Иван Аккуратов
Танец маленьких искр. Антре. Том 1
Однако из раздумий его выбил оглушительный, будто вой горна, голос церемониймейстера:
– Приветствуется Его Высочество принц Эндрил Тан Гурри, третий своего имени!
Эндрил застыл на месте и поморщился. Боги, и как он забыл об этом старике, вечно прячущемся в тени колонн. И ведь узнал же, что б его! И даже мгновения не помедлил. Хорошо делает свою работу, боги его раздери. Даже, пожалуй, слишком хорошо.
Король оторвал свой взор от бумаги и повернулся к входу. Торговцы выпрямились, хоть и не полностью. Каким-то образом эти мерзавцы всегда умели сочетать в своей позе одновременно и надменность, и раболепие. Генералы, гремя железом, развернулись к входу в зал.
Эндрил чопорно поклонился. Никто, невзирая на этикет, не ответил на это приветствие.
– Ваше Величество! – крикнул принц, игнорируя гостей.
– Сын, – со странной вопросительной интонацией произнёс король, будто бы не веря ни церемониймейстеру, ни собственным глазам. – Что ты здесь делаешь?
– Я? – Эндрил не ждал такого вопроса от матери, но из уст отца он даже не показался оскорбительным. Будто он спросил «как провёл вечер», или «как у тебя дела». – Увидел людей возле тронного зала, – Эндрил безмятежно дёрнул плечами. – Решил выяснить, не пригласил ли ты шута, который проводил праздник три года назад. Пожалуй, только он имел столько поклонников. Хотя… Твоя компания тоже выглядит весьма ярко. Уверен, представление, которое вы все готовите, понравится людям ничуть не меньше.
Тоуэл Бронкс, один из генералов, ощерился, как сторожевой пёс, и зарычал, обращаясь к королю:
– Это неслыханно! Мы не закончили разговор, Ваше Величество! Учитывая всё случившееся, мы должны действовать решительно!
– Без отлагательств, – кивнул второй. Пирс Эрсон. Как всегда, готов был примкнуть к тому, кто казался сильнее. Удивительно, но это, как выяснилось, даже в армии хорошая стратегия карьерного роста.
Король медленно смерил их обоих взглядом. Задумчиво скрестил руки на груди. Он умел вложить в этот жест всё величие, превращаясь в пугающий монолит и сминая своего собеседника. Однако сейчас вид его был каким-то… усталым и задумчивым.
– У нас было достаточно времени, Бронкс. Вы дали мне пищу для размышлений, теперь мне нужно время, чтобы всё обдумать.
Бронкс стоял неподвижно, плотно стиснув губы. Всем своим видом он выражал несогласие, но не произносил ни слова. На помощь ему пришёл генерал Эгг, самый старый из всей этой компании.
– Ваше Величество, учтите, что с каждым днём наш враг только крепнет, а наши силы растеряны и рассредоточены после поражения. Моральный дух флота сейчас низок как никогда. Я уверен, если бы они могли увидеть короля…
– Разве не вы, мистер Эгг, должны заниматься дисциплиной на своих кораблях? – Голос короля громом прогремел в пустом зале. О, вот теперь Эндрил вновь узнавал прежнего отца. – Точно так же, как вы должны были отвечать за оборону Иль’Рокуэлла!
– Я не… – насупился Эгг. Маленькие глазки под огромным лбом забегали по залу. На мгновение они уткнулись в принца, и он увидел ненависть пополам со страхом. – Наша разведка не докладывала о столь крупном наступлении, и я…
– Я читал ваш отчёт, генерал, – оборвал его король. – И там нет ничего, что могло бы оправдать ваш провал. Ничего, что могло бы оправдать низкую дисциплину и плохую разведку. И ничего, что могло бы оправдать ваше неподчинение сейчас.
Воздух буквально звенел от напряжения. Однако Эндрилу даже нравился этот звук. Приятно было осознавать, что весь гнев отца извергается не на него. Глядишь, к их разговору, его немного поубавится.
– Я готов понести любое наказание, – выпалил наконец Эгг, вытянувшись по струнке.
