Каталина послушно села.
– Ты умеешь играть? – спросил Марк.
– Нет милорд. Один раз я видала, как Ваша милость играла с сиром Эдвардом, – отвечала девушка.
– Хорошо, я тебя научу! – сказал ей Марк.
Без особой надежды, на то, что выйдет какой-нибудь толк, он начал объяснять Каталине, как ходят фигуры и правила игры. К его удивлению, она настолько быстро вошла в курс дела, что это невольно поразило Марка. На то что бы научить Эдварда Кента сносно играть потребовалось несколько месяцев, а эта девушка за час добилась большего прогресса, чем бывший вождь повстанцев за несколько недель. Конечно, Марк давал ей несколько фигур форы, но тем не менее нельзя было не отметить, что Каталина необычайно сообразительна.
– Ты умеешь читать? – спросил он.
– Нет, милорд, – отвечала девушка, не отрывая взгляда от доски.
Марку нравилось наблюдать за ней, то как она забавно приподнимала брови, когда задумывалась, кусала нервно губы, если позиция её была плоха, как загорались её глаза если ей казалось что ход её будет удачным и какое разочарование появлялось на её лице, когда эти надежды не оправдывались. Незаметно для них обоих пролетело время, за окном стемнело.
– Уже так поздно! – бросив взгляд за окно вырвалось у Каталины.
– Думаю, на сегодня хватит, – сказал ей Марк, зажигая ещё одну свечу.
– Милорд, – глядя ему в глаза проговорила Каталина, – дайте мне две фигуры форы по моему выбору и если я обыграю Вашу милость, то останусь у Вас на ночь! Вы согласны?
Глаза её блестели в темноте, бесовский огонь плясал в них, на секунду Марку стало не по себе, но он тут же устыдился своей трусости.
– Идёт. Если выиграю я, ты пойдёшь к себе! – отвечал он.
Каталина забрала у него ферзя и ладью, и игра началась. Марк начал играть спустя рукава, но очень быстро понял, что если не станет серьёзным, то попадёт в неприятности. Ему даже пришлось напрягаться, в конце концов Каталина презрительно щёлкнула пальцами и взяв своего Короля положила его на бок.
– Ваша взяла милорд, – со вздохом произнесла она и встала, – разрешите мне уйти.
Марк поднялся вслед за ней и пожал её узкую ладошку.
– Мне было весело сегодня, – сказал он со всей искренностью на которую был способен.
– Благодарю Вас милорд, – отвечала Каталина, целуя его руку.
– Ты можешь приходить поиграть со мной иногда? – спросил её Марк.
– Когда Вам будет угодно, милорд, – она поклонилась.
– Почему ты всё время носишь этот чокер? – спросил принц неожиданно для себя самого.
– А этот, – девушка прикоснулась тонкими пальцами к чёрной коже своего ошейника, – когда меня пытали, то душили верёвкой с узлами. На шее у меня на всю жизнь остался шрам. Хотите взглянуть милорд?
– Нет. Не нужно, – внутренне содрогнувшись отвечал Марк.
«У каждого здесь есть шрамы, так или иначе!» – подумал он.
– Прошу меня простить! – она снова поклонилась.
Прежде чем Каталина ушла Марк спросил её:
– Ты знаешь, что означает твоё имя?
Она молча смотрела на него.
– Оно означает чистая, – сказал ей Принц.
Девушка кивнула ему и вышла. Марк потушил свечи, снял верхнюю одежду и лёг в холодную постель. Он почти сразу уснул и ему приснилась Каталина. Она смотрела на него и улыбалась своей детской, наивной улыбкой.