– Для начала просто покиньте этот зал и дайте мне подумать, – тяжело вздохнул король, опуская плечи. Затем он развернулся и направился к трону. Остановился возле торговцев. – Я не знаю, благодарить ли мне вас за то, что вы привезли, или ненавидеть.
Один – тот, что был с седой бородкой, – заискивающе улыбнулся:
– Дом не построишь без досок, а хороший план – без информации. Лишь мастер решает, как поступить с тем или иным инструментом. Наша же роль – предложить товар.
– Чужие тайны могут приоткрыть завесу будущего, – произнёс король и медленно зашагал дальше. – Как и то, кто этими тайнами делится и в какой момент. Вы свободны. Если вы желаете остаться во дворце, сообщите об этом слугам. Вам будут выделены подходящие апартаменты.
– Это огромная честь, Ваше Величество, – склонился торговец. Также низко, как Элрон, немного раньше. – Однако, к огромному сожалению, нас ждут ещё кое-какие дела. И в ближайшие дни мы вынуждены будем покинуть Царь-древо, даже несмотря на ваше поистине королевское гостеприимство.
– Как вам будет угодно, – сухо и холодно сказал король, садясь на трон и ставя свой скипетр рядом, в специальное углубление возле левой руки. – Балу, проводи наших гостей.
Из-за спины отца вышли четверо гвардейцев. Облачённые в тяжёлую броню с золотым плащом за спиной, они выглядели достаточно устрашающе, чтобы, кто бы ни оказался в тронном зале, им не пришлось произносить ни слова. Эндрил даже не видел у них оружия – пожалуй, так было даже внушительнее.
Генералы Эгг и Эрсон развернулись и медленно двинулись к выходу. Бронкс, так и сжимавший кулаки возле стола с картой, фыркнул и наконец последовал за ними. Торговцы отвесили ещё один низкий поклон королю и также двинулись в сторону выхода. Когда они обошли стол, взгляд Эндрила вдруг зацепился за странный предмет на шее одного из торговцев – зелёную бабочку. И мужчина, проходя мимо, улыбнулся ему и, боги свидетели, подмигнул.
Эндрил так опешил, что даже ничего не сказал, а гости уже вышли восвояси. Когда дверь за последним закрылась, король со вздохом произнёс:
– Март, я сегодня больше не принимаю гостей. Пусть остальными займётся Блинд или Серен. Особенно важные случаи перезапиши на следующую неделю.
– Эм… – Церемониймейстер слегка замялся. – Почти все оставшиеся просители – беженцы с Иль’Рокуэла.
– Их отправь восвояси. Нечего им делать на ветвях, да и… – Он помедлил всего секунду, но Эндрил увидел, как по лицу его пробежала какая-то тень. – Сейчас мне нечего им дать.
Церемониймейстер почтительно поклонился и вышел из тронного зала. Только теперь король позволил себе со вздохом откинуться назад в чуть более расслабленной позе и облокотиться на украшенный зеленоватыми осколками подлокотник.
– Стража, – приказал король, – оставьте нас.
Эндрил проследил, как суровые бравые парни в сияющих будто солнце доспехах тоже покинули зал. Плохой знак. Любые важные вопросы отец не боялся обсуждать при гвардейцах. Была лишь одна вещь, которую он не мог сделать в присутствии других людей. Отчитать сына.
– Сын, – произнёс он. – Ты опоздал.
Глаза Эндрила от неожиданности полезли на лоб. Он ожидал, что получит взбучку за возвращение. За драку в порту, за что-то ещё менее значительное. Но… это?
– Опоздал, Ваше Величество?
– Да, – кивнул король, не отрывая от Эндрила взгляд. – Я вижу, как ты одет. Знаю, какие флаги были на кораблях, которые ты привёл в столицу. И делаю вывод, что ты выполняешь роль посла. Дрессированной шавки Севера.
Эндрил сжал губы, пытаясь выдержать удар. Он был готов к этому. Хотя и почему-то лишь сейчас осознал, как именно выглядит северная мантия поверх военного мундира. И всё же он не ждал от отца тёплого приветствия. Или понимания. Или даже доверия.