Ласло огляделся по сторонам. Такой величественной и богато украшенной церкви ему видеть ещё не приходилось. Там откуда он был родом храмы были черны и пугающе, но здесь на Юге, белый камень и гигантские разноцветные витражи настраивали на благочестивый лад, казалось, приносили успокоение в любое мятущееся сердце. Он покосился на Епископа Кента, священник, казалось, полностью ушёл в себя, не замечая ничего вокруг. Тонкие губы его шептали слова молитвы, сухие пальцы перебирали чётки. Ласло пришло в голову, что Епископ очень нервничает перед встречей с Главой своей церкви. Молодой человек не очень понимал зачем мятежный епископ потащил его с собой. Он вспомнил о Лавинии, ожидавшей их в гостинице и подумал, что ей бы здесь точно понравилось. Кент продолжал что-то шептать. Они остановились в самом начале длинной почти бесконечной залы с высокими уходящими в высокий потолок колоннами. Они ждали уже довольно долго, Ласло вздохнул с трудом подавив зевок. Солнечные лучи пробежали по сверкающим витражам и на всю огромную залу набежала тень. Ласло подумал, что начинает испытывать голод. Пока они пересекали Тихое море, почти всё время был страшный шторм, его мутило и он почти не притрагивался к еде, но едва они сошли на сушу, как аппетит к нему вернулся. Вообще с того момента, как встретил Лавинию, мысли о смерти почти перестали посещать Цепеша. Он не забыл свою сестру, но теперь мысли о ней не причиняли ему столько боли. Солнце вновь выглянуло из-за туч, и вся церковь наполнилась сияющим золотым светом, в этот момент на противоположенном конце зала растворились высокие сводчатые двери и вошла группа священников в богатых белых с золотом одеяниях, сопровождаемые двумя или тремя монахами в коричневых рясах. В середине этой процессии шествовал круглый, высокий мужчина в высокой тиаре с посохом из слоновой кости в руках. Едва увидев, его Епископ Кент упал на колени и Ласло счёл разумным последовать его примеру. Процессия медленно приблизилась к ним, толстая парчовая ткань шелестела точно паруса на ветру. Поравнявшись с их склонёнными фигурами, священники остановились.
– Приветствую тебя сын мой! – услышал Ласло мягкий величественный голос.
Подняв голову, он увидел, что монахи расступились, пропустив вперёд мужчину в высокой тиаре, который протянув руку, позволил Епископу Кенту поцеловать её. Слова главы Церкви были по всей видимости также обращены к Епископу.
– Встаньте дети мои, – бросив ласковый взгляд на Ласло промолвил патриарх, – как прошло Ваше путешествие в наш прекрасный город?
– Слава Богу, всё прошло отлично, – отвечал Кент.
– Это просто чудо, что вам удалось вырваться из страны, где правят эти богомерзкие людоеды! – заметил Глава.
– Всё так Ваше Святейшество! Не могли бы Вы уделить мне несколько минут своего драгоценного времени? – униженно кланяясь попросил Кент.
Голос его дрожал от волнения, тогда как Ласло не испытывал ничего кроме любопытства.
– Давай-те отойдём! – предложил патриарх, приказав своей свите оставаться на месте он жестом предложил Ласло последовать за собой.
– Представьте мне этого прекрасного молодого человека! – попросил патриарх с улыбкой глядя на Ласло.
– Граф Цепеш, старший сын Владе Цепеша, – отвечал Епископ.
– Борон Цепеш, верный слуга нашей церкви! Под ударами саманов он стойко держится столько лет не давая этим варварам пройти через свои земли! – заметил патриарх.
– Как здоровье Вашего отца? – осведомился он у Ласло.
– Я давно покинул отчий дом и сейчас не имею представления, как обстоят там дела, – смущённо отвечал молодой Цепеш.
– Вот как? Отправились на поиски приключений?
–Можно и так сказать, – пробормотал Ласло.
– Молодость, молодость, – задумчиво протянул патриарх, – так о чём Вы хотели поговорить со мной, Епископ?
Обратился он к Кенту. В голосе патриарха Ласло почудился подвох. Он подумал, что старый лис догадывается о чём пойдёт речь.
– Ваше Преосвященство! – начал Епископ, заметно волнуясь, – после того, как армия Королевы Лалатины одержала победу, для нашей Церкви наступили чёрные дни! Она язычница и все знали это, но никто не ожидал, что гонения на нашу церковь будут столь безжалостны и сильны! Тысячи священнослужителей казнены и запытаны до смерти! Десятки тысяч прихожан лишены имущества и брошены в тюрьмы! Наши подопечные умирают от непосильного труда в каменоломнях и шахтах! Если оставить всё как есть, святая церковь наша будет искоренена в нашей стране! Ваше Преосвященство не может, не должно допустить этого!
– Да, да, я осведомлён об этом, – осторожно заметил патриарх, – вероотступница Тиона, карает наших братьев со всей возможной жестокостью, при полном попустительстве своей языческой Королевы!
Патриарх помолчал.
– Но что мы можем сделать в этой ситуации? – как будто разговаривая с самим собой протянул он задумчиво.
– Ваше Святейшество! Вы должны объявить Новый Крестовый поход против Королевы язычников! И подобно патриархам древности поднять всех братьев наших пред Богом, на защиту Святой веры! – с неожиданной твёрдостью произнёс Епископ Кент.
Глаза его засверкали в голосе прозвучал металл. Ласло со страхом взглянул на Первосвященника и с удивлением увидел, как щёки патриарха порозовели от удовольствия.
– Новый Крестовый поход? – повторил он, словно раздумывая над словами Епископа, – но возможно ли это? Да как примут крестоносцев жители вашей страны, Епископ?
– Число наших сторонников растёт с каждым днём! – заявил Кент, – армия святого воинства сможет рассчитывать на поддержку огромного числа людей, наших прихожан, тех, что не отказались от Святой веры, даже под угрозой смерти! Граф Цепеш может подтвердить мои слова!
Патриарх вопросительно посмотрел на Ласло.
– Насколько я могу судить, Епископ Кент прав и недовольных Лалатиной Рейгарден очень много! – отвечал он, постаравшись придать своему голосу как можно больше уверенности.
– Что ж, может быть, – задумчиво проговорил патриарх.
– Ваше Преосвященство, Вы не можете, Вы не в праве упустить возможность вернуть в лоно святой церкви нашу несчастную страну! – с горячностью заявил Кент.
– Если Вы не сделаете этого, Бог и история Вам этого не простят! Если же Вы станете на сторону угнетаемых, для которых Вы остались единственной надеждой, имя Ваше будет вписано в летопись нашей церкви наравне с Великими патриархами древности!
На взгляд Ласло Кент слегка перегнул палку, но против его ожидания патриарх не обиделся и не вспылил.
– Благодарю Вас за честные слова, Епископ! – произнёс патриарх величественно, – таких людей как Вы сейчас почти не осталось в моём окружении! Я должен обдумать Ваши слова. Но в любом случае думаю правильно будет вынести вопрос о Крестовом походе на суд Святейшего Синода! Я надеюсь, Вы задержитесь в нашем городе, ещё на некоторое время! Я хотел бы видеть Вас на нашем заседании!
Патриарх протянул пухлую руку в лайковой перчатке сначала Кенту, потом графу Цепешу.
– Кстати, – заметил патриарх прежде, чем оставить их, – я слышал, Вы привезли с собой свою племянницу?
Щёки и даже шея Епископа стали красными от смущения.
– Ваше Святейшество совершенно правы, – пробормотал он.
– Я похлопочу чтобы эту достойную девушку приняли в качестве фрейлины при дворе герцогини Ричи! Полно! Не благодарите меня!
Когда Епископ в сопровождении Ласло вышли из дворца патриарха, Кент тяжело дыша бросился к фонтану, бившему во дворе, и долго и жадно пил, опустив бородатое лицо в прозрачную воду. Стоявшему рядом с ним Ласло было стыдно за старика на которого презрительно косились гвардейцы в ярких мундирах, охранявшие вход в резиденцию.
– Ласло, мальчик мой! Мы сделали сегодня большое дело! – утирая мокрую бороду проговорил Епископ, – теперь у нашей Родины есть надежда!
– Я люблю тебя, Ласло! Не оставляй меня здесь!
Цепеш перевернулся на другой бок. Сколько не убеждал он Лавинию, что здесь она будет в безопасности, девушка даже слушать его не хотела. Для него было очевидно, что ей нельзя возвращаться обратно. А ему? Зачем он сам собирается через три дня отплывать назад, назад в ту страну, что забрала у него Эвелину? Ради чего? Особой набожностью он никогда не отличался, что за дело ему до притеснений Святой Церкви?! Да он, конечно, был верующим, с самого детства мать водила его на службы, но, по правде сказать, он никогда особенно этим не увлекался. Его Богиней всегда была Эвелина. Когда мать его умерла, а отец женился вторично, он вначале не хотел даже слышать о своей сводной сестре, но стоило увидеть её, как сердце его навсегда было отдано этой девушке. Собственно, когда они встретились она не была девушкой. Ей было, кажется, шесть или семь лет, а ему двенадцать, но уже тогда она была маленькой прекрасной леди. Эвелина взяла его за руку своей крошечной пухлой ручкой и сказала, глядя ему в глаза:
– Тебе грустно, братец?