– На самой границе нам пришлось пережидать шторм, Ваше Величество. И он повредил одно судно – мачту переломило порывом ветра. Так что…
– Я отправил письмо на северное Царь-древо три месяца назад, – резко оборвал его отец.
Эндрил приподнял бровь. О, это было интереснее. И это было правдой. Принц слышал об этом письме. После поражения восточного флота, король Мелтен Тан Гурри написал письмо королеве Севера, предлагая переговоры. Не королеве-регентше, хотя она, конечно, его и получила, а Юри – будущей жене Эндрила (предполагаемой, как он надеялся). А значит, это фраза была проверкой.
Но что именно хотел узнать отец? Насколько глубоко Эндрил посвящён в дела Северян? Насколько сблизился с этой девочкой? Рассчитывал ли он, что Эндрил следит за северянами, или подозревал, что он прибыл шпионить на Восток?
– Да, я действительно получил это письмо, – кивнул юноша, глядя за реакцией отца. Её не было. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Жаль, ведь Эндрил выбирал из множества вариантов ответа. Чтобы хорошо лгать, нужно добавить крупицу лжи в кувшин, полный правды. Смешать их, взболтать и лишь потом разлить по стаканам. В точности, как с ядом.
Он и впрямь ознакомился с содержанием письма. Оставил нескольких доверенных людей на северном Царь-древе, которым пришлось подкупить других, уже менее доверенных людей. Эндрил узнал о планируемых переговорах примерно через месяц. И он подозревал или, вернее, был почти уверен, что королева Изерн сама убедилась в том, чтобы он это письмо получил.
– Королева Изерн отдала мне его через несколько дней после прибытия твоего посла. Однако я не мог отправиться раньше. Советники вместе с королевой согласовывали, что именно собираются сделать.
Наверняка они так и делали. В то время, пока Эндрил умолял их отпустить его домой. Ему пришлось чуть ли не ползать на коленях. И это притом, что для Севера такой посол был прекрасным поводом как позлорадствовать над отцом, так и склонить его в нужную сторону. Однако это и прекрасно. Ведь компромисс можно найти лишь тогда, когда договор всех устраивает. Или, вернее, когда все стороны уверены в том, что договор их устраивает. А если сказать ещё точнее, когда все стороны уверены, что именно они окажутся в выигрыше.
– Ждал команды, словно цепной пёс, – поморщился отец. – От северян. Северян, которых я и твой дед убивали сотнями.
Король пристально смотрел на сына. И Эндрил сжался под тяжестью этого взгляда. Слишком свежи в памяти были воспоминания о десятках подобных разговоров наедине. Нужно отдать отцу должное, он никогда не отчитывал юношу в присутствии слуг, посторонних или тем более членов семьи. Однако стоило им остаться вдвоём, и он всегда смотрел вот так – осуждающе, разочарованно. Будто юноша в чём-то провинился. Будто даже его мысли, способ мышления, расстраивали отца. И Эндрил всегда терялся под этим взглядом. Стеснялся самого себя.
Но сейчас всё должно было быть иначе.
Эндрил поднял глаза.
– Отец, прости. Я был рад любой возможности вернуться. Пусть и с опозданием. – примиряюще сказал он. – За два года я соскучился по матери, сестре. Соскучился по двору и ветвям Царь-древа. Это не говоря уже про погоду, которая пусть и не идеальна, но всяко лучше, чем на Севере.
– Как я погляжу, – медленно произнёс король, глядя на его лицо. – наше Царь-древо тоже соскучилось по своему принцу.
Эндрил вздрогнул. О, это был хороший выпад. Удар по самому плохо защищённому месту. Гордости принца и его самолюбию.
Он не ожидал, что король может узнать о случившемся в порту, по крайней мере, так быстро. Без сомнений, на каждой из ветвей у него были свои люди. Даже если они не видели потасовку и постыдный побег Эндрила, слухи определённо дошли бы до них рано или поздно.