Он сильно покраснел, но вырвал у неё руку. Кажется, в этот момент он влюбился в Эвелину, и эта любовь будет с ним всегда, сестра никогда не уйдёт из его сердца. Ласло точно знал это. Но сейчас он должен заботиться о Лавинии и ей, конечно, лучше не возвращаться в страну, в которой правит Лалатина Рейгарден. Ласло вернулся к тому, с чего начал. Зачем ему самому возвращаться? Потому что он пообещал Епископу Кенту? Глупость! Он не так давно с ним познакомился и ничем не был ему обязан! Вопросы веры? Даже его отец, которого в этом отношении всегда ставили в пример и который считался ревностным хранителем веры, Ласло отлично знал это, вовсе не был таким уж истово верующим. Цепеш знал, что его отец использует защиту веры, для того чтобы привлекать людей на свою сторону. Настоящей же целью Цепеша-старшего было защитить свои земли от орд саманов, двигающихся с Востока на своих низеньких серых лошадках, двигающихся как саранча, пожиравшая всё на своём пути. Единственной причиной для Ласло участвовать в этом ставшем борьбой за веру походе, было чувство вины перед отцом и матерью, то есть мачехой. Ласло поймал себя на том, что назвал жену отца матерью. Эта женщина всегда была добра к нему, по сути, заменила ему, одинокому подростку мать, а он отблагодарил её тем, что похитил её единственную дочь и позволил ей умереть. Возвратиться домой он сейчас не мог, но участие единственного сына барона Цепеша в Крестовом походе, могло и должно было помочь его отцу получать помощь от Святой Церкви, а значит таким образом, он Ласло сможет хоть немного компенсировать всё то зло, что причинил он своей семье. Конечно, план бежать и пожениться они разработали вдвоём с Эвелиной, но пытаться свалить ответственность на умершую сестру казалось Ласло низким и недостойным не только графа, но даже простолюдина. Итак, ехать надо было. Решение о Крестовом походе против Лалатины Рейгарден было принято на собрании Святейшего Синода и Ласло лично присутствовал при этом. Епископ Кент был совершенно счастлив, но для молодого Цепеша было очевидно, что патриарх преследует какие-то свои одному ему известные цели продвигая чужими руками идею этого похода. Для Ласло было очевидно, что Патриарх хочет остаться в стороне, если эта авантюра провалится, и собирается пожать все лавры, если Крестовый поход окажется успешным. Епископ Кент этого либо не понимал, либо не желал понимать. Ведь именно Кента сделают виновным если поход провалится. Впрочем, у епископа не было выхода, да и что он теряет в конце концов?! Через три дня они должны были отплыть назад, чтобы подготовить почву для вторжения. На двух кораблях с ними отправятся коло двухсот воинов. Когда наступит долгожданный момент они должны будут захватить пристани в большой гавани, опустить защищающую гавань цепь и обеспечить таким образом успешное вторжение Крестоносцев во владения еретички, как называли здесь Лалатину Рейгарден. Миссия эта была практически самоубийственной, но Ласло это не пугало. Если уж ввязываться во всё это сомнительное дело, то только затем, чтобы покрыть себя неувядаемой славой, чтобы фамилия Цепеш в очередной раз прогремела на весь мир. Если же он погибнет, значит так тому и быть.
– Дождись меня, Лавиния! Я вернусь с победой и мы поженимся! – сказал он ей.
Кажется, когда он это говорил, он сам в это верил. Ласло тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок.
– Если мы расстанемся, я уверена, случится что-то страшное! – рыдала она.