Вот только, если это случилось, разве не должен уже лорд Куррентер быть взят под стражу? Он или его сыновья. Нападение на кровного принца – независимо от теплоты их с королём отношений – это не избиение служанки или кража столового серебра из дворца. Это практически государственная измена. И, если о таком знает король, она не должна остаться безнаказанной. Даже если наказание станет пустой формальностью.
Вот только в зале не было лорда Куррентера, и пронырливый Элрон ничего не знал о его преследовании или чём-то подобном. А отчитать за случившееся король решил Эндрила.
– Не ответишь? Хорошо. Возможно, ты немного поумнел на Севере. Хотя другие твои действия говорят об обратном. Завязать стычку с отпрысками одного из важных родов в первый же день после двухлетнего отсутствия. Как, по-твоему, это должно сказаться на моей репутации?
– Завязать стычку? – опешил Эндрил. – Сынки Петера Куррентера на меня напали! Прямо в порту! На Царь-древе! На моём Царь-древе! Можешь такое представить? И ты обвиняешь в этом меня?
– До меня дошли слухи, – также спокойно продолжил отец, – что перед тем, как отправиться на Север, ты обесчестил старшую дочь их дома.
Эндрил дёрнулся будто от пощёчины и отступил ещё на шаг назад, пряча лицо.
О, оказывается, прошлый удар был лишь проверкой. Лишь финтом перед настоящей атакой. Подлой, неожиданной и болезненной.
Конечно же, принц знал, что интрижка с Луизой может выйти ему боком – девушка была ветрена и любила пикантные сплетни. Как и рисковать, флиртуя с ухажёрами, будучи помолвленной. Делалась такой недоступной, но в то же время раз за разом подтрунивала других. Именно этот риск отчасти и заинтересовал принца два года назад.
Знал он и о том, что, если произошедшее откроется, разговор с отцом будет неизбежен. Король терпеть не мог копаться в чужом грязном белье, но никогда бы не упустил очередной случай отчитать сына. А потому Эндрил знал и как следует поступить в этой ситуации.
Всё, что от него требовалось – опустить глаза, состроить невинное личико и напустить на себя маску раскаяния. Покаяться, что его дружеское общение с дочкой лорда было расценено, как нечто большее. Признать, что был неосмотрителен или даже глуп, а также заверить, что в ближайшие дни он проглотит свою гордость, встретится с главой семьи Куррентеров и принесёт глубочайшие извинения. А затем переходить к разговору, ради которого он прибыл.
Была лишь одна проблема. Знать, как поступить, и сделать так – порой совсем не одно и то же.
Он едва не задохнулся от гнева. Всё накопленное за утро смешалось, закипело внутри. Ненависть к мерзавцам, которые на него напали. Его собственное бессилие. Несправедливость, которая преследовала его с прибытия домой. Сам факт того, что этот дом совсем не рад его видеть. Лицо матери, полное сожаления. Братья, которых он даже не увидел. Радостное приветствие подросшей сестры, которая искренне не понимала, почему была разлучена с ним так долго.
Несколько недель Эндрил предвкушал этот разговор. Разговор, который должен был вернуть ему расположение отца. Помочь вновь обрести дом, семью. Дать наконец шанс сделать что-то великое. Помочь королевству и даже, может быть, обрести славу.
И он знал, что ему могут помешать лишь собственные чувства. Собственная неосторожность или несдержанность. Его глупость и ребячество. Те качества, по которым и станет бить отец.
И всё же не смог сдержаться.
– Почему, – с ненавистью процедил принц, – все так любят использовать это слово? Ты ведь говоришь о девчонке из семьи торгашей, лишь недавно получивших место в совете. О семье, чей отец распустил армию их дома, чтобы выгадать побольше денег. О семье, чей отец подкладывал свою дочь под каждого долбанного проходимца, у кого в кошельке звенели монеты. О семье, которая понятия не имеет, что вообще значит слово «честь». И о девушке, которая была рада оказаться товаром. Словно ведро гвоздей или ящик с сушёной рыбой. И такой же безмозглой, кстати. Так почему же ты, отец, решил использовать слово «обесчестил»? Не правильнее было бы сказать «оказал честь»?