Если Лавиния останется здесь, ему больше не придётся беспокоиться о ней! Ласло закрыл глаза. Когда он только встретил эту девушку, Лавиния действительно спасла его от смерти, которой он искал тогда. Но чем лучше он узнавал её, тем больше видел отличий от своей сестры. Лавиния совершенно не была копией Эвелины. Ничем кроме внешности не походила она на его умершую сестру. Эти две девушки были совершенно разные. Ласло впал в полузабытьё похожее на сон. В полусне он услышал, как Лавиния вошла в его комнату и юркнула к нему под одеяло. Сон мгновенно слетел с него, они любили друг друга страстно и нежно. Лавиния уснула в его объятиях. Ласло лежал, слушая как она дышит во сне и думал о том, знает ли её отец о том, чем они занимаются по ночам. Скорее всего знает. Может быть чувство вины перед Епископом – это ещё одна причина для него участвовать в этом Крестовом походе? Когда они победят, он и в самом деле сможет жениться на Лавинии. Если Епископ Кент вернёт Святой Церкви власть над всей страной, его влияние будет огромным и даже Цепеш-старший не будет возражать против брака с его незаконнорожденной дочерью. Лавиния спала, сложив ручки на груди и прижавшись лбом к его плечу. «Уже через три дня!» – подумал Ласло.
Лошади шли тяжёлым галопом и казалось он ощущает их тяжёлое дыхание всем своим существом. Над мордами лошадей поднимался пар, земля вязкая, жирная словно глина комьями налипла на их копытах. Дэвон скакал позади сира Боргеса, на лошади которого навьючена была туша молодого кабана. Они охотились весь день и вернулись бы ни с чем, если бы Ортис не наткнулся в кустах чертополоха на молодую дикую свинью. Охотиться Девону нравилось, но не в такой холод и не чтобы весь день нужно было гоняться за одним маленьким поросёнком. Перед собой юный Гаверн видел спину сира Боргеса и в который раз уже его посещали мысли о том, что сейчас он мог бы запросто убить старого рыцаря. У седла Девона в колчане болтались дротики и одного этого короткого копья будет достаточно, чтобы лишить жизни своего лорда. Дэвон сам не мог объяснить себе почему не делает этого. Да, тогда он превратиться в скитальца и изгоя, его мать опять окажется на улице, но не эти соображения сдерживали его руку. Сир Боргес подставлял ему свою спину, как будто проверяя Девона на прочность. И Дэвон знал, что убить так старого воина, пусть даже такого жестокого, как Боргес, это низкий поступок не достойный благородного рыцаря, недостойный благородного человека. Когда они въехали в огороженный толстыми жердями двор у замковых построек, Дэвон поймал на себе насмешливый взгляд своего опекуна. Его взгляд как бы говорил: я знаю о чём ты только что думал! Подъехав к Боргесу вплотную Дэвон, прошептал, глядя старому рыцарю в глаза:
– Когда-нибудь, сир Боргес, я убью Вас в честном поединке!
– Буду ждать! – ухмыльнувшись в седые усы отвечал рыцарь.
Спешившись и оставив Ортиса позаботиться о лошадях, они прошли в двухэтажную, вытянутую словно амбар постройку с белыми ставнями, в которой в основном и жили, так как отапливать огромный замок зимой, было занятием дорогим и бессмысленным. Едва они вошли внутрь, как услышали чистый звонкий детский голос с выражением, читавший главу из какого-то рыцарского романа. Они невольно замерли прислушиваясь. Мина читала хорошо, явно сама получая удовольствие от дурацкой книги. Мина закончила читать и через секунду появилась в длинной как язык змеи трапезной. Увидев Девона щёки, её порозовели, а глазки заблестели.
– Ваша матушка уснула, мой принц! Я разбужу её когда накроют на стол! – сказала она, потупясь и приседая в реверансе.
Дэвон недовольно отвёл взгляд чтобы не встретиться глазами с Миной. За тот месяц, что эта девочка прожила у них она невероятно похорошела и, кажется, немного подросла. Теперь она уже выглядела скорее не как ребёнок, а как юная девушка, причём весьма хорошенькая. «Она была бы ещё лучше, если бы голова её не была забита всякой романтической дребеденью!» – подумал Дэвон с раздражением. И в тоже время он не мог не признать, что общество Мины ему приятно. Она была здесь единственной девушкой, подходившей ему по возрасту, и он волей неволей начал заглядываться на неё. И от этого раздражался ещё больше. Мина тяжело вздохнула и присев в уголке взялась за своё вышивание. Светлая головка на тонкой, как у лебедя шее склонилась над пяльцами. Дэвон поймал себя на том, что смотрит на тонкие ключицы, на целомудренно чуть приоткрытое декольте Мины. Выругавшись про себя, он поспешил за сиром Боргесом, чтобы переодеться к ужину. Когда он вернулся в трапезную, Мина сидела там, где он её оставил, вышивая она едва слышно мурлыкала себе под нос какую-то простенькую, деревенскую песенку. Девоном вдруг овладело раздражение, быстро подойдя к Мине он вырвал у неё из рук вышивание, заставив девочку испуганно вскрикнуть.