Эндрил увидел, как лицо отца побагровело от гнева. И почувствовал, что прямо сейчас завис над сáмой, мать её, бездной.
– Нет уж, послушай! – закричал он, сделав несколько шагов к постаменту. – Послушай полностью, не кривя лицо! Ведь это ты встретил меня во дворце с этими гнусными сплетнями! Так позволь же мне ответить на них, отец! Я действительно виделся с Луизой Куррентер перед полётом на Север. И да, я провёл её во дворец. Мы гуляли по парку на золотой ветви. Она умилялась лебедям и синим калам, и – это было удивительно, – мне спела. А после этого я отвёл милашку Луизу обратно к цветочным вратам, попрощался с ней, поцеловав руку, и больше ни разу её не видел, так как был на долбанном северном Царь-древе, куда ты меня отправил!
Эндрил замолк, тяжело дыша.
Для хорошей лжи требовалась правда. Хотя бы крупица. И Эндрил нашёл её в праведном гневе, который испытывал.
Ведь именно Луиза подсела к нему на одном из скучнейших балов, прямо перед прибытием северян на Царь-древо. Она же придумала способ выбраться незамеченными и обмануть охрану возле ворот дворца. Именно дочка не слишком именитого лорда, которую Эндрил даже не сразу узнал, утащила с кухни бутылку отвратительного восточного вина – отец презирал все прочие, – отыскала пустующую комнату кого-то из слуг и затащила юношу внутрь. Из всего этого Эндрил мог сделать вывод, что Луиза Куррентер была заинтересована в их встрече куда больше самого принца. Настолько, что даже оторвала ему пуговицу от любимой рубашки.
Так может быть, именно ему следовало пожаловаться отцу?
Он, пытаясь успокоиться, смерил короля взглядом. Отец выглядел довольным. Он никогда не умел скрывать радость победы. И конечно же он не верил ни единому слову Эндрила. Готов был поверить слухам и дочери какого-то лорда, но не собственному сыну.
– Как бы то ни было, – произнёс Эндрил, всё ещё дрожащим голосом. – Почему мы вообще говорим об этом? Даже если сказанное тобой было бы правдой – а это не так, – разве дом Куррентер может позволить себе возмутиться? На полном серьёзе в открытую предъявить что-то королевской семье?
– Безмозглый дурак, – зарычал король. – Разве ты до сих пор не понимаешь, что любые твои слова или действия будут сказываться на мне? И какой урон ты способен нанести короне, нарушая шаткое равновесие в столице?
И тогда Эндрил, неожиданно даже для себя, расхохотался. Пожалуй, это было самым непристойным из сделанного за день, а может, и за всю его жизнь – а ему было с чем сравнивать. Однако сдержаться он не смог.
– Знаешь, – начал он отсмеявшись. – Всё детство я слушал истории о Мелтоне Тан Гурри. О твоих подвигах, победах. О доблести и силе. О непоколебимости, чести, уме. Они буквально преследовали меня. На любое моё достижение падала твоя тень. Любую победу обесценивал груз огромных ожиданий. Я окончил академию с отличием, отлично овладел мечом и мушкетом, изучил историю, дипломатию, юриспруденцию, военную науку. И всё это лишь для того, чтобы соперничать с тобой. Но уже заканчивая академию, я знал: человека, с которым я соревнуюсь, не существует. Он лишь плод мифов и легенд, которыми обросла твоя жизнь и подвиги. И тем не менее… Многие твои действия я осуждал, со многими решениями был не согласен. Но я всегда уважал тебя. Уважал за то, что ты был себе верен. Верен собственным идеалам и стремлениям. Верен своему пониманию правды и чести. И верен своей цели, непоколебимый и несдвигаемый, будто долбанный огромный валун. Но теперь… – Эндрил с вызовом взглянул прямо на отца, в глазах которого блеснул неподдельный интерес. – Теперь я вижу, что передо мной нет даже этого человека. Остался какой-то жалкий призрак. Кривое отражение. Актёр, напяливший маску и силящийся сыграть роль, которая давно уже ему не под силу.
Он отдышался, а затем заговорил снова, чувствуя, что тишина вокруг стала слишком густой, слишком давящей, слишком громкой.
– Сейчас я вижу перед собой лишь труса. Труса, который боится своих подданных. Труса, который боится признать, что всё королевство вокруг трещит по швам, и вымещает свою злость на сыне. Труса, который прячется за войной, потому что это единственное, чем он ещё может управлять. Труса, который понимает, что проиграл, но отказывается признать это. Труса, от которого все ждут защиты королевства, но он не может защитить даже свою семью.
Эндрил замолк, слушая, как его слова отчеканивают от гладких стен. От золотых колонн и прозрачного янтаря. Как растворяются в листьях кроны под сводом тронного зала.
Неужели он и правда сказал всё это? Стоило ли ради подобного разговора последние два года искать повод вернуться на Восток? Стоило ли умолять Северную королеву? Подкупать людей в её администрации? Искать доверенных лиц на своём Царь-древе? Отдать все свои деньги Бриджит и её пиратам за первый взнос, в конце концов?
Только ради того, чтобы самостоятельно сделать всё ещё хуже.
Отец молча смерил юношу взглядом. Поиграл желваками. Все эмоции вновь схлынули с его лица. Осталась только ледяная сталь.
– Понимаю, – после мучительно долгой паузы произнёс король. – Ты куда больше похож на меня, чем сам думаешь.
Эндрил отрывисто заморгал, чувствуя, как его нижняя челюсть поползла вниз. Он многого мог ожидать от отца. Например, что он позовёт стражу и прикажет протащить принца по аллее дворцов, привязанным за ноги к двум карусам. Или высечь его плетьми. А может быть, просто бросить в трюм самой дрянной шхуны и отправить обратно на Север.
Но это?
– Когда-то я тоже думал, что умнее других. Лучше других. Верил, что в моих венах течёт неразбавленное божественное благословение. С годами это проходит. Но прежде это должно позволить тебе возвыситься. Добраться до своей планки. Стать тем, кем ты должен быть. – Он серьёзно смотрел на сына. Без осуждения, без злости. Эндрил уже и не помнил, когда видел отца таким. – Внутри тебя есть стержень. Есть сила. Есть потенциал. И уже есть величие. Жаль, что ты используешь всё это для того, чтобы ругаться со мной, или соблазнять молодых дур. Знаешь, когда был тот турнир… Я искренне поверил в твою победу. Поверил, потому что всегда знал, что тебе это по силам. Без обмана, уловок и хитростей. По силам, если бы ты поставил перед собой такую цель. Но… ты лишь вновь меня опозорил.
Эндрил оскалился.
– Только ты можешь назвать победу позором!
Король поморщился от этих слов. По всей видимости, при слове «победа».
– Думаешь, важен лишь результат? Веришь, что способ его достижения никого не волнует? Наверное, ты прав, сын. В случае если ты ничтожество. В случае если никто не верит в твои достижения. Когда всё против тебя. Люди любят истории о попрошайках, разбогатевших настолько, что даже их внукам никогда не придётся работать. Но для тебя или меня – этого слишком мало. – Он глубоко вздохнул, опустив глаза. Затем сам же прервал эту неловкую, неуютную тишину. – Сын, взгляни на мои ступени. Скажи мне, для кого каждая из них?
– Я не…
– Говори! – резко, словно бросок кинжала, приказал отец. – Произнеси значение каждой из них! Сейчас же!
Эндрил, поморщившись, подчинился:
– На первую ступень поднимутся те, кто работает в воде. Вторая для людей, обрабатывающих почву. На третью могут ступить рудокопы, чья работа – добыча ресурсов из панцирей воздушных богов. Четвёртая – для жителей островов. Пятая – для жителей Царь-древа. Подняться на шестую ступень – честь, которой достойны градоправители островов и знатные семьи Царь-древа. Седьмая – для членов семьи. Восьмая…
– Восьмая – для богов! – закончил за него отец. – И лишь я стою над всеми. Я и есть тот, о ком поют песни. Тот, кто в умах людей повелевает богами. Тот, чьё слово – закон. Мне недостаточно добиваться результата. Я должен быть сильным. Должен быть великим. Должен быть страшным. Я должен быть тем самым героем песен и мифов – существом, куда ближе к богам, чем к обычным смертным. Должен быть таким, или… хотя бы казаться. Это фундамент, на котором держится королевство. И стоит ему дать хоть одну трещину – мир может рассыпаться в прах.