– Чего ты добиваешься? – спросил он со злостью.
Носик Мины наморщился, на глазах появились слёзы, Дэвон жопой почувствовал, что она сейчас разрыдается и запоздалое раскаяние овладело им.
– Извини, – пробормотал он, возвращая девочке пяльцы.
«Дура!» – думал он, нервно расхаживая по длинной гостиной. Вошёл сир Боргес в поношенном домашнем камзоле, некогда очень шикарном.
– Я приказал подавать ужин! – сказал он, – кажется поросёнок уже готов!
– Я разбужу леди Гаверн! – вытерев слёзы Мина поспешила к своей хозяйке.
– Зачем ты издеваешься над девочкой? – мягко спросил сир Боргес, когда они с Девоном уселись за стол.
– Я её не трогал, – угрюмо отвечал Дэвон.
– Она ещё ребёнок. И она обожает тебя! Ты мог бы быть с ней помягче! – заметил Боргес.
Дэвон не успел ответить, пожилой слуга принёс жаркое. Мина привела леди Гаверн, и они в четверым принялись за ужин. В трапезной быстро стемнело, дальний конец длинного стола терялся во мраке, несколько свечей освещали только ту его часть, где сидели обитатели дома. Сир Боргес, обгладывая кости рассуждал о достоинствах поросёнка, леди Гаверн противно хихикая кидалась кусочками хлеба в Девона, чем немало того раздражала, Мина испуганно пыталась её урезонить. Слышать, как его выжившая из ума мать называет Мину Луизой, было для Девона хуже всякой пытки. В дверях столовой появился Ортис.
– Милорд, – сказал он, обращаясь к сиру Боргесу, – к Вашей милости прибыл гонец из столицы!
Старый рыцарь мгновенно выпрямился в кресле, за ужином он прилично выпил, но кажется сейчас хмель мгновенно вылетел из его головы. Глядя на своего опекуна с изумлением, Дэвон вдруг понял, что этот старый человек, несмотря на все свои заявления об усталости и желании отойти от дел, всё это время ждал и надеялся, что Королева позовёт его обратно. Всё это стало для Девона ясно, как день и заставило внутренне содрогнуться. На секунду он пожалел о том, что не убил сира Боргеса, когда у него была такая возможность.
– Прикажите пустить, милорд? – спросил Ортис топчась в дверях.
– Проводи его в мою комнату, – отвечал сир Боргес подумав секунду.
Он с неудовольствием оглядел свой старый костюм и проследовал в свой кабинет.
– Идите за мной! – услышал Дэвон голос Ортиса.
Принц не удержался и оглянулся. Посланец Королевы был ниже среднего роста, но крепко сбитый, его манера держать себя и длинный меч выдавали в нём воина. На гонце был плащ, капюшон которого закрывал лицо так, что рассмотреть его Девону не удалось.
– Скушайте фрукты, миледи!
– Я не хочу, Луиза! Проводи меня в спальню и почитай мне на ночь, моя дорогая! Ты такая милая девочка! А вот Дэвон совсем отбился от рук! Такой несносный мальчишка!
Бросив на Девона влюблённый взгляд, Мина увела леди Гаверн, и молодой человек остался один в огромной пустой столовой. Свечи потрескивали, сгорая и Девону, казалось, что с каждой секундой он всё глубже погружается во мрак. «Все эти люди мои враги!» – думал он. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как вошёл сир Боргес в сопровождении посланника Королевы.
– Я сейчас прикажу принести ещё тарелку! – старый рыцарь вышел.
Гонец уселся напротив Девона и налив себе вина в бокал, с жадностью осушил его тремя большими глотками, поставив бокал на стол он вытер усы и бороду тыльной стороной широкой ладони. Теперь молодой человек смог рассмотреть его. Черноволосый, с заросшим бородой резко очерченным лицом, он выглядел пугающе. Во всём его облике было что-то диковатое, но в то же время, располагающее к себе. Присмотревшись к нему повнимательнее Дэвон, решил, что он совсем нестрашный.