– Все твои слова… Все они – лишь пустышка, – процедил принц сквозь зубы. – Надувать грудь колесом и кричать о своём величии, – удел тех, кто этого величия лишён! Никто уже не верит в твою божественность. Как и в твою «великую миссию». В твою грядущую победу над Севером. И, судя по твоему совещанию с генералами, судя по твоему письму с предложением переговоров, судя по твоей затаённой ярости – ты и сам уже перестал в неё верить. – Эндрил шагнул вперёд, с вызовом глядя на отца. – Может быть, ты и прав. Казаться всесильным правителем – это та ещё работёнка. Однако главное – являться им на самом деле. Добиваться результата и плевать, как ты при этом будешь выглядеть, если нельзя иначе. Твоё место – честь. Как и лестница под твоими ногами. Ведь ты должен не только управлять всеми людьми, но и защищать их. Заботиться о них. Давать им то, в чём они нуждаются. А если не можешь…
– И что тогда? – король поднял одну бровь, и Эндрил осёкся. Отдёрнулся от этой мысли, будто от раскалённой кочерги. Заставил себя потушить разгоревшееся внутри пламя.
Сам того не желая, он добрался до черты, которую не мог пересечь. Сомневаться в решениях отца, высказывать недовольство – пожалуй, сын короля мог себе такое позволить. Но предложить отречься от власти? Даже небрежно брошенная фраза в этом направлении могла быть расценена, как измена. И тогда он вряд ли отделается парой пинков от стражников или ссылкой на Север.
– Прости, отец, я… – промямлил Эндрил. Все мысли вдруг заглушил стук сердца. Громкий, тревожный. Предостерегающий. – Я сорвался и наговорил лишнего.
– Нет уж, – голос короля звенел в пустом зале. – Закончи, что хотел сказать. Давай же. Если я не могу заставить людей подчиняться, если не делаю жизнь моих подданных лучше, если не приношу побед, значит, я не должен быть королём, не так ли? Значит, нужен кто-то другой, более подходящий? Например, мой старший сын – Эндрил Тан Гурри.
– Я не…
Король врезал скипетром в пол, и даже сквозь ворсистый ковёр звук показался оглушительным. Эндрил съёжился, чувствуя, как подгибаются колени.
– Сколько островов захватили Северяне за последние полгода? – рявкнул отец.
– Островов?
– Сколько человек было на каждом из них? Скольких беженцев мне пришлось приютить на ветвях Царь-древа? Скольких отправить на другие острова? А скольким и вовсе не удалось найти дом?
– Я…
– А сколько кораблей было затоплено? Сколько людей, которые защищали границу, доблестных и смелых, пало при этой атаке?
Эндрил морщился, пока король хлестал его резкими выпадами. Загонял в угол. И, кажется, собирался добивать.
– Я не собираюсь упрекать тебя в том, что ты не предупредил меня о готовившейся атаке. Мне хочется верить, что ты и сам ничего о ней не знал. Хотя, с твоей хитростью, ты бы смог что-то придумать, если бы попытался. Я скажу другое. Три из пяти этих атак случились уже после того, как я отправил письмо Северной королеве. Тот месяц, когда они уже знали о моей просьбе провести переговоры, весь тот первый месяц они жгли мои острова, убивали моих людей и топили мои корабли.
– Отец, я… – прохрипел Эндрил, у которого вдруг резко пересохло горло, но атака короля, похоже, ещё не окончилась.
– А ты знал, в чём заключалось прошлое предложение Северян, с которым они прибыли два года назад? Они отдали нам два острова. Просили лишь отпустить пленников. И предлагали свадьбу между северной принцессой и тобой. Якобы это был бы прекрасный жест, который должен был показать двум другим королевствам, что мы живём в мире и процветании. Великодушный жест – несущий перемены. И я… Я вспомнил твои слова, вспомнил, как ты настаивал на этом соглашении, как убеждал меня дать им шанс. И согласился.
Вот только это было ложью. Стоило кораблям пересечь границу, королева Изерн отдала приказ сжечь поселения на двух островах – они убивали и своих, и чужих. А затем они перехватили наш флот, который прибыл на помощь. Затаились в наших водах, готовились к этой атаке у нас под самым носом. Готовились всё то время, пока мы были отвлечены турниром. А тебя они забрали лишь для того, чтобы указать на мою глупость, на мою беспомощность.
– Отец, я не…
– Конечно же, ты не знал этого, – с грустью качнул головой король и откинулся назад на троне. – Хотя провёл на Севере почти три года. Но тебя ведь не волновали действия Северян. Как не волновало и благосостояние твоего королевства. Потому что ты был свято уверен, что именно я здесь злодей. Уверен, что я твой злейший враг, с которым ты должен сразиться и которого должен победить. И ты искал способ и оружие. В точности, как того хотела Северная королева.
– Если бы ты только меня слушал, – просипел Эндрил, ища силы продолжить бороться. Но не мог найти ничего, кроме разочарования, ненависти и гнева. – Я бы смог покончить с войной ещё три года назад.
Ответный выпад получился неумелым и жалким. И отец лишь рассмеялся.
– Ты? Знающий о битвах в море лишь по книжкам? Изучивший врага по картам и своим домыслам? С трудом представляющий маршруты снабжения, важные точки за Северной границей и места, где базируется их флот? Не знающий командующих их взводами в лицо, их слабые и сильные стороны. Не знающий, когда тот или иной воздушный бог выйдет из облаков? И ты думаешь, что справился бы лучше меня и десятка советников? Но почему? Из-за успехов в академии? Или из-за ума, который, очевидно, есть только у молокососов?
Эндрил чувствовал, как захлёбывается в этих вопросах. В этих атаках отца. Чувствовал, как после каждого удара, сдержать следующий становится сложнее. Чувствовал, как у него опускаются руки. Хотелось закрыть глаза, вернуться на корабль Бриджит и отбыть на Север. Оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого разговора. От этого человека. И от самого себя, каким он становился рядом с отцом.
– Сын, я никогда не считал тебя глупцом, но сейчас ты не видишь дальше своего носа. Северная королева залезла тебе в голову. Окрутила вокруг пальца. Даже сейчас они отправили тебя на Восток, лишь чтобы воздействовать на меня. Чтобы сыграть на моей жалости. Чтобы показать, что я не в силах сам вернуть своего сына, а они могут отдать тебя по щелчку пальцев. И чтобы заставить меня танцевать под их мелодию. Ослабить меня. Или сломать. – Эндрил увидел, как ладонь отца на подлокотнике дрогнула, а затем сжалась в кулак. – Но я не позволю им ещё раз провести меня. Не попадусь в эту ловушку во второй раз. Мне плевать, насколько заманчивое предложение они приготовили. Я не стану его слушать. Не стану думать о нём. Не стану из-за него менять свои планы. Что насчёт тебя… Завтра же ты вернёшься на Север и передашь им мои слова. А затем… Затем я не буду тебе указывать. Ты можешь делать всё, что пожелаешь. И я надеюсь, однажды ты сможешь вернуться ко мне, вновь став тем, кто достоин называться моим сыном.
Это был последний, завершающий удар. И отец не жалел для него силы. Не жалел слов, стараясь вогнать клинок в самое сердце Эндрилу. И Эндрил, пожалуй, должен был наконец сдаться. Должен был смириться с неизбежным поражением. Вот только, как это часто бывает, мозг пропустил мимо бóльшую часть слов, зацепившись за одно-единственное. Показавшееся слишком важным, чтобы его игнорировать.
«Завтра».
Гнев отца, его последний приказ – всё вдруг перевернулось с ног на голову. Да, пожалуй, Эндрил предполагал, что возвращение на Север – самый вероятный исход их беседы. Но… завтра же